RSSЧеловек без имени
15 Окт 2018 No Comments
рубрика: Проза Все произведения: Ольга Крашенко
Повесть-пьеса без нот
Интродукция
ПЕСНЯ-ЛИНИЯ
— Песня-Линия, — проговорил он с искрой скороговорки, не выпуская звук из-под собственного носа.
Глухой не реагировал.
— Песня-Линия…
Молчание.
Он, пытаясь выжать больше сока из слов, начал интенсивно сжимать и разжимать губы…
Глухой чуть шевельнулся, но ничего не сказал.
Он стал разжевывать звук еще более тщательно, расчленяя слова на слоги, буквы… интонируя, акцентируя, подчеркивая ритм… настойчиво повторяя опять и опять… повторяя опять… повторяя… и опять…
И тут, поперхнувшись, он нашел свой голос… птицей, размахивающей тем, что теперь стало песней… Стало? Его манера говорить, не выходившая обычно дальше его же носа, в новом свете помахала крыльями…
Глухой слегка пожал плечами.
Он, человек без имени… продолжал повторять… Он пел, будучи непреодолим в желании гнуть собственную линию…
Вечерело.
Часть I
Человек без имени… существует ли он? Сидит ли сейчас на краешке солнца в этот сентябрьский вечер, когда краски потекли с деревьев?
Глухой почесал в затылке.
Он был художником, который, с видимой точки зрения, нарисовал себя сам… Мазок, пятно на рубашке, стиральный порошок на холсте… Каждый день ему приходилось перерисовывать выражение лица, самовыражение и чье-то отражение в воображении, старить или менять одежду или надежду, покрывать подбородок щетиной, бородой, кремом для бритья… и постоянно, будто кадры в кино, заставлять двигаться глаза… моргать… поддерживая, словно подтяжками, теорию о существовании времени…
Глухой закурил.
Следуя календарю и определенному стечению красок, людей достаточно легко убедить, например, что наступила осень.
— Время существует, не правда ли? — в ответ воображаемый собеседник приподнимает брови.
— Отчего вы решили перекрасить листья и разбросать их пятнами вокруг? — вопрос, который никто не задаст.
В голове смещение.
Где-то там была скамейка… непокрашеная… Глухой сел.
Когда время становится настолько важным, каждая тикающая секунда, что времени уже нет, то привыкаешь к привкусу вины, с которым ты проводишь свой день, ибо все, что ты пытаешься сделать в этот период, столь мизерно, что даже стыдно показывать это воображаемому господину Время с длинной тростью… поэтому даже лучше, если бы этого Времени действительно не было бы, как любят повторять вечно занятые бизнесмены.
Но если я скажу, просто скажу себе: «Время есть… Take your time», то, как ни покажется это странным, чувство вины без всякого чувства вины на это переходит в некую умиротворенность и удовлетворение… Как будто ты произнес: «Бог существует» и тем самым успокоил свою мятежную душу…
Но можно верить хотя бы в одно, что в наше время, если ты слушаешь музыку, то ты слушаешь ее, чтобы забыть о времени. Ты забываешь о нем, несмотря на исписанные музыковедами листы бумаги, на которых господин Время восседает как на троне… и только современные физики-исследователи могут его вышвырнуть оттуда, квантово выражаясь, что то, что вы представляете как время — это могут быть всего лишь крупинки, вроде гомеопатии.
«Scientific American», выпуск прошлого года, съежившийся на углу скамьи. Глухой взял журнал.
Смысл творчества — это начать с белого листа и закончить черным… забыв при этом съесть таблетки, которые мы называем едой.
Художник, в красках измазанное лицо, кисти вместо ножей и вилок, костюм сморщенного гриба… нашел статью откровенно скучной. Рассуждения о времени показались ему очередной потерей того, что могло бы быть таким ценным…
Забыть, забыться… Теперь в моде Большие Цвета…
— Ну и кто сказал, что вначале мир был одноцветным? — кто-нибудь задает такой вопрос?
Страница 5. Взаимосвязь между цветом и звуком в синестезии. Глухому по-барабану-и-по-перепонке. Шелест закрывающихся листов… листьев…
Послышались шаги… Художник насторожился…
Глухой скрестил ноги.
Где-то там, в черно-белых кроссовках старого кино, в темных брюках с остатками на них желтого солнца, в снежной вязаной кофте, длинной как самая долгая зима… в шапке-марлевой-повязке… не замечая, что от болезней это все равно не спасает…
— Эй!..
Ему так хотелось поговорить… крикнуть… но в следующий момент одежда грудой осталась лежать под деревом, выкинутая чьей-то тенью…
Глухой бросил журнал и пошел к неработающему фонтану, выглядевшему как забытый на улице бассейн.
Художник, проглотив иллюзию, набрался храбрости и приблизился к Глухому вплотную, решив определенно попробовать донести хоть какой-то смысл жизни-творчества-вне-времени, пролив часть души за чашкой воображаемого чая…
— Знаешь, — начал он достаточно откровенно, борясь с сердечной недостаточностью, — я никогда не могу отличить мусор от современного искусства… потребления.
Глухой вынул сигарету, промычал.
— Да-да, — продолжал творец, пытаясь откашлять дым, — я собираю пятна от красок… и сердце периодически выпадает из кармана… вероятно, не мое оно, не мое… (продолжает кашлять).
Глухой предложил ему закурить.
— Но я… кх кх… я… кх… я… лишь… кх… (пытается отстраниться) И эти Большие Цвета… кх… модные… они тоже не мои… не создавал я их…
Обложка журнала побледнела.
Тут их обоих привлекла внимание маленькая девочка с половиной туловища, которая решила утопиться в фонтане… если можно так назвать эту каменную лужу… Она прыгнула, и краски от нее растеклись по плиткам и ржавым трубам…
Всплеск эмоций…
— Люди, услышьте меня! Взываю я к вам! — завертелась голова-глобус художника, — как можно было оставить портрет недоделанным, позволить людям, а особенно детям, ходить с недорисованной рукой или ногой, с дыркой вместо живота, с остатками сена вместо волос… И, поймите, все ваши псевдотворения, они перемещаются сейчас в пространстве!.. Люди, услышьте меня!
Глухой попытался прочистить ухо, вынув оттуда карандаш.
— Да-да!.. И сколько еще соплей мы переведем на то, что затем выставляем в галереях!.. — художник, сам того не подозревая, дал повод для интересной статистики…
Глухой предложил ему носовой платок.
— Время лечит… только время… — всплакнув, поблагодарил его художник…
Часть II
На следующее зевающее утро…
Парк пустовал.
Да… несмотря на насморк… что-то подлинное было в этом художнике без имени… как в вещах без названия… что-то неизвестное и неизведанное… на что так и хочется ткнуть пальцем, а затем пополнить словарь. (из мыслей случайного критика)
Промокший окурок.
И глухи те, кому давно уже на всех и на все… кто, чихая, душою дышит, но душит и затем принимает душ… Как душно… (из раздела «Письма в редакцию»)
Запотевшее окно в ванне.
Продолжая идею соплей… на соплях… (сморкаясь)
— Как быть понятым сегодня? — все задают этот вопрос.
Художник выплескивает чернила-эмоции на сероватый платок, плачет над ним, целует инициалы, смешивая глазо-слюне-сопле-течения… сушит на краешке солнца, скидывает на пол ветром…
Чудом уцелевшая нога маленькой девочки подбегает и наступает три раза… Натюрморт готов.
Его обязательно поймут поклонники современного искусства… когда есть общий язык… и общие слюни…
Заиграло радио. Аплодисменты.
Артист — это наркоман, вдыхающий запах публики и пыль от хлопков после вручения премии «Золотой гриб»… Его музыку сыграли с другими микрофонами, его картины поместили в новые стекла, его фильм растянули жвачкой…
Ты… Художник? Или же губка, впитывающая в себя потребительство, пытающаяся очистить человечество, но не способная даже вымыть раковину?… (разговаривает сам с собой)
Кран водоточил.
— Ты… — (тычет)
Зазвучала водопроводная музыка.
— Ты… — это след на стекле после тыканья пальцем, пятно-воплощение… (кивает воображаемому собеседнику), — Твой рисунок-мир смоет вода-время…
Грязная раковина наполняется водой.
— Ты знаешь… — (неожиданно меняет выражение лица)… — Эта музыка туалетов так прекрасна!.. И как красива была нога утонувшей девочки в фонтане чувств! (окидывает взглядом натюрморт на полу).
Цветная туалетная бумага.
— Но нет, ты никогда не поймешь эти Большие Цвета! (вздыхает)… Да… мышление и мышеловки изменились с тех пор!.. Сейчас не модно думать долго и взвешенно… выстраивая коридоры фраз как караван верблюдов… Ориентировки по звездам сменились звездной пылью в головах… которая так быстро превращается в ничто, что ее не требуется вытирать тряпкой каждую неделю… И ты хочешь быть такой же пылью этого звездного мира? Ты ли это, Художник? (смотрит в зеркало)
Глухой, вернувшись в парк из бара, где он просидел всю ночь и часть-не-помню-утра, кашлянул.
— О… — воскликнул художник, выбегая на улицу и садясь на вчерашнюю скамью, — А я так ждал тебя, выстукивая палочками-кистями дробь литавр!
Нет даже тени. Дерево, шелестя-трепеща-с-трепетом, попыталось улететь.
— Ты… (ищет глазами Глухого в полубреду)… Этой ночью в цвете полном горением волны, и кажется, послышалось, привидилось… (не может найти его)… нет… мышь…
Глухой отошел в сторону фонтана, достал сигарету.
Художник наступил на чей-то хвост…
— Эти крысы здесь повсюду! — (продолжая сходить со ступенек ума), — серые менеджеры… суют нам кусочки-косточки бесплатных обгрызанных французских сыров… и мы провозглашаем мышеловку нашим домом, обвешивая себя гирляндами цепей и наручников!… (стучит по холсту), — Откройте! Мы пришли списать ваше имущество! (стремительно убегает из парка и запирается в мастерской)
Запах дыма через окно.
— А кто, между прочим, сказал, что холст — белый? — спрашивает у воображаемых лиц на штукатурке.
— Вы его не белили, не так ли? — смотрит, поменялось ли у кого-нибудь выражение лица. Тишина.
— Это прямоугольник Белевича, разве не видите? — кажется, лица стали белее…
Глухой затянулся по-глубже.
Нет… Он рисует осень не для стен… кх… он сходит с ума на эту землю не из простого любопытства ради…
Еще один брошенный окурок.
— Впрочем, из какого материала сделано время? Кто-нибудь спрашивал меня об этом? — голос Творца попытался достучаться в чьи-нибудь уши… Ай…
На глаза попался отрывок из газеты: «Производство часов фабрикой, выпускающей резину…»
Удаляющиеся шаги Глухого. Резиновая подошва.
— Да… Этот господин Время… Как же растянулось все… (зевает)
Чья-то длинная трость на скамье.
— Ох, что за характер у этого господина Время! То он бежит как сумасшедший, то течет равномерно, и сердце бьется, но не бьет… то уходит куда-то, то останавливается… и исчезает… Всегда теряется в лабиринтах жизни, и всегда его очень трудно найти… иногда и пяти минут не сыщешь…
Время подошло к закату и немного попинало его ногой… Глухой вернулся и достал шампанское.
Художник, шагая по линии горизонта, не переставал думать о нарисованной девочке… «Это грустно, когда солнце еще светит… но светит черными лучами… от шариковой ручки в детской тетрадке…»
Печально улыбнувшись полумесяцем, он снова сел за кисти и краски, пребывая в черно-белом настроении.
Глухой пил в одиночку.
— Кажется, все дело — в шляпе, — решил вдруг художник, повертев в руках свой головной убор, — в которой есть дырка… Через нее приходят в голову несуразные мысли… пойти к портному… бросить свое дело… Погаснуть… как звездная пыль…
Солнце падало медленно… под размеренный темп невидимого дирижера… стараясь быть в гармонии с картиной мира…
Между тем творец нарисовал девочку заново… дрожа от волнения ветра…
Часть III
Вновь нарисованная девочка-маленькое-платье прибежала на порог фонтана, чтобы сказать тому, кто не слышит, что она написала стих-тихо-на-ушко! Белый-белый! Как свежесорванные лепестки бумаги, шуршащие под ногами!
Свернутая в трубку газета «Metro».
Она рассказала о том, что теперь есть новые методы создания современной поэзии, что достаточно сделать несколько движений, и стихотворение раскрывается как цветок из книги!.. Как будто пчелы делали эту бумагу… Кто бы заглянул туда, вглубь поэтических очей Природы… Девочка-маленькие-туфельки… простучала ритм-танец стиха.. но это было не главное…
Глухой сделал пару шагов, чтобы размять обувь.
Вы не возражаете, правда?.. Девочка-короткие-ноготки вырвала у него листок газеты — у того, кто не верит, брызги фонтана мыслей, желаний доказать-показать достижения искусства…
На листке опубликованы маленькие буковки обо всем временном и неважном, о пришедшей моде Больших Цветов… Заголовки-лампочки солнце 30 в тени свежевыжатые соки речная рыба птица основы дыхания при пении о свободе на коленях Закат Европы…
(смотри также «карту сайта«)
Глухой наклонился, чтобы поднять оторвавшийся кусок газеты.
Девочка-маленькие-губки поцеловала листок, скомкала его как бумажного снеговика, спела-ла-ла, что-то произнесла-внесла, повернула бумагу к солнцу и, когда она превратилась в цветок, ра-скрыла…
Оттуда послышался голос:
«Нет, не говори мне ничего…
О свежевыжатом закате…
Как дышали мы ветром,
И птицы роняли
В реку песни…
Как встало солнце
На колени,
Мы свободны от тени
Сомнений, плывущих
В старой карте…»
Зашуршав лепестками языков, цветок закрылся… Девочка-легкий-ветерок принялась трепать бумагу и при этом что-то насвистывала-ла… до тех пор пока новый вариант произведения искусства не выглянул оттуда сам…
Раздался тот же голос… при этом можно было разглядеть тень лица где-то в углу:
«Нет… ничего… не говори мне…
О свежевыжатом солнце
На коленях ветра,
В сомненьях…
Уронивших
Тень от песни…
Как на закате плывущем
Дышать свободно
В реках старой карты…»
Ах… Девочка-магическое-воображение снова проделала тот же фокус, вуаля без вуали, прозрачная душа и легкий танец губ…
Теперь практически весь лист покрылся тенью, и голос изнутри принялся декламировать:
«Не говори… не говори…
О птицах свободных,
Что встали с закатом…
О песне-реке,
Вместе с ветром плывущей
Все по-старому
К солнцу…
Урони на колени
Дыханье карты —
Свое сомненье…»
Глухой топтался на месте.
Так вам нравится? Девочка-наивный-взгляд дала ему листок вдохновения всего возможного на этом свете в душе поэтической Природы… Смысл-голова кружится где-то в хороводе листьев, падая вниз на мокрый асфальт…
Глухой взял оторванный лист газеты и направился к урне.
Девочка-ах-перехваченный-порванный-стих-творение…
Заикающийся голос:
«Не говори… свободно…
Одно
Колено
Река
Лена
Карта
Заката
Старая
Тара
Сомненья
Встали
Мнения
Плавали
В песне
Во сне
Вместе
Тени
Дышали
Свежие
Выжатые…»
Пойти к портному… бросить свое дело…
Художник искренне недоумевал, почему чем современнее искусство, тем ближе оно к желтой урне-карточке…
Глухой сплюнул.
Эта замечательная поэзия… отражающая реальность сегодняшнего блендера… вызванная страданиями бумаги… Быть тронутым… до кнопочки души…
Все еще нарисованная девочка-маленькая-шляпка танцует на краешке солнца-фонтана-пропасти, пытаясь поймать листок бумаги на ветру… как будто чему-то радуется… и затем прыгает… тает… в брызгах шампанского… красно-желто-синего… по каменным стенкам… и зачем она… зачем…
Глухой поправил куртку.
Художник, оцепенев, уронил кисть… и сердце опять упало на землю… комок краски на холодном камне… песчинки трутся… скукожившись под ногами… Вокруг него летали фразы полубреда: «Я верю в то, что люди ходят в церковь… Я верю, что есть Большие Цвета… Я верю в то, что времени больше нет… Я верю в то, что можно получить премию «Золотой Гриб»… за сморщенный лоб… такой красивый гриб, что хочется отравиться…»
Художник кинул взгляд куда-то в сторону… теперь он валяется возле урны…
Глухой повернулся, чтобы идти домой… в свой глухой район.
Часть IV
Есть дыры в/на языке, в этих французских видах сыра… Мы называем своими именами те вещи и явления, которым нет названия/звания… Мы тыкаем безымянным пальцем на еще не названные планеты и метеориты, которые совсем не ждут своего часа воСЛОВления… Тем временем на нашем компьютере прозябают бесчисленные безымянные папки и файлы — когда-то сэкономленные копейки времени…
Кто призвал Время быть нашим судьей и врачом?.. Это господство, заставляющее тикать наши умы, становящиеся глупо-похожими…
Художник, пытающийся изобразить время в словах «вечерело», «следующее утро»… воссоздающий имитацию движения… Нужно ли вам в действительности это? Ведь нет времени в этой повести, нет явления как такового, нарисовано здесь все… (из рубрики «Вопросы читателей»)
Опять не соединяется интернет со словами…
(попытка Нового соединения)
Творец, идущий за временем по кругу, рассуждал:
«Человек без имени… как пустая папка… меня просто не зовет никто… и никогда уже не позовут… Да и кто, собственно, решил, что я — человек? Есть ли во мне что-то человеческое? Я и жить по-человечески не могу, и мыслить по-человечески не умею, даже поговорить по-человечески и то не получается… в ответ молчание одно… А если это лишь образ… некое подобие… попытка быть человеком… Ну не станет же настоящий человек обезьяной, например, если укутается в шерсть с бананом в руке… Так и для меня… пути назад тоже нет… не могу я быть человеком…»
Художник сбавил шаг, подумав:
«Конечно, чудеса случаются… и даже в лесу можно неожиданно найти связь с интернетом…»
Глухой шел по тропинке, ведущей в парк.
Внезапно Творец, наполненный решительностью добиться контакта во что бы то ни стало… продолжающий, напевая… гнуть свою линию… горизонта… нарисовал дуб и тем самым перегородил Глухому дорогу. Другой дуб, выросший быстрее гриба после дождя… отрезал путь назад… Дуб дубом.
Глухой в недоумении покачал головой.
Ветви деревьев стали жестикулировать в ответ… под дуновением невидимой флейты ветра.
Глухой вынул сигарету.
Художник изобразил дым.
Глухой зашагал на месте, чтобы не замерзли ноги.
Художник перерисовал отпечатки подошв. Кто знает… может, нетронутые погодой, эти следы войдут в историю… болезни…
Господин Время, зевая и постукивая тростью, сбился со счета, глядя на происходящее…
Художник готов был почти заплакать…
Стал накрапывать дождь… и… даже воспоминания об этом кажутся теперь иллюзией открытия мира… миражом посреди пустыни… когда зашевелились губы… и… послышался голос из сердца-сердцевины тела… где, если верить… может находиться душа…
— Понимаете, — заговорил вдруг Глухой, наверное, впервые в своей жизни, — вы создали это мир, как Творец, или Бог, как иные вас называют… и… что из этого?
Художник вынул глаза с выражением «Как что?»
— Я веду здесь бессмысленное существование,- продолжал Глухой, — и я не просил вас быть рожденным… Я не искал вас, не ходил в церковь, но вы сами уже столько раз приближались ко мне так и эдак, пытаясь восстановить утраченный контакт…
(Соединение с интернетом… Возобновить)
— Да, когда вы создавали этот мир, то он был чист и юн… и вы — тоже, я подозреваю… а сейчас он стар, дряхл… и никакими модными красками уже не замазать все болячки этого мира… И этого старичка вы называете «современным искусством», помещая его останки в галереи, в концертные залы и на экраны?
Художник, опешив, почти проглотил Земной Шар, вытянувшийся цилиндром от желания разорваться на части…
— И… просил ли вас кто-то создавать этот ваш или наш мир? Как какой-нибудь богач заказывает картину для украшения его апартаментов… Зачем вам понадобился этот неизмеримый по масштабам труд?…
Художник… потеряв дар движения… речи… превратился в статую-картину…
(Скульптор не найден)
— Понимаете, — продолжал Глухой, — есть обратная связь, и вы тоже созданы людьми по их образу и подобию мыслей на тот или иной географически-исторический период… Хотя вы никогда не признаете, что в этих попытках знать что-то о вас есть хоть капля правды… А я курю, сидя на этой скамейке рядом с ржавым фонтаном, из года в год… меняя лишь внешнюю одежду… или, может, это опять же ваша очередная художественная работа…
Кажется, поток мыслей на этом оказался исчерпан, и Глухой неожиданно замолчал, и больше не произнес ни слова. Его тень исчезла за фонтаном.
Из Художника полилось:
«У меня нет имени, так как некому звать и некому называть меня… лишь пальцем в небо… и где я там?.. В этих каплях дождя… и разве, создавая мир, хотел я, чтобы результат был именно такой, какой все видят сейчас?… А кто-нибудь задает теперь вопросы вовсе, кидая их в вечность? Да-да… А ответы всегда найдете в википедии…
Что значит быть человеком? Должно быть что-то человеческое, верно? Считаете ли вы себя таковым по сути? Видите ли вы это «человеческое» в окружении нелюдей и машин? Если нет, то тогда почему вы до сих пор верите, что человечество существует как таковое?
А что такое естественность для вас? Естественность попадания в мышеловку рекламы… Эти торчащие из-под земли выбритые химикаты правильной формы… называющиеся по-старинке «природой»… Эти пластиково-электронные декорации… и современное искусство большой свалки… ибо другого и не осталось-то… это… кх…»
Он роняет свои капли для глаз дождевые в лужу… в бывший фонтан…
Парк заполнялся ядовитыми грибами.
Зачем идти за красками, покрывать тело кровью-муками-сердцем… и недостаточно… неточно… с тебя текут ручьи чьих-то жизней… Он обмакнул свою кисть… запятнал холст…
Часть V
Зачем делить прозу на части, это не части тела… а просто формальность, чтобы начать новую мысль, новое движение… новый день…. что не является новым… оборот наоборот… это попытки очистить себя от прошлых страниц… (Из критической статьи)
Читая… перечитывая… передохнуть бы…
Две чьи-то тени за окном…
Из глубины чашки:
— Не хотите ли Вы… чаю?
— Ох, спасибо! Нет… Да… Конечно!..
— Чую… Ваш вкус… из черно-зеленого мира?.. Собранного вчера отборными руками?.. Или же, прогресса ароматизации ради, Вы предпочитаете Большие Цвета?
— Да, пожалуйста! Пожалуй… Нет… Как Вы любезны!..
— Если вы желаете что-то добавить… внести чайную ложку… мятого выжатого лимона? И не корите бергамот…
— Нет… Это потрясающе! Не надо… ли… Спасибо Вам неземное!
— Вы гадаете на ромашке?
— А?.. Конечно! Нет… Что Вы!..
— А на лепестках розы? Чай, выручай!
— С удовольствием! Да… Нет…
— Не впадайте в отЧАЯние, мой друг! На двадцать первом глотке…
— Ох… к сожалению… пора!.. Вы так добры!..
— Ваша чаша велика…
— Спасибо Вашему дому!.. Нет… Да!.. Непременно!
— Вам спасибо!..
— На здоровье!..
— Пожалуйста!..
— Не за что!..
— Спасибо!..
— Да!..
Художник проводит кисточками по холсту, совершенно бескрасочным образом, проговаривая, что если его глаз не различает цвета, то это еще не значит, что невидимого рисунка не существует…
Где-то там, в скрытом от нас мире, гуляет маленькая девочка — тонкая нить Поэзии, тающая от повышенной температуры любви…
Она — настоящая… сама природа… и ее ошибка…
За окном бабье лето.
Две тени, стоящие в дверях…
В глубине шапки:
— А может, Вас проводить?.. Масленицей? С хлебом?
— Я буду Вам так…
— Подать Вам руку?.. Вилку?.. Открыть ворота?.. Душу?..
— Я Вас…
— И совсем немного… Ступеньки. На кончике ножа…
— Вы меня так…
— Вы не ранены?.. Вас подвезти?.. Обязательно повезет!
— С Вашего позволения…
— Понимаете… Эта предыдущая глава… (ищет таблетку от головной боли)… она такая драматичная!.. Ее обязательно нужно загладить, полить/замазать кремом… Иначе к чему такие волнения в наши дни? Это как морская болезнь…
— Вы так…
— Садитесь, отведайте блин «Илья Муромец» с огурцом, барыня!..
— Я не знаю, как Вас…
— Пустяки! Хлопцы хлопают за наше спокойствие…
— О, браво!..
— Право, сегодня открывается выставка античных горшков! Это так чудесно!
— Вы правы! Очень важно взглянуть на историю античных горшков глазами нашего времени!..
— Вы хотите…
— Пойдемьте!
— Прошу!..
— Вас…
— Ах!..
Художник вылил вино на холст своей души… Он решил он может приблизиться к горизонту уходящему на работу он может прыгнуть в чай он — линия, чья-то песня на одной ноте, он повторяет ее день, днем…
Пустота античного горшка.
Те же тени… после выставки всех за дверь…
Кофе-пауза…
Кафе-гурман-традиционный:
— Эти пышные фразы-булки…
— Ах… да… с сомнениями и без…
— Я предпочитаю…
— Официанта, пожалуйста…
— Найти соль земли…
— Что это за винегрет такой?
— Вы не договариваете до конца…
— Апокалипсис опять перенесли на неделю вперед…
— Из газеты «Metro»…
— Блюдо этого дня.
— Звучит с аппетитом.
— Мы заказываем это каждый день: убийства коров, свиней, кур, молодых телят, невылупившихся птенцов… За кого платить?
— Приезжает знаменитый балет…
— Это ваш нож? Передайте…
— Замечательная фруктовая смесь из слов… стекающие по стакану фонемы… слюни…
— За наше знакомство и чтобы нас окружало только прекрасное!
— Привнесли торт «Сказка»…
— Принесли чек…
— Унесли…
— У них ли…
— И…
Рисунок безымянный.
Художник, оставивший анонимную подпись, навсегда останется неизвестным… ненайденным…
— кофе?
Часть VI
Слова/фразы перемешались в желудке, сидят в печенках… тени моего раздражения на лице… Нет универсального рецепта… (из книги жалоб и предложений)
Пауза. Гудение процесса… прогресса… Вслушивание… Уши-в-шуме не выдержали давления… Нет такта… Нет музыки…
А если у вас НЕТ… нЕт… нет… непрочитанных и неотвеченных писем… нет… всемирной паутины на стене… нет… мобильного прерывания… дергания лихорадочного… вы спите спокойно… в тишине… м… то… человек ли вы после этого?
Глухой закрыл глаза и улегся на скамью.
Настоящее молчание, отсутствие малейшего звука… окутало жителей Земли как неожиданная чума. Выключилась способность контактировать, воспроизводить хоть какие-то слова. Мир предстал в духе Кейджа, пароль которого так и остался прежним: «4.33» (из журнала «Фантастика»)
Описание? Трудно дышать. Мысли, связанные веревками, оказались неконвертируемыми во фразы, они повисли где-то между извилинами и, казалось, не могли проломиться сквозь головной покров… (по рассказам очевидца)
Задыхаясь в поту, Глухой проснулся и стал смотреть то на небо, то на землю, не понимая, где он находится.
(Соединение потеряно… Восстановить?)
Художник принялся замазывать холст, зализывать пятна-раны… Что-то где-то проскальзывало периодически… и затем скатывалось по наклонной…
Глухой опять лег. Перевернул… страницу газеты. Перевернулся на другой бок.
Художник, меняя позицию головы, стал беседовать сам с собой:
— Чего только не бывает на белом свете!.. Но только действительно ли он белый… А может, добавить светлых оттенков?.. И тогда люди поверят?..
— Но нет, они называют нечто подобное глобальным потеплением…
— А если выбелить все здания? Вычистить?..
— Так некоторые же утверждают, что понастроено слишком много больниц… с неизменными белыми стенами, сводящими с ума не одно поколение шизофреников…
Стены здания парка слегка зашевелились.
(Попытка нового соединения…)
Глухой очнулся уже в новом свете от конвульсий пиликающей птицы, сидящей в мобильнике. Похоже, кто-то забыл на скамье…
— Нет, я не прописываю белые или розовые очки… Может быть, доктор Время что-то похожее практикует… а так это чайник пустых кипящих разговоров… в автоматизации сегодняшней моды Больших Цветов… (Художник вздыхает)
Глухой хлопнул по трубке. Птица от неожиданности замерла.
(Не удается установить соединение…)
Творец в-избе-избавиться не мог от иллюзии воображаемого контакта, от привкуса общения с пролитыми каплями чая на блюдце… от выражения и самовыражения глаз в отражении стакана воды… от следов земли на паркете…
Асфальт вместо дороги. Линия, нарисованная мелом. Глухой плюнул…
Художник, морщась, произнес с некоторым пафосом:
«Эх, стереть бы вообще границы между словами, мирами, измерениями… все эти коробки и категории, понастроенные стены между людьми… хромающие конструкции, скрежет и жалкий лепет, невозможность выразить ни единого нормального чувства… Ты не можешь выговорить, запинаешься, сморкаешься в мятый платок и чихать уже было на все хотел… Но, проглотив тишину, вновь давишься от желания и невозможности сказать…» (кашляет)
(Новая запись. Без комментариев.)
А что, собственно, говорить?
Золотой оберег молчания, хранившийся испокон веков, растаскали свободные словоблуды по интернету, и само слово приобрело значение, далекое от мудрого или философского…
Я не отвечаю вам? Значит, виртуально вы для меня не в зоне приоритета. Да-да… А вы уверены, что я действительно существую?
(Написать письмо.)
Фонтан с дождевой водой. Глухой делал круги, лицо в волновых морщинах.
Вера в существование взаимосвязи и в наличие собеседника держится на волоске от полученных сообщений. Готовы даже робота наделить душой и любовью… пусть только бьется, стучит его электронный счетчик…
Глухой окинул взглядом парк, будто в последний раз…
Цикличности, биению микро и макроритмов подвержено все, что ни возьми — в науке, в искусстве, в том, что нас окружает… Такая естественная форма бытия… Пульс — остановка… И, можно подозревать, даже господин Время, делая паузу, чтобы передохнуть, засиживается иногда в парке, положив трость на скамью рядом с собой…
Журнал «Наука и жизнь», недавний выпуск.
Художник отошел куда-то в сторону. Преодоление молчания упирается в то, что сказать-то, собственно, и нечего…
Глухой собрал вещи, решив довольно неожиданно оставить родные края…
Часть VII
Переполненный киоск, газеты и журналы, цена потерянного времени…
Музыка звучит в голове моей, пьеса без нот и без ритма… Вне такта, вне времени… Музыка души… Ртом ловлю идеи из воздуха, мысли храню в зубах мудрости, не произношу ни единого слова от источника… (из «Трактата о тишине«)
Мы забыли о времени, слушая, но не слыша… думая, но не задумываясь… чувствуя, но не принимая близко…
Мы меряем свою жизнь гудящим термометром «рано-поздно» мчащегося поезда… уходящего…
Закрывающиеся двери вагона.
Когда мы говорим очень много, мы тоже ничего не говорим… Мы выброшены в полифонию хаоса, мультифункционального миксера. Вокруг дикий рой, лес рук…
Закончив рисунок, напоминающий скорее отделку стены, художник выглянул в окно.
Тень продавца возле киоска. Цветы в горшках. Детские голоса…
Для них, вливающих краски жизни, провоцирующих наступление весны… Рисунок еще не высох, бумага мокрая, капли стекали на пол… руки испачканы и теребя, раскрашивали мамину куртку…
Раскраски для детей, новое издание.
Ветер доставлял почту, эту повседневную пыль… звездную болезнь… Куртка покрывалась темными точками…
Детская площадка. Построенные замки на песке.
Господин Время шел, насвистывая… кто-то потянул его за рукав… начал растягивать… жевать…
Маленькая девочка, стоящая на тротуаре с куском хлеба в руке. Картина в масле.
Мышление Художника, почему-то смутившись ненадолго:
«Я — не Художник, не Творец… Я — не то, как меня называют… и не то, что пытаются найти, тыкая пальцем… почти на «ты»… ответы на несуществующие вопросы…»
Девочка забарабанила в грудь в жанре симфонии, стала издавать нечленораздельные звуки, привлекая внимание.
Художник взялся разглядывать ее… и в то же самое время будто не видел…
Девочка продолжала стучать, пыхтеть, угукать, махать руками и покрываться потом и шерстью… превращаясь, неожиданно для себя, в маленькую обезьянку…
Творец, вытаращив глаза, остановил дыхание.
Маленькая обезьянка, пробежав вокруг него, помчалась вдоль парка, чувствуя себя по-звериному свободной. Скрылась за фонтаном…
Бормоча и пытаясь припомнить прошлое, Творец допытывался у себя:
«А как Человек стал Человеком? Гордый и одновременно стыдящийся того факта, что потерял хвост… он поворачивается к публике лицом…
Да-да… Было ли когда-нибудь у кого-то ощущение при надевании карнавального костюма животного… что в этом есть что-то давно забытое и родное? Греющее душу? А хвост? Такой красивый, завораживающий волновыми движениями… жалеет ли кто-то об его утрате?»
Между тем тень продавца цветов исчезла. Дождь зашагал косой и слегка неуверенной походкой…
Капли выцветших красок потекли на жеваные ботинки Художника…
«Нет ни одного человека, который бы не критиковал этот мир за те или иные несовершенства в создании… И судьями являются все без исключения… в отличие от узкоспециализированных критиков произведений искусства…
Но я не создавал… всего… это был… импульс… я хотел лишь… всегда поддерживать контакт… Но не методом заставления… Впрочем, таковой никогда и не получался в итоге…»
Ветер порывами кидался песком, толкал в спину, хватал за волосы…
Разбросанные кисти… Кровь-пятно вместо сердца…
Гром симфонии. Удар молнии в точку золотого сечения. Парк стал похожим на человека, состоящего по большей части из воды.
Художник, не заметив, начал бредить, вырывая фразы и соря скошенной травой…
Лихорадка продолжалась довольно долго, пока, наконец, при всех недоразмышлениях он полностью, всем телом и душой, не ушел в себя, благо дверь всегда открытой оставалась…
Скрип двери. Следующий день.
Художник с трудом открыл глаза на этот уже надоевший ему мир… созданный, как он теперь понял, по причине серьезной болезни…
Парк, постаревший еще на один день. Смятая шкура посреди дороги.
Две чьи-то тени на окне…
Маленькая девочка играет робкими шагами по струнам вчерашнего красного заката, улыбается оставшимся с осени желтым листьям нерасказанных историй, перебрасывает ветер с одной струны на другую… Спрашивает вторую тень, верит ли она в приход весны…
— Да… Нет… Не нахожу слов… Поймите же…
Маленькая девочка, подобранный с земли первый цветок, танцует у огня у фонтана, играя с мозаикой смысла…
— Это так восхитительно!.. Ужасно!.. Примите мои самые искренние…
Маленькая девочка хочет улететь к надежде, сидящей всегда глубоко в лесной глуши, ждущей едва видимого огонька звезды…
— Удачного Вам!.. Большое… Не стоит…
Маленькая девочка уже среди бабочек, что пляшут посередине поля, махая платками-юбками… сверкает и исчезает… в мерцании…
Какая-то птица запела от избытка эмоций.
— Але…
Если песню пересекает линия, то, наверное, таков путь песни, ее прямая дальняя дорога…
Часть VIII
Годы прощелкали, протикали, пропиликали… Небо дребезжащее… Солнце, заслоняющее экран…
Господин Время уже не поспевал за своим временем, присаживаясь то на скамью, то на пень, то на траву… И, наконец, он уже не мог сдвинуться с места…
Люди стали все больше подозревать, что по сути все остается тем же самым, и времени вовсе не существует…
Аптека. Следы песка на ступеньках. Крупинки гомеопатии.
Отсутствие Глухого никак не повлияло на одиночество скамьи, на купание детей в луже неработающего фонтана, на возникновение новых дубов в районе и на выпуск новых лекарств людей от людей. Киоск был по-прежнему полон журналами и модой Больших Цветов, а бар искрился рюмками шампанского.
(Сохранить рисунок. Без изменений.)
Обошел ли Глухой вокруг Земного Шара, обнаружив на нем форму неправильного цилиндра… или же, сбившись, сделал дугу… но тропа вывела его на некую мастерскую, почему-то показавшуюся ему знакомой… куда он постучался на ночлег.
Увидев там Художника, Глухой чуть было не проглотил свой бесполезный язык. Попятился было назад…
— Нет уж, заходи, коли пришел… — позвал его Художник. Сам он тоже был порядком удивлен, но не показал виду. Дело в том, что Доктор Время, по слухам, вылечил его… прописав антиэмоционал…
Глухой вытер ноги и, пройдя, сел на краешек кресла… как оказалось, в лужу…
— Кофе?
Глухой кивнул. Затем достал сигарету, вопросительно посмотрев на Художника.
— Кури… Разбавишь немного своим дымом эти белые стены…
Глухой достал зажигалку.
— Вообще я говорю много пустых слов… — признался Художник, звеня стеклянной посудой и спрашивая между делом, — сколько тебе налить? Полную?
Глухой изобразил что-то пальцами, затем снова кивнул.
— Я уже перестал рисовать, — поделился Художник своим положением дел, — понимаете, цвет — это… то, что всегда лежит на поверхности… такой поверхностный уровень… и, грустно говорить об этом, но от этого устаешь… а внутренний смысл существует и без меня…
Брови Глухого поползли немного вверх гусеницами.
— Да… Я понял это, — продолжал Творец, — это раньше я заставлял людей верить в себя, хотел открыть им глаза и уши, наконец, спасти их…
Глухой немного задумался, перекрутив счетчик истории.
— А теперь бессмысленность жизни заразила меня. Возможно, я даже сейчас до сих пор болен… Но не в этом дело.
Окинув взглядом Художника, Глухой увидел, что краски на нем поблекли и, видимо, давно не перекрашивались.
— Я продолжу… кх… — закашляв немного и глотнув кофе, Художник стал говорить дальше, — Да, я переживал потерю контакта… Кто-то из людей пытался возобновить его, будучи убежденным, что просто забыт некий старый пароль… Но… его настойчиво забрасывали сообщениями об ошибке… Другой пытался меня сфотографировать, третий — запечатлеть на айфоне… четвертый — увидеть сквозь 3d очки… Но все потерпели неудачу… Так кто же я?.. Бог?..
За окном выглянула луна от любопытства.
— Я наблюдал, как многие люди искусства, оказавшись без места, исчезали от своей ненужности… люди без имени… И… сколько бы я не пробуждал талантов, даже гениев… все они в итоге…
Глухой посмотрел в угол комнаты, где стояло шампанское. Художник молча дал ему бутылку.
— Говоря коротко, — Художник не хотел показаться утомительным, — есть суть, спрятанная в вечность, совершенно независимая от того, что бы я или вы ни делали при этом…
Кажется, луна издалека покраснела немного.
Глухой, выпив шампанского, стал кривить какие-то рожи, пытаясь передразнить вечность.
— Спокойней, молчаливый гость, не надо лишних движений, — удерживал его Художник, — а в целом вы правы, что-то говорить, про какие-то сути да смыслы… старье какое многотысячелетнее…
Появились звезды.
Две тени маячили у окна довольно долго…
Люди, уставшие спешить, шли к господину Время просить, чтобы он дал больше времени… еще кусочек… еще корочку…
Господин Время отдал им свою трость…
Луна внезапно испарилась.
Это последняя весна… Пассаж потрескавшихся клавиш, крошки красок, засохших по углам… Стирающаяся память… уходящая в белую беспросветную седину… Люди теряют свои туманные лица, цифровая жизнь, расплываясь, не находит, на чем можно было бы сфокусироваться… И все смывается водой, уходя в трубу без-дна, так похожую на вечность… на неработающий фонтан… Был ли Человек без имени… Было ли то, что мы уже не помним…
— А представляете, — не удержался Художник, — раньше люди терзали господина Время идеей, что он — машина!.. И хотели ездить по нему… Вот смех-то один…
Стук в дверь кулаком вместо трости. Тишина.
Тишина… Не дающая покоя музыка отсутствия времени, неуверенность в том, чему был научен быть уверенным… Застывшее в своем оледенении так и не высказанное чувство…
Глухой закрыл глаза и унесся в безвременье.
Художник отнес его на диван. Творец думал о том, что творение так и не получилось… и результат оказался настолько постыден, что нет того, кто бы скрыл следы его позора… Нет, он не обязан перерисовывать, доказывать что-то… Но… Лихорадка опять стала подступать… рука пытается нащупать таблетки, которых нет под рукой… и Художник в бреду закричал, хрипя и корчась, что отдаст свое неудавшееся творение на волю огню…
На следущее утро Глухого не стало…
Эпилог
ПЕСНЯ-ЛИНИЯ
Маленькая девочка цвета соломы в волосах бегает по линии фонтана, жужжа с окрыленным лепетом, что найдены новые методы создания современной прозы, и достаточно собрать нектар мыслей с растений и деревьев, ветром завернуть в сорванный магический лист, смятый и стремящийся сжать Вселенную, а затем, развернув на новом ветке истории, читать… как вы прочитали эту повесть-пьесу!
Глухой оставался в маске манекена.
Маленькая девочка повторяет заклинания, взывает к солнцу и луне, разводит руками мосты между эмоциями, восклицая и повизгивая, брызгая на лицо и в уши, копирует сказанное и снова воспроизводит… изображает в вечном танце райский сад… птицы, летающие вокруг головы… ку-ку…
Глухой сохранял отсутствующий вид.
Маленькая девочка как пластинка крутилась снова и по-новой… опять… повторяя… и опять… пока не обнаружилось, что она… поет! Ее линия голоса восходила высоко вверх, настойчиво и решительно! И она стала… птицей! Произошла будто вспышка… Маленькая девочка закрыла глаза руками-крыльями, а затем вспорхнула и улетела-ла-ла…
Глухой был спокоен как никогда.
Рассвело…
оставить комментарий
«Здравствуй, неизвестный автор! Я твой неизвестный читатель и, пожалуй, никогда не стану известным… Я сохранил твою повесть в безымянную папку, всего несколько килобайт ноликов и единиц — того, что ты написал… И мы никогда не узнаем друг друга, ибо знать не дано никому…»
Тишина-воплощение мечты-райский покой… и никакой лишней болтовни…
Он боль свою оттачивает…
глава шесть
106 неотвеченных писем…
….. непрочитанных писем…
-невозможно соединиться-
попробуйте еще раз…
попробуйте…
маленькая девочка:
— у меня такое ощущение, что я тысячи раз рождалась и умирала… и все это делалось во имя искусства… но ты молчишь… ты теперь молчишь… твои краски лишены цвета…
Ты не можешь стать голым королем..
В каком-то из домов истошно закричал младенец, и все физические упражнения мозга были мгновенно прерваны…
подточит, отшлифует… и превратит в иероглиф…
Но если есть все-таки Слово… то пусть оно благодаря силе своей станет Камнем… холодным, падающим на дно стакана и разбивающим его…
ибо он — моська, лающая на Слона Технических Неполадок…
Дерево — это естественный дом для человека. Это его зонт, его гриб, его путанные мысли… Те творцы, которые начинают с дерева, никогда не сравнятся по силе образа с теми, кто начинает с деревянного стула…
Исполнитель играет на рояле в наушниках… в темных очках… практически не дыша… а на руках перчатки… Чувствует ли он что-нибудь? Нет?.. Зачем привели сюда эту куклу на проводе?
Мой жизненный статус был вычислен как «счастливый», потому что я дурак по жизни, и еще потому что моя улыбка достигает в своей длине пятнадцать миллиметров и может держаться на лице дольше минуты. Спросите у любого компьютера и статиста, за ним сидящего и прячущего свою манекенскую мину.
Мне не важно, как я выгляжу, главное, чтобы в зеркале было что-то соответствующее приличию и чтобы не пришлось говорить в видеокамеру в ту минуту, когда собираешься пойти в душ…
Его крик жалит как пчела… мир, этот славный солнечный мир, он кусается, правда? И если наши страхи преувеличены с детства, то почему боль до сих пор не проходит?… К доктору?
Он, в солнечных очках, с наушниками и с попкорном во рту, жующий его одновременно со словами по мобильному телефону… Да-да, это он оценивает твои картины, ходит на твои концерты и покупает футболку, в которой ты пропотел во время твоего первого выступления…
Чем больше серых клеток, тем тяжелее тучи, готовые разразиться громом и молнией…
Даже если у тебя есть имя… это может ничего не значить.. просто тебя так назвали. Выбрали по каталогу.
Наша жизнь проходит в экономическом, энергосберегающем режиме, иначе может ударить током… поедет крыша…
Как иногда случается? Человек еще не родился, но у него уже есть имя, именины, форма-схема его жизни и т.д.
Его всю жизнь занимал вопрос «Есть ли жизнь на Марсе?», но никогда «Есть ли жизнь в нем самом?»…
Сам себя нарисовал, сам себе похлопал…
Вытирать звездную пыль…
Он видит свет, начинающийся посередине туннеля… и ни туда, ни сюда…
Он сел на диван… а оказалось, в лужу…
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.