Седьмая труба

На правах Зодческой

Трон, укрытый облаками.
Семь светильников у трона.
Голос трубный, голос громный.
Пояс радуг вкруг престола.

Двадцать старцев и четыре.
На глава́х венцы златые.
Старцы — белые одежды,
Старцы — бороды седые.

В четырёх углах престола —
Шестикрылы, светолики —
Звери с рыком львиным, бычьим,
С ликом птичьим, человечьим.

Я вошёл. Хваля и славя,
Старцы пали пред престолом.
«Зрите! Он своею кровью
Окропил свой путь тернистый!»

У престола предо мною
Книга, и на семь печатей
Запечатана снаружи.
«Кто достоин снять печати?»

Кто достоин? Я достоин.
И премудрость, и богатство.
Поднесите, я сниму их,
Семь таинственных печатей.

Первую печать снимаю.
«Завоюй! Сего довольно».
В руки мне колчан и стрелы.
Белый конь. Венец победы.

Снял печать. За ней вторую.
«Сна не будет недостойным!
Места нет им в нашем стане!»
Рыжий конь. Клинок разящий.

Две печати. Третья следом.
«Верным — честь. Предавшим — кара».
Вороной. Весы. Повязка.
Хиникс хлеба за динарий.

Снял четвёртую. Смотри же!
Бледный конь. И смерть. И череп —
Знак единственной награды
Отступившему от правды.

Вот и пятая за нею.
Окровавлены одежды.
«Суд суровый нечестивцам,
Погубившим наших Братьев!»

Вот шестая. Солнце гаснет.
И луна кроваво рдеет.
«Коль настанет час — не дрогни,
Совершая правосудье!»

И последняя, седьмая.
Старцы-трубы. Старцы-ветры.
«Не рази мечом, покуда
Не избрали верных Судий».

Трубы, трубы возглашают.
Старцы-ветры дуют в трубы.
Дуют в трубы, совлекая
Облака, что трон скрывали.

Содрогнулись кру́гом старцы.
Звери крылья потеряли.
Семь светильников угасли.
Никого на троне этом.

«Сядь скорее!» — звери молвят.
«Сядь скорее!» — молят старцы.
Нет уж, други. Не за это
Окроплял я кровью тропы.

Пояс радуг вкруг престола.
Голос трубный, голос громный.
Семь светильников у трона.
Трон. И я один у трона.

Про зверушек

Клёнов тихий шёпот,
В воздухе пыльца.
Прикрывает жопу
Маска для лица.

Зайчик, суслик, ёжик
Пойман и привит.
Прививайся тоже —
Насмеши ковид!

Джузеппе Гарибальди

Из Джозуэ Кардуччи

По римским стенам, средь огня и дыма,
Тяжёл подъём под бледною луной.
Твой реет стяг над вечною стеной,
О Гарибальди, сын героев Рима!

Ты дерзок — и беда проходит мимо;
Горенье — краше радости иной;
И ты храним удачею одной:
Кокетливая Смерть неотвратимо

Врагов уводит у детей и жён.
Твоей победой грудь твоя увита,
Твоею славой ты вооружён.

Ликуя средь опасности сердитой,
Ты никогда не будешь побеждён,
И Рима добродетель не забыта.

Гуантанамо — Моя Богиня

Предо Мной стоит Ада Твердыня.
Гуантанамо, Злая змея!
Ты Моя роковая Богиня!
Ты зловещая Жница Моя!

Ты — Царица Кошмаров Полночных,
Ты – Хозяйка звенящих цепей.
Скуй врага предо Мной цепью прочной,
Уведи в черный Ад поскорей.

Ты стоишь среди призраков Ада
И все пытки освоила ты,
Ты — могила добра и пощады.
Ты — убийца любви и мечты.

Тебе Дьявол открыл свою волю.
И учил тебя мучить людей.
Ты – актриса с жестокою ролью.
Ты – виновница сотен смертей.

Открываешь ты черные бездны,
Где исчезла во тьме благодать.
Ты караешь рукою железной.
Ты умеешь одно- истязать.

Накажи тех, кто зла Мне желает,
Покарай супостатов Моих!
Ты – Богиня, кто вечно пытает,
В бесприютных чертогах своих.

Инквизиции Храм полуночный,
Палачей и карателей Рай.
Жми врагов Моих хваткою прочной
И иди – урожай собирай.

Смерть и слезы тебе так созвучны,
Ты — убийца жестоких теней.
Забирала ты худших из худших.
Ты Жестокий Палач палачей.

Одному Мне, Богиня, ты рада,
Как раба у Хозяина ног.
Ты, испробовав все пытки Ада,
Многих судеб кошмарный итог.

Нет в тебе добрых чувств, состраданья.
Взгляд твой полон зловещей судьбы.
Ты ведешь сотни душ к испытаньям.
Ты не слышишь людские мольбы.

Для Меня — ты чиста и невинна.
Накажи Моих подлых врагов.
Я хочу на погосте пустынном
Слышать грохот Твоих Каблуков.

Гилель Элохим, 26.06.2021 г.

депрессяшки под классику

парус одинокий
в море голубом
и в стране далёкой
и в краю родном

под лазурным небом
город золотой
со стеклянной дверью
с яркою звездой

нерушимо братство
что сплотила русь
волею народов
созданный союз

дуб у лукоморья
цепь на дубе том
ходит кот учёный
по цепи кругом

муха цокотуха
золотой живот
по полю ходила
и монетка вот

ты ползи улитка
по горе фудзи
но не увлекайся
не спеша ползи

весь травой покрытый
абсолютно весь
остров невезенья
в океане есть

если оказался
друг ни так ни сяк
в горы с ним идите
там поймёшь что как

таня громко плачет
уронила мяч
мячики не тонут
танечка не плачь

жил один художник
и имел холсты
но любил актрису
а она цветы

смазал карту будня
выплеснул стакан
а на блюде студня
виден океан

белая берёза
под моим окном
принакрылась снегом
точно серебром

По векам и эпохам петляет тропа…

По векам и эпохам петляет тропа,
Птицы времени тянутся к югу.
Всё по кругу опять. Я в чужую попал
Колею, колею, кали-югу…

Реки — нити, машины — мошки…

Реки — нити, машины — мошки,
Скатерть леса, поля-холсты…
Поезд — шустрая многоножка,
Как мне видится с высоты.

А у нас жара

А у нас жара.
Честно, я её так ждала.
Не то, чтобы я люблю лето
или ходить раздетой,
скорее я жду момента,
когда вновь белого цвета
станет больше, чем зелёного.
Пока любуюсь волнами
с экрана смартфона,
так хочу на море,
что очень печальной хожу.
Верю, что там окажусь
этим же летом.
Устала так, что не спасают сигареты.

Билет на самолёт и…
Взлететь бы.

С этого дня

Ребёнок ловит флешбеки, ревёт.
Я не могу его успокоить.
Ни одно из решений он не принимает,
что его никто не тронет,
ему как объяснить?

Ждёт пощечин, прячет плечи,
не может двух слов связать,
сопроводить бы его мечом,
да в дорогу.
А толку?

Потеряет, угробит себя,
он не сумеет дать отпор,
и в гробу
часто видит спасение.

Чему я могу его научить?
Столько лет он в скорпуле,
что позабыл, каково это
просто идти к своей мечте.
За каждым камнем злой Кощей
мерещится ему.

Ну, что я ещё могу?
Ненужных вещей
типа курительных смесей
положить в рюкзак,
да отправить в дорогу
в новый город,
где каждый второй из старого.

Зачем, спрашивается, молиться,
если ежесекундно
хочется умереть ему?

Но я не желаю смерти.
Хочу сделать ребёнка сильней.
Получается слабо,
и я чувствую себя виноватой.

Но я знаю, как поступлю.
С этого дня
я буду учить его
бегать настолько быстро,
насколько смогу.

33°C

Солнце сегодня — в высшем Шотландском градусе.
Книга Закона повелевает: Радуйся!
В Калининграде, Туле, Москве и Липецке
Солнце лютует: градус его — Египетский.

Солнечных капель градусы в Чаше терпкие.
Мне поскромнее нынче милее степени.
Даже из Солнца не сотворяю идола:
Не опали — вернись к своему Капитулу!

Todesengel

Призрак бродит по Европе и Азии,
Рассуждает свысока о заразе и
Пресекает недовольные шёпоты,
Ставит с виду благородные опыты.

Призрак в Африке стоит и в Америке.
Глянет строго — люди бьются в истерике,
Глянет ласково — и льются овации,
А на лицах и сердцах — декорации.

Ни сомнения во взгляде у призрака,
Но находят сожаления изредка:
«Коль на полную врубить крематории,
Кто напишет обо мне для истории?»

Я готов. И надо выведать разное:
«Как зовут тебя, мешок с эктоплазмою?
Что писать на эшафоте, в застенке ли?»
Он сказал: «Моя фамилия Менгеле».

Εσχατολογία

Даже Солнце сгорает. На пять миллиардов лет
Хватит в топке его угля и картошки в ранце.
Будь ты хоть взаправду голубейшая из планет,
Не вернёшь и капли сгоревших протуберанцев.

Чем отдаришь ему, космический сгусток камней,
Где аш-два-о, азот и каждой твари по паре?
Хоть бы заметила, что оно с каждым днём темней —
Разве не рассказал тебе об этом Гагарин?

Солнце — оно лишь кажется вечным. Оно из тех,
Кто, даже если время закатное, значит — празднуй.
И сидит оно, Солнышко, ждёт от тебя вестей,
Чтобы было хотя б не так ему грустно гаснуть.

Последний карбонарий

…И давшему Клятву от режущей боли не деться:
На троне своём не дрожит — ухмыляется деспот,
Вороны и грязь — всё, что есть на столбах на фонарных,
В темнице — не вор, не палач, а твой Брат карбонарий.
И сколько бы твари в хоромах своих ни бесились,
На всё-то и храбрости, чтобы признаться: бессилен.
На всё-то и воли — не сдаться и взгляда не прятать.
Твой фартук, увы, ни в одном мятеже не запятнан.
Какой уж мятеж, если лица открытые — подвиг!
Всего-то и сил, чтобы верить, надеяться, помнить.
И было бы легче не знать и в герои не метить —
Трудней оправдаться, что рано, что жёны и дети.
И было бы проще, когда бы — избит и изранен, —
Больнее признать, что не вспарывал брюхо тиранам.
Жирует тиран, и в почёте его прихлебатель.
Был жив бы ещё, со стыда бы сгорел Гарибальди.
Взрывают эфиры бессильные вопли о мести.
При виде такого вторично б повесился Пестель.
Дожди опрокинулись ало и лупят стаккато.
Дождитесь!
Дождитесь!
Дождитесь меня, баррикады!

Письмо сумасшедшей ведьме после 1000 лет разлуки

Здравствуй, сестра. Мы не виделись тыщу лет.
Помнишь ли ты тот последний закат-рассвет?
Да, ты конечно помнишь, нельзя забыть,
Как языки костра обрывают нить
Хрупкой и вечной саги длинною в сон.
Знаешь, у нас был тот ещё Рубикон.
После такого каждая жизнь — вино
Кто б не глядел с икон — Иисус, Карно,
Босх или Маск — остаётся одно — глотать
терпкий напиток седому Петру под стать
И не жалеть ни о чем — ни о смене мест,
Ни о законах кармы — свинья не съест,
Любишь кататься — родись груздём, говорят…
Можешь летать — не бойся в калашный ряд,
И за любым распутьем сжигай мосты.
Так что, по метлам! Свидимся через ты…

Сказка про рыбака и изумруд

(сказку рассказал во сне Император Петръ I)

Один рыбак бродил по берегу моря и смотрел в даль, в неводе, как всегда было мало рыбы. Пришла на берег богатая, красивая женщина и достала из кармана изумруд, долго крутила его в пальцах и сказала — «рыбак, а рыбак, хочешь, я подарю тебе изумруд, нацепишь на шляпу, будешь первым рабаком среди всех рыбаков». Рыбак ответил: «Первый среди всех рыбаков тот, у кого полный невод и крепкие снасти, и чья лодка в шторм не тонет. И куда я этот изумруд прицеплю, одежда протертая у меня, да шляпа ветхая».
Ушла женщина ни с чем. В полночь начался шторм, прибило к берегу обломки пиратской шхуны. Рыбак, пошарил неводом, да и вытащил труп пирата, чьи карманы были набиты драгоценностями, собрал все это рыбак, взял лодку, да поплыл на место крушения.
Раз нырнул рыбак — ничего, все пусто, только зеркало черное в руки попало.
Два нырнул рыбак — ничего, только меч кованный старинный.
Три нырнул рыбак — вытащил сундучок с золотом.
Собрал рыбак все дракоценности, те, что при пирате нашел, да из ларца,
да открыл ювелирную мастерскую.
Пришла к нему женщина, что изумруд держала в руках и спросила — «ну а сейчас, не хочешь мой изумруд взять себе?»
«Да»- сказал рыбак, -«Теперь, конечно, возьму, у меня и камзол только что пошитый и шляпа роскошная.»
А женщина ответила — «Нет, я отдала бы изумруд честному рыбаку, да не отдам слуге мертвого пирата».

19 марта 2021 г.

Блядские…

Блядские

спасители

Ёбаного

человечества

От самих

себя

отъебитесь-ка

Падумойте,

сука,

о Вечности!

Сраное

эго

дрочите,

Меряясь

хуями,

Червивым

клубком

ворочаясь

В смрадной

фекальной

яме!

Я

НЕНАВИЖУ

ВСЕХ

Шизотериков

в этой

Вселенной!

В иерархии

мудозвонов

КАЖДЫЙ

из вас

–              Самый Первый!

Им йанделе / Не верну

Хэл’алмэ къалльиэ о алдар’эме,
Мэй им тхайране кори’тэннэ.
Кэй-тэссэ итэй-эрт льоннили йэртэ, Ахэ,
Тайаа астэ’м, тайаа элх’хаттэнэ.

Мэй киръе фаи ар тор-эръе алхо,
Ар андъе-алхо эрэ’Анхот.
Ир им йанделе-фаи сайэ’аллу,
Ар и-айа мэй антане ллах о алхэ’м…

Хэл’алмэ къалльиэ о алдар’эме…
Хэл’алмэ къалльиэ о алдар’эме…

*

Морозная горечь пробуждается в моём саду,
Я не нашёл уз сердца.
Сколько вёсен земных прозвучит здесь, Тьма,
На пути к моему совершенству, на пути к горечи хлеба.

Я ломаю души и закаляю железо,
И дарю железу огонь рока,
Но не верну душам радость жизни,
И за что я принял пламя в свою кровь…

Морозная горечь пробуждается в моём саду…
Морозная горечь пробуждается в моём саду…

Такие, как мы

Посвящается Хелкару

Живём, как получится – вкривь и вкось,
С дежурной улыбкой всем, кто отсюда.
И вроде бы с детством давненько врозь,
Работа, дела – и помыть посуду.

И вроде бы всё бежит, как у всех –
Тех самых – невзрачных, больных и серых.
У нас точно тот же на куртках мех,
Такие же джинсы и карты сбера.

Но то, что вокруг – это сны на «бис»,
Мы видим сокрытое от прохожих:
Срывается неумолимо вниз
Кольцо, что немыслимо уничтожить.

А там, чуть подальше, – зловещий храм,
И трещина перечеркнула купол…
(Мечтать – хорошо, но к восьми часам
Вернуться бы в мир; опоздать – так глупо.)

Прибьёт в камыши, в час для горьких встреч,
В мерцании пасмурном эльфью лодку…
(Смотри на дорогу, ведь «джип» – не меч
И просто размажет по пешеходке.)

Терпи полчаса ещё, – и – друзья,
Одним вы горите опасным светом.
Границ без виверны размыть нельзя –
Осанвэ проходит сквозь километры.

И, как бы ни жёгся кофейный пар,
Как нас ни сминала б рутина города,
Но в звеньях включившихся жёлтых фар
Упрямо слышим наш грозный Мордор.

Мы видели многих – своих, иных,
И тех, кто пытается быть похожим.
Что выберут дети – не знаем мы,
Возможно, останутся в местном тоже.

Когда кто-то гаснет – мы тут как тут:
Таким жизнь не раз кран закрутит туго.
А если улыбки нас не спасут,
С нуля обучаем сиять друг друга.

Когда-то сомнение нас брало –
Что скажут? Что, если взаправду – лишне?
Течение времени (повезло)
Оставило звёзды, сорвав нам крышу.

Такие, как мы – будут чей-то зной,
Как мы, улыбнутся: «там в нас играют…»
Такие, как мы – знают Путь домой,
И ни в коем разе – не умирают.

Возвращение из Нуменора

Светильники мои во внешней Тьме,
Вот и остались мы совсем одни.
Хотел ли я исчезнуть там, на дне?
А может, жар мои считает дни?

Здесь красных сталагмитов полумрак
Согреет и приветит – на краю,
И жест ладонью – писчей кисти взмах,
Тень чёрной птицы в каплях белых слюд.

И два огня, как воля и призыв,
Всегда чуть разгоняют эту ночь,
Всегда горят тревогой за родных, –
Мой старый зал!.. И кровь – кристаллов дочь.

Единому

Я слышу тебя сквозь миры
В мистическом сумраке лет,
Стихии уснут до поры,
Тебе же – износу всё нет.

Плывут над Эндорэ века,
Эпохи и новые дни,
Но ты, пепел, жги облака.
Но ты, Саммат Наур – храни.

Там, лавой и светом дыша,
С недавних (по-моему) пор
Лихая моя спит душа,
Как спит под водой Нуменор.

Из золота слита она,
Из боли и тайных красот,
И видит, что в мире – война,
Что зло там, как прежде, живёт.

Избавиться – смех – от неё,
Не в силах она объяснить,
Лишь шепчет вулкану своё,
Да смотрит тревожные сны.

Ушло, хоть ему всё дано,
Пыталось само умереть…
И если я – это оно,
Хотел я того или нет?

Нет, вслушайся в песню огня,
Что сплёл тебя в золота круг,
И жди, дожидайся меня,
Ты, верный-не-верный мой друг.

Назад Предыдущие записи