Ослеплённый Гуинплен

Он брёл в одиночестве средь шумного люда
Ему не нужно было ничего,
Лишь знал он одно,-
Что счастья не будет.
И чувство мести сердце жгло.
Наощупь он брёл —
— Лишь клюка ему в помощь.
Ото всех он ушёл
В Хэллоуинскую полночь.
И знал он, что ждёт его там :
Униженья, голод и лишенья
Не в силах он был стерпеть —
Убежал, чтоб счастливым
Побыть хоть мгновенье.
Уж много он лет
Во скитаньях проводит
И Смерть, что он ждёт
Всё никак не приходит.
А кто знает, что лишь сие для уродца
К спасенью ключ, что на дне во колодце.
Уж Солнце взошло и рассвет накрыл мир,
А он всё бредёт, не жалея сил.
Он смерть приближает —
— спасенье от мук.
Не лучше ль тогда удавиться о сук?
Но веровал он, что сие — большой грех.
Это его поражение в игре.
И вдруг… улыбнулся он, глядя в ручей,
Увидел красу в отраженьи лучей
Он словно забыл, что с ним было тогда,
Когда изуродован был навсегда,
Забыл он, что плен был,
Забыл тот побег,
Когда в облике девушки переплыл сотню рек,
А всё для того, чтоб спастися из плена.
Ценою свободы стало колено:
Теперь хромота — его вечный удел.
Но взгляд его ясный уже потускнел,
Но верит слепец, что свобода дороже
Хоть вынужден ныне пугаться прохожих,
Ведь бывший хозяин его, как шакал
До недавних пор его везде искал,
Но высшие силы ему помогли
Укрыться и избежать петли,
Ведь знал он с младых лет,
С теми что происходит,
Кого компрачикос вскоре находит.
А чтобы малец не взирал больше на кровавые реки
Лишил его очей Хозяин,
Зашив суровой нитью веки.
Бежал он от Хозяина лишь чудом:
Оплошность слуги позволила вырваться оттуда.
И сквозь леса, поля, ручьи
Бежал он прочь,- но лишь в ночи,
Ведь днём цепные псы за ним.
Хозяин был неумолим,
Но вскоре Гуинплен узнал,
Что душу Богу тот отдал.
И вот лишь пару лет теперь
Он бродит по Земле как человек.
А совсем ещё недавно словно был он зверь
И думал, что судьба его — так доживать свой век.
Но в города он не заходит —
— Боится, лишь поодаль бродит.
Он знает, что плебеи были за того,
Кем был порабощён он достаточно давно.
И вот, опьянев от свободы,
Он обнажил свои урОды (здесь — уродства).
Но был красив невероятно
Его безумный, диковатый взгляд.
И вот он заприметил наконец
Дым городов, что полны были чудес.
И, встав с Земли, он отряхнул Землю рабства с платья своего,
А после зашагал уверенно он в град,
Пусть знал — никто ему не будет рад.
Однако он таил надежду в глубине души
Найти покоя наконец в городской тиши.

Фата Моргана. Тантум Маргента

Фата-Моргана. Тантум Маргента.
Алина. Калина. Ом, Кали-ма! Окалина
змеевик оплела звонким синим сусальным салом.
Шалом-Андро-Медведная Дева – Медянка,
Скользя-ЩИй УГорь Sanctum Spiritus Ӕthylicus – залпом!
Закусила и запилА.
За висками – обертонно – обетованно запела
некро-цикло-пила
криптоморбидного Пана.
Инжектором втиснула языки USB-имплантов.
жилы златые веб-коридоров змеились
ASMR-ужжами по лабиринтам неокортекса.
Жизнь проползла коридорами Тантум-Маргенты
Рот онемел от горечи Фата-Морганы
Spiritus – залпом! Сок ало-лунно-калинный –
Сквозь ГЭБ проползает Ар-Гонзо-моментом
Тантум Ризомой по ламповой Лавре пост-репликантов.
Помнишь – хрустели кристаллы на Поле Экспериментов?
Бензидаминовой вьюгой завертясятся в Высших Пространствах
b/ле(я)дные Ангелы в противогазах и с крыльями из пропеллентов.
Звоны куд(з)ябликов. Струны Хладона-12.
Вместе с Тиккуном пройдём кислотой по унылым аллеям Друккарга
Сернистым газам подставив свои онемевшие лица.
Этот удушливый слог – мурмурация в небе перед пожаром.
Выпьем на брудершафт, и заржöм, поджигая поджухлые листья.

 

____________________________________________
***

Фа́та-морга́на (итал. fata Morgana [ˈfaːta morˈɡaːna]) — редко встречающееся сложное оптическое явление в атмосфере, состоящее из нескольких форм миражей, при котором отдалённые объекты видны многократно и с разнообразными искажениями. Своё название получило в честь волшебницы — персонажа английских легенд Феи Моргана.

Тантум Маргента — «Только Пурпурный», переделанное название препарата тантум роза, в состав которого входит бензидамин — индольное соединение. Так же на базе индола делается краситель индиго. Получается, что Тантум Маргента это название вымышленного препарата, несущего Пурпурное Просвещение.

Имя Алина однокоренное со словом Alien, и означает «Чужая». То есть, героиня этого стиха — нечеловеческая форма разумной жизни, возможно демон или инопланетянин.

Кали́нов мост — мост через реку Смородину в русских сказках и былинах, соединяющий мир живых и мир мёртвых[1]. За Огненной рекой жил Змей Горыныч и находилась избушка Бабы-Яги[2].

Кали, здесь, как и Баба-Яга, персонифицируют архетип Великой Матери.

Змеевик — медная трубка, деталь самогонного аппарата. Самогоноварение здесь означает алхимическую работу.

Синее Сало — отсылка к роману Сорокина «Голубое Сало» — это особый материал, обладающий бесконечной анти-энтропией, топливо для вечных двигателей.

Шалом-Андро-Медведная Дева – Медянка — здесь раскрывается образ героини. Как я уже писал выше, это — не человеческая форма жизни. Шалом-Андро-Медведная — прилагательное, составленное из множества частей, характеризует её химерическую сущность, составленную как бы из фрагментов разных существ. В этом слове угадывается Андромеда и Саламандра.

Медянка — вид змей рода медянок семейства ужеобразных.

Sanctum Spiritus Ӕthylicus — Святой Этиловый Спирт — то, что Дева-Медянка получила в процессе алхимического самогоноварения. Спирт и Дух не только пишутся одинаково, впервые спирт был получен именно алхимиками, и они тогда подумали, что выделили экстракт Святого Духа. Она выпивает залпом полученный экстракт.

За висками – обертонно – обетованно запела
некро-цикло-пила: зажужжали пилы, делающие отверстия в костях черепа для вживления электродов.

Криптоморбидный Пан — ещё один персонаж, появляющийся после выпивани Святого Спирта. Этот персонаж воплощает автора. Как бы Пан, но как бы и не совсем. Какой-то инопланетный аналог Пана, может быть даже Слюнявый Козёл.

ГЭБ — гемато-энцефалический барьер, ГЭБ) (от др.-греч. αἷμα, род. п. αἵματος — «кровь» и др.-греч. ἐγκέφαλος — «головной мозг») — физиологический барьер между кровеносной системой и центральной нервной системой.
Святой Спирт проникает в мозг через ГЭБ.

Ар-Гонзо-Момент — момент, когда безумие достигает R-комплекса, рептильного слоя психики в глубине мозга.

Репликанты — существа (андроиды и клоны) из фильмов «Бегущий по лезвию»
Просочившись через ГЭБ, безумие распространяется наружу, расползаясь по Лавре андроидов — то есть, трансмутация затрагивает не только внутреннюю сущность Чужой, но и всё вокруг.

Русское Поле Экспериментов — песня Егора Летова.
Козёл напоминает Чужой, как они хрустели снегом на Русском Поле Экспериментов.

Бензидамин — НПВП, принадлежит к группе индазолов. Оказывает противовоспалительное и местное обезболивающее действие, обладает антибактериальным, противогрибковым и антисептическим действием.

ПРОПЕЛЛЕНТЫ (от лат. propellens, род. п. propellentis-выгоняющий, толкающий), инертные хим. в-ва (обычно смеси двух и более компонентов), с помощью к-рых в аэрозольных баллонах (см. Бытовая химия)создается избыточное давление, обеспечивающее вытеснение из упаковки активного состава и его диспергирование в окружающей среде.
В мировой практике до сер. 70-х гг. 20 в. в качестве пропеллентов применяли гл. обр. хладоны — обычно 11 (фтортрихлорме-тан) и 12 (дифтордихлорметан), реже-114 (тетрафтордихлорэтан), 21 (фтордихлорметан), 22 (дифторхлорметан), 113 (трифтортрихлорэтан), 115 (пентафторхлорэтан) и т.д.
Вредное влияние хлорсодержащих хладонов на защитный озоновый слой атмосферы Земли ускорило проведение во мн. странах работ по поиску заменителей хладонов. Их доля постепенно снижается благодаря применению др. инертных в-в: пропана, бутана, изобутана и их смесей, диметилового эфира, N2, N2O, CO2 и т.п.

Хладон-12 — негорючий газ, используемый в качестве пропеллента. Воздействие на организм человека сравнимо с диэтиловым эфиром. При нагревании выше 300 градусов начинает выделять хлороводород и фосген.

Куд(з)яблики — дальние родственники Глокой Куздры. Или зябликов. Как выглядят куд(з)яблики, точно неизвестно, но многие очевидцы описывают их как маленьких птичек, похожих на скворцов.

Тиккун — ‏תִיקוּן‏, «исправление»; тиккун олам, ивр. ‏תִיקוּן עוֹלָם‏ или תִקוּן עוֹלָם — «исправление мира»), понятие в каббале — процесс исправления мира, потерявшего свою гармонию в результате швират келим.

Друккарг — в Розе Мира Даниила Андреева, это шрастр российской метакультуры. Шрастры — инопространственные обители инфернальных античеловеческих сущностей, в шрастрах встречаются большие высокотехнологичные города, населённые игвами и рарругами.

Мурмура́ция — это явление скоординированного полёта огромных стай птиц (скворцов, галок, ворон и т. д.), образующих динамические объёмные фигуры переменной плотности.
Так, скворцы, сбиваясь в грандиозные стаи, исполняют «танец скворцов», создавая зрелищные сжимающиеся и разжимающиеся облака с чётко очерченными контурами, движущиеся непредсказуемым образом.

_______________________
И так, Козёл просверливает в черепе Чужой отверстия и вживляет ей импланты. Затем, они принимают форму химических ангелов — существ в противогазах, с крыльями из веществ разной степени токсичности, и спускаются в Друккарг, то есть, в русский Ад. Они как бы отождествляются с кислотой, которая осуществляет исправление Ада, и подставляют лица сернокислотному дождю и сернистому газу, они сами действуют на мир как кислота. Тиккуном в Аду становится кислотный дождь.
Козёл и Чужая идут по аллеям Ада, усыпанным осенними листьями, или чем-то похожим (в аду не растут настоящие деревья, так что это, скорее всего, не листья, а лица, и лучше не думать, откуда здесь взялось столько сухих лиц). Над Друккаргом поднимаются облака инфернальных птиц — они чувствуют, грядёт пожар, и беспокойно кружат в небе.
Козёл и Чужая выпивают на брудершафт ещё Святого Спирта, и смеясь поджигают кучу листвы (а может быть лиц, непонятно, что там по осени сметают в кучи и жгут). В Аду разгорается пожар, льёт кислотный дождь, в небе танцуют чёрные птицы. Герои стихотворения продолжают, смеясь, пить спирт.

Алхимическому Андрогину

Многоглавый Изумруд —
Мы крепчаем, нас ебут.
Мы взмываем в Эмпирей!
Мы пылаем всё сильней!
Там, мудрёный, словно Кант,
Льётся млечный лубрикант.
Ты мятежна, как Фуко —
Пробка в попке глубоко!
Да! — сложна как Деррида
Твоя сладкая пизда!
Тайных знаний поцелуй —
Он как твой могучий хуй,
Что приносит свет со звёзд —
Ты — Блаженный Хуепёзд!
Ввысь, в космическую даль —
Ты блеснула как хрусталь…
Но тебя коснулся мрак
Бездной сотонинских срак…
От чего ж так пуст твой взгляд?
Ты, быть может, принял яд?
Попа пламенем горит
Как тоннель Хеметеррит…
Ты срываешься в Спираль —
Мне тебя ужасно жаль.
В твоих венах вьётся Соль —
Делишь ты Себя на Ноль.

_______________________________________
***

Многоглавый Изумруд — намёк на Изумрудную Скрижаль, многоглавый — то есть, Скрижаль преломляется в множественных умах пневматиков, попавших в Сансару.

Собственно, в сансаре мы крепчаем, а нас ебут. Ну, архонты там всякие, да и мы друг друга периодически поёбываем… Но это всё для того чтобы дух закалился.

И вот мы взмываем в Эмпирей, то есть достигаем уже подступов к престолу Творца, мы ангелы. Млечный лубрикант —  это типа Логос. В некоторых религиях считается что Логос это семя Демиурга, или его молоко. Короче, что-то белое и текучее. И мы это лакаем, как кисоньки. Интеллектуальная мастурбация Иммануила Канта вызывает у меня ассоциации с этим млечнистым соком, выделяющимся из разломов на листьях бытия.

Фуко – мятежность Фуко выражается в первую очередь в том, что он пропагантировал антипсихиатрические идеи, так же ему принадлежит идея «Паноптикума», то есть метафизической тюрьмы, надзиратель которой видит каждого, а его не знает никто. Так же, имя этого философа упоминается в контексте анального отверстия, поскольку ему принадлежит высказывание: «Является ли прямая кишка могилой?»

Дальше, твоя пизда сладка как Деррида. Здесь я упоминаю Жака Деррида в связи со своей концепцией «кунилингвистики», и эволюционного формирования человеческой речи из ритмики движений сексуального соития.

Далее, начинается деконструкция самого стиха — внезапно, у персонажа к которому я обращаюсь, есть и пизда и хуй, то есть, он является андрогином, и я сравниваю гнозис с хуём Ребиса. Блаженный — тот кто постиг Ананду растворения в свете творца. Андрогин = Хуепёзд, ЙониЛинга. И мы поднимаемся к новым стадиям экстаза.

Но вдруг происходит некий страшный космический катаклизм — мы слишком высоко, ядовитый свет истины становится ослепляющим и Андрогин внутренне сгорает, причастившись яда познания — глаза пустеют, потому что в нём не остаётся больше его самого, один гнозис, в котором души сгорают подобно мошкам в пламени свечи.

Андрогин подобно Деннице срывается с небес с полыхающей жопой, а тоннель Хеметеррит это клипотический аналок аркана таро Звезда, то есть, это надежда в самом возвышенном смысле… Но Хеметеррит это отравленная, больная звезда.

Далее мой лирический герой созерцает твоё падение, вниз, по спирали, что наполняет мою душу состраданием и печалью (в этом стихе непонятно, являюсь ли я тоже падшим или остаюсь на небесах, но так то вообще по умолчанию — я там тоже где-то рядом падаю)

И вот «в твоих венах вьется Соль», то есть в Андрогине появилась материя, ты падаешь в Малькут и вочеловечиваешься, и единственный шанс на спасение — теперь это обнуление, выход за рамки всех контекстов. То есть тут вот в этом месте должно стать очень грустно, но при этом всё же появляется надежда… Ну если не на спасение, то хотя бы на выход из сансары.

Белые начинают

Ты думаешь, я как в разведке, как в долгом плену
без конца и предела
молчу, но я просто пытаюсь не сдохнуть в начале.
Я чёрная пешка на клетке (напомни войну, что не начата белой).
А тех, кто стоит со мной рядом, съедают с костями.

Сергеев

Команданте, за нами Рим, Воркута, Париж…
Мы стоим здесь насмерть. Нам хочется умереть.
И какая разница с чьих черепичных крыш
Нам плевать на жизнь, и тем паче плевать на смерть?

Начинают белые — правило номер раз.
На плацдарме клетчатом выстроены войска…
На потертых Ролексах время — четвертый час.
И кубинским ромом заполнено до виска…

Команданте, ваш Кристобаль на один патрон…
Чтобы выжить — не хватит, зато умереть — вполне.
Но… Враг растерян, сломлен, раздавлен и побежден
Без единой пули в этой смешной войне.

Маленький Принц

Как много не встреченных парусов!
Принцесс не спасенных, пустых лесов,
Печальных ослов и гундосых сов…
А, впрочем, не важно…

Не хватит на всех золотых дворцов
И принцев, и сказочных подлецов.
И вот ты на подвиг опять готов —
И мчишься отважно…

Наверное, ты в миллионный раз
Очередную принцессу спас.
Подумал уныло: «Не водолаз.
В последний. Довольно».

На тонкость твоих загорелых скул,
Как-будто кто охряных брызг плеснул,
Ты думал, что сможешь, ан нет… заснул…
И стало не больно.

Твой мир уместился в одной руке:
Вот роза в немыслимом колпаке,
Вот лис в замусоленном сюртуке
И мальчик лохматый…

И кажется, будто ты снова мал,
Ты папе удава нарисовал,
Который слона целиком сожрал
И выглядит шляпой.

Не падают звезды привычно ниц
И больше не слышно беспечных птиц,
И только измученный дремлет принц
На старом диване…

Последний из сказочных могикан,
Единственный выживший из землян…
Твой Лис не приручен, небрит и пьян…
И роза. В стакане.

Некому спеть Кобейна

Посвящение: тем, с кем уже никогда….

А помнишь, в детстве? На стенах — плакаты Кобейна,
На каждом квадратном метре — автограф маркером…
Курили на кухне, пьянели с бутылки портвейна,
На пятерых, с каким-то залетным маклером?

Мою «Кремону» помнишь, чехословацкую, белую?
С одной стороны вся дека была в подпалинах…
За струнами — стопом в Ёбург почти неделю,
Зато как она звучала незабываемо?

Мы знали все группы и песни их — по наитию,
Дарили друг другу кассеты с «Чижом» и «Чайфом».
Для нас каждый день был самым большим открытием
Мы жили под этим звучащим в колонках кайфом…

А помнишь, как гопота зажала нас по наводке?
За хвост и за гриву, за Васькину лилию в пол-руки?
Как мы спиною к спине стояли с бутылкой водки
И снегом потом отмывали разбитые кулаки?

Ты помнишь?… А сколько всего не случилось, не получилось?
Мы не смогли уехать с тобой на море…
Я не закончила ту, вполовину стены картину,
Не проиграла ни одного на районе боя.

А ведь договаривались с тобою, что я — принцесса,
Они нападают, а ты спасаешь меня из плена…
На том самом месте теперь эмбрионы леса
И нам не пятнадцать, и некому спеть Кобейна:

«My girl, my girl, don’t lie to me,
Tell me where did you sleep last night?»…

Василиск печёт кулич

Русский Логос. Чёрный Фаллос.
Василиск печёт кулич.
Уж недолжго ждать осталось —
Зашевелится Ильич!
Золотом с лазурью сало
Эфемерный блеск зари
Под развесистым фракталом
Ели мясо звонари…
Льётся масло по стеклу-
Как поспал, братишка?
В мокром, пасмурном углу
Ящер курит шишку.
Прикоснувшись к Ильичу
Словно к плоти зрячей
Я спиралькой закручу
Хвостик поросячий.

Странный Муравей

В соавторстве с Василием Нестеровым aka Василиск

какой однако странный муравей
запечатлён священный танец боя
и страшно содрогнётся сельдерей
опарыши в могилах дружно взвоют
желая in-клюз-ивами застыть
в доминиканской глубине янтарной
ноль-погребение познать,
познать и стыд
мумификаций человечьих и отравных
и мотылём предвечным трепыхать
в удушливой пыли эонов странных
и жадно өчпочмаки троглодить
огнивом чиркая об ку(м)пол планетарный
…И Ты-Сам будь как Странный Муравей —
опарышем из сала холубого
и в вечности конечности заклей
Остановяся взглядом Полубога
и мотылём предвечным трепыхай
в удушливой пыли эонов странных
в шкафы детей землистых залетай
во времена последнее туманных

Вальс миног

В северном сгустке закружимся вальсе
Сбросим с себя потускневшую пыль
Вкрадчиво черви залезут под кожу
В праздничных кубках затеплится гнильМы процветаем на кольцах Сатурна,
Я невзначай ваши лица серпом
Срежу, и их искромсаю ажурно
Чтобы позавтракать с Белым Котом

Радуйся, радуйся божий обмазанник
Радуйся, радуйся крот-звездорыл
Забальзамирован ты, словно пасечник
Сладостным ужасом северных рыл!

В северном сгустке звеня альвеолами
Я посылаю вас на хуй, смеясь!
Вы рождены надувными гондонами
Будут в аду вас миноги ебать!

Звёзды мерцают

Звёзды мерцают, так ярко издали.

И глядят на нашу Землю, и созерцают нам.

Их лучи создают тропинки.

Может, пройтись к ним по длинной дорожке.

Отлучиться и отдохнуть от Земных забот и сует.

Расслабиться и лежать.

Быть может, кто-то встретятся мне по пути:

эльфы, драконы или бабочки с разноцветными крыльями,

а также фантастические существа, которых наш разум не видел.

И там не носят маски, и карантина нет.

Там дышат свободой.

Билеты в лето

В наших краях так мало лета.

Так можно взять билеты в лето.

Там, где всё время жарко

и тепло.

И солнце нежно касается

и целует по телу лучами

своими.

А зима надолго

не задерживается. Уходит

так же быстро, как приходила.

Можно взять билет там,

где всё время лето и тепло.

Солнце греет

не только тело, но и душу.

Можно в любое время надеть

платье либо сарафан.

И любоваться восходами и закатами.

И глядеть, как по-небу летят журавли

крыльями своим задевают облака.

Дельфины издали выпрыгивают из воды.

Она поехала на море

Она поехала на море с ночёвкой.

В рюкзак положила палатку, термос,

кружку и бутерброды.

Взяла билет в один конец.

Ходила по берегу, пила чай.

Отдыхала от городской суеты.

Облака ей всюду улыбались.

Рисовали фантастические замки и дворцы.

Корабли всюду ей мерещились,

то на море плавая по воде,

то на небе появляясь в виде облаков.

Волны с нею ласково игрались.

Чайки над головою летали.

Роняли перья на берег.

Она собирала на амулеты, талисманы.

Сидела вечером у костра,

и глядела на луну,

и разглядывала созвездия.

Плывут острова

По небу плывут острова, словно белой пеленой.

Где-то за ними прячутся воздушные замки и дворцы.

Где-то райские птицы поют и щебечут.

Да, пожалуй, такие, которых наши уши не услышат.

Там кто-то кружится в танцах, а кто-то просто живёт и вдыхает дым свободы.

Ходят по полям и лугам, собирают цветы.

И в охапку набирают такие букеты,

Что наши глаза не видят. И наши носы не нюхали.

Янтарь

Когда-то давно, до нашей эры,

Вдоль берега стояли сосны

и другие породы деревьев.

С них стекал сок медового цвета.

И затем превращался в смолу.

Застывал, затвердевал и попадал

в воды Балтийского моря.

Окаменевал, а со временем

излучал солнечный цвет.

Это — камень, частица Балтийского моря,

и называется янтарь.

Драконьи очи

В небе молнии сверкают.

В ночи тучи собрались

и стали похожи на драконов,

из их очей горят огни.

Проливные дожди поливают

песчаные тропинки.

Солнце закрылась сквозь серые

и мрачные облака.

Гроза, и гром

гремит.

Вот буря! Вот шторм!

И тучи растворились в драконьи очи.

И пылают они вовсю глазами.

Перо

С крыла летит перо.

Его кто-то забрал

к себе домой.

Может, простой

человек, мечтатель

или индеец.

Придёт домой, сделает

амулет, талисман, а может,

ручку. Сходит в магазин

и купит себе чернил.

Или простой читатель

превратит в закладку

в книжке. Когда возьмёт

листать её страницы,

вспомнит о море, о волнах.

И как хорошо где-нибудь

сидеть и мечтать на берегу.

Может, не дописал какой-то

стих, а он грязнится и пылится

где-нибудь в столе.

Может, какой-нибудь индеец,

что не сделал свой ловец.

Течёт речка в лесу

Течёт родник в лесу.

В нём отражается

жёлтая луна.

Где-то неподалёку

птицы поют, радуя

уши мои.

Где-то неподалёку

качаются васильки,

ромашки да незабудки.

Где-то неподалёку сижу

на камне. Гляжу в небо,

на перьевые облака

и наблюдаю, как они рисуют ангелков.

Летний дождь

Тучи накрыли город, и такой дождь лил,

Что можно промокнуть насквозь.

Люди прячутся под зонтами

Накрываются капюшонами,

забегали под крышами домов.

Боялись, что простынут.

Переживали, что, если искупаются

Под сквозной водою с неба, что это смоет

их лживые маски с лица,

вот помоет души, и им станет легче на душе.

Она стояла посреди и не пряталась

под зонтом и крышами домов,

а просто купалась под летним

проливным дождём. Не боялась

ворчливых прохожих и вообще

не обращала внимания, так как

ей было всё равно. А наслаждалась

летним дарам в виде тёплого дождя.

И красная глина распластана струями вен…

Аурелиано, в Макондо идёт дождь…

И красная глина распластана струями вен,
Смывает дождем круговую поруку имён и колен,
И если прислушаться, кости смолкают в стенах.

В Хельхейме же осень, и листья кружат на ветру,
Желанья и время начертаны в их письменах.
По капле сочится медовое зелье ко рту,
Взамен оставляю болезненный, трепетный страх.

Холодной рукой проведёт по щеке, будто сон,
Реальность прогнётся, как будто шуршание трав,
И я уцелею в осколках зеркальных окон…
Дорога открыта, иду, начинаю — на старт!

Теодору Роберту Банди

Нещадно красив до жути извилистый
жук!
Сколько успел погубить ты
подруг?
Возбуждённо слушая их мольбы
к богу, которым считал себя сам,
и был им
по мнению мамы.

Ты жаждал кровавых, недышащих тел,
но с одной
не успел.

Девчонка сбежала:
в цепях, синяках.
С ружьём отныне спит её папа.
Бояться тебя, а ты дурак
и попался.
Сбежал.
Попался опять.

Жаль,
что полиция не столь проворна, как ты,
и всё же довела тебя
до тюрьмы.

Бандит,
влюблённый в драму,
убит.

Толку, конечно?
Две стороны медали
взаимовыгодны.
Остальные проигрывают.

И боюсь, что ещё долго
я буду бороться с собой,
чтобы не стать
ни одной из сторон.

Назад Предыдущие записи Вперёд Следующие записи