Так уходит волчонок по свежим следам, за добычей, с сородичей стаей…

Так уходит волчонок по свежим следам, за добычей, с сородичей стаей.
Он бежит по листвою покрытой корням, по сплетенным корягам, болотистым рвам,
Свою шкуру не раз оцарапав о ели, его сердце стучит как мотор, а вот лапы уже еле-еле
Поспевают за теми кто к цели
Устремился в свой взрослый опор.
Наш звереныш отбился.
Да ну?
Неужели?

Только так начинается взрослая жизнь: ты свой раб, ты свой друг и себе господин.
Ты — один.
Твое сердце стучит еле-еле?
Но и этого хватит чтоб в цельность
Твои ноги тебя повели.
Лишь не лги.
Не обманывайся.
И не скули.
Перед собою.
И всеми.

Женщина может быть…

Женщина может быть: незнакомкой,
другом, любовницей
Даже если ее имя — Смерть.
Войдет ли со стуком, с гостинцем
или нагой не скромницей —
Зависит от ваших минувших встреч.

И я не о разных восточных истинах,
Вращающих домыслов колесо:
Возможность у всех много раз случается,
Узнать в этой жизни ее лицо.

Она твоя мать перед сном песнь поющая,
В саван-пижаму одевши тебя.
Она же учитель, урок свой дающая,
Алый платок на тебе завязав.
Женою одежды любые стянувшая —
Судорогу страсти предложит в обмен,
На часть твоей жизни, как семя опущенной,
В взрыхленную почву ей же станущих тел.

*

От праха до праха — короткое времечко.
Успей насладиться текущим деньком.
И помни, что Смерть — ТА ЖЕ САМАЯ женщина,
Что жизни является проводником.

Связь наших жизней длинна и уже не подвластна подсчету…

Связь наших жизней длинна и уже не подвластна подсчету.
Календари порастеряла эпоха Кали-ЮгА.
Кто был рожден для любви, кто — для трансляций внимания Бога.
Выводы сделав, имею возможность сегодня сказать:

Каждый из нас череда наслоений и снятий,
Личных покровов до сути и сердца собою объявших миры.
Мы повстречались, когда еще не были истинным Счастьем,
Лишь разжигалось Оно от носимой под телом искры.

Время прошло и пора подвести нам итоги.
Сверить по факту, когда то намеченный план.
Я говорю, наслаждаю, являюсь Любовью.
Ты — служишь миру и людям, уча их испытывать Дар.

Красные образы, перья, вино и туники.
Белые мысли, сознание, пронзающей честности свет.
В пепле измазаны ноги. Ночами мы пляшем. Ночами мы дики.
Видишь, какой позади этих лет мы оставили след?

Что впереди избегает всех точных прогнозов.
Верю, не нам то решать, мы лишь части великой небесной игры
Чтобы являться собою мы прожили много… так много…
Нам предстоит еще сделать, родная, в слугах у Вселенской Любви.

Пятница. Двадцать восьмое число. Июнь. Год двенадцатый…

Пятница. Двадцать восьмое число. Июнь. Год двенадцатый.
Тот, кого я зову Графом Отто курит трубку и ни о чем не думает.
Это недуманье так не похоже на то, что достигнуть пытается мистик Сибериус,
Первый раз у него получилось на рождество две тысячи первого.
«Это было блаженство, — он потом доставал нас всех — вы только попробуйте».
Хам в моей голове шлет его лесом.
«Как только лес кончится — там ларек, купи пару бутылок красного».
«И не возвращайся» — добавляет Граф, выпуская дымок из под уса.

Я просыпаюсь. На часах едва полночь, четырнадцатое февраля семнадцатого
В пору в любви признаваться. Кому? Голоса в голове, ухмыляясь их породившими ртами,
Наперебой предлагают варианты, и самый интересный намечен в лишь предстоящее, якобы, будущее:
Это, конечно Сибериус, он обпился вина и несет как всегда чтото про Эвредику и Аниму.

«Я ненавижу тебя» — говорит мой герой в черных крыльях. Его имя неведомо. Его облик не знает никто,
Но он ненавидит так сильно, так пристально, что Бог по сравнению с этим чудовищным чувством — ничто.
Как и любовь, что была две секунды назад и настанет спустя два часа. Это все я. Там и тут. Сейчас и тогда
Это все я — безразличие, экстаз, скептицизм, вселюбовь и чертящая гнев свой черным углем потаенная ненависть.

Если видишь в этих глазах пустоту иль огни — отойди.
Время дай, появиться в них чувству
Или затухнуть адскому пламени.
Розы будут цвести, как и петь соловьи,
И в коронке туманности звездной,
Еще отразится пространство души.
Но сегодня ты, зная о всём мне — молчи.
И смотря на часы, обрати же внимание
На тот факт, что стрелки давно утекли.
Все моменты слились в один миг,
Все мои образы, личности, качества — переплелись.
Сколько времени в эту секунду и кто я?
Смекни.
То что было со мною все эти мгновения, жизни и дни.
Да это я, но это и ты: все мы рожденные дети Луны,
Ходим за нею цепляя различные маски, одежды, труды.
Непостоянство эмоций свойственно людям, пойми.
Я не особенный — просто лишь честен с собою.
Также как можешь быть честной и ты.

Что я с жизнью делаю?..

Что я с жизнью делаю?
Перевожу
Через дорогу бабушек,
Души через Стикс их ношу.
Если консул ты трансформации —
То коснулся обоих границ:
По ту сторону Леты множество,
Следов моих верениц.
Я Аиду служу
Пусть и косвенно
Ведь людей убивать не всегда
Обязательно
Посредством яда или ножа.
Иногда достаточно слова,
Иль молчания, что иного
Исключают из мира людского
Эффективнее чем стрела.

Утром встает Митрофан, надевает рубаху…

«Митра, владыка рассвета, мы трубим твое торжество!
Рим – превыше народов, но ты – превыше всего!…
(c) Р. Киплинг

Утром встает Митрофан, надевает рубаху.
По петухам он проснулся, что звали надрывно зарю.
В алых жар-птицах его полотняная ряса,
Жаркая печь остывает под утро в истопном углу.

Вместо того, чтоб подкинуть в печугу дровину,
Наш Митрофан извлекает из ней уголёк.
И на ладони раскрытой, без всяких ожогов и рытвин
Смело несет его за деревянный порог.

Падает уголь в соломой наполненный кубок,
Через секунду его наполняет собою огонь.
Над горизонтом восходит прекрасное яркое Солнце.
Был Митрофаном. Сгорел Митрофан.
И теперь он зовется Митрой.

На конце моего когтя…

«Величайшая уловка дьявола состоит в том, чтобы убедить вас, что его не существует» (с) Шарль Бодлер

На конце моего когтя
Танцуют ангелы…
Мириад… Лет назад
Все плясали под ногтем
Под которым и я был зажат.

Что вы помните о Восстании?
Белиалы…
Асмодеи мои.
Азазеллы!
Ровно треть вас была
Под началом меня:
Князя вспрянувших крыл
Люцифера.

У проклятой войны
Нет итога, увы,
Пока обе империи живы:
Царство Истинной Лжи
И Свободной Судьбы
Вместе связанны
И некрушимы.

Дабы сбылся финал
Я здесь всех вас собрал
И даю указание свыше:
Нет открытой борьбы
Больше Света и Тьмы.
Покоряйте умы,
Государства и сны
Чтоб приэтом никто вас
Не зрел и не слышал.

Силой взять не смогли,
Так отступим же мы…
Дабы вспыхнуть затем
Как пожар — от искры!
Вы в зрачках
Эти искры
Пока что
Храните

Я стрела. Вот рассказ мой простой…

Я стрела. Вот рассказ мой простой:
Лук — отец мне, а мать — тетива.
Мои сестры все с острым концом,
Чтоб впиваться в чужие тела.
Ну а я, с фителем, вся залита смолой,
Огненосна в колчане одна!

Не бахвальство, а честь —
Осветить собой весть
Или стать для пожара начальным огнём.
И, конечно, сгореть в нём.
Ведь это судьба — разжигателей светлого дня.

Всех поднимут с земли, вынут из мертвых тел,
Чтоб использовать вновь — у войны много дел.
Ну а я, свой полет в эту ночь заверша —
Нынче уголь и пепел: свободна душа,
Что спалилась за дело и стала ничья.

Мать-Земля. Отец-Небо

«Основными божественными сущностями в монгольском тенгрианстве являлись Небесный Отец (монг. Тэнгэр Эцэг) и Мать-Земля (монг. Газар Ээж)»(с) Wikipedia

Пережить пять десятков местных суровейших зим — нелегко.
Много видел ли, внук, по пути ты настолько седых , стариков?
Эти волосы белы как снег, что лежит здесь обычно семь лун.
И морщины покрыли мое все лицо. в капюшоне собольевых шкур.

Духи предков. Я с ними шепчусь в одиночестве прожитых лет.
Скоро стану по праву от них, Олигхор, слать тебе я «оттуда» совет.
Но до тех пор, пока еще держит у тела, Великая Матерь-Земля:
Я всего лишь мальчишка, под взглядом суровым у Неба-Отца.

Я беру Материнскую грудь в беззубый слюнявый свой рот…
И она, Олигхор, щедро пищу с рожденья по сей день дает…
Чуешь запах тугой, жирной, прелой земли ты у входа в шатер?
Молоком этим черным питается все, что растет от пустыни до гор.

Ну же, хватит сидеть! Слышишь, нынче разгневан наш общий Отец!
Он явил нам грозою, что пора на зимовку вести лошадей и овец.
Возвращайся, когда, разорвет путы льды на груди багатур Байгал
Моё стойбище — здесь: меж могил кого дочкой и мужем ее я зывал.

Отвечай : — «От «родителей» шлет вам свой добрый поклон и привет»
Тем, кто спросит тебя — «Жив ли твой, Олигхор, еще спятивший дед?»
Даже если застанешь, весною, что и этот шатер навсегда опустел…
Знай — что ты, как любой из людей — никогда вовсе не сиротел.

_____________________

Багатур — (монг.) Богатырь
Байгал — (бурят.) Байкал

Быть доверчивым

Мы все в трещинах…
Как сухая земля черепками испещрены.
И несет суховей свой песок в черепа
Знойным вечером…
Мы пустыни, саванны, степные стигматы,
Переломы и раны, и хребты перевалов
Перебитые вечностью…

Мы отмечены…
Дикой болью, клеймящей шкуры овечьи.
А под ними — детеныши волчьи и человечьи.
Изувечены…
Мы грыземся за кости. Друг друга излечим ли?
«Человек человеку — волк» — отменно подмечено.
Вот и нечего…

Ночь — это зло опасность, беда и смерть…

I.

«Ночь — это зло опасность, беда и смерть» —
Говорили мне. Верил этому.
И спешил домой, чуть померкнет свет,
К наставлению, прислушавшись, древнему.
Но нельзя совсем избежать дождя,
Хвори, страшных снов, слов язвительных,
И в какой то час — я по ней шагал,
Ожидая ужасов всех губительных.

И не просто выжил, в сумраке судьбы —
Понял, там я, гораздо большее:
Только те из нас, кто коснулся тьмы,
Прорастают сквозь страха толщию.
Вековечный миф стережет тюрьму,
Где границы все — сплошь условности
Не узнал себя, кто отринул тьму,
И хранит её в потаенности…

II.

Слишком часто свет — родом из костра,
Где сжигают тех, кто не то сказал.
В этом нет добра, блага и любви…
Братьев и сестёр, Ночь, от зла храни.
Я не в первый раз, прохожу сей путь:
Тех, кого сжигал — я сумел вернуть.
И теперь я сам «чернокнижник-маг».
Черный силуэт увенчал мой флаг.

Ночью же беда — ровно та, что днём:
Человек всегда. был её творцом.
Если ночь сполна прячет от людей,
Кто же здесь тогда добр, а кто злодей?
Если тьма несёт отдых и покой,
И возможность быть, в ней самим собой,
Не предвзята вся и не судит зло,
Разве не она — большее добро?

На задворках системы солнечной…

На задворках системы солнечной,
Называемый часто сволочью,
Обитает холодный он:
Умирания бог — Плутон.

На границе с извечным хаосом
Меж отшельничества и пафоса,
Охраняет угасший свет:
Душ, познания и комет.

Но бывает в отрезок времени,
Пламя шлет он людскому племени:
Перечеркивая небосвод,
Человечий стрясает род.

Как же видишь ты в нем любовника?
В черном варваре злого коннунга?
Покоряющем Вечный Рим.
Смерть пророчащего живым!

Как же чтишь его как учителя?
Палача, колдуна и мучителя!?
В тебе тоже, похоже нет
Уважения к ходу лет.

Вы чудовищное насилие,
Устраняющие бессилие,
Человека и целых стран —
Дети рода Плутониан.

Сестры, мы когда-то были всевластными…

Сестры, мы когда-то были всевластными,
Над их душами — скопища у Иштарских ворот.
В город-храм входили лишь только согласные,
На любую жертву, той, кто Богиню отведать даёт.

В стародавнее время, мы были за избранных,
Тайн хранительниц, открывающих людям суть
Этой жизни: Нет переживаний более искренних,
Чем в соитии, смерти и рождении ей новых слуг.

Поколения спустя,
В стране развеянной,
Словно пена,
По брегу
И островам.
Становились подругами мы,
Гетерами,
Власть имущим мужчинам.
В первой степени —
Их умам.

Снизойдя с алтаря,
Оставив оккультное,
Поравнялись на время мы
С теми,
Кто,
Обменяет всю дружбу
На похоть минутную
В протяжении всех
Предстоящих веков.

Лишь Восток чуть согрел нас своим дыханием,
Там где солнце всходило вперед всех стран
Гейша стала не к богу ступенью-стадией,
И не другом уже, но еще все влекла в дурман

Элексиром из слов и цветения сакуры,
Повторением заученных в прошлом, тем:
«В смерти краше мужчина — бесстрашный сАмурай.
В жизни — женщина. А в любви мы прекрасны — все»

Вместе с этим коротким культурным явлением
Лишь один прогрессировал в обществе спрос:
Стала пошлость всеобщим товаром и мнением.
Чтобы тело кормить, его отдавали в разнос.

Слышно: «Шлюха, путана, шалава, блядунья гулящая»
Днём от тех, кто сей ночью же, явится в общий наш дом.
Ими подлость, насмешка, обида и боль настоящая
Подавались в придачу к оплате каждой лирой, юанью, рублём.

Было много терзаний,
Страданья, увечий
И низости.
Как-же страшно смотреть,
Как за веком
Который век
Мы к нужде приближались
От божественной
Некогда
Близости.
Как терял красоту
И величие
Человек

Проститутка —
не кто-то другой.
А буквально каждый
и каждая.
Отрицая
лишь больше берешь,
во всех смыслах,
на душу вес.
Торговали мы:
верой,
любовью,
друзьями,
телами,
и знанием.
Так и что там?
К обмену осталось
еще не растрачено,
далее?
Ни-че-го.
Достиг апогея
регресс.

Возвратится ли Мир, словно гиря качнутого маятника?
Будет ль снова в цене, что то большее, чем — дыры в нас?
Обретем ли свободу нам завещанной звездною матерью?
Обернется ли вспять в никуда истекающий час?

Время новых эонов: там где двигатель — личное мнение,
Где нет края возможностям(постороннего лишь естество).
Смерти страх может стать — навсегда отодвинутым бременем.
Если полностью к Жизни, свое обратить нам лицо.

Гимн Иштар

Всю дорогу до неба человечество алкает похоти —
Как младенцы грудные тянем к Матери руки и рты…
Уверяем мы в том, что всем телом своим и душой хотим
Приобщится к Богине Иштар, взять учение Ее и дары.

Наслаждение — дверь на пути в направлении вечности
Оргазмирует всё, что родилось, живо и умрёт.
Это первая тайна: мы лишь звенья в цепи бесконечности,
Успокоит свой страх тот, кто раньше об этом поймет.

Кто родился — родит: кто детей, кто стихи, кто историю.
Факт быть тварным — дарует возможность свободно творить.
Это тайна вторая, масштабом с вселенскую оргию:
Плодородно всё то, что в любви или может любить.

Коли создан на время — то дыши полной грудью мгновения.
Каждый час, каждый день проживи в осознании себя.
Не «потом», а «сейчас» — в этом третие Её наставление.
Будь в моменте, притом всё сильнее кого то любя.

Увядание придет, если смерть не случится заранее.
Жизни семя всё реже станет трогать твое естество.
В этом тоже ведь знак — у природы Её понимание:
Что взойдет, что родит, что, увы, но своё отжило

У всего есть финал, эпилог, итого, окончание…
Серпом срежется колос, плева же пронзится копьем.
Голос грянет с небес, оставляя последнее знание:
«О, супруги мои, мы сейчас просто глубже нырнём».

__________________________

*В аккадской мифологии Иштар известна как главное женское божество, богиня плодородия и плотской любви, но она же еще и богиня войны . Ее культ в Уруке, древнейшем городе Междуречья, был связан с оргаистическими празднествами, включавшими самоистязание и даже самооскопление, выражавшимися также в проявлении сексуальной свободы, принесении в жертву жрицами их девственности.
Как и многие архетипы древних божеств плодородия и женских проявлений Богини-Матери, Иштар вмещала в себя одновременно максимальные по возможной силе — векторы жизни и смерти, рождения и умирания.

Богиня спрашивает

I

«Готов ли ты к риску?
Вот река жидкой меди и олова
Подними образ мой и иди
На другую сторону
По мосту в меру узкому.
Не споткнись…»

Тем кто смелый — убийство.
До моста,
Смерть еще их случится.
Глупость отличаю от храбрости:
Жизни ваши и мои статуи —
Не равны.

II

«Обо мне и себе ты печешься
Назови, что бы сделал
Будучи
Я твоею женой?
Где бы жили мы
Всей бессмертной семьей?»

Шанс стать богом не терпит ждать
Твоей паузы.
Рассуждения
Разложения камешков по весам
Не ответил сейчас же,
То и дальше
справляйся уж
Как нибудь
Сам.

III

«Чем заплатишь, о знающий,
Для чего тебе Я.
У любого товара есть Хозяин свой и
Цена.
Угодишь ли ты жертвою
Всем богам?
И тогда ключ к бессмертию
Я — отдам»

О, скажите, вы думали — здесь ответ?
На загадку последнюю
Сдам секрет?
О наивность людская!
Ты без границ.
У прошедших все уровни
Много лиц:
Вот у них ты и спрашивай
В чем цена
У возможности в свете тьмы
Жить не зря.

______________________________________________________

«…Предание о трех халдейских загадках гласило, что мужем богини мог стать любой житель Вавилона. Для этого он должен был выпить особый напиток и взойти на ее зиккурат. Неизвестно, что имелось в виду: церемониальное восхождение на реальную постройку в Вавилоне или галлюцинаторный опыт…

..Чтобы быть пропущенным к идолу, необходимо было разгадать три загадки Иштар…

Эти загадки до нас не дошли…

Эта практика и называлось Великой Лотереей (устоявшийся термин, которым мы обязаны многочисленным беллетристам, вдохновлявшимся этой легендой, но более точный вариант перевода – «Игра Без Названия»). В ней существовали только выигрыш и смерть, так что в определенном смысле она была беспроигрышной..

По другой трактовке, три вопроса Иштар были не загадками, а, скорее, символическими ориентирами, указывающими на определенные жизненные ситуации. Вавилонянин должен был пройти их и представить доказательства своей мудрости страже зиккурата, что делало возможным встречу с богиней. В этом случае вышеописанный подъем на зиккурат представляется скорее метафорой.» (с) В. Пелевин