О милом, не любимом, но хорошем

Ах, я такая гадкая, мой мальчик.

Да мне перед собою даже стыдно.

Ты уверял, что шулер и обманщик,

Но вот со мной ты был таким невинным.

 

Я помню все, хоть говорила и иначе.

Твое лицо и голос, до сих пор.

Прости, я не хотела врать, мой мальчик.

Меня убил один твой взгляд в упор.

 

Твои глаза. Прости, я не любила,

Но взгляд один преследует во снах.

Такие же, как ты, обычно нападают с тыла.

О, мальчик мой. Рядом с тобой они не при делах.

 

Мой милый мальчик, виноваты оба.

Я шла, смеясь, куда твой путь ведет.

Но, Боже мой, взяла такая злоба,

Когда узнала, что привел на эшафот.

 

Мой милый, мой любимый, мой хороший.

Прости, так никогда не назову.

И что же дальше? Может, подытожим?

Я слишком долго падала в траву.

 

А мы друг друга стоим, вот что это значит,

Я видела, лишь ты переступил порог.

Унес лишь голову с собой мой милый мальчик.

А сердце вот не взял. А может и не смог.

Марионетка

Две палки-руки — вправо-влево.

Две лески от грубых запястий.

Глаза голубые как небо.

Искривлены губы: ты счастлив.

 

Две палки ноги держат тело.

Две лески от кончиков пальцев.

Но небо замерзло, истлело.

А губы — все тоже: о счастье.

 

Ты вечно танцуешь прохожим

В трико своем из серпантина.

Они все как ты, точно в то же

Одеты. Молчат, точно рыбы.

 

Когда загораются звезды,

Своим небом тянешься к мраку.

Потом расточаешь угрозы

Для тех, кто тобой управляет.

 

Ты смотришь на лески со злобой,

Ты их ненавидишь — вот, правда.

Они не дают быть свободным,

Они взять мешают награду.

 

Но ты упустил одну мелочь:

Твои кулачки крепко сжатые

Четыре веревочки держат…

Не нужно искать виноватых.

О музах

Ничто не вечно. Правда ли?

Все так же миллион проблем.

Весна чем отличается от осени?

Ответ так прост: совсем ничем.

 

Ничем не лучше жалости презрение:

Жалеешь — себя ставишь выше их.

Не так прекрасна муза вдохновения,

Когда тебя меняет на других.

 

Куда уходит муза? Ходит по поэтам.

Предательство? Да нет, скорей каприз.

А ты от ревности изводишься, поэтому

Своею строчкой каждой только вниз.

 

Она ушла, а возвращаться просто глупо,

Ведь в мире слишком много тех певцов,

Что будут возносить ее не за глаза и губы,

Но падать ниц перед ее лицом.

 

Она ревнива, влюбчивая кошка.

Раз обманул, то разберёшься сам,

А ты совсем уже писать не можешь,

Бессмысленность разводишь по листам.

 

Она опять вернется, и ты снова

Сбегаешь к ней лишь с ручкой и листом.

Она с тобою будет в каждом слове…

Осталось лишь не думать, что потом.

Главное

Когда любят — целуют в губы,
Не неловко и даже не грубо.
Когда любят — целуют пальцы,
Когда любят — целуют в виски.

Когда верят — зачем вопросы,
Никогда не посмотрят косо,
Когда верят — дают поблажки,
Когда верят — в душе ростки.

Если нежность, то в ней утопят,
А потом даже сами тонут.
Если нежность — целуют в губы.
Если нежность, то строят мосты.

Если счастье, то дрожью в пальцах,
Настоящей, такой дурацкой,
Если счастье — приносят краски,
Если счастье — здесь где-то ты.

Девочка-фрик, переломана — сложена…

Девочка-фрик, переломана — сложена,
А по утрам топит в сердце котят.
Девочка-крик, «дай кусочек пирожного»,
Сильные руки, потерянный взгляд.

В слёзы опять, но, увы, не умильно.
Что ж ты рыдаешь, откуда мне знать?
Стонет в прокуренной комнате дымной,
Силясь отчаянье глубже вогнать.

Голос-стекло, щёки в шрамах и саже.
Маленький призрак: невинность и боль,
Шрамы на теле о жизни расскажут,
И не поможет ничем алкоголь.

Мерит тоску свою целыми милями.
Было ли сердце? — Не знает уже.
Плачет навзрыд с комедийными фильмами,
Пишет рассказы: так легче душе.

Хрипло, чуть слышно поёт тонким голосом,
Стены сжимаются, давят мешком,
Грудь вся истерзана в рваные полосы:
Истина ближе шажок за шажком.

Ногти, ладони в крови и бессилии:
Горько рыдает, но держит карниз.
Хочется шутку последнюю выдавить,
Отхохотать и слететь мирно вниз.

Долгий полёт не поможет ни капельки.
В лёгких есть воздух теперь, ну и что?
Фрику нужны ароматные вафельки:
Есть их и таять, струиться на дно.

Нету нужды ни в каких приключениях —
Только страданий скорей подавай.
Фрик без труда подавляет сомнения,
Строя вокруг себя крошечный рай.

Фрик на асфальте, избитый, непознанный:
Тушь под глазами, помада вдоль рта,
Волосы мимо и рвано разбросаны,
Плакать так просто, раз снова одна.

Что же одна, раз хорошая девочка?
Фрик, он не нужный, голодный и злой.
Голову прячет под крылышко пеночкой.
Много ль причин возвращаться домой?

Фрик без эмоций живёт, как растение:
Мир так далёк, и стеною стекло.
Нет никого, чтобы девочка верила.
Да, и друзей рядом ни одного.

Словами на «ица»

Мы летели над городом, точно две птицы,
Грелись ветром из Ниццы, сбежав от друзей,
Пили кофе с корицей, и жизни страницы
Мимо нас пролетали листвой с тополей.

Плотный улиц клубок, будто мы над столицей,
Без Венеций, плантаций, лишь стены да дым.
А над крышами солнце. Цвет, вкус, как горчица.
Ты мне быть обещал навсегда молодым.

И казалось, так будет и в двадцать, и в тридцать,
Только время-убийца за дверью готов:
Он не ждёт и не любит, и важен лишь принцип.
Ты забудешь меня в измерении снов.

Оказалось, что те, кто вскрывают границы
Между сердцем и мозгом, придут без причин.
Ты не сказочный принц, от меня сложно скрыться,
И я в платье из ситца сильнее мужчин.

Ты мне можешь поверить, ты можешь открыться,
Мой доверчивый мальчик с суровым лицом.
Паучихе для сети не надобны спицы.
Я плету нашу жизнь, чтоб расцвёл ты потом.

Для тебя моё сердце — всего лишь станица,
Залетел вот погреться на пару деньков.
За окном ещё месяц сугробам искриться,
Из-за этого здесь ты, но с жаждой ветров.

Мне теперь до утра почему-то не спится.
Я на звезды смотрю, на луну в небесах,
Потому что они для меня, как провидцы.
В них дорога твоя и моей жизни крах.

Ещё много на свете глаголов на «ица»,
Но я знаю, что будет, что станет со мной.
Не везёт, жаль, настолько, чтоб сразу разбиться,
Остаётся лишь ждать, вдруг вернётся покой?

Я забуду тебя, как плута-проходимца,
Память птицы, увы, в миг длиной коротка.
Потому что мелькают секунды и лица,
И поэтому к ним ты слепее крота.

Потому что лишь небо, и негде прибиться,
Снег впивается в плечи: сухой, ледяной.
Я боюсь лишь волчиц и огня в их глазницах,
Их зубов и когтей, но я выйду на бой.

Сколько будет таких вот к себе экспедиций?
Я ищу тайный смысл глубинный в себе.
И дышать так легко, опускаю ресницы.
И потом ещё долго брожу в темноте.

С каждым разом сильней выступают ключицы:
Киль готов резать горькие волны морей.
В этом нет благородства манерной царицы,
Исцарапана кожа сплетеньем ветвей.

Ноты резко выводит худая певица:
«Грешник, грешник, куда, ну куда ты бежишь?»
Превращаются все в единицы в таблицах,
Для меня уже тоже есть парочка ниш.

Я росла, как мимоза в огромной теплице,
И хранилась от чувств, огорчений и бед,
Ощущала, как жизнь еле-еле теплится,
А теперь есть лишь небо и яростный свет.

Новый день. Я сама вас, цветочки в петлицах,
Всё меняю, меняю, ищу идеал,
Чтоб однажды звенящей походкой лисицы
Проскользнуть в тишине сквозь сияющий зал.

Дома громко, натужно скрипят половицы,
Это значит, скучают. Мне скоро назад.
Я под ручку с тоской, как с беспутной девицей,
Возвращаюсь степенно в свой маленький ад.

В пустых переулках, где нет даже света…

В пустых переулках, где нет даже света,
Мы ищем обрывки избитых ответов,
Мы пишем одно лишь и то же на стенах.
Зеленым и красным. Cuento Nuevo.

But old ugly walls hide my soul and my body.
Я слышу обрывки вселенских мелодий.
Mon Cher, do you feel that it’s our last aim?
Promise me forgive me my tiresome claim.

We live, but forget that it’s our last speech.
Last stage, our heart made of sorrowful bleach.
И можно не прятаться, если смешно,
Улыбку ведь скроет в тени капюшон.

I’m not perfect dream and you know my resource.
Забудь, ведь важнее взять правильный курс.

Венок сонетов. Время

1.

Что ж часы так медленно идут,
Час за часом тянет еле-еле.
День настал, и я встаю с постели,
Но не в силах разорвать полночных пут.

До рассвета маяться в кровати
И закрыть на миг не в силах глаз,
Даже если яростный приказ
Шепчешь дико: «Хватит, хватит, хватит!»

И нет разницы, что в октябре, что в мае,
Ночь за ночью вою на луну,
Точно волк безумный в черной чаще.

Мне бы только спать немного чаще.
Вечно с разумом веду войну.
Стрелка тащится, совсем больная.

2.

Стрелка тащится, совсем больная,
Точно бы хромой несчастный пес,
Вырвавшись из тяжести колес,
Больше уж не расточает лая.

Жду нетерпеливо новой встречи —
Вот причина маяты такой.
Исключен и отдых и покой.
И разлука давит и калечит.

Белым паром грусть над кружкой чая.
Обжигаю губы кипятком,
Жду звонка, письма, хотя б известий.

Поступает время так из мести,
Все за то, что иногда потом
Я с тобой минуты не считаю.

3.

Я с тобой минуты не считаю:
Вечно бы сидеть рука к руке,
Пальцы в кудрях, губы на виске,
От себя на миг не отпуская.

Но меж нами листья носит ветер,
Твоего не чувствую тепла.
Стынет в венах вязкая смола,
Руки-сучья хлещут, точно плети.

Вечно ждем с тобой одну весну,
За одними гонимся словами,
А другие, настоящие под грим.

Кажется: еще чуть-чуть — сгорим,
Несмотря на то, что скрыты льдами.
Без тебя секунду прокляну.

4.

Без тебя секунду прокляну:
Наше одиночество жестоко.
Встречи ждем заветной раньше срока.
И один вопрос лишь: «почему?»

Выкинуть из мыслей светлый образ
Почему нельзя, хотя б на миг?
Точно кто-то дерзкий мигом сник.
Тихо слышится тоскливый, серый возглас.

А в поступке каждом лишь упрек:
Расставайся, уходи свободно,
Если так не можешь мирно жить.

Но несется сердце во всю прыть.
Расставание ведь точно так же ровно
Всех влюбленных вечный горький рок.

5.

Всех влюбленных вечный горький рок
Одному не в силах быть счастливым,
Пальцами трепать густую гриву
И на сердце греть один цветок.

Как пергаменты засохшие листки,
Хрупкая, святая драгоценность.
Тонкость их осознавая, тленность,
Расправлять и гладить лепестки.

Кажется, не так уж тяжко бремя,
Что в разлуке страшного? Увы.
Без конца в неволе мы, поэты.

Что ж, судьбу благодарить за это?
Ведь, как в клетке запертые львы,
Бьемся, вечно подгоняя время.

6.

Бьемся, вечно подгоняя время:
Ну, быстрее же, давай вперед.
Мыслей четкий ровный взвод
Яростно беснуется, как племя.

Дикарями скачут в голове,
Кичатся, гугукают и пляшут,
Вертятся, снуют, руками машут,
Смерчем яростным проносятся во мгле.

Я не знаю, что же делать − всюду темень,
Клочьями растаявший туман,
Подо мной больная жизнью кляча.

Вот плетемся жалобные, плача.
Я цепляюсь в гривы грязный хлам,
Так желая, чтобы было стремя.

7.

Так желая, чтобы было стремя,
Только б натянуть его слегка.
Хлещешь яростно запавшие бока,
И за гриву тянешь без сомнений.

Только вот быстрей не может лошадь,
Спотыкается, копытами скользя.
Хочется кричать, что так нельзя,
Но приходится уж, хочешь и не хочешь.

Это только повести пролог,
Дальше будет только лишь труднее:
Нежность набежит, а с ней мечта.

А как выйдет путеводная звезда,
Будешь отдавать скупому зверю
По кусочку нервы все в оброк.

8.

По кусочку нервы все в оброк,
Чувству всё, противиться нет мочи,
Ведь оно стремлений всех источник,
Основной тебе задаст урок.

Без него не станешь целым, полным,
И себя не вызнать до конца,
Своего не увидать лица.
Ведь оно, как зеркало. Безмолвно.

Пусть важнее жить без оправданий
Чтоб принять могли всегда любым:
Правоту доказывать не надо.

Только встреча лучшая награда:
Трудно, если все же ты любим
Без намека даже на свиданье.

9.

Без намека даже на свиданье
Ждать, хотя уже совсем без сил,
Но почти ведь каждый так же жил,
Вплоть до встречи и от расставанья.

С горечью надеялся без толку,
Встречи все искал, искал везде,
Подчинясь безжалостной звезде,
Спрятанную в сена стог иголку.

Никакого вовсе дела мне,
Самомнение зашкаливает резко,
Я страдаю по-другому, я − поэт.

Меркнет в очах даже белый свет.
Остается в темных времени отрезках
Плавить чувства в яростном огне.

10.

Плавить чувства в яростном огне
В состоянье мягкого металла,
Ждать себе счастливого финала,
Помня о невидимой стене.

Чувства превращать невольно в путы,
Кандалы обиты серебром,
Но томясь в пространстве небольшом,
Красоту воспринимаешь мукой.

Не сказать ни слова раньше срока,
Потому что скажешь, но не то,
И обидишь, вовсе не желая.

А поэтому стою, как тень немая,
Я с безжалостно закрытым ртом,
Чтоб не позволять себе упрека.

11.

Чтоб не позволять себе упрека,
Нужно чувствовать, как тот в кого влюблен,
У сердец для всех один закон:
Встречи ждать, как люди ждут пророка.

Испытаний лучше просто нет:
Длительную выдержал разлуку,
Моешь брать избранника за руку,
Больше уж не будет страшных бед.

Чувства поискав в себе истоки,
Нужно посмотреть, что там внутри.
Нежность, ревность иль очарованье.

Столько много их, но вот что странно,
По какому ни пойди пути,
Повсеместно на тебя намеки.

12.

Повсеместно на тебя намеки,
Их корю, но все же страстно жду
И лелею смутную вражду,
Но под ней не вижу подоплеки.

Неустойчивы шаги и хлипка почва,
Будто по болотной ты тропе
Молча бродишь в полной темноте,
Грубо сгущены все краски ночью.

Все привычно, кактус на окне,
Пыль на полках, стеклышки на люстре,
Ворс ковра и книги, зеркала…

Те же и домашние дела,
Только отчего-то очень пусто
В каждом звуке, мысли, каждом сне.

13.

В каждом звуке, месте, каждом сне
Вижу образ милый, чистый, светлый,
И пускай меж нами километры,
Слепит точно бы на солнце снег.

Вот черты любимые до боли:
Нежные глаза: ты будто лань,
Родинка, где подбородка грань.
Застываю пред тобой невольно.

Мягкий контур губ — свободы грани,
Ярких, нежных локонов поток
Ниспадает водопадом лавы.

Сердце бьется, будто я в облаве,
Загнанный, уставший, старый волк.
Не придумать мне страшней страданья.

14.

Не придумать мне страшней страданья:
Знать, что ты с другими, не со мной,
Ревность с ног сбивает, как прибой:
То нахлынет, то опять отпрянет.

Дразнишь ты наивностью несносной,
Говоришь, что рядом старый друг.
Держит он тебя в кольце из рук?
Братская все нежность -это просто.

Предаю себя на самосуд:
Нужно с чувством мягче быть, терпимей,
Не разыгрывать пустой и глупый фарс.

О себе не думать каждый раз,
Только так и можно ждать любимых.
Что ж часы так медленно идут?

15.

Что ж часы так медленно идут?
Стрелка еле тащится, больная.
Я с тобой минуты не считаю,
Без тебя мгновенье прокляну.

Всех влюбленных самый горький рок.
Бьемся, вечно подгоняя время,
Так желая, чтобы было стремя,
По кусочку нервы все в оброк.

Без намека даже на свиданье,
Плавить чувства в яростном огне
И не позволять себе упрека.

Повсеместно на тебя намеки,
В каждом звуке, месте, каждом сне.
Не придумать мне страшней страданья.

Неоправданное

Без тебя Земля, не то что опустела,
Просто ход, как будто холостой.
Под забытую пластинку Анны Герман
Я кружусь по комнате пустой.

Вьется нежность, как смычок меж пальцев
У бродяги в переходе под землей.
Так иголка пляшет между пяльцев.
Пестрой лентой, ласточкой, змеей.

Мне не больно и почти не грустно,
На себя смотрю издалека.
Как во сне расплывчатые чувства,
Только песня льется, как река.

Как прожить мне без тебя не знаю,
Но мелодия чиста, бела, как снег.
Пол укрыт осенними листами,
А тебя ведь не было и нет.

Было б легче знать, ты где-то рядом,
И, тоскуя, жалобно любя,
Вдоль по улицам искать печальным взглядом.
Ну, а вдруг придумала тебя?

И к тебе, который не был может,
Нежность в сердце садом диким вширь.
Ничего уж больше не тревожит.
Сад ведь много лучше, чем пустырь.

Между нами дружба…

Между нами дружба
Кособокая,
Долгосрочная,
Кривая фразами.
И взяла б за шкирку —
Отутюжила,
Но не знаю, сколько нужно градусов.

Между нами ложь
Тупая,
Хмурая,
В синих пятнах
И зеленых пролежнях.
Ты ее, пожалуйста, не трожь,
Разобьешь же ведь, неосторожная.

Между нами дождь
Косыми прядями.
И туман.
Веретено?
Наматывай!
И уйти теперь, ведь не уйдешь.
Между нами
Столько чисел знаковых.

Завывает ветер,
Ярый,
Злой.
Леденящий.
Носит листья красные.
Правильно, люби, люби его.
Я же ведь такая безучастная.

Комната тонет в бессовестном дыме…

Комната тонет в бессовестном дыме,
Ты говоришь не курить —
Не курю —
Это пожар,
В нем горит все, что было.
«Ты обещала беречь», — говорю.
Синие, мятые,
С мелкими пятнами.
«Лед не горит!» — ты кричишь.
Тут молчу.
И не пойдешь ведь теперь на попятную.
Тише.
Не плачь.
Я тушить научу.
Помнишь, как слепо
С тобой,
Безоружные. Мыкались.
Ждали ключей от дверей.
Ты мой ошейник,
Мой кожаный,
С кружевом.
Прячешься в стенах холодных теней.
Волосы шею
Укрыли
Надежные.
Завтра меня ты возьмешь
Под прицел.
Детски-наивно считать, что все можно,
Если есть
Глок.
Я теперь не у дел.
Чувства ко мне
Не в толпе полу-ноликом −
Сосредоточены в сердце
Одном.
Только оно вот стучит
Параноиком:
Может, поищем мы музу в ином?
Я не пускаю:
Постой, моя милая,
Если уж хочешь быть верной, то будь,
Ведь у меня тоже сердце.
Обмылое.
Я его спрятала в самую грудь.

Не уходи.
Без тебя вьюга снежная.
Больно впивается снег ледяной.
Я для тебя стать могу даже
Нежной,
Мягкой, как пух тополей золотой.

То ли свернуться,
Мне хочется
Котиком,
То ли вспружиниться
Яростно
Ввысь.
И лишь потом
Не дрожать бы невротиком,
Если с небес кто-то крикнет мне:
«Брысь!»
И хорошо, только крикнут,
Ведь станется!
Трудно ли сверху плеснуть вниз водой.
Точно, как майских готов-голодранцев
Мы поливаем
За крики
Весной.

Слышишь: постой!
Подожди, моя дерзкая.
Только позволь
Мне
Быть рядом
С тобой
Есть у меня к тебе страшное.
Веское.
Тянет к тебе,
Точно рыбу
Прибой.

Точно медуза:
Осяду
Вся белая.
Слышу: кричат твои чайки,
Мы — муть.
Вяло спрошу:
«Может, нас с тобой не было?»
Так же ответишь:
«Попробуй, забудь».

Извинения

Сожжём все мосты, раздвижные поднимем,
В дорог перекрёстках рисуем сплошные,
Мы знаков поставим, что красные с белым,
Заборы построим и выстроим стены.

Да чтоб между нами ни жизни, ни света,
Ни чёрных дорог, ни весною, ни летом,
Ни днём фонари не горели, ни ночью,
Чтоб умер наш город — его обесточим.

И чтоб не добраться — разрушим дороги,
Порвём провода городских телефонов,
Все вышки и спутники, почты, сигналы,
Так, чтобы путей ни осталось, ни стало.

Сидеть по домам под кроватью, за шкафом,
Лишь только б не встретиться в чёрных пожарах,
Где город сгорает за площадью площадь,
Ведь прятаться вечно — конечно же, проще.

Ходить, озираясь, крадущейся тенью,
Врагов видеть даже в дрожащих растениях,
Но главное только не встретить ни разу
Друг друга в обрывках оставшейся трассы.

Сказать ведь «прости» — очень сложно и страшно.
Мы даже огни, что мелькают на башнях,
Гасим, потому что, быть может, на Морзе
Они всё мигают о чем-то серьёзном.

О нас, например, неразумных, как дети,
Что просто боятся друг другу ответить,
И оба давно не трепали бы нервы,
Но так неприятно быть в слабости первым.

Очи не черные, с зеленью серые…

Очи не черные, с зеленью серые,
Это все скука-тоска.
Кожа не белая, а загорелая,
Даже душа — батискаф.

Я и не милая, и не прекрасная,
Что же ступаешь мне в след?
Я безразличной и злобной той масти,
Что скалит зубы в ответ.

Разогнала всех друзей и подружек,
Легче намного одной.
Я и сама справлюсь с этою стужею,
Что в сердце стонет давно.

Очи не страстные, а безразличные,
Губы — прямая черта.
В сердце огонь, в голове лишь льды зычные.
Видишь, что мне не чета?

Тонкий и хрупкий, как ивова веточка,
Ты точно ангел красив.
Не обижайся, мы просто придирчивы,
К тем, кто касаются грив.

Кошки на выпасе, птицы на выгуле,
Вся эта жизнь не по мне.
Из своей шкуры я выросла, шутка ли?
Тут не бывает замен.

Вот же упрямый, тут сладить попробуй-ка…
Не улыбайся, дурак!
Ведь не приручишь, уйдешь искать новую.
И пропаду я за так.

Клетка

Думала, что надо извиниться,
Только вот зачем, раз все равно.
Из ладоней выпустил синицу,
А журавль — на юг уже давно.

Пожалел и отпустил в опушку
Из кармана. В нем полно птенцов.
Только вот не знал: она — кукушка,
Наломала там, в кармане, дров.

Каждый из птенцов ее — идея,
Высидела всех до одного.
Гладила по крылышкам, лелея,
Каждого любимца своего.

Ты же взял и отпустил, такая каша,
Расхлебаешь сам — бежать куда?
Прячь моих птенцов в карман подальше.
Скоро ведь наступят холода.

А, когда последнего опустишь,
И мое забудешь имя вдруг,
Я вернусь — любимая кукушка,
Зная, что сойдет опять все с рук.

«Ты зачем вернулась снова, птица,
Говорил же, не нужна ты мне!»
Но я знаю, столько не хранится,
Просто так пустая клетка на окне.

Crying

It’s a beautiful pain
And the most wrecking scar.
Снова серая лень,
Одиночества сталь.

Между ребер войдет
И примерзнет к рукам.
You can ruin my world.
I don’t feel you, my star.

Между ребер опять.
Застревает в груди.
И зачем было звать,
Что б потом уходить?

You’re my painful dream,
Завершенный полет.
There are lots of deep seams
On the surface of heart.

You’re warm and too kind,
Только вот не ко мне.
I wish you’ll be mine.
And it’s terribly bad.

Этюд в антраминовых тонах

Сегодня новый цвет твоих волос.
Сегодня новый цвет твоей одежды.
В глазах рябит от клетки и полос.
И я уже теряю нить надежды.

Лазурь и терракот, аквамарин.
Идешь, светясь, по улице бесцветной.
И бирюза и огненный кармин.
И между вами бесконечны километры.

От безобразия такого я с ума
Схожу поспешно, слишком точный факт.
И только отвлекусь — из-за угла
Твоя прическа, антрариновый гранат.

Пурмин и аквацит — твой воротник.
Ламин и бирюкот — твоя рубашка.
Глаза слезятся в этот страшный миг,
И я пытаюсь оценить твои замашки.

Я спутаю животных, города,
И имена, названья, травы, реки.
Бирмин я антракотовый отдам.
Но аквамин ульпурный мой навеки.

Выпь

У меня в глазах нет зеленых искр,
И живу я в своих непонятных мечтах.
Но ты тоже не старое зеркало — чист.
Я в глазах твоих вижу отчетливый страх.

Ты боишься меня и моих личин:
Я способна впиваться, кусками драть.
Но поверь, нет совсем никаких причин,
Чтобы прятаться в шкаф, на балкон, под кровать.

Не жалеешь меня, ну а мне тебя жаль.
На губах запеклась не чужая кровь.
У меня в глазах — грязно-серый асфальт,
Я ему посвящаю без счета слов.

Ты считаешь меня, не считая миль.
Я считаю, что ты… ну почти идиот.
Выводил из себя ты меня и бесил,
Как в двоичном незнак, разрушающий код.

Из карманов твоих сине-рваных джинс
Разлетаются бабочки, спички и воск.
Ты все думаешь, как бы растратить жизнь.
А моя мечта — встреча, разбить тебе нос.

Мне не нужно знать о твоих делах.
И девчонок своих забери с собой.
А упрямство и сердце мое во льдах
Не растает, потом не прольется водой.

Ты не куришь, с утра разжигаешь костры.
Книги жжешь и записки о старых делах.
У волос из-за этого запах, как дым.
Пальцев кончики в мелких печатях огня.

В нашем будущем странных и грубых людей
Ты меня обнимаешь и смотришь вперед.
У меня за спиной сотни прожитых лет,
А душа так свободна: ни бед, ни забот.

Ты не видишь причин отступать в никуда.
Звезды — неба болезнь, нездоровая сыпь.
Потому что внутри только тянущий страх.
И желанье кричать. Как кричит птица-выпь.

Декаданс

Декаданс, как название танца.
Мы с тобой протанцуем сквозь смог.
Здесь, в остатках зеленых плантаций,
Где в заборах пропущенный ток.

Задирая подолы и платья.
Проводами завязан корсет.
Новый век — это новая сказка.
Человечности новый портрет.

Декаданс, как название цвета.
Антрацитово-черный базальт.
Мы с тобой нарисуем им лето,
Нарисуем щенячьи глаза.

И Чешира кривую ухмылку
Нарисуем на белом листе.
Отстирать бы лишь руки обмылком.
Декаданс — несмываемый цвет.

Декаданс — это маленький город.
Не во Франции, там, где Париж,
А в окраинах, там, где свобода.
Там, где пыль осыпается с крыш.

Мы в нем встретимся только вот позже
И станцуем на площади раз
Под напев, наполняющий воздух.
Эта песня про все — декаданс.

Декаданс — это вид отношений.
Ты меня презираешь, ведь так?
Только держишь за руку все время,
Не давая скатиться во мрак.

Ненавижу тебя, мой хороший,
Только крепче держусь за ладонь.
Не друзья, не знакомые тоже,
Но ведь вместе разводим огонь.

Декаданс — инструмент музыкальный,
Как гитара, разбитая в хлам.
С ним бедняк восседает под пальмой.
С ним идем по большим городам.

Декаданса мы дергаем струны
И мелодия льется рекой.
И танцуем, безумно, бездумно…
Декаданс — это танец немой.

Декаданс — время светлое ночи,
Когда вечер почти что глухой.
И до солнца уже, между прочим,
Дотянуться возможно рукой.

Декаданс — это мы, наше имя…
Словно грешник, впадающий в транс,
Повторяет, пока не застынет:
Декаданс. Декаданс. Декаданс.

Посвящённое без посвящения

Я легко бы нашла для тебя применение:

Ты полезен в быту даже сам по себе.

По глазам бы читала погод изменения:

Синий — к чистому небу, железный — к грозе.

 

А высокими скулами, ровными самыми

Помидоры бы резала в мелкий салат.

Их не зря так давно называю ножами я.

Эти скулы острее всех лезвий в сто крат.

 

Ну, а длинному телу стоять в коридоре.

Худощав, но не вешалка. Ты — манекен.

Не безвольная кукла — ты просто спокоен.

Шарф — на шею, а куртке висеть на руке.

 

На закате поставить тебя у балкона.

Кудри темные мягко трепал бы сквозняк.

Пусть реальность уходит, такая холодная.

Ловец снов эти волосы. Больше никак.

 

Длинным пальцам судьба суждена музыканта.

Пусть рояль или скрипка, но не барабан.

Наполняй все мелодией и без антракта.

Звуки нежные выгонят злость и обман.

 

Я легко бы нашла для тебя применение.

Повторю сотню, две и еще раз опять.

Но не вслух. Моя тайна немая безвременна.

Я ждала тебя, знаешь. Всегда буду ждать.