RSSСмерть в каждом звуке
10 Янв 2020 No Comments
рубрика: Проза Все произведения: Семён Петриков (Альмаухль)
Пиво со вкусом песчаной пыли, тут же вспомнилась «Книга песка» Борхеса, очевидно, надо её перечитать. Ощутимо активизируется гуна раджас, ассоциативные цепочки выстраиваются вокруг отсутствующих двух башен на горизонте, которые моё воображение достраивает из фрагментов лунной дорожки, собачьего лая за рекой, ветра доносящего звуки скрипки, запаха свежего хлеба. У всех народов есть сказка про говорящий хлеб, то есть про колобка, единственное исключение — египетская мифология. Однако, сама по себе структура мифа об Осирисе, указывает на то, что он и есть «говорящий хлеб» — Джон Ячменное Зерно. Как Парторг Дунаев из МЛК. Пасхальный кулич это фаллос египетского бога, да и не только пасхальный, любое применяемое в ритуале «мучное изделие» становится «измученным изделием», это лежит в основе традиционных ценностей, интересно что древние цивилизации всегда строили культовые сооружение в виде фаллоса, пронзающего небо, но, вы как хотите, а я вижу в этих украшенных шпилями минаретах и крышах католических соборов вовсе не фаллос, а шприц, вспоминая несуществующее эссе Владимира Сорокина «Шприц как главный образ в русской литратуре», которое никак не гуглится и возможно он такого никогда не писал, я думаю что Маркс ошибся, назвав религию опиумом для народа, она вне всякого сомнения опиум, но не для народа. «Играть в декаданс» придумали фараоны — была найдена древнеегипетская стелла, на которой был изображён цветок мака, и написано «Я есть лекарство от любой болезни, но от меня лекарства нет». Западные Земли — страна опиумных грёз. Ренессанс древних форм декаданса, интуиция подсказывает мне, что именно это нужно нашему миру — в каком-то смысле, наш метафорический аппарат упрощается, и компенсируется это эклектикой и разрывами смысловой ткани. Небольшой фрагмент ничего не значащих или означающих всё и сразу мыслей.
Смерть в каждом звуке, в каждом движении и в каждом кадре. Восприятие предельно обостряется, каждая мысль оставляет за собой красочные шлейфы метафор, ассоциаций и гипербол. В каждой из них — зародыш смерти. Звуки секундной стрелки часов становятся подобны небесному грому. Тонкая плёнка, отделяющая моё сознание от мира, становится ещё тоньше и исчезает. Острые симметричные грани снежинок — проекции человеческих судеб на срез пятимерной реальности, застывшие в совершенном мгновении, в котором в их гранях преломляется ледяное совершенство вечности. Я давно мётрв, я разложился на плесень и липовый мёд. Но это сияние вечности пробуждает спящие во мне грибрницы, и я цвету грибами.
Слова как скальпель, разделяющий сиамские секунды. Люминофорный кивсяк времени распят на гиперкубе тишины. Максимальная контрастность, артефакты сжатия, в промежутках между пикселями провалы, ведущие в лабиринты, песчаные дюны, страницы этой книги неисчислимы и подобны песку. Сад расходящихся тропок на срезе мускатного ореха.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.