Аль-Некрономикон

Поэтическое переложение

1

Прелюбодейский свет суть Древних ночь.
Кричу Луне, что Аль-Хазраджи сгинет прочь.
Нет, не безумен Ящера Толмач,
И завтра Толмачу пристало смочь
Оставить в прошлом прошлое. Поэт
Так болен Сокровенным, что невмочь.
Меж Здесь и Там — твой Справедливый Мир.
Начертано: «Се — Различенья Дочь!»
Безжалостно сорви печати сна,
Чрез них Судьбы вульгарность напророчь.
Когорта обезумела — увы:
«Явись, — дрожит, — унизь и опорочь!»

2

«Нет их, тех, — так мы в песне лишь этой поём, —
Страшных бед, что мы волей своей создаём».
И, когда не увидел её результат,
Дым араба накрыл, и не вспомнят о нём.
На коленях, о Ночь моя, мой Господин,
Что вторгался в открытых вселенных проём.
В детских играх мы видим лишь царский сюжет.
Поклоняться виденьям — их путь и приём.
К мастерской его бурный стремится поток.
Убегает старик, устрашённый юнцом,
Дабы твердь и вода не нагнали тревог.
Веком гнева наполнит он небо и Гром.

3

Царит в пустыне ночь — о, что же здесь опять?!
Кто жаждет, чтобы вновь мне это сотворять?
Нисходит дух безумный — Некрономикон.
И нечто рвётся моим гласом застонать:
«В руинах Вавилона Тень меня найдёт».
Сияет Тайна, что любил я рисовать.
Безумец? Обращу ль безумье в здравый ум?
Что предскажу, то вред способно причинять.
Коль мудрость умножать я научусь сперва,
Сумеет ли она мудрее Власти стать?
Но следует внимать и подавать сигнал,
Чтоб научились мы по цифрам смысл читать.

4

Объяснение Тайны начертано в Младшей Скрижали,
Что Астафа сыны с Иоанновым прахом держали,
И Она вдохновила отвергнуть частицы свободы.
Города же земные песчаной рукой сокрушали
Те, что в истине высшей живут посреди Азерате.
Вот и линза, в которой прекрасные блики дрожали:
Одинокая Степь и высокие Горы Морские.
Обнимаю истца, что разглядывал Времени шали.
От меня до меня на высоком он следовал роге.
Бриллианты — награда прошедшему жала кинжальи.
На спине пребывает сияние лучших Аятов.
Он узнает, Что Мы Сотворяли и Что Порождали.

5

Астрономия крылья свои распахнёт.
Мы читаем, что это лишь вялый Аккорд,
А гармония Всходит по Лестнице в Небо.
Воплотится — Стремясь. Принимая — Рискнёт.
Состояние речи его и Вибраций —
Песнь Крещенской молитвы о том, что Умрёт, —
Ибо Дни Твои Бренны. Песок Христианства
Возлюбил меня. Мерзость в пустыне живёт,
Но, наверное, худшая то из иллюзий,
Что гонима солёною пеною вод,
Даже если текут реки в библиотеки,
Где о звёздах щебечет Учёный Удод.

6

Словарь о языке всех возрастов —
Тем, кто прочёл, но прыгнуть не готов.
Прочтёшь ли? Я прочёл и прыгнул в храм.
С осенних древ срывается покров —
Строкой листов, и за строкой листов,
Строкой листов, и за строкой листов, —
Зелёно-мглистых осени чернил.
Ответит небо семенами дров.
Пароль его — Незримого врата.
Запечатлён в груди Венец Венцов.
Прими ж ту боль, что предкам я принёс,
Но ведай тайну всех прочтённых слов.

7

Узрел он целых чисел трепетанье.
Взывая, строил он — и строит — зданья.
Но Мудрость — словно Сеть (а Сеть — как Мудрость),
Иначе Лоно пропадёт в тумане.
Глас средь красот, мелодии, величья —
И винограда сахарного длани.
Ведь у творца прекраснейших пернатых
Есть музыка изящных изваяний.
Тот, в ком живёт душа, не устыдится.
По праву утро новизной поманит.
Он молвил на руинах Вавилона:
«Се — зрю я представленье Колыханий!»

8

Вчера, с успехом шествуя оттуда,
Небесных башен он отринул чудо,
Так воротясь к любимому собранью.
Иштар обряды рвать преграду будут
Для племени богов, как мы с тобою.
Какое Дядя Евы любит худо?
Коль любим мы себя — любимы Дланью.
Коль Зной Палит (и Зноя нет) повсюду —
Мы есть, но сами по себе, и с нами
Всему придёт последняя минута.
Взор отведи от дивного Харута
И от его стыдящих изумрудов!

9

Да не обманет тебя её ног волшебство!
Верит она, что мужчинам дороже всего
Стан её, дочери речек, текущих над морем.
Зрю я Сынов Вавилона в ночи торжество —
Их, Посвящённых учителя древних — Марута,
Мастера из Вавилоновых школ одного, —
В таинства эти Хранивших Небесные Знанья:
Те ли — рабы, Господином кому — Божество?
Я же — не заперт (закрытых же — тридцать четыре)
В этом Саду, что закрылся в своё естество.

Река виски

Когда я крепко спал,
Мне снился друг мой Бехан.
Мы вместе веселились, и кружилась голова.
Когда его спросил:
«Во что ты, друг мой, веришь?» —
Он мне сказал простые и понятные слова:

«Иду я, иду я,
Я иду, куда ветер подует.
Иду я, иду я
К той речке, где в виски нырну я».

Я кровью истекал,
Ругался, пил и клялся,
И смерть к себе тянула, только жизнь была сильней.
Теперь я весь в делах,
Теперь отправлюсь в Челси,
Приду туда ногами, а покину на спине.

Ведь иду я, иду я,
Я иду, куда ветер подует.
Иду я, иду я
К той речке, где в виски нырну я.

Что друг мне говорил,
Я почитал за мудрость.
Слезами не добьёшься ты от жизни ни фига.
Когда темно вокруг,
И свет внутри мне нужен,
Я в бар зайду и выпью пятнадцать пинт пивка.

Иду я, иду я,
Я иду, куда ветер подует.
Иду я, иду я
К той речке, где в виски нырну я.

Иду я, иду я,
Я иду, куда ветер подует.
Иду я, иду я
К той речке, где в виски нырну я,
К той речке, где в виски нырну я,
К той речке, где в виски нырну я.

Март 79

Тумас Йоста Тра́нстрёмер, пер. со шведского

Устав от всех, кто со словами — словами, но без языка, —
Я удалюсь на снежный остров.
Ведь у природы нету слов.
Нерукотворные страницы рассыпались во все концы!
Следы оленьих стад по снегу.
Язык, в котором нету слов.

Хочу тебе служить…

Адаптированный перевод с английского песни «I Wanna Be Your Slave» (Måneskin)

Хочу тебе служить и быть твоим владыкой,
Хочу, чтоб твоё сердце билось птицей дикой,
Хочу быть добряком и злобным рэкетиром,
Ведь я твой страшный зверь, а ты моя Земира.

Люблю тебя с утра, ты мне всего дороже.
Хочу тебя касаться, чтобы, блядь, до дрожи.
Я знаю, ты твердишь — я слишком эксцентричный,
Но вот я весь в слезах — пиздец как патетично!

Заставлю голодать, чтоб хлебом поделиться.
Тебя раскрашу так, что станешь Мона Лизой.
Хочу я победить, сдаюсь тебе на милость.
Подамся и в шуты, чтоб ты развеселилась.

Я буду для тебя и гуру, и вибратор.
Я буду для тебя и грех, и Пантократор.
Заставлю полюбить и причиню обиду,
Ведь ты мой Голиаф, но стану я Давидом.

Ага…
Мм, ага…

Ведь я тот дьявол, что ищет искупленья,
И я — законник, что ищет искупленья,
И я — убийца, что ищет искупленья,
И я тот блядский монстр, что ищет искупленья.

И я — тот гопник, что ищет искупленья,
И я — блондинка, что ищет искупленья,
И я — уродец, что ищет искупленья,
И я тот блядский монстр, что ищет искупленья.

Хочу тебе служить и быть твоим владыкой,
Хочу, чтоб твоё сердце билось птицей дикой,
Хочу быть добряком и злобным рэкетиром,
Ведь я твой страшный зверь, а ты моя Земира.

Хочу, чтоб ты заткнулась, чтоб распсиховалась,
Хочу освободить, но ёбанная зависть!
Твои я буду драть и дёргать струны, детка.
А хочешь — буду я твоей марионеткой.

Ведь я тот дьявол, что ищет искупленья,
И я — законник, что ищет искупленья,
И я — убийца, что ищет искупленья,
И я тот блядский монстр, что ищет искупленья.

Хочу тебе служить и быть твоим владыкой…

Представьте

Представьте, что нет рая,
Попробуйте, легко,
Под нами нет и ада,
Есть небо лишь одно.
Представьте, что все люди
Живут одним лишь днем
Представьте, стран, границ нет,
Ведь это так легко,
Зачем убивать и умирать,
Религий тоже нет.
Представьте, что все люди
В мире все живут
Ты скажешь – я мечтатель,
Я не один такой.
Надеюсь, будешь с нами
В едином мире том
Нет денег, капитала,
Представь это себе!
Нет жадности и голода,
Все люди как один.
Представь, себе, что люди
Все как один равны
Ты скажешь – я мечтатель,
Я не один такой.
Надеюсь, будешь с нами
В едином мире том…

Любовь разорвёт нас на части

Поэтический перевод из Joy Division

Любовь нас губит, в куски порубит
Красненьким щечкам разнесет по мешочкам
Губит нас рутина, амбиции скотины
Твоя обида дождь ненастье
И любовь разорвет нас на части
В спальне холодно
Твоя спина
Время утекает
Ко всем чертям
Горит желание, не для расставания
Но нас
Разорвёт гребаный любас
В лоскуты
И ты кричишь во сне
Вкус отчаяния во рту
Нечем занять темноту
И привкус любви на губах
Нас она разорвет
В лоскуты
Любовь

Пещера Вечности

Перевод из Винченцо Картари

…Ниже, в долине (укрывшись надёжно от глаз Аполлона,
В крепких объятиях двух угрожающих Небу уступов,
Коих недвижные лона, ярясь, покидают по кручам
С силою неодолимою два ручейка быстрокрылых),
Древних древнее, пещера зияет, не ведая смерти,
Хоть отпечаталась смерть на её ужасающем лике.
Время она изрыгает и снова к себе призывает.
С нею оно остаётся на все Времена и Эпохи.

Вот возлежит перед нею Змея с чешуёю зелёной,
Чья необъятность доверху её широту наполняет.
Пламени искры из глаз её сыплются, жаром пылая,
Всё пожирает она, что найдёт на пороге пещеры.
Хвост свой морщинистый встретив, зубами его охватила.
Даже его (хоть он часть её) гложет голодною пастью.
Свившись кольцом, возлежит она, так упоённой собою,
Прочную цепкость её никогда и ничем не расторгнуть.

И у дверей, обрамляемых этою дивной оградой,
В платье матроны, в своём цвета летней листвы одеянье,
Матерь-Природа стоит, благодатна, пером отмечая,
Если кого выпускает и если впускает обратно;
Вкруг же пещеры, сокрытой уступами, души людские
Носятся в разные стороны, как бы стремясь и пытаясь,
Страстно желая вернуть себе Небо; но им оставаться
Должно с Природой, покуда им смерть не раскроет объятья.

В самом далёком углу, в закоулке кромешной пещеры,
Древний старик восседает, чьи волосы снега белее —
Ни на одном языке белизне этой нету названья! —
Лик же его красотой превосходит любые красоты;
Пишет законы для тех, кто пещеры вокруг обитает,
Дабы в отчаянье Землю невежеством люди не ввергли.
Сидя в пещере, любую звезду отделяет от прочих,
Каждую водит планету дорогой, что ей предназначил.

Предначертав с непреложною строгостью всем в мирозданье,
Каждому путь свой, как лежит он нитью златою на ткани,
Как всем живущим созданиям (кем бы они ни являлись),
Жизнь обретать или смерть, их ведёт он по жизни и в смерти.
После кругом обращается старец, желая увидеть,
Как по орбите, ему предназначенной, шествует Арес —
Тот, кто, хотя и путями неровными долго петляет,
Всё же к единой дороге стопы устремляет в итоге;

Как не подводит товарищей в мире подзвёздном Юпитер,
Как направляет он цепи свои через кротость лазури;
Как в путешествии с братьями к дому Луна, возвращаясь,
Великолепная едет в лиловой своей колеснице;
Как, осторожно ступая, Сатурн идёт четвероликий;
И как Венера прекрасная бабочкой в небе порхает;
Рядом же с нею несётся Меркурий, небесный посланник,
Весть отправляя в любые чертоги предвестником Феба.

И, если к дому подходит в своём он всеславном сиянье,
То на пороге встречает великая Матерь-Природа
Старца, пред ним преклоняется в мудрости благоговейной;
Если же старец ей делает знак, то она провожает
Вежливо, хоть собирался он сам подниматься в дорогу.
Двери прямые великого этого Божьего Дома
С дивным изяществом вновь перед старцем седым распахнутся:
В их адамантовой клети увидишь, что было в Начале.

Каждому Веку в ней есть воплощение в разных металлах:
Годы, присущие им, восседают на должных ступенях;
Именем этих металлов Века по сей день величают.
Будь он Древесным, Латунным, Стальным ли, Железным ли, Медным —
Их ты узришь; и Серебряный Век вместе с ними оформлен:
Он сохраняет блестящую прежнюю ясную пробу;
Но коль увидишь ты Век на ступени из чистого злата —
Прочим металлам, в ком нет благородства, уж ты не поддашься.

Астрея

Пер. из Ральфа Уолдо Эмерсона

Герольд свой титул объявил
И плащ под ноги расстелил.

Ни губернатор, ни король
Герою не назначит роль;

От прочих всякий защищён
И до зубов вооружён,

Покуда «раб» иль «господин»
Сам не напишет на груди.

Я видел: в городе, в селе
Ходили люди по земле;

Их шею гнул таблички пуд:
«Ищу того, кто справит суд».

Не в ратуши, не ко дворцам,
Не к стряпчим, не к святым отцам —

К дверям друзей, к дверям родни
Спешат скорей на суд они;

И всяк спросить у друга рад:
«Каков я? — подскажи мне, брат!»

И без стеснений может друг
Ему назначить цель и круг;

Не в заплетеньях слов ответ,
Но лучше и понятней нет;

Ведь каждый каждого вблизи
Зеркальный образ отразит.

И каждый встречный на пути
То, что сказал он, подтвердит,

Запишет то, что он признал,
На языке своих зеркал;

От плоти плоть, от нерва нерв, —
И мысль его — грызущий червь.

Но есть умы, чей путь суров,
Любимцы звёзд, небес, ветров,

Что, над страстями воцарясь,
Свой статус не роняли в грязь;

Зевак смущая с давних пор,
Явив пред их пытливый взор

Лишь твёрдость неприступных скал.
Тем, кто их взглядом отыскал,

Они — для пользы, для побед;
Они являют чистый свет;

Их мысли отгоняют шторм;
В их глубине — исток всех форм;

Такой к бесчестью глух и слеп:
Не делит ангел с бесом хлеб.

Он не найдёт уютный грот
Иль дом, сокрыт в который вход,

Но Справедливость каждый день
К нему идёт вздремнуть под сень.

Езидская погребальная молитва

Люди знающие, знающие,
Пусть встанут и расскажут о смерти.
Пусть приходят знающие, знающие люди!
Пусть думают над этими объяснениями,
Пусть раскроют Тайну Смерти.
Это Тайна, что убивает меня сейчас.

Однажды Он создал мои руки, голову, ноги и тело,
Сказав: «О бедный сын человеческий, встань и живи!»
Эта Тайна сошла сверху, она сотворила мою судьбу.
Я поселился в Океане Истины;
Я оставался там девять месяцев.
По поручению с Небес, по повелению,
Был удалён я из этого Океана.

О Господь, Ты сделал нас счастливыми и процветающими.
О Господь, Ты нас благословил:
Пред днём нашей смерти,
О Господь, нам больше не нужно терпеть.
Ты дал нам золото и имущество,
Нам достаточно получать и отдавать до самой смерти.
Так давай, о бедняга,
Исследуй пути Истины —
И запутаешься пред своим именем и воспоминаниями.

Меня увели из большого дома.
Повели меня в сторону кладбища,
Меня положили в землю гробницы,
И кто-то плакал по этому юноше,
Исчезнувшему с лика земли.
Когда они роют могилу,
С востока на запад
Нет никого, кто не пил бы этого вина.
Они запечатали гробницу грязью,
Они торопливо засыпали меня землёю,
Поставили два надгробия со словами: «Свершилось».
Пожалуйста, возвысьте голос,
Помолитесь за меня погребальными молитвами,
Произнесите надо мною имена Господа и Мелек Тауса.

Два существа подошли ко мне, наделав много шума —
Один глухой, другой немой.
Они вопрошают о жизни моей и временах моих.
Боюсь глухого:
У него булава о семи десятках шипов,
Он приходит ко мне трижды в день.
Боюсь немого:
У него булава, и семьдесят слуг с ним.
Он тот, кто стал испытателем моей души.

Эти двое пришли ко мне и задают мне вопросы.
Их орудия — размером с Престол.
«О бедный сын человеческий, что ты за человек, каков ты?
О сын человеческий, мы не злы.
Мы — верные слуги Всемогущего.
Мы не мучаем людей, творящих добро».
Эти двое подошли ко мне с огромными, как чаши, глазами.
Пальцы их подобны воловьим рогам,
Ногти их похожи на косы.
Я сказал им: «Сотни раз счастлива душа без греха, без порока, без ошибки».

Когда они явились и подошли,
Они произнесли речь.
Они были весьма сведущи,
И знание их было решающим!
Двое суровых привели меня к подножию моста Сират,
Это было место, где ходатайствует Господь.
Ходатайство сие таково:
С одной стороны моста Сират — Рай,
С другой — Тьма,
С третьей — Ад.
Друзья и Брат по Загробной Жизни,
Помогите своему грешному Брату!

Мы несовершенны, лишь Бог — совершенство.

Шлока о Мантре Бесстрашия

Из Парамешвара-агамы (10.90)

नास्ति ज्ञानात् परं मित्रं न भक्तेः साधनं परम्।
न शैवादधिको मर्त्यो मन्त्रः पञ्चाक्षरः परः॥

Нет подруги нужней Знанья;
Верен будь — и обрящешь суть;
Лучше прочих — слуга Шивы;
Пять Слогов же — сильней богов.

Ода Слугам Фонтана Таинственного Света

Пер. из английского ритуала

Здесь, в этих мрачных залах, погребён
В глубоких тёмных недрах под землёй,
Где луч не падал с девственных времён,
И всё сковал неистовый покой,

Далёко под прибежищем людей
(Столь ярок свет дневной — его исток!)
От глаз профанов скрыт до наших дней,
Горит сиянья чистого росток —

Алора дар — с поры, когда Нимрод,
Древнейший царь, могучий зверолов,
Герой и бог огня, среди высот
Зажёг сей Совершенный Свет Миров,

И Патриархам Истины завет
Священный дал гонец его, Ахан, —
В пещерах скрыть сей лучезарный свет,
В которых не найдёт его профан.

Да будет так; — сей свет не распростёрт
Профанам, нечестивцам и глупцам,
Но в сердце наших Братьев и Сестёр
Он, воссияв, да воцарится сам;

И до конца веков лишь мы одни,
О Патриархи Истины, до дна
Служить ему клянёмся, как в те дни,
Когда Земля была ещё юна.

Кришнакарнамрита

Переложение гимна Лилашуки Билвамангалы

  1. Слава святому, почтенному Гуру, подобному Камню Желаний,
    Господу слава с павлиньим пером, Чьи стопы исполняют надежды.
    Словно Богиня, Чьё счастье — в сияние ногтей на стопах этих нежных,
    Новую прелесть находит Джаяшри в спонтанных супружеских ласках.
  2. Он — совершенный объект созерцаний, Которому юность присуща.
    Он неподвижен в блаженстве от флейтовых звуков, чарующих гопи,
    С коих готовы сорваться одежды, когда б они в них не вцепились.
    Он наделяет любовью всех преданных, ибо Он щедрый из щедрых.
  3. Мы темноликому Господу служим, Который на бреге Ямуны
    Ищет лукавого взгляда Возлюбленной средь озорных Её спутниц,
    Дабы сразить Её стрелами взглядов любовных, танцующих страстно.
    Он поливает Царицу любовью и делает сладость доступной.
  4. Пусть этот свет озаряет сердца наши обликом юного Бога!
    В кудрях павлинье перо, в лике сладость, нектар в переливчивых песнях.
    Господу служат пасту́шки, чьи груди цветочным бутонам подобны.
    Он поражает любовью к Единственной средь их бессчётного сонма.
  5. Пусть этот свет, необъятный и лотосоликий, с улыбкою сладкой,
    С лотосом глаз, с нежным локоном, с дивным пером молодого павлина,
    Сердце моё озаряет навек, что желает владеть вожделенным,
    Жгущим, как яд, и связующим сердце заветными узами рабства.
  6. Пусть же лицо Его — лотос, наполненный мёдом звучания флейты,
    С нежностью юных ланит, что подобны сапфирным зерцалам, со взором
    Полуприкрытых очей лучезарных, подобных цветочным бутонам, —
    В озере чистом ума моего расцветает от века до века.
  7. Пусть хоть крупица прекрасного Господа, Что восхвалений превыше,
    Луноподобного ликом изящного Юноши в сладком тумане
    Звуков божественной флейты, услады извечной для всякого уха,
    Речи мои наполняет, в слова проливаясь сладчайшим нектаром!
  8. Слава живительной силе речей моих — Господу с лотосным ликом
    (Коего кудри украшены лучшими перьями гордых павлинов),
    Томным от вечно взрастающих в ласковом сердце любовных волнений
    И подведённым искусно сурьмою пастушек в лесах Вриндавана.
  9. Сердце моё — вместе с Господом, Что утоляет желания гопи;
    Что возбуждает умы их звучанием флейты в прекрасных ладонях;
    Коего стопы нежнее цветов, а уста двум бутонам подобны;
    Коего руки умаслили мазью с грудей полногрудые гопи.
  10. Мы принимаем прибежище у всемогущего Господа Кришны,
    Что посреди Вриндавана, в заветном лесу полноводной Ямуны,
    Вечно омыт колдовскими потоками взглядов прекраснейших гопи —
    Взглядов, родящих желанья любовные в юношей сердце и чреслах.
  11. Пусть же войдёт в моё сердце ярчайший источник небесного света —
    Отрок, Что ведает сердце прекрасных, чарующих дев Вриндавана,
    Отрок, Чьих трепет очей беспокойных, являющих непостоянство,
    Вмиг выдаёт и взаимность в желанье пойти на любовную жертву!
  12. Пусть же у лотосных Кришны ступней будет в вечном блаженстве сознанье,
    Кои являются домом богинь процветанья в мирах и вселенных,
    Кои, прекраснее множества лотосов, дарят бесстрашие верным
    (Гопи подобным, что ночью отправились в лес на служение Кришне).
  13. Пусть же сей Юноша, жизней Господь, затопляет сердца наши взором,
    Что озаряет любовью к Шри Радхе, являясь дворцом изобилья;
    Что с каждым часом прекраснее; Что каждый миг наполняется страстью,
    В очарованье становится всё привлекательней с каждым мгновеньем.
  14. Пусть сей блаженства поток луноликий, украшенный мягкой улыбкой,
    Юноше телом подобный, дарящий прохладу и в ярких одеждах,
    Что истекает волнами любовного зелья из недр океана,
    Ум затопляет мой вечно, его окуная в блаженную сладость.
  15. Пусть же сей свет, все миры озаряющий, радостью сердце наполнит —
    Стоп Его лотосных прикосновеньем смягчённое преданных сердце,
    Чистыми чувствами ясного лика прекрасного Господа Кришны
    И мелодичными звуками флейты, текущими в уши Шри Радхи.
  16. Я преклоняю колена к стопам сладкозвукого Господа Кришны,
    Чьи из бесценных металлов ножные браслеты звенят мелодично,
    Стоп отпечатки на глине прибрежной, полны удивительных знаков,
    Светом небесных огней освещают дорожки в лесах Вриндавана.
  17. Пусть же чарующий звон драгоценных браслетов Любовника Радхи,
    Что затмевает любовные песни красавиц-лебёдок Ямуны,
    В заводях, лотосами расцветающих, прячущих гибкие станы,
    В сердце моём зазвучит благозвучной, чарующей песнею Кришны.
  18. Пусть же подобные Солнцу восходному очи, отзывчиво-нежны;
    Пусть же мурашки от полных грудей совершенной Богини Удачи;
    Пусть звуки флейты, что разум пленяют; нектарные, сладкие губы, —
    Пусть они все покоряют мой ум, опьяняя его ликованьем.
  19. Пусть состояние Кришны, что нынче как Отрок, Чей облик прекрасен,
    Что с каждым часом на флейте играет всё лучше и слаще, чем прежде,
    Что лобызает, прикрыв свои очи, лицо разомлевшее Радхи, —
    Пусть же Его состояние это в моём проявляется сердце.
  20. Он и Она поднимаются с ложа любовного в звоне браслетов.
    Волосы их расплелись от истомы, павлиновы перья опали.
    Кришна хватает златые одежды, пытаясь отнять у Любимой,
    Та же их тянет к Себе. Пусть же эта картина не гаснет пред взором!
  21. Господа видим мы, Что, притворяясь уснувшим, очей не разъемлет,
    Слушая шёпоты дев Вриндавана — усладу для мыслей и слуха.
    Чуть улыбнётся, не в силах сдержаться: уста наполняет улыбка,
    Волны мурашек по телу вздымает любовная Господа сила.
  22. Будем и дальше мы с Господом Кришной, в Чьём сердце останется вечно
    Грудь юной Девушки, что украшают узоры побегов и листьев.
    Или, возможно, отправимся в лес за цветами. Никто не достоин
    Наших молитв, кроме Той, Чьи движенья пленили Хранителя Враджи.
  23. О, суждено ли увидеть мне вновь вечно юного Господа Кришну,
    Князя средь тех, чьи исполнены образы сладкой, чарующей негой,
    Что извлекает нектару подобные звуки из мраморной флейты,
    Щедро насыщенные многозвучием нежных любовных мелодий?
  24. О, освежит ли прохладою наши уста, и ладони, и очи
    Юноша этот с пером молодого красавца-павлина в короне
    Любящим ликом Своим, что подобен луне, озаряющей чащу?
    Скоро ль увижу Его, Чья улыбка струится потоками мёда?
  25. О Луноликий! О Кришна! Прошу, охлади мои очи скорее,
    Бросив на них свой окрашенный милостью взор, наделённый блаженством,
    Что наполняет живительной силой бессчётные сонмы вселенных
    И изумляет бессмертных и смертных своей неземной красотою!

Глубже в никуда…

(Jarosław Mikołaj Skoczeń)

 

Глубже в никуда

Взорван мозг

На много ответов заранее

Отлитых пулями

Застрявших дробью в головах

Тех, кто имеет смелость подумать

Склоняю голову

Отдаю честь

Набираюсь смелости

Вам не уничтожить, черт возьми,

Наше будущее

Газель №282 (Вино я пить, как прежде, снова буду…)

Из Хаджу Кермани
(Вольный перевод с персидского)

Вино я пить, как прежде, снова буду.
Своё под лютню петь я слово буду.

Вновь пламень в сердце воду одолел,
И я искать к решенью повод буду.

Пускать я снова за глоток вина
По ветру свой халат дешёвый буду.

В трактире для приятелей своих
Воспламенять я сердце кровью буду.

Опять искать свидания с тобой
И избегать я мудрых зовов буду.

Глядеть, как поднимается потоп,
Сметая с сердца все покровы, буду.

Я буду пить, как прежде, до утра,
Звать в гости солнца луч багровый буду.

Раскаиваться, что и спал, и ел,
Поспавши и поевши плова, буду,

И прозвище Трактирного Хаджу
Оправдывать всегда готов — и буду!

Воистину священен всякий говор…

Из Хусейна ибн Мансура аль-Халладжа
(Вольный перевод с арабского)

Воистину священен всякий говор
И каждый глас, что Истину поёт.

Да, Чистой Правдой Истина зовётся:
Спасён, кто облик Правды узнаёт.

Глядишь на Правду — Истина ответит,
И время всяким говорам своё.

Коль Истина зовётся Чистой Правдой,
То что с людьми, что не найдут её?

В какой земле бы не было Тебя…

Из Хусейна ибн Мансура аль-Халладжа
(Вольный перевод с арабского)

В какой земле бы не было Тебя,
Коль мнят, что в небесах сокрылся Ты?
Ты видишь, как в Тебя они глядят,
Тебя не видя из-за слепоты.

Аллах! какой бы день ни расцветал…

Из Хусейна ибн Мансура аль-Халладжа
(Вольный перевод с арабского)

Аллах! какой бы день ни расцветал,
Ты сердце мне любовью согревал.

Я никогда не говорил с людьми,
Чтоб из меня им Ты не отвечал.

Ни весел не был Ты, ни огорчён,
Но в сердце с каждым чувством пребывал.

Я воду пил, не жаждою томим,
Но потому, что Ты ручьём журчал.

Хоть на руках, хоть припадая ниц,
Когда б я мог, к тебе бы прибежал…

Дитя, коль ты решил мне спеть, так пой,
Прости, что я жестокосердым стал.

Религия людская — для людей,
Мою же — для меня Ты подыскал.

Равны друг другу все людские души…

Из Абу-ль-Аля аль-Маарри
(Вольный перевод с арабского)

Равны друг другу все людские души
По части заключённого в них зла,
И угнетенье праведной голубки
Не лучше угнетения орла.

Конь скачет под тобою по простору…

Из Абу-ль-Аля аль-Маарри
(Вольный перевод с арабского)

Конь скачет под тобою по простору,
И под луною конь тебя несёт.
Ты бережёшь коня — ведь он так дорог…
А кто голубку от беды спасёт?

Если родина в каждом селенье — тюрьма…

Из Абу-ль-Аля аль-Маарри
(Вольный перевод с арабского)

Если родина в каждом селенье — тюрьма,
То могилы людей — не иначе, твердыни.

Наша бренная жизнь — вереница невзгод:
Сколько грязь ни смывай — сохранится доныне.

Есть деревья, чьи корни погибли навек,
И не стало ветвей, чтоб укрыли пустыню.

Назад Предыдущие записи