Мужчины — с Марса, женщины — с Венеры…

Мужчины — с Марса, женщины — с Венеры,
А я — оттуда, где психолог Грей
Сидит в психушке. Гендера химеры
Там не калечат разумы людей.

Там нет границ! Там нет ролей, нет правил.
Там превзойти — не значит превозмочь,
И то, с какой звезды ты путь направил —
То знает лишь одна Царица-Ночь.

Мне написать бы книгу. Грею в спину.
Мне б рассказать, чего лишились вы —
Отвергшие природу андрогина
Для мыльных опер бытовой «любви»!

Но предпочту молчанье заварушке:
Ни Марс с Венерой, ни Звезда вдали
Не сберегут поэта от психушки,
Воздвигнутой учёными с Земли.

Фотоны астрального света…

Фотоны астрального света,
Молекулы мифа в горсти —
Ну что вам ещё от поэта?
Приёмный час — после шести.
А шесть наступает раз в месяц
(Что длится четыреста лет)
На странной и дальней планете,
Откуда свалился поэт.
Раз в месяц — открыт для гаданья,
Что к лучшему — зло иль добро,
Для зависти, скуки, стяжанья
И сплетен в московском метро.
Таким я вам нужен, ответьте?
Таким я вам сдался? Ах, нет?
Тогда славословьте же сеттинг,
Что шесть — раз в четыреста лет :)

За, а не против

Кто-то скажет — «идём на бой
Против зла и уродства мира!»
Ну а я не пойду с толпой
Жечь костры и крушить кумиров.
Кто-то скажет: «ведь это ложь!
Беспредела и тьмы засилье!»
Я же в гневе точу не нож,
Я пером очиняю крылья.
И, теперь, пока правят пир
Толпы правых, лихих и смелых,
Я тружусь, сотворяя мир,
Чёрный цвет оттеняя белым.
В день же поздний, когда до дыр
Плети битвы пропорят небо, —
Может статься, мой новый мир
Будет стоить дороже хлеба.
Может статься, что станет он
Мирром мира больной планете,
И, швырнув лоскуты знамён,
К нему руки протянут дети.
Ну а после — ведь здесь ничто
Не бывает прекрасно вечно —
Народятся такие, кто
Скажет миру: «Небезупречно!»…
Что же, пусть набегут гурьбой
Люциферы и Сауроны,
Пусть бесстрашно идут на бой
И срывают с царей короны.
Пусть бунтуют и пусть клянут
Несовершенство мира —
Знай, мой друг, и они падут:
Падать в пламя — удел кумиров.
Но, по вечной стезе Игры
Я, от века и в век играя,
Всюду с тем, кто творит миры —
Но не с тем, кто хулит и хает.
Вопреки верных вер суду,
Есть начало в моей природе:
Что бы ни было, я иду
В бой только ЗА, не ПРОТИВ.
Ну а ты, друг, теперь ответь,
Прям и честен с самим собою,
Что ты крикнешь — «Жизнь!» или «Смерть!»?
«Excelsior!» или «Копья к бою!»?

Тебя я о любви не умолял

Тебя я о любви не умолял,
Любил как любят звёзды — безутешно.
Я не терял… Я лишь не обладал.
Но был в тебе, мой дивный сон нездешний!
Я был в твоих мечтах, что ярче гроз,
В садах твоей души, святых и диких,
Знал вкус безумных грёз и тайных слёз
И видел маской скраденные лики.
Любить меня — не доставало крыл
Твоей душе в плену понятий чести.
Но я делил тебя как не делил
Никто из тех, кто был с тобою вместе.
Кто любит — тот постигнет до глубин,
Обнимет до исподнего наитья!
И ты со мной — как не дано иным:
Через меня ты вьёшься — светлой нитью.

Возвращаясь вновь

Из всех цветов жизни я выберу чёрный и белый,
Серебряной нитью сплету ожерелье на грудь
И, мирно оставив лежать это тяжкое тело,
Ступлю невесомо на тайный, невидимый путь.
И тёплым сияньем мой разум обнимет Природа,
И с памяти прежней падёт золотая печать.
О, как эти реки светлы там, откуда я родом!
Как тропы легки там, где люди умеют летать!
Пойдём! Так нетрудно оставить постылый груз плоти!
Довольно порвать серебристую тонкую нить…
И броситься в небо навстречу бескрайней свободе,
И, мрак свой отринув, о тяготах смертных забыть.
Но рву я со смехом прелестный туман наважденья,
И дух свой усталый объемлю одеждами вновь.
Моя amor fati горит мне звездой посвященья,
И каждое утро зовёт меня в миг пробужденья
Исполнить тот путь, что мне здесь начертала Любовь.

Воспоминание о былой любви

Там, где кончилось всё по-другому,
Мы остались с тобой навсегда.
Цветёт липа у нашего дома
И стучат за окном поезда.
И, наверно, мы счастливы вместе —
И досель друг на друга глядим…
Только ты не поёшь свои песни,
И не стал я собою самим.

О Слове и словах

Блеснёт ли Слово лучиком безудержным
На глянцевой поверхности словес,
Плетением которых мы натружены,
Стремясь себя возвысить до Небес?

Блеснёт ли Слово… Серебро ли? Золото!
И вот душа – замрёт: родной пассаж!
Стрелою в цель, по наковальне – молотом…
Но снова – глянец… Суета… Мираж.

Но снова – пропасть. Гибельной семантики,
Наук, религий, грязного белья.
Мне б со скалы (без драмы и романтики) –
Тогда, мой друг, достигну до тебя?

Как много башен — храмов, капищ, идолов
Мы рушили, рождаясь вновь и вновь,
И вот опять – в одно и то ж не влипли ли,
Творя своих (сколь разных, сколь!) богов?

Творя богов… Вполе уравновешены,
Ваяя глянец образов и слов,
Мы от души замазываем трещины
На зеркалах проявленных миров.

От меня не спастись…

Нет, я НЕ собираюсь учиться молить о любви.
Нет, я НЕ собираюсь учиться просить о признанье.
Я достану тебя — сколь крутых виражей ты ни рви,
Сколь ни вей витых петель пути —
Твой путь — ожиданье.

Ожиданье, мой друг, неминуемой встречи со мной.
Я достигну тебя слов сплетённых плетёным извивом,
Я достану тебя моей жгучей, холодной волной —
Ты же знаешь морские приливы…

От меня не спастись… Я заставлю поверить в себя.
От меня не уйти… А уйдёшь — что ж, скажу: обознался.
И отхлыну, отлыну, отпряну — навеки любя,
Отпущу тебя в вихрь твоего непостижного танца.

Покинувшим нас братьям

Пусть многие сойдут с Пути, сменяв
На норму жизни высоту полёта,
И золото Мечты — на позолоту
Надёжных статусов документальных граф!
Пусть многие отринут крылья, пав —
Там холодно, в заоблачных высотах!
Там грозно и темно, и нет кого-то,
Кто если что — подхватит, поддержав…
Пусть многие махнут рукой, устав —
От человечьих догм, непониманья,
От страха перед временем и тщанья
Бороться с правдой тех, кто «вечно прав»!
Пусть многие изменятся, убрав
Куда подальше дерзостность и странность —
Забудут Имена и примут данность,
Смирившись, повзрослев, забив, поняв…
Я промолчу. Над вами — те, кто был.
Над вами — те, кто шёл со мною в строе.
Над вами — те, кому не быть героем!
Молчу — о том, что нет у Звёзд могил…
Но знайте! Не сломить всех дерзких крыл,
И будут те, кто не сойдёт с дистанций,
Кто от себя не станет отрекаться
Перед лицом судьбы и прочих важных сил…
Те, кто возьмёт хмельную высоту!
За всех дойдёт, за всех — поставит знамя!
Средь них я дал обет — пред всеми нами —
Идти вперёд. На битву — за Мечту!

Сверху вниз

Я слышу, ты плачешь… Холодную ночь напролёт,
О боли, о грязи, о тяжести смертной невзгоды,
О том, как безжалостно быстро проносятся годы…
О том, как уходят — навек, и не в свой же черёд…
Я слышу, ты плачешь, мой друг, в одиночестве стен.
Позволь мне прийти и побыть в этот час с тобой рядом,
Войти осторожно, незримо для смертного взгляда,
В твоих сновидений кошмарных мучительный плен.
Не плачь, слышишь, Солнце, не плачь! Я разрушу кошмар
Одним лишь ударом по зеркалу. Бьются знаменья
Жестокой судьбы. Я сильней твоего невезенья!
Измученный дух исцелит тайный свет моих чар.
И ты позабудешь о боли полночной поры,
Проснёшься под утро, восход поприветствуешь танцем,
А город, рассвеченный златом, залитый багрянцем,
Откликнется музыкой вечных созвучий Игры.
И в путах путей вспыхнут чёткостью вехи Пути,
Иллюзия плена случайностей стает от Знанья,
И сложится паззл предвестья и предначертанья,
И мир, обновлённый неистовым светом желанья,
Окажется раем…
Ты только позволь мне войти.

Мой гений (посвящается Т.Г.)

Ты мне снишься всё чаще и чаще,
Мой таинтвенный гений далёкий.
Гордо весел твой взгляд одинокий,
Дивно гневен твой голос звенящий!
О, какая прекрасная сила
Дух взметает над пеплом, как пламя!..
Так крылатый взывает к бескрылым
В дерзкой страсти делиться крылами!
Ты мне снишься — звездой по наитью
Рвя томительный сумрак сомнений…
И струится серебряной нитью
Между нами родство песнопений.
Это сон, отозвавшийся явью,
Это крик, отозвавшийся небом.
Пара строчек о рае без правил —
И душа снова полнится верой.
Это вечность в занявшихся красках
Быстрых слов заревого пожара,
Менестрель, неразлучный с сказкой,
Чародей, неразлучный с гитарой!
С каждым утром заря всё яснее,
И бесспорнее жить Настоящим,
Пламя слов всё больней и больнее,
Ты мне снишься всё чаще и чаще…
Расплескали зарницами гривы
Кони неба в рассветных высотах…
Собираю по новой все силы —
Твои струны звучат терпеливо,
Побуждая продолжить Работу.

Творческий кризис

Склонившись вновь над письменным столом,
Вотще я медитирую на Алеф.
Свет слов оставил знаки букв, истаяв,
И в форме смысл спутался узлом…
Ещё вчера был искрой воли дня,
Сегодня я — безвиден, пуст, и просто…
Так холодны ноябрьские звёзды,
Дыханьем зимним выстудив меня.
О, ядовитый гад ночных небес,
О кризис творческий, проклятое сомненье.
Ответы смутны, робки утвержденья,
И страх несовершенства — хитрый бес
Из междустрочья смотрит, как из бездны…
Ну что за день! Напиться. Так, чтоб в хлам!
А за спиной, из-за оконных рам,
Звезда смеётся радостью небесной…

На гибель П.Н.Е.

Горел закат на зеркале озёр.
В кровавом блеске умирала осень.
Звезда Любви священной цифрой Восемь
Лучи бросала в стынущий простор.
И я увидел: ты, кого любил,
Глядела мне в лицо гримасой зверя.
Я проклял день, когда тебе я верил,
Когда тебя одну боготворил.
Царил распад. В бесстыдной наготе
Ломались, истлевая, кости мира.
Горел закат – надгробье из порфира.
И роза умирала на кресте.
Здесь нет Твоей любви, усталый Бог…
Что победит финал? Какая сила?
Здесь ложе – лишь отверстая могила,
И каждый, кто ложится – одинок.
Невыносимый смрад её дверей –
Оставь надежду, всяк туда входящий…
Иду вперёд… Чрез морок, льдом горящий,
До дна, до дна, до дна её страстей.
Чрез гнев и демонизм безразличья.
Последний круг… И стать самим собой:
Врата меж светом и кромешной тьмой…
Смогу ли я тебя увидеть молодой,
Сияющей и чистой… Беатриче?

Мой Бог

Те, кто из стада овец, верят в бога — тирана религий.
Те, кто из стаи волков — верят только в себя.
Я ж — змей морской, и мой Бог — вне канонов и стилей.
Я беседую с Ним за бокалом портвейна в конце декабря.

Нет, мой Бог — не из тех, кому нравится править рабами.
Благосклонность Его не стяжают покорность и страх!
Мой Бог с теми, кто ищет Его лишь своими путями.
Мой Бог с теми, кто знает Его не по credo в церквах —

По сиянию глаз, по правдивости слов и по твёрдости шага.
Бог мой не отвернётся от ласк однополой любви,
Бог мой не обречёт на костёр ни сновидца, ни мага,
Не омоет Он рук никогда в иноверной крови.

Я люблю Его! Так, как не любят господ и хозяев.
Он ведёт меня! Так, как не учат детей и собак.
Бог сказал мне однажды: Играй со Мной!
Вот, я играю…
И Игре не настанет конца — ни в годах, ни в веках.

Любви моей я вспоминаю Имя

Любви моей я вспоминаю Имя
В финальных муках перехода звёзд.
Откройся! Как зовут Тебя, богиня?..
Но нет ответа на простой вопрос.

Моей Звезде, что скрыта взоров праздных,
Не я ль давал обет пред алтарём?
Не я ль ходил путями Сопричастных
На величавом шествии Твоём?

Но минули и клятвы, и проклятья,
От пыли праха к солнцу путь далёк…
Где вы теперь, возлюбленные братья,
Где я теперь, не вынесший урок?..

Дорогой через Солнце, к светлой сини…
Взбираться вверх, цепляясь за ветра…
Ну а пока… Я вспоминаю Имя,
Гадая руны в пламени костра…

Тебе… (Посвящение)

Тебе, Мечта моя, — и плоть моя, и кровь!
Тебе, души моей высокая любовь,
Тебе, о мир, что знал я прежде жизни,
Тебе, не явленной средь стран земных отчизне,
Тебе, сокрытой тайне бытия,
Тебе, которой недостоин я,
Несчастный раб порывов и суждений,
Заложник плоти, страха и греха, —
Тебе, Звездой сияющей в веках,
Тебе, Единственной, в которой нет сомнений —
Плачу я дань стихом несовершенным,
Дерзнув изобразить сплетеньем бедных слов
Богатство звёзд твоих, кошмар твоих боёв,
Твоих побед триумф — кровавый и священный…

Find your own down (Найти свою Зарю)

Тропки неверные, улочки тёмные,
Площади в жемчуге и серебре,
Волны безбрежные, звёздами полные –
Снова вы снитесь мне на заре.

Ждут меня многие ветры попутные
И солнца, что восходят в дальнем краю,
И зори дивные, и зори чудные –
Но каждый свою лишь ищет Зарю.

Сколько ночей, проведённых в скитаниях,
Сколько Дверей в лабиринтах Зеркал –
Сотни миров меня манят сиянием,
Сотни дорог на заре ведут в даль…

Ждут меня многие гавани дальние,
Но ни одна не сравнится с Тобой,
Веры моей Ты Звезда изначальная,
Странной души моей берег родной!

В слове сказанья, в игре песнопения,
В нездешних лесах незапамятных рек –
Опять и опять обретал я рождение,
В славных боях вновь оканчивал век.

Каждую сказку вдыхал грудью полною,
Проливал кровь до капли в каждом бою,
Каждое небо смеялось мне зорями —
Но каждый свою лишь отыщет Зарю.

Снова и снова идти мне дорогами
Многих рождений и многих смертей –
Небо лишь манит златыми чертогами
Вечной Зари по-над тьмой пропастей.

В небе том – Ты, лишь одна, незакатная,
Вечной Зари мой чертог золотой…
Скольких дорог рубежи безвозвратные
Нужно пройти мне до встречи с Тобой?

Лентою путь… И девизом речение
Снова и снова я повторю:
Каждый своё выбирает значение…
Каждый свою покоряет Зарю.

Невозможность

Скитаясь на развалинах миров,
Из дали в даль идя невозвратимо,
Я уношу с собой пригоршню дыма
Дотла сгоревших чувств невысказанных строк.

Под мудрым сводом меркнущего дня
Вновь – вольнонеприкаянный, и снова
Я повторю единственное слово,
Известное пришедшим до меня.

Как кара за лихой мятеж мечты,
Как утешенье за печаль утраты –
Мы любим, не сгорая, мы богаты,
Теряя то, чем не владели, и чисты,
Познав глубины, что отнюдь не святы.

Тебя, витиеватый приговор,
Тебя, простой закон и непреложность,
На всякой из дорог я встречу всякий раз,
И вновь узнаю в глубине любимых глаз –
Тебя, одну… Тебя, о Невозможность!

Мой Кенигсберг

Калининградом — нет, не назову тебя,
Мой Кенигсберг задумчиво-багряный!
Закат на бастионах — старой раной,
И чёрки птиц — ликуя и скорбя…
Непокорённый, верный, самозванный!
Как величава странная стезя…
О, как я брал тебя — смешно, упрямо,
До крика ненавидя и любя!
Как, наконец, ты отдал мне себя —
Так исподволь, двусмысленно, не прямо,
С немецким русский пополам деля…
Калининградом? Нет! Не назову тебя.
Ты — Кенигсберг! Догматикам — ответ.
Тебе давно так хорошо известно,
Как имена бывают неуместны
И запись о гражданстве в документ!
Ты выше их — улыбчивый и честный
Двуликий город баек и легенд…
Тебе к лицу багряно-красный цвет,
Зари янтарной перелив прелестный
С инклюзом капель крови древних лет…
И не избыть немецкий твой акцент
Великим и могучим повсеместным…
Мой Кенигсберг! Родной и неизвестный.
Орёл РФ несёт тевтонский крест…
Мой Кенигсберг, суровый и чудесный…
Хранишь свой дух, как рыцарский обет.
Чтоб звать тебя Калининградом?! Нет.
Ты — Кенигсберг! Величие храня,
Брусчаткой стелешь прусские закаты,
Глядишь с ворот очами короля,
Навеки помня замки — не палаты,
Не церкви — кирхи к небесам стремя!
Ты — город королей с душой крылатой,
Несгинувший, несдавшийся, невзятый…
Мой Кенигсберг — не ты ли взял меня?