RSSПоезд ехал на Восток
08 Фев 2019 No Comments
рубрика: Проза Все произведения: Элиас Отис
Поезд ехал на восток.
Моему попутчику не было и двадцати пяти, он был высок и худ, как жердь, и не слишком улыбчив. Он не очень мне понравился, но, в конце концов, путь был долгим, а я не захватил с собой ни книги, ни карт, поэтому мы, как могли, развлекали себя ни к чему не обязывающими разговорами. Ни я, ни он определённо не имели желания продолжить какое бы то ни было общение по окончании поездки, и мы даже не сочли нужным представиться — всё равно имена вылетели бы у нас из головы задолго до того, как мы отойдём ко сну. В его поведении и словах проскальзывала какая-то тревога, и, умело играя наводящими вопросами и репликами, я пришёл к выводу, что он от кого-то скрывается. Дальше этого выяснять не хотелось — всё по той же причине мимолётности нашей встречи. Меня не волновало даже, сам ли он совершил какой-то серьёзный проступок, за который не хочет нести ответственности, или стал невинной жертвой бандитских разборок или политического преследования.
Упомянув мельком свой интерес к эзотерике, я обнаружил, что ему тоже не чужда эта тема, хотя ему оказался скорее близок христианский мистицизм, в не самом глубоком его понимании. Он несколько оживился и даже упомянул, что именно эта тема является целью его поездки: в пункте прибытия его должны посвятить в некое общество, о котором он не имеет права рассказывать. Я не стал распространяться о своей причастности к нескольким Братствам подобного рода, но выказал свою заинтересованность и потому даже без прямых ответов с его стороны достаточно быстро убедился, что речь идёт о какой-то масонской ложе, придерживающейся традиционных ландмарок — с персонифицированной Высшей Сущностью, бессмертием души и непринятием женщин к Работам. Совсем не то, что в моём — либеральном — направлении, и развивать тему дальше мне расхотелось, тем более что и он уже определённо сожалел о своей разговорчивости. Мы перекусили и устроились на ночлег.
Наутро он был молчалив и ещё более обеспокоен, в туалет выходил с телефоном, хотя до того оставлял его на столике в купе. Поезд нёсся по бескрайней степи, до ближайшей станции было ещё несколько часов, прошлая тоже оставалась в нескольких часах пути к западу. Мы молча допили чай, и когда зашипел стоп-кран, и чашечки понеслись по столику, как по взлётной полосе, выплёскивая гущу на казённое бельё, он понял, что это по его душу, и выражение его лица, и без того мрачное, сменилось обречённостью смертника. Он не думал прятаться или убегать, по всему было видно, что это ему не поможет. Его губы тихо шевелились — должно быть, в молитве, не самый эффективный путь к спасению. Я лёг на полку, демонстрируя безразличие. В конце концов, нас не связывали Братские узы, он ещё даже не приступил к обработке грубого камня, а даже если бы и так — у наших лож определённо не было взаимного признания. И, чего уж там скрывать, меня ждали дома жена и дочь, друзья, работа малая и Великая, — в общем, у меня не было ни малейшего желания рисковать всем этим и многим другим ради этого незнакомца, да ещё и, в отличие от него самого, без каких бы то ни было утешительных иллюзий относительно «бессмертия души».
В купе, открыв дверь ключом проводницы, вошли двое автоматчиков в балаклавах. Форма была похожа на военную, но отличительных знаков не было, и это с равным успехом могли оказаться и фээсбэшники, и гангстеры, и исламские фундаменталисты, хотя особой разницы между ними я не усматривал. Они вели себя на удивление вежливо, негромко поздоровались с ним по имени, которого я не запомнил. Ничего не стали объяснять, но он и не нуждался в объяснениях.
— Этот с тобой? — кивнул в мою сторону один из камуфляжных.
Мой попутчик равнодушно покачал головой. К моему удовлетворению, ему поверили без лишних разговоров.
— Что, прямо здесь? — спросил он неопределённо, и от этих слов меня бросило в холодный пот: я понял, что должно случиться.
— Зачем людей смущать, — ответил тот, что спрашивал про меня (я автоматически отметил, что он говорит без акцента, и под тканью балаклавы мне почудилась едва слышная улыбка). — Выйдем сейчас, пусть едут.
— Я оденусь, — сказал попутчик и попытался пошутить: — А то и замёрзнуть недолго.
Вышло натянуто, хотя за окном и правда было минус 10, степь покрывал толстый слой нетронутого снега.
Он не спешил, но и не пытался отсрочить неизбежное. Один из автоматчиков вышел в коридор, второй пропустил вперёд несостоявшегося каменщика.
Он не был мне Братом, а дома меня ждали жена и дочь, и я не был готов рисковать ради него жизнью. Но кое-что я всё-таки мог для него сделать.
— Подождите, — окликнул я его конвоиров, когда они уже были готовы задвинуть дверцу купе.
Ближайший ко мне удивлённо воззрел на меня сквозь прорези в ткани.
— Я… Мы с ним… эээ…
Я прятал импровизацию под маской испуга и смущения.
— Что такое?
— Мы с ним… методисты, — я наугад ляпнул название деноминации, к которой вряд ли принадлежит кто-то из автоматчиков, чтобы не вызвать ложью их подозрение. — Ему нельзя… ну, без исповеди.
Кажется, это было правдоподобно, методисты признают принцип всеобщего священства, но, видя заинтересованность конвоира, я решил продолжить. На счастье, и лицо моего попутчика вернулось в дверной проём, и оно было в недоумении.
— Я не священник, — продолжил я уже увереннее, — но мой отец был пастором, и у нас так можно. Ему нельзя… — я упорно не хотел произносить слово «умирать», — нельзя, не исповедовавшись… брату по вере.
Я сделал небольшой нажим на слове «брату» и коротко взглянул ему в глаза. Больше всего я боялся в этот момент, что он что-то спросит или скажет не в тему и тем самым не только сорвёт мой замысел, но и утянет меня за собой. На счастье, он молчал, и взгляд его, в котором на мгновение блеснула надежда, снова сменился смирением перед судьбой.
Автоматчики переглянулись, явно о чём-то размышляя, но потом тот, что спрашивал про меня — наверное, главный, — кивнул и сказал:
— Ладно. 5 минут. Выйдешь с ним, потом возвращайся к себе. А мы с ним… ещё поговорим.
Я накинул куртку, и мы прошли по коридору, который был на удивление пуст, даже у заветной комнатки возле тамбура не толпился народ. Мы спустились по металлической лесенке на снег: сперва старший из двоих, потом я, мой незадачливый попутчик, а замыкал процессию второй автоматчик. Краем глаза я заметил у второго входа в вагон внедорожник, похожий на армейский, и несколько фигур возле него, окинул взглядом степь, увидел неподалёку небольшие заросли кустарника в человеческий рост.
— Мы отойдём… туда? — спросил я.
Старший недоверчиво посмотрел на меня, и я добавил, кивнув в бескрайний простор:
— Куда тут деться.
— Валяйте, — благосклонно махнул рукой старший и напомнил: — 5 минут.
То, что традиционно происходит в вычурном зале с клетчатым полом и двумя колоннами, при стечении народа и с соблюдением тысячи формальностей, на которые уходит не один десяток минут, нам пришлось совершать, стоя на месте, посреди заснеженной степи, скорее в воображении, чем наяву. Я не имел ни малейшего права делать это: если бы мой попутчик остался жив, ни одна ложа, даже самая что ни есть нерегулярная, не признала бы легитимность этого акта, а мой Мастер напомнил бы о данных мною клятвах и изгнал из ложи за разглашение тайн профану. Но это было то единственное, ради чего нас свела судьба, и я не мог отказать в этом ни ей, ни ему. Я передал ему слова и пожатия и принял от него ту же клятву, которую приносил несколько лет назад на клетчатом полу. И которую он, в отличие от меня, уже никогда не нарушит.
Когда мы прощались с ним знаком Ученика, он смотрел на меня почти как на Спасителя. Хотя и понимал, что больше ничем помочь я ему не могу, да и не буду пытаться.
Я поднялся по заледеневшим ступенькам и вернулся в купе, так и не встретив в коридоре ни пассажиров, ни проводницу. Через некоторое время поезд тронулся. За окном мелькнул внедорожник, мелькнул — и растаял в степи вместе с застывшими возле него фигурами. Я вытер, как мог, чайную гущу с пододеяльника и лёг вздремнуть. Попутчик молчал о чём-то своём. Нам снова было по пути — мы ехали на Восток.
Каждый на свой Восток.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.