Ты помни

Нет, не хотел понапрасну, без дела
Будить сокровенные блики.
Но на листе, робкой плавностью тела,
Черты проступают эльфийки.

Видит она тот же ветер сквозь годы,
И в чёрных зрачках боль сомнений.
Серые шёлковые отвороты
Хранят ароматы растений.

Глядя поверх разметавшихся прядей,
Вручает собой дар скитаний,
В капельках тёмно-серебряной глади
Наш день сохранит – юный, ранний…

Что же, Рассветная, мак не подаришь,
Жемчужиной в тонких ладонях?
Знаю… молчи. Бережёшь, понимаешь.
И травами шепчешь: «ты помни…»

Эртэнни ан льонни энно-эме… / Рубины на струнах памяти моей…

Эртэнни ан льонни энно-эме
Ар эртэнни о коирэ.
Аи орэй дэн мэи, ир энгэ’м эрнэ,
Аи орэй, ир аллу эрнэ им эрнэ.
Нинни ан койра…

Аллу-эме эрнэ им эрнэ,
Иэрни-айри тэи ллиэнаньи.
Им нэнна, эс алхо,
Алхо ан коирнар-койра…

*

Рубины на струнах памяти моей –
И рубины в чаше.
Две силы передо мной, а смерть моя одна,
Две силы, а жизнь одна-не-одна.
Слезинки на рябине…

Жизнь моя одна-не-одна,
Рассветные росы твои отпели.
Не будь водой, будь кровью,
Кровью на гроздьях рябины…

Алые миражи

Расскажите мне, алые миражи,
Почему разгорается тайна в цвет спелой ржи,
Почему не меняет баланса сонм тайных знаков,
И стою я, жрец древнейшего Мрака,
Пред лицом нестареющей правды и серой лжи,
Расскажите мне, алые миражи.

По зарницам недремлющим, Эфел Дуат,
По туманным нагорьям и зовам – о, Эред Литуи! –
Да вернусь незамеченным в лагерь ваш тёмный и лунный,
Ждать вести, врагов, новых песен и новой битвы.

Я где-то потерян…

Я где-то потерян,
среди расстояний,
привиделся, нет ли, о том не скажу.

Но, снова, срывая рассеянно лайни,
знакомой тропинкой к ручьям ухожу.

Касается дымно-пахучая лента
кручёной и кожаной – на волосах.

Стели, костерок, над обрывом моменты,
вовек не забуду уют в небесах.

…Вернись, колобродить довольно под небом,
и хватятся скоро в Твердыне друзья.

Цветов собери, где никто раньше не был…
и скоро покажется крепость.
Земля…

Окрашена пеплом.

Нет дома, нет близких.

Далёкие были, да всё унесли.

И сердце… стучит, да так тихо, так низко,
что где-то в золе оседает земли.

…- Очнись, повелитель! Тебе донесенье!
– Меня комендант за плечо тормошит.

Лица испугавшись:
— Что, снова виденья?
Вот письма из Кханда. Вина?
— Нет. Пиши…

Праздник во славу Мелькору

Холод лёг за Гранью, путь во Тьме безвестен,
Но сошлись мы здесь и не отнимем рук.
Небо задрожит от звона наших песен,
Выходи скорее с чашей в яркий круг.

Халлэ, Тано Мелькор! Халлэ, Эрраэнэр!
Это Ты собрал нас и зажёг сердца.
Празднуй, Нуменорэ! Празднуй с нами, Эндор!
Свет и Тьма едины, мир вам без конца.

Храм на Менелтарме в эту ночь всех примет,
И запляшут тени перед алтарём.
Искры небосвода сложат это имя,
Что боятся валар больше, чем закон.

Храм на Менелтарме… путь к горе священной
Пусть не будет страшен, если честен взгляд.
Тьма придаст вам силы и поднимет стены
Там, где вы боялись отступить назад.

Зазвучи же, флейта, подпевай нам, лютня,
Будем славить Крылья, что горят во Тьме.
Светят нам соцветья в праздничном салюте,
Радость древней Ночи – радость в юном Дне.

Ты даруй нам выбор, мудрый наш Учитель,
Мужество свершенья, чтоб с Тобой идти.
Высечен Твой образ, словно на граните,
В душах тех, кто помнит все Твои пути.

Холод лёг за Гранью, но она не вечна,
И вернётся в Арту первый Твой напев.
Не оставим круга, нам с Тобою – легче,
Сгинет вся неправда, вовсе не задев.

Этот праздник Ночи – он Тебе во славу,
Это Ты собрал нас и зажёг сердца.
Так прими к Себе нас, мы Твои по праву.

Свет и Тьма едины. Мир вам без конца!

Зимний Огонь

Когда над брусникой светился туман,
И северный лес был от холода пьян,
Когда уронили мне сумрак в ладонь,
Я в глиняной чаше жёг Зимний Огонь.

Он робко петлял на подкорме своём,
Не смея, колеблясь стать сильным Огнём.
Я тихо спросил: «Почему так несмел?»
«Постой. Разгореться ещё не успел…»

«Не жди холодов ты, – вставай же от трав.
Не жди и ветров, покажи мне свой нрав.
Прочь слабость, мой яркий, – прочь тени и страх!» –
И вспыхнул Собой на моих он глазах.

Не надо стесняться при виде зари,
И думать не время. Ты просто гори.
Пусть ночи привидятся тёплые сны,
Пусть ваши Огни догорят до весны.

Спой мне об осени, когда слова не поются…

Посвящается Марии Чебасовой

Спой мне об осени, когда слова не поются,
И чёрной метелью ноты бредут через тропки в скалах,
Спускаясь с вершин, взирая на звёзды
Так, словно их бросят, сперва дав обет вернуться.

Спой мне о том, что ты видел, ведь здесь твоё место,
И «я так мечтаю» станет лишь присказкой в новом «мало».
Огонь в полутьме… снаружи уж поздно.
Но что мы увидим за нашей последней бездной?

Я крепко сплю. Мне снится жизнь…

Я крепко сплю. Мне снится жизнь
И упорядоченность будней.
И кто-то говорит «держись»,
А кем-то сон мой будет труден.

Я с кем-то ссорюсь и мирюсь,
Не забываю удивиться,
Очаровательный конфуз:
Всерьёз играю роль сновидца.

Несовершенство в этом сне:
Однако всё не безгранично,
Из льдинок песню сложит снег,
Для Хэлгэайни так привычно.

Я крепко сплю. Мне снится мир
Людской, чужой и очень странный.
Здесь разговор – в пределах игр,
Затем молчу. Не поздно – рано.

Слова ничтожны перед Тьмой,
Сердец всех в таинстве началом.
Так пусть мне будет в Ней самой
То, что Она во мне встречала.

И как бы ни давила грусть,
Желая сон собой измерить,
Но Арта приоткроет двери –
Настанет день, и я проснусь.

Весна или осень, значения, в целом, нет…

Весна или осень, значения, в целом, нет,
Безликое небо не узнанной здесь души.
Неправильным пазлам в картине текущих лет,
Возможно, что не за кем и ни к чему спешить.

И что б ты ни сделал, ты рад бы себя понять,
Но прежнее глухо, а книги – обложка снов.
Вернёшься, увидишь – фигуры пора менять.
Без той рокировки – ты заново жить готов?

Боль прошлых столетий. Зачем же я помню их?
Отравлено то, что я вижу, и яд в глазах.
Вернутся и близкие, те же – с лицом иных,
И тоже увидят по-чуждому старый зал.

Вы станете рядом с погибелью тёмных мхов
И краешком мысли сойдётесь на том окне…
Считает безжалостно свет дни домов, дворцов,
Ваш век растворён в горьковатом – для вас – вине.

Хищный ветер

Из светлой тиши Ватикана, братья,
И ты, ослепительная сестрица,
Пройдём хищным ветром, закатной статью,
Мы с детства успели с ней породниться.

Врагов не спасут все мечи и стены,
От снадобий тоже не будет толку.
Надёжней вассалов и слуг измены
Хранит нашу волю в кольце иголка.

Не знает Рим страсти сильнее нашей,
Нам не в чем каяться, мы – любили.
Рецепт кантареллы смертельно страшен,
Но наши сердца ядом лучшим были.

Алхимики бьются над нашей тайной:
Им с красным быком не тягаться, право.
Молись, Возрожденье, раз смерть – случайна,
Пади, неугодный, как Церковь пала!

Рубин на руке, ты зовёшься Пламя,
И пламя танцует на плитах пола.
Ещё один шаг, и триумф – за нами,
И будет повержен Савонарола.

Не выйдет живым кардинал с обеда,
Король, если нужно, не встанет с ложа.
Мы дети ярчайшей средь нас кометы,
Мы носим гордое имя – Борджа.

Облик зверя

Чуть схвачены обручем
ночи локоны, ветром виться.

Не дрогнет ни чёрточки
на прекрасном лице убийцы.

Не чувствую жалости,
но горящему – не согреться.

И что же останется,
коли выжжено гневом сердце?

«Эдайн ты обманывал,
потому что прекрасен облик!

Не лги, не заманивай,
ты не зря скрылся с глаз в чертоги.

Теперь ты, злокозненный,
не похвалишься дивным взором!»

И вторит всем россказням
смех ушедшего с Нуменором.

Я должен быть мерзостен:
вот он, истинный облик зверя!

Над башней рассвет уж спит…
Я найду вас, сочту, измерю.

Я выиграл. Знаете?
Вы одною ногой во мраке.

Вы сами бросаете
на удачу во Тьму мне знаки.

Зло с правдой не знается,
ведь на то и всё искаженье.

Ну кто улыбается,
с Тьмой в душе, – таким всепрощеньем?

Зло страшно, причудливо,
и, наверно, отрублен палец.

Бояться нетрудно вам,
только вы не того боялись.

Имя из сказки

Звучит так привычно имя набором букв,
И ты отзываешься – номер, аккорд? – он твой.
Нездешнее имя – клавиш разбитых стук,
Но изредка грань размывает, и ты – живой.

И сразу ты слышишь имя своё, как там,
И данное сделанным – лишним – уходит прочь,
Становишься волей вровень земным богам,
Нет власти нездешнюю волю им превозмочь.

Но сказка не может быль свою доказать,
Так боги решили, под этой луной – за всех.
У сказки чудесный вид и манящий взгляд,
Никто не слыхал полуплач её, полусмех.

За всех вы решили – определять как ложь,
Но полулегенды давно уже громче вас.
Однажды – с чужбины нить обернётся в нож,
Тогда здесь увидят не сказку, а сам рассказ.

За солнцем

Послушай песок: он течёт.
Он тоном свистящим и странным
Приказ на восход отдаёт:
Песчинкам пройти – океаном.

Расплавлен в тенях край земель,
Нет выбора, влаги и жизни.
Могила, мираж, колыбель.
Мне тоже – и губы не сбрызнуть.

Сам вылил остатки воды.
Лавиной – откроете двери.
Всем равными в бедствиях быть.
Я – этот песок. Я в вас верю.

Покажется наша земля,
Стемнеет лишь… если же раны
Неведомый кто-то заклял,
Покрыв души братьев туманом, –

Закончу, что начато, сам,
Как в древности был полководцем,
Уйду по звенящим пескам
За чуждым, сжигающим солнцем.

Им йанделе / Не верну

Хэл’алмэ къалльиэ о алдар’эме,
Мэй им тхайране кори’тэннэ.
Кэй-тэссэ итэй-эрт льоннили йэртэ, Ахэ,
Тайаа астэ’м, тайаа элх’хаттэнэ.

Мэй киръе фаи ар тор-эръе алхо,
Ар андъе-алхо эрэ’Анхот.
Ир им йанделе-фаи сайэ’аллу,
Ар и-айа мэй антане ллах о алхэ’м…

Хэл’алмэ къалльиэ о алдар’эме…
Хэл’алмэ къалльиэ о алдар’эме…

*

Морозная горечь пробуждается в моём саду,
Я не нашёл уз сердца.
Сколько вёсен земных прозвучит здесь, Тьма,
На пути к моему совершенству, на пути к горечи хлеба.

Я ломаю души и закаляю железо,
И дарю железу огонь рока,
Но не верну душам радость жизни,
И за что я принял пламя в свою кровь…

Морозная горечь пробуждается в моём саду…
Морозная горечь пробуждается в моём саду…

Такие, как мы

Посвящается Хелкару

Живём, как получится – вкривь и вкось,
С дежурной улыбкой всем, кто отсюда.
И вроде бы с детством давненько врозь,
Работа, дела – и помыть посуду.

И вроде бы всё бежит, как у всех –
Тех самых – невзрачных, больных и серых.
У нас точно тот же на куртках мех,
Такие же джинсы и карты сбера.

Но то, что вокруг – это сны на «бис»,
Мы видим сокрытое от прохожих:
Срывается неумолимо вниз
Кольцо, что немыслимо уничтожить.

А там, чуть подальше, – зловещий храм,
И трещина перечеркнула купол…
(Мечтать – хорошо, но к восьми часам
Вернуться бы в мир; опоздать – так глупо.)

Прибьёт в камыши, в час для горьких встреч,
В мерцании пасмурном эльфью лодку…
(Смотри на дорогу, ведь «джип» – не меч
И просто размажет по пешеходке.)

Терпи полчаса ещё, – и – друзья,
Одним вы горите опасным светом.
Границ без виверны размыть нельзя –
Осанвэ проходит сквозь километры.

И, как бы ни жёгся кофейный пар,
Как нас ни сминала б рутина города,
Но в звеньях включившихся жёлтых фар
Упрямо слышим наш грозный Мордор.

Мы видели многих – своих, иных,
И тех, кто пытается быть похожим.
Что выберут дети – не знаем мы,
Возможно, останутся в местном тоже.

Когда кто-то гаснет – мы тут как тут:
Таким жизнь не раз кран закрутит туго.
А если улыбки нас не спасут,
С нуля обучаем сиять друг друга.

Когда-то сомнение нас брало –
Что скажут? Что, если взаправду – лишне?
Течение времени (повезло)
Оставило звёзды, сорвав нам крышу.

Такие, как мы – будут чей-то зной,
Как мы, улыбнутся: «там в нас играют…»
Такие, как мы – знают Путь домой,
И ни в коем разе – не умирают.

Возвращение из Нуменора

Светильники мои во внешней Тьме,
Вот и остались мы совсем одни.
Хотел ли я исчезнуть там, на дне?
А может, жар мои считает дни?

Здесь красных сталагмитов полумрак
Согреет и приветит – на краю,
И жест ладонью – писчей кисти взмах,
Тень чёрной птицы в каплях белых слюд.

И два огня, как воля и призыв,
Всегда чуть разгоняют эту ночь,
Всегда горят тревогой за родных, –
Мой старый зал!.. И кровь – кристаллов дочь.

Единому

Я слышу тебя сквозь миры
В мистическом сумраке лет,
Стихии уснут до поры,
Тебе же – износу всё нет.

Плывут над Эндорэ века,
Эпохи и новые дни,
Но ты, пепел, жги облака.
Но ты, Саммат Наур – храни.

Там, лавой и светом дыша,
С недавних (по-моему) пор
Лихая моя спит душа,
Как спит под водой Нуменор.

Из золота слита она,
Из боли и тайных красот,
И видит, что в мире – война,
Что зло там, как прежде, живёт.

Избавиться – смех – от неё,
Не в силах она объяснить,
Лишь шепчет вулкану своё,
Да смотрит тревожные сны.

Ушло, хоть ему всё дано,
Пыталось само умереть…
И если я – это оно,
Хотел я того или нет?

Нет, вслушайся в песню огня,
Что сплёл тебя в золота круг,
И жди, дожидайся меня,
Ты, верный-не-верный мой друг.

Послушай, ты помнишь меня…

Посвящается Таисхэл

Послушай, ты помнишь меня,
Хоть голос мой резок и чужд.
Держись на виду у огня.
Иди в край непонятых душ.

Послушай, ты помнишь закат
На листьях – таких, но не здесь?
Там были мы все, и назад
Нас всех позовёт рока весть.

Держись, из последних хоть сил,
Ругай, проклинай – но иди.
Нездешнее сердце неси
На горестно-звёздном пути.

Иди через жаркую степь,
Иди через ночь и туман,
Иди, чтобы помнить и петь,
О чём – ты боишься знать сам.

Иди на серебряный блеск,
На чей-то отчаянный стон,
К холмам неприветливых мест,
Оставив вдали семь племён,

Сквозь горы, уснёшь – на траве.
Кострища след ливни зальют…

Да, в башне по-прежнему свет,
Да, в башне таких, как ты – ждут.

Пленник

Да, пропадёшь ты тут без вести,
стоишь перед судьбою на коленях,
я не питаю ненависти
к тебе, мой безымянный пленник.

Мы враждовать не стали б,
сложись дыханье мира по-другому,
может, друзьями по стали
мы быть могли бы, по словам и дому,

жаль, всё ведь это – не было,
и жаль, что этого уже не будет,
жив ты, а сердце застыло, –
заранее, – вдруг к пыткам враг принудит.

Золото ждёт, тише, – ибо
король себе привёз слугу безмолвного.
Я был бы другом, любил бы.
Так помни это, – и откинь же голову.

Синие своды меж соснами…

Синие своды меж соснами
Пахнут подлесками росными,
Уводят в душистую небыль
И тайно встречаются с небом,

Там меркнут все дикие крылья,
Там кроны – мерцающей пылью,
Размыты горящие взгляды,
А большего Им и не надо,

А большего Им и не слышно,
Мерцание, вздох, – дальше – лишне.
…Синие своды закроются…
Утро… – но тропка запомнится.

Назад Предыдущие записи