В храме моём

В храме моем
Света сиянье:
Стены крепки
Белого оникса.

А поутру
Вести приносят
Легкие совы,
Совы да голуби.

Каждый напавший
Будет повержен:
Станет стеной
В том укрепленьи —

Статуей белой,
Что украшает
Своды и залы
Во веки веков.

Посвящение Богине

О, я о ней так мало знаю!
Непредсказуем каждый миг:
То ликом будто бы святая,
То раз — и высунет язык.

О ней бы можно много спорить,
Но все ж отгадка не проста.
Она порой — шальное море,
Порою — неба высота.

Совпали будто бы случайно
И женский стан, и страсти стон —
Семь покрывал соткали тайну
В едином слове — Бабалон.

Символ Веры

И в радостный час, и во время печали,
Что б не приносили года,
Ты помни о тех, кто стоит за плечами
Всегда.

Когда холод пал, и земля так застыла,
Что слезы катились с лица,
Рука тебя чья это время хранила? —
Отца!

Когда шел над пропастью ты перед всеми
По тоненькой нити впотьмах,
Держала Она воду бездны в то время —
В руках!

Куда было пасть, знать себя коль не смеешь?
Ты, радуясь, или скорбя,
Куда-то уж если упасть и сумеешь —
В себя!

Кто истинно ищет — найдет и обрящет,
Уж нам ли об этом не знать…
Так вечен Отец, лик Хозяина Чащи,
И вечна Великая Мать.

Вместо итогов года

Когда были со всех сторон
Мир ли против, отец ли, мать,
Был преград вокруг миллион, —
Но избрала иной закон,
Позволяя себе желать.

Что хотела — было нельзя,
Ждала пряник — свистела плеть.
Утирая слёзы в глазах,
Я училась, боясь, дерзать,
Я училась, дрожа — но сметь.

Что ты знаешь — с тобой всегда,
Твое кредо — тебе под стать.
Всё пройдя — моря, города,
Я, как рек текучих вода,
Научилась ещё — молчать.

Когда душа натянута на пяльца…

Когда душа натянута на пяльца,
Когда сквозит звезд ветер через них,
Когда в вино опустит кто-то пальцы,
И кровь прольется именем Святых,

Когда открыто — кем ты был, кем не был,
Когда плетется нить из века в век, —
Внизу, вверху — одно и то же небо.
Струною между ними — человек.

Гремит война — верхи или низы…

Гремит война — верхи или низы,
Оружья скрежет или звон монет…
А где-то — предвесенней гром грозы,
И ярко-красным Солнце чертит свет.

Ундина, пронизав морскую тьму,
Стремглав несется к черной глубине…
Но только мало ведомо кому,
Что спрятано на самом-самом дне.

Из направления любого…

Из направления любого
И вне религии любой
Молчанья тайной или слова
Я так же говорю с Тобой.

Багряная

Пусть меня кто-то хочет уничтожить,
Пусть я мешаю стольким на пути,
Но вы скажите мне — о, что же, что же
Сильнее в мире быть настолько может,
Чтоб изменить небесных ход светил?

В плену железном злости все слабея,
Рассыпятся — кто в пепел, или прах,
Все те, что будто белого белее:
Им не убить меня — ведь я Идея,
Идея, воплощенная в веках!

Я девственна ли, дика ли, опасна
Для злости металлических пружин, —
Я дочерь неба, созданная в красном,
Я ветер звезд и сладость песен страсти,
В багряном пребывающая жизнь!

Телемское Аббатство

История времен покрыла пылью
Все, что тут было в давние года,
Но познано в тех стенах столько было
Чего другим не видеть никогда,

Сюда дорога — полоса препятствий,
И предстают руины без прикрас, —
Разрушено Телемское Аббатство.
Но Истина живет не в стенах — в нас.

Чефалу

Выкупить несколько дней у вечности,
Вечно пречерной, всераздирающей,
Чтобы мечтатели смели беспечно
Путь проторять туда, где скрыт рай еще,

Маревом вечер раскрасит страницы,
Мир обойти — да все будет мало! —
Тайны хранит, танцует, дождится ли
Город у моря — старый Чефалу.

Нюит

Ты, бесконечно расширена
Словом прежде листа,
Ты, кто не выбрала — выбрана,
Ты, кто любовь, красота,

Ты, кто и пропасть, и лоно,
Ты, кто лазурь в золотом!
Ночью на лунных склонах
Мир обнимает Ничто.

Ты, без пределов Вселенная!
Всё в тебе — тени и свет.
Ты — бесконечность священная,
Та, кого вовсе нет.

Услышь меня! — так призываем мы…

Услышь меня! — так призываем мы, —
Над духами владыкой меня сделай;
А Дух плывет туманом за холмы,
Нас на руках качая в дымке белой.

Мы будто спим… окутывает свет —
Так каждый поцелован небесами.
И снится небу, сонму всех планет
Тот Ангел, кем являемся мы сами.

Душа — как птица на пруду…

Душа — как птица на пруду:
Коль захочу воды напиться,
Я одинаково войду
И в грязь, и в чистую водицу.

Лишь тот познает силу крыл,
Кто море темное исплавал,
Кто то испил, что в нем сокрыл
За тайною завесы Дьявол.

Песнь Этайн

А ты иди, иди к большой воде,
И встреться с теми, кто за ней сокрылся.
В мирах, что брезжат в призрачном нигде,
К нему иди, что в ночи проявился,

И ты смотри, смотри в его глаза,
Хоть взгляд его — одна сплошная бездна,
И пусть другим туда смотреть нельзя,
Ты их сильнее — то тебе известно,

И ты смотри в него, всю ночь смотри,
В того, о ком своим ты страхам верил,
Пусть в городе погаснут фонари,
И не горят огни, закрыты двери,

И — рухнут башни хрупкого стекла,
Что были неприступны как явленье,
И та вода, что вспять тогда текла,
Вернет свое былое направленье,

И станешь ты как будто бы из них!
И сила из миров потусторонних
Тебе открыта станет, будто стих,
Что у тебя сейчас лежит в ладонях,

Мы станем — боги! Ты пойми скорей —
Рассвет растопит злых иллюзий горе.
Проснись, мой мальчик. Ты из королей.
Не верь им всем — они не знают Моря.

О да, ты Луг! Пусть ты упал в залив,
Не зря же ты был вынесен на берег.
Но — дальше не пройдешь, не победив
Себя — и тем откроешь эти двери, —

Ты — Луг Самилданах! И все в руках
Твоих, не чьих-то. Пусть твоя победа
Напишет сагу на морских волнах
Народу, что пойдет за Лугом следом…

Уснули звери, птицы…

Уснули звери, птицы.
Уснули я и кот.
Кот спит и ему снится:
Чешу ему живот.

Среди небес высоких
Ночь теплая темна.
В окно котовьим оком
Лукавится луна.

Я — жрица из дубрав, и я иду…

Я — жрица из дубрав, и я иду
За теми, истин кто испил по праву.
Случайный гость, не пой мне на ходу
В подлунном мире снов лихую славу:
Вокруг так много — это так и знай —
Голодных стай!

Я сфинкс, хоть человек; коль я молчу —
Не значит, что себя не проклинаешь.
Убить меня тебе не по плечу —
Бессилен, ибо сам себя не знаешь,
Задам вопрос — и ошибешься ты,
Сын пустоты!

Тебя я больше, я по сути — всё,
Я есть корона и на мне — корона,
Вода иль ветр течение несет —
Неважно: я храню основу трона.
Себя себе оставишь или нет?
Я жду ответ.

Эта весна не гремит…

Эта весна не гремит,
Громами небо пронзая,
Всё твоё естество
Не пробирает дрожью, —

Эта весна насыщает,
Поит землю дождями,
И испаряется сила
Из ожившей земли,

Льется вода, чтобы стать
Чистым облаком, ветром
Или песнею птиц,
Или вдохом твоим, —

Впитывай, пей, молчи:
Пей эти дни, как воду
Радуг; просто дыши —
Ветер споёт о том.

Юны и злы — мы дети, как и прежде…

Юны и злы — мы дети, как и прежде,
Но знаем вкус пьянящего вина,
Мы носим запрещенные одежды,
И в наших песнях тайна не видна,

Пускай смеются нам в лицо невежды —
Мы знаем, будет с миром что потом.
Мы носим запрещенные одежды
Немым напоминанием о том.

Проснулась! Мир фарфоровый блестит, как наяву…

Проснулась! Мир фарфоровый блестит, как наяву:
И солнце мир раскрасило, и лодка на плаву,

Поют лесные птиченьки — как можешь, так зови,
И котик тянет песенку о мартовской любви,

И сны странны и путаны, и знаки неясны,
В руках охапка запахов растрепанной весны,

В молчаньи зреет слово и пока что в горле ком,
А небо разливается рассветным молоком,

И мысли так разнузданны, и чувства так остры,
И в облаках рождаются, взрываются миры,

И рушатся империи, руины топчут в грязь…
…Я маленькая девочка. Я только родилась.

Доча, доча! Кот твой странный…

Доча, доча! Кот твой странный —
Когда ты в другие страны
Улетаешь за туманы,
Где дорог твоих не счесть, —
Запевает, топчет, кружит,
Будто кто-то ему нужен,
Все зовет своих подружек,
Измурлыкается весь!

А когда подступит вечер,
Вдруг крадётся, и на плечи
Прыгнет, если не далече
Той игры замедлит бег, —
Трётся, будто бы скучает,
А потом, вот так, играя,
Вдруг сидит на кухне с чаем, —
Он как будто — человек!

…А поутру, сквозь зевоту
Когда люди на работу
Едут, скроет тайну кто-то —
Отступает темнота,
И таинственный мужчина,
Не единственный мужчина, —
Прогибая свою спину,
Обратится вновь в кота.

Назад Предыдущие записи Вперёд Следующие записи