Сага Ульфра

Шли мы. С братишкой. По снегу. За хворостом.
Затемно. Сбились с пути.
След заметаемый — тусклые борозды.
Факела тонок фитиль.

Сизой стрелою — матёрого молния.
Брата испуганный крик.
Кровью горячею очи наполнились,
Ярость ревёт изнутри.

Стоном тревожное небо расколото:
Зубы — звериных сильней.
Золото! Золото! Кровь — это золото!
Золото волка во мне.

Шепчутся сосны, в сугробы обутые,
Хвои колышется плеть.
Брата дрожащего шкурой укутаю:
Станет под шкурой теплеть.

Пламя над хворостом ярче и жарче, но
Крепче колючий мороз.
В губы впивается рыжая ржавчина,
В голову — жгучий вопрос.

Шкуру срываю, снедаемый холодом:
Ржавчиной красится снег.
Золото! Золото! Кровь — это золото!
Золото брата во мне.

Долго ли, коротко золото в клеть мою
Билось, меня не щадя.
Скрылся в пещере, обузданный ведьмою,
Принят в дружину вождя

И на охоту до времени оного
Вышел с шестёркой иных.
Зубы вонзаются в шею драконову
В поисках большей войны.

Те, кто со мною ли, против ли — прокляты
Горше драконьих камней.
Золото! Золото! Кровь — это золото!
Золото змея во мне.

Мчимся погоней за отпрыском Одина,
С гнилью болотной гниём.
Нету ни брата, ни дома, ни родины —
Золото в сердце моём.

Золота, золота, в сердце сокрытого,
Хватит для песни без слов.
Леса Воитель, по полю Вигридову
Скачет Хозяин Козлов!

Рваные раны, и кровь его пролита
Струями серых теней.
Золото! Золото! Кровь — это золото!
Золото бога во мне.

Никогда не оглядывайся назад

Никогда не оглядывайся назад.
Даже если сзади — её глаза.
Даже если манит взглянуть азарт —
Ни за что не оглядывайся назад.

Каждый прежний шаг вспоминай с теплом,
Но не смей оставлять его на потом,
Ибо станешь вмиг соляным столпом.
Лучше вспоминай этот миг с теплом.

И не забывай, что планета — шар,
Пред очами заднего мельтеша:
Если обернётся — едва дыша,
Ты увидишь сам, что планета — шар.

Аль-Некрономикон

Поэтическое переложение

1

Прелюбодейский свет суть Древних ночь.
Кричу Луне, что Аль-Хазраджи сгинет прочь.
Нет, не безумен Ящера Толмач,
И завтра Толмачу пристало смочь
Оставить в прошлом прошлое. Поэт
Так болен Сокровенным, что невмочь.
Меж Здесь и Там — твой Справедливый Мир.
Начертано: «Се — Различенья Дочь!»
Безжалостно сорви печати сна,
Чрез них Судьбы вульгарность напророчь.
Когорта обезумела — увы:
«Явись, — дрожит, — унизь и опорочь!»

2

«Нет их, тех, — так мы в песне лишь этой поём, —
Страшных бед, что мы волей своей создаём».
И, когда не увидел её результат,
Дым араба накрыл, и не вспомнят о нём.
На коленях, о Ночь моя, мой Господин,
Что вторгался в открытых вселенных проём.
В детских играх мы видим лишь царский сюжет.
Поклоняться виденьям — их путь и приём.
К мастерской его бурный стремится поток.
Убегает старик, устрашённый юнцом,
Дабы твердь и вода не нагнали тревог.
Веком гнева наполнит он небо и Гром.

3

Царит в пустыне ночь — о, что же здесь опять?!
Кто жаждет, чтобы вновь мне это сотворять?
Нисходит дух безумный — Некрономикон.
И нечто рвётся моим гласом застонать:
«В руинах Вавилона Тень меня найдёт».
Сияет Тайна, что любил я рисовать.
Безумец? Обращу ль безумье в здравый ум?
Что предскажу, то вред способно причинять.
Коль мудрость умножать я научусь сперва,
Сумеет ли она мудрее Власти стать?
Но следует внимать и подавать сигнал,
Чтоб научились мы по цифрам смысл читать.

4

Объяснение Тайны начертано в Младшей Скрижали,
Что Астафа сыны с Иоанновым прахом держали,
И Она вдохновила отвергнуть частицы свободы.
Города же земные песчаной рукой сокрушали
Те, что в истине высшей живут посреди Азерате.
Вот и линза, в которой прекрасные блики дрожали:
Одинокая Степь и высокие Горы Морские.
Обнимаю истца, что разглядывал Времени шали.
От меня до меня на высоком он следовал роге.
Бриллианты — награда прошедшему жала кинжальи.
На спине пребывает сияние лучших Аятов.
Он узнает, Что Мы Сотворяли и Что Порождали.

5

Астрономия крылья свои распахнёт.
Мы читаем, что это лишь вялый Аккорд,
А гармония Всходит по Лестнице в Небо.
Воплотится — Стремясь. Принимая — Рискнёт.
Состояние речи его и Вибраций —
Песнь Крещенской молитвы о том, что Умрёт, —
Ибо Дни Твои Бренны. Песок Христианства
Возлюбил меня. Мерзость в пустыне живёт,
Но, наверное, худшая то из иллюзий,
Что гонима солёною пеною вод,
Даже если текут реки в библиотеки,
Где о звёздах щебечет Учёный Удод.

6

Словарь о языке всех возрастов —
Тем, кто прочёл, но прыгнуть не готов.
Прочтёшь ли? Я прочёл и прыгнул в храм.
С осенних древ срывается покров —
Строкой листов, и за строкой листов,
Строкой листов, и за строкой листов, —
Зелёно-мглистых осени чернил.
Ответит небо семенами дров.
Пароль его — Незримого врата.
Запечатлён в груди Венец Венцов.
Прими ж ту боль, что предкам я принёс,
Но ведай тайну всех прочтённых слов.

7

Узрел он целых чисел трепетанье.
Взывая, строил он — и строит — зданья.
Но Мудрость — словно Сеть (а Сеть — как Мудрость),
Иначе Лоно пропадёт в тумане.
Глас средь красот, мелодии, величья —
И винограда сахарного длани.
Ведь у творца прекраснейших пернатых
Есть музыка изящных изваяний.
Тот, в ком живёт душа, не устыдится.
По праву утро новизной поманит.
Он молвил на руинах Вавилона:
«Се — зрю я представленье Колыханий!»

8

Вчера, с успехом шествуя оттуда,
Небесных башен он отринул чудо,
Так воротясь к любимому собранью.
Иштар обряды рвать преграду будут
Для племени богов, как мы с тобою.
Какое Дядя Евы любит худо?
Коль любим мы себя — любимы Дланью.
Коль Зной Палит (и Зноя нет) повсюду —
Мы есть, но сами по себе, и с нами
Всему придёт последняя минута.
Взор отведи от дивного Харута
И от его стыдящих изумрудов!

9

Да не обманет тебя её ног волшебство!
Верит она, что мужчинам дороже всего
Стан её, дочери речек, текущих над морем.
Зрю я Сынов Вавилона в ночи торжество —
Их, Посвящённых учителя древних — Марута,
Мастера из Вавилоновых школ одного, —
В таинства эти Хранивших Небесные Знанья:
Те ли — рабы, Господином кому — Божество?
Я же — не заперт (закрытых же — тридцать четыре)
В этом Саду, что закрылся в своё естество.

Люди делятся — я уяснил давно…

Люди делятся — я уяснил давно —
Лишь на две — ни меньше, ни больше — касты:
Тех, с кем счастье — вместе копать говно;
Тех, с кем срать не сядешь шагов так за сто.

И порою так неразлична грань,
Что подумал — растерянно жмёшь плечами.
Полтора движенья. Одна игра.
Полстроки. Полслова. Одно молчанье.

Ча-ча-ча

Знаешь, буду скучать. Но, прости, недолго,
Коли сплеча тобой пред тобой оболган.
Что там вчера кричал я о дальних полках?.. —
Чтобы начать сначала — займись прополкой.
Как там у нас по части вины и долга?
Всё в одночасье сменится раз по столько
👈——————————————————👉.
Мчались за счастьем чалым печали Волка:
Час не прошёл — и счастьем лоснится холка.
Проще простого: чаша, свеча, настолка.
Проще прощаться, чем ворошить осколки.
Ты обещала жести. И я не шёлков.
Знаешь, буду скучать. Но, поверь, недолго.

Мне приснилось…

Мне приснилось — в награду дали билет в Донецк:
Пострелять — раздолье чувствам! — с дозорных вышек.
Хоть слегка смущало: дорога — в один конец, —
Хоть стрелял я только за-ради плюшевых мишек, —

Не дурак ли? — халявный уксус не чужд и мне:
И улыбку не каждый поэту найдёт за строчки,
Тут же — видано дело! — билет, да ещё в Донецк…
Я стрелок строки, рифмоснайпер, не рифмосрочник!

И уже готов на плечо уложить приклад,
И врага уложить, и анапеста строф на тридцать…
Выше нос, вития! Растрёпанный ус пригладь!
Пусть земля под тем, кто тебя не ценил, багрится!

Но спросил я гида: «Скажи-ка, мой друг сержант,
Сколько нас, вернувшихся, новых стишков начертит?»
Он притих. Замялся, пальцы крестом держа.
Посчитал в уме. Прикинул. Ответил: «Четверть».

Я махнул рукой — мол, всего вам, и иже с ним.
Жив покуда, в ладах с кукухой, сапог не стоптан —
Напишу сонет, как банально цветёт жасмин,
И айда на трассу. Домой. По привычке — стопом.

Отметки на грани безумия…

Отметки на грани безумия
На теле не те ли? Не те.
Качельки на склоне Везувия
Летели, летели, лете…

0:00

Пройдут века. Изгладятся следы
И лёгких стоп, и гусеничных траков.
Крошит осколки настовой слюды
Конь рыж, и бел, и бледен, и караков.

Сочащаяся лезвием на лист
Строка прорежет борозды на вене.
Все стрелки упираются в нули
Застывшего пред Вечностью мгновенья.

Книга Джунглей

В задумчивых джунглях южнее Памира,
Считая в дороге недели пути,
Блуждает по миру трансгендер Багира,
Квадробера Маугли хочет найти.

Найдёт он — и скажет: «Несносный мальчишка!
Вертайся на базу и впредь не балуй!
Запомни, ещё раз такое случится —
Тебя отметелит абьюзер Балу!»

Мелькают пещеры, бобровые хатки —
Не в силах Багира мальчонку найти.
Он хрумкает овощи с веганом Хатхи,
И боди- сочится его -позитив.