Лис Пиздолиз и Императрица

Волшебный лес раскинулся по всей поверхности Гондванды. Лес нигде не начинался и не кончался, как и сама Гондванда, потому что поверхность планеты была изогнута, подобно бутылке Клейна, и замкнута на саму себя. Ландшафт тянулся вечным рекурсивным паттерном — воды океана, изломанная береговая линия материка, издалека похожего на печень, и на каменистом мысе — фантастический город, сотканный из чистой магии. Его стены блистали перламутром, в жаркий полдень этот город казался похожим на холодное пламя, а по ночам его очертания становились туманными и слегка пугающими. В центре возвышался циклопический шпиль, изогнутые очертания напоминали остов гигантского насекомого с нечётным количеством фасеточных глаз. Это был замок Императрицы-Лакрицы. Её город, неприступная жемчужная крепость — столица и единственный крупный город Лесной Империи. В остальных частях государства его население предпочитало ютиться во внешне скромных, слегка выпирающих над землёй конструкциях, замаскированных травой. Вглубь уходила широкая сеть разветвлённых нор. Нет, они не были хоббитами. Лесную империю населяла раса оборотней. Они делились на несколько рас, впрочем, это деление было весьма условным — зооморфные черты зависили восновном от рода деятельности индивида, и при переходе из одной касты в другую менялся окрас его шерсти, форма лап и челюстей и так далее, и волк вполне мог стать енотом, и наоборот. Высшей кастой были коты, занимающие все государственные посты, занимающиеся вопросами управления, а так же выполняющие функцию священнослужителей. Императрица-Лакрица была оборотнем-кошкой и правила планетой уже 1000 лет. Она была скорее легендой, чем реально существующим персонажем — живя столь долгий срок, она научилась разбирать своё тело на волновые составляющие, и находиться везде одновременно. Замок был её телепатическим храмом, резонатором из хитиновых пластин, где её ментальное излучение фокусировалось, его пучки собирались и направлялись на Площадь Прозрения, где степенные коты, всегда пребывающие в трансе, прозревали её имперскую волю, и искали способ её исполнить. Впрочем, иногда она являла себя и простым смертным. Как раз об этом и пойдёт наша история.

 

В волшебном лесу, который нигде не начинался и никогда не кончался, жил Лис-Пиздолиз. Лес этот был волшебным, потому что рос на поверхности искривлённого пространства, у самого воротничка этого самого искривления, однако находясь внутри леса это было непросто заметить, и лес казался, вобщем-то, ровной поверхностью, без каких-либо подвохов. Природа пестрела разнообразием. Изумрудная прозрачная осока резала неосторожные пятки, грибы с глазами молча смотрели Лису-Пиздолизу вслед, а дубы-колдуны скрипели узловатые проклятия и провожали его, таращась чернотой трухлявых глазниц. Сегодня Лис-Пиздолиз вышел из своей норы, прихватив с собой электрическую дугу, для отпугивания диких кудябликов, чьи нападения стали нередки как майские дожди. Он шёл насобирать себе землянику. Лис-Пиздолиз вообще любил землянику, и часто повторял «Всю землю крестьянам, всю землянику мне!». Может быть, он и не говорил этого, вполне возможно что нет, но так или иначе, он был отменным любителем земляники, и сегодня он держал свой путь на Земляничные поля.

 

Лис-Пиздолиз был типичным лисом, он был высок, худощав, с длинными и узловатыми пальцами. Рыжая, с проседью шерсть была вечно растрёпанной и торчала во все стороны. Лицо Лиса-Пиздолиза было всегда ассиметрично искажено — когда-то он наелся в лесу красных поганок, так, что они полезли у него из носа и из ушей — никто не знает, что тогда привидилось ему в галлюциногенном бреду, но «опосля свело ебло» — и, судя по всему, это обстоятельство нисколько Лиса не смущало, напротив, он подчёркивал это впечатление, тем что всегда носил в одном глазу монокль, что придавало ему хитрый вид полуоскала-полуусмешки. Как и все лисы, он был представителем утончённой касты магов, и питал страсть ко всевозможным удовольствиям — оттуда и пошла его кличка, кроме того, любил лис и стробирование мозгов, для чего он прибегал ко всевозможным средствам, которыми изобиловали пространства Лесной Империи — галлюцинногенные жабы, от вылизывания которых его шерсть поседела, осы, чьи жала источали безумие — однажды Лис-Пиздолиз попытался содомировать осиное гнездо, после чего его пах распух, а сам он провалялся две недели в звёздных галлюцинациях, и особый род грибов, на которых росли глаза — это пожалуй самое безобидное, что можно было встретить в лесу, разве что, в эти глаза не стоило смотреть иначе, чем как через свинцовое стекло монокля, который носил Лис-Пиздолиз — их взгляд вводил любого в ступор, и они прорастали своей грибницей в его тело, незаметно замещая переплетениями мицелия клетки несчастной жертвы. Был человек — и нет человека, а есть гриб, принявший его форму. Порой, никто не догадывался об этой трансформации, пока обновлённый этой трансформацией грибной чел не заговорит — а говорили они весьма странные вещи.

 

Помимо монокля, Лис-Пиздолиз всегда носил медальон с миниатюрным изображением Императрицы-Лакрицы, но это вовсе не было проявлением его имперского патриотизма — вовсе нет, Лис-Пиздолиз был безумно влюблён в Императрицу, живущую в перламутровом замке с заострёнными гротескными шпилями, колющими лазурные небеса, Лис-Пиздолиз был влюблён в этот неуловимый фантом, тонкой плёнкой размазанный по всему полотну реальности, и он осознавал всю несбыточность этих грёз, это влечение к трансцендентному объекту будто бы вело его. Дыхание становилось чаще, когда он, следуя своей дорогой на Земляничные Поля, останавливался, чтобы открыть медальон и пустить слюню вожделения на её Имперское Величество, облизываться, мысленно просовывая шершавый язык в узкую киску Императрицы, и думая о фантастических антеннах перламутрового замка. О, влажные мечты!

 

Но даже эти мечты озаряли сумрачную жизнь Лиса, когда тот просыпался в стробоскопическом бреду утренних галлюцинаций. Сегодня Лис проснулся до рассвета, его глаза были красными, как маленькие помидорчики, тело выгнулось эпилептической дугой, шерсть была наэлектризована, а между ног колом стояло. Ночью в его воспалённом мозгу играла дьявольская трель — цианистый блюз, отравивший его до самой сердцевины. Сегодня ночью к нему являлся суккуб. Призрачная девушка-кошка лунным серпом вошла в его сон, оставив на его шкуре узкие стигматы-отметины, свидетельствующие о посвящении в мистерии клитора. Лис-Пиздолиз был шаманом восьмидесятого уровня, он умел превращать эрогенные зоны в галлюциногенные одним своим прикосновением, и за эту способность он должен был расплачиваться, отдавая демонам каждую порцию своих утренних семяизвержений. Он быстро раскрыл медальон и испустил своё семя на бронзовую фигурку богини Чёрной Луны. О, Мать Демонов!

 

Смакуя воспоминания о вибрирующих утренних поллюциях, Лис-Пиздолиз дошёл до пролеска, за которыми начинались Земляничные Поля. Солнце агонизировало в его зрачках = он шёл много часов, сутки струились к закату. Трава на земляничных полях произрастала ровными квадратами, как лоскутное одеяло — таково было необъяснимое проявление разума растительного царства. Несколько зелёных светляков уже кружило над небольшим оврагом. Один из них присел Лису-Пиздолизу на его острый нос, и тот на мгновение скосил глаза. Насекомое казалось большим и невероятно сложным — на его светящейся части переливалась неонами древняя реклама каких-то безумных, насекомоподобных богов, конструкция световых потоков впивалась лису в глаза, скошенные к переносице, пронзала нервы и входила в мозг сериями ритмичных вспышек. Сердце Лиса стало подстраиваться под биения лампочки насекомого, и светлячок ввёл бы его в глубокий транс, и подчинил бы себе лисий разум, если бы у Лиса не сработал защитный рефлекс — он слизнул светящееся насекомое с кончика своего носа. Светляк был кислый на вкус, язык и губы сразу же онемели, так, будто бы Лис лизнул спину галлюциногенной жабы. До Земляничных Полей осталось совсем чуть-чуть, и он присел на старый разваливающийся пень чтобы немного отдохнуть и дождаться наступления сумерек. Он любил собирать землянику в темноте. Его глаза лучше были приспособленны к сету звёзд и луны, чем к обжигающим лучам солнца.

 

Лис-Пиздолиз сидел на пеньке, прислушиваясь к необычным ощущениям в своём теле. Дыхание становилось как-то необычно учащённым, диафрагма приподнялась,ладони вспотели, и из глубины лесной чащи раздался звон. Всё вокруг стало ярким и поплыло. Воздух задрожал, стал упругим как резина, нивидимые губы повсюду повторяли «Бым — бырымбымбым», воздух стал осязаемым, в нём появились мембраны, уплотнения и извилистые карманы, из которых поыпалось мельтешение тоненьких гнусавых голосков, звон бубенцов и звук лопающихся хвоинок. Голоса приближались вместе с топотом маленьких ног. «Аощ-аощ! Бегом сквозь двери! Бегом сквозь стены!» — различил Лис-Пиздолиз. Он раньше не слышал ничего такого, но вспомнил, что в старинном фолианте, повествовавшем о магии мира нефтепродуктов, упоминались карлики, живущие в этих искажённых областях астрального мира, то были ехидные и злокозненные кобольды, способные поворачивать время вспять, поскольку для них время являлось дополнительным измерением пространства — они жили в реальности 5Д. Существа эти обладали весьма и весьма своеобразным чувством юмора, и вспомнив об этом, Лис подумал, что до земляники он, наверное, сегодня не доберётся. Электрическая дуга, которая так хорошо отпугивала кудябликов, была совершенно бесполезна против орды пятимерных гномов, Аощ-Аощ. Маленькие, серо-голубые антропоморфные фигурки показались из-за деревьев, замерли на секунду, а потом, со свистом и улюлюканьем, толпа карликов бросилась на Лиса.

 

Лиса-Пиздолиза обливали из шланга какой-то холодной липкой жидкостью. Он оказался намертво приклеен к толстому стволу пьяной сосны с плешивыми, спирально-изогнутыми ветками. В его рот вливалось некая вяжущая горечь, он ощущал, как его распирают изнутри упруго вибрирующие сверхтонкие волокна, похожие на кошачьи усы. Небо пело, карлики пританцовывали внутри Лиса, и повторяли «Аощ-аощ! Бегом сквозь двери! Бегом сквозь стены!». Нейроны в мозгу нещадно коротило. Светлячок, которого Лис-Пиздолиз невзначай слизнул, подарил ему напоследок свой весёлый яд. Лис чувствовал, как теперь его едят насекомые, и ему было так приятно, что когтями он впился на несколько слоев в сосновую корую. Зубчатые колёса в голове накалились докрасна. Челюсти сомкнулись капканом чеширской улыбки. Карлики бежали вперёд, высоко задирая ноги, они куда-то несли его на руках. Звёзды сияли ясно, иглами втыкаясь в его язык, сочащийса лунным нектаром. Запах ночных фиалок вызывал у него судороги сладчайшей боли. Купол сумасшествия сомкнулся над Лисом-Пиздолизом. Он распался на миллиарды светящихся ромбов.

 

Когда маленькие человечки собирали его из отдельных октаэдрических модулей, которые разметало по всему подпространству, его дух блуждал, пойманный между зеркал, отражающих друг друга. Он почувствовал прикосновение солёного бриза, запах водораслей и прохладный свет пробудил его. Он был прилеплен к скале, платформой возвышающейся над морем. Аощ-аощ с миниатюрными копьями в руках стояли вокруг него кольцом. Тела карликов были пролупрозрачны. Сквозь маслянистую кожу просвечивали тонкие верёвки их хрящевидных костей. Головы Аощ-аощ венчали перламутровые заострённые шлемы, из чего Лис-Пиздолиз догадался, что перед его окружил отряд хорошо обученных воинов.

 

Вдруг Лис перевёл глаза на источник холодного тусклого свечения, которое было хорошо заметно, несмотря на солнце, находившееся в зените. Это блестела шерсть Императрицы-Лакрицы. Лис увидел её воочию. Женщина-кошка с миндалевидными глазами и острой улыбкой хищного зверя. Лис-Пиздолиз вздрогнул от нахлынувшей на него похоти, он осознавал все грани охуевления, и сквозь это осознание ему удалось прохрипеть «Я хочу познать Вашу мудрость, Императрица, но ещё больше я хочу познать вашу похоть!» . Вена на лбу у Лиса-Пиздолиза вздулась, что делало его похожим на мощный эрегированный фаллось. Один глаз он страшно выпучил в неимоверном напряжении, от чего на нём начали лопаться капилляры. Императрица склонилась к прикованной шнурами слизи фигуре Лиса-Пиздолиза. Он был похож на Прометея, в ожидании клевка. Она прошептала ему в ухо «Я раскрою тебе самую главную тайну, к которой ты стремился всю жизнь» и её голос тёк к Лису в уши, как горячий металл. Коннекторы воткнулись в нервы, по ним пробежал электрический ток. Сердце остановилось, а потом пошло ещё быстрей. Солёный клитор Императрыцы-Лакрицы коснулся его языка. Лунный свет очертил области мозга, проступая магическими печатями на стенах. Сигиллы таро теней. Что-то подступало, по потаённым туннелям. Приближение к семантическому ядру. Колыхание завесы. Её пизда пахла морем.

 

Он упал на влажный песок, волны слизнули его, как букашку. Трансмутация кости — удел личностей. Разрушенных напрочь личносте. В теле Лиса-Пиздолиза вовсе не осталось костей. Он стал медузой. Границы его тела растворились до простой формальности. Вода находилась как внутри так и снаружи. Он знал, что никогда не умрёт — когда его личность исчерпает себя, её грани исчезнут, как стёкла стен аквариума, и его внутренние воды сольются с Великим Океаном. Из белёсых, как сперма, барашков, венчающих волны, сложилась призрачная фигура Императрицы-Лакрицы с длинным копьём в руке. Она несколько секунд балансировала, стоя на пальцах на волнах неспокойной морской поверхности, а потом метнула копьё в центр этой самой медузы, которой стел Лис-Пиздолиз. Плёнка, отделяющая его сознание от океана, лопнула, как мыльный пузырь. Он не имел границ, его разум расширялся во всеохватный и вечно нарастающий оргазм смерти. Необитаемые острова россыпью бисера пролились на водную гладь, её зеркальная поверхность едва заметно дрогнула в предвкушении цунами, огромный антициклон гнал его к берегам Гондванды.

 

Вода разрушала города, съедала порты без остатка, огромные баржи летели, как щепки, ветер срывал крыши с рыбацких хижин, пальмы ломались от его силы.

«Вот так каждый раз, когда миры соприкасаются, мы сходимся с тобой, становясь разрушительной, убийственной стихией. Но наша с тобой любовь вечна, хотя она и несёт смерть всему живому. Не есть ли в таком случае смерть — наивысшая и наилучшая форма жизни, самая совершенная из всех возможных. Нет ничего прекраснее её. Теперь я обрёл осознание, и я вижу мир из центра циклона, где нет ни меня, ни тебя, есть только спираль, движущаяся навстречу своему центру, где сходятся все линии мира, и все знаки соединяются в один знак. Теперь же, подари мне этот последний величественный миг. Я был скрытой камерой, и видел тебя через мутные стёкла, но сегодня — я увидел лицом к лицу!». Лис-Пиздолиз жадно впивался в её пизду, пил её пряные соки, весь иссушённый жгучим знанием Истины. Проникновение лисьего языка в сладостную бездну тела Императрицы-Лакрицы раскрывала в его душе новые лабиринты мистического знания, путей, ведущих в одну точку полного невозврата, точку, которая так манит к себе и которая недостижима ни для кого из живущих на Земле. Голос, похожий на звон серебряных колокольцев, засмеялся прямо в его мозгу. «Теперь ты познал истину, но завтра ты забудешь её, и ты будешь вечно стремиться, как то и было раньше, в Перламутровый Замок, где ты познаешь её вновь. Но после ты снова её забудешь, и ты будешь искать и возвращаться — так вращается колесо жизни, и ты — генератор тока, который и приводит в движение его ось!» — голосо растаял, превратившись в звонкий серебрянный смех, хрустящий на зубах сахарными кристаллами.

 

Императрица-Лакрица пребывала в пространстве голографических паутин, она стояла в пустоте над поверхностью великого моря информации, разведя руки в стороны, держа в левой руке круглую серебряную луну, а в правой — острую спицу. Полумесяц на её лбу ярко вспыхнул, отражаясь в её глазах далёкими всполохами северного сияния. Её голос шелестел тихо, будто она шагала по узкой тропе, осторожно ступая, держа на вытянутых руках мистические предметы, которые тянуло друг к другу как противоположные полюса магнита, и только её руки не давали этим предметам соединиться. «Вот так я поддерживаю равновесие этого мира. И я создала всё это специально для вас, ведь вы — дети Матрицы, а она в свою очередь — одна из мыслей, которую я не перестану думать, пока существует этот мир». Её руки соединил разряд молнии. Хвост выписывал восьмёрки и знаки бесконечности. Шерсть на изящном теле серебрилась как ртуть. Её покрывало некое подобие росы, в каждой капле которой отражались многочисленные галактики и звёзды.

 

Свет Собачьей Звезды стилетом полоснул выскокие, острые шпили. Город Аощ… Снаружи он похож на грецкий орех, окруженный спиральной нитью зелёного цвета. Огни омывают извилины его многочисленных ярусов — кровоток города, состоящий из безмолвного транспортного планктона. Железные стены уходят в проекции, соединяясь в углы в невозможных пересечениях осей координат. Это городо Аощ, где время — ещё одна мерность пространства. Огромные механизмы разворачивают паруса фотоэлементов, способные поймать волну любого спектра электромагнитного излучения. Город-этажерка, где на башнях держатся широкие силиконовые поля, а на полях растут башни. Сегодня к центральной площади, где всё мигает неонами, стягивается большое количество огней. Светящиеся точки кружат вокруг Чёрного Зиккурата, священного сооружения для народа Аощ-аощ. Чёрный Зиккурат был до начала линейного времени. Кто-то разомнул временную спираль, и возник город Аощ, окружающий Зиккурат разветвлённой сетью структур, откуда ведётся управление многочисленными диспетчерскими центрами во многих мирах, где Аощ-аощ регулируют случайные совпадения. Их работа незаметна для нас, но они очень стараются, ведь мы для них очень важны, и это благодаря их незримой работе, всё в мире складывается так, как оно складывается, и не приходит к полной энтропии. Они выполняют свою работу с полной самоотверженностью, ведь от качества её выполнения зависит, придёт ли мир к финальной точке, и замкнёт ли это спираль времени. Аощ-аощ стремятся привести Вселенную к её изначальному состоянию, когда время текло множеством взаимопронизающих потоков изнутри-наружу и создавало ответвления в бесконечное количество направлений.

 

Этот день — особенный для Аощ-аощ. Такое положение звёзд случается лишь раз в 12 лет, и в этот день они все собираются на центральной площади вокруг Чёрного Зиккурата, с которого всё началось. Маленькие человечки в одинаковых комбинезонах стоят ровными рядами, и всадники в остроконечных шлемах, восседая на игуанах, гарцуют между ними. Миндалевидные глаза карликов устремляются вверх, и отражают свет Собачьей Звезды — их космического дома. Город пойман в звёздную паутину, он как большая чёрная муха, которую поймало сразу несколько пауков в такие мгновения. Свет звёзд рассеивается в густых чернилах ночного воздуха. С каждой звезды тянется нить. Эти нити создают сложную сетку над площадью. Известно, что одна нить тянется с Собачьей Звезды, и уцепившийся за неё достигнет родины предков, а все прочие нити ведут неизвестно куда, в самые разные уголки космоса. Маленькие человечки поднимают руки, салютуя звёздам «Луч на звёзду! Луч на звёзду! Долети, пожалуйста!» — произносят одновременно тысячи маленьких ртов. И двое детей, представителей их цивилизации — детей, потому, что космическая струна может выдержать лишь вес ребёнка — цепляются за струну, и уносятся в космический простор. Где-то там они создадут новые цивилизации и города, ведь с ними — все знания народа Аощ, их мозги несут в себе информационное семя вперёд, в колючую звёздную даль. Вселенная будет полностью заселена.

 

Лис-Пиздолиз открыл глаза в своей норе, он сидел в кресле-качалке из потемневшего от времени дерева, и задумчиво грыз стебель травинки. Он думал об Императрице. Его озарило понимание, что в трёхмерном мире, освещённом солнцем, она является Императрицей народа оборотней, но в пятом измерении, в мире Аощ, она становится Собачьей Звездой. Маленькие человечки, жители пузырей снов, происходили из мыслей Императрицы напрямую, и поэтому обладали такой большой властью над временем — они были ближе всего к корневым структурам реальности. Двигаясь через радужные плёнки астрала, они регулировали все аспекты реальности вкладывая мысли и сны в головы подданных Императрицы. Проснувшись, те принимали эти мысли и сны за свои собственные. Шаман, двигающийся на границе видимых изображений, мог призвать их мантрой «Ожь-аощ» и изменить с их помощью параметры реальности в отведённом для него секторе, а после закрыть портал словами «Ижь-аощь», сопровождая эти заклинания особым движением рук. Лис-Пиздолиз не знал, откуда в его голове возникли эти слова, и он, повинуясь какому-то импульсу, встал, и произнёс заклинание призыва, совершив руками особое движение.

 

Стены вспучились, набухли пузырями, по ним побежали иероглифы, вокруг Лиса образовались голографические экраны. Он услышал топот ног и звон маленьких колокольцев. «Аощ-аощ! Бегом сквозь двери! Бегом сквозь стены!». Войско карликов в остроконечных шлемах предстало перед ним. Ум Лиса-Пиздолиза сверкал всеми своими гранями, он знал, что с помощью этих существ он может выяснить всё во вселенной. Но его интересовало только одно.

 

«Я видел Императрицу, и я был в Перламутровом Замке. Я был удостоен чести прикоснуться к Великой Истине, но выйдя за порог замка, я тут же её забыл. Существует ли способ вспомнить её, и никогда больше не забывать?» — обратился Лис-Пиздолиз к маленьким человечкам.

 

Маленькие человечки закружили хоровод, уводящий пространство в какую-то искажённую спираль, в которой Лис-Пиздолиз увидел сцены из всего, что произошло. «Отключай мозг, смотри в центр!» — пели они. Лис посмотрел в центр. «Отключай мозг! Отключай мозг!» — пели аощ-аощ. Хоровод понёс сознание Лиса куда-то за грань. «Теперь скажи А!» — голоса маленьких человечков слились в один протяжный хор, тянущий букву А. И лис подхватил. Бесконечные ленты полились перед его глазами. Дорожная разметка подобная чешуйкам змеи. Огни впереди. Тело Лиса-Пиздолиза растягивалось и сжималось как аккордеон, пока он выдыхал из своих лёгки вибрирующий звук, складывающийся многочисленными складками и оборками, превращаясь в психоделическую мелодию, под которую пританцовывали Аощ-аощ. Он вновь услышал шелестящие слова Императрицы, и свет Собачьей Звезды, что лился со всех сторон, шелестел словами прямо внутри его головы. Вновь этот солёный привкус на языке — мигом всё пронеслось витками ярких слайдов, и растворялось в искрящейся вспышке, которой стал Лис. Присутствие Императрицы-Лакрицы обволакивало его так же мягко, как тело моллюска обволакивает песчинку, чтобы превратить её в жемчужину. Всё вокруг пахло водораслями и морской солью. Проникновение языка в мягкую ткань истины. Мистический трепет. Шум волн, ударяющих о каменистый берег, как предчувствие оргазма. Перламутровый Город в своём сиянии и славе, окутанный телепатическим туманом в лучах Собачьей Звезды. Всё это было так близко. Так близко, где он, Лис-Пиздолиз, не был никогда, хотя это место расположено ближе, чем расстояние вытянутой руки. Спираль сужалась к центру.

 

Он вновь услышал Её шёпот. «Я открою тебе другую тайну. Ты всегда стремился в перламутровый город, но никак не мог его достичь, хотя он был совсем близко. Я всегда находилась в своём замке, и я ждала, когда ты станешь готов к получению сигнала. Теперь ты готов к тому, чтобы узнать самое главное, касательно Города. Перламутровый Город всегда находился ближе, чем тебе видней. Всегда ближе!». Хохот Аощ-аощ вскрыл черепную коробку, и Лис-Пиздолиз полностью оцепенел. Он понял, почему он не мог попасть в Перламутровый Замок и встретить Императрицу-Лакрицу, чтобы увидеть её лицом к лицу. Его глаза — два безумных бога — сошлись в одной точке. Перламутровый Город был светлячком, и он находился прямо у него на кончике носа. Лис никак не мог попасть в этот город, потому что весь город, со всеми циклопическими башнями и шпилями, был крошечным насекомым, присевшим на его кончик носа, а Императрица-Лакрица была ядом, что заставлял тело этого насекомого светится зелёным, мерцающим светом.

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.