Лебединая дорога

Нащупав ветер, трепещет крыло дракона.
Ладони моря ласкают бока, покорны.
На целом свете не выдумали закона,
Что тем указ, чью судьбу выпрядали Норны.

На звонком тинге любой меченосен ясень.
На этой палубе каждый другому равный.
Силён противник, но тем ли его бояться,
Кого на пир поджидают чертоги Хравна.

Взбивая пену от фьорда до небоската,
Свирепый Эгир распашет поля тюленей.
Лебяжье-белой — к ногам серебро и злато,
И снова падать праматери Ран в колени.

Соленых капель без счета впитали щеки —
И рыбьи зыби делились, и буря копий.
Когтистой лапе второго потомка Локи
Коня волны не замедлить в его галопе.

Покуда целы, на всех лишь одна дорога,
Где чада вод неприступные жрут утёсы.
Лебяжье-белая ёжится у порога,
Из года в год всё сильней серебрятся косы.

Потерянный человек

Я потерянный человек,
Безнадежный клочек тумана.
Износился мой оберек,
Разорванный силой обмана.
Я безжалостный человек,
Утоплю все твои надежды,
Превращу их в груду калек
И швырну подальше небрежно.
И швырну подальше небрежно.
Я ужаснейший человек,
Я темнее твоих кошмаров,
Причиню тебе страшный вред,
Сожгу чередой пожаров.
Я напуганный человек,
Я не знаю что делать дальше,
Я не вижу собственный след,
Мне действительно очень страшно.
Я сияющий человек,
Просто свет не виден под коркой,
Я шепчу тебе робкий привет,
Ты бежишь от меня проворно.
Я беспомощный человек,
Я не вижу спасения от мрака,
Мне не рады ни там, ни здесь,
Я живу под пеленой страха.
Я заботливый человек,
Я тебе не позволю сдаться,
На тебе не поставят крест,
А я буду счастливой казаться.

Человек или душа?

Я тверже камня, холоднее льда,
Я мягче пуха, жарче бешеного пламени,
Я не чужая и не ваша, не своя,
Нет надо мною никакого знамени.
Я изваяние, но я живее жизни,
Прячась в тени, сияю как звезда,
Я далеко, но с каждым днём всё ближе,
И скоро я вернусь, но вот куда?
Я невидимка, но видна я отовсюду,
Я небо, солнца луч, вода, земля,
Я вездесуща и тебя я не забуду,
Я вижу тебя даже не смотря.
Я свет, что защитит от мрака,
Я тьма, что солнце скроет навека.
И только вот одно мне непонятно,
Я человек или уже душа?

Кто я?

Услышь мой голос сквозь туман и время,
И через тьму увидь мои глаза,
Поток эмоций с каждым мигом всё быстрее,
Подумай обо мне, ведь я мечта.
Я твоя тайна, ты и сам не знаешь,
Кто я такая и зачем я есть,
Зови меня, когда дойдешь до края,
И я буду с тобой, я буду здесь.
В моих ладонях ниточки тепла,
Не дав замерзнуть, может быть, сожгу,
Я горьче правды, я буду честна,
Я душу на скитанья обреку.
Я твоя боль, но я приятней сладости,
Я часть тебя, я твоя жизнь, я смысл,
Ты испытаешь, знаю, много радости,
Если позволишь мне свободно мыслить.
Я не подвластна страху и забвению,
Поверь в меня и ты увидишь суть,
Я поддержу тебя, я благодарна рвению,
Что вновь зовет тебя в опасный путь.
Я легкий отзвук твоего дыхания,
Ты видишь мою тень, закрыв глаза,
Я ухожу в глубь твоего сознания,
Вот только, я не знаю, кто же я…

Червю

Я испрошу благословения у червя
И преклоню пред ним свои колени.
Ты, что воспримешь тление от меня,
Прошу не забывай моих молений.

Могучий Бог, что праху прах вернёт
Когда мой корпус станет тебе пищей,
Избавь, прошу, от той, что вечно лжёт,
Что страха жаждет, по следам что рыщет.

Избавь от той, что у могилы ждёт.
Избавь от той ,чей голос только гибель.
Избавь от той. Что была и грядёт.
От той что в конце скажет: « Meine Liebe…

Идём со мной. Я знаю тайный путь.
Я увожу к отверженным селениям..»
Слова бессильны и не явят суть
Давай почву семенам-сомненьям.

Я гниль и плоть, а смерть меня страшит.
И предаюсь Я всякому пороку
Мой грех безумен. К небу он смердит
Не ведая ни времени, ни сроку.

Молю червей, пожрите меня прежде,
Чем сердце даст затеплиться надежде.

0/21

Мой скорбный скарб приметь издалека.
Кошель звенит в мешке на крепкой палке.
Я пронесу его через века
А мой портрет всегда в руках гадалки.

Моей дорогой Парсифаль бродил.
В меня его мамаша наряжала,
Но этим славу для него стяжала,
Когда он Ланселота победил.

Приметь мой скарб, и верного мне пса
След в след всегда ступавшего за мною.
И там где моря видна полоса
Я свой секрет в последний миг открою.

И сквозь века затем, уйду туда,
Где виден след Агасфера-жида.

Опыт медитации на Христа

Могучий Бог, что смерть презрел,
Скажи, сходя в её объятья
Что ты увидел? Что узрел?
И что не смог в Тебе понять я?

И мне ответствовал Господь:
«Не бойся смерти, обречённый,
И дух стяжай смиряя плоть.
И будь от мира отрешённый.

В тебе нет веры, только грех.
Самоуверенность, гордыня.
Души твоей Иерусалим,
Теперь же Дьявола твердыня

Не к Богу есть любовь твоя
Ушёл как блудный сын из дома
Живёшь бесчестие творя
И сан твой — Патриарх Содома.

Твоя душа в страстях горит.
Скорбями, ужасом объята,
Грех о отмщении смердит
И благость от тебя отъята.»

Но глас другой провозгласил:
« Не верь пленителю слепому!
Ведь отзвук мой его родил.
Но Я же мыслю по иному.

Твоя душа ему не храм.
Искра звезды, не есть обитель.
Огонь и свет, Абифф Хирам.
Не храм, но храма устроитель.

Любовью плиты соединяй
Из воли сотворяй убранство.
Души своей не оскверняй!
Звезда горит! Ищи в ней братства!»

-Он зол и слеп
-Он лишь Архонт!
Он дьявол!
Он осколок Бога!
Ты гнусь!
Ты Стикс и Ахеронт!
Я — БОГ!
А понял Ты немного…

…Услышь мой зов и тем прославь
-Я покорю!
-Я дам свободу…
-НЕ СМЕЙ! НЕ СМЕЙ!
-Дерзай! Дерзай!
-Убей Себя!
-Познай свою природу!

-Я объявлюсь в конце времён!
-Я здесь, всегда, и был, и буду…
-По смерти будешь обновлён!
-Ко мне приди, причастный чуду…

В извечной битве двух творцов,
Я был для них основой третьей.
Я был ключом от их дворцов,
Но никому Я не ответил.

И выбор сделать Я не смог,
Не знал. Какой-же довод верен.
Я знаю, одержал победу Бог,
Но «Бог» ли он? Я не уверен.

PS
Тот кто объединит в одно те голоса,
Найдёт в себе и ад и небеса.

Ночь ещё прожила

Ночь, ярясь под звёздным покрывалом,
Породила дух из темноты,
Он объят из холода пожаром,
Ты узнал ли девушки следы?

Что по мягким, шелковистым травам
Прокрадётся, смерть с собой неся,
По прованским рощам и полянам,
Растворяясь в пошлости утра.

Это я рукой коснусь нетленной,
Словно студень, дрогнувшей щеки,
Это мне – охотнице бессмертной
Ты подаришь вздохи все свои.

Я прижмусь, красива и степенна,
И вопьюсь не в молодую грудь,
А на шее в бьющуюся вену,
Дайте запах крови мне вздохнуть.

И до космоса, до звёзд я улечу,
Всё кипит, всем телом я пылаю,
Жизнь уйдёт, я душу захвачу-
Прямо в Ад ей, в духов злобных стаю.

Приоденусь, облик изменю,
На балу, средь города красуясь,
Всю очаровав собой толпу,
Им пою про ненависть и совесть.

Будто знаю, будто есть душа,
Чую, инквизиция за мною,
Сбросила одежды все с себя,
Долечу ль до леса с чернотою?

Падаю под корни я, в овраг,
От лучей мертвящего светила
-О, праматерь ночь и отче мрак,
Лиза Кори ночь ещё прожила.

Аристократка

Душа моя в жизни покоя не знала,
В теле родившись Лизы Шаньи,
Тело болело, душу терзало,
Были редки бестревожные дни.

То не беда, ведь струилась по жилам
Кровь де Шаньи- колдунов смертной мглы,
То не беда, ведь бывала я в силах
Огненным шаром взлететь до звезды.

-Елисавета, о милая Лиза,-
Плакала мать и лечила меня,
-Ты наш ребёнок испрошенный, Лиза,
Ты у нас с мужем есть лишь одна.

Смёрзлась навеки теперь уж утроба,
Ветер подземья жизни не даст,
Мёртво и сухо женское лоно,
Не покидай же, милая, нас.

Я просьбам внимала, я с болью справлялась,
На ритуалы носили меня,
Знать вам нельзя, к чему я приобщалась,
Как же мала для такого была.

В пять я на трупы смотреть уж привыкла,
В шесть научилась в тела я входить,
В семь прорывалась смертная сила,
В восемь могла одним взглядом убить.

Мать и отца за то все осуждали
И говорили, что это во зло,
Нельзя же давать ей столь сильные тайны,
Нельзя же ребёнка вводить в ремесло.

Можно, нельзя, де Шаньи не смотрели,
-Живи, Лис, живи,- говорили они,
От колыбели до смертной кручины
Мама и папа любили все дни.

Но не смогла с ними долго пробыть,
Хоть мать и отец так об этом просили,
В десять меня забрала у них смерть,
Меня разорвало от боли и силы.

Горько рыдали в доме семь дней,
Захоронили меня не одну,
Отец четверых подружек убил,
Души все наши связав во петлю.

Я не хотела и так уходить,
В ночи, в тенистом у дома саду
Мы впятером принималися петь,
Люди плевались и ждали беду.

-У некроманты, кого развели,
Нечисть беснуется, воет и плачет,-
Так говорили, пока на заре
Их не найдут без дыханья в канаве.

Так мы и жили рядом с семьёй
До смерти родителей, мною любимых,
Им и могилы не стали тюрьмой,
Видала я в выси двух птиц серокрылых.

Ушла я за грань, а их не забыла,
От сердца до сердца, благодарю,
Жиль и Луара, вам вечная сила,
Вас через жизни, так же люблю.

Возвращение Тьмы

Росла на коленях у Сатаны,
Пила молоко из сосцов волчицы,
Сможешь ли в улиц протяжной мгле
Вновь обрести себя, вновь возродиться.

Девочка, факел в руке держи,
Светоч нездешнего, Чёрного Солнца,
Кошку свою прижимай к груди
И уповай, чтоб во тьму вернуться.

Или вернуть её к людям, назад,
Пусть станет всё так, как и прежде бывало,
Когда не стояли ещё города,
Дневное владычество в будущем спало.

Шумели леса и таили беду,
И хороводы там зачинались,
Тени и пламя сплетались в одно,
Духи глубин от того порождались.

А звёзды кружились, горя в вышине,
И женщины, лоском бессмертья покрыты,
Несли заклинания Чёрной Луне,
Даруя ей жертвы и крови молитвы.

Великие были у нас короли,
И силой творения рук их искрили,
Где теперь всё, в центре полой Земли
Иль за пределы миров улетело?

-но всё вернётся,- клянётся бродяжка,
Её обнимает в ночи Сатана,
Отверзнутся врата вновь нараспашку,
И сотрясётся в испуге земля.

Длинные когти, лунные  очи,
Тёмные ласки, что слаще греха,
В смерти порыве и сладострастья
Станет ключом огневая звезда.

Девочка и её чёрный кот

Заблестят во тьме длинны травы,
А с реки веет горький дух,
Склон, поляну и две дубравы
Видишь ты, поглядев вокруг.

И костёр, как врата, сияет,
Искры стрелами в ночь вонзя,
посмотри, вдалеке пролетает,
Как знаменье, с небес звезда.

Загадать ты к ней не успела,
Лишь подумала, что «хочу
С другом быть, как с ним вместе сумею
Жизнь слепить- восковую свечу».

У огня же беснуется шабаш:
Пляшет, свищет и песни поёт-
Но себя им боишься, не выдашь,
Вдруг душа там друзей не найдёт.

Тут кусты зашуршали ветвями,
И выходит из них чёрный кот,
Он сверкает, как смарагд, глазами,
И вкруг ходит тебя, в оборот.

Его когти- ножи из булата,
Ростом он тебе до бедра,
Злоба- морок в мерцании взгляда,
-Уходи,- молишь ты, -от меня.

А он ближе, да ближе кружится,
Хочет к самой тебе подойти,
Перстень яркий на когте искрится,
Тянет лапу он, будто: «Бери».

Ой, как страшно, и слёзы ручьями,
-Уходи, я молю, уходи,-
И уж в грудь упираясь руками,
-отойди с моего ты пути.

Он всё тянется к ней, он всё ближе,
Приласкаться он хочет видать,
А она ничего уж не слышит,
Землю просит лишь ей помогать.

Как очнулась она от боязни,
Видит, кот рядом с нею лежит,
Уж черты не дики, не ужасны,
Он приобнял её и мурчит,

Прижимаясь, в ответ и она
Гладит шкуру блестяще-черную,
И улыбка на бледных губах,
И щека к его боку прильнула.

Но не стал он с ней долго лежать,
Подскочил, с ним и ты, вопрошая:
«Не зовёшь ли меня танцевать?»
Кот манит, в круг костра заступая.

Он кладёт свои лапы на плечи
Аккуратно, чтоб было легко,
Глаза ведьм, эти яркие свечи
Прожигают тебя и его.

Но недолго, лишь рыкнул он грозно,
Взгляды мигом от вас отвели,
С жаждой, криком и дальней угрозой
Сердце мечется в танце луны.

И горячая бездна накрыла,
И не кот уж решил обнимать,
А красивый и рослый мужчина,
-Здравствуй, буду тебе помогать.

Голос бархат его, а в глазах
Пламя ярче чем твой изумруд,
Он целует, ты на губах
Шёпот слышу: «пора, но не всё».

Уж уносит тебя гиблый вихрь,
Вслед он шепчет: «Лишь жди, я приду»,
И пока не унёс тебя ветр
Отвечаешь, поверив: «жду».

*

Я в постели совсем одна,
Мать ушла, для чего-то надо,
Я и встать бы сама не смогла,
Что-то в детстве меня сломало.

Завтра едем мы с ней в монастырь,
Говорит, там будут лечить,
А меня лишь волнует теперь,
Как же сны, ведь без них мне не жить.

Я ведь каждую ночь во тьме:
То средь демонов, то шабаш вижу-
И впервые друга себе
Обрела, шелест листьев слышу.

Ночь, луна, и я вижу в окне
Силуэт, что со скрипом раму
Отодвинув, скользнул ко мне,
С ним плясали мы вместе в забаву.

Он пришёл и улёгся неспешно,
Согревая мне ноги во мгле,
И мурчит что-то тихо и нежно,
Я же чувствую, как при луне

Жизни снова дыханье забилось
В будто мёртвых уж годы ногах,
Что за множество лет уж забылось,
Но воскресло теперь вдруг в мечтах.

Чую, ноги живее, живее,
Засыпаю под сладкую песнь,
Слышу голос: «Лишь только терпенье
Я тебя излечу без чудес,

Без икон, без молитв и страданья,
Только силой моей и твоей,
Без чужого ты состраданья
Встанешь скоро, не едь в монастырь».

-Не поеду,- шепчу я, -славно,
Знаю я, мне не надо туда,
Только будешь со мною, ладно?
-Не могу,- говорит он тогда.

-Не горюй, я уйду на рассвете,
Но клянусь, на закате вернусь,
Будешь спать, и во снах чародейских
Вновь и вновь пред тобой появлюсь.

Ты проснёшься, я буду снова
До рассвета, до солнца лечить,
Хоть и трудная будет дорога,
Всё смогу я в тебе воскресить.

Спи ты, ведьма, под песню духа,
Что приходит как чёрный кот,
Он тебе от всего порука,
Верь и знай, он тебя вернёт.

Чёрный Лорд и Серебряная Леди

Белую, тонкого шёлка рубашку рвали нетрезвые,
В проклятом Найтлунде, в чернильной земле,
Кожу лебяжию, груди чуть-спелые,
Тискали весело, Мяли бестрепетно мне.

Тёмная ночка, звёзды чудесные
На небе ярко горят,
Ветер, с Саламнии пустошей прибывший,
В кроны несёт листопад.

Ах, если б оружие, ножик мне маленький,
Кто-то осмелился дать,
Дочь я Саламнии гордого рыцаря
Сумела б бесчестья бежать.

Я б умерла, не войдя в поругание,
Девой невинной в лесу,
С честью на храбрость пройдя испытание,
Оставив на память одну лишь слезу.

Ветер мне свищет песнь о предательстве,
Пальцем незримым гладя мой лик,
Пламя трепещет, трещит о предании,
Как будто бы бает живой человек.

Стою обнажённой я пред бродягами,
Но признаков страха нет у меня,
Хоть тьма вся примчится сюда буераками,
И ей не позволю смутить я себя.

Нет чести мне в жизни, покоя в посмертье,
Так пусть падёт месть на лютых врагов,
Сот, чёрной крепостью долго владеющий,
Убей этих жалких, как крысы, глупцов.

Ты рыцарь Саламнии, в чести воспитанный,
Хоть отвернулся от просьбы богов,
Владыка могучий, с тенями повенчанный,
Не дай умереть мне от мерзких клинков.

С тобой обручиться в уплату согласная,
Неси за собою меня в Даргаард,
Пусть люди шипят, что лицо безобразное,
В тебе чести больше чем все говорят.

Вдруг призрачный хохот на небе безоблачном
И звёзды все скрылись на сумрачный миг,
Разбойники с криком в кустах все попрятались,
А он по лучам до земли нисходил.

Латы обуглены в страшном пожарище,
Очи, как пламя, мне в душу глядят,
Голос его обнимал, как пристанище,
В смертный покров подлецов укрывал.

Пел нам литанию Найтлунд безжизненну,
Он словно призрак невдалеке,
Я подходила, узревшая истину,
В уплату сама, прижимаясь к руке.

Холод все члены объял неподвижностью,
Купол небес совершил оборот,
Лорд, будто с тихою, странною нежностью,
Деву на руки бесшумно берёт.

Он в губы целует, и грудь отверзается,
Звездой отлетает от тела душа,
Мается вспышкой, вновь в деву вселяется
И с Сотом летит в Даргаард навсегда.

А там, во дворе, уж её дожидается
Лошадь, как ветер, силы полна,
Она серебром Салинари является,
Дева вздыхает, её увидав.

И боль по ночам на двоих разделяется
У рыцаря с леди, что с ним проклята,
Но горе не в тягость и радость прибавится
Для лорда и леди, что вместе в веках.

Зверь и блудница

Её багряницей плечи обтянуты,
Вся она сильная, вся она гордая,
Её жемчугами руки украшены,
Грация мягкая, сила огромная.

Всё всколыхается и заворошится,
Очи огнём из ада горят,
Многое видится, многое чудится,
Многое знает, что не говорят

Не люди, не звери, не кто-то видимый,
Ей тени незримые что-то шепнут,
Когда из-за страха ни кем не обидима
Походкой царицы к собору идёт.

Все растерялися и убоялися,
Духов узрев за спиной хоровод,
И поклонилися ей, и поклялися,
Увидев, венец кто с престола даёт.

Весь золотой, с дубовыми листьями,
С камнем, как око, бывшем на вид,
Сияньем своим он многие бедствия
Зревшим его принести уж грозит.

Его не мужчина давал ей с признанием
Их полноправных на царствие прав,
Но и не женщина с злобным сверканием
От знания, что власть отнимают, в глазах.

Его ей давал, пришед из пророчества
Зверь, в Богослова бывший труде,
Тот, чьего царствия многим захочется,
Тот, кто прибудет царём на земле.

Она подходила, с улыбкой брала,
На голову горду себе возлагала,
В ответ тёмну косу свою расплела
И ленту ему вкруг запястья обвила.

Шепнёт: «Се мой алый тебе оберег,
Пусть он оградит от бед и несчастий,
А коли убьют, пусть он отомстит,
А ты вновь воскреснешь живой и прекрасный».

Встал он с ней рядом, и свечи горят,
Вдруг задымили и разом угасли,
Зверь и блудница в храме стоят,
Царь и царица везде полновластны.

Радуйтесь, люди, ликуйте и вы,
Пламя пусть будет и в ваших сердцах,
Мир упадёт в бездну крови и тьмы
И возродится в наших руках.

Дым Забыть-реки

В зыбком дыме Забыть-реки,
Словно души, шуршат камыши,
И затоны её глубоки
С испареньем сребристым беды.

Поднимается хмарь от воды,
Заплетаются путники в сеть,
Не ступай, не иди до судьбы,
Ведь судьба здесь тебе умереть.

Ходит дева, роняя слёзы
В безграничную ширь бытия,
Расплетаются шёлковы косы,
И сверкают в руках лезвия.

Льётся кровь в вековечную стужу,
И душа улетает за грань,
И тебе здесь никто уж не нужен,
Только шёпот её: «Засыпай.

Засыпай, забывай всё, что было,
Растворяйся в журчании вод,
Будь напоен безмерностью мира,
А Морёна в срок к жизни вернёт».

Гамалиэль

Кеннету Гранту посвящается

Бьёшься, к Богу просишься, крича,
Мир упал в объятья черноты,
Стала кровь важнее чем душа,
Распускаются греховные цветы.

К счастью и блаженству захотела,
К ангелам господним под крыло,
Но блудодеяньем дышит тело,
И пронзают суть твою клифот.

Забурлит кровавое безумье,
Открывая очи мертвеца,
Соки, что сливаются в утробе,
Пусть отмоют грязь тебе с лица.

Кожу сотворив, как белый мрамор,
Очи, словно чёрный адамант,
Пей из чаши, не стесняясь правил,
Ведь её подносит наша мать.

Детям ночи, тёмным по рожденью,
Догмы и запреты не к чему,
Кровь стекает силы проявленьем,
-Выпей же со мной,- тебя прошу.

Принимай нектар теней и зла,
Не смущайся ласк моих запретных,
Пусть при смерти света естества
Ты найдёшь в ночи свой путь заветный.

Груди нашей матери целуй,
Грейся у открытого огня,
Сердцем дух её в себе открой
И познай, где благо для тебя.

Стань во храме страсти дикой жрицей,
Тело в дар, а души забирай,
В мире чуждом детушкам родиться,
Ты их молоком своим питай.

Пред людьми явишься королевой,
А пред Лилит дочерью родной,
Так наполнись ситра ахра силой,
Чтоб не знать тебе судьбы иной.

На заре ты её не буди…

На заре ты её не буди,
На заре она сладко так спит,
У неё поцелуй на груди
И огнём пышет кожа ланит.

И подушка её горяча,
И рассыпались волосы вихрем,
И пылает она, как свеча,
Что колышима яростным ветром.

Как тревожно почует она,
Что за тени несутся во мгле,
Как дрожит, поднимаясь, рука,
Что за зверь в глаз её глубине?

Её демон ласкал на ущербе
Восходящей Богровой луны,
Целовал её белые перси,
Будто уголь горячий в печи.

Прижимая к могучей груди,
Уносил на полночных крылах,
Чтоб ласкаться у края земли
И в далёких, запретных мирах.

Звёздам, тусклым осколкам света,
Не пронзить их волшебный мрак,
Был он с нею, поверь, до рассвета,
Растворялись в миров зеркалах.

На заре ты её не буди,
Он её от тебя защитит,
Слышишь яростный рык, отойди,
Не смотри на пожары ланит.

Не смотри на младую ты грудь,
Отпусти навсегда ты плутовку,
Жизнь отдашь и не сможешь вернуть
За прекрасную эту чертовку.

Не твои её омуты глаз,
Что дыханьем и шёпотом полны,
Чуждый голоса тихий сказ
И волос тёмно-русые волны.

Не буди на заре, дай поспать,
Пока демон мурлычет на ухо,
И не надо так тяжко вздыхать,
Что не третий в союзе глубоком.

Ты не сможешь любви их понять,
Ну а им не прожить друг без друга,
Отпусти, обретёшь благодать,
Но не в яростном шёпоте лунном.

Пляска с духами

В луче пылинки кружатся тихо,
Ладони я протяну к окну,
Медвяный сок, проливаясь лихом,
Затронет сердце слезой моё.

Дрожу от страсти, дрожу от неги
В касаньях рук, что всегда легки,
Мурлычу, щуря довольно веки,
Мы в целом доме сейчас одни.

А за спиной моей чёрный вихрь,
Страданья жертв, всех сама убила,
Их лица крутит холодный ветр,
И умножается духов сила.

С детства наставники и друзья,
Сколько я с ними прошла по жизни,
И почему б не сказать мне, да,
На тихую просьбу о новой жертве.

Сердце колотится, в теле пожар,
Урчу, предвкушая крови усладу,
И за окошко бросая взгляд,
Вижу я тень меж деревьев сада.

Зря ты, служанка, в день праздника здесь-
Из дома скользну я, подобно гадюке,
Из шёлка шнурком несложно душить,
Ну что ж, добивайте, милые духи.

Сердце колотится бедненькой быстро,
Но не куда уж не убежать,
-Девушка, страшно тебе? Очень сильно.
Можешь тогда, не стесняясь, кричать.

Тени бессмертные не испугаешь,
Но позабавишь, порадуешь всласть,
Ну а когда ты бороться устанешь,
Будет им час всей тобой пировать.

Плач, когда мёртвые мысли пронзают,
Зри, когда духи откроют свой вид,
С жизнью прощайся, душу уж манят,
В столб мой войти неприкаянных лиц.

Вскоре всё стихло, я у себя,
В спальне любимой сижу за романом,
И ввек ничего не узнает семья,
Вновь духи за плечи меня обнимают.

Приближая мира конец

Холодный ветер колотит в рёбра,
И разрывается в крике грудь,
Бежать, до зова ещё так долго,
Искать вновь силы в себе вздохнуть.

Стремясь по утлым концам трущобным,
Не видя света, не чуя тьмы,
Поддавшись мыслям своим безумным,
Оставив разум давно вдали.

Спешишь под землю, к телам спускаясь
Живых и мёртвых во мраке  крыс,
В смердящий лестниц и комнат хаос,
Всё дальше, дальше, всё вниз и вниз.

Пришла в пещеру, она большая,
Здесь пахнет влагою и костром,
На троне одетая в плащ фигура,
Быть может это крысиный король?

Чу, капюшон на плечи откинут
И вовсе на крысу он не похож,
Лик белый и очи во мгле мерцают
Черно-багровым адским огнём.

-Здравствуй вновь, Кейти, входи дорогая,-
Голос, как бархат, речи, как шёлк,
-Не бойся меня, забыла, родная,
Я же твой близкий, старинный друг.

Он манит рукою ближе идти
И тихо смеётся, сжимая запястье,
-Мне имя Царапола иль Старый Ник,
Но когти не будут чинить несчастья.

-Я, может, поглажу ими тебя,
Но это, поверь, бывает приятно,-
Кейти вздохнула, улыбку сдержав,
-Ты Сатана? ну, пожалуй, и ладно.

Ухмылка довольная, очи, как угли,
-Знала, меня ты к себе призовёшь,
Силой твоей не забрали трущобы,
Силой, что полна кипящая кровь.

Они обнимались, всё вихрем кружило,
Ведьма узрела, что нужно познать,
Она тьмы такой проводник в этом мире,
Которой он призван лишь помогать.

И обнажённая, с визгом, к Луне
Взлетала она, теперь без зазрения,
И на коленях у Сатаны
Творила от страсти неги виденья.

Пьянея от песен, сплетались всю ночь,
И, приближая мира конец,
Сближалась их сила, рождая одно,
Трещал от натуги небесный венец.

Рождественское чудо

Мягкий снег на еловых лапах,
Мэри с Джорджем идут по лесу,
Светел день и не место страху,
Брат с сестрою хотят на мессу.

Чтобы добрый и старый патер
Зажигал во церквушке свечи,
Чтобы хлеб и вино в потире,
И привычные слуху речи.

Чтоб беспечно котились звоны,
Чтобы ангелы с неба пели,
И Иисус народился снова
В беспрекрасном своём вертепе.

Но невидно дороги детям,
Закрутилась, зашлась позёмка,
Джордж бросает дрова в телеге,
Обнимая свою сестрёнку.

Укрывая шубейкой тощей,
Сам от холода весь дрожит,
Лес трясётся вокруг и стонет,
Громко воет: «Держись, держись!»

Испугавшись, бежали дети
От коварной лесной пурги,
Лишь под вечер утихнул ветер,
Стали слышны в снегу шаги.

Звёзды ярко мерцают в небе,
А тропинок уж нет, как нет,
Заплетаются быль и небыль
Среди диких лесных примет.

Детям жутко, темно и плохо,
Мэри к брату от страха льнёт,
Говорит: «Я надеюсь только,
Что к нам ангел с тобой придёт,

Мы, по правде, не делали зла,
Ну лишь раз убежали одни,
Да таскали без спросу масло,
Но ведь мы не так уж плохи?»

Брат её по головке гладит
И роняет пустые слёзы,
Тут, он знает, их Бог не видит,
Ведь за лесом лишь тролли смотрят.

Вот уже и один показался,
Только разве же это тролль?
Свет от лика его струится,
Крылья сложены за спиной.

-Ангел, ангел,- вскричала Мэри,
К незнакомцу несясь стремглав,
Джорджа хвост за спиной смутили
И огни у него в глазах.

Не успел он сестрёнку поймать,
На руках господина сидела,
И от счастья, как солнце, лучась,
Уж на брата надменно смотрела.

-Ангел, правда, ты нас спасёшь?
Отчего так черны твои крылья,
От чего ты с рогами над лбом,
И сияет твой лик светом лунным?

-Я не ангел,- смеялся гость
Смехом бархатным, мелодичным,
-Старый Ник, Люцифер, а для вас…
Называйте Аза-луцелем.

-Сатана,- Джордж заплакал громче,
-Ты нас съешь прямо в этом лесу?
Мэри фыркнула: «Плакса глупый,
Он до дому нас донесёт».

Господин рассмеялся громко:
«Я не ем таких тощих детей»,
Мэри жалобно смотрит в очи
-Не бросайте нас средь теней.

-Старый патер сказал, конечно,
Что вы враг всего рода людского,
Но вы можете ненадолго
Подобреть, ну хотя бы немножко?

Подхватил Люцифер Джорджа молча,
Укрыл крыльями ночи детей,
Повернувшись, исчез мгновенно
И у края деревни уж был.

И с дровами телега рядом,
С лошадёнкой замёрзшей их,
Оставляя сестрёнку с братом,
Люцифер, удаляясь, просил:

«Вы скажите своей родне,
С божьей помощью путь нашли,
Сохраните лишь в душ глубине
Моё имя- Аза-луцель».

Вся семья у крыльца их встречала,
Говорили не знамо что:
«Рождество, Иисус, божье чудо»-
И не слышал никто ничего.

И лишь старая Жаннет, чуя
Запах гари от брата с сестрой,
И не раз, и не два приглашала
Их в таинственный дом колдовской.

Там на травах поила чаем,
Из историй миры ткала,
Ворожила на стареньких картах
И узнала, что было тогда.

Годы шли, но не Джордж, не Мэри
Не встречали в церквях рождества,
Познавая лихие тропы,
Обретая пути колдовства.

Уходили они в леса
И, сплетаясь в порыве игры,
Пели гимны- Аза-луцель,
Будем чёрное пламя чтить.

Тёмное море

Рокочет сумрачно тёмное море,
И стаи мёртвых, летящих птиц,
Незримы скалы, завидна доля,
Так поборись же за свой венец.

Дыханье вод вековечной гнилью,
Чайку поймай и прижми к груди,
Почувствуй верно посмертье силу
И трепет крыльев её возьми.

Чёрная кровь омывает серой,
Не ужасайся, её беря,
Птица хохочет, кричит гиеной,
Держи, до хруста в руках зажав.

Отбрось её, умываясь кровью,
Плетя заклятья из страшных снов,
Раскрыв могилы чужою болью
И цепью крови своей оков.

И выйдут предки: их кости, тени-
Дай им коснуться себя рукой,
Разве не этого ты хотела,
Не обретёшь уж вовек покой.

Ты не умрёшь, от луны родившись,
Живя, меняя в веках тела,
В подземном море преобразившись,
Чрез крови память себя найдя.

Назад Предыдущие записи