Серебряный сёрфинг
10 Сен 2019 No Comments
рубрика: Проза Все произведения: Тарья Трест
Чёрная вуаль, красная комната, плавные движения, хрусталь между ног.
Бурлеск-постановка харизматического начала вселенной. Репродукция сна пропущена через альфа-каналы. Классика, как и надлежало в век законсервированных ценностей, в безмолвии морали, под портативным прессом.
Вдуматься в своё будущее через сотню-другую лет, когда реинкарнация уже изъела обрывки мозга. Пастельный цвет, и остроконечные полосы на чёрном атласе. Кодирование прорицательного начала.
Приступай к разоблачению. Но в эту ночь маски не снимут, — их оденут, припудрятся, и поверх пафоса изобразят эффект обыденности затянувшегося праздника. Голубое пламя вздымается над астральной пропастью транса. Поглощают ритмы. Драм-машина ввинчивает в сознательный принцип немого наркотического ступора под зыбким тальком двадцать пятого кадра.
Ретро перспектива налицо. Алебастр тонко обволакивает. Язык разрезает напополам вкусовым рецептором абсента.
Снежный, девственно-сладкий куб, окропляет изумрудная горечь, пронизывая насквозь, словно заменяет мёртвые клетки живительными капиллярами. Оба начала, одно слабое, другое – обжигает первозданностью. Сахар и спирт. Порождение голубого пламени богов. Это бурлеск постановка мироздания.
Сахар размякнет, облечётся в иную форму, пропитается пламенем, горючим экстрактом, и свои пары отдаст во власть извечного обоняния.
Голубое пламя вздымается, страсть возгорается с просмотром эпатажной видеоплёнки, с каждым выпитым глотком абсента, с каждым ударом драм-машины.
Он говорит:
— Сядь на его лицо. А теперь дрочи, двигайся, раскатывай губу по поверхности сомкнутого рта, по носу, по глазам, сжимай дерзко, детка.
И я сажусь на лицо чёрного манекена, мастурбируя клитором по пластиковому лицу.
И прямолинейная слабость стремительно ввинчивается в мои продрогшие нервы. Это тройственность непорочного зачатия боли.
Сентябрьский воздух с примесью дымного никотинового угара под иллюминатором влажной луны — почти всё, как тогда. Скуривать погрешность, как траекторию сна. Ностальгическая дрожь скользит мурашками по позвонку, с тихой сладостью взбудораженной души. Откровенно и не навязчиво пригубить. Впервые сигарета греет мне душу. Кокон платья обволакивает стройность хрупкого тела. Стягиваю грациозным движением разорванные чулки — развращённое одиночество. Выдыхаю боль, затягиваюсь призраком. Себестоимость мысли падёт в своей значимости. Она не верна. Как сгусток крови на грязном пальце. Собирать в кулак прозрение. Неужели мне не могло прийти это в голову раньше?
Своим цепким перформансом я управляю их сознаниями и членами, вплетая ежедневно новые толики жара, пока понурый смрад повседневности источает временную терпимость.
Позирую пустоте, принимаю похотливые позы с целью привлечь внимание, пригубив сигарету, всасываю яд трансформации.
На ободке бокала – мой вульгарно-липкий след.
Тошнит от переизбытка гормонов в кровавые дни. Тошнит от слабости, от узкой промежности лжи, облачённой в латекс приторной правды. Не пропаду, не надейтесь! Так вызывающе вопиет истина. Она не прикрыта стыдливыми булавками совести, я давно совесть подрезала в обоссаном переулке.
Застегните мне молнию, я удаляюсь. Вы добивались этого? Я в этом не совсем уверена.
Незабываемая парабола опиумных воздействий на мою неприступную плоть. Ломалась до последнего и в конце концов сдалась. Вечер бурлящей шампанским ребяческой радости, резко ввинчивается винной пробкой в узкое горлышко слизистой оболочки. Приток грёз перекрыт слегка размякшим от мысленных слёз кусочком пробкового дерева. Очевидная реакция на пересеченной прямой. Скрупулёзно всегда больней, но всегда в цель, без видимых погрешностей
Принимаю гибкие позы, прогибаю свой стан. И всё это для себя, любимой? Неоценённое извращёнство. Неоценённая трансформация внутренней личины под видом и с целью привлечь к себе внимание. Ох уж это искомое дно! Всегда норовит всё испортить под неверным желанием помочь. Поддаёшься моим внезапным слабостям с налётом вычурного гротеска. Ты питаешься моей кровью, разбивая вдребезги очумевшие от тления мечты.
Время идёт. Откровенное развращение по Фрейду, разговор ни о чём, под сенью развратных чатов, и в утробе похоти зарождается неоспоримая вспышка животности.
Твои губы жадно скользят по моему гитароподобному стану сквозь пространства и мониторы. За стеной застывает время, перевалившее за полночь. Свежесть из распахнутых окон царапает лёгкие своей навязчивостью. Щиплет, разъедая кислотою, девиация моей бушующей страсти. Я на грани помешательства. Ногтевые пластины вонзаются в мягкий вельвет.
Я стягиваю платье, зажимаю хрусталь между ног, то широко разводя их, то крепко сжимая — я только дразню. Они жаждут заполучить больше, поэтому в привате – ажиотаж. Там я раскрываю пред ними бутон, стягиваю перчатку и пальцем вонзаюсь в розовую полость.
Я на пределе, жетоны, как цель, удовольствие – как средство, я истязаю себя хрусталём. Это серебряный сёрфинг в красной комнате на вэбкаминг.
Внутри пылает огонь, разврат просачивается сквозь хрупкие мониторы, вопит сквозь хрусталь и вуаль.
Изящные руки в длинных, чёрных перчатках, создают изысканное, пикантное, завораживающее представление, гипнотизирующее голодных зрителей, а затем ладонь, туго обтянутая материей, уже меж ног, властно и грубо скользит, дразнит и распаляет, скрывая, но будоража. Когда всё наружу – интерес не так силён. А мои почитатели – будто пишущие машинки — тугие члены, приоткрытые губы.
Ожесточённое безумие, отчеканенное до безупречного блеска. Альтернативная реальность спешит угостить своими гнилыми плодами, наслаждаясь триумфом. Страсть порождает бешенство. Сомкнулись углы касательных объятий на стыке праха и свершения. Знали ли они, что я — лишь прах, собирательная сущность всех прошлых жизней, квинтэссенция? Вряд ли. Они даже не знали это глубокомысленное имя нарицательное, порождённое мной в своей уникальной трактовке. Я оказалась на этом ложе помимо своей воли, но не вопреки своей неудовлетворённой похоти. Как же всё-таки приятна жгущая утробу, вечность!
Эта грань переплелась с реальностью и обратила вымысел в явь.
Удовлетворять себя, не доводя до оргазма, но, уже будучи разгорячённой, до такой степени, что тяжело сдерживаться, комната полыхает, вагина полыхает, бежать некуда, я в эфире. Я в привате. Слушаю тёмный джаз, двигаю бедрами, сочусь, веду беседу, веду игру.
Инициатива наказуема? О, да она имеет своих инициаторов, куда пожелает. Ты внедрился в мою жалкую жизнь, и теперь мне предстоит создавать тебя вновь, ибо моё тщеславие не приемлет иначе. Под недавно обласканной грудью зреют сомнения. Ты тот час пытаешься развеять их прохладой, орошающей мой рассудок. Стигматами на моих нежных бёдрах зацвели кратеры ран. Слабая боль. Это пустяк. Я терпела. Терпела, чтоб не разочаровать. Откуда такое паталогическое влечение к подчинению?
Маниакальный мазохизм, мне, к счастью, не присущ. Хоть что-то радует.
Его здоровый фетишизм, и моя нездоровая фантазия. Объедки целенаправленности. Скотчем замотан мой мистицизм, а жидкая дрожь выбивает дробь в моей гортани. Носогубные складки расплываются в сухой улыбке. Сеанс экзорцизма моей плоти проведён успешно. Мой вампирический разум восстал внезапно с каменного гроба преткновения, чтобы испить твоей искомой истины. Привкус препарата, расширяющего сознание. Больна моральной порфирией. Укус обезумевшего от страсти, неведомого пока ещё мне, существа, породившего тщеславие на свой ментальный род. Он только того и ждал, когда возреет свою благословенную жертву в потоках тонущего диска. Отождествляя себя с ним, пробуждаю уснувший пять веков назад разум. Теперь я чувствую, что могу мыслить и внимать. И прозаический холод, переваливший за- полночь не помешает нам насладиться спиралевидной пружиной времени. Она сокращается, когда желаешь растянуть её до предела возможного. Траектория чувств измеряется трафиком погрешности. Он – моя полуночная мысль. И бред шагов бессонницы, по залитому лунным молоком, полу. Задетая, вскользь, жертвенная стигмата, источает быстро сворачивающийся сгусток. И его живительная сила придаёт изумрудному скрижалю абсентовой стойкости кровавый оттенок. Пей! Для тебя течёт моя услада! Из хрустального грааля сквиртом абсента прямо в твою глотку, сквозь плазму, в реальном времени.
И они пишут: «Прошу, постарайтесь быть мелом на этой доске. Ты можешь сказать, что она когда-то была мужчиной?»
«Обернуть – развернуть»
«Пол – это слишком древняя концепция, мы просто – скрин во вселенной битов»
«Ты заставляешь нас звучать, как пар, плыть вон из зоны комфорта, покидать свои космические корабли, вонзаться устами в твой бездонный космос»
«Я могу заползти в её вазу»
«Ты понимаешь её маскировку? Она выглядит опасно. Она будет преследовать нас в наших влажных снах»
«И дуют ледяные ветра над полюсами. Мы – сумасшедшие лохи, застрявшие под замёрзшими волнами, но мне нравится её звук, её волосы, её серебряный сёрфинг»
«Разрешите творить заклинание, чтобы поднять вас, туго, с жадностью, которая окатывает её чашу, я думаю, она доберётся туда, чтобы увидеть стигматы в ваших глазах»
«Это текстура кристалла, девственные ангелы мочат свои губы, потирая клитор, раздавив меч между бёдер»
«Я думаю, что она пишет книгу, мы – просто пустые места в её сне»
«Есть параллельная правда — мы – волны в мультимире, когда звёзды умирают, это снова одна тьма»
«Раздавить – развернуть»
«Я думаю, что ты попробовал её яд»
«Она – балтийка, как инопланетное существо, которое плавает от звезды к звезде, галактическая птица со стальными ниппелями»
И я танцую для них, стягивая платье, гибкими, плавными движениям, я завлекаю их похотливые сущности в плен ядовитого, змейного порока. Я – сексуальная порча, вызывающая зависимость, я – Леди-Яд, пей меня, пей. Звени в мою честь жетонами в вэбкаминг пип-шоу, поклоняйся своей тёмной богине.
Бессонные ночи, за окном – шум задыхающегося от зноя, города, самый центр, самый разгар шоу, бесстыжая пластика, чёрная эстетика. Экзальт экстаз.
Но продрогший разум на рассвете исчерпывает свои возможности.
Ночь плавно перетекает в урбанистически выхлопное утро.
C идиотской ухмылкой на лице я торжествую. Есть вещи, которые при любых обстоятельствах остаются неизменными.
Ретро постановка театра теней, в полночь, на субботу, архитектурно вписалась в харизматические волны вселенной. Нам велено создавать свой эстетизм в истории. Ксерокопии дней и недель слишком скучны, слишком свежи, так легко измазать отпечатки пальцев канцелярской повседневностью.
Лица погрузились в маски, срослись с ними.
Финальных титров не предвидится. Мы вечны. Бурлеск-постановка плавно перетекает в хранилище ассиметрической техники бытия.
Пусть все смотрят, как она дрочит у них на виду в своём арт блоге, как она снимает интерактивное онлайн арт-порно с собой, олицетворяя своею вагиной святой оргазм, грааль хрустальный, наполненный кровью сосуд, женскую силу – жизнь, женскую силу – смерть, женскую силу – стихию, хрустальный сёрфинг. Безликая мать, безликая дочь, безликое начало, ничто, богиня.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.