Затихшую ноту – видел…

Посвящается Моро

Затихшую ноту – видел,
Сомнение ветра – слышал.
Вот время уходит к свите
И в спину всем мёртвым дышит.

Я знаю, что будет завтра,
Какой ваш наступит полдень.
Ресницы послушны мантре:
Спокоен, угрюм, свободен.

И гром посредь бела неба
Шокирует вдруг всех разом,
А мне же – ни дуновенья,
И капель век час за часом.

И чёткость калечит судьбы,
Вживляя мне сухо ясность:
Хотел бы сказать – рисуйте,
Но – вижу, что вам осталось.

Одинокий полёт

Нарекли, обрекли быть от всех высоко,
Сколько прозвищ примерил небрежно-легко…
Имена, что обрывки пергамента, в грязь,
Но попытка ни разу уйти не далась.

Таи-эрн – разворот, тихий шелест страниц,
Пыли след, корешок прячет тысячи лиц.
Таи-эрн – птицы всплеск над суровой зарёй,
Птица рвётся наверх, в запах предгрозовой.

Таи-эрн, Таи-эрн – я один полечу.
Я был должен, и зная, что не захочу.
Для чего называли так душу огня?
Я – не он, силы неба не влито в меня.

Ну какой я Крылатый? Это, право, смешно.
Таи-эрн – мотыльком имя бьётся в окно.
Крыльев нрав не поймёте, да угрюмый порог…
Много лун я в полёте, много лун одинок.

Сколько лет до звезды…

Сколько лет до звезды,
До неё, до одной, пророченной,
Сколько дней до звезды
По прицелу стрелы заточенной,

Сколько гор до небес,
Снежно-строгих, ночных, пугающих,
Но фонарный всем блеск
Будет истиной уверяющей.

Но земных звёзд альбом,
Карандашных, немного с блёстками,
Обогнав Орион,
Будет всеми небес запросами.

Когда выплывают вперёд…

Посвящается Альдору (Гефермо)

Когда выплывают вперёд
лилово-сумеречные настроения,
хочется плакать о сегодняшнем дне
и о чём-то несбывшемся,
не помня, поверишь: придёт
пора для несбыточного воскрешения,
занавес будней догорит в том огне,
там, над лесом родившемся.

Аметистовый непокой

Словно не о чем больше петь…
Что за радость в себя смотреть
И вылавливать сны и блики?
Кто о том бы мне рассказал…
Не живёт, не идёт назад
Царство призрачного владыки.

А сражаться ведь вместе нам,
Чаши в пыль, да поможет Тьма!
До чего же горды вы, люди.
Ваша гордость – и ваш творец…
Силой правды – и всех завес –
В Дагорат до конца мы будем.

Я не знаю, зачем привет
Вы доносите столько лет;
Через годы – волну я вижу,
Кровь на золоте алтаря…
Ничего мне не говоря,
Вы глядите – а я вас слышу.

Остров скроется под волной,
Звук прощается с вышиной,
Не продолжится эта сказка.
Но остался, увы, со мной
Аметистовый непокой,
На руках – золотая краска.

Мы будем петь

Что нам бы ни встретилось в нашем пути,
И кем ни пришлось по нему бы идти,
Огнём свою волю ты щедро черти,
И пусть искаженцем зовут.

Когда-то всё было, и грела душа,
Ушедшая с видимого рубежа,
И жило, чему ты внимал, не дыша,
Тем злей эти трещины жгут.

Да, много разбилось, и след наш кровит.
И хрупкое духом истечь норовит.
Ты слушай Мельтор, наш извечный магнит,
Последние вехи не рушь!

За гранью светло – он навечно не спит.
Лишь спетое вольно – небесный гранит.
Мы будем петь так, как нам сердце велит
И помнит тепло наших душ.

Ultima Thule

Осень чувствуется кожей.
Тучи щурятся в прицел.
Ходит маленький прохожий
С мокрой тряпкой на лице.

Ходит он, сырой и серый,
В ветхом фетровом пальто.
Всюду север, север, север,
Всё не то, не то, не то…

Жизнь стыдлива и понятна —
Рассчитай на раз-два-три:
Лето — осень, солнце — пятна,
Сырость, ржавчина, артрит.

Шепчет, кутаясь, сутулясь,
В светофоровый маяк:
«Туле, Туле… Что ж ты, Туле?
Туле… Родина моя!..»

Ветер южный верит в сказки:
Туч надменность сокрушил,
Спутал краски, сдёрнул маски,
По проспектам закружил.

Над страною непогожей,
От свободы обалдев,
Кружит маленький прохожий
В ветхо-фетровой пальте.