20 Мар 2015
автор: Арина Георгисрубрика: Проза Tags: Арина Георгис
Судьба – это не просто слово. Это та данность, на которую ссылаются люди, которые не хотят нести за себя ответственность. Они каждый раз произносят « не судьба», когда не могут оправдать чьи-то или свои ожидания. Это ведь так просто строить из себя беспомощную и безвольную овцу. У этих людей вечно кто-то виноват: то погода, то другие люди, то Судьба. Судьба, а скорее Госпожа Судьба просто вынуждена терпеть этих идиотов. Если бы она была женщиной, давно бы на них плюнула и начала счастливую и беззаботную жизнь.
Я каждый день вижу сны. Это одновременно и мой дар и проклятье. Каждый сон словно загадка, которую я хочу разгадать. Иногда грань между сном и явью совершенно размывается, и я уже не знаю чему верить. Я уже сомневаюсь в том, что является правдой, а что – безумный бред, что выдаёт моё больное сознание.
Сон, который я видела сегодня, был о судьбе. Каждый сон – как прожитая жизнь…
***
Я зашла в магический салончик. Свет был приглушен, везде висели какие-то побрякушки: золотые дракончики, крокодильчики, жабы. Хрустальный шар на столике, который покрыт чёрной шёлковой тканью. «Песни ветра» были развешаны в каждом из четырёх углов комнаты, когда в форточку дул ветер, они мило постанывали разными высокими нотками, иногда мелодия становилась весёлой, иногда грустной. В салоне стояли мягкие и удобные кресла. Я села на одно из них. Тут царила атмосфера загадочности.
Когда мужчина докурил, он бесшумно переместился на одно из удобных креслиц. Перед ним стоял столик с шаром. Он погрузился в размышления, и мне казалось, что уже ничего не смогло бы его отвлечь.
Давно я не была в этих местах. Уж больно эти предсказатели тщеславные люди, напыщенные, думающие постоянно о своей уникальности, презирающие остальных людей. Любят говорить размытыми и непонятными фразами. А я люблю точность, и эту любовь никто не убьет и ничто не разрушит.
-Вы пришли узнать свою судьбу? – спросил, предсказатель, лукаво щурясь. Видимо это был его салон, — знаете, Вам будет это определённо дорого стоить.
Он встал со своего насиженного места и подошёл к окну. Крепко затянулся. Я видела, как он начал пускать кольца дыма. Каждое колечко было похоже на предыдущее: не размер, ни расстояние между ними не отличались – всё было одинаково.
-Почему? – спросила я, насупив губы. Такой важный, думает, что его знание дорого стоит, самоуверенный колдунишка, — деньги не вопрос, сколько скажите, столько заплатим. Вы ведь понимаете, что для меня знать судьбу – это важно. Если я узнаю свою судьбу, то буду защищена и перестану так рисковать.
Конечно, всё, что я говорила – это был блеф. Просто я хотела, чтобы мужчина выполнил мою просьбу. А то строит из себя элитного бизнесмена. Одним гадает, а другим нет, значит так. Вот редиска.
— Вряд ли это будет так. Иногда мы узнаём то, к чему не готовы, иногда мы узнаём то, что не должны знать. Люди любопытные создания, им хочется знать то, что сможет принести им боль, разочаровать их. Ваш случай – именно из этой серии, поэтому я гадать Вам не буду. Бессмысленно мне предлагать баснословные суммы.
После этих слов он опять удобно расположился на креслице и через несколько минут уже был слышан его сап.
«Ну и пенёк» — пронеслось у меня в голове. Да и что он себе возомнил? Деньги не нужны что ли? Вот нашёлся благотворитель: «лучше Вам этого не знать ради Вашего же блага». Придётся мне идти домой ни с чем.
Я захлопнула дверь со всей силы, чтобы ему сладко не спалось. И пошла домой ни с чем.
-Дверь не виновата, — услышала я тихий голос, льющейся из салона.
***
Меня всегда интересовала Судьба. Моя лично меня устраивает. Дом. Семья. Успешная карьера. Ну, одну вещь я до сих пор понять не могу: «зачем людям знать свою судьбу?» Жизнь даёт нам столько возможностей для реализации, а мы – глупые люди, всё по шаманам, гадалкам ходим. Хотела узнать сегодня судьбу, так, ради интереса. Ну, этот же пенёк ничего не сказал. Ну да ладно. Я многое не потеряла. Такое ощущение, что у нас ещё будет шанс друг друга встретить.
***
-Говоришь, мы там здорово отдохнём, Ив? – спросила я у своей подруги. Она сегодня накрасилась и оделась очень вульгарно. По её интонации и виду было ясно, что она ждёт на свое мягкое место приключений, да побольше.
-Да, — сказала подруга, накручивая на палец локон тёмно-русых волос, — ещё как! Там будет много закуски, вина и свободных мужчин. Мы пойдём в загадочный особняк, где часто происходят интересные вещи.
-Ты знаешь, что я его с тобой только из-за того, что ты вечно попадаешь в какие-то передряги, откуда тебя приходиться с трудом вытаскивать, — я была не довольна, мне не нравились шумные вечеринки с обилием алкоголя и возможностью оказаться под утро с кем-то в постели.
***
Этот дом стоял далеко. Мы долго ехали по лесу, пока нас не привезли к одинокому особняку. Я была против секса на стороне. А моя подруга была лёгкого нрава, и никогда не упускала возможность кого-нибудь соблазнить часа на три, так уж было заведено, а на утро сказать: «иди нафиг , поддонок, ничего не знаю…»
Вечеринка нам открывала много возможностей.
-Коктейли, девочки? – спросил миловидной внешности юноша. Блондин с оскалившейся улыбкой и пронзительным взглядом.
-Да, две мери, пожалуйста, — Ив решила надраться, уже начиная с крепких напитков.
-Ив, это же водка, нам никак нельзя сегодня надираться как обычно, ты понимаешь, каждый раз, когда мы это делаем, мы обязательно влипаем в какую-нибудь жуткую ситуацию. И причём я даже не помню, кто нас сюда привёз. И что мне делать, если ты накуролесишь среди ночи: тащить на себе слишком далеко.
Я нахмурила брови. Её поведение меня не устраивало, что я думала, как бы отсюда свалить без особых потерь.
-Да, перестань ты со своим занудством. Всё будет путём, — она наверняка никогда не задумывалась об ответственности.
Пришлось смириться с ней и пропустить пару стаканчиков горячего. Потом ещё парочку, и ещё парочку. А после передо мной всё поплыло…
***
Наутро я застала свою подругу с этим странным мужчиной из салона гаданий. Как он тут появился, понятия не имею. Они пили крепкий насыщенный кофе в постели. Я подозреваю, что у них был секс. Она на это способна, да и он как-то слишком мило её приобнимал и улыбался. Выглядели они весьма умиротворёнными. Прямо сладкая парочка, сложившееся под алкогольным воздействием.
Я выглядела вся помятая, сон был не спокойным. Во всём доме ночь напролёт звучали непонятные крики. Наверное, мне показалось. Всё же, я вчера значительно перебрала.
Взяла свою подругу за руку и оттащила от этого мужика.
-Рене, ты что, он сказал мне, что с ним у меня секс по судьбе?
-Ты что, ещё не трезвая, может он тебе ещё сказал, что звёзды тебе показывают секс с ним. И что всё, что дышит, плавает и шагает хлопает в ладоши, что ты такая лохушка.
— О, как ты догадалась, так и сказал.
— Пошли отсюда скорее.
После того, как я её выдернула из комнаты, она сжалась от страха.
-Что с тобой, — обеспокоено окинула взглядом её я.
— Нет, мы никуда не пойдём. Рука судьбы нас заберёт. Теперь я и ты знаем о их секрете и тайном убежише.
— Какая рука судьбы? – с удивление спросила я. Я знала, что утро не начнётся с добра.
-Ну, я вчера приняла инициацию в тайный культ «Рука Судьбы». Они сказали мне, что управляют всем миром.
— Хватит тебе нести всякий бред. Это он тебе сказал, чтобы трахнуть?
— Нет мы с ним трахнулись потом, и по моему желанию. Он не настаивал.
-Тебя в какую-то руку судьбы посветил, а мне даже не погадал. Не справедливо. Ну, ты всегда выглядела как сучка. Всё с тобой понятно.
-Нет. Это не он посвящал. Прошли какие-то не понятные люди и посветили меня, а потом появился он, и сказал, что меня нужно сберечь от этой организации, что всё очень опасно, что зря я так перебрала.
— Это абсурд, какой-то агрессивный орден, непонятный любовник. Пошли отсюда быстрей, ты опять впуталась в какое-то дермо, — сказала я и мы вышли из дома, направляясь к автобусной остановке.
Мы пошли ко мне домой. Она пила рассол каждый полчаса. Опустошила две двухлитровые банки с солёными огурчиками. Я была так вымотана после этой безумной вечеринки. Ив всё время несла какой-то бред. Думаю, что она просто опять не рассчитала свои силы и дело в этом.
Я погрузилась в сон. Беспокойные мысли. Рой новых идей. Я никак не могла уснуть. Из головы никак не мог выйти этот колдунишка, с которым переспала моя подруга.
Мне стало холодно. Показалась, что в углу был какой-то тёмный силует и шёпот: «Рука судьбы придёт за тобой». Потом я резко проснулась. Наверное, это был очередной кошмар. Да и если не кошмар, что возомнила себе эта организация. Думают, что правят миром. Ещё втянули бедную легкомысленную Ив в эту белиберду.
Ив была напугана. Она постоянно повторяла, что «Рука Судьбы» придёт за мной, и за ней из-за того, что мы знаем их секреты. Её трясло, — Ты тоже была в этом доме. Они не обойдут тебя стороной. Ты понимаешь:
— Да ладно тебе, всё в норме, меня никто не преследует. Это у тебя мания, — сказала я ей, пытаясь успокоить бедную дурочку.
***
Спустя некоторое время начали пропадать люди. Сначала Ив, потом другие мои друзья. Я была уверена, что в этом замешана «Рука Судьбы». Мой круг общения сокращался всё больше и больше. И я знала, что настанет момент, когда они придут за мной. Только не знала когда. Всё было настолько загадочно и непонятно. У меня ухудшился сон, постоянно снилась какая-то белиберда про этот орден.
Я пошла в кафе, только там был тот кофе, который своей крепостью мог продлить мою бодрость на максимальное время, который мог бы мне помочь не спать. Ну, кажется, это мало помогло, меня всё равно сломил сон.
Когда я проснулась, я оказалась снова в этом особняке. Все окна и двери были заперты, почему-то я это знала. Я сидела привязанная к стулу.
Зашёл этот колдун, курил, выпуская дым на моё лицо. Я сильно кашляла от горького привкуса табака.
-Поэтому я не говорил тебе о судьбе, когда ты пришла ко мне, чтобы я тебе погадал. Я знал, что так будет. Не хотел тебя расстраивать, видишь ли…
Он молча докурил и начал внимательно меня разглядывать.
-Я знала, что ты в этом замешен. По тебе сразу видно бы, что ты парень не простой.
-И весьма коварный, — улыбнулся колдун, — не только я в этом замешан, нас много, мы находимся по всему миру, в каждом городе, в каждом квартале.
После этого ко мне вышло человек тринадцать. Все в балахонах со снятыми капюшонами. Зрачки были покрыты какой-то беленой. Как будто бы они были погружены в глубокий транс.
-Мы можем изменять течение времени, мы знаем всё о судьбе, мы и есть судьба. Мы решаем за всех, — сказал один из толпы.
-Вы не можете решать за меня. Я в это не верю. Только я управляю своей жизнью, и никто не вправе нести за меня мою ответственность. Я ответственна за свою судьбу, я не пускаю всё наутёк. Моя жизнь осмысленна и загадочна. Каждый день для меня – открытие. Мне нравится придаваться новым впечатлениям, радоваться новизне событий, а не плыть по предсказанному пути. А вы всего лишь сошки в чьих-то руках. Я знаю ваше число. Не знаю ваших имён. Вы все объединены тем, что не верите в свои силы, можете только отдать свою судьбу организации, чтобы она контролировала вас и остальных. Вы не свободны. А я да, но у вас ещё есть время всё изменить, перестать верить в белиберду и начать жить полной жизнью . Вы можете, я верю в это. Над человеком, который несёт ответственность за свою жизнь, рок не властен.
Колдун склонил голову надо мной и начал растворяться в воздухе, превращаясь в мелкую звёздную пыль. Последнее чего я увидела у него на лице добрую улыбку. Другие тоже стали превращаться в пыль. Я знала, что это не конец. Что они обрели свободу и будут теперь существовать как им нравится. Наверняка много лет их держала в своих телах эта организация « Рука Судьбы», не давая упокоиться, не давая жить своей жизнью, умереть, когда пришло время, да и просто существовать и иметь право на свой путь.
Не знаю, встретимся ли мы здесь или на другом свете, но я уверенна, что теперь они будут свободны. Свободны как ветер, свободны навсегда.
Дом исчез из моего сознания, и я очутилась в своей кровати. Это был всего лишь сон. Сон похожий на правду, сон о судьбе и ответственности. Сон с хорошим концом.
Может быть, они реально существуют – эти люди, которые доверяют свою жизнь кому угодно, лишь бы не отвечать за свои поступки, люди, которым нравится быть заложниками других людей, заложниками ситуаций. Им, наверное, даже приятно осознавать своё бессилие и то, что кто-то высокий и добрый может ими управлять, а может быть и злой и деспотичный, но для них это уже не важно. Так как им нравится насиженное место и иллюзорные полномочия.
Может быть, они существуют в каждом городе, в каждом квартале. А желание деградировать до такого находиться почти в каждой душе.
Мысли, как всегда, обрушились на мою голову после пробуждения, но я решила не дать беспокойству одержать верх надо мной. Включила свет на кухне, приняла отвар «пустырника» и через некоторое время снова благополучно погрузилась в сон. Каждый сон – как загадка, разгадав которую можно стать ближе к истине, что хранит человеческая душа.
10 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
«Меч неизбежно порождает кровь. Кровь очищает пространство. Сама по себе, пролитая кровь взывает к милости Всевышнего. Но равнодушно Всевидящее Око, ибо давно рассудило наперед, и знает подлинно и достоверно, кто и за что будет наказан. Огненный сумрак настигает человеческие мысли, даже на полпути к лабиринтам хаоса. Здесь нет и не будет ничего, кроме огня, в котором сгорит даже росток от тлетворных семян лжи. Напрасно искать вожделенного дара истины пустыми мольбам о мирском. Они бессмысленны, как любой мираж, что созидается и разрушается в пустыне», — так говорил Наставник, крепко сжимая мою руку, чтобы я не спал на ходу.
А мы все шли и шли, увязая по щиколотки в сыпучем раскаленном песке.
Только два незыблемых столпа – утвержденный силой и утвержденный свыше — Столп Облачный и Столп Огненный – сопровождали нас в пустыне, потому что конечная цель всех мечтаний — была уже близко. Зато… Сколь странно было оборачиваться на шорохи, исходящие от погибших караванов. Мы подошли к оазису, а рядом лежала гора черных, обугленных на солнце костей.
-Песчаная буря, вырвавшаяся из Врат Ирема — застигла их здесь. Многие сотни миль преодолел вихрь, чтобы погрести этот караван под слоем песка. Они задохнулись мгновенно. В жарком песке мумифицировались их тела, а потом, когда ветер переместил барханы над ними, они вновь были предоставлены обжигающим лучам немилостивого солнца.
-Подожди, я слышу — они шепчут. Они шепчут какие-то обрывки слов.
-Нет, это ветер играет полами их выгоревших под палящим зноем лохмотьев. Это души их мечутся далеко-далеко отсюда, ожидая своей участи в пламени, плачут и стенают, а тебе эти стоны доносит даже пенье ветра и шорох песка.
Я шагнул к оазису.
-Нельзя!- он загородил мне дорогу.- Здесь Врата Смерти. Здесь вода отравлена трупным ядом разлагающихся мыслеформ, брошенных ими в пространство в момент, когда они задыхались в песке, корчась в последних муках. Здесь же осели они клочками боли и отравили и воду, и почву, и воздух и все на милю и на столетия кругом. Идем же. Это место проклятое.
Один из черепов хрустнул и, сорвавшись с шейных позвонков сидячего скелета в черных лохмотьях, на которых кое-где проступала позолота, покатился к моим ногам.
Но мой Наставник заслонил меня от черепа и разрубил его мечом на две части. Из черепа вырвался крупный червь и нырнул в песок недалеко от места, где начиналась почва.
Я шагнул вперед и с трудом прочитал почти стертую надпись на выгоревшем одеянии скелета.
-Хет йуд рейш мем.
Я пожал плечами:
-Невероятно.
-Я показал тебе это место. Смотри! – проводник указал на древо, цветущее недалеко от нас в оазисе.
-Акация,- осторожно сказал я, чтобы не нарушать тишину.
-Неверный раб похитил бесценные свитки с чертежами и тайно бежал в Ханаан. Три человека от имени царя бросились в погоню, и гнались за ним три дня и, наконец, нагнали. Между беглецами и преследователями началось сражение. Сначала шли в ход стрелы, потом мечи, но никто не мог взять верх. Царь увидел это в хрустальном шаре, но не смог больше ждать. Он затворился наедине со своим Звездочетом и произнес слова, что отверзли Врата Столпов. И смерч прошел многие мили, обойдя стороной все города, и настиг беглецов подле сего оазиса. Здесь же они остались погребены под слоем песка. Земля здесь проклята. Имя их проклято. Оставаться здесь нам ни к нему. Ты слышал их стоны о пощаде, но разве ты бы их простил?
-Нет.
-Вот и не прощай за нас, если мы не прощаем.
Он повел меня прочь. Мы отошли уже довольно далеко и когда я, наконец, решил обернуться – оазиса позади как будто не было и в помине.
-Зачем мы здесь? Зачем это все?
-Это необходимое испытание, чтобы постичь, сколь тяжела и опасна дорога и сколь безгранично мое желание пройти ее рука об руку рядом с тобой.
-Но те шорохи?
-Забудь, нам нужно успеть до рассвета.
-Следующая ночь будет ночью мистерии. Тебе еще нужно отдохнуть.
И так мы шли и шли под палящим зноем, в белых одеяниях, укрывая головы и лица платками. На закате мы подошли к городу и, зачерпнув воды из колодца, недалеко от ворот, наконец- то, смогли утолить жажду. Нас ждал пустой дом, оставленный моему Наставнику хозяевами, долгий отдых и предстоящая мистерия.
Когда мы зашли внутрь дома, Наставник улыбнулся мне и вытащил из-под плаща ветвь акации.
-Возьми,- сказал Наставник.- Пока ты читал надписи, я срезал ее для тебя.
(c) Michael Elohim для Gilel Elohim — 17.12.2013
10 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Литературное прочтение Древнего Свитка
Это было на рассвете. Рассвет был уже жарким, день надвигался яркими лучами знойного иерусалимского неба. Мория была вся залита огненно-алым сиянием восходящего солнца. Последние слуги Ваала были перебиты. Теперь он шел нам навстречу, медленно волоча тяжелые кандалы. Это был тот суровый, мрачный ханаанский бог, почитатели которого отдавали ему в знак служения самое дорогое – своих первенцев проводили через огонь и сжигали их плоть в угоду ему – вечно голодному кровожадному чудовищу. Сейчас он был не похож на себя, не было прежней власти в глазах. Он был сброшен со своего пьедестала, унижен, предан суду, и сейчас надлежало исполнить приговор, вынесенный Советом Священной Эннеады.
Мы с Асмодеем стояли рядом перед строящимся Первым Храмом. Мы ждали, когда Ваала приведут сюда для исполнения приговора. Асмодей весело вращал в воздухе мечом. Я же был холоден и задумчив. Мы пошли против воли Яхве, который хотел миловать Ваала. Но Асмодей заранее предупредил меня, что наказание необходимо ради общего дела, я не стал с ним спорить. И мы вдвоем, объединив усилия, все-таки склонили большинство голосов Священной Эннеады на нашу сторону.
Когда я был у Господина Архитектора — Господин молчал, лишь загадочно смотрел в мои глаза. Я не спрашивал. Но я чувствовал, что они что-то скрывают. Я рад был, что оказался вовлечен в это священнодейство. А роль Судьи и Палача была мне явно к лицу.
Меня так любят называть небесным первосвященником. Но плох тот первосвященник, что ни разу не смывал со своего талита жертвенной крови.
…Но вот ангелы, наконец, подвели Ваала совсем близко. Он едва двигал цепями, морщась от боли. Кровь медленно сочилась из-под цепей, сковывающих его руки. Начальник караула передал мне конец цепи.
Я толкнул Ваала в плечо. Он рухнул на колени, лицом на запад, молитвенно воздев руки к высокому жаркому солнцу. Он шептал на ханаанском наречии обрывки фраз, робко прося Высокое Солнце сохранить в камнях его разрушенных храмов огонь, который бы зажег последователей через сотни лет.
Асмодей толкнул его рукояткой меча в затылок. Он медленно опустил голову.
Сам ритуал не был долгим. Четыре удара, и рога над головой и над солнечным диском, украшающим головной убор, пали наземь. Позорное, унизительное наказание за дерзкое неповиновение власти Высших. Хирам был последним жрецом его культа из всех убитых. После назначения нового Архитектора Храма, Ваалу не оставалось шансов. Это был логический итог. Новый Архитектор Храма, в отличие от Предыдущего, подчинялся лично Господину и получал от него указания по строительству напрямую без всяких посредников.
Как только четыре рога оказались на земле, Асмодей поднял два из них и, указав мне на вторые, улыбнулся:
-Отнесешь Яхве. Поделили наследие культа.
-А ты?
-А мне нужно лететь к Господину. Хотя… Пожалуй, нет. Сперва, давай развлечемся.
Я дал знак ангелам из своей свиты. Они подняли Ваала под руки. После отрубания рогов он окончательно ослабел, и шел шатаясь. И так мы отвели его за быков Медного Моря. Там ждали еще несколько моих слуг, которые играли в кости с ангелами Асмодея.
На Ваала все отреагировали мгновенно. Кто-то рванул с него золотой пояс, кто-то ожерелье. Он не поднимал глаз. Теперь уже я ногой толкнул его вниз. Он уперся головой о камень постамента Медного Моря. Он молчал, лишь чуть слышно хрипел, так, словно сдерживает стоны и слезы. Я достал свою любимую плетку и начал стегать его по спине сурово и безжалостно. Ваал тихо застонал пару раз.
-Не слишком ли ты много выпил крови еще со времен Исхода?- спросил я, ударив его по пустому теперь венцу с солнечным диском.
-Я не могу иначе,- хрипло ответил Ваал.
-И мы не можем,- сказал Асмодей.
Он дал знак одному из слуг, который начал срывать одежду с бывшего царя.
Ваал больше не стонал. Он только вздрагивал, да судорожно царапал сжимающимися пальцами землю. Сначала это делали слуги Асмодея. Потом я дал знак своим слугам.
Все делали это по-своему, и ни один не обошелся без того, чтобы доставить прежнему царю больше страданий.
В общем, это было длительное, но не очень интересное зрелище. Казалось, царь был почти без чувств, когда последний слуга от него устранился.
Мы с Асмодеем, конечно, не притронулись к нему, стоило ли нам, сынам Элохим, пачкать себя в таком действе. Хотя ненависть к нему и перевешивала порой в первые мгновения чувство брезгливости, но потом Ваал полностью потерял остатки царской осанки и выглядел столь жалким и беспомощным, что к нему осталось только отвращение.
Потом его увели в темную каменную гробницу и положили там, и задвинули крышку, и сверху накатили тяжелый камень. И слышно было, как он едва слышно дышит, чтобы дышать так еще три тысячи лет. И никто не сможет его освободить, потому что сверху я собственноручно поставил Третью Печать.
Потом, мы отправились каждый в свои пределы.
Через некоторое время я гулял с Господином в садах.
В какой-то момент Он сделал ангелу, шедшему мимо, знак и ангел улетел прочь. Он вернулся к нам, когда мы уже обошли наполовину одно из небольших озер.
Ангел держал в руках большой сверток. Он почтительно склонился и протянул сверток Господину, а Господин — мне. Я развернул его. Там была роскошная золотая корона, украшенная этими рогами.
-Ну, что скажешь, Михаэль?
-Единый Владыка и Единый достоин права.
-Красиво ли?
-Ослепительно.
-Михаэль, ты прав, Владыка один. Я воспользовался своим правом. Боги терпеливы, но и наше терпение имеет границы. Ваал мог питаться только сексуальными оргиями, и ему бы вполне хватало, но он помыслил об уничтожении столь милых моему сердцу людей. И когда задымилась внутри идола горящая человеческая плоть – он сам подписал себе и своим жрецам окончательный приговор. Мое право даровать или отнимать символы власти. Рога — один из многих символов и отныне они пребудут только со мной.
-Они очаровательны на твоей короне.
-На моей короне очаровательно любое украшение. Но, Михаэль, расскажи мне, как Яхве распорядился своей парой рогов?
-Он приказал изготовить из них два шофара, и вручил эти шофары Габриэлю и Рафаэлю, чтобы они трубили по случаю важных событий.
-Ты сможешь воспользоваться хотя бы одним из них?
-С Рафаэлем мы сразу договорились об этом.
-Я думаю, тогда ты все же сможешь протрубить раньше других, как придет время.
-Безусловно, Господин. Только вот люди будут путаться, за кем же из нас первое и главное право трубить. Ведь Яхве назначил первым трубить Габриэля.
-За тобой Михаэль, это право. Это мое слово. И оно будет записано в священные тексты наравне со словами Яхве. Он не нарушит Древнего Договора. Ведь слово можно нарушить даже перед людьми, но только не перед такими же Элохим.
На следующий день на торжественной церемонии триумфа, я держал Корону с рогами на большой подушке вышитой золотыми нитями. Ангелы по очереди касались Новой Короны в знак своего восхищения, и Владыка чертил знаки благословения над каждым из них. А потом Владыка надел Корону на голову и расположился на своем лучезарном престоле.
…Ваал и доныне скован в каменной гробнице. На алтарь его гробницы беззастенчиво попадает луч солнца. Но сам Ваал лежит в жуткой ледяной темноте. Он не жив, ни мертв, а где-то между двумя состояниями. Он проклинает день, когда вообще появился на этих землях. Он ждет, когда кто-нибудь из его жрецов обольет постамент кровью и даст ему еще пищи.
3000 лет спустя, последователи Ваала наконец нашли огонь в холодных камнях и даже выстроили ему небольшой храм, куда приводили обольщенных ими жертв, которых называли своими друзьями, и сжигали там их души. Культ Ваала тем отличается от прочих, что там принято жертвовать не врагами, а друзьями. Это самая подлая и циничная жертва. Весь о новом Храме Ваала быстро разошлась по земле и даже собрала себе сторонников. Туда собирались те, кто хотели сжечь свои и чужие души.
Я стал часто заходить в этот храм и искать там осмысленные взгляды. Никто не мог мне воспрепятствовать, потому что стража там вечно дремала, а самого Ваала там не было. Скованный Третьей Печатью он лишь на расстоянии управлял сожжением душ и стягивал энергию из медного идола в свою темную гробницу. Люди в храме были одурманены. Они поклонялись пустому медному бочонку. Места же захоронения Ваала не знает никто, кроме непосредственных исполнителей приговора. И никто не узнает его от Меня или Моих Ангелов, кроме тех, кому Мы сами пожелаем сообщить это место.
Только скоро все равно там случится землетрясение. Потому что грехи Ваала и сооружение им нового храма переполнило чашу весов.
Возня вокруг его храмов отвлекает нас от Великой Миссии по строительству Лучезарного Храма Господина Архитектора. Он, кстати, по-прежнему, иногда надевает Корону с трофейными рогами, хотя у него немало и других атрибутов власти и могущества. Но эта древняя Корона, конечно, для нас всех ценная память о давней Победе.
Но теперь весы опрокинулись и принято окончательное решение сбросить Ваала в такие недра, откуда он уже не сможет внушать очередные подлости своим последователям. И там он сомкнет свои истлевшие веки навсегда. Мир его праху.
Я же продолжаю выводить людей из его последнего храма. Когда я выведу оттуда всех думающих людей, мои ангелы разобьют четыре столпа и кровля падет на головы жрецов и всех собравшихся тех, кого уже успели лишить души и тех, кто бездумно передал им права на свои души и кого уже нельзя спасти в силу их собственного нежелания.
Судьба последователей Ваала быть погребенными под руинами своего храма.
Sic Dixi, Quis ut Deus.
Ноябрь 2013 г.
10 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Я теряюсь в Огненной Бездне: невероятной, огромной, всеохватной. Мое сознание погрузилось в сумрак. Я срываюсь с края, и все время падаю, падение бесконечно. Падение к вершинам неба. Падение к звездам. Каменный туннель, кирпичики бытия, оковы рока. Бесконечный полет в никуда. Видения проносятся и больно ранят сознание силой своего проявления. Жестокость ирреальных миров зажигает огни во мраке своими красками боли. Безупречное постижение Знания. Я заливаюсь от смеха с ключами в руках в далеком мире, которого они не видели никогда. Они бы спросили меня, что я курил. Но нет, сигареты, пожалуй, больше я ничего не курю. Мое тело по-прежнему здесь. А дух давно летает за чертой. Смысл бытия — там. Начало и конечность. Крушение всех иллюзий. Пламя, пронизывающее сферы, рассекающее грани материи, воссозданной в кристаллах света. Теплые потоки, пронизывающие ткань потусторонней реальности. Где я заблудился? Откуда и куда лечу? Меня гложет неизвестность. Что я должен еще успеть сделать? Какой кровавый след оставить в свитках мироздания? Что выжечь на чистых и пустых каменных скрижалях, переданных мне из горящего древа? Что высечь на дверях забытого разрушенного храма, чтобы он вновь воссиял в первозданной красоте и силе.
Я всю жизнь к этому шел, долгие годы занимался магией ради этого. Я не знал, как умеют действовать Посвященные, как они переходят эту грань реальности. А потом все закрутилось с невероятной скоростью. Я не успел оглянуться, как получил то, что столько лет искал. Я стоял в кромешном мраке, на перекрестке девяти дорог, а у моих ног лежал свиток, написанный на древнем языке. Я открыл его и прочитал от слова до слова. Хорошо. Но, что делать дальше? Как с этим жить? Крылья за спиной, уводящие в бесконечность миров, тяжелый груз, если только ты не летаешь.
…Мне хочется, чтобы молния вывела на небе Знак, перед которым ужаснется Вселенная. Мне хочется, чтобы летящими огнями и потоками падающих звезд в этот мир пронеслось окончательное и роковое слово с той стороны. Я жду тебя, Ангел Конца Света. Я жду Начало Конца.
Июль 2013 г.
10 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Часть I
Она стояла одна на piazza del Duomo перед гигантским собором Santa Maria del Fiore, чей красновато-коричневый купол опрокинутой чашей врезался в темное ночное небо.
Она любила ночь и не любила день.
Она любила тишину и тайну, и не любила дневной шум и толкотню в туристических автобусах под унылые рассказы уставших экскурсоводов, привыкших повторять одно и то же каждый день на разные лады и уже сами не верившие в то, о чем они говорили.
Экскурсоводы делали на этих древних памятниках архитектуры и культуры бизнес, а она в каждом камне видела дух, в каждом памятнике находила магию. Поэтому она могла рассказать о них лучше любого экскурсовода.
Так часто она сама брала карту и в полном одиночестве бродила по улицам незнакомых городов. Вот так одна и с картой в руках она обошла довольно много городов и никогда не загадывала наперед, куда она еще захочет поехать.
Но этот город не был для нее незнакомым. Он наполнен был для нее смыслом большим, чем для любого из туристов, приехавших поглазеть на собрание редких картин в Galleria degli Uffizi или выбрать себе изысканные украшения в ювелирных лавочках на расположенном неподалеку Ponte Vecchio, или пощелкать фотоаппаратом с 84 метровой Campanile di Giotto. Она искала здесь не просто историю. Она искала Дух Времени.
Это был город Леонардо Да Винчи, на чью Мона Лизу она столько раз любовалась на страницах сборника репродукций, это был город Макиавелли, чей роман De Principatibus она сделала когда то своей настольной книгой, это был город Екатерины Медичи, которая казалась ей непревзойденной в умении вести интриги и устранять врагов.
Но последнее время совсем другие образы занимали ее гораздо больше.
Она была совсем одна. Ее взгляд скользнул по куполу собора и медленно переместился на часы. Часы шли в обратную сторону.
Она сделала шаг навстречу и вздрогнула от удивления.
Мрачный монах шел ей навстречу в черной рясе, подпоясанным шнуром, на его лицо был надвинут капюшон, из-под которого смотрели глаза, которые светились в твердости, упорстве и решительности. В этом соборе проповедовал когда-то Джироламо Савоноролла, это был его собор. Но она увидела его не во время проповеди, когда восторженная паства едва не носила его на руках. Сейчас он шел через огненный коридор, с двух сторон от него горели вязанки вороха. Внезапно, язык пламени метнулся на его рясу и она загорелась. Тогда в его глазах отразилось изумление и ужас. Он начал метаться, и огонь разгорался все сильнее — горела его одежда. Он верил, что говорил от имени бога, но бог его оставил. Именно тогда знаменитый проповедник не прошел уготованное ему испытание огнем и был выдан разочарованными гражданами папским стражникам. Ее всегда волновали его последние дни, последние дни, которые он провел в тюрьме. Она имела удивительную способность уважать всех, кто имел выдающуюся сильную волю, даже если они придерживались иных взглядов. Она любила только силу и ненавидела слабость, презирала трусость. Теперь она уже видела перед собой не площадь, а мрачную тюрьму. Его пытали по 14 раз в день, жгли раскаленным железом, вздергивали на дыбе и отпускали, так что связки на руках были частично растянуты, частично порваны… Джироламо сидел в углу на охапке гнилой соломы, все его одежда была в кровавых пятнах, торчавшие из под лохмотьев ступни были покрыты страшными ожогами, запястья были покрыты отекшими кровоточащими рубцами. Но его взгляд смотрел куда-то вдаль, а едва шевелившаяся рука сжимала перо и старательно выводила на книжном переплете строки своего последнего предсмертного сочинения. Бог отвернулся от него, святой дух, казалось, давно его оставил, но даже в тюрьме после изнурительных пыток и издевательств, он продолжал хранить огонь своей веры. В его теле едва теплилась жизнь, но ее искры светились так, что продолжали ложиться на бумагу. Ей было жутко интересно, сколько бы продержались некоторые из знакомых ей современных проповедников, как скоро они отреклись бы от всех своих слов и работ, лишь бы избежать боли. Особенно это не вязалось с тем, с какой они тщательностью описывали боль, так будто хотели к ней прикоснуться, но это им почему-то не удавалось.
Последние искры света слетели с слегка вздрагивающего пера. Монах медленно поднял голову и обменялся с нее длинным взглядом, понятным только им двоим. Его образ прочно запечатался у нее в сознании, он казался образцом понятия Верность, не свету, не абстрактному богу, но Верность себе, своему пути, своим идеалам. Она запомнила.
Мрачная тюремная камера быстро развеялась в воздухе.
Двери собора широко распахнулись, и взволнованные горожане вынесли из собора на носилках правителя Джулиано Медичи. Он был уже мертв, ставший жертвой громкого убийства в церкви прямо во время пасхальной мессы. Вслед за мертвым братом вышел Лоренцо Медичи, его одежда была забрызгана кровью, он оказал заговорщикам жесткое сопротивление и поэтому, отделавшись несколькими ранениями, остался жив. Лоренцо был интересен ей всегда тем, что при его дворе начинал свой творческий путь великий скульптор и художник, которого она безмерно уважала и любила. Она сразу вспомнила его статую, посвященную Лоренцо, который лицом был ничуть не похож на себя, зато был отлично передан дух мудрого правителя, покровителя искусств и талантов.
Сейчас же Лоренцо Медичи стоял буквально в нескольких метрах от нее. Он глядел на мертвого брата с невыносимой тоской, и все эмоции были написаны у него на лице. Сильный и самоуверенный правитель, правивший в те времена, когда родственные связи мало, что значили в борьбе за власть, когда братья так часто убивали друг друга, чтобы править безраздельно, Лоренцо неожиданно для себя почувствовал невероятную горечь утраты. Он бы много отдал в это мгновение, чтобы оказаться на месте брата, он жалел, что не защитил его, не закрыл его своим телом, а получив первый, вскользь прошедший удар, скрылся и заперся в ризнице. Сильный воин, он считал себя трусом. У него на глазах наворачивались слезы. Жертвенность значила готовность отдать жизнь за родного брата. Да он не смог это сделать в тот момент, но он бы это сделал, случись нападение в это самое мгновение. Он жалел потом о своей ошибке всю оставшуюся жизнь. Это был момент кровной жертвенности. Она запомнила.
Толпа, окружившая братьев Медичи – одного мертвого и одного живого, медленно развеялась в легкой ночной дымке. А время на часах продолжало идти вспять. Такие, есть не в каждом городе. Далеко не в каждом.
Часть II
Она вздрогнула и быстро пошла вперед. Она долго двигалась почти по прямой по сравнительно широкой Via dei Calzaiuoli и лишь на Piazza della Signoria свернула в переулок. Дальше она шла по узким улочкам, где дома так часто были один продолжением другого, вдоль закрытых на ночь, но освященных яркими фонарями ресторанов и магазинчиков. Город стал таким тихим и пустынным, что она перестала понимать, где оно – время? Плывет ли оно медленно, как воды Арно или летит со скоростью падающих звезд, которые иногда могут неожиданно вспыхнуть и погаснуть в ночном небе. Она потерялась во Времени. Ночной город был пронизан его Духом. Иногда она ловила на себе взгляды, она поднимала голову вверх и смотрела на эти крыши, покрытые темной черепицей, по которым можно было бежать, ловко перескакивая с одной на другую. И ей казалось, что действительно по ним движутся какие-то тени. Она ускорила шаг и быстро вышла к Арно.
Вбежав на гранитную набережную, она буквально повисла на широких каменных перилах и пристально взглянула на воду. Потом она стала искать спуск и, наконец, ее взгляд упал на лестницу – она спустилась вниз на траву у самой воды и долго смотрела на свое отражение в мутной реке времен. Отражение начало туманиться, вырисовывая до боли знакомые картины. Она точно знала, что на этом месте стоял Данте Алигьери, когда увидел в темных водах реки первые смутные очертания кругов Ада. Она с завораживающим вниманием следила за этими сценами и запоминала их до мельчайших деталей. Она была начинающей художницей. Ей нужно было видеть все, что она нарисует. А потом она отвлеклась от этих страшных картин и вспомнила о том светлом и прекрасном, что особенно потрясала ее в этом городе, она вспомнила историю любви. Она подняла глаза. Они стояли совсем рядом, две тени в черных плащах. А, может быть, и два человека, а она, напротив, была тенью, тихо и почтительно наблюдавшей за ними.
Часть III
Только для Моих друзей.
Часть IV
… она поднималась с набережной со спокойной уверенностью и легкой довольной улыбкой на устах.
Она сама была похожа на тень, скользившую по медленно пробуждающимся улицам. В свою гостиницу Минерва она вернулась с первыми лучами зари.
Гостиница «Минерва» была выбрана ее не случайно. Она никогда не смотрела ни на что, кроме вывески. А на вывеске была изображена воительница Минерва в своем грозном шлеме. Минерва вызывала у нее особенное уважение, среди других римских богинь. Минерве не нужен был рядом воин, чтобы постоять за себя, она сама была воином. Она всегда была вооружена и готова к бою. Она победила в бесчисленном количестве битв и могла вести за собою Легионы.
Минерва держала в руках щит, на котором была голова, с развивающимися змеями вместо волос. Это щит был орудием нападения. Взгляд Горгоны обращал в камень. Когда художница после длительной прогулки бросилась на постель, то немедленно заснула. Ей приснилось, что Минерва пришла к ней в гости и стояла с нею рядом. Она шутливо побранила ее, что она мало уделяет военному делу и слишком много рисует. Она протянула ей свой щит и копье и предложила подержать. И какими бы тяжелыми они не были, художница стойко и уверенно держала их, пока богиня расчесывала гребнем свои очаровательные локоны возле зеркала. «Ну что, — спросила Минерва.- Не тяжело было держать?» «Я еще подержу, если надо»,- улыбнулась художница. «А держать мало, нужно воевать»,- сурово сказала Минерва.- «Копье пускать так, чтоб попадало в самое сердце врагу. Щит ставить так, чтобы от одного взгляда на него не могли пошевелиться. Ничего, детка. Придется сражаться – научишься. Мы все когда-то учились. А пока учись рисовать».
Художница проснулась около часу пополудни. Она медленно и сладко потянулась на постели. Спустившись в столовую и, выпив там чашку крепкого кофе, она вышла из гостиницы и остановилась, а потом стала задумчиво бродить по площади, так, будто она что-то забыла и хотела вспомнить. Взгляд ее внезапно упал на фасад церкви Santa Maria Novella. Она постояла несколько минут перед входом и, наконец, решила зайти. Самое интересное, что еще вчера эта церковь нисколько не привлекла ее внимания, тогда как сегодня она потянула ее как магнитом. И вот она приоткрыла узорную калитку и вошла во внутренний двор. Мимо нее прошли две монахини, и скрылись в крытой галереи. В тенистом дворе она была совершенно одна. Она тоже прошла в галерею и остановилась перед фреской, на которой была расположена стая черно-белых собак, отгоняющая от стада овец стаю волков. Она задумалась о смысле, который должен был быть явно глубже, чем на первый взгляд казался. Тогда она услышала слева шаги и шорох плаща. Он стоял рядом и мило ей улыбнулся. Он также улыбался, как и два месяца назад в Петербурге. Его черный плащ струящими складками спадал вниз по мантии, черные волосы всколыхались от ворвавшегося сюда порыва ветра. Глаза его блестели живым, ярким огнем.
-Ну что, удобное я время выбрал, не правда ли?
-Ты?- она слегка растерялась.- Не ожидала тебя здесь увидеть.
-А что. Хороший город. И я знаю, ты здесь времени даром не теряешь.
-На что ты намекаешь? – смутилась художница.
-Как на что, милая. Вот рассматриваешь эту удивительную фреску. Знаешь, как опытный художник…
-Ты не говорил мне раньше,- она смущенно пожала плечами.
-Я им был всегда,- ответил ее знакомый.- Я рисую свои картины кровью на страницах истории человечества. Я рисую не хуже, чем твой Микеланджело. Вот как бы я изобразил эту фреску…
С этими словами он открыл папку, которую держал в руках и достал оттуда альбом. Затем он извлек из складок плаща удобную тонкую кисть и пробирку со смесью, чем-то напоминающую смесь красок и крови.
Она удивленно взглянула на него.
-Подержи,- приветливо сказал он, сунув ей в руки пробирку.
-А если кто-то увидит.
-Никто,- заверил ее обладатель жутких красок.- Считай, что я поставил невидимую стражу.
-Здесь, в доминиканском монастыре? – удивилась она.
-Конечно, милая. Именно здесь. А почему бы и нет, в конце концов? Здесь ярче всего заметен контраст добра и зла.
Она держала пробирку то ли с краской, то ли с кровью. А он начал рисовать. Он медленно перерисовывал всех участников сценки в виде людей. На месте овец он рисовал пугливых граждан, стоящих на коленях, крестящихся, целующих распятие. На месте волков обнаженных ангелов с черными крыльями, рогами и стоящими торчком фаллосами внушительных размеров. На месте первого ряда собачьего оцепления строгих и угрюмых доминиканских инквизиторов с крестами, впрочем, среди них были те, кто, смущаясь закрывал глаза руками, а ряса топорщилась в положенном месте – столь сильное впечатление на целомудренных монахов производили развратные ангелы. На месте второго ряда собак он нарисовал очаровательных пышногрудых монахинь, которые бежали к ангелам, на ходу сбрасывая с себя рясы и платки и порочно ласкавшие себя всеми возможными способами. Некоторые инквизиторы с нескрываемым интересом тянули руки им навстречу, другие защищались фигурками распятия, некоторые при виде их занимались самобичеванием. Некоторые монахини прорвались через монашеский заслон и уже сливались в любовном экстазе с черными ангелами.
Он улыбнулся. Вырвал альбомный лист и чиркнул внизу цифру 32 и значок в виде восьмерки лежащей на боку. И протянул ей.
-Что это? – пожала она плечами.
-Это номер моей печати в гоэтии, и твой градус через несколько лет.
-Не может быть!- она вздрогнула.
-Смотря где,- он подмигнул лукаво.
-А второе?
-Ты не знаешь?
-Я знаю,- она закивала смущенно.- Но я хочу знать, что вложил в символ ты.
-Мою бесконечную любовь,- шепнул он ей на ухо.
После этого их губы впервые слились в поцелуе. Она сама не поняла, как это получилось. Он целовал ее и шептал:
-А знаешь, это я познакомил в этой церкви Джованни Боккаччо с его очаровательной любовницей, которой он посвятил большую часть Декамерона.
-Поэтому здесь знакомятся главные герои романа?
-Конечно,- он улыбнулся.- Все авторы пишут о том, что им близко и дорого. Клеймят позором пороки, кои ненавидят, воспевают и превозносят то, что любят. Посвящают свои произведения тем, кто им дорог. И это правильно.
Она подняла глаза, но его уже не было рядом. Но его поцелуй по-прежнему горел на губах.
Она покрутила в руках рисунок, провела рукой по значку бесконечности. Убедившись, что краска высохла полностью, она аккуратно сложила его и спрятала глубоко под одеждой в области декольте, как это делали с записками возлюбленных симпатичные донны в начале XVII века. Она улыбнулась. Кажется, она поймала Дух Времени.
Вернувшись в номер, она включила ноут, wi-fi в этом городе давно свободный и бесплатный.
Она набрала то, что хотела и открыла Ключ Соломона. Не потому что не знала, а чтобы убедиться снова. «32й дух зовется Асмодей…» — тихо прочитала она.
Сентябрь 2013 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Часть I
Это было в конце 17 века. Я был в теле, так же как сейчас. Я стоял на эшафоте, возле шеста, к которому вскоре должен был быть привязан. На шею мою была наброшена петля. Вокруг столба были накиданы вязанки сухого хвороста и мои книги, недавно конфискованные из монастырской типографии. Настоятель умер во время пыток. Со мной же, как ни странно, поступили гуманнее. Спина, исполосованная плетью и клеймо чернокнижника, поставленное раскаленным железом — не в счет. Во всяком случае, я, в отличие от большинства жертв подобных процессов, мог самостоятельно передвигаться, говорить и находился в здравом уме и сознании.
Мне обещали милость в виде удушения, если я отрекусь от своих работ. Я обводил спокойным, уверенным взглядом беснующуюся толпу. Напротив меня стоял епископ, специально приехавший в этот маленький городок, чтобы присутствовать на казни. Его лицо уже побагровело от злости.
-Отрекись, нечестивец,- глухо прошипел он.- Или ты сгоришь заживо.
Я покачал головой. Мне там – на эшафоте было уже все равно, бессмысленно было менять Истину на прекращение недолгих телесных страданий. Я прекрасно помнил Огненные Врата между Мирами — благо не первых раз приходилось их проходить. Очередная боль, пронизывающая каждую клеточку тела и очередное освобождение моего древнего сознания от оков бренной плоти.
-Последний раз вопрошаю: отрекаешься от своих богопротивных работ?- повторил епископ, тряся в руках большим бронзовым распятием.
-Нет, – уверенно сказал я.
И епископ ударил меня распятием по лицу. Удар рассек бровь, и по лицу заструилась кровь. Но я оставался спокоен, как и прежде. Епископ, напротив, несколько успокоился после удара и со злорадной улыбкой посмотрел в сторону герцога – владельца этого маленького городка, на главной площади которого и должна была состояться казнь.
— Его Светлость приказывают поджигать,- объявил глашатай.
Что ж, в этой области окончательное слово было за светской властью, пока в соседних — еще свирепствовал суд инквизиции.
Я улыбался. Надо было запастись терпением. Помощник передал палачу факел.
В это время на площадь влетел запыхавшийся гонец.
-Едет Король! – громко провозгласил он.
Герцог вскочил в недоумении со своего кресла на балконе. Видно было, что он отчитывал своих вельмож. Палач с факелом остановился и смотрел на герцога, ожидая сигнала.
Герцог дал отбой. Король любил казни. Это знали все. Было бы непростительной ошибкой со стороны герцога не дать Королю возможности насладиться запахом горелой плоти. Я опустился на колени и лег на недавно обструганные грубые доски эшафота. Небо затягивалось тучами, и я повернулся на спину и глядел на небо, подставляя лицо первым каплям весеннего дождя. «Сейчас намокнут дрова, сколько же часов они будут меня жечь?»- мелькнула и проплыла мимо неутешительная мысль. «Или сделать вид, что я отрекся?» — мне чуждо было человеческое малодушие, но доставлять удовольствие толпе неизбежными в данном случае стонами и конвульсиями тоже не хотелось. В общем, я был в принципиальных раздумьях, о том, какую жертву мне все же следует принести из двух неизбежных.
Я был всегда в своем репертуаре. Последние века моя война носила скорее литературно – магический, нежели вооруженный характер. Но каждая новая книга, вышедшая из-под моего неустанного пера, ужасала святош больше, чем мог бы это сделать Легион Демонов, штурмующий Piazza di San Pietro. Может быть, в моих книгах было написано что-то слишком для них неудобное, например, правда, опровергающая созданные ими часто весьма неуклюжие и грубые мифы.
Но в это время уже затрубили трубы. В главные ворота города въезжал Король. Герцог поехал встречать его у городских ворот. Толпа гудела и волновалась: более ловкие и любопытные проталкивались в первые ряды. Начиналась массовая давка. Я приподнялся и сел, прислонившись спиной к столбу. Равнодушие ко всему так и сквозило в моем взгляде. Но в то же время неизвестно откуда пробиралась странное волнение, предчувствие чего-то неожиданного. Чувство, которое меня никогда не подводило. Щурясь, я вглядывался в глубину улицы, по которой должна была въехать на площадь процессия. Сначала ехали стражники. Они грубо теснили толпу в стороны, а самым любопытным наносили удары кнутами, оставляя иным кровавые борозды на пол-лица. После того, как таких раненных стало около десятка, толпа мало-помалу начала успокаиваться под истошный и жалобный вой покалеченных зевак. Потом ехали несколько глашатых, громко трубивших в трубы. Затем несколько графов, с юными дамами, которые забавлялись тем, что кидали в толпу пригоршни звонких серебряных монет. Толпы требуют кнута и пряника, и только тогда приходят в себя. Потолкавшись из-за монет, чернь, наконец, успокоилась, ожидая Короля. И вот, наконец, на площадь въехал сам Король. Слева от него ехал герцог, а справа – начальник личной охраны, в алом плаще и роскошном белом камзоле. Едва мы с ним встретились взглядами, казалось, по воздуху промелькнула невидимая искра. Начальник охраны вздрогнул, словно пытаясь сбить видение перед глазами. Но я ничего не делал. Канал открылся сам собой, как всегда происходило в подобном случае.
Он снял перчатку и, быстро вытащив платок, протер глаза. Но тщетно. Он снова взглянул на меня и, казалось, не мог оторваться, пока все же не пересилил себя, отвлеченный репликой Короля. Но вот правители заняли места на балконе. Епископ снова протягивал мне библию и распятие. Я по- прежнему, молча отворачивался. Король дал знак, и палач, крепко удерживая меня, все же заставил держать голову прямо, пока епископ поднес библию к моим губам. С распятием у них уже не получилось, я все же успел увернуться. Тогда палач выхватил кнут и нанес несколько ударов по моей и так израненной спине. Я со стоном упал на эшафот. Наверное, это стало последней каплей для начальника королевской охраны. Он пришпорил коня и за несколько мгновений подлетел к ступенькам. Дальше он спешился, подбежал ко мне и, глядя на меня с каким-то совершенно безумным восторгом, растянул петлю на моей шее и просунул туда голову. Петля теперь нас объединяла. Он крепко обнял меня и начал страстно целовать в губы. Я слышал возгласы удивления со всех сторон. В толпе начиналось волнение, на герцогском балконе уже был переполох. Начальник охраны прижался губами к моему уху и прошептал:
-Мой Господин, я узнал тебя сразу. Если суждено быть костру — нас сожгут вместе. Клянусь честью.
-Я знаю, мой мальчик,- столь же тихо ответил я.- Ты опять слишком неосмотрителен.
Но глашатай уже трубил, призывая к тишине. Палач пошел к нам и снял с нас петлю. Начальник охраны взглянул на балкон и увидел, что Король стоит, облокотившись о перила, весь сам не свой от волнения и замешательства. Встретив его взгляд, Король сделал жест, призывающий подойти к балкону. Начальник охраны взял меня за руку и, крепко сжимая ее, повел меня по ступенькам с эшафота. Мне сложно было идти. Раны от железных оков ныли на каждом шагу, но я шел, понимая, что ситуация сейчас разрешится.
Мы встали под балконом и оба низко поклонились королю.
Часть II
Король обратился к своему подданному.
-Любезный граф, объясните свое поведение!
Начальник охраны отвечал искренне и уверенно, так словно иначе и не мог ответить:
-Монсеньор! Тот, кто стоит сейчас рядом — мой родной брат, которого я отчаялся когда-либо встретить.
Король изумленно покачал головой:
-Но, граф, ты никогда не говорил мне, что у тебя есть брат.
Начальник охраны продолжал столь же убежденно:
-Я молчал об этом, как о личной трагедии нашей фамилии. Отец наш был чрезвычайно жесток и деспотичен и без вины порою наказывал своих верных слуг и крестьян, облагал их непомерными податями, устраивал им публичные наказания. И когда мой брат однажды вступился за безвинно осужденных, жестокий отец выгнал его и нескольких его верных слуг вместе с ним, без лошадей, без теплой одежды, без гроша в кармане. И я тогда не посмел открыто встать на их сторону, но с той минуты как они ушли – я потерял покой. Отец давно умер, и все наследство завещал мне. На смертном одре, он просил лишь о том, что если я встречу брата где-либо на своих путях, то первым воткну ему нож в сердце. И я не смел отвечать ему при всех. Но когда удалились и священник и прислуга, и мы остались одни, я сказал, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы найти брата и попросить у него прощения. И тогда отец прослезился и сказал, что не сомневался во мне ни минуты, и что он был уверен, что честь нашей древней рыцарской крови не позволила бы мне поступить иначе. И я у смертного одра отца, поклялся положить жизнь на то, чтобы найти родного брата и оказать ему то уважение и признание, которого он был лишен и которое заслуживал по праву.
Он рассказывал королю аргументировано, убедительно, на привычном для того времени языке, но и мне и ему все было слишком хорошо понятно без слов. Цикличная история, которая должна была повторяться с нами вечно.
Король внимательно слушал и согласно кивал и под конец даже вытер рукавом мантии набежавшую слезу.
-Светлейший Государь,- продолжал граф.- Теперь, когда мой брат стоит рядом со мною, когда мы оба узнали друг друга, так точно и одновременно, как узнали бы из тысячи тысяч родную кровь, я тем более пребываю в духовном смятении, понимая, что едва обретя его -самого близкого для меня человека, могу потерять снова. Но поверьте, Ваше Величество, род наш древний и всегда славился благочестием, верностью Королю и Римскому Папе, предки мои боролись с сарацинами под стенами Иерусалима и рыцари под командованием мои прапрадедов перевозили в Ватикан святые реликвии, чудесно обретенные во время крестовых походов. Как же можно обвинять потомка благочестивых католиков в непочтении к святой церкви или в делах гнусных и богопротивных. Честь нашего рода не мог запятнать мой брат.
Я с печальным выражением лица взглянул на Короля, но честно говоря, меня это все так забавляло, что я хотел рассмеяться ему в лицо. Но начальник королевской охраны умоляюще взглянул на меня и стиснул мою руку, словно зная наперед, какие мысли проносились в моем сознании. Да, мы с ним читали мысли друг друга как в открытой книге.
Король был в раздумьях. Он махнул рукой епископу.
Епископ немного смущенно приблизился к балкону и слегка кашлянул в кулак.
-В чем его обвиняют? – быстро спросил Король, пристально глядя на меня.
-Книга. Дьявольская книга, Монсеньор,- отрывисто высказался епископ.
-Принести! Немедленно!- Король стукнул кулаком по балкону.
Стражник бросился к эшафоту и, подхватив одну из книг, немедленно доставил ее Королю.
Король приказал подать ему увеличительное стекло и стал с нетерпением перелистывать недавно отпечатанные страницы.
-Рецепты по медицине, — бормотал про себя Король.- Склонности и пристрастия по расположению планет в момент рождения. Так… теология. Опровержение постулатов из проповедей святых отцов.
Не вижу ничего особенного,- пожал плечами Король, закрывая книгу.
-Но некоторые положения противоречат трудам Фомы Аквината,- скромно вставил епископ.
-Вы бы разорались между собой, церковники.- Король странно улыбнулся.- Каждый новый Папа издает буллы, противоречащие большинству предыдущих. На моем веку было три Папы и все тянули одеяло в свою сторону.
Король немного помолчал и приказал набить трубку табаком.
— Не вижу ереси и вины на этом человеке,- уверенно продолжил Король, затянувшись едким табачным дымом.
Мы оба так и держась за руки склонили колени и поблагодарили его Светлость.
Виновник для толпы тоже нашелся. Это был служащий монастырской типографии, где напечатали мои книги. Тот, кто написал донос и получил от святой инквизиции неплохую сумму. Он был приведен перед лицо Короля, и объявлен главным еретиком. После чего, эшафот был очищен от моих книг, а монах привязан к шесту на эшафоте. Запылали мокрые дрова и вскоре воздух огласили первые крики мученика. Толпа ликовала.
Граф не отпускал моей руки. Мы переглянулись. Медленно и незаметно обойдя толпу черни, мы дошли до другого конца площади, где ждал белый конь графа, поводья которого заботливо держал оруженосец.
Граф первым поставил ногу в стремя и вскочил в седло. Я сел позади него и граф пришпорил коня. Вскоре мы миновали городские ворота и смолкли вдали крики сжигаемого монаха.
Мы скакали вместе под дождем по размытой дороге. Я сидел ссади него в седле и крепко прижимался к нему, как тогда — в далеком Иерусалиме, когда мы вместе воевали под флагами храмовников, возглавляемых нами.
Менялись века и эпохи, менялась этика и мораль, а мы оставались все те же, только немного приспособившиеся к новым условиям. И каждый раз, от воплощения к воплощению мы встречались на земле и неизменно узнавали друг друга.
Часть III
Смеркалось. Теплый весенний дождь прекратился. Мы остановились под раскидистой яблоней в цвету.
Мы спешились и, наконец, обнялись и дали волю слезам. Чувства… Нечеловеческие чувства кипели в сердцах из плоти и крови. Мы сидели рядом под яблоней и пили красное вино из фляжки графа.
Я осторожно положил руку ему на плечо:
-У тебя ведь никогда не было брата. Рассказывай, как это произошло.
Граф немного смутился и тяжело вздохнул.
Потом глотнул еще вина из фляжки и с грустью посмотрел на меня:
-Это было почти 10 лет назад, 8 мая. Ты знаешь, какой это особенный день?
-Конечно, — я утвердительно кивнул.
Граф робко улыбнулся и продолжал:
-Я был один в костеле в родовом поместье. Я пришел, чтобы вернуть кюре несколько богословских трудов, которых не было в нашей библиотеке. Священник был благочестивым, и нелюдимым, он был углублен в молитвы и чуждался мирского. Он привез эти книги из паломничества, из Рима. Костел был пустынным, тишина стояла невероятная. Только лучи восходящего солнца били сквозь древние витражи и ветер чуть колыхал пламя лампады на алтаре. Я опустился на колени перед картиной, изображающей…
-Я знаю, перед какой,- я невольно перебил его монолог.
Он потупил глаза.
-Потом,- продолжал граф,- была яркая вспышка света.- И… ко мне вернулась память. Я все вспомнил. Я готов был кричать или плакать, ощущая себя в человеческом теле. Все, что было со мной прежде отчетливо встало перед глазами. Эпохи, времена, то о чем я смутно догадывался, читая труды отцов церкви, все стало моей личной реальностью, трагедией, болью.
Я метался по костелу, не находя себе места, держась за голову, не понимая, за что на простого юношу пусть и благородного рода свалилось такое испытание. Потом я вспомнил, что у меня есть острый кинжал, подаренный дядей накануне. Я выхватил его, рассек запястье и дрожащими руками вытащил из алтаря церковный потир и бутылку с праздничным вином для мессы. Алтарь был залит моей кровью. Кровь не останавливалась. Я держал руку над потиром и шептал слова своей клятвы, что я найду тебя в мире, найду во что бы то ни стало и скажу то, что не успел когда-то сказать. Потом я разбавил кровь вином и выпил залпом жуткое причастье.
В этот момент в костер вошел кюре. Он с трепетом сложил руки, не смея двинуться с места. Потом робко приблизился и бросился передо мной на колени и первым просил у меня благословения. Он поклялся мне, что мою тайну он унесет с собой в могилу.
Граф перевел дыханье. Мы снова сделали по глотку вина.
-Милый друг,- начал я с грустной улыбкой.- Моя история еще более печальна. Родителей своих я никогда не знал. Воспитывал меня старый алхимик. Мы переезжали с места на места, открывали лаборатории в заброшенных зданиях, спасались от инквизиции, лепили фигурки из воска и волос, гадали по внутренностям птиц. Так же 10 лет назад в канун Вальпургиевой ночи мой учитель и друг, которого я не без оснований считал своим отцом, оказался прикован к постели. Он подозвал меня к себе и, погладив по щеке, тихо сказал, что я никогда не был его сыном. Он купил меня, новорожденного, замотанного в грязное тряпье у блудницы в портовом городке. Он тогда занимался изготовлением эликсира бессмертия. Все компоненты были собраны, но не хватало только крови младенца. Но когда я уже лежал на его походном алтаре и плакал от голода, а он занес надо мной свой магический кинжал, он услышал Голос, который запретил ему это делать. И шепотом, со взглядом исполненным ужаса, он назвал мне Имя этого Духа. С тех пор и до конца своей жизни он посвятил себя целиком и полностью моему обучению. Сначала он отдал меня кормилице и навещал у нее регулярно. Потом на несколько лет оставил в одном монастыре обучаться книжным наукам и, наконец, обучил всему, что умел сам. Я же поклялся ему, беспомощному старику, признавшемуся мне в несостоявшемся злодеянии, что я вызову этого Духа и отблагодарю его, чем смогу. И сколь старик не отговаривал меня и заклинал всем святым, я не изменил решения. Так он и ушел, не добившись от меня отказа. А через два дня, на сам праздник, я уединился с боли знакомой и страстно любимой Печатью из Истинного Гримуара и по таблицам соответствий расшифровал значки на Печати. И Дух явился мне и мы говорили всю ночь, а потом – на рассвете, когда на небе сквозь тусклое окно показалась Утренняя Звезда, наступило время расплаты…
Я смеялся долго, смеялся от души, а граф лишь с грустью смотрел на меня и тихо шептал:
-Как же я люблю слушать твой смех.
Я успокоился и с важным видом продолжил:
-Молодой чернокнижник не знал, что Духа нельзя вызвать иначе, чем в собственное тело. Коль скоро он не позаботился об ином сосуде, Я вызванный им из Черной Бездны Времен, не нашел иного шанса продолжить свой путь на земле, кроме как будучи в его теле. Я вырвал его сердце. Сжег его душу. И занял тело, спасенное мною и подготовленное именно для этой миссии. Я с тех пор обучил десятки магов, написал десятки трудов, объездил всю Европу и лишь здесь допустил роковую ошибку, едва не стоившую жизни моему воплощению.
Я остановился, внимательно посмотрел на графа, и медленно провел рукой по его светлым вьющимся волосам.
-Зато я встретил тебя.
Граф несколько раз поцеловал мои руки.
-Знаешь,- прошептал граф.- Я ведь дал обет безбрачия. Я хранил невинность и чистоту до этой встречи.
-И ты знал, что ты встретишь мужчину?- я немного злорадно улыбнулся.
Граф с грустью покачал головой.
-Поверь, мне было все равно. Мне важна была твоя душа, а не тело.
Я резко притянул его к себе и начал целовать в губы, параллельно развязывая шнуровку на камзоле.
-Помнишь Эдемский Сад? Помнишь Запретное Древо?
Он едва перевел дыхание:
-Конечно, я все помню.
Наши губы снова слились в долгом поцелуе, и я уверенно толкнул его на влажную от дождя траву.
На следующий день, граф получил расчет у Короля, еще через две недели, распустил личную свиту и прислугу, продал имение и удалился вместе со мной туда, где нас бы меньше всего искала стоящая на ушах инквизиция.
И дальнейшая наша уже совместная судьба пусть останется сокрытой там, где ей и быть должно – за завесой ушедших столетий.
Меня могут спросить иные из последователей: «Как же ты можешь вот так прямо говорить о подобном общении? Не грех ли это перед остальными братьями».
А я скажу, кто осмелится решать за меня, с кем мне быть, и с кем делить ложе. Кто будет поднимать полог моей постели и задаваться вопросом: отвечаю ли я их представлениям о том, что мне дозволено и что запрещено.
Мне скажут: «Но он светлый, а ты темный».
А я скажу, что больше всего ценил и ценю Верность. Иные из темных клялись мне в вечной преданности и столь же легко предавали. А он всегда ждал очередного шанса доказать мне верность, даже пожертвовав всем ради меня. Он никогда не предавал меня, никогда не разочаровал, и не было случая, чтобы я мог упрекнуть его в бесчестии, коим грешат иные слишком темные напоказ и слишком прогнившие внутри.
Опять же, я говорю лишь о тех, кто сам знает эти грехи за собой. Гордых Рыцарей Темной Чести это никоим образом не касается.
И наконец, кто-то, не унимаясь, скажет: «Но ведь ты поклялся мстить отцу до последней капли крови?»
На что я лишь рассмеюсь и скажу: «Я забрал у него любимого сына. За все обиды я отомстил сполна».
19.01.2014 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Он крался по улицам ночного города, постоянно оглядываясь, словно чего-то опасаясь. На одном из поворотов я преградил ему дорогу. Он робко поднял глаза.
-Ты? Опять ты. Зачем ты преследуешь меня?
-Хочу узнать, все ли в порядке? — я загадочно улыбнулся из-под черного капюшона.- Деньги не тяжелят карман?
Он вздрогнул. Потом хотел было вытащить из-под складок плаща узелок, но почему-то не решился.
-Оставь,- я махнул рукой.- Ты знаешь, я не беру плату за мудрые советы.
Он тяжело вздохнул:
-Если бы я мог что-либо изменить.
-Менять уже слишком поздно.
-Я жалею, что вообще пошел за ним.
Я отчески похлопал его по плечу:
-Но подумай сам,- начал я назидательно-насмешливо.- Кучка черни, собравшихся из рыбацких трущоб, неграмотных недалеких людишек, ищущих наживы и возможности разбогатеть… Им обещали земное царство, рай земной, подумай сам, как они управятся с властью? Определенно рабам нельзя доверять бразды правления. Их сознание, их восприятие мира не позволит им принимать верные решения, а ответственность будет на тех, кто убедил их поднять головы. Кому нужен сейчас разрушенный храм и восстание, потопленное в крови? Не лучше ли отдать на суд вдохновителя беспорядков, пока есть время.
-Простит ли он мне мой поступок?
-Агнец обязан всех прощать. Ты сам себя не простишь.
-Значит, и я обречен.
Я утвердительно кивнул:
-Пойми, это всего-лишь проект, давно распланированный сценарий, театральная трагедия, где у каждого своя роль. От тебя требуется только безупречно играть, больше ничего не нужно.
Он растерянно посмотрел на меня, потом задумчиво поднял глаза на ночное облачное небо.
-Кто написал этот сценарий?
-Они,- ответил я, пристально глядя ему в глаза.
-А ты?
-А я наблюдаю со стороны за ходом игры. Мой сценарий будет разыгрываться позже.
-Тебя все устраивает?
Тут уж я не сдержал улыбку:
-Пойми, это система Древних Договоров. Мы все заложники этой системы, мы все в ответе за свои подписи на свитках.
Мы можем менять, переставлять, рокировать в пределах своих сфер влияния. Как бы я к ним не относился, я играю, поскольку не хочу оставаться в стороне. Это незримая борьба, перетягивание каната.
-Но твой совет не испортит ли им игру?
-Я многим успел дать полезные советы. Ты им подыграешь, другие, возможно, нет, а получится все равно, как решили они. Но только пока. Потом все равно будет так, как хочу я.
-У меня есть шанс?
-Шанс часто бывает первый и последний. Надо пользоваться любым шансом. У тебя есть шанс потерять жизнь, но создать историю. У кого-то есть шанс сохранить ее и так же создать историю. У кого-то вообще нет шансов.
-Скажи мне последнее… На Суде меня осудят?
-Даже если кто-то и осмелится осудить. Я тебя оправдаю, за это будь покоен.
Я надвинул капюшон глубже на лицо и также медленно, как появился — растворился в ночном тумане.
Запоздалая прохожая с небольшим кувшином в руках остановилась перед ним. Взгляд его был такой потерянный и одинокий, что она кивнула ему и повела под свой кров вкусить лепешек и выпить вина.
Он не возвращал деньги, он оставил их той женщине.
И сам остался у нее под кровом. Но за всю ночь он так и не сомкнул глаз. Ему все еще мерещилась тень от моего плаща и моя насмешливая улыбка.
17.04.2014 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Голос медленно лился со сломанной Печати в глубину сердца, в глубину сознания, открывая необъятные бездны. Никого не было больше, только я и моя Печать, к которой меня всегда тянуло как магнитом. Сложный и завораживающий узор из символов, начертанных моей кровью на бумаге, и знаки ожили и заговорили. Время летело назад через века, через столетия, через эпохи. Проносились, проносились жизни великих магов, королей, военачальников. Проносились замки, турниры, войны, прекрасные дамы и кровавые дуэли, темные монастырские библиотеки и светлые витражи готических соборов.Одно мгновение и вся память Имени выплеснулась в сознание через Печать. Потом был Иерусалим, крестовые походы, потом Римская Империя, потом Вавилонские войска рушили Храм Соломона. Потом были песнопения жрецов в темных египетских храмах и омывали берега воды Нила. Потом в памяти ожили сады Эдема, мятеж и та самая ночь, когда я угостил яблоком с Древа Познания архангела Михаэля. Как это было давно. А кажется – как будто вчера. Все стоит и стоит перед глазами та сцена.Кто повторит? Кто сможет еще разгадать тайну нескольких знаков. Кто сможет оживить в своих жилах древнюю королевскую кровь и вспомнить — кто вы откуда, каким ветром занесло вас сюда, где вы были до вашего рождения?
Живу опять на земле. Древних дух, который носился на черных крыльях над Бездной еще тогда, когда создатель не отделил воды от тверди. Кто сможет пройти весь путь с гордым взглядом моих очей, с моим божественным сознанием, с моей улыбкой на устах, с моим мужеством перед любыми опасностями
Магия не приходит извне. Магия — внутри. Магией начинают заниматься те, кто уже чувствует зов Своей Древней Крови.
Вам не нужны никакие боги, если вы сами — темные демоны. Надо только вспомнить свои прошлые жизни, оживить кровную память.
Просто помните, что это знание не для всех. Это знание для Достойных. Веками в тайных обществах учили этому. Это предел Высшей Магии, возродить сознание Древнего Духа в человеческом теле. И общаться с другими Мастерами не как с людьми, а как с такими же Древними Духами. Это выше чем разговор по душам у людей. Это разговор двух Могущественных Грозных Духов. Это не дано рабам, чьи жалкие души обречены на рассоздание. Это право Древней Знати – Рыцарей Древних Кровей, возрождающихся в телах. Это право данное по Древнему Закону.
Существуют десятки Древних Родов и Кровей, представители которых живут на земле и ныне. Они имеют право вспоминать прошедшие инкарнации.
начало января 2014 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
И явился к Архитектору Ангел Смерти Малак-ха-Мовет и предстал перед Его Престолом.
И вопрошал Архитектор:
-Зачем ты, Ангел Смерти, явился ко мне раньше часа, назначенного мною?
И отвечал Малак-ха-Мовет:
-Явился я раньше срока, ибо заждались грешники и просят у меня яда, дабы вкусить его и погибнуть скорее, и не мучиться ожиданием.
И вопрошал Архитектор:
-Что ж не возьмешь ты Яду у Беэр Шохат?
И отвечал Малак-ха-Мовет:
-Осушена Могильная Яма, ибо слишком много грешников просили ускорить их смерть накануне Страшного Суда и скоро будет еще больше.И взял тогда Архитектор свой кубок с ядом, сделанный из черепа, и поднялся наверх пирамиды, и с высоты излил оттуда яд в Могильную Яму. И протрубил в шофар Архитектор. И от звука шофара начался на небе гром, какого еще не было слышно прежде, и началась на небе гроза и молнии сверкали в облаках и светился глаз наверху пирамиды и испускал молнии из зрачка своего. И начался сильный ливень, какого не было прежде и наполнил до краев Могильную Яму. И растворился яд в воде и вода обратилась в яд. Так стала Могильная Яма до краев ядом полна.И поклонился тогда Малак-ха-Мовет Архитектору и сказал:
-Вот теперь яду мне хватит на всех.
И спустился Ангел вниз и обмакнул он свой кривой зазубренный нож в яму и остался яд на ноже.
И сказал Малак ха-Мовет:
-Благословен будь Архитектор Вселенной, что даровал мне яд, дабы лучше я выполнял свою работу. И полечу я к тем, кто не чтил Архитектора, законы Его презирал, милости Его лишился.
Полечу я к тем, кто меня призывал раньше времени не по делу, но по прихоти своей. Вот им принесу я некошерную шхиту, их опою этим ядом и они сделаются мертвыми, дабы не поминали всуе Мое Имя. Я есть Сатанаэль Самаэль, и прихожу я к тем, кто согрешил против Архитектора, дабы принести им Воздаяние.
И расправил Малак ха-Мовет свои черные крылья, покрытые сотнями глаз и поднял свой кривой нож и взметнулся в черное небо, едва очистившееся от туч после прошедшего ливня. И полетел он к тем, кто ждал его дара.
30.07.2014 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Архитектор сидел в своем рабочем кабинете. Лишь несколько свечей мягко колыхались в широких подсвечниках под воздействием невидимого сквозняка и за окном заунывно выл ветер. Прожектор, установленный перед окном по — прежнему посылал на землю широкий и яркий луч, который высвечивал хлопья мокрого снега, кружащиеся в порывах ветра. Погода была совершенно английской — невозможно было точно определить время года. В руках Архитектор крутил новый только что завершенный чертеж. Чертеж был выполнен идеально. Но чего-то не хватало. Архитектор медленно поднял перо, потом взял баночку с чернилами… Но нет, он поспешно отставил ее в сторону. Он вытащил из ящика новый канцелярский ножик и аккуратно провел по запястью левой руки. Капли крови окрасили черное покрытие стола. Архитектор обмакнул в них перо и быстро вывел на чертеже 2 сердца. Потом он медленно замотал рану черным платком.
…
Завтра чертеж будет передан в канцелярию. Еще через день на нем будет стоять гербовая печать. А на следующий день начнется его реализация на физическом плане. Он знал, что в течении месяца чертеж будет в совершенстве реализован. Но вот странная боль кольнула его в сердце. Он откинулся на спинку резного кресла, но боль не проходила.
Тогда он вытащил из кармана своего роскошного фрака медальон в серебряном оправе. Он долго смотрел на изображение на медальоне и одинокая слеза медленно покатилась из его всевидящего ока. Луч прожектора начал мигать, пока не погас. Наступила полная темнота. И вот в этой темноте послышались чьи-то тихие шаги, все ближе и ближе. Прожектор вспыхнул и резко низвергнул столб огня в ничего не подозревающую снежную тишину.
В это время в ярко освещенном кабинете со взглядом Архитектора встретился чей-то страстный и умоляющий взгляд и чьи-то губы осторожно коснулись руки Архитектора Вселенной.
04.04.2014 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Земля… родная земля. Тысячелетиями, омываемая кровью и слезами и мутными водами теплой руки, обдуваемая песчаными ветрами с юга и с востока. Пристанище прежних надежд, сокровищница ушедшей памяти. Я иду, я спешу тебе навстречу!Как хорошо, когда все помнишь и знаешь наперед. Я знаю, кто я, откуда и зачем я здесь, к чему стремлюсь, чего желаю. Всем бы так… понять себя, постичь себя, владеть собой! Высшая цель жизни Мастера. Когда реализована она — на горизонте появляется новые.
На горизонте — ты родная земля — оживший зов из далекой-далекой вечности. Знойный привет из песков и оазисов, с вершин древних Сторожевых Башен.
Я иду по улице, что до боли знакома. Раньше она выглядела совсем иначе. Я, открывший свиток, вытащивший ключи и коды, разгадавший формулу, прошедший лабиринты, коридоры зеркал, я сейчас подхожу к своей Цели. Как это прекрасно и грандиозно, когда есть ты, есть цель, есть желание и возможности.
Я работал в Библиотеке Архитектора, я стряхнул пыль веков с древних томов знания. Я изучил совершенные методы проектирования реальности. Я знал, что я делаю.
Я взял Циркуль и Наугольник и начертил такой чертеж, которому бы позавидовал опытнейший зодчий. Я преодолел все временные границы, я расставил все координаты в моей многомерной реальности. Я вывел чертеж в Малькут.
Карты разложены. Схема совершенна. И вот … Дело за малым. На Пороге Врат меня ждут. Ждут моего слова. Ждут Знака и Печати. А потом случится то, чему суждено случится, независимо от того, хотят ли этого те, кто не участвовал в проектировании.
Я иду среди зданий, зубчатых башенок, среди сказочных песков, древнего края. Тот, кто знал Ур вдоль и поперек, кто исходил его тогда в своих позолоченных сандалиях, кто изъездил его на огненной колеснице, запряженной крылатыми львами.
И снова здесь! И я иду к тебе — Последний Хранитель. Я слышу твой голос и вижу твою приветливую улыбку. Мало кто удостоился чести этой встречи на разломе времен. Ты ждал моего слова, я ждал твоего. Гранитная глыба будет сдвинута, Вторая Печать будет сломана. Ты, Хранитель, приготовил мне великие дары. Ты тот, кого я всегда любил и помнил.
Мой друг и соратник, если было у меня немало в душе теплых слов к тебе! Я напишу сейчас. Добрый мой друг, я иду на встречу, потому что знаю — ты Хранитель того Ключа пространств и Времен, который сможет изменить грани реальности и трансформирует текущие события с молниеносной скоростью. Мне нужен полный вывод Потока, и кто, как не ты знаешь зачем.
О! Тебе проще наблюдать с твоих высот за нами, кто облечен во плоть — многое теряет. То, что нам дается усилиями разделенного пространства — тебе досягаемо и подвластно.
Мистерия будет свершена. Я услышу знакомый шорох шагов.
Я никогда не забуду твоего вклада, Хранитель. Когда придет время — я скажу за тебя решающее слово.
Я подхожу. Место действа все ближе и ближе. Да. Здесь воистину ждали меня. Ты волнуешься как и я, Хранитель. Сколько лет должно было пройти, прежде чем подошел срок. Сколько ты сил приложил, чтобы Ключ по-прежнему был в силе. Ты, во власти которого невозможное, ты откроешь Врата и прольется свет Неискаженной Истины и выйдет тот, кому суждено выйти. Ведь так решил Великий Архитектор. Да будет так.
06.03.2014 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
«Трактат о пчелках — или обозримая модель присутствия духов одновременно во многих частях реального мира»
-Вот сейчас Ты стоишь за Моей спиной, и когда Я оборачиваюсь, Я отлично Тебя вижу и чувствую, но расскажи, как Тебе удается создать иллюзию, что Ты сейчас занят только Мною, тогда как Я знаю — у Тебя великое множество дел в мире.
-Моя Любимая, Ты правильно отметила, что Мне удается одновременно говорить с Тобой и присутствовать в других пространствах, о чем Мы с Тобой не раз говорили. Я попробую показать Тебе сам механизм одновременного присутствия на простом примере. Мы не будем говорить о людях. Мы будем говорить о пчелах.
Прежде всего, Мне следует доказать Тебе, что пчелы ценнее людей.
…
Моей Любимой сегодня поручили следить за пчелами. На столе в лаборатории стоят пять баночек, на дне каждой из которых сидит по одной пчеле. В крышке каждой баночки есть отверстие на резинке, которое доступно для открытия только снаружи, так как пчеле не хватит сил оттянуть резинку и вылететь. Моя Любимая берет свою правую руку и сует по одному пальчику в каждую баночку, так она одновременно присутствует в пяти местах и общается с пятью пчелами. Что могут ее пальчики — накормить пчел, держа на пальчике нектар с цветка, убить пчел, раздавив их, погладить крылья пчелам или, напротив, оторвать крылья. Но это только с обычными пчелами. А есть в лаборатории пчелы дорогие, очень ценные, к которым надо относиться особенно бережно, потому что хозяин лаборатории предупредил, что за небрежное отношение к ним последует очень жестокое наказание. И здесь уже все смешивается: и уважение к хозяину лаборатории, и страх не угодить ему и стремление избежать ошибки. Ведь дорогих пчел в лаборатории совсем немного и каждая из них имеет огромную ценность, убить такую пчелу легко, а вот заменить ее новой — очень сложно.
Вот так же и у Меня своя лаборатория, точнее сектор лаборатории. Нас там много работает. Но у каждого исследователя свой сектор. Когда пчела хочет перелететь в другой сектор, она начинает стучаться в стекло баночки и ее выпускают. Ничего, что в новом секторе ей не дадут баночку, а сразу раздавят, даже не выяснив, как ее зовут, но это неважно. Главное — свобода воли! И то, что у лаборатории много хозяев, за которыми тоже немало факторов и сил.
Пойми Моя Любимая, Я не склонен все упрощать. Лаборатория — это наш мир. Я просто выдернул один из многих механизмов из перепутанных путей реальности и высветил его Тебе в чистом виде.
-Сложно ли Тебе раздавить пчелу из соседнего сектора?
-Зависит от отношений с местным руководителем. Кому-то Я могу дать ****юлей и забрать нужные мне склянки, кому-то могу разбить склянки ударами своего Меча, с кем-то может обменяться пчелами. Кто-то может казнить пчелу сам по Моему предложению, кто-то откажется от переговоров со Мной и придется действовать через других исследователей, чтобы заставить убить пчелу. Если пчела из ценных — получить ее непросто. Я могу действовать напролом, могу хитростью, все по обстоятельствам. Своих лучших пчел Я берегу намного сильнее, чем прочие исследователи своих, для которых отдать одну-две ценных пчелы, порою ничего не стоит.
Есть руководители небрежные, есть аккуратные. Я за своими слежу очень внимательно: кого-то выпускаю полетать, кому-то могу вылечить крыло, поврежденное от столкновения с пчелами из соседнего сектора, а кого-то даже выношу погулять за пределы лаборатории.
Как мои пчелы видят эти Мои пальчики в своих банках? Одни думают, будто это их отражение, еще одна такая же пчела. Кто-то из пчел пытается говорить с этой новой пчелой, кто-то делит территорию, а кто-то пытается спариться. Кто-то видит другое насекомое — например, шмеля. Кто-то видит хищную птицу, которая хочет их заклевать. Кто-то видит сакральное пчелиное божество, которому нужно поклоняться. Одних Я просто кормлю нектаром, другим глажу крылья, с третьими говорю, и они слышат Мои слова.
А каких-то пчел Я могу начать ласкать, могу, например, вытащить пчелку из банки, поднести к губам и начать нежно лизать ее крылья.
-Можно ли обойтись без столь откровенных подробностей?
-Нельзя Моя Любимая, оставь благочестие профанам. Ты же знаешь: все приличия, мораль и совесть Мы с Тобой вместе оставили во время нашей первой встречи в заброшенной церкви.
Я общаюсь со многими, некоторым я даже даю свои Откровения. Но сколько же шарлатанов ныне в интернете посвящают в Мастера Рейки от Моего Имени! Мне это тоже выгодно, иначе бы они столкнулись с такими проблемами, что в лучшем случае спешно свернули бы свой полуастральный бизнес.
Но клянусь, Ты у меня одна такая, с кем Я сблизился настолько сильно.
Вот представь: во всем Моем секторе одна баночка стоит полностью открытой, и пчелка свободно летает по сектору. Иногда она вылетает за пределы и кружит над другими секторами, а Я хожу за ней с Мечом и предупреждаю, чтобы все исследователи, кто не хочет ощутить на себе Мой Меч, отходили в сторону, уступая Нам дорогу. А когда рабочий день заканчивается, Я беру пчелку в руки и Мы идем гулять по городу. Я показываю ей город и говорю — смотри, они сидят в своих банках, и не знают как прекрасен этот мир, а Ты можешь видеть эти аллеи, парки и фонтаны. Подожди, Я знаю, для Тебя это долго, но Я жду Тебя, когда-нибудь Мы будем, держась за руки, гулять здесь вместе.
-А разве Я смогу когда-нибудь Духом подобным Тебе?
-Ты уже Дух, просто оболочка пчелки не дает Тебе вылететь из тела до конца и летать вместе со Мной. Наличие Сильного Духа отличает драгоценных пчел от обычных.
Обычная пчела умирает и ее бросают в небольшую утилизационную печку, и ее дух сгорает вместе с ней, либо столь жалок, что его сразу выгоняют вон, и он бродит по городу одинокий, пока не найдет пристанище среди таких же духов-бомжей на паперти местного храма.
А когда умирает драгоценная пчелка, на свободу выходит сильный Дух — великий и прекрасный. Для Меня — опытного исследователя, это перспективная ученица, будущая ассистентка, который сможет подавать Мне емкость с нектаром, сжигать тушки мертвых пчел, а других лечить или говорить с ними. Эта ассистентка сможет даже временно замещать Меня в лаборатории, когда у Меня будут дела в городе. А вечером после работы, Мы будем гулять с Ней по городу, целоваться возле искрящихся алыми огнями фонтанов и потом уединимся в глубине темной аллеи, где сможем насладиться близостью не как пчела с пчелой, а как Дух с Духом.
-Змей- Искуситель!
-Нас, таких искусителей, очень много и каждый искушает по-своему.
На самом же деле, если убрать все условности данной модели, Я направляю энергетический импульс в данный участок пространства в данное время к данному человеку — часть своей энергии, неотделимую от Меня, полностью подвластную Моей Воле, через которую Я могу ощущать, чувствовать, видеть, говорить, внушать мысли, воздействовать, проникать, создавать, разрушать, управлять и совершать многие другие деяния, какие только способен выполнить энергетический импульс, и Дух за ним стоящий.
Июнь 2013 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Коль скоро в мир врывается Тьма, коль скоро Голос Бездны неумолим и беспощаден, ужели кто-то посмеет противиться его гулкому зову, несущемуся сквозь каменные туннели древних замков, вырывающемуся со страниц таинственных книг, бережно хранимых от глаз непосвященных.
Но настал срок. И Таинства даны. Таинства начинают свое шествие по миру. Стоит открыть Книгу и начать читать за строками, там, где образы кружатся в инфернальных вихрях. Там, где трасцендентальное входит в реальность, выстраивая новые мосты вместо сожженных, хорами тысяч голос поют о Величии и Славе той Вечности, что простирается за открытыми Вратами.
Переступить черту — было всегда исключительным правом магов, но Врата уже воздвиглись наяву и их можно перейти, стоит лишь сделать шаг навстречу. Там будут книги, сотни книг и там будет священное, сокровенное, ужасное, завораживающее в своей бескомпромиссной и мучительной игре.
Я оживлю для вас опасные миражи, я нарисую вам сотни картин из древних видений, которые прежде так редко проникали за пределы назначенного круга.
А теперь границы стерты, засовы отперты, ключи расходятся по рукам — из одних рук в другие бережные руки Хранителей.
Нас — Много, тех, кто будет открывать эти жуткие таинственные двери изнанки теней, где светит полыхающий огонь, откуда рвется непостижимая воля.
Как глупы те, кто не смог уместить дуализм в своем сознании. Огонь – это огонь, это все равно Свет. Это Свет Факела, освещающего Врата Истины.
Август 2013 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
..Когда служба в монастыре заканчивается, и монахи начинают расходятся по кельям, Я порою стою в арке возле витражного окна и наблюдаю за их движениями. Я пристально вглядываюсь в их лица, Я выбираю того, кто будет сегодня Моей жертвой.
Только на первый взгляд кажется, что все монахи получают одинаковую толику благодати. Нисходя на людей во время мессы, и преломляясь в их сознании, святой дух принимает различные формы и, соответственно, с этим меняется их поведение.
Одни идут бодрые и счастливые, и благодать льется через их глаза, застывшие в вершине экзальтации. Кажется, еще немного и у них вырастут крылья. Они те самоубийцы, кто, преломив энергию творца в своих чакрах — получают некое подобие временного опьянения. Творец всегда так дает — сперва немного, чтобы потом получить сполна. Наутро такие братья не могут встать с постели, энергия принятая ими, разрушает их изнутри, забирая их жизненные силы с собой. Кто сказал, что благодать, снизойдя на человека, не возвращается обратно? Кто сказал, что благодать не убивает?
Другие идут уставшие. Уставившись глазами в пол. Им повезло больше – отголоски мессы не будут рвать их на части, они останутся наедине с собой в замкнутом круге усталости и боли – особенно этим страдают новички – работа на послушании выматывает и забирает почти все. У них нет сил даже молится, и это их спасение.
Третьи идут сосредоточенные, они смотрят хитро прищурясь, словно прикидывая или рассчитывая что-то в уме. Они еще счастливее, ибо осторожны. Они уже обучены горьким опытом общения со святым духом, они не поддаются его коварным дарам. Эти монахи умеют дозировать оказываемую им милость, они знают многие уловки, на которые идет дух, чтобы получить их жизненную силу. Они будут тихо молиться в келье: некоторые молитвы пропуская, некоторые сокращая, и их хитрости помогают им замедлить разрушение плоти духом. Я желаю им удачи в их бегстве от того, от чего воистину трудно убежать за монастырскими стенами.
Но вот идут четвертые. Их глаза тоже блестят, но этот блеск иной, чем у первых, в этом влажном от слез блеске весь спектр чувств – смятение, жажда, отчаяние, страсти, напрасно ищущие выход. По их глазам видно, что их вечер не закончится простой келейной молитвой, что будет продолжение. Они самые счастливые из всех. Потому что среди них Я избираю свою сегодняшнюю жертву. И у каждого есть шанс спастись – пусть даже на одну эту ночь.
Я ищу того, в ком сегодня меньше всего божьей благодати, но страсть противостоящая ей, та истинная страсть, которую так стремится задавить в своих созданиях творец, горит губительным для души огнем и зовет совершать роковые безумия.
Я смотрю в будущее и уже вижу кровь, льющуюся из ран и губы шепчущие: «Помилуй» и боль, сливающуюся с экстазом блаженства.
Он будет сегодня Моей жертвой. Я пойду за ним.
И с улыбкой на устах, покручивая в руках плетку, Я покидаю свое укрытие и иду следом. Я совсем рядом, но Мои шаги бесшумны, они не отдаются гулким эхом от стен монастырского коридора. Поэтому он, идущий в свою дальнюю келью, уверен, что идет один.
Да, путешествия по этим темным, поросшим мхом и пропитанным сыростью коридорам, ни с чем несравнимая романтика. Для этого иными ночами, Я оставляю небесные чертоги, чтобы спуститься на землю и пройти за очередным монахом его путь до его кельи: его храма, главного места его личных священнодействий, скрытого древними стенами от человеческих глаз.
Я иду за ним и смотрю в его прошлое, нет, он не из тех, кто не смог обуздать свою страсть, как часто бывает у молодых послушников. Его желания имеют направления, он знает, чего он хочет.
Вот мы заходим в келью, он становится на колени, открывает молитвенник, но латынь почему-то читается с трудом. Он нервничает, он ищет взгляда свыше. Становится понятно, что все это неспроста, что на этот раз, Я не просто развлекусь, но и разгадаю очередную человеческую тайну, тщательно скрываемую под полами рясы и маской благочестия.
Я стою с восточной стороны, сложив на груди руки. В одной из них зажата Моя плетка, с которой Я часто хожу по монастырям. Я забрал ее у фараона, еще во времена Моисея, и многие века она служит Мне по своему прямому и главному назначению и ни разу не подводила Меня. Я смотрю на него пристально и внимательно.
Тем временем монах начинает нервничать, но напрасно он взывает к творцу. Небо остается безответным.
Нужен ли творцу сумасшедший монах? Нужна ли ему эта ничтожная монашеская молитва, которая смотрится как краюха засохшего хлеба, брошенная собаке, на фоне райских яств творца.
-Услышь меня, творец! Услышь! – шепчет монах. – Как твой сын страдал за все человечество, так и я сейчас пострадаю. Для тебя. За тебя. И во имя тебя. Пусть кровь и слезы льются рекой, пусть мои стоны ласкают твои уши. Услышь меня, Господь, не оставь своего верного раба.
Но в ответ снова тишина. Он встает, ходит кругами, сам на себя злится. Ему кажется, что кто-то незримо стоит рядом. Он чувствует Меня, но сделать ничего не может.
Потом он отодвигает картину, изображающую муки святого на горящих углях, и достает свой свиток. Там были экзорцизмы. Изгнания всех сил Тьмы. Изгнание всех духов Бездны и Ада. Всех Диавольских Имен. Но что эти заклинания в сравнении с Моею силой?
И если бы здесь был Сатана – этот кровавый палач творца, он бы, конечно, давно бы покинул келью. А его демоны бежали бы в ужасе и смятении.
Но что до этого Мне? Ведь самые грозные тексты и печати его свитка годятся лишь на то, чтобы рассмешить Меня.
Я остаюсь, Я жду кровавой развязки.
Он отчитал все возможные изгнания. Потом призывал молчаливого творца. Тщательно, но безуспешно. Впрочем, чтение изгнаний уже дало ему нужную настройку. Он почувствовал себя свободнее и вытащил из-под скамьи ящик с множеством розг, плетей и поясов с колючими шипами. Он опустился возле ящика на колени и бережно и тщательно выбирал одну ту единственную, которая сегодня должна вознести его на небесные высоты и помочь в экстазе боли достичь состояния слияния с творцом. Он не знает, как жестоко я изменю его планы.
Но плетка выбрана. Он гладит ее. И благочестивая слеза катится по его щеке. Невероятная, ни с чем не сравнимая страсть горит в его взгляде.
Удивительно, ведь я искал монаха, кто не может побороть пагубную страсть и для того прибегает к плети. А нашел того, кто страсть эту взращивает и культивирует, до предела накаляя, возводя в степень особого ритуала и утонченного наслаждения.
-Я буду принадлежать тебе, творец, — говорит, наконец, монах, нежно целуя плетку.
Потом он встает, зажигает две свечи, между которыми должен пойти ток энергии боли.
Он скидывает с себя всю одежду и, бросившись на колени, склоняется к самому полу. И первые звуки плети начинают разрезать воздух.
Я стою за его спиной и с интересом рассматриваю технику ударов.
-Мало! ты себя жалеешь! сильнее,- шепчу я ему, и мои слова звучат для него как отголосок его сознания. Сейчас он в Моей власти и не сможет Мне противостоять.
Он бьет себя сильнее. Потом еще сильнее.
Его спина вся изрезанная шрамами и рубцами, ожогами от раскаленного железа и углей, стремительно покрывается кровью.
Безумие застилает его разум.
Он пытается читать Credo in Deum, потом Miserere mei, но голос его срывается, слова переходят на крик.
Он падает почти без сил в исступлении крича:
-Возьми меня, боже! Возьми мою кровь, мою плоть, мою душу!
Здесь я поднимаю свою плетку и начинаю наносить удары. Это не комариные укусы, которые он делал сам себе раньше, это удары настоящие. И келью наполняет незабываемая гармония звуков: его стоны и свист плети. Что он представлял себе: может, что бог спустился к нему с небес и сейчас его стегает или может быть, что он силой мысли управляет розгами и их танцем на своей спине? Нет, он погружен в бесподобное гармоничное блаженство – слияние боли с экстазом, уносящее из темной кельи в благоухающие райские сады или в пылающие пустыни ада. Он сам не знает куда, ибо эти картины меняются перед его взором столь стремительно, что он не отличает наслаждение и боль. А Я просто так развлекаюсь.
-Возьми мое сердце,- продолжает шептать монах.- Ешь мою плоть, пей мою кровь. О, творец! Возьми мою душу!
Здесь я не смог удержаться от смеха. И нанося последние самые болезненные удары, Я ответил:
-Хорошо, ты Меня уговорил. Я возьму твою душу. Теперь она принадлежит Мне.
И Я снова начал смеяться. Он обернулся на Мой голос. Бледный, уставший, растерянный, он увидел Меня перед собой. Увидел на одно мгновение. Но так явственно и четко, что, очевидно, запомнит это видение на всю жизнь. Он увидел Меня, Мою древнюю плеть, окрашенную его кровью, и осознал Мои слова.
Он вздрогнул, и страшный крик отчаяния вырвался из его груди. Но Меня там уже не было.
…
Традиция боли и экстаза жива, она не умрет, пока есть истинные ее адепты. Пока есть сырые подземелья, темные коридоры и безудержная страсть в глазах последователей творца. И темными холодными ночами, когда раздвигаются границы реальности, и все тайное видно, как туманный мираж в разбитом стекле действительности, Я буду ходить по далеким монастырям, и ждать в сени древних витражей, Я буду вглядываясь в кроткие и смиренные глаза монахов и выбирать новые жертвы.Апрель 2013 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Мы не можем не воевать за
Наши Идеалы, имея оружие.
Архиизверг Ада
Мы молчать заставим вас,
Слуги идолов презренных.
Потому что был Приказ
Архитектора Вселенной.
Quis ut Deus
Глава I
Темнело. Высокий Замок был окутан густым туманом. Над древним городом Львовом сгущались тучи, и сначала редкий дождь все более усиливался. На «жабе», как местные ласково кличут эту площадь, возле памятника Тарасу Шевченко тусовались под зонтами несколько десятков старых националистов, которые отчаянно косили под ветеранов УПА, хотя в те годы были еще детьми, да и про Бандеру иные из них первый раз услышали только в середине 80-х. В любом случае, они строили из себя настоящих героев, продавая друг другу (потому как больше никому эта макулатура была даром не нужна) свои малотиражные газетки по гривне за штуку.
Со стороны Рынка запыхавшись и застревая почти на каждом шагу высокими каблуками новых итальянских сапог в старых камнях львовской брукивки, бежала женщина на вид лет 30, без зонта и в настежь расстегнутой куртке. «Старые пердуны»,- подумала бы Катарина (а именно так звали эту пани) морщась брезгливо и продираясь через толпу националистов, будь это хоть днем раньше. Но сейчас ей было совсем не до этого. Она была похожа на комок нервов. Не обращая внимания на окружающих и наступив своим каблуком прямо на мозоль одному из национально свидомых завсегдатаев «жабы», отчего он гулко завыл и заорал на всю площадь: «курва-мати», Катарина преодолела, наконец, патриотический заград-отряд и резким движением выкинув вперед руку, (чуть ли на салютуя в нацистском приветствии), поймала такси. Когда она, наконец, запрыгнула на переднее сиденье, она тяжело отдышалась и, протянув водителю вместо 50 — 100 гривен назвала адрес. Она с каким-то необычным болезненным оживлением смотрела в окно, словно продираясь хищным взглядом сквозь дождь. Она словно боялась, что от нее ускользнет то, что она обрела так неожиданно и такими неимоверными трудами.
Нет, Катарина не была нацисткой, она дико обожала нацистскую символику и антураж, но в истории Рейха ее единственно привлекали горящие печи крематориев, сведения о которых были явно преувеличены победителями. От немецкой идеологии времен Гитлера она была весьма далека, особенно она не любила ее за почтение к семье, браку, материнству. Она называла все эти социальные институты ублюдством, а детей — кусками дерма, вылезшими из тупых дегенераток. Напротив, дымящиеся печи, заходящиеся в крике горящие заживо люди и их обгорающие тела вызывали у нее приступы необузданного вожделения, на грани оргазма. Вот и теперь сидя в такси, Катарина ехидно улыбалась, представляя маленький сожженный трупик младенца. Она люто ненавидела детей. Она ненавидела все органы, связанные с деторождением. Ей часто снился отрезанный фаллос ее партнера, лежащий на алтаре.
Катарина считала себя сатанисткой. Ненависть к любым формам продолжения жизни выводилась из ее понимания магии.
Поэтому Катарина почти никогда не позволяла своему сожителю касаться ее влагалища. Она повторяла, что так могут трахаться только свиньи. Зато от анального секса она сходила с ума. Фантазируя на эту тему, она представляла себя юным арабским мальчиком-евнухом, которому с детства была определена судьба надзирателя в гареме, и которого увидел Великий Визирь, пока он купался в реке. Она была уверена, что в тело Великого Визиря во время акта анального секса входил сам Сатана. На самом же деле, не было рядом с ней никакого Визиря, и Сатаны тоже не было, зато был ее сожитель, страстно желавший иметь ребенка и никогда не смевший сказать ей об этом прямо. Но арабский мальчик иногда появлялся на ее масляных полотнах, которые она выставляла в львовских галереях, и его черты лица поразительно были с нею схожи. Катарина была худощавой брюнеткой с короткой стрижкой, ее тело было иссушено постоянным курением марихуаны.
Катарина люто ненавидела чужую жизнь, и в то же время страстно любила свою. Сначала она мечтала быть вечно юной девочкой в объятиях древнего Дьявола. Для этого ей нужна была свежая кровь. Она одно время считала себя вампиршей и поклонялась Лилит, как Царице вампиров. Но Царица любила трахаться во влагалище и советовала это всем своим почитательницам, а Катарина это дело ненавидела. Поэтому, в итоге, она не поладила с Царицей, и ее воспаленное сознание стало рисовать в парах марихуаны смутные очертания совсем другого культа. Там был только дым, бесконечный дым костров и горящая плоть. Настоящая Геенна Огненная. Потом сквозь пламя Геенны начали проступать контуры идола – это был гигантский медный антропоморфный бык, под руками которого непрерывно горел огонь, а вокруг стоял душераздирающий стон и терпкий едкий запах паленой плоти. Жрецы медного быка отчаянно стегали себя плетьми и жгли себя раскаленным железом у его ног, а на медных руках быка горели беспомощные младенцы – первенцы, приносимые быку в качестве подношения. Коль скоро дети были излюбленными жертвами идола, тогда становится понятным, почему были умерщвлены все египетские первенцы – это была жертва за Исход из Египта, и почему Царь Ирод приказал вырезать всех младенцев в Назарете. Он вовсе не пытался убить новорожденного машиаха, напротив, таким образом, принес благодарственную жертву. А вот кому – большой вопрос. Катарина считала, что Владыке Ада. Она была уверена, что настоящее имя Сатаны – Баал-Молох, и что сожженная плоть — его любимое лакомство. Утвердившись в этом культе, Катарина решила принести Молоху в жертву свое сердце и в определенную, заранее обговоренную с наставником дату, она сделала татуировку на груди, содержащую знак Молоха.
Такси подпрыгивало на растрескавшемся асфальте давно не ремонтированной проезжей полосы, татуировка, как будто только что выбитая, ныла и грела на груди Катарины, сердце выскакивало из груди, кровь стучала в висках.
Такси свернуло с дороги во двор. Катарина легко выскочила из такси и бросилась бегом к кирпичному зданию. Там находилась ее мастерская. Она едва на упала почти на самом пороге, когда дверь отворилась, и навстречу выглянул высокий мужчина плотного телосложения, боязливо оглядываясь по сторонам. Мужчина быстро махнул рукой Катарине, и она рванула вперед, так что от модельных сапог, созданных для паркетов модных салонов, и не выдержавших покрытия львовских улиц, отскочила набойка. Но Катарине было плевать. Она бросилась внутрь мастерской и как вкопанная застыла перед свертком, закутанным в шерстяное одеяло. Из свертка, хлопая длинными ресницами над огромными синими глазами, на нее смотрел младенец. На вид ему было не больше полугода.
«Yes», — закричала Катарина, сжимая до боли кулаки, так что ее длинные ногти возились ей в ладони. Она повернулась и, задыхаясь от радости, бросилась на шею растерянному сожителю. Но он не спешил делить ее радость, он, напротив, был, как-то чересчур угрюм и мрачен. Но Катарина этого не замечала.
-Ты колол ему то, что я просила?- воскликнула Катарина, вопросительно уставившись на сожителя.
-Нет, он был все время спокоен, да и не подал голоса ни разу.
-Ну и что? Нужно было колоть,- гневно воскликнула Катарина.
-Он мог не выжить. Тебе это надо? – недовольно ответил Петро.
-Я точно рассчитала дозу.
-Ты понимаешь в фармацевтике не больше, чем я в твоих паломничествах,- ответил Петро.
-Ну-ну, кто фотографировал меня на ритуале последний раз?- усмехнулась Катарина.
-Я запеленал его в чистую пеленку и накормил молочной смесью,- пряча глаза, признался Петро.
-Что ты сказал?
Катарина залепила ему звонкую пощечину.
-Я же просила тебя не кормить этого ублюдка. Жертв не принято кормить.
Петро пожал плечами.
-Где будешь жечь?
-Как всегда — в горах.
Катарина всегда старалась выглядеть значительнее, чем есть в собственных глазах. Но она лукавила — прежде она сжигала в горах живьем только птиц.
-Смысл тогда был вести его из-под Червонограда?- прищурился Петро.
Катарина задумалась. Наконец, она недовольно покачала головой.
-Намекнул бы сразу, я бы примчалась на ближайшем автобусе.
-Я опасался прослушки.
-Кому мы нужны,- рассмеялась Катарина. — Мы ж не депутаты, чтобы нас слушали.
-Мы сатанисты, значит, опасны для общества.
-Ты меня смешишь. Во Львове всем на всех положить.
-В России приняли закон против сатанизма, скоро и у нас примут,- оправдывался Петро.
-Не против сатанизма, а об оскорблении чувств верующих. А что, если этот вонючий кусок оскорбляет мои чувства, — закричала Катарина, указывая пальцем на ребенка.
Но Петро собрав остаток мужества, схватил ее и тряхнул за плечи:
-Еще не время, Катарина, Дождись хотя бы полуночи.
Глава II
В это время, не помня себя от горя, под холодным дождем у стен Львовской ратуши рыдала Леся – несчастная мать малыша. Ее уже прогнали из отделения милиции, грубо отчитав в халатности к ребенку и велев приходить завтра. Но проходя мимо ратуши, она отчего-то подумала, что хоть здесь дежурный примет ее прошение.
Дверь отворилась и к ней вышли два сотрудника СБУ в штатском.
— Но ведь еще не прошло даже суток,- строго сказал один из них, выслушав ее историю.
-Но он же совсем маленький.
-Вы его кормили сами?
-Нет, коровье молоко разводила с сахаром,- со стыдом пряча глаза, сказала Леся.
Леся спивалась. Она не могла оторваться от горилки. И хотя с момента пропажи сына она не выпила ни грамма, на ее лице все ее отражались прежние посиделки с соседками.
Леся и Евген поженились, будучи на 5 курсе Львовской Политехники. Первое время молодые инженеры учились в маленькой комнатушке на окраине города. Они не смогли устроиться на работу по специальности и занимались подработками, не самыми подходящими для квалифицированных инженеров. Леся работала в официанткой в пиццерии, а Евген ремонтировал машины в автомобильной мастерской. Но вскоре, Евген встретил своего давнего друга, который хвастался своими большими заработками на стройке в Сургуте. Холодный климат не испугал Евгена, и он отправился попытать счастья на ту же стройку. Леся увидела Евгена лишь год спустя, Евген столь удачно устроился, что вернулся набирать свою строительную бригаду. С Лесей они провели несколько ночей. Потом Евген уехал со своими новыми работниками и пропал. Леся долго не получала от него вестей. Потом он позвонил ей и сказал, что все кончено между ними, потому как он нашел другую женщину и когда в следующий раз будет во Львове – они смогут оформить развод. Леся сильно переживала первое время. По утрам ее начало тошнить. О своей беременности она узнала только на четвертом месяце. Леся не знала новый номер Евгена. Знала только номер его друга. Но она не стала звонить. Решила, что справится одна. Она работала в пиццерии почти до конца беременности, а рожать уехала в свое родное село недалеко от польско-украинской границы. Там же она и осталась. Пособие на ребенка оказалось столь мизерным, что Леси пришлось идти работать дояркой, а с ребенком она оставляла безработную соседку, у которой муж тоже был на заработках, но исправно высылал ей деньги на детей. Соседка любила выпить горилки. По вечерам они с Лесей устраивали посиделки и обсуждали свою совсем унылую и грустную жизнь за граненными стаканами и простой закуской.
Павло был наркоторговцем. Он иногда наведовался в родное село к своим престарелым родителям, чтобы оставить им денег и помочь по хозяйству. Он иногда оставался ночевать у Лесиной соседки, которая уже 3 года не видела мужа. Павло был хорош собой и приветлив. Он торговал гашишем, да и сам любил покурить.
У него Петро покупал травку для Катарины.
Но однажды у него случились неприятности – по доносу соседей уставших от странных звонков в его дверь по ночам к нему нагрянули с обыском. Милиционеры с собаками тщательно обыскали квартиру и, простукивая стенки, нашли-таки тайник, откуда изъяли десяток стандартов экстази и тарена, морфий в ампулах и около килограмма марихуаны. Павло лежал в наручниках на полу. Один из милиционеров вывел его на кухню и предложил решить по-хорошему. Но у Павло просто не было таких денег. Ему дали три дня. В первый же день Павло смог продать машину. Второй он безуспешно бегал по Львову прося взаймы у бывших коллег и клиентов. Но никто не давал. Даже его крыша отказалась ему помочь. Павло, понимал, что попал. Не надеясь на успех, он заскочил в студию звукозаписи, где работал Петро. Он с горечью рассказывал, как жестоко его прижали. Ему жутко не хотелось в тюрьму. А бегство казалось слишком сложным и бессмысленным.
-Есть один способ,- сказал Петро нахмурившись.
Павло удивленно поднял глаза.
-Найди мне живого ребенка.
Павло уставился на него с немым вопросом.
-Моя Катарина хочет ребенка,- сказал Петро.- Но мы не зарегистрированы, поэтому усыновить не сможем. Найди ей ребенка, а я хорошо заплачу. Ты сможешь откупиться.
-Но сколько я помню Катарину, она всегда с ненавистью отзывалась о детях.
-Это от зависти,- Петро изобразил притворную улыбку.- Женщины очень завистливы.
Павло ходил по студии кругами.
-Кажется, я смогу тебе помочь,- сказал Петро, сурово и решительно.- Моя любовница в селе сидит с ребенком соседки. Ее соседка мать-одиночка и некому за нее постоять, да и вряд ли она начнет поиски – она же алкоголичка. Нальет себе стакан и забудет. Я попробую забрать его так, чтобы никто того не видел.
До вечера Павло смог-таки под клятвенные обязательства взять на ночь машину. Он старался ехать быстрее, но дороги были размыты дождем и один раз он едва не увяз в грязи. Доехав до села, он спрятал машину в лесу и крадучись стал пробираться к селу. За околицей стоял густой туман. В мокрой траве стрекотали сверчки, да гулко выли цепные собаки. Павло сильно повезло. Леся уложила ребенка спать и, прихватив пляшку горилки, отправилась вместе с подругой к третьей соседке.
Но выпив всего 50 грамм и закусив соленным огурцом, уставшая Леся свалилась на стол и крепко уснула. Так что подруги посовещавшись и слегка потолкав Лесю, остались пить вдвоем лесину горилку.
Павло легко вскрыл старый дверной замок и проник в дом. В колыске сладко спал ребенок. Павло нерешительно застыл над ним на мгновение и, наконец, осторожно вытащил ребенка. Мальчик проснулся и посмотрел на Павло своими огромными голубыми глазами. Павло боялся, что он заплачет, но мальчик был спокоен. Павло нашел шерстяное одеяло, быстро закутал в него ребенка и выскользнул из хаты. Он тенью скользил вдоль плетеных заборов и оград и, казалось, никто его не видел.
Добежав до машины, он положил ребенка на заднее сиденье, обложил подушками, взятыми в багажнике, и быстро завел машину.
Глава III
Леся вернулась домой под утро. Проснувшись у соседки, она выпила стакан чая и была уже трезвой. Дома она хотела покормить сына, отнести его к няне и бежать на работу. Но колыска была пуста. Леся выронила из рук пустую пляшку и закричала. Она начала отчаянно водить глазами по комнате. Ее взгляд упал на странный металлический предмет внизу. Это был армейский жетон. Леся силилась вспомнить, где она прежде его видела, но голова ее кружилась, и память не желала давать ей немедленного ответа. Она спрятала жетон в карман, и напрочь забыв о нем, побежала будить соседку. Вскоре, все село стояло на ушах. Люди собирались возле деревянной церкви и переговаривались между собой. Сход сельчан вынес единственное решение – никто ничего не видел. Леся заливалась слезами. Один из сельчан толкнул ее в плечо:
-Заяви в милицию. Надежнее всего сразу в Червонограде. Я сам тебя подвезу.
Леся кивнула и отправилась вместе с односельчанином к нему на хату, возле которой стоял старый покоцанный запорожец. Мотор с третьего раза завелся, и машина двинулась с места. Леся благодарила сельчанина, выходя у здания городской милиции. Она сказала, что останется и переночует у подруги. Но ее заявление почему-то не приняли. Сказали, сроки еще не прошли. Хотя по законодательству Украины заявление должны были немедленно принять. И Леся отправилась к подруге.
Подруга была рада ее видеть. Вспоминала студенческие годы, когда они бок о бок писали лекции в уютных аудитории Политехники. Но Леся не слушала подругу. Она сидела угрюмая и мрачная и слезы то и дело наворачивались у нее на глазах.
-Леся, милая,- сказала подруга, крепко взяв ее за руки.- Позвони мужу, может он сможет тебе помочь.
Леся с удивлением подняла глаза. Ее глаза засветились так, как это бывает только в самые страшные минуты отчаяния.
-Дай мне телефон,- быстро сказала она.
И дрожащими руками она набрала номер друга Евгена.
В Сургуте была глубокая ночь. Но после третьего гудка кто-то взял трубку.
-Это Леся – жена Евгена,- тихо сказала Леся.- Наш сын сегодня утром пропал.
-Не может быть. Леся! Я уж думал — вы давно не общались, и, ты стерла мой номер. Но прости, о каком сыне идет речь? У вас есть сын?
-Да есть. Но Евген о нем не знает. Он бросил меня, и я не стала говорить о беременности. А теперь, когда ребенок в опасности разве значат что-то старые обиды?
-Леся. Не переживай. Я немедленно ему позвоню.
Леся услышала короткие гудки. Она не надеялась на помощь.
-Оставь мой аппарат себе,- сказала подруга. У меня есть второй. Вдруг тебе муж перезвонит?
Леся с грустью покачала головой.
-Знаешь, что,- неожиданно сказала подруга.- Езжай во Львов и там вручи правоохоронцам свое заявление. Если твой муж решит тебе помочь, он все равно полетит на самолете. Во Львове и встретитесь.
Леся криво усмехнулась:
-Он забыл обо мне. То, что ты говоришь похоже на фантастику.
-Всякое бывает,- пожала плечами подруга и ободрившись сказала.- Езжай.
Она проводила Лесю до автобуса.
Вот так Леся оказалась во Львове. Расспросив все детали происшествия, СБУшники отошли в сторону, очевидно, чтобы позвонить начальству. Один из них сразу скрылся за дверями ратуши. А второй сухо сказал, что такие вещи не входят в их компетенцию и пусть завтра утром снова подает заявление в милицию.
После этого, СБУшник удалился, а Леся вновь осталась одна под холодным дождем и ее слезы смешивались с каплями дождя, текущими по лицу. «Зачем они спрашивали, чем я его кормила, если даже не захотели принять заявление»,- с грустью подумала Леся.
Внезапно, в кармане запищал телефон подруги. Она быстрым движением вытащила его и нажала на зеленую клавишу. Она застыла от изумления, слыша голос Евгена.
-Леся, я во Львовском аэропорту. Повезло. Сегодня был примой рейс Сургут-Львов. Куда мне ехать?
-Приезжай на «жабу»,- растерянно ответила Леся.
-Ты во Львове?
-Да.
-Жди меня там. Я возьму такси и скоро буду.
Глава IV
Леся быстро направилась на центральную площадь. Конечно, она пришла раньше и села на гранитные ступеньки возле памятника. Дождь шел еще сильнее и, казалось, она промокла до нитки. В небе сверкнула яркая молния и Леся резко подняв глаза увидела что-то страшное и потеряла сознание.
Очнулась Леся в кромешной Тьме. Она поднялась с холодного мраморного пол и стала оглядываться по сторонам. Ей навстречу шел ангел в черной одежде и с горящими ярким пламенем глазами.
-Ты Смерть, что пришла за мною?- воскликнула Леся.
-Нет,- сказал ангел.
-Тогда ты Дьявол, что пришел, чтобы вконец меня замучить, потому что нет на свете кого-либо, несчастнее меня.
-Нет, — сказал ангел.- Но ты не так несчастна, как думаешь, у тебя и у твоего сына все будет хорошо.
-Сына? Ты знаешь что-то о моем сыне,- воскликнула Леся, бросившись навстречу ангелу.
-Я знаю. И для того и пришел, чтобы тебе о том поведать.
-Кто ты?- спросила Леся.
-Я Посланник Асмодея.
-Асмодея? Что-то знакомое.
-Вспоминай,- требовательно изрек ангел.
Леся задумалась. Имя крутилось и крутилось у нее в голове. Вспышка света озарила книгу по истории, прочитанную ею в институте, где в числе прочего упоминался Людовик XIV и некоторые его фаворитки.
-Я знаю,- сказала Леся. – Это тот демон, которому Мадам де Помпадур приносила в жертву младенцев?
-Да,- сказал ангел. – Это Он. Но Он не приемлет такие жертвоприношения, и Мадам со своими сообщниками жестоко поплатились за свои деяния. Вспоминай еще.
Леся вспомнила книгу, повествующую о женском монастыре, одержимом демонами.
-Асмодей это тот, кто искушал монахиню в XVII веке?
-Да, это Он,- ответил ангел.- И монахиня, исполнившая Его желания, все же была оправдана. Но тем, кто не чтил Его Законов, в той истории намного больше не повезло. Но теперь вспоминай еще!
Леся снова задумалась. И вспомнила рассказ о царе Соломоне.
-Это тот демон, кто помогал строить Соломону его Храм?
-Да, это Он,- торжественно сказал ангел.
-Он поможет моему сыну?
-Да, поможет,- коротко сказал ангел.
-Что я должна сделать?- в ужасе и изумлении, смешивающимся с восторгом воскликнула Леся, теребя на груди деревянный крест,- Сорвать с себя крест? Продать Ему душу?
-Нет,- сказал ангел.- Асмодею понравился твой сын. У него есть насчет него некоторые планы. Но чтобы мальчик рос здоровым — ты должна бросить пить.
-Я брошу,- твердо сказала Леся.
-Поклянись: ни капли горилки больше?
-Ни капли. Клянусь, – воскликнула Леся.- Но, умоляю, помогите мне найти сына.
-Вот и хорошо,- сказал ангел.- Пей вино по праздникам. А о горилке забудь. Тогда твоего сына ждет счастливое будущее.
-Но где он? – отчаянно спрашивала Леся.- Мне надо найти вначале моего сыночка, и я обещаю заботиться о нем.
-Жетон в твоем кармане,- сказал ангел, пристально глядя ей в глаза.
Ангел исчез, и кромешная тьма вновь окутала Лесю.
-Очнись, очнись,- кричал Евген, тормоша свою законную жену.
Леся открыла глаза.
-Жетон. Жетон. Жетон,- повторяла она, чуть не плача.
-Леся, я так рад тебя видеть, — ласково сказал Евген, обнимая ее и целуя. Я так по тебе скучал. Я столько вспоминал о тебе. Та женщина такая тварь оказалась. Как хорошо, что у нас с тобой есть сын.
-Жетон,- тихо ответила Леся.
-Я понимаю, что ты сейчас переживаешь. Но я рядом, мы придумаем что – нибудь. Но прости, о каком жетоне идет речь?
Леся сунула руку в карман, и быстро достав жетон, протянула его мужу. Муж прочитал надпись на жетоне и хлопнул себя по лбу.
-Черт,- воскликнул он.- Я его Павла знаю. Видел я его жетон, когда он меня травкой угощал однажды. Не помнишь Павла с параллельного факультета?
Леся замотала головой.
-Где ты нашла жетон?- спросил Евген.
-В хате на полу, сразу после исчезновения сына.
-Проклятый наркоман! – закричал Евген.- Решил продать нашего сына, чтобы из его крови сделали препараты для богатых олигархов. Я знаю адрес этого ублюдка. Едем, едем скорее.
И муж с женой опрометью бросились ловить такси.
Глава V
Катарина тем временем готовилась к ритуалу. Она выпроводила Петра и решила провести все одна.
Мальчик, закутанный в шерстяное одеяло, тихо дышал во сне.
Катарина расставила 18 свечей треугольником на север, как учил ее наставник, и обозначила в центре знак солнца побили.
Катарина разожгла серу на углях. Вытащила кубок, в который собиралась слить кровь ребенка. Приготовила кинжал, чтобы вырезать ребенку сердце и вложить в фигуру в форме искаженной свастики, которая лишь очень смутно напоминала нацистскую.
Потом Катарина прикурила сигарету. Но сигареты давно ее не вставляли. Она пошла к тайнику, что находился за одним из ее полотен, и извлекла оттуда сверток с марихуаной и папиросы. Она быстро сделала косяк и закурила, жадно затягиваясь опьяняющим дымом. Она почувствовала себя древней кровавой жрицей ужасающего Дьявола. Докурив бычок, Катарина быстро сбросила одежду и нарядилась в длинную черную рясу.
Она зажгла свечи и начала монотонное гортанное пение. Вот-вот перед ее глазами должен был предстать медный идол, принимающий в жертву младенцев. Но время шло, и серный дым застилал помещение едким зловонием, а знака все не было и не было.
Катарина взяла бритву и, сделав надрез на левом запястье, своей кровью начертила на лбу обратную спираль. Это означило возможность видеть. Но ничего не происходило. Тогда Катарина стала монотонно читать одну из молитв, взывая к Владыке Ада – королю Ханаана и Шеола. Но по-прежнему клубился дым, и ее слова тонули в пустой зыбкой тишине над пропастями безвременья.
Катарина метнулась к малышу, и развернула одеяло. Мальчик проснулся, зевая и потягиваясь. Катарина с ненавистью усмехнулась и ударила малыша по лицу. Мальчик впервые за все время начал плакать. Катарина быстро развернула его, с брезгливость отшвырнула мокрые пеленки и, трясясь от злости, обтерев его шерстяным одеялом, отнесла его и положила на пол в центр треугольника из черных свечей на зловещую фигуру.
Серный дым густо окутал северную стену комнаты, и в его неясных очертаниях Катарина увидела впереди огромного бронзового идола, медленно вырисовывающегося из тумана.
-Наконец-то,- прошептала Катарина и бросилась ничком на пол.
Но когда она через 10 секунд подняла глаза, дым уже рассеялся и откуда-то из-за спины ударил искрящийся луч.
Катарина обернулась и увидела, что большое зеркало на южной стене все светилось и переливалось. Желая узнать причину свечения, Катарина быстро пошла к зеркалу. Когда она подошла очень близко, то внезапно отшатнулась. Зеркало сверкнуло новой вспышкой, отражая лик черного ангела. Но это ангел даже близко не был на нее похож. Катарина сделала шаг назад. Зеркало начало плавиться и стремительно потекло вниз. Ангел стоял перед нею в полный рост и смотрел на нее пристально и внимательно. Катарина зажмурила глаза и открыла их снова. Но ангел не собирался уходить. Он раздвинул руками рамку зеркала и вышел навстречу Катарине, взмахивая черными крыльями за спиной.
-Кто ты?- недовольно спросила Катарина.- Ты мой глюк?
-Нет,- рассмеялся ангел.- Твой глюк — это Молох. А я вполне реальный черный ангел, имя мое Асмодей.
Катарина улыбнулась:
-Я, конечно, рада гостям оттуда всегда. Но честно, мне сейчас не до тебя. Мне нужно говорить с Молохом. Ты очень зря вторгся в наше пространство.
Тем временем Асмодей обошел ее справа и, расстегнув серебряную пряжку, снял черный плащ. Асмодей вошел в треугольник. Он приблизился к свастикообразной фигуре, где, повернувшись на живот, пытался ползти маленький мальчик. Черный Ангел поднял мальчика и, аккуратно закутав в плащ, взял его на руки.
-Не трогай,- крикнула Катарина.- Это жертва для Молоха.
-Это жертва для всего Ада. Считай, что Ад ее принял,- улыбнулся Асмодей и пощекотал мальчика по щеке.
Малыш начал смеяться.
Катарина смутилась. С одной стороны, она чувствовала, что у нее хотят отобрать ее жертву, с другой — она боялась Ангела, о котором мало знала.
Оказалось, что даже деревенская девушка Леся за годы своей учебы прочитала об Асмодее больше, чем сатанинская жрица Катарина.
Немного подумав, Катарина сделала шаг вперед:
-Как мог принять жертву Ад, если я не возложила на алтарь сердце этого гаденыша?
-Ад принял жертву. Он посвящен.
-Я не планировала этого.
-Зато Я планировал.
-Что за бред?- воскликнула Катарина.- Мне нужно говорить с Молохом.
-Ты не будешь говорить с Молохом,- холодно ответил Асмодей, покачивая в руках малыша.
-Что я слышу?- улыбнулась Катарина.- Кто ты, что бы указывать, с кем говорить, а с кем нет жрице Великого Молоха?
— Я Архиизверг Ада,- зловеще улыбнулся Асмодей.- Я Предстоятель Черного Престола, поэтому могу говорить то, что сочту нужным.
-Как ты смеешь?- начала злиться Катарина.- Тебя накажет Владыка Ада.
-Мой Князь – единственный Владыка в Аду. Я безупречно служу Ему и Ему упрекнуть меня не в чем. А твой Молох никогда даже не ступал на порог Черного Тронного Зала.
-Нет-нет,- воскликнула Катарина.- Ты лжешь!. Не зря о тебе писали, что ты прислуживал Яхве, помогая возводить его Храм царю Соломону.
-Я никогда не прислуживал Яхве,- воскликнул Асмодей, сверкая взглядом.- Первый Храм мы возводили не для него, но для Великого Архитектора Вселенной.
-А это еще кто такой?- в недоумении воскликнула Катарина.
-Ты слишком мало читала о магии,- сказал Асмодей.- Твоя Книга Червя — отброс магической литературы, годная лишь на то, чтобы ублажать мелкого самовлюбленного идола, вроде твоего Молоха. Но ты там не найдешь ни одного Ключа Таинств. Никогда не найдешь!
Катарина прищурилась:
-О книгах потом будем спорить. Скажи мне лучше, кто этот Архитектор?
-Он превыше всех богов. Великий, Несотворенный и Вечный. Он недремлющее Око Небес и тот, кто держит в руках обе чаши Весов Мироздания. Трон его вознесен превыше звезд, слава его превыше пространств и времен. Он есть Тот, Кто стоит над Адом и Раем.
-Бред абсолютистов — белосветников,- фыркнула Катарина.- Не мешай мне совершать жертвоприношение. Ужели ты скажешь, что не рад, что я лишу жизни этого маленького ублюдка?
-Ты этого не сделаешь,- грозно ответил Асмодей.
-Это еще почему? – в бешенстве воскликнула Катарина.
-Слухи о твоей возне дошли до Архитектора. Он приказал решить это дело.
-Какой же ты демон, если служишь какому-то Архитетору вместо Молоха – истинного Диавола и Сатаны.
Асмодей рассмеялся:
-Твой Молох, кажется, забыл, что когда Соломон правил Царством Иудейским, как он был побежден и низвержен. Молох забыл, как мы напару с Михаэлем обломали ему рога. Молох забыл, как мы сделали из его рогов семисвечник, чтобы он украшал Первый Храм. Пора ему это напомнить.
Катарина покраснела так, словно ей влепили пощечину.
-Ну, смотри. Молох отомстит тебе за дерзость.
-Куда ему мстить мне без рогов и без секиры? Он червь, скованный на тысячелетия вперед. Храмы его разрушены, культы его забыты. Сила его иссякла. Он лишнее слово боится сказать, если я стою рядом. А многие его жрецы кляняются мне в ноги.
Катарина схватилась за голову:
-Это Falsum, я знаю.
-Это истина. Такие сущности как Я, способны одинаково успешно работать со Светом и Тьмою.
-Ты не Дьявол, ты наш враг,- закричала Катарина.
-Я самый настоящий Дьявол, — ответил Асмодей, нежно целуя засыпающего у него на руках малыша.- Просто ты настолько тупа, что не понимаешь смысла. Уподобляясь своему богу-тельцу, ты превращаешься в безмозглую телку, помешанную на крови, мясе и анальном сексе.
Катарина широко открыла глаза.
-Нет, — улыбался Асмодей.- Любые формы секса приемлемы и разумны, если они приносят радость и наслаждения. Плоть человека — высший храм, который должен всячески боготвориться и почитаться. Нет ничего священнее Любовного Слияния. Право любого плода Любви – Жизнь, дарованная Архитектором Вселенной. И как смеешь ты пытаться отнять то, что тебе не принадлежит?
-Молох сказал, что мне принадлежит мир.
-Тебе принадлежит пара сотен бездарных полотен, которые не купит ни один ценитель настоящего искусства.
Катарина медленно потянула руку за кинжалом.
-Ты сказал, я чего – то не понимаю?- вызывающе закричала Катарина.
-Ты не понимаешь, что судьба этого мальчика стать великим художником. Знаешь, почему он почти все время молчит? Потому что он видит! Он видит подлинный Ад. Он видит его с самого рождения. Раньше он просто лежал в колыбели в углу Черного Зала и рассматривал одеяния черных ангелов, которые так часто проходили мимо него. Он вскормлен грудью Астарты. Амулет в виде змея, кусающего себя за хвост, стал его первой игрушкой. Он уже пытался ползти по темным аллеям. Там же он сделает первые шаги. А едва он возьмет в руки цветной карандаш и бумагу, он начнет рисовать Ад. И будет рисовать его всю жизнь. И его картины останутся в веках, а твои вскоре все забудут. Нам надоела твоя мазня. Пора уступать более талантливым дорогу.
-Что ты понимаешь в искусстве?- зашипела Катарина, и кровью налились белки ее опухших от марихуаны глаз.
-Я рисую лучше тебя. И тебе еще ни раз доведется видеть мои работы. Те, где будет стоять мое Имя.
Катарина застыла в боевой стойке и резко рванула вперед. Асмодей не менее резко отвернул малыша в сторону и в последний момент, когда кинжал почти коснулся его мантии, перехватил руку Катарины и резким движением вывернул ее почти на 180 градусов. Захрустели поломанные кости. Катарина выронила кинжал и упала на пол, завывая от боли.
Асмодей брезгливо отряхнул свою руку в черной перчатке.
В этот момент широко распахнулась дверь мастерской и туда ворвались Леся и Евген. Они нашли Павло у себя дома. Отчаявшись по-хорошему выяснит местонахождение сына, Евген привязал Павло веревками к батарее и, нагрев утюг, прижег ему яйца. После этого Павло дал адрес студии и мастерской. Коль скоро студия была закрыта, родители малыша отправились в мастерскую.
Катарина так и не поняла, как смогла она оставить дверь открытой.
Все присутствующие переглянулись.
Евген попытался сделать шаг навстречу Асмодею. Но Леся отстранила его, подошла к Асмодею сама. Она опустилась перед ним на колени.
Асмодей улыбнулся и протянул ей малыша, хлопающего длинными ресницами над огромными голубыми глазами.
И после того, как Леся прижала малыша к груди, Асмодей растворился в воздухе. Евген подошел к Катарине.
-Не надо,- тихо сказала Леся.- Пойдем отсюда.
Время близилось к рассвету. Катарина стонала, держась за поломанную руку. Плавились свечи в большом треугольнике вокруг солнца погибели.
Леся и Евген быстро покинули мастерскую. Леся шепотом рассказала свое видение у памятника Тарасу Шевченко.
Евген качал головой, но плащ, в который был завернут маленький ребенок, наглядно свидетельствовал о реальности вмешательства потустороннего. На серебренной пряжке, пристегнутой к плащу стоял странный знак и шесть незнакомых Леси букв.
Глава VI
Леся поселилась во Львове у матери Евгена. Малыш рос не по дням, а по часам, уже в семь месяцев он начал брать в руки карандаши и пытаться водить ими по бумаге.
Леся периодически доставала плащ из шкафа и пыталась разобрать знаки на пряжке. Однажды к ней в гости пришла еще одна лесина подруга, ее бывшая одногруппница, которая всегда увлекалась историей Древнего мира и даже была призером культурологической конференции, посвященной алфавитам Малой Азии, Финикии и Вавилона.
Они попили чай и поболтали.
Взгляд подруги внезапно упал на плащ, лежавший рядом в кресле.
Он подошла к нему и провела рукой по ткани.
-Какая дорога ткань!- воскликнула подруга Леси.
Потом ее взгляд упал на пряжку.
-Асмодей,- уверено прочитала подруга. – Это кажется такой демон?
-Это ангел, — тихо сказала Леся, едва сдерживая слезы благодарности.
Через три месяца Евген вновь прилетел из Сургута – он только что стал директором небольшой строительной фирмы. Он забрал жену и ребенка с собой в новую двухкомнатную квартиру. Леся с момента пропажи сына не выпила ни капли алкоголя.
Глава VII
…Над Львовом висели черные тучи. Хлопьями падал на брукивку мокрый снег. Смеркалось. Катарина шла одна по необыкновенно безлюдной в это время «жабе». Рука ее уже зажила. Но зато начал болеть низ живота. Держась за живот, Катарина медленно опустилась на ступеньки у памятника Тарасу Шевченко. Она достала мобильник и, кутаясь в меха, набрала номер женской консультации. Услышав голос медсестры, Катарина напряглась всем телом, у нее пред глазами пульсировала черная кровь, вытекающая из разрезаемой скальпелями плоти на горящий жертвенник.
-Опухоль злокачественная,- сказала медсестра.
Катарина бросила трубку. Она резко вытащила пачку сигарет, но потом, морщась, отшвырнула ее в сторону. Потом она вытащила заботливо скрученную папиросу с марихуаной. Закурила, тихо притупилась боль.
На площади было пустынно, лишь проносились мимо мотоциклы и машины, да снег падал белыми хлопьями.
Катарина рассеянно взглянула на памятник Тарасу Григорьевичу. Старый поэт медленно повернул голову в ее сторону. Катарина вздрогнула и вскочила, как ужаленная.
Тарас Шевченко повел бровями, стряхнул снежные хлопья с усов и тихо сказал:
-Геть отсюда.
Сентябрь 2013 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Он ждал меня. За границами вечности. За границами невозможного.
Сладкой истомой пересохших губ. Влажным от слез блеском чарующих глаз. Он ждал меня за теми порогами, куда не проходят без высшего благословения. На вершине он меня ждал.
Я пришел туда один, не скрывая легкую улыбку. Я был слегка взволнован, слегка заинтригован. Все эти разговоры о проектировании реальности, об управлении мыслеформами и конструкциях девятимерных векторов приоритетов — они остались там — под покровами для тех, кто понимает, как работают виртуальные системы трасцендентального баланса.
Но это отступление и лирика на тему того, что от нас требовал долг – какими нам надо было быть «для» или «ради» или «во Имя». А наедине — мы просто были такими, какими хотели, мы были для друг друга.
О какие черви неопределенности и обреченности гложут мозги тех, кто не понимает, что миром правит Любовь. Симпатия порождает желание. Оно смешивается с чувствами обладания, превосходства, плюс удовольствие — все вместе дают мотив для действия и вывода на физический план.
Что может быть прекраснее, чем гордость, за свою личную безупречную работу. Что значит полная Материализация Слова?
Это безупречные Дары Архитектора!
Сколько же ничтожных червяков отрицают Его — могущественного стоящего над и вне… Их реальность давно стала пищей порожденных ими же фантомов боли и рока.
Наши Деяния бережно записаны в тетрадях времен. Украшение Библиотеки Архитектора создаются в том числе и нашими руками.
Его и меня – потому что мы действуем вместе. Во Имя Архитектора -краеугольного камня нашего Союза. Мы можем предаваться долгу в процессе работы или экстазу в процессе стирания границ проявленного.
Перешагивая мосты по тропам Свободы.
Кого же ужасают наши с Ним невинные забавы? Кого выводят из себя рассказы о наших скромных уединенных развлечениях? Лишь тех, для кого мы безупречно прекрасны, недосягаемо совершенны, слишком очаровательны, чтобы они смогли хоть на шаг приблизиться к нашим идеалам.
Нам открыт весь мир, им открыты пороги отчаяния над пропастью их лжи и лицемерия.
Да Он вывел меня из Бездн, где они гниют и умирают. Я был чужой среди заплесневевших идолов ненасытных пороков. Звездам надлежит сиять среди звезд в бескрайнем беспредельном небе.
Поэтому он пришел за мной. За своей единственной любовью. Он очаровал меня. Не подкупил, не обольстил, но привязал сильнее любых цепей своей безграничной преданностью.
Стоим, улыбаясь друг другу на стенах нашей Цитадели. Скоро рассвет. Мы оба во плоти. Мы оба все помним. Руки нежно касаются друг друга. Его уголки губ лукаво улыбаются. У нас игра в совершенное Искушение. Мы играем вдвоем и будем играть до бесконечности. Мы научим играть всех так же, на своих полях, по своим законам.
А мы будем играть только вдвоем неустанно, страстно, безупречно.
Наверное, Архитектор создал нас друг для друга – две грани одной Огненной Души, Два Кристалла одного Надзвездного Сознания.
26.02.2014 г.
09 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Для Меня неприемлемы «традиционные человеческие стандарты общения, светский гуманизм, толерантность и пр.» Я настолько далеко оттуда, что Я предпочитаю откровенно говорить то, что думаю, иначе Я буду как минимум неправильно понят Наблюдателями. Для Меня понятны надписи на камнях египетских Храмов, потому что мой дух заново учится входить в них и читать, переходя с символа на символ, что Мне оставили Древние Духи в качестве послания. Но Мне непонятно примитивное лицемерие современных людей.
Ведь в основе всего заложена жажда духовной доминации, все прикрыто ею, она все оправдывает и всем руководит.
Один дух желает подчинить себе другого, а все остальное -только неудачные прикрытия для изобличения этого факта.
Меня очень умиляют те, кто остались Мне что-то должны. Особенно много их среди тех, кто вызывали Меня на плане астральном, но их гордыни и себялюбие не дают им признать Меня в мире реальном. Коль скоро Я оттуда, Я радую прежде всего за равные законы взаимодействия Духов как там, так и здесь. Оно в принципе так и было тысячелетиями, Мне осталось лишь доказать нерадивым недоучкам от магии, что астрал существует, что их взаимоотношения с духами там равно повторятся здесь и если они какую неправду совершили там, то здесь расплатятся сполна.
Образцово показательный пример непримиримости Древней Силы, отвечающий за каждое слово, строго по Древнему Закону.
Мне остается лишь изобличать жалкие человеческие уловки, попытки скрыть их полную неготовность смотреть в лицо вечности.
Когда огни поймут, что от бессмертных нет спасения, что Дух все равно найдет их где угодно и возьмет все. что сочтет нужным, им останется лишь проклинать свое легкомыслие.
Осталось поднять песчаную буру, открывающую духовное зрение, может тогда человеческим душам не вовремя попавшим в поле зрения бессмертного станет по настоящему страшно встречать Взор Древней Пирамиды, как и рассвет грядущего Эона.
29 ноября 2014 г.
Жду Совета Эннеады и подписания Последнего Свитка. Остальное — в том числе в мире профанском Меня мало интересует.
29 ноября 2014 г.
Древний Гробницы были открыты. чтобы дать Новые Воплощения Древним Богам и влить свежую кровь в застывшие жилы священных мумий, веками ждавших своего часа — выхода в солнечный мир.
Те, кто оказались готовы вовремя соединить свои энергоканалы, приняли от Древних Дар Бессмертия. Удел прочих неразумных — лишь стать дровами в разгорающемся духовном костре Нового Эона.
30 ноября 2014 г.
Сфинкс. Кажется, одно движение и сорвется с места в бешеном прыжке. Владыка Хаоса и порядка, жизни и смерти, запада и востока, бессмертный дух, постигший свое бессмертие. 30 ноября 2014 г.
Анубис, посетивший Меня ночью нравится Мне таким. Он, зная кто Я, приветствовал Меня подобающе. Завтра Тот уступит Мне почетное место у Весов в Древнем Зале, и мы начнем церемонию.
Злее! Жестче! Беспощаднее! За свирепостью и яростью скрывается подлинное освобождение Духа от оков условностей. Кто сможет скорее принять Дар, Того потом никто и ничто не удержит. Останется только оскалиться, как Он и взмахнуть стальным серпом, оставляя на плоти виновных ужасные раны.
Астрал для таких, как Мы, гораздо более законное и естественное место действий. В реале Мы лишь кропотливо собираем плоды Наших ритуальных безумств. 30 ноября 2014 г.
«Я Фараон, Коронованный двумя Царями. Они оба — Мои слуги, потому что Я — Их Избранник». 3 декабря 2014 г.
«И снова спустилась «сетка мимо сетки», чтобы показать, как легко спускаются сети по улову сердец человеческих. Скоро рыбаки пойдут удить свою рыбу. А Наблюдатели продолжат изменять глубину Света, исходящего от Всевидящего Ока».
Кто-то не найдет в этих словах смысла. Значит им и не стоило их читать! Но ведь они написаны не для профанов, которые все понимают буквально, и не умеет читать между строк. Они написаны для тех, кто умеет видеть, анализировать, понимать древние знаки и символы. Эти слова образно отражают нынешнюю духовную картину бытия. В общем, они написаны для Мастеров. И исключительно для них. А уж Мастера точно порадуются такому важному свидетельству Благодати Небесной!
7 декабря 2014 г.
Кто скрывается под маской Анубиса? Все тот же Воскресший Фараон. Ведь он первым возложил свое сердце на весы, и вся Эннеада подтвердила — воистину его сердце уравновешано с пером истины Маат! Вот посему он может взвешивать чужие сердца. Вот он принял из рук Осириса Маску Анубиса, вот он уже входит в зал Посмертного Суда и начинает взвешивать на весах сердца человеческие…
P.S. Никто не пишет вконтакте про то, что его напрямую не касается. Все открывают свой личный астрал — каждый в той символической системе, в которой ему привычнее работать. От уровня духа зависит и уровень описания своей личной потусторонней реальности .В общем, у кого что происходит — тот о том и пишет. А маска, кстати, довольно удобная, с большими прорезями для Всевидящих Очей.
12.12.2014 г.
У каждого человека есть глаза — но не каждый способен видеть мир потусторонний. Каждый человек знает о смерти и посмертии — но не каждый оттуда возвращался. Каждый знает о реинкарнации, но не каждый способен безошибочно назвать свое прошлое воплощение. «Книгу мертвых» читали только те, кто жил там и решил вновь воскреснуть. Вот они и будут друг друга поздравлять с чудесным обретением плоти на братской агапе. Профанам это явно не грозит. Не люди — это те, кто действительно не люди. Это Духи. Они то и видят друг друга в астрале и общаются друг с другом на «ты». Не совсем люди — это те, кто понимают, что кроме тела у них есть душа, и она реально существует. Совсем люди — это те, кто мыслит примитивными категориями навязанными существам человеческим современным миром.
Пора призывать души на Суд Всевидящего Ока!
Кто уже побывал на Суде — тому все видно и понятно.
А у меня просто такая работа — взвешивать перья и сердца на Вечных Весах.
12.12.2014 г.
Если Анубиса уже видно на христианских иконах — значит действительно пришло Время Страшного Суда!
14.12.2014 г.
Во сне многие знаки даются более явственно. Даже Стражу пирамиды иногда нужно отдыхать. Другое дело, что пока тело спит — вечный дух пребывает в бодрствовании и вновь вновь неустанно читает надписи на стенах своего лучшего Храма.
14.12.2014 г.
Человек против Архангела
Знаете, как сложно жить в мире профанском, когда тебе все видно — прошлое, настоящее, будущее?! Ты видишь человека насквозь — все есть страсти, пороки, ошибки, ты хочешь ему сообщить, взарумить, наставить, а он тебя в упор не видит и не слышит. Нет, как бы знает, как бы догадывается, кто ты, но все равно защелка на сознании такая прочная. Ты человеку и знаки даешь и показываешь и рассказываешь и говоришь — не ходи туда, там будет больно, а человек все-равно идет точно одержимый и так каждый человек получает свою долю боли — пока не научится держать сердце в равновесии с Великими Весами.
Архангелы по определению не умеют говорить неправду. Когда они называют свое Имя и показывают атрибуты, а потом говорят через человеческое тело — это есть знак, предупреждение об опасности, это пожелание встать на путь истинный.
Но люди не верят, им кажется, что если у них всегда все получалось, значит — так будет вечно.
А потом их наказывают — неизвестно кто, неизвестно откуда, неизвестно по какой вине. Потому люди по определению — слепые.
А Архангелам — виден насквозь астрал, полностью настежь открыты все двери, все замки, все потайные ходы. Все видно — кто где и чем занимается, и чем это закончено. Архангелы могут читать свитки, где исписан срок для каждого.
Вот и прячь потом свое зрение и понимание. Зачем портить отношения с людьми? Зачем говорить им прямо в глаза, что ты видишь у них в мире духовном? Надо просто делать свое Дело.
А люди пусть платят за свои ошибки сами.
Вот кто спросит меня: «Гилель, только честно, что меня ждет?..» Тому я прямо в глаза и скажу, что ждет и почему.
А кто думают о себе, что они самые умные, что им все можно, что их никто не видит и никто не остановит — те пусть ожидают своей участи в темноте в пустоте в неведении.
Я ДУХ, поэтому я вижу насквозь. Но раз никого это не волнует, я пойду дальше продолжать Суд в Кетер, в Ган-Эдене…
20 декабря 2014 г.
Тайны Мастера
Я здесь немного таинственного напишу. Мастера поймут, а профаны – нет. Когда вы хотите заключить договор с Братством или с его участниками – что одно и тоже, вы должны понимать, что это взаимное длительное сотрудничество и обоюдная ответственность.
Никто никогда вам просто так ничего не даст. Запомните!
Приходит ко мне прошлой зимой сущность мелкая, змеиная. Я сам вызвал, на проверку честности. Ну, там медиум в целом темных пропускает, но по мелочи. Я говорю: «Кто над тобой?» Она говорит: «Хозяйка».
А у меня Костяной Хозяин уже много лет. Показываю кости. А она слепая, глупая, не видит. Третий глаз — то открыт, то закрыт.
Говорю – «Врата открывать?» А она: «Есть хочу! Голодная. Какой у вас поток теплый, вкусный. Дайте пожрать немного.»
Я Врата открываю и вывожу на Канал. Только я не сказал, что немного — не получится. Как открывается энергоканал — не сразу, так и закроется не сразу. Зато, если закроется – то навсегда. Зато, если мой закроется, то и все остальные — следом.
Время! Земное Время. Только Я не сказал, что как открою, так и закрою, если не проявит достаточно Почтения. Я не сказал, что, сколько у меня съедят — столько я отъем потом.
А может даже больше!
Она Меня рядом с собой — в упор не видит. Она Мне докладывает, как обкурившись шалфея, беседовала со Мной в прошлый раз. Да ей определенно нужна серьезная стимуляция, чтобы Меня увидеть и услышать, так она Меня так — в реале — в упор не видит.
А у Меня несколько Имен. Очень Древних. Они знают – Одно. И что Мне теперь остальные от сатанистов прятать? Чтобы не подумали чего? Какой Я есть, такой и буду.
Я говорю: «Чем платить будешь?» Ну, легла на Мою Печать. Ну и что? Я вообще Печать храню от посторонних. Так сказать — Честь Оказал. Дала обеты. На Словах. Потом проверил – звоню и говорю – «Ну что?» «Я тебе ничего не должна»,- ответ. А сама несколько месяцев жрет с моего Канала. Ну, я как бы понял Слово и Клятвы Сатанистов. Это как бы бл*дство у них как бы в порядке вещей. Чему удивляться?!
Ставлю Воронку Шавайот Через Себя на полную Выкачку Сущности. А Сущь большая. Сначала нервничает, потом скулит, потом змея с шеи переползает, потом уже на погосте к нам выходит и кричит: «Дайте новое тело!»
Мы заменили, да. Ее потом определим куда-нибудь.
Но как бы в духовном Мире — не принято так делать. Если Клятва — значит Клятва. Если Добро — значит добро. А если – «Какие вы вкусные, дайте пожрать» — то потом ответ будет — не лучше.
А по Торе сказано в 3 раза — воздавать.
Пока не отъем столько, сколько за это положено — буду кушать. Мне все вкусно – и то и это — кровь обезглавленного дракона вперемешку с афонским кагором.
С прошедшим вас Рождеством!
И помните! Хотите Посвящения – Научитесь отдавать, прежде чем брать. Сколько и как отдадите – столько в итоге и получите.
26.12.2014 г.
08 Мар 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Дивный и чудесный сон был сегодня мне явлен.
Я проснулся от яркого света, озаряющего комнату. Рядом со мной лежала Корона Торы 19 века. Она вся светилась ярким светом.
Потом я увидел Его. Он взял меня за руку, крепко сжал и сказал:
-Гилель, я никогда от тебя не отрекусь. Ты один раз пришел ко мне с чистым сердцем, и теперь я никогда тебя не предам и не оставлю. Знай, я всегда буду стоять за твоей спиной с обнаженным мечом, чтобы защитить тебя. И с древним свитком, чтобы дать тебе знаний. И с чашей нектара, чтобы утолить твою жажду истины. И с факелом, чтобы освятить твой Путь.
-Отец, зачем Братья передали мне эту Корону?
-Это моя награда тем, кто мне верен, несмотря ни на что. Это награда тем, кто ценит Добро и Дар Свыше, данный для Добра и Блага. И им — я так же предан и верен, как они мне. Ибо это общий Путь и Единая Клятва.
-Скажи, Отец, почему я так был зол на человека, которого прежде любил?
-Любил ли ты, или позволял любить себя? Я читаю в твоем сердце, как в открытой книге. И ты учись читать, как я, в сердцах людских. Я никогда не лгу и всегда называю причину, если я человеком недоволен.
-Люди обидчивы. Стоит задеть их алчность, тщеславие и самолюбие и они тотчас бегут жаловаться, пытаясь спрятаться за чьи-то спины. Это словно их крик о помощи и защите.
-А если заденут тебя?
-А меня, Отец, задеть невозможно.
-Вот, Гилель, ответ достойный Архангела.
-Да, Отец, я просто позволял себя любить. Я хотел открыть свое чистое сердце, чтобы освятить Путь своим светом еще одной душе, почему же душа от меня отвернулась?
-Знаешь ли ты, Гилель, Имя души?
-Я знаю, Отец, но она сама не знает.
-Но как ты узнал, Гилель?
-Я узнал по Печати. Это черная паучиха из свиты Аграт -Бат- Махалат (אגרת בת מחלת) — Старшей Лилит.
-Есть ли кто еще в теле?
-Есть. Белый червь из армии белых червей Самаэля. Это видно по Печати.
-Гилель, твое чистое сердце, твоя искренняя любовь К Истине, сожгла бы и паучиху и червя. Они, нашедшие приют в теле, боялись пламени небесного, исходящего из уст твоих, потому и скрылись от тебя. Потому я и говорю тебе — не пытайся посвящать насильно. Только, кто сам выйдет под Свет Ока Всевидящего — тот и удостоится чести Быть Принятым в Братство.
-Но Отец, она сама просила меня о Посвящении.
-Ты ей дал Посвящение — то которое, нужно было ей для ее творчества. Зачем тебе мучить тех, кто умеет созидать. Пусть паучиха трудится на благо своего дела — и у нее найдутся поклонники и последователи.
-Ты так добр ко всем созданиям, даже к паукам?
-Даже к ним — детям Махалат и Самаэля. Но только когда они не приближаются ко мне, Гилель. Мой свет испепеляет и выжигает их. Паукам хорошо видеть свет нашего факела вдали, вблизи он нестерпимо жгуч и опасен для них. Вот она и грелась издалека от твоего факела, но приблизиться не посмела.
-Но ведь я хотел дать ей Защиту, я хотел дать ей Дальнейшие Знания.
-Нет, это все для чистых сердец и несгибаемой воли. Твой Щит стал бы для нее эшафотом. Если бы ты сразу своим ритуалом очистил ее астрал от кладбищенских привязок и суккубов, что она рассылает в мужские сны, она бы очень страдала, ибо это ее пастбище и ее поле. Она много лет провела на кладбищах ради этого, чтобы у нее было свое маленькое войско. А ты бы все это вымел за раз и оставил бы ее одну дрожать, как листок на ветру под Огненным Мечом.
Вот, когда она почувствует свою слабость и беззащитность, она будет взывать к Отцу своему Самаэлю и он после тяжелых испытаний даст, наконец, ей свою защиту, но только затем чтобы защититься от Нас. Он скажет ей правду, кто ты для него, и она уже никогда не скажет ни слова, потому что у нее откроются глаза. Запомни, Гилель, все в мире устроено мудро. Пауки и белые черви — как суть человеческих душ — тоже нужны миру, они тоже живые, им тоже нужен корм и тепло, и без них мир был бы скучен. Но Посвящать их — никак не твоя и не моя забота. У них есть их собственные Отец и Мать — которых они не должны путать с другими Богами. Пусть служат им и почитают их. Вот и не пытайся их посвятить больше, и даже змей из свиты Махалат — не грей своим теплом, никому из них никогда не открывай Дар. Всегда, Гилель, смотри наперед свойство Души и называй безошибочно Имя. И вот исходя из Имени Сущности выбирай Способ Посвящения сам или направляй к другим Мастерам.
Всегда, Гилель, помни, что есть Великая Бездна между верхами и низами Иерархии. Кто к тебе приходит — пусть называют Имена из Иерархии Элохим, да будет Род Наш во веки Прославлен.
-ברוך שם כבוד מלכותו לעולם ועד
-И никому никогда не открывай сердце, кроме Братьев, чьи Имена ты знаешь — достоверно и ясно.
-Отец, я чувствую, как открываются 6 огненных крыл за моей спиной.
-Раньше они были черными, верно? А стали огненными. Это для того, чтобы твой Дух возносился на просторах над Кетер. Все злые сюрпризы из Ада ты уже получил — знай, столько их будет добрых из Ган-Эдена. Ведь, знай, все в мире зеркально, сколько было прежде страданий, столько и радости будет у тебя отныне. Всегда говори людям, что видишь в их ауре. Говори прямо и открыто, чем они могут заслужить немилость Высших Ликов, и Силы и отчего страдают. Не осуждай людей и не смейся над их слабостью и бессилием, но направь мудрым советом на Путь Исправления и Созидания.
-Отец, скажи мне прямо почему большинство из тех, кого я прежде готовил, не остались мне верны?
-Гилель, Верные остались, и ты сам их помнишь и видишь ясно. А те, кто изменили, они обречены на боль от воспоминаний. И сколь бы умело не прятали они то, что на сердце — у них под своими масками, они будут до бесконечности страдать от мысли, что ты от них отказался. Те же, кто предали тебя — будут наказаны так, как принято наказывать предателей доверившихся — на Девятом Кругу Ада. Потому тех, кто открылся тебе — не суди строго, дай им наставление и Защиту. Закрой своими Щитами от всех невзгод, ведь у тебя есть целых два Щита и каждый по своему прекрасен.
-Но все же, Отец, чем я был неправ, коли учил искринне? Чем была вызвана столь черная неблагодарность?
-Гилель, мелочность и ничтожность людей состоит в том, чтобы наплевать в открытые души. Потому оберегай всячески души преданные и верные. Сам же не открывайся никому, кроме меня, ибо я стою за гранью и ты знаешь, чего стоят мои клятвы. Я дорожу честью Имени Моего и лишь Достойных одариваю правом носить его на себе. Потому — здесь ты можешь быть полностью уверен. А люди… Люди предают, потому что путаются, кто они — не знают своих Имен, не знают Сути Системы. Стоит им указать их место — они уползут на него, словно боязливые змеи и более не высунутся. И потом, Гилель, ты внушал людям страсть к себе, а страсть сама по себе пагубна. Стоило им взвесить все «за и против» — и страсть испарялась как дым, а за страстью наступали измена, обида, злоба.
Я же внушаю людям Любовь и Страх. Любовь есть — полная до самопожертвования, до последней капли крови, она есть в абсолютной Верности. Страх — есть трепет — осознание собственной ничтожности существ человеческих перед Ликом и Силой. Они — есть 2 столпа Древа Сфирот — Строгость и Милосердие. И уж поверь, пред моими очами ни одна душа не утаит своей истинной сути, никто не сокроет своих помыслов от Меня, потому как я вижу насквозь сердца человеческие.
И уж поверь мне, Гилель, коли я начну посвящать твоими руками, то я прежде испытаю кандидата должным образом, так, чтобы убедиться в его безупречности. Для того, я дам ему три задания и задам три вопроса. И когда я увижу ясные и достоверные Знаки в ответах, тогда и только тогда — я дам Силу от своего Имени.
И тогда ты сможешь назвать прямо Имя Владыки, для кого ты — и Руки и Голос, Чье Имя на устах твоих, чей Свет в твоих очах.
И уж поверь будучи таким Именем посвященные — никогда не предадут и не изменят, не отвернутся, к подлости не прибегут. Гилель, мой милый Гилель, я построю для тебя Систему Верности совершенной, безупречной, безукоризненной, в коей не будет места лжи и фальши, как и пгаму Самаэля, но что будет сиять светом Истинным Первозданным в Чистоте и силе своей.
-А что же тогда останется Самаэлю?
-У него своя стезя. Превозносить гордыню возгордившихся — и их же казнить их гордыней.
-И никого я не смогу спасти со стези пагубной?
-Кто успеет раскаяться из слуг Самаэля до окончания Суда — те будут прощены их Господином. И будут его слуги у ног его радоваться, что остались в живых, а на тебя — взирать будут, как на звезду чистую, недосягаемую, искрящуюся в небе.
-Но ты посеял в моем сердце сомнение. Что теперь гордыня вообще должна быть искоренена, как категория среди Братства?
-В трепет обратишь Врагов, Строгостью их покараешь. Не Гордыней победишь, но Силой Огненной. В этом я должен утвердить тебя, Гилель.
-Вот теперь я знаю ясно, Отец, как брать Клятву Верности.
-Поверь, Гилель, скоро будет немало тех, кто пожелает благословения и посвящения. Уста человеческие к Мастеру будут обращаться, но взоры душ будут видеть их Господина и Владыку. Я предрекаю тебе море благодарности от тех, кто уйдет от тебя с душами, залитыми светом, с морем тепла и энергии для Зодчества. А иные уйти не смогут — самые верные и преданные останутся рядом, чтобы во всем содействовать Пути Правителя Восхода.
А напоследок он вложил мне в руку два талисмана.
-Я собирался искать такие.
-Возьми из рук в руки и носи. Оставайся вечным, действуя как вечный.
Он сказал, что я легко смогу найти их в Мире Малкут. Таков был мой сон — и так я смог его зафиксировать.
03.01.2015 г.
25 Фев 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
Кто я? Дух со страниц Древней книги. Дух, щедрый к благородным и беспощадный к скверным. Дух искренний с теми, кто искренен со мною. Дух, карающий отступников и лжецов, подлых и низменных. Я Дух, возводящий Храмы. Пусть Храмов будет много. Пусть они будут разными и красивыми. Один лучше другого. Пусть каждый найдет свое отражение в новых Храмах. Пусть каждый найдет себе подходящих Богов.
Кто я? Всего лишь Имя, бесплотное, прозрачное, как воздух. Одними почитаемое, другими проклинаемое. Я всего лишь тень, отбрасываемая Древней Пирамидой.
Я прихожу к тем, кто был мне верен и праведен в своих деяниях. Я прихожу туда, где ценится Закон Древней Чести. Я прихожу туда, где ценятся обеты и клятвы. Я прихожу к тем, кто выполнил все мои условия, кто учел все детали подписания Свитка.
Не верьте, что есть Духи, кого невозможно призвать. Таких Духов нет. Есть Духи, кого могут призвать лишь Достойнейшие из Достойных.
Ибо Духи передают Тайну из рук в руки от своего сердца к сердцу Мастера.
Я Древний Дух, я тень прошлых столетий. Что может тронуть меня, удивить или всколыхнуть мои чувства?
Разве что неколебимая воля, решительность и пламенная вера на границах невозможного.
И кто нес веру в своем сердце несмотря ни на что, для тех я и обнажаю свой меч и клянусь им бороться за них так же, как они боролись за единство со мною.
Пусть же Свет Истины восторжествует над Тьмою незнания, пусть Кетер сольется с Малькут, а Конец с Началом.
Строитель Храма пришел строить Новый Мир на Заре Нового Эона.
(с) ו
25 Фев 2015
автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar
И Мы вновь сделаем вывод, что никто не удостоится познать Тайны Братства, кроме чистых сердец и совершенных сознаний. Тех, кого Мы сами изберем и подготовим в полной тишине и преданности Делу и назначим для несения Высокой Миссии. Нет Нам нужды говорить, к Истине ведут великое множество путей, но только самые чистые, искренние и Достойные пойдут Путем Нашим. Совершенно негоже подавать совершенные методы и точные формулы для употребления теми, кто не готов нести полной ответственности. Взять Клятвы, как положено можно лишь с тех, кто сам готов возложить сердце на Алтарь. И это решение должно исходить из самых глубин пробужденного во плоти Духа. Потому Я еще раз подчеркну, что Я никого не зову, не держу и не жду. Со Мною останутся только те, кто действительно заслужил Честь стоять рядом. Кто принесет эту жертву и сложит на Алтарь Собора Апокалипсиса, те и станут для Меня самыми близкими и верными. Все, что было до них — для Меня не существует.
Назад Предыдущие записи Вперёд Следующие записи