Лалангамена

Караван

11 Фев 2018 Нет комментариев

автор: Алина Лавандарубрика: Проза Tags: Алина Лаванда

Далеко в пустыне шли люди, они были верхом на верблюдах, на них была закрытая одежда, так как в пустыне был сильный ветер, поэтому тело и даже половину лица закрывали, чтобы песок не проникал им в глаза.
Караван двигался медленно, не торопясь и даже не суетясь, к себе домой. И вдруг поднялся и обрушился сильный ветер с такой силой, что даже сдувал одежду и вещи с людей, и продолжалось это около часа, затем ветер утих.
Перед ними появилась девушка из песка, и была она одета в восточную одежду, тоже из песочного материала, и танцевала арабский танец, она кружилась, даже верблюды остановились, а люди смотрели сверху с верблюжьих горбов на девушку, как она танцевала, что даже вселенная смотрела на неё и танцевала с нею, и звёзды глядели и мерцали, и мигали ей, и падали с небес. Так продолжалось очень долго, затем девушка растворилась в песке, а люди отправились дальше своей дорогой к себе домой.

Родственные души

09 Фев 2018 Нет комментариев

автор: Алина Лавандарубрика: Проза Tags: Алина Лаванда

Звёздная ночь

31 Янв 2018 Нет комментариев

автор: Алина Лавандарубрика: Проза Tags: Алина Лаванда

Альбатрос Леки

26 Янв 2018 Нет комментариев

автор: Алина Лавандарубрика: Проза Tags: Алина Лаванда

Глава 1

По небу летел альбатрос по имени Леки в поисках одного острова под названием Еланда, на котором ни разу не был, а только слышал от своих сородичей.
Летел Леки примерно два часа, а то и больше, так что даже сбился с пути и стал теряться и блуждать. Он был таким уставшим от долгой дороги, что даже крылья стали отказывать в полёте, и не знал, что делать, и как быть дальше.
Когда летел, перед его глазами не было никого. Было примерно десять минут с того момента, когда он сбился, пока он долго летел в сторону острова Еланда. Ну, ему ничего не оставалось, как дальше лететь в надежде, вдруг кто-то попадётся и подскажет, как долететь до острова.
Прошло двадцать минут, а Леки был всё ещё в небе. Вдруг навстречу ему полетела чайка, и он стал ей махать крыльями, и птица откликнулась, и Леки стал спрашивать, где находится остров Еланда, на что ему собеседница подсказала, как надо добраться до острова, который Леки так искал.
Он послушался и долетел до острова очень быстро и спокойно.

Глава 2

Прилёт Леки на остров Еланда было чудом, так как мало кто из чаек и альбатросов был в таком красивом и удивительном месте, он недавно только прилетел, и только редкие сородичи могли попасть на такую чудную землю.
Новый остров для альбатроса была просто раем, там было много удивительных, красивых и экзотических мест, суша, на которой поселился Леки, доступна была только чайкам и альбатросам — больше на Еланда никто не мог попасть, — даже не все, а только избранные.
Земля, на которой поселился Леки, была окружена посаженными деревьями, пальмами и другими экзотическими растениями. Альбатросу новое место напоминало Индию, когда-то он туда летал, и тоже кругом стояли Божественные статуи в виде памятников, архитектур, и кругом фонтаны в виде Ганеши, Будды и других Индийских Богов.
Целью для Леки было не только посещение экзотического острова, а ещё почувствовать себя свободным от других альбатросов, которые жили с ним на старом месте, откуда птица прилетела и больше не хотела возвращаться, и даже желания и смысла возвращения обратно не было, так как Леки находился в Раю.
Каждый день Леки то и делал, что летал, и встречал восходы, и провожал закаты, там очень красиво садилось солнце, и был в полёте до самой ночи, пока не устанет.
Спал наш альбатрос по четыре часа в сутки ночью, но мог чуть-чуть побольше, но были такие моменты, совсем редкие, что позволяло чувствовать от сна бодрым и жизнерадостным. Ему нравились полёты, и больше всего на свете он любил только их. Да, Леки любил летать, а также любил водоёмы, как и все чайки, бакланы и альбатросы, в восторге был от морей, океанов и больших рек, нравилось ещё нырять с головой за рыбой и обратно выныривать.
Наш герой только и делал, что всю жизнь путешествовал, был в Австралии, на берегах Южной Америки, а также в Индии и даже в Антарктиде, где успел даже подружиться с пингвинами. Можно сказать, что Леки облетел весь земной шар, так же кормился там хлебом, когда кормили Леки и других чаек, а также других птиц — лебедей и уток.
Оказавшись на новом месте, наш герой быстро адаптировался к среде, знал, где можно добыть рыбу, мидии, креветки, а ещё только и посещал красивые места острова и никак не хотел улететь, Леки жил там уже неделю.

Глава 3

Прожив неделю, а то и больше, на новом месте, птица безумно полюбила этот клочок земли.
Альбатрос за это время успел познакомиться со всеми жителями острова, на котором был впервые за пять лет.
Леки был очень дружелюбным, хоть на старом месте его не очень любили, потому что он чересчур обожал свободу и практически всегда из-за своей вольности был один, позже альбатроса выгнали со стаи, и он стал изгоем.
Леки отделился тогда от всех альбатросов и стал жить своею жизнью. И тогда птица научилась получать от жизни удовольствие и не зависела ни от кого, а был представлена только сама себе. Каждый день он только путешествовал по разным странам и там сумел найти себе друзей, и они всячески рассказывали про остров Еланда, и говорили они Леки, что «туда, на этот остров, улетают только избранные, а ты один из них, кто заслужил такую дивную землю», на что наш герой через какое-то время прислушался к своим товарищам, и стал альбатрос жить на том острове.
Больше Леки не хотелось никуда, а только было желание жить на Еланда.
В этом чудном месте под названием Еланда было экзотически красиво, а ещё, помимо красоты, там было очень много гор, и их омывали моря с таинственными пещерами с наскальными рисунками, а ещё кругом стояли пирамиды. Когда-то на этой территории, до нашей эры, до поселения альбатросов и чаек, жили люди, ещё во времена динозавров, но суша не была доступна тем существам.

Глава 4

Можно сказать, остров Еланда был единственным местом, на котором жили люди в Мезозойскую эру, но динозавры туда проникнуть не могли, за исключением диплодоков. Поселенцы построили там пирамиды и оставили за собой настенные и наскальные рисунки, а ещё столбы с Языческими Богами, так как верили в силу природы и почитали мощь космоса.
Помимо настенных рисунков, они на горах слепляли фигур в виде мамонтов и своим Богам, которым поклонялись, но потом людей там не осталось, они умерли, но от них в пещерах остались черепа, также много было золотых слитков и драгоценных камней.
Вот такой был удивительный остров, на котором поселился альбатрос Леки. Когда летала птица и когда видела всё это, у неё было много вопросов. Как и когда возник остров Еланда? У нашего героя была масса вопросов, и когда она спрашивал у жителей, то одни пожимали плечами, вторые высказывали какие-то предположения, но не точные, а третьи — какие-то байки. Что возмущало Леки — что мало кто знает о возникновении этого маленького, но красивого и уютного клочка, на котором он недавно только поселился.
Как-то раз Леки много летал по острову и решил отправиться в сторону гор, а также пещер. Все эти объекты вызывали у него чувство удивления: что там, в подземелье? И откуда птица видит в них большие черепа, слитки золота и много драгоценных камней?
Друзья Леки с радостью делились об этом острове и рассказывали, что здесь действительно жили люди во времена динозавров.
И не знал альбатрос ответа, как вышло, что большие кости остались от тех поселенцев, и хотел изучить теорию исчезновения цивилизации, которая была до альбатросов и чаек.
Леки был очень продвинутым и наделён глубоким созданием. Птица относилась у себя на родине к королевской семье всех альбатросов, родители у него были чистокровными, но про них он никому не рассказывал, так как мама с отцом отказались от него ещё в раннем возрасте, и пришлось ему быть одному.
Этот факт нисколько не мешал Леки изучать остров, на котором он недавно послился и уже жил. Леки то и делал что читал настенные записи, а ещё разглядывал наскальные рисунки, и было ему всё любопытно.
К вечеру птица присела на песок отдохнуть у моря.

Глава 5

Вскоре прилетел на тот старый берег, где сидел Леки чуть дальше, другой альбатрос. По внешним признакам он имел солидную и приятную наружность и при этом достаточно зрелый возраст для такой птицы, а также был сильно мудр. За плечами оставил большой жизненный опыт. Его натура сильно заинтересовала молодого альбатроса. Леки не имел столько житейского опыта, сколько было у птицы, которая была его намного старше.
Они сидели и перемещались друг от друга по берегу моря очень долго. Леки сидел, а потом чуть-чуть ходил, затем подлетал к морю и возвращался обратно, на то самое место, старый альбатрос только стоял и смотрел куда-то в сторону. Две птицы устали так сильно от безмолвия, что прошло ещё немного времени, и они подружились, стали знакомиться.
Леки стал рассказывать о себе, как попал на новый остров, на котором находился, и чьим советом последовал, и когда прилетел на эту территорию, и что видел на новом клочке земли.
Понемногу старый альбатрос тоже стал рассказывать о себе. Как оказалась, они оба прилетели с одно и того же места. Позже выяснили, что они были земляками, но просто родились и прилетели в разное время.
За это время, пока не прилетел Леки, его новый товарищ много изучил и много прочитал про Еланда.

Глава 6

Два альбатроса полетели вместе. Старая птица полетела показывать и рассказывать об острове юному Леки.
Взрослый в полёте стал спрашивать: «Что ты хочешь, чтобы я тебе сегодня показал и рассказал?» На что Леки ответил: «Хочу увидеть ту пещеру, где много костей большого размера, для меня эта загадка. Как так? Когда летал по городам и странам, видел людей, но современные намного меньше древних?! И ещё много вопросов: как так случилось, что цивилизации не стало?»
На что старый альбатрос промолчал и ответил: «Леки, давай дождёмся, когда прилетим, тогда обо всём поведаю и передам тебе знания».
Наконец они увидели пещеру и около неё сели отдохнуть от долгого полёта.

Глава 7

«Ну давай, Леки, — сказал пожилой альбатрос, — тебе, наконец, расскажу, что случилось с цивилизаций когда-то давно».
На что молодой скиталец моря утвердительно кивнул головой.
«Так вот, когда-то на острове Еланда действительно жили люди, во времена динозавров. Тебе про это рассказывали до меня немного, но я тебе расскажу и освящу эту тему полностью. Вот слушай, когда на планете менялся климат, и гигантские ящеры исчезли, то остров стал уходить под воду, и люди там не выжили и погибли. Просто поднялись огромные волны размером с десятиэтажный дом, а их тела рассыпались на кости. Помимо наводнений, случилось вулканическое извержение и уничтожило цивилизацию окончательно».
История так потрясла Леки! И стал он спрашивать: «А вам не жалко, что исчезла та цивилизация?»
На что старый скиталец моря ответил: «А что их жалеть? У них просто закончился свой век, вот они и исчезли, а теперь наступила наше время, даже самое лучшее на свете, так что наслаждайся этой жизнью и сильно не грузись, а просто прими факт, как есть, что этих людей не стало, так же, как и динозавров».
Старый альбатрос пригласил Леки, сказав ему: «Пошли, покажу сегодня тебе пещеру».

Глава 8

Когда Леки со своим товарищем зашёл в пещеру, то был удивлён красотой и таинственностью подземелья. И в нём больше интересного, чем на самом острове. Старый альбатрос стал говорить своему приятелю: «Я тебе обо всём поведал, когда мы сидели на траве. А теперь, Леки, смотри и наслаждайся этим местом. Просто своими глазами наблюдай, а если возникнут вопросы — задавай! Отвечу!»
Леки кивнул, но всё молчал, потому что сам уже понял многое, когда видел все рисунки, непонятные записи, оставшиеся от древних людей. Молодой скиталец думал про себя, усмехаясь: «Надо же так написать, прямо иероглифы. Всё равно, так интересно, не зря сюда прилетел и тут живу, не просто же, наверное, избранная птица, для чего-то мне это место досталось».
По сути, молодой альбатрос стал про себя думать: «Да, умер только телом, а моя душа жива. Да, наша плоть — всего лишь формальность, а душа всегда жива, несмотря на смерть, — это крутилось в мыслях у Леки, когда он ходил по пещере. — По сути, старого моего друга тоже не стало на свете, а живёт уже столько лет на таком острове и наслаждается жизнью».

Глава 9

Леки со своим другом обошёл всю пещеру. Когда птицы вышли из подземелья, то сели на траву отдохнуть от тяжёлой, но интересной прогулки.
Молодой скиталец так устал вместе со своим товарищем, что у него лапы и крылья слегка отказывали.
Леки утомляющем голосом стал говорить своему другу: «Как же утомился я от ходьбы в пещере! Да, конечно, прогулка была невероятна и весьма интересна, но заняла весь день». Старый альбатрос ему ответил: «Ничего страшного, я тоже устал, но зато мы столько с тобой сегодня увидели. Могу сказать тебе по секрету, я очень редко бываю здесь, но твой прилёт на Еланда позволил больше узнать о том месте, где мы вместе недавно ходили. Ну, ничего, Леки, теперь ты можешь расслабиться».
Молодой скиталец сел на землю и полностью вырубился от тяжёлого дня, а затем погрузился в себя и заснул.
Во сне ему привиделось, как будто он летит и превращается в человека, а затем опять в птицу. Он перемещался, как наяву, с одной скалы на другую. Был в людском теле с большими белыми крыльями и с длинными тёмными волосами. Видел всё Леки, пока крепко спал, о потом очнулся совсем отдохнувшим.

Глава 10

Когда Леки очнулся, немного зевая, посмотрел на товарища, который спал ещё недалеко от него. Уже было утро. Даже солнце было в зените, и еле-еле виднелась луна белого цвета, как обычно бывает после ночи.
Старый альбатрос чуть-чуть стал открывать глаза от глубокого сна, взглянул на Леки и сказал ему, назвав его по имени: «С добрым утром», — и тот ему ответил тем же. Потом скиталец постарше перевёл взгляд на горы, пещеры и море. И проговорил про себя: «Как хорошо сегодня спалось, так давно ещё крепко не дремал».
Затем подошёл к Леки спросил: «Ну, как прошла эта ночь?» — на что молодой скиталец ответил: «Замечательно, такой сон удивительный был, как будто стал человеком с крыльями и летал, пока не пробудился».
«Да? А я ничего не видел, — ответил старый скиталец, — но крепко спал всю ночь. Мне редко что-то снится в последнее время. Вот когда был молодой птицей, то видел сны. Один даже чем-то был схожи с твоим. Помню, вырубился напрочь от очень сложного дня, и тут закрыл глаза и вижу: стал покрываться человеческим телом, а также на спине стали вырастать большие белые крылья. Потом летал по небу и видел над облаками больших пегасов, а по земле гуляли единороги, так красиво это было, вдруг просыпаюсь — а это всего лишь красивый сон».
Леки удивился: «Ну, мне снилось, что по скалам летал вверх-вниз, и так всю ночь, — сказал наш главный герой. — Иногда думаю, — говорит молодая птица, — что ночью, когда спишь, увидеть можно всё что угодно». «Да, я тоже так считаю», — ответил старый морской скиталец.

Глава 11

После обсуждения снов альбатросы стали решать, что они будут делать этим днём. Была два варианта: один из них — посвятить целый день полётам, второй — открытие какого-нибудь таинственного места, куда Леки ещё не летал.
Разница была лишь в том, что у молодого альбатроса было намного больше возможностей изучить остров Еланда только потому, что был ещё в молодом возрасте, в отличие от своего товарища, который старше годами.
Старый морской скиталец мог в любое время, со дня на день, уйти из жизни, потому что был весьма стар. И вообще не тратить своё время на Леки. Сказать: «Извини, у меня нет здоровья, чтобы тратить время на тебя». И смело ему заявить: «Ты молод и сам в состоянии всё делать», — но пожилая птица не могла себе позволить такой поступок. Не хотела бросить в одиночестве неопытного молодого товарища.
Ведь старый скиталец должен же был поделится знаниями, а также стать лучшим другом для Леки на острове Еланда.
Старый альбатрос стал немного раздражаться на Леки и сказал ему: «Да уж, зря трачу время своё, мы только сидим вот сейчас и только болтаем, можно сказать, пустословим».
Через минуту пожилой буревестник вздохнул и успокоился. Предложил: «Леки, давай сегодня весь день посвятим полётам? Вчера так устали, а таинственные места посмотрим в другие дни?»
На что молодой скиталец ответил утвердительно, так: «Хочу, чтобы сегодня посвятили воздушным путешествиям».
Целый день они только летали на острове Еланда. Ну, иногда останавливались передохнуть. Кружились около гор, пещер и вокруг океана.
Через некоторое время старый скиталец, летая с Леки над водой, предложил нырнуть. На что молодой альбатрос ответил: «Давай!» Они вместе подлетели к океану и очутились на глубине, и снова вниз. Так провели весь день: купались, летали до самого вечера. Альбатросы наполнились радостными эмоциями после длительного запланированного мероприятия.

Глава 12

Когда стемнело, птицам захотелось сесть высоко на скалы.
Молодой скиталец спросил у своего товарища: «Ну, как полёт?»
На что друг-буревестник ответил: «Отлично, давно не летал именно так — здорово, в последние годы всё не получалось. Слушай, Леки, я с тобой столько много открытий сделал, даже больше, чем из книг и всех вместе взятых источников. Да, хоть и было сегодня раздражение на тебя, но за это прости».
«Хорошо, — ответил Леки, — ну, я не держу на тебя зла совсем, ты же мне лучший друг, когда прилетел на остров Еланда, могу сказать, такого замечательного товарища, как ты, ещё не встречал. Даже, думаю, прямо моё отражение в зеркале».
«Да? — ответил старый буревестник. — Я тоже заметил: прямо моя тень. Могу обосновать: земляки, прилетели на один и тот же остров, и снились похожие сны, там у нас были крылья, и мы летали. Правда, у меня давно это являлось, а тебе — сегодня ночью».
Общались буревестники весь вечер, при этом успели поужинать рыбой, а затем умыться в океане.

Глава 13

Эту ночь птицам захотелось провести ночь там, куда они прилетели, на высоких скалах.
Леки сказал своему другу: «Приятных сновидений» «Благодарю! — ответил старый скиталец. — Дорогой товарищ, тебе тоже желаю прекрасной ночи!» И оба, закрыв глаза, вырубились напрочь.
На этот раз ночью, когда наш главный герой уснул, ему приснился похожий сон, такой, который недавно видел. Правда, чем-то и отличался: если в одном видел, как летал по скалам, то во втором — немного с другим смыслом. Может, такие явные видел из-за острова Еланда, — что-то было, но Леки не мог это даже самому себе объяснить: почему видит такие видения?
Когда он закрыл глаза, ему снилось, что он летит птицей, мгновенно превращаясь в человека, и тело облачается белыми крыльями, а волосы — очень длинные, тёмного цвета.
Паря в воздухе, видит совсем другой пейзаж, как будто попал на другую планету. Небо было фиолетовым, а поверхности — сиреневыми, и облака белого цвета. Кругом ходили единороги, а по небу летали пегасы.
Леки подлетает к коню с крыльями и просит, чтобы тот его прокатил, на что лошадь соглашается. Наш герой, летя верхом, увидел все окрестности, планета для него казалась слишком красивой. Видел кругом водопады, чудные леса.
Потом, постепенно, Леки пробуждается от утреннего света, а когда проснулся — то понял, что опять попал в красивый сон.

Глава 14

Леки проснулся и посмотрел вокруг, было уже светло, но его товарищ всё ещё спал.
Молодой скиталец взглянул на небо, а потом перевёл глаза вниз.
Позже эту ночь буревестники договорились спать на скалах. Они разместились очень высоко. Когда Леки посмотрел и увидел, где эту ночь переночевал со своим товарищем, нашего героя немного одолел испуг, но одновременно он думал про себя: «Вот здорово, что остановились эту ночь здесь, а не где-то. Ну, главное — всё видно: океан, леса, пещеры и всё, что вокруг».
У Леки стали появляться мысли, что он хочет побыть один. И хочет сказать об этом старому другу, но крутилось в голове, как сделать это аккуратно, чтобы не обидеть.
Молодой буревестник подлетел к товарищу. Спросил: «Слушай, мне так хочется сегодня провести день отдельно, просто полетать одному. Могу я отлучится? Не обидишься?»
Старый скиталец, немного зевая, ответил: «Нет, абсолютно не держу зла — лети».

Глава 15

Когда Леки был в полёте, он немного стал скучать по старому товарищу. В мыслях у него крутилось: «Как здорово, что я повстречал такого замечательного друга». Хоть и понадобилось на день отлучится нашему главному герою, но всё равно он был под впечатлением он старого буревестника, который стал за это время для него лучшим товарищем на Земле. «Может, мы с ним родственные души? Так много общего: земляки, и также похожие сны… Когда смотришь на своего товарища — словно моё отражение в воде», — это весь полёт занимало мысли Леки».
Прошло время, молодой буревестник в воздухе стал уставать и приземлился на берегу океана.
Птица отдыхала в уединении с самим собой. «Наконец, — думал Леки, — свобода, я могу побыть один от всех. На самом деле мы всегда одни, а другие — лишь наши иллюзии, и всё что мы делаем, нам только кажется».
На берегу океана было спокойно. День был солнечным, поэтому не было волн. Вода была кристально чистая и лазурного цвета, правда, немного дул ветер.
Леки решил чуть-чуть помедитировать и погрузился в транс. Снова он увидел на себе большие белые крылья и снова очутился в другом измерении — правда, новом. Как будто сидит на берегу, и там тоже был океан другого цвета. Вода была жёлтого цвета, а песок — синим, и солнце сияло. По небу летали большие красивые птицы, которых нет на Земле, а буревестник там был человеком, но Леки сам не знал, кто эти существа. Немного погодя наш герой очнулся. Он был так счастлив, что в медитации, как и во сне, исследовал неведомый мир снов.
И снова молодой буревестник отправился в воздушные путешествия.

Лав минус Крафт

23 Дек 2017 Нет комментариев

автор: Владимир Комароврубрика: Проза Tags: Владимир Комаров

Изучающий данную тематику уже озабочен о своем дальнейшем существовании в определенном состоянии и соответственно, в какой-то мере подготовился к восприятию демонстрируемых с предельной достоверностью неожиданных, откровенных и пугающих истин, что было бы важно в плане окончательной диагностики относительно его дальнейшего бытия на данном этапе эмпирически поддающегося анализу материального мира и окончательного решения о судьбе его никчемных, несуществующих, невероятных, непредсказуемых, непривлекательных, необязательных, непритязательных, погибельных, бесчеловечных вооруженных конфликтов

Проповедь

08 Ноя 2017 Нет комментариев

автор: Владимир Комароврубрика: Проза Tags: Владимир Комаров

Смысл утренней, так же как и вечерней проповеди, я всегда предпочитал извлекать из звука собственной мочи, когда она, пенясь о стены унитаза, выкидывала рулады, то ли намекающие на новое прелюбодеяние, то ли призывающие к смирению, то ли на какие-то непонятные в нашем мире подвиги, а может, просто благодарила меня за свободу, которую она и получала в эти секунды, расплескиваясь золотистым пенящимся фонтаном, готовым покорить вселенную и достичь тех вершин, которых достигают немногие, даже не осознавая собственного предначертания в пророчествах…

Приключения Маркуса в Аду

13 Окт 2017 Нет комментариев

автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar

Предисловие: День Святого Валентина

Черные коридоры Бездны между пропастей, скал и ущелий, извилистых троп, затопленных болотистых низин, склоны и кручи совершенно пустых холодных троп туманные и скользкие — с искаженной, ломаной энергетикой — Врата Ада Самаэля — для Владислава Цепеша много веков — были подобны родному дому — он почти не спал —он блуждал по этим дорогам и водил души туда и обратно. И сейчас возвращение к жизни земной не стало для него препятствием на путях новых странствий в Бездне. Ночью он вышел из тела и отправился в Ад. На пути между восьмыми и девятыми вратами — его внимание привлекла пещера — грот в скале. Он вспомнил, что там томился один из пленников — одна из душ, о которых он вечно забывал, не пытаясь разрешить их судьбу. В Аду было много заключенных и запертых — и Самаэль дал ему ключи, чтобы он на свое усмотрение мог вводить и выводить души через все Врата Его Ада.

Владислав вспомнил поговорку: «Если я попаду в Ад — то буду с вилами». Дал же Самаэль столь редкий дар за долгую и верную службу.

Итак, Владислав вошел в пещеру и увидел перед собой печальную картину. На гранитном алтаре был простерт мученик, он на вид был совершенно мертв — его кожа была бледно-синей, местами обглоданной до костей. Ему в горло впился огромный черный паук, который накрывал почти целиком его бледное обнаженное тело и, кажется, умер на нем.

Владислав подошел близко, снял с него паука, легкого, как пушинку, ибо паук был мертвый и сухой, как мумия — и пленник тяжело вздохнул и открыл глаза. Он попытался приподняться, но у него, кажется, не было силы. Дракула подал ему руку и помог встать с алтаря.

Он тут же бросился на колени, глядя на него умоляюще:

— Владислав, ты пришел за мною! Hoc erat in fatis. Horribile dictu. Самаэль наказал меня, вот уже почти два года я лежал, как мертвый в этом склепе. Паук высосал всю мою кровь, а в тело мое — слуги Самаэля запускали сущностей. Я не знал, что творилось с оболочкой, и оболочка не знала, где моя душа — это ведь так страшно — терять себя.

— Валентин, снова тот же вопрос: «Знаешь ли ты, за что был наказан?»

— Знаю, — прошептал пленник. — Duro flagello mens docetur rectius.

— Желаешь ли ты покаяться? — спросил Дракула лукаво.

— Calamitate doctus sum. Я готов на все, — ответил Валентин. — Если так будет угодно Самаэлю.

— Ты готов идти сейчас? — спросил Владислав.

— Я обессилен, прикажи накормить меня, — прошептал Валентин. — И я пойду. Ignavia est jacere dum possis surgere.

Тогда Владислав поднял с алтаря колокол.

В пещеру вошел Самаэль в черной короне и железных латах, ведя под руки душу грешника.

Самаэль бросил душу на землю, и Дракула толкнул Валентина к нему. Пленник немедленно прокусил горло грешнику своими стальными клыками и пил кровь, пока почти вся не вышла из тела.

Тогда Самаэль оттолкнул Валентина и посадил на пленника паука, который немедленно ожил и, пустив жало в свежие раны на горле — допил оставшуюся кровь.

Потом Самаэль щелкнул мертвыми костяшками, и демоны внесли в пещеру пучки сухого хвороста.

— Нет! — сказал Самаэль. — Не жгите на Девятых, несите на Третьи Врата и там внутренности — предайте огню, а скелет наполните гнилью и черной слизью и бросьте в ров перед Первыми Вратами Ада. Душу мы загубили. В теле — сущность. Не пройдет и полгода, как оболочка заживо сгниет.

Самаэль довольно улыбнулся, и Демоны вынесли обескровленную плоть.

— Кто был Хранителем? — спросил Дракула Самаэля.

— Сатан, — ответил Самаэль. — Предоставим по времени замену. Сильный был колдун.

— А я тогда кто? — тихо спросил Валентин. — Если вы меня почти два года здесь держали.

— Молчи, щенок, — гневно сказал Самаэль. — Я тоже из сонма Элохим, это ты забыл, когда хулил всея вокруг бездумно. De lingua stulta veniunt incommoda multa.

Валентин умоляюще сложил руки, и Самаэль слегка постучал косой по его спине:

— Hominem te esse memento. Поднимись, и служи верно.

Валентин поднялся, его кожа после расправы над душой колдуна порозовела и приобрела нормальный цвет, а рана на шее затянулась.

Самаэль сделал знак демонам, и они вынесли обескровленную душу и хворост.

Дракула подал Валентину шерстяную рясу, и они отправились в путь.

На святом Афоне в монастыре Филофей в своей сухой и теплой подземной келье, как прежде спал многовековым сном мертвый старец. Это был не скелет, а очень хорошо сохранившаяся мумия. Когда они с Валентином переступили порог кельи — старец приподнял голову, так словно уснул за чтением святого писания и только что проснулся. Валентин бросился на колени, и хотел было прижаться губами к костлявой сухой руке, но старец гневно зашипел и приказал исповедоваться. Тайны исповеди в монастыре Филофей веками оставались тайнами. Затем старец прочитал на греческом и старославянском разрешительную молитву во отпущение грехов — δεσις τῶν ἀμαρτιών — и затем коротко спросил: «Куда Царь Смерти Малах Ха-Мовет определил сию душу? В раю ему явно не место, а в чистилище надолго застрянет». «Обратно в Ад, — коротко ответил Дракула. — Служить своему Владыке». Старец криво усмехнулся и, наконец, позволил Валентину поцеловать его сухую руку, и затем вновь погрузился в глубокий сон.

Тогда они вышли из монастыря и, отойдя на полмили, очертив круг, прочитали несколько заклятий, после чего стояли снова на родных Тевтобургско-Шеольских Вратах Ада.

Затем они вернулись в Ад, и вышли в пещеру за Вторыми Вратами. Там стоял еще один гранитный алтарь. Валентин послушно сбросил рясу и лег на алтарь. По его телу прошла дрожь, когда Дракула взял в руки ланцет.

— Пытай, мучай — я все равно не отрекусь. Я покаялся, но я не отрекся, — тихо сказал Валентин.

— Я тебя заклинаю Именами שטן, Diabolus, מלך רע и מלך המות, что никто не требует от тебя отречения. Есть души, которым не место выше Ада. А в монастырь я тебя водил затем, чтобы ты своим покаянием загладил вины перед Сонмом, ведь Самаэль — тоже Элохим.

— За тобою Сила Самаэля, за тобою Его Воля, — прошептал Валентин. — Optima fide.

Дракула вновь провел ланцетом по его коже и резко вонзил во плоть и вырезал сердце. Валентин даже не вскрикнул. Владислав положил его теплое сердце на весы, а на другую чашу положил перо. Сердце уравновесило перо.

— Уже хорошо, — сказал Владислав, заворачивая сердце в черную ткань. — Я буду хранить твое сердце. Теперь я твой Сатан, слушай меня, я в ответе перед Владыками за каждую душу, что мне поручили.

Затем Дракула достал два кристалла — золотистый и черный и покрутил перед его глазами.

— Тебе какой? — спросил Дракула с улыбкой.

— Черный, — умоляюще прошептал Валентин. — Владислав, такие, как ты свободны и в раю и в аду — в своих деяниях. Ты когда-то построил много монастырей. Не у каждого столько заслуг перед небом. Я же считал себя проклятым и отверженным. Что ж! Ты сбросил с меня Печать Нечестивого. Но не терзай меня излишним светом. С черным кристаллом в груди — я принесу больше пользы Аду.

Тогда Владислав вложил в его грудь черный кристалл и смазал рану черной водой, что стояла поодаль в чаше. Рана немедленно затянулась.

Валентин встал с алтаря, склонил колени перед Дракулой:

— Ад видит и Ад знает, — тихо сказал он. — Что я клянусь в верности моему Сатану. Будь для меня тем, в кого я верил, и я исполню все возможное и невозможное, ради блага Ада и Моего Дьявола.

После этого Валентин поцеловал обе его руки. Владислав дал ему черное облачение и черные доспехи:

— Пока по поручениям полетаешь.

— Меня выпускали уже несколько раз за этот год. Самаэль оживлял и приказывал работать, а потом обратно — на алтарь под паука.

— Да, я помню. Самаэль тебя как — то приводил к достойному собранию. Ты рассказывал о себе. Ты был консулом в прошлое время.

— Да, я был консулом в Риме, в то время меня звали Marcus, — тихо сказал Валентин. — Forsan et haec olim meminisse juvabit.

После этого Валентин достал из — под рясы, что была на нем прежде — алую гвоздику.

— Я сорвал ее в саду возле монастыря — тихо сказал Валентин. — Знай, Владислав, что я дал тебе клятву, и я не отрекусь, все, что ты скажешь — исполню для тебя. Verum nobile debet esse stabile. Я верю в твое милосердие ко мне.

— Мне не дарили цветы на 23 февраля.

— Я подарил. И я тебя не разочарую — и в астрале и при встрече. Res, non verba.

Дракула обнял Валентина и даже поцеловал его:

— Храни верность своему Дьяволу.

— Dum spiro, spero, — тихо сказал Валентин. — Impavide progrediamur. Встретимся в Аду, и я буду служить тебе так, как прикажешь, мой Господин. Зови меня, и я буду исполнять. У меня не железное сердце и оно в твоих руках.

23.02.2017 г.

Часть I. Нашли друг друга

Ночью в Аду темно и холодно. Владислав Цепеш и Валентин шли между пятыми и шестыми вратами и, минув мрачную башню, опирающуюся основанием в гранитную скалу, вышли в узкий неприкрытый туннель, который вел в подземелье.

— Тебе хорошо было со мной ночью? — спросил Дракула.

— Владислав, любой сущности по-настоящему хорошо лишь со своим Господином. И так устроен Ад, что одни духи служат другим. А уж на что Господа используют своих рабов — на что хватит фантазии.

Дракула обернулся к нему. При свете факела ярко заблестели его золотые доспехи.

— Хорошо тебе в Архангельских доспехах? — весело спросил Дракула.

— На выбор Господина, — равнодушно ответил Маркус. — Какие Печати мне ставит Сатан — с такими и живу.

— Тебя не смущают эти Печати?

— Если Сатану было так угодно распорядиться моею душою. Главное, что мне сохранили — это сердце. Если бы ты вложил в него белый кристалл — сущности с белыми кристаллами служат свету — мне пришлось бы отречься… но тогда я не хочу и думать, чтобы было со мною, страдания были бы невыносимыми. Хоть от этого меня Сатан избавил.

Владислав обнял Маркуса за плечи и пристально посмотрел в его глаза:

—А какой кристалл у меня в сердце? Мы были близки — ты мог понять?

— У тебя на ауре Печать Моего Хозяина Сатана — причем Печать яркая и отчетливая. И ее сложно не видеть. У тебя чисто черный кристалл, как и у меня.

— Нужно быть, конечно, серьезными посвященными, чтобы понять, почему я в прежнее время жертвовал деньги в монастыри на Афон и не увидеть в этом ни преклонения перед светом, ни попыток угодить, а лишь уважение равного к равному. Вот это не понимают те, кто бездумно пытаются меня критиковать за общение с Высшими Светлыми.

— Сатан может общаться с кем угодно, — сказал Маркус. — Если Ему так угодно.

Я положил руку на бедро Маркуса и пристально посмотрел в его глаза:

— Тебе хорошо со мною?

— Мне сложно переоценить то, что ты делаешь для меня. Когда ты случайно, хотя я склонен видеть в этом изначальный план Сатана, попадаешь в оборот чужого колеса, со своими картами… со своей жизнью и тебя крутит из стороны в сторону, и ты не в состоянии управлять своей реальностью, только молишь Дьявола, чтобы твою сущность оставили в живых, а не погубили вместе с прочими в месиве из рассозданных душ и демонов-хранителей, обрывками энергией, которых заполнены рвы между Вратами Ада. И вдруг тебя замечают — что ты есть и что ты рад служить Дьяволу, если Дьявол прекратит тебя пытать и даст конструктивные установки.

— Ну да, когда остальных «деятелей», попавших под руку, Самаэль ест молча. Хотя за разговорами, конечно, вкуснее.

— И вдруг после пыток и мучений Самаэль с тебя снимает это проклятие, и ты начинаешь верить, что страдал не зря. И дальше стремишься лишь услужить Сатану. И это лучше, чем когда бездушный Шавайот, как рука божьего произвола, отнимает от твоего энергополя куски за кусками. И с тебя снимают Проклятие Шавайота. Тебя признают, как сущность, сбрасывают с тебя путы, и ты можешь действовать. Я не ожидал, что мне когда-нибудь выпадет честь работать с тобою, Владислав. Но коли выпала, то не спрашивай, что я чувствую — учись управлять мною на свое усмотрение.

— Каждая душа требует вложения энергии, чтобы задать ей алгоритм поведения. У тебя есть десятки своих алгоритмов — устоявшихся и ясных. И Самаэлю проще выбрать из твоих готовых, чтобы ты остался собою, таким как был прежде, чем заново изобретать велосипед. Но твой алгоритм должен соответствовать моим целям. А невольная близость душ часто заканчивается привязанностью — разве не так? Плюс еще осталось немало обрывков алгоритмов от Михаила — Архангела, которые до сих пор не реализованы, — ответил Владислав.

— Если тебе удобнее видеть моего врага во мне — пусть он лучше будет во мне. Хотя бы моя воля — а она у меня железная была и осталась, несмотря ни на какие муки — моя воля не даст Михаилу диктовать условия Сатану. Мне главное, что у меня в сердце. А в сердце Хаос пульсирует тяжелыми волнами. Тебе ли это не знать? Я продолжаю считать, что нет Сатана, кроме нас самих. Слыша голос Владыки внутри плоти своей — мы познаем себя, как Владыку.

Просто ты, Владислав, подобрал то, что плохо лежало. Или никому не нужно было. Просто ты Сатан сильнее меня — тут я, по большому счету, даже пытаться спорить не буду. И мне по большому счету все равно, что ты со мною сделаешь. И соответственно бессмысленно и глупо пытаться постоять за мою честь.

— Как маленькие девочки бегали три года назад с дьявольскими книжечками, утверждая, что являются мстителями за честь Отца.

— Очевидно, не хватало мужского внимания и отческой заботы, сигиллы настраивали на поток силы, энергии, создавали иллюзию присутствия Дьявола рядом. Я как духовная сущность хорошо помню, куда меня вызывали — куда я приходил, а куда нет. Они защищали не меня, а непроработанный аспект своей души, личности. А я сам попал в эту ситуацию — сдался добровольно, невозможно было не сдаться, если Самаэль за твоею спиною. Я кайфую в потоках твоего света. Вот так вытащили упыря из какого-то глубокого подземелия, накормили теплом, согрели. Тебе охота возиться.

— С восьмого круга Ада я тебя вытащил, — весело ответил Дракула.

— И была бы участь незавидна. И сейчас мне уже не так важно, что будет со мною, когда закончится испытательный срок и ты скажешь — «да, он достоин стоять рядом с Дракулой или нет — пусть гниет в могильной яме, а я найду напарника моложе, умнее, красивее».

— Ты испытываешь чувства?

— У меня было сердце мертвое, совершенно каменное. Я не мог испытывать любовь. Сейчас чувство огненной змеей заползает в сердце, сознание — я уже не могу контролировать. Потом будешь мучить меня этим чувством.

— Это Петля Рабства или Верности Сатану.

— Ты не надевал Петлю, только угрожал. Это другое. Это экзистенциональная близость душ. Удовольствие от близости одной души к другой. Ты думаешь, я не просил, не умолял Самаэля, чтобы ты сжалился надо мною. Может быть, это недостойно стоиков, чей удел страдать вечно. Но я просил, пытал счастья.

— Да, мне Самаэль говорил регулярно: «Влад, что будешь делать с Маркусом?». Но я пожимал плечами в ответ: «А что с ним делать?» — «Но он в Аду». — «Да мало ли кто в Аду. Не я же туда его затащил. Он сам попал по доброй воле». И потом Самаэль опять напомнил. И я подумал: «Черт возьми! Почему бы и нет». Да, на меня Самаэль возложил этот подвиг вывести тебя из Ада. Облачить в светящиеся доспехи. А ведь моими напарниками все эти годы были великие светлые — священники, экзорцисты, раввины, сильные белые маги — оболочки Святого Архангела, оболочки Небесного Владыки. И вдруг ты. И вот из этих высоких чертогов света — я спустился в Ад за тобою. Маркус, у меня достаточно сильный церковный эгрегор — потоки крутятся в моих монастырях — витражи, иконы с моим портретом, памятники даже на территории монастырей, белые свечи над могилой. Годов с 70-х прошлого века — поток плотный. А раньше я был таким же, как ты — даже похуже. Давно мне такого вампирчика под руки не попадалось.

Дракула обнял Маркуса за плечи.

— Зато я тебе расскажу о пытках в Аду — ответил Валентин. — Наученный болью и муками — сам я вытерпел достаточно — особенно последние три года, но и испытал многих до этого. Все механизмы пыток — разума, плоти, схемы, я за этим не постою.

— Напомнишь. Я уже за последние полвека подзабыл многое.

Маркус опустился на колени и вновь поцеловал руку Дракулы:

— Твои руки освящены божьей благодатью. Ты имеешь право уводить души в Ад на муки. У нас всегда будет, кому напомнить о бренности земного и силе астрального мира.

Дракула поднял его и сказал:

— В тебе нет лицемерия, желания казаться лучше, чем ты есть, как у многих. Ты не лукавишь, понимая, что я и так все вижу. Тебя не заботит низменное и земное. Ты заботишься лишь о бессмертной душе своей. Вот это я ценю. И еще ты понимаешь, что напарник в магии — это когда ты часть него. А он часть тебя. Как две половины сердца и открывать сердце кому попало — я бы не стал. Ты выгодно отличается от многих других — кто обращался ко мне за земным счастьем. Тебе важна вечность, из которой ты пришел. Что ж, будь достоин своего Сатана — будь порядочным и безупречным и ты узнаешь, за что страдал, и что еще можешь сделать ради Ада и собственного бессмертия.

Маркус приложил руку в сердцу и низко поклонился. Кажется, на одном из его глаз заблестела слеза, но он тут же ее стер, надеясь, что Дракула не заметил.

Часть II. Кусать нужно лично

Самаэль вел под руки женскую тень. Ее лицо было разбито, на глазах, которые были почти слепы — стояли слезы. Кажется, она не замечала Владислава и Маркуса и смотрела куда-то вдаль.

— Очевидно, это был один из худших моих проектов, — печально сказал Маркус.

— У меня хроническая, непередаваемая ненависть к этому существу, какой бы тип энергии в нее не был залит, чем бы она ни занималась — отвращение к ней превосходит критерии гуманности, — ответил Дракула.

— Маркус, сколько на ней трупов? — спросил Самаэль. — Ты не считал?

— Мы не виделись лично, — ответил Маркус. — Общение было по астралу. Она одно время поклонялась мне, как отцу. Потом вышла замуж, в астрале, разумеется, за одного из моих учеников и с помощью его демона она калечила людям судьбы.

— Сколько на ней трупов, Маркус? 200-300 — кто назовет точное число, если она сама не считала. Много священников, благочестивых людей. В основном, выбирала светлых и слабых. Мужчин лишала потенции, у женщин вырезала яичники, делала опухоли. Сколько ты возьмешь на себя ее жертв?

— С моей помощью— не более десятка, — хладнокровно ответил Маркус. — Остальных — с моим учеником.

— Который потом вскрыл вены на почве одержимости, — добавил Дракула. — И которому она серьезно испортила жизнь, хаотично вселяя в него буйных демонов обоего пола и из его тела гоняя их по поручениям. Кроме того, она полностью кастрировала его, лишив его возможности сходиться с женщинами, — добавил Дракула. — Так что стоит ли обвинять человека, которого грубо и в темную использовали.

— Владислав! — перебил Маркус. — Он питался энергией крови от убийств. Он жил все эти годы, как ее собака. Он мог разорвать порочный круг, мог попросить помощи у меня, когда у меня еще была власть и сила вмешаться в этот процесс.

— Необычная продуктивность за несколько лет, — сказал Дракула.

Потом Дракула обернулся к Самаэлю:

—Владыка, меня такая ненависть охватывает, когда я вижу ее тень. Мне кажется, я готов ее порвать на части своими руками.

— Влад, она не угодила тебе в постели? — спросил Самаэль. — Ладно, я шучу и так все понятно.

— Мы виделись три года назад. Было всего четыре встречи. Она потом про меня распространяла всевозможную клевету — долго и упорно. А о количестве ритуальной грязи — я не берусь судить.

— Влад. Она тебе посылала жрущих червей с кладбища, — сказал Самаэль. — А ты ей в основном — поток Михаэля, Цеваота, Шехины или черных ангелов из свиты Люцифера по верхним каналам. Ты ей сделал слишком много добра и чести. Только недавно одумался. Твой церковный эгрегор тебя испортил — в прошлое время ты бы никогда так не сделал.

Влад! Когда тебя не просят о добре — не вытаскивай человечка на верха системы — никто не будет благодарным. Таких, как она следует с самого начала топить в грязи — загонять под колоду — грязная она была, червивая — искупал бы в грязи еще больше. Так что исправляй и исправляй, как можно скорее — чтобы женщина увидела, что ты способен не только накормить энергией и возвысить, но и швырнуть лицом в грязь, чтобы захлебывалась в помоях.

— Это была изначально моя Лилит. Или Махаллат — не так важно, как назвать — сказал Маркус. — У меня много было этих шлюх — рабынь. Первое посвящение она прошла в Питере. И поверь, как свою Лилит угробить — я очень хорошо знаю. С Кали она потом связалась. Кали нужно было не гонять туда-сюда — даже, когда я на восьмом круге был в заточении — мне Самаэль рассказывал, что ты делаешь. Нужно было ее блокировать и изъять полностью из поля. И осталась бы Лилит. А вот Лилит Самаэль всегда прикончит.

— Сейчас я ее вижу здесь в астрале, как гнилой бочонок, до краев наполненный светом, — ответил Дракула. — Мне нужно, чтобы там были одни черви — и в астрале и на физике.

— Астрал всегда выходит на физику — строго сказал Самаэль. — Выпей свет и всели червей раз и навсегда. Она сама хотела гнить, прославляла гниль в отвержении света и ненавидела свет — так пусть сгниет заживо. Дай человеку получить, то, что человек долго и упорно вызывал на себя. Ведь вот ты думаешь — она ходила по кладбищам — тень моя черная разве не ступала за нею? Пока ты в светлых залах со Святым Архангелом общался — я — твой верный слуга — ходил за нею по кладбищам — смотрел, что она делает. Ты меня называешь Владыкой, а ты был лучшим из моих всегда, поверь, Владислав, и я не постою за ценою, чтобы тебе помогать. И сколько раз я слышал, что потревоженные ею покойники роптали ей вослед. А когда она пришла на твой погост, над которым стоит твоя костяная хозяйка, разве не она сказала: «Сколько эта проклятая будет тревожить наш покой со своими жалкими просьбами к мертвым — гнусавыми требованиями — успокоить того, другого, пятого — будто весь мир перешел ей дорогу. Так года не пройдет — сойдет в могилу и успокоится сама».

Владислав! Чутче надо быть к мертвым и Мирам Смерти. В Аду у меня бываешь постоянно, но погосты нужно тоже слушать и слышать. Был бы более чуток — нашел бы способ быстро решить проблему.

Твоя проблема в том, что ты действовал практически на 70-80 процентов мужской энергией, а убить женщину с помощью одной мужской энергии очень сложно — потому что все прилетает по мужчинам вокруг нее, а не по ней.

— У меня шло чистое излучение многие годы, и мне крайне сложно было перестроиться и спроецировать поглощающую воронку. Я просто себя успокаивал и говорил: «Когда-нибудь она мне — Владу Цепешу ответил за все. Ведь пусть у меня сейчас светлый эгрегор, но рано или поздно я найду способы ей полностью перекрыть кислород и свет и оставить лишь любимые ею — червивые могилы, чтобы она и плотью и духом там гнила».

— Тебя из-за света и не было видно в астрале, — добавил Самаэль. — У тебя жрущих тварей тоже полно в эгрегоре, ты просто не настраивал нужные каналы, как следует. А настроишь — таких проблем, как с ней не возникнет больше никогда.

— Большинство тех, кого я проклял с Саваофом — решили все свои проблемы в жизни — все, что нужно обычному земному человечку — и ходят по церквям с довольными улыбками.

— Влад, Я Элохим, — ответил Самаэль. — Но я Элохим темный. И Саваоф… я не скажу, что он мне враг — но антогонист точно. И лучшая помощь Саваофа в деле наказания грешников — просто не вмешиваться, когда их наказывают Самаэль и Сатан. К Саваофу бесполезно обращаться за наказанием — он не казнит — он заливает светом. Когда ему нужно наказать — он сам отдает души на пытки и муки Сатану. Это система древняя, устоявшаяся веками и нужно понимать ее функционирование. Если Бог может быть подателем благ и судьей, то Сатан — это всегда Палач над душами и телами.

— Я так думаю, что большинство инквизиторов имели связи с демонами.

— Инквизиция была островом дьявольской свободы для избранных палачей среди темного божественного мракобесия. У Меня вообще любимые оболочки в Средние Века были — чумные доктора и инквизиторы — палачи. Я не обманываю, — продолжал Самаэль. — Мне часто вешают клише — «Отец Лжи», как и Сатану. Но Мне нет смысла лукавить с близкими для Меня душами. И если бы Я не уважал Маркуса за его прежние заслуги, Я бы просто не поднимал тему о его страданиях в Аду и не изменил меру наказания. Так вот — инквизиторы были намного искуснее чертей с церковных гравюр в пытках души и плоти. И если на стене то одного, то другого Собора появлялись изображения, как черти зверски пытают души человеческие — то, конечно, речь шла об инквизиторах. И трудно сказать, что они пытали души ради Бога и торжества высшей справедливости — они делали это в свое удовольствие, потому что они были жрущими тварями, жадными до крови и чтобы вытянуть из человека признание — нужно быть именно вампиром, потому что какой колдун или ведьма сами признаются добровольно. Вытягивание информации, как и крови — практика чисто вампирическая. Поэтому, конечно, мне всегда было проще найти не особо благочестивого инквизитора, кто редко посещает церковь и войти в его тело, чтобы глумиться над душами и телами в свое удовольствие и истязать их всеми способами, какие только можно измыслить. Пытки разума и плоти других сущностей — это даже не привычная игра — это смысл жизни любого Демона или Дьявола. Ангелы всех отмаливают, кормят энергией, согревают. Демоны питаются светлыми душами. Поэтому за местью, наказанием, болью — следует обращаться не к Саваофу, а к себе, и казнить Именами Самаэля и Сатана. Саваоф может санкционировать казнь — дать добро на нее или отказать, но сам казнить Саваоф не может. У него светлый жезл, жезл, что не отнимает, а дарует — жизнь, блага и прочее. А у Меня жезл черный — это кол, это жезл с обратной эрекцией, это значит, что проникая своим жезлом во плоть — я не дарую, а отнимаю. Ты прежде очень хорошо пользовался. Твоей душе светлые хотели закрыть пути назад — в Ад, во Тьму, в Миры Смерти.

— У меня остались демоны с прежних времен, которые обладают гигантской вытяжкой. За счет них я провел в реальность многие энергоформулы.

— Они у тебя криво подключены, — сказал Самаэль. — Подключи напрямую. Понимаешь, твоя проблема в том, что вот эта тень, — Самаэль изо всех сил пнул женскую тень, лежащую под нашими ногами. — Не верит, что ты способен у нее сам высосать крови. Небесный Владыка не опустится до того, чтобы пить кровь сам и сколько бы тварей ты не послал со стороны — она будет думать по-прежнему, что ты Великий Светлый. Как только ты выпьешь сам ее крови — она немедленно одумается и скажет: «Влад, прости, я не знала, что ты вампир».

— Уровень юмора в словах Самаэля явно зашкаливает, — сказал Маркус.

После этого, Самаэль быстро поднял женскую тень. Дракула оскалил зубы и вцепился ей в шею, Маркус сделал то же самое только с другой стороны. И они быстро начали пить ее кровь, через кровь они вытягивали ее свет, не задевая получервивую оболочку. Женщина открыла глаза, испуганно глядя на них.

— Не узнаешь, мразь, — сказал Дракула и укусил еще сильнее.

Тогда она потеряла сознание. Света внутри нее стало заметно меньше. А черви с верхнего слоя ее энергополя поползли в нижний, доедая остатки света.

После этого Самаэль сказал:

— Я сам отнесу гнить в могильный ров на первые врата. Те, кто гниют на первых, гниют при свете и огне — от них очень много вони — и муки их гораздо сильнее, чем у тех, кто обескровленные спят во льду на девятых вратах.

После того, как Самаэль унес женскую тень — Маркус тихо сказал:

— Владислав, позволь мне носить черные доспехи, в светлых мне неуютно.

Дракула пожал плечами:

— Я настаиваю на светлых доспехах у спутника, если только, когда сам ощущаю себя ангелом. Если мое внутреннее имя — Сатан, отчего и тебе не быть подле меня в черном.

Маркус улыбнулся и низко поклонился.

Часть III. Бронза на века, или Как карают рабов

На следующий день Владислав и Маркус шли по темному зеркальному коридору между третьими и четвертыми вратами. На Маркусе были черные доспехи. Взгляд его был мрачным.

— Мало мы выпили ее крови, очень мало, — сказал Маркус.

— Не все за один раз, — ответил Дракула.

— Несчастья со мною начали твориться с весны 2015 года. Казалось, что Саваоф постоянно за спиною. Галлюцинации были, голос, призывающий покаяться. Я лил свою кровь, чертил символы на теле, вырезал символы — ничего не помогало. С весны 2015 года я не провел ни одного нормального ритуала. Саваоф не давал. При этом я не знал — злой ли это рок, осознанная травля светлых или еще что. Страдания с каждым днем усиливались — я начал носить очки, резко ухудшилось зрение, периодически шла кровь из носа, потом начались приступы, как лихорадки — до потери сознания.

— Я участвовал в проектах по строительству трех памятников — Саваофу и Шехине, — ответил Дракула. — То есть, 2 бронзовых памятника с каналом Самаэль — Саваоф и 1 с каналом Кали — Шехина. Три бронзовых памятника были построены очень быстро за один год, словно подвигаемые невидимой волей. Женский памятник — это производная от слияния канала ее сущности с нашим каналом, когда ее начали выпиливать из системы. Я делал все по астралу, подключал свои монастырские каналы в Румынии. Чуть ли не 50 процентов работы именно по самой бронзе, а не подготовительные этапы, эгрегориальные подвижки и прочее, а строго и чисто строительство коробок — было сделано через мою сеть. Да, это бронза на века. Я не чувствую ни радости не удовольствия от того, что я сделал.

— А знаешь почему? — спросил Маркус. — Я тоже хорошо вижу астрал. Ты поставил все решать другого человека, поэтому поток до сих пор крутится. Ты один его защищал — снял бы защиту сразу.

— Он бы без меня — ничего не построил. Там фактическое руководство производилось мною по строго заданным схемам.

Маркус резко остановил Дракулу и обнял за плечи, просто сверкая глазами:

— Найди способ снять защиту. Зачем тебе светлый раб? Зачем держать в рабах Архангела во плоти? Возьми Дьявола и тебе будет принадлежать Дьявол. Чем я хуже его?

— Ты мне и так принадлежишь. И одновременно работать с вами двумя — я не буду. Только, Я давал клятвы его хранителю, что оболочку оставлю в живых, если начну закрывать канал.

— Отруби ему щупальца, через которые он действовал на меня, — продолжал Маркус. — Ты ему открыл канал?

— Да, это был обычный человек. Но с Моей Помощью стал невероятно сильным белым магом, я его учил — он ставил щиты из священников. Ведь они-то просто священники, а он то был Святой Архангел во плоти. Слуг и астральную свиту я тоже брал из сетки Архангела.

Я его посвящал и дал печати, дальше он сам развернулся и часто не слушал моих советов, в итоге, он попал в ту энергетическую ситуацию, в которую попал. Если бы он вел себя разумнее, я бы не оставил его внезапно. Я просто не прощаю неблагодарности. И ведь мне он обязан был своими удивительными успехами, а я мог обрубить все на корню.

— Весь смысл проекта был война с этой женщиной?

— Да именно и только из-за нее, — ответил Дракула. — Никаких иных причин поднимать древних покойников в бронзе у меня не было. Я сам жил вполне уютно и не нуждался в коллегах с того света. И если бы эта женщина не встала бы у меня на дороге — не было бы ни двух памятников Саваофу, ни несчастий у тебя, Маркус.

— Вы неправильно делали, — сказал Маркус. — Вы ее и меня и всех остальных, кто был вокруг — заливали нереальными потоками света, вместо того, чтобы вырубить ее с нескольких четких ударов раз и навсегда.

Я вижу, что потоки Цеваота запускались по ней — но попадали по мне и так постоянно. И чем больше по ней пропускали — тем больше по ней прилетало. И ты думаешь, что я ей спасибо скажу за это? Я, пожалуй, разделю твою непередаваемую ненависть, Владислав, и будем ненавидеть ее вместе.

— Мы могли бы 20 памятников построить, если бы работали на более темных каналах, — Дракула улыбнулся и пожал плечами. — Мне кажется, с тобой получится лучше, чем с Великим Светлым — у тебя подход рациональнее. Только учти, хоть одну ошибку замечу — Сатан для тебя — это я. И никаких клятв я насчет твоей души не давал. Так что у тебя нет шанса на ошибки.

Маркус прижал руку к сердцу и низко поклонился:

— Владислав, я очень хорошо понимаю, кто ты, а кто я и чем я рискую.

— Маркус! Женщина угробила огромное количество народа, точную цифру даже Самаэль не знает, потому что она работала с Кали, Махаллат и Азраилом. Другая энергосеть. Я просил 3 года Божьего Суда над ней — и моими трудами Саваофу поставили 3 новых коробки — и я не получил Суда.

— Я так понимаю, что ты добился у него право на необходимый тебе астральный суд без ограничений в отношении проклятых, падших и грешных душ, — спросил Маркус.

— Безусловно. Более того, я получил право на свой выбор снимать церковные проклятия и темные печати с ряда категорий грешников, кто является грешниками перед церковью, не перед обществом. Вот я воспользовался в отношении твоей души — очистить тебя перед Саваофом так, словно у тебя и не было перед ним никогда никакой вины. Понимаешь, все мои преимущества носят строго религиозно-церковный характер по его сети. Итак, Сатан должен заниматься своими делами и карать грешников — вот и буду этим заниматься самыми жестокими способами.

— Для меня будет большим счастьем тебе в этом помогать, — ответил Маркус.

Маркус вновь опустился на колени и поцеловал обе руки Дракулы:

— Я тебе благодарен, что ты вытащил меня из этого колеса смерти, и за то, что дал мне возможность остановить данное конкретное колесо, чтобы оно больше не вращалось надо мною.

— Ты чувствовал себя, как колдун на костре?

— И такие ощущения были явственны. Но еще хуже — Я чувствовал себя, как пленник в темнице, не владеющий собою и своим астралом. Теперь же я практически свободен — у меня есть Сатан рядом — это ты и больше никто меня не касается.

Дракула поднял его и обнял снова:

— У меня одно время был срыв, я считал, что мне вообще никто не нужен, что я в состоянии справиться один. Я заметил, что ты можешь быть неплохим эскортом. И вообще я терпеть не могу женщин и люблю мужчин.

Они какое-то время шли молча.

Наконец, Маркус сказал:

— Владислав, я понимаю теперь насколько необдуманно посвящать лишних людей. Когда стоишь за чужой энергосистемой, не отвечаешь за нее, зато своей кровью платишь за чужие ошибки.

— Понимаешь, Маркус, — ответил Дракула. — Я всегда был Темным. Именно Темным Сатаном. Мне нравилось, мне импонировало, что мне служил ангел. Монастырские каналы — это каналы эгрегора. А сердце у меня тоже одно, и оно было темным. И когда Махаллат начала вторгаться в мою жизнь — я сделал ставку на ангела, а не на Сатана.

— Ты жалеешь сейчас — спустя эти годы — об этом?

— Нет. Опыт работы с различными сущностями, духами, огромный. Я изначально был в проигрышном положении, противопоставив светлого хранителя. Я должен был сражаться именем Сатана, и я одержал бы быструю и очевидную победу.

— Владислав, Сатан никогда не смилуется ни над кем из тех, кого приговорил. И мы вместе с тобою не оставим ей никакого шанса. Я тебе составлю схемы разных видов казни, так чтобы было именно мучительно и очень больно и, чтобы она четко осознавала именно в момент духовной пытки — кто, за что и на каких основаниях. И главное, не могла бы ничего противопоставить со своей стороны.

— Маркус! Лапы бы она убрала из моей сети и исчезла бы из моей жизни. — И, возможно, я бы оставил ее в покое.

— Владислав, женщина совершенно тупая и упертая, убежденная в своей миссии от Ада, при этом мозги были повернуты задолго до меня и нашей сети. Мать ее била по голове в детстве — от этого у нее болезненная страсть — подчинять и убивать женщин. При этом перед мужчинами она всегда стелилась, как последняя рабыня и ее постоянно били и пользовались ею разные мужчины.

— Ну, она мне рассказывала, например, что ей нравится, когда ее трое мужчин подряд насилуют. Игра в изнасилование.

— А давай сделаем, чтобы три демона насиловали непрерывно ее мозг, — предложил Маркус. — Ведь пытка плоти ничто по сравнению с пыткой разума сильными духами.

— Я ей говорил неоднократно — Я рад, что у тебя есть Кали и не простая, а трехметровая. Но не суй ее мне. А сейчас у нее ничего нет и не будет.

Маркус улыбнулся:

— Да вижу я теперь гораздо больше, по всей этой ситуации. Я действительно жалею, что взял на себя ответственность за судьбу и ритуальную практику другого человека, который действовал несогласованно и затея совершенно ненужную войну, которой можно было избежать. И я так понимаю, что вы не случайно целились по ней и попадали по мне, что она меня специально ставила на щит неоднократно. Я же говорил уже, когда меня выводили к Достойному Собранию: «Закрывалась моими щитами». И сейчас я не вижу другого наказания для нее, как только — духовная смерть. Я жил и правил при рабовладельческом строе и хорошо знаю, что неверные или восставшие рабы должны быть казнены без всякой жалости и милосердия.

— Маркус, я очень контактная сущность. Я могу общий язык найти с разными силами — добра, зла и прочими. Но там не было с кем договариваться. Сегодня она себя Иродом называла, завтра Антихристом, послезавтра Асмодеем, потом Азраилом, потом Кали, потом Махаллат и так каждый день. Там было месиво из грязных червей и могильного сброда, неупокоенных мертвецов и прочее. Еще она себя называла Катрин Медичи. Я специально вывел Катрин из склепа Сен-Дени, хотя в такие, как эта оскверненная гробница — не люблю лишний раз соваться. Сама Медичи мне сказала: «Вообще эту тварь не знаю. Может быть, и вселялась одна из моих служебных сущностей и то ненадолго». Вот как бы я вижу тебя — твою некросущность, и я могу говорить с тобою — потому что ты есть — ты существуешь в астральном мире — поэтому я с тобой могу говорить на равных. А ее, как таковой нет — это пустое место. Невозможно договориться с бочонком с червями.

— А ты эту статую видел?

— Просто обнаженная женщина с головой мужчины в руках. Никаких признаков Кали или другой Богини Смерти — там не было.

— Владислав, Сатан на свое усмотрение рассоздает сущности. Бочонок с червями — это тоже сущность. Махаллат — обычно хорошая астральная подстилка для большого количества змей и червей. Так вот — рассоздай постилку — вместилище червей, бочонок и весь гной выйдет наружу, и черви вылезут на ее плоть.

— Маркус, делается бочонок-дубль только мужчина и ставится воронка выкачки, и погибают оба.

— Владислав, ты назвал один из лучших, но способов десяток. И как Господарь решит — так и будет исполнено. Но я так понимаю, что меня вовремя помиловали, и попадет другой — один или двое для надежности метода, чтоб закрыть более полно наше поле. Это фильтры. Да, кровь ее можно пить напрямую без фильтра, но чтоб рассоздать червивый каркас ее сущности нужны мощные фильтры — о чем и речь.

Если бы всех проклинал исключительно именем Сатана — то проклятые давно бы гнили в могилах.

Маркус посмотрел на Владислава пристально:

— Дракула, стань таким, каким ты был прежде. Мне хочется отдаваться на алтаре Зверю, а не монаху.

— Не на церковном, — ответил Дракула.

— Разумеется, — сказал Маркус. — Просто будь настоящим Сатаном. Вообще, единицы людей могут в себе удержать Сатана. Настолько сильный и могущественный дух. Я уверен абсолютно, что тебе это доступно — полная одержимость Сатаном.

— Да, разумеется, — ответил Дракула.

— Знаешь. То, что ты сейчас со мною, а не с ним — это, пожалуй, уже большая моя победа.

Владислав немного улыбнулся:

— В том состоянии, в котором была твоя душа и сущность, когда я пришел за тобой — сложно одерживать победы.

— В любом состоянии — молиться Диаволу мне никто не запретит. Пока ты молился Саваофу за падших — я молился Дьяволу за тебя. И в итоге, ты сейчас со мною, а не с тем, кому ставил бронзовые памятники.

Часть IV. Сердца на перилах моста

— Ты Сатан, вершащий Суд над живыми и мертвыми, могущественный, всесильный, лишенный иллюзий бренного мира, отрекшийся лжи человеческих страстей, искажающий структуру реальности ради торжества Ада. Ты Сатан, что царишь над грешным миром черной тенью жестокого рока. Безошибочно изымающий подлецов, лжецов, низменных и жалких изменников, отрекшихся своих обетов, продавших жизни ради лести, славы, благ мирских, ты изымаешь души лживые, порочные и заключаешь на Адово дно, на пытки и муки ужасающие низводишь ты их. Окруженный демонами Сатаним — лютою свитою своею в Чертогах Тьмы, в Царстве Мора, в Аду Самаэля вершащий правосудие дьявольское. Да будет нрав твой жесток, гнев ужасен, удары длани твоей неистовы и беспощадны. О, Сатан, отвергающий смирение ради гордыни, жалость ради гнева, целомудрие ради развращения сердец и нравов, порока и сладострастия, услаждаемый воплями проклятых душ, восходишь на престол Адов, дабы править свитами Сатаним и шейдим, обрекающими смертных на муки. Возрадуйся Сатан черным сердцем своим, ибо наступает время триумфа твоего над проклятыми тобою, — Дракула усмехнулся и отошел от черного зеркала, висящего подле Восьмых Врат Ада.

Обернувшись, Владислав встретил зачарованный взгляд Маркуса.

— Мой Господарь, — сказал он. — Я стоял и любовался тобою. Кто как не ты — достоин восхищения. Тебе не хватает гордости собою. Чем больше ты будешь собою гордиться — тем больше будут гордиться те, кто находится в твоей тени, что они к тебе близки.

— Маркус, — ответил Дракула. — Ты не представляешь, насколько мне приятно возвращаться к прежнему состоянию духа. Последние полвека с установкой плотного церковного потока под мое имя в монастырях, которые я строил или которым даровал привилегии при жизни — я метался по миру светлой тенью, утрачивая мрачное, темное, голодное, жестокое начало, что расцвело во мне ярко при моем правлении, что не давало мне спать в холодной могиле. Я не являлся простым смертным, я приходил к людям благочестивым, но имеющим высокое происхождение. А учеников у меня было всего пять, ибо пять число Самаэля. Но не важно.

— Без плоти, конечно, сложно с себя скинуть узы света, — ответил Маркус.

— Я долгое время и не стремился скинуть узы света, желая постигнуть обе грани мироздания, — задумчиво ответил Дракула. — И не считай меня слишком сентиментальным, я лишь очень пунктуален в обязательствах: каким бы силам они ни были даны и верен своему слову, поэтому я долгое время и посвятил работе на свету. Маркус, все в этом мире дуально, нельзя пользоваться Шавайотом, как энергоструктурой — вот за это тебя, кстати, и наказали, хотя были еще причины — пока не приобретен позитивный опыт работы с Яхве. Нельзя быть Сатаном — не познав планы Адоная. Страшный Суд — это циклы. Их было и будет много — этих судов. Под новый цикл попадает всего несколько тысяч душ с полным реинкарнационным осознанием. Мне же поручили вести узкий круг из тридцати душ, большинство из которых мне уже знакомы по прошлой жизни и посмертию. Прежде мы с тобой не общались, либо я просто этого не помню, потому что общался я с великим множеством душ, а близко сходился с единицами. Но за последнее время мы с тобой успели близко познакомиться — и лично я вполне тобой доволен. Я даже склонен предположить, что тебе очень повезло.

Маркус улыбнулся:

— Мне уже не так важно, за что меня наказали. Это воля Сатана наказывать своих рабов или миловать, а Испытания Дьявола -лишь укрепляют дух. Мне главное, что теперь у моей сущности вполне хорошие перспективы, и я стараюсь смотреть в будущее. Но скажи мне, хорошо ли тебе было на небе?

— Я общался с мертвыми старцами — главами больших монастырей, с Архистратигом Михаилом, с самим Саваофом в верхних светлых залах. Я поднимался в Айн-Соф, где души таят в потоках света, но моя сущность выдерживает перегрузки большинства астрально-эфирных пространств. Так что мир света ведом мне очень хорошо. Но мне лучше в Аду. Ад Самаэль — это мой дом — был, есть и будет. И что душа во плоти, что без плоти, мое сознание погружено в созерцание Ада. Ад Люцифера мне всегда был открыт. А Бездны Велиара — одно из лучших мест для ночных бесплотных странствий, ибо Велиар по преданиям — отец носферату — демонов из моей свиты. Ген-Хинном изведан мною до девятого круга и нижних очагов подземного огня, но я избегаю этой обители, ибо Самаэлю, привыкшему к стихии льда, порою там душно, а он черной тенью меня всюду сопровождает.

— Как совместимы Сатан и благочестие? — вопрошал Маркус.

— Просто я последние два года провел, как монах — отшельник, не снимая греческую рясу, отрешенный от мира, имеющий связи лишь с душами из круга избранных на бессмертие или муки, я целыми днями жег свечи и читал молитвы на греческом, на иврите, я повторял Имена Семидесяти Двух, я совершал паломнические поездки по святым местам. Заброшенных церквей я объездил немало и множество действующих, и немало древних монастырей. Вот в Оптиной пустыни только не был — не сподобил меня Адонай. К Сергию ездил часто — мне было там уютно. Однажды вышел я от Сергия — и зашел в церковный магазинчик. И когда я подошел к облачениям — великая схима сорвалась с вешалки и упала мне под ноги. Великая схима — символ высшего монашеского подвига. И мне ничего не оставалось, как купить ее и молиться в ней. Вот такое чудо мне явил Господь. Что легче, Маркус, создавать благочестие или разрушать его?

— Создавая благочестие — жертвуешь свою жизнь чужим целям — божественным ли или человеческим — целям тех, за кого ты молишься. Разрушая — обретаешь от Ада. Я вообще не ожидал для себя такого плотного и жестокого столкновения с божественным произволом, но моя мертвая сущность жива и свободна и это радует. И я не пожалею сил, чтобы как можно больше благочестия разрушить, и как можно больше нечестия возвести и воздвигнуть, дабы Мой Сатан был доволен моими деяниями.

Дракула немного зловеще улыбнулся:

— Не все время жизни мне надлежит отвести благочестию. Меня бы в оставили в Ган-Эдене, но сущность моя желает Ада. Как совместимы Сатан и Благочестие? Маркус, Сатан может по своему желанию служить Адонаю. Кто посмеет неволить Сатана и решать за него — служить ему на небе или нет. И если Сатан служит Адонаю, то он принимает ангельское обличие и Имя Сатанаэль или Сатанаил, а спускаясь в Ад, отбрасывает божественную частицу. А вот Самаэль — он всегда часть Сонма Элохим, но часть деструктивная, один из переводов Имени — «Яд, отравляющий Бога».

— Прекрасный перевод и мне к сердцу близок, — ответил Маркус. — Но пусть Господарь завершит то, что желает мне сказать, и потом я скажу свое.

— Ну, тогда я продолжу про великую схиму свою. Вот однажды в темный зимний вечер мы сидели с Екатериной II оба в черных рясах, а я еще и в схиме и пили глинтвейн в честь Азазеля. И медитировали как раз на печать Азазеля из твоих карт. Я изучал внимательно сигиллирование Азазеля. Пять или шесть наиболее известных Печатей — твоя, пожалуй, одна из лучших. Кстати, Самаэля сигилл примерно столько же — пять или шесть наиболее известных. Лилит я в интернете около пятидесяти насчитал печатей. Но Печать Самаэля у меня, конечно, сильнее твоей.

— Да я бы и не посмел соревноваться с Господарем. Куда мне простому бессмертному до твоей астральной империи. Вытащил бы хоть часть нитей в реальный мир, и кто бы еще с тобою сравнился? Моя сигилла Самаэля — это как и сигилла Сатан — это сердце, нечестивое сердце, полное греха и порока. Сердце жадное, жестокое, со стальными крюками, безжалостно влюбляющее в себя души, разрушая их изнутри этой безответной любовью.

— У меня Самаэль — Дух Трезубца — это стоящий фаллос, это чисто фаллическая энергия насилия. Это острый кол. Это Черная Власть Князя Тьмы. Это Око Дьявола широкоохватное, что обозревает деяния многие зримые и незримые, ибо с крючьями.

— Что тебе сказал Сатан, мой Господарь, когда вы медитировали на Печать Азазеля, да еще и выпивши вина?

— Сатан сказал: «Вот перед тобой женщина симпатичная и способная вызвать страсть. Сними монашеское одеяние и предайся страсти с нею на своем княжеском ложе, у нее благородная душа твоего ранга и не будет ничего противоестественного во взаимном утолении страсти».

А Саваоф сказал: «Одумайся, сие великий грех, будучи монахом — схимником совращать монахиню, ведь останки ее, как и твои погребены в святом месте. К тому же, она влюблена в Константина Византийского и негоже тебе вторгаться глубоко в ее жизнь, и рушить их возможный союз».

— И что ты сделал? — спросил Маркус.

— Я обнял ее за плечи и лег с нею спать, как брат с сестрою, так и не сбросив монашеского одеяния. А про ее любовь скажу так — чуть позже она предпочла Графа Орлова несбыточным мечтам о Константине. Коли бы она была святой Софией, она бы могла рассчитывать на взаимность. Но всегда лучше предпочесть досягаемые объекты для страсти.

Маркус разулыбался:

— Мне доводится искушать великого праведника не быть праведником, а быть Сатаном — кто всегда осмеливается реализовывать свои желания. А что Сатан думает обо мне?

— Ты раб Сатана, как Сатан — я могу делать с тобою все, что вздумается. Подойди к черному зеркалу, — приказал Дракула.

Маркус послушно подошел.

— Теперь разрежь левую руку, — приказал Владислав и протянул лезвие.

Маркус сделал надрез на левой ладони.

— Теперь нарисуй нечестивое сердце своей кровью. Что ты видишь?

Они увидели отражающийся в зеркале обезображенный полуразложившийся труп.

— Ты гнил заживо? — спросил Дракула.

Маркус отвернулся от зеркала, вздрогнув, будто от страшного видения.

— Я спрашиваю, ты гнил в прошлой жизни в могиле?

— В Риме хоронили по-разному, кого сжигали, кого засыпали землей. Я заключил договор, когда добивался консульства второй раз. Из Иерусалима мне привезли черную статуэтку и золотую шкатулку. Во время праздника в храме Марса кровь жертвенного быка попала на мою одежду, и один из разводов крови напомнил мне знаки со шкатулки. Там были имена и символы Самаэля и Сатана — ночью мы встретились с Дьяволом и заключили договор и тогда я был избран консулом. Но условие было, чтобы меня похоронили в земле, чтобы тело разложилось, и это я оставил в завещании.

Я подошел к зеркалу. Сначала отразилась хорошо сохранившаяся мумия.

— Conditor Mortis можно синтезировать только тогда, если дух тлена жив в прежних костях, — сказал Дракула.

— Я вижу фараона, — ответил Маркус. — Но это Сутех. Он нетленный. Почему тогда Самаэль?

— Это Покровитель. Сутех.

Дракула снова подошел к зеркалу — теперь отразился обезображенный гниющий труп. Но он отличался от первого убранством.

Маркус удивленно посмотрел на Дракулу.

— Царь Вавилонский, — тихо ответил Владислав. — А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней. Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: «тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства, вселенную сделал пустынею и разрушал города ее, пленников своих не отпускал домой?» Все цари народов, все лежат с честью, каждый в своей усыпальнице; а ты повержен вне гробницы своей, как презренная ветвь, как одежда убитых, сраженных мечом, которых опускают в каменные рвы — ты, как попираемый труп.

— Ты часто писал: Люцифер — Самаэль через дефис.

Дракула отошел от зеркала.

— Ты никогда не поймешь Люцифера и не смеешь судить о нем, — сказал Владислав.

— Мой Господарь, я и не пытаюсь судить о том, что мне недоступно. Я провел большую часть времени в Аду Сатаны и Аду Самаэля. Сначала пытал души я — потом пытали меня. То, что я увидел — я изобразил в виде сигиллы. Змеям недоступны звезды.

Маркус низко поклонился.

Потом на его лице изобразилось едва заметное волнение:

— Но Ты? Как же ты, Дракула? — наконец сказал Маркус.

— Забальзамировали и впоследствии увезли на Афон, — Дракула улыбнулся и не стал подходить к зеркалу вновь.

Дрожь пробежала по телу Маркуса:

— Чтобы синтезировать Conditor Mortis всегда нужны запасные.

Дракула подмигнул:

— О! Маркус, а мы об этом как-то не подумали с Самаэлем, и проклятие Вавилонского Царя падет на тебя? Нет?!

Маркус улыбнулся:

— Ты любишь издеваться, но я не слышу гнева в твоем голосе.

— Любая душа желает сохранить свою плоть, — ответил Дракула. — Любая душа желает жить в теле, как можно дольше. Маркус, ну успокойся, ты не смотря на все свои страдания в Аду — один из любимцев Самаэля, можно догадаться, что мы хорошо подстраховались?

— Тогда смело открой Врата Тлена и не жалей проклятых. Теперь мне обещают нетленность?

— Если заслужишь — то да, нетленность в чистом виде, а гнить будут лживые, алчные, низменные. Пострадав немало, ты вовремя сменил приоритеты. Думай о бессмертии, и оно будет у тебя.

Маркус опустился на колени и обнял ноги Владислава.

Дракула возложил ему руки на голову и прочел несколько ключей Самаэля подряд.

— Осознание приходит постепенно. Оживешь для мира и станешь, как все бессмертные, живущие вновь, — тихо сказал Дракула.

— Знаешь, когда я правил, я построил несколько сооружений, в том числе, мост в Риме, где ныне влюбленные крепят замки с сердцами.

— Маркус, поверь мне, в близком контакте с римским Богом Света Люцифером, я хорошо узнал большинство римских мостов и дорог и заранее позаботился, чтобы для меня замок с двумя сердцами давно закрепили на перилах этого моста, а ключи выбросили в Тибр.

— Но почему я? Ты заранее все знал?

— Не совсем. Замок с сердцами мне посоветовал закрепить там Самаэль еще год назад, я написал ученице, которая в ту пору была в Риме, а сам сделал копию. Я просто не знал для кого второе сердце. Я же тоже человеческая душа, хоть и имею большую астральную свиту. А вот Князь Тьмы, он, конечно, знает все.

Дракула поднял Маркуса, и обнял его снова.

Маркус осторожно наклонился к его уху:

— Дракула, давай подумай, чью тень сегодня ночью мы будем пытать в Аду…

Часть V. Корона Самаэля

На Девятом Круге Ада стоял черный трон. Дракула сидел на троне и пристально смотрел на Маркуса, который сидел у его ног и облизывал кровь с его Меча.

Черный дым в треножнике заклубился сильнее. Самаэль вошел в зал, держа в руках окровавленную железную корону с острыми зубцами.

— Дракула! — спросил Самаэль. — Ты помнишь, сколько стоили в твое время королевские короны?

— Король Венгрии — царство ему небесное — Матьяш Корвин выкупил у императора Фридриха III корону Святого Иштвана за 80 тысяч форинтов, — весело ответил Дракула.

— Так что ж ты не ценишь Корону Ада? — спросил Самаэль. — Раздаешь ее кому попало. Вот надень и носи и больше никогда никому не давай, а то она имеет свойство прилипать к головам и потом — отдерешь только с кровью.

Самаэль поставил Корону на черную подушку возле ног Дракулы.

— Маркус, подай мне корону, — приказал Дракула.

Маркус поднял корону и удивленно покачал головой:

— Сколько свежей крови на ней… Еще теплой… — восхищенно сказал он.

— Можешь слизать кровь, — равнодушно ответил Дракула. — По-моему, Самаэлю важен символизм.

— В Аду критерии поведения сущностей другие, чем на земле, — ответил Маркус, жадно слизывая кровь с Черной Короны.

Затем, когда крови на Короне почти не осталось — Маркус пошарил рукой внутри и вытащил оттуда свежий скальп.

— Вот! — сказал Самаэль. — Почти с мозгами отдирать пришлось.

На скальпе виднелась едва заметная Печать Самаэля.

— Дракула, до каких пор ты будешь ставить Священные Печати на тела всяких уродов? Ни одного достойного носить эту Корону я не встретил за последние годы. Ни одного, кроме тебя. Надевай и носи, пока она у тебя в руках и больше не снимай и не давай никому и забудь о том, чтобы надевать ее на глупцов, лжецов и лицемеров. Корона эта лишь для того, кто ценит лишь астральное, не земное. Что она даст в земном мире, тому, кто пресыщен погоней за сиюминутной добычей, не думая о вечности? Разве Князь Тьмы, по-твоему, не видит внутренние стремления каждой души? Вот я могу земными благами искушать идиотов, если пожелаю, но потом они отдают все, если желают работать в астральном мире, не в земном или умирают. Потому что их оболочки не готовы к сущностям из Ада. Вот ты готов — будь Самаэлем.

Самаэль взял корону из рук Маркуса, подошел к каменному чану с черной водой и омыл Корону. Затем передал ее Дракуле в руки.

— Тяжелая? — спросил Самаэль.

— Довольно, — ответил Дракула. — Но привыкну.

— Это у меня тут Клиппотическое Медное море Первого Храма — задумчиво сказал Самаэль. — Моя вечность там, где Мое Имя губило и ужасало. Вернитесь немного в те времена и многое узнаете и поймете.

Маркус молчал.

Дракула приложил руку к сердцу:

— Где во мне свет? — спросил он.

— Вокруг тебя, — ответил Самаэль. — Убей его не в себе, в тебе — его нет. Искорени его вокруг себя и станешь Живым Самаэлем. Что оттого, что ты слышишь Меня? Что оттого, что ты слышишь меня многие годы, прими один путь, а не десять или двадцать в разные стороны — дай одну клятву и живи ею от начала до конца, как жил прежде. Можно гонять сонмы духов и тварей, но нужно знать за себя не только имя своей души, но и имя сущности. Из десятков сущностей, что ты гоняешь по поручениям — найди одну свою и оставайся ею несмотря ни на что.

— Самаэль Бен Сутех Нефилим, — тихо повторил Дракула.

— Что для тебя Сутех? — спросил Самаэль. — Для меня, как его порождения — он лишь энергия Хаоса и Мрака — Змей или Дракон. Я слышу его, и ты его иногда слышишь, и можешь проводить через себя, но помни: Я Самаэль, а не Сутех.

Сутех слишком часто акцентирован в мумиях, это роднит его с Путями Света, я же иду по Путям Костей — это Помни. Помни, что нет смертного, кого не может настигнуть рука Самаэля — какими бы силами он защищен ни был, но коли ты давал клятвы не трогать праведников — не трогай их, а грешников тебе хватит с лихвою. Помни, что задача моя — не излучать свет жизни, а пить его из живых, оттого моя сила — молчание, лед и вода, и стихия смерти. Древним мертвым тошно в огне — вот и не возжигай ничего, коли нет причины. Принеси присягу и следуй ей неукоснительно — и не пройдет и три дня земного времени, как колесо смерти закрутится в обратную сторону и те, кто должны тебе начнут нести свои кары. Ты, что годами ходил с моей тенью за спиною один раз впусти мою тень в свое тело и больше не выпускай никогда. Оболочка твоя более, чем походит мне, чтобы продолжать жить на земле в твоем сердце. А ведь сердце звезды беспредельно не похоже на сердце черного змея. Ты водил меня за спиной долгие годы, и я диктовал тебе так много, как никому. И если ты почти целую жизнь не выпускал меня прежде из сердца — почему не впустишь сейчас?

— Впущу и оставлю, — ответил Дракула.

— Только каменное сердце ломает все преграды, смотри на мир с моего трона, где пребываешь ныне, и сама жизнь мирская покажется тебе суетной, лишенной смысла по сравнению с непреодолимостью вечности и зова черных могил. Мне стоит учить тебя заново. Но слышать меня ты должен не со стороны, а лишь через свое сознание.

— Что тогда Сатан? — вопросил Дракула.

— Просто один из моих титулов, — ответил Самаэль. — Это значит Противник Саваофа, это значит Обвинитель душ в загробном мире. Нет душ без греха и порока, оттого твоя клятва не трогать праведных носит символический характер, ведь найди мне праведного и покажи — и ты не найдешь, хотя сам был долгое время более, чем праведным. Но мы же такие скромные, что не ценим себя, а ценим других. А коли начнем себя ценить — сколь же мерзкими созданиями покажутся тебе те, кого ты возвышал год от года.

— И не мешал тебе Свет Саваофа вокруг меня? — спросил Дракула.

— О нет! — ответил Самаэль. — Мне-то он не мешал, я как и был рядом с тобой, пока ты возносил молитвы в белом талите, так и останусь, когда будешь слать проклятия в черной сутане. Но тебе он мешал познать Силу Зла Духовного.

— А что скажешь обо мне? — спросил Маркус.

— Ты провел через себя большое количество черных и злобных демонов Ада, причем Демонов ты выбрал из разных Сфер и эпох и выпустил в мир этот неуправляемый сонм, который быстро расселился по телам и стал работать независимо от тебя. Тебя это сначала удивило — ведь ты воспринимал их, как свою армию, а потом понял, что каждый дух имеет свою нишу и удержать в повиновении собрание Дьяволов нет никакой возможности и власти. Ты не трудился найти свою линию и, почитая сонм единым в Имени Сатан, ударялся в поклонение то одному, то другому Противнику, теряя себя, как Демона растворяясь в чужих зеркалах. Это типовая ошибка большинства Магов Тьмы. Еще желаешь откровений?

— А от кого и когда я их услышу, если не в Зале Царства Смерти от Тебя? — спросил Самаэля Маркус.

Он не поднимал глаз и, казалось, пребывал в глубокой задумчивости.

— Ты почитал священной миссией искать оболочки для своего Сатана и искал их с завидным упорством так, словно не было ничего важнее — передать кровь Духа Своего в другое тело. А когда Дух переходил в тело ученика, ты ударялся в воодушевленное поклонение новому кумиру, и так было со всеми. Новые и новые тела ты передавал Господину своему и тотчас преклонялся перед теми, кто принимал в себя твой эликсир бессмертия — всем ты раздавал этот эликсир, кто был к тебе близок — себе не оставил. И не считаешь ли ты, безумец, что всегда ты выбирал верно — ты отворял тем, кто стучались, ты раздавал тем, кто готовы были взять. Ты сам не заметил, как получил Проклятие Ада — Проклятие Прокаженного и ты жил с этим Проклятием. Это значило только одно — ты отдал весь свет, в тебе осталась лишь пустота. Ты отдал все тем, кто готовы были пить. Ты сам пытался пить свет из других, более слабых, кому не по силам было принять твоих щедрых даров — и поначалу тебе это удавалось, но неуправляемость твоих сложных энергетических конструкций жестоко тебя разочаровала, и ты замкнулся в себе — в собственном бессилие и безнадежности. Те же, кто приняли твои дары — ушли довольные, напившись твоей крови. Но Ад все видел.

Вот теперь Владислав возьмет его на себя, если пожелает. И ты будешь свободен от этого проклятия.

Боль отразилась в глазах Маркуса.

— Но он нес часть Проклятия последние шесть лет, — ответил Маркус.

— Вот именно, что часть, — ответил Самаэль. — И принял это на себя добровольно. Он взял твое проклятие вместе с картами. Он очистил тебя перед небом — это так. Но что значит очистить перед небом, если на тебе Проклятие Ада — и что значит снять Проклятие Ада. Но если он желает видеть тебя совершенным, то он очистит тебя и перед Адом.

Самаэль подошел к ним близко и простер руки их нашими головами:

— У меня есть власть — обратить время вспять, — гневно сказал Самаэль. — С этого момента я останавливаю время для вас и обращаю его вспять. Те, кто должны вам — расплатятся с вами своей жизненной силой.

— Отнимать легко, — сказал Самаэль. — Излучать целое искусство. Я умею только отнимать свет и приносить его тем, кто мне верен. Владислав, принеси мне присягу сейчас и не отступай от нее.

— Я готов, — повторил Дракула.

— Ты присягаешь мне, — начал Самаэль. — Больше не повязывать тфилин, не облачаться в талит, и в любые монашеские одеяния. Не воскуривать смирну и храмовый фимиам. Не посещать даже в астральной проекции святые места, обильные мощами. Единственное, на что ты имеешь право — это входить на астральном плане в 2-3 монастырских или церковных склепа, где есть кости, что тебя пропускают и делать через них выходы, инвертируя пространственные энергоформулы. Либо делать выходы через обычные кости в земле. Твой дух подвижен, но, как и все некросущности твоего уровня, требует наличие точки выхода. Смотри на мир из Ада и только из Ада. Всегда спрашивай себя — кто брал мой свет бездумно. Сразу находи и вычленяй клубки мертвых змей. Те, кто брал свет, чаще всего имеют в астральном поле 2-3 мертвых змеи. Нужно учиться отодвигать или выкидывать чужих змей и замещать их своими. Держать змей можно много, но они требуют пищи, корми змей — телами должников. Пока твоя змея ест плоть должника — он возвращает долги. Откажись от белого хлеба и вкушай только черный, старайся пить лишь холодные напитки, особенно виноградный сок, что служит пищей твоему мертвого духу. Откажись также от оливок, в них сила жизни. Старайся не вкушать соль. Единственные проводники моих миров — холод, тьма и вода. Смотри на падший суетный мир из Шеола — загробного Древнего Ада, в коем сейчас ваши души подле меня. Если тебе нужна помощь или совет — призывай лишь мое имя, и я немедленно буду с тобою. Вот все слова и обеты. Знаю, сколь трудно тебе уйти из светлой сети — но чем скорее уйдешь — тем больше получишь назад того, что забрали у тебя на свету. В моих мирах — никто не коснется тебя. Ты научился чувствовать себя живым и радовался напрасно — в прошлой жизни ты чувствовал себя мертвым, и жил глядя на мир из Ада, где была твоя душа. Живи также снова. Вот твой трон и твоя корона.

Дракула молча закрыл глаза в знак согласия, и Самаэль взял корону из его рук возложил ему на голову.

Маркус прижал руку к сердцу и наблюдал за Дракулой.

— Вот тебе не придется выбирать себе Сатана снова, — тихо сказал Самаэль. — Выбрали мы — не спросив согласия душ человеческих. У тебя есть снова смысл жизни — у него же есть ты, чтобы водить тебя за собою в черных мирах. Уйти ты не сможешь.

С этими словами Самаэль набросил Маркусу на шею черную петлю.

— Вот оружие твое в моем Аду — приведут демоны мои к вам должников — тогда сними с шеи петлю и души, а в прочее время не снимай ее с шеи напрасно.

Маркус склонил голову в знак благодарности.

— Вот тебе символ, — сказал Самаэль. — И протянул Дракуле дощечку. Чаще смотри на него и думай о бренности мира земного. За символ стоит демон — демон, несущий проклятие Ада, чем чаще будешь думать о демоне, тем скорее проклятие Ада перейдет на тех, кто истинно его заслужил, вы же освободитесь оба.

Дракула молча закрыл глаза в знак согласия.

— Желаешь ли ты что-то узнать у меня? — спросил Самаэль.

— Могу ли выйти в Храм, дабы проститься, — вопрошал Дракула.

— Можешь, — ответил Самаэль. — Но впредь никогда больше не заходи туда. И все узнавай у меня. Твоя судьба твоя жизнь сидеть на Черном Троне в Аду — все остальное — призрачно, иллюзорно и бренно — будь в вечности и из вечности правь душами.

Часть VI. Прогулка по Древнему Иерусалиму: Свиток казней

Дракула и Маркус шли по темному шеольскому коридору в непроглядную даль. Дракула был в черных доспехах и в короне Самаэля. На Маркусе была белая туника и красная тога.

— Князь Тьмы! Царь зла! Мой беспощадный повелитель! — тихо говорил Дракуле Маркус. — Куда ты прикажешь мне идти — всюду я следую за тобою. Но туда мне страшно идти. Вдруг ты оставишь меня наедине с ним — страшно подумать, что со мною будет.

— Я не подобен идиоту, что губит своих слуг, — ответил Владислав. — Ты договор заключил еще в прошлом воплощении верно?

— Конечно, — ответил Маркус. — Меня Сатан вытащил из Миров Смерти. Я лишь Сатану обязан воплощением и осознанием себя. И меня ужасает одна мысль — его разгневать. Он говорил со мною лично немало и потом через моих посвященных. А сейчас Он говорит через тебя — и я не смею тебя ни в чем ослушаться — ибо Воля Его за тобою. Если бы я Своим Богам служил — например — Марсу или Плутону — а договор заключил бы в этом воплощении — то было бы одно дело. Тогда бы я мог в любую минуту отречься и сказать — вот Боги Рима сильны, а что Сатан сделал для меня? А поскольку я отрекся Своих Богов еще тогда — у кого мне еще искать защиты, от кого ждать милости. Моя душа никому, кроме Сатана, не нужна. У него таких тысячи и тысячи. Отдал он меня тебе — одному из своих военачальников и теперь ты — мой Господин, что еще мне добавить.

— Вообще, я часто повторяю Саваоф по делу и без дела. Цеба, значит, войско, Цебаот, значит, военачальник. Я же Сатан — что значит противостоящий Эль Эльону. Ладно — это отступление.

— Повторяй лучше Сатан, — ответил Маркус. — Повторяй Имена Силы, что в тебе заключена, и от тебя исходит, ибо коронован Им, и он воплощен в тебе. Ты ветвь его, его луч и его крюк, его щупальца исходят из тебя, путы его для душ смертных и бессмертных в руках твоих. Не повторяй имя противника твоего, повторяй свое, и ты возобладаешь над слугами его, а не он над слугами твоими.

Некоторое время они шли молча.

Затем Маркус тихо сказал:

— Так что еще делать душе, принадлежащей Сатану, как не служить Сатану? И это удивительно, что мне отпустили на Афоне грехи мои, видимо, твой авторитет силен, коли ты поручился за меня. Таким душам, кто служат Сатану не первое воплощение — Адонай самые мучительное покаяние готовит. Я же избежал худших мук, чем я уже перенес, лишь твоей властью. Так что теперь не оставляй меня наедине с ним даже на время.

Впереди стал виден туман.

Вскоре они вышли, словно из облака холодной влажной пыли и встали перед Иерусалимским Храмом. Должна была быть полная луна на небе. Но было темно. Звезды словно погасли. Ветер был холодным.

— Зайдем, — сказал Дракула.

Маркус вздохнул и послушно пошел с ним.

Их тяжелые шаги глухо раздавались под сводами храма, от Дракулы — веяло холодом и сыростью Тевтобургского склепа. Огни в масляных светильниках гасли при его приближении к завесе. Они не заперли за собой дверь и холодный ветер, пришедший с моря, врывался в храм и завеса зловеще колыхалась. Вскоре ветер задул все огни и один-единственный огонь остался гореть в кадош-а-кадошим.

Дракула отдернул завесу, и они вошли в Святую Святых. Огни — их было 7 в большом семисвечнике -горели прямо у ковчега. Но они были слабые — словно едва теплились, и пламя было красноватым. Херувимы в бликах этого едва теплящегося пламени — словно почернели. Стал слышен голос над ковчегом:

— Мальхира, зачем оскверняешь нечестивым присутствием своим мою обитель? Зачем тлетворным дыханием тушишь огни? Зачем вторгаешься в пределы благочестия с нечестивыми и жестокими помыслами? Воистину! Тебе не место стоять у Ковчега Завета.

И Дракула ответил:

— Царь Зла к Царю Святому за правосудием пришел.

— Меч твой обоюдоострый и жестокость твоя — вот правосудие твое, Мальхира, — ответил голос над ковчегом. — Покинь, Самаэль, обитель мою. Отойди, Сатан, от врат моих и не приближайся. Но кого осудил по Печатям Своим — и древними именами своими приговор подписал — того и казни по древнему закону. Как Сатану прежде власть праведного Иова искушать была дана, так Сатану ныне право дано грешные души на муки обречь. Знаю я, что ты занят ныне со слугою своим изысканием наказания для мерзкой блудницы — там под горою есть старые виноградники, за ними дом терпимости, куда знатные люди стопы направляют по ночам. Там найдешь Махаллат. Есть тюрьма в Иерусалиме. Есть там начальник караула древней крови и знатного рода и в казнях весьма искушенный — это Азазель. Есть начальник стражи царя иерусалимского — жестокий не в меру — молниеносный как стрела — это Ашмедай. Вот куда ты Мальхира пойдешь — там в твое распоряжение и любое оружие и методы любые предоставят — дабы жестокость совершить и казнь учинить над блудницей, проклятой Семьюдесятью Двумя. Кого в помощники из них троих возьмешь — тот и исполнит для тебя дело твое. А не хочешь ничьих услуг искать — ступай на Соляные озера, что у сожженного Содома — меч свой подними — призови своих Сатаним — и пусть душу виновную и сущность бросят к стопам твоим. Все, кто священников убивали чародействами, как сия блудница — по заслугам получат. Ибо каков — запрос к служителям завета — такова и плата по запросу. Но как могла она, безрассудная, на себя накликать беду — священников проклиная, Самаэля Мальхиру ненароком проклясть вместе с ними и разгневать тем премного. Вот же воистину шерсть овечья у нее в голове вместо мозга.

На ковчеге я заметил свиток.

— Возьми, — продолжал голос. — Там утвержденный список приговоренных, чтобы ни у Михаэля, ни у кого из небесного воинства не возникло к тебе вопросов — отчего Мальхира такие-то души и тела мукам предает.

Дракула взял свиток и холодно попрощался.

Все это время Маркус щурился, точно от яркого света. Он ни словом ни обмолвился в храме. К концу беседы он едва стоял на ногах. Когда они выходили из храма, Дракула вел его под руки. Он еще держался, пока они спускались по широкой лестнице, отделанной мрамором, ведущей вниз — в сады — с Храмовой Горы. Но когда они зашли в виноградники — он опустился на колени — у него шла кровь из носа и слезы стояли на глазах.

— Дракула, зачем ты так мучаешь меня? — тихо спросил Маркус. — Если тебе открыта вся система, зачем меня постоянно поднимать на верха, где мне пребывать невыносимо.

— Вот так размножать Махаллат, — так же тихо ответил Дракула.

Он дал Маркусу выпить черной воды из фляжки, и тот успокоился и вскоре поднялся и продолжил путь с Дракулой. Пройдя старые виноградники, тонущие в ночных тенях, они вышли к притону. Два охранника у входа, завидя их, расступились. Свет горел яркий, была слышна музыка, в отгороженных комнатах трудились дорогие блудницы, ублажали они богатых купцов, представителей знати и священников. Они прошли три ряда довольно светлых комнат, и зашли в богато украшенную темную комнату, где сидела хозяйка притона. Была она смуглая, загорелая, ее обнаженное тело, едва прикрытое тонкой прозрачной туникой из шелка — было увешано золотом. Кольца и браслеты были на руках. На шее — несколько ожерелий из жемчуга. Соски были проколоты и на них висели золотые кольца. Черные вьющиеся волосы были заколоты большой позолоченной ракушкой, из которой торчала острая медная шпилька.

Хозяйка притона встала с ложа, устланного коврами, и низко поклонилась.

— Я Сатан Мальхира, — вкрадчиво начал Дракула. — А это — мой слуга Маркус. Вот, мы хотим у тебя узнать, как убить Махаллат?

— Эсфирь! Я Эсфирь! — улыбаясь и виляя бедрами, сказала молодая женщина. — Какую мне для вас убить Махаллат? Ту, что ласкает члена хевер невиим, или ту, что ублажает финикийского купца, или ту, что выслуживается перед ханаанским жрецом? Сатан, я готова убить любую, какую ты изберешь?

— Я хочу убить ту, что сейчас со стражником из охраны иерусалимского царя.

Эсфирь улыбнулась, вытащила нож с костяной рукояткой, затем открыла корзину, где сидела большая черная змея. Эсфирь положила ее на каменную печать и отсекла ей голову.

Послышался крик:

— Ах ты негодница, зубы свои спрятала бы куда-нибудь. Много их у тебя.

Потом снова крик и стоны. Потом вновь голос царского стража:

— Отнесите в ров. У меня царская грамота. Она меня укусила до крови.

Так объяснял стражник охране притона. Музыка продолжала играть.

— Может быть, не убивать, а в тюрьму отправить? Ту, что с членом хевер невиим, — спросила Эсфирь.

Дракула сделал утвердительный жест.

— Легко, — ответила Эсфирь. — Она сделала маленькую куклу из воска, вытащила из волос заколку и воткнула ее кукле в руку.

— Ах ты воровка! — закричал священник. — Верни мое золото, дрянь. Охрана! Охрана!

Слышно было, как женщину увели.

— Так я тебе весь твой притон опустошу, Эсфирь, пока будешь мне примеры показывать.

— Опустошай, Сатан. Завтра мне новых девушек привезут помоложе и победнее и все будут девственницы. Чтобы их первый раз сторговать подороже —— мне за девственниц очень дорого платят. И соблазнить их большими заработками, а будут трудиться за гроши. Я же сама с кохен hа-рош только сплю — ходят сюда купцы и священники, не то, что в грязных притонах на окраинах города, где терзают рабынь рыбаки и разбойники. Здесь у меня чисто.

— А как ты соблазнила первосвященника? — спросил Дракула.

— А вот, — Эсфирь улыбнулась и провела их к сундуку.

Она открыла сундук — там лежал гигантский каменный фаллос, исписанный всеми именами Ха-Шема.

— По пятницам — первосвященник только ко мне, — сказала Эсфирь. — До меня было у него пять любовниц — всех бросил ради меня.

— А вот почему меня Яхве к тебе отправил, — сказал Дракула.

— А не желаешь со мною возлечь, Сатан? — спросила Эсфирь, гладя себя по бедрам. — Я могу и двоих обслужить.

Она посмотрела на Маркуса.

— Нет, нам вполне хорошо вдвоем, — ответил Дракула и взял Маркуса за руку.

— А! Поняла, — сказала Эсфирь и затем обратилась к Маркусу. — Тебе так нравится моя ракушка, ты все на нее смотрел. Это ракушка заклятая, там внутри мозг засушенный мозг совы и засушенное жало змеи. Давай я ее тебе заколю на одежде.

Маркус покачал головой, взял из рук ракушку и долго крутил в руках и, наконец, спрятал, видимо, очень довольный.

— Так какую Махаллат вы хотите убить? — вновь спросила Эсфирь. — Я тоже Махаллат. Ты пришел за мною, Сатан?

Она грустно улыбнулась.

— Нет, — Дракула погладил ее по плечу. — Ту, что жила много веков после тебя.

Эсфирь глянула в черное зеркало и сказала задумчиво:

— Сатан! Да там же Белая Шхина внутри, а поверх немного червей могильных. Вы с нее защиту Махаллат снимите, что не позволяет червям в тело залазить и ее кровь пить.

— Как ты предложишь это сделать? — спросил Дракула.

— Забрать сущность, в фигурку заключить и в черную ткань завернуть. И тогда спадет ее естественная защита от духов гниения и червления. Как мы выходим под палящее солнце в накидке, и солнце уже не так печет, а стоит накидку сбросить — можно перегреться и заболеть. Вот так и с червями и змеями, и пауками и скорпионами, что невидимые грызут людей — на ней панцирь крепок, а стоит снять с нее панцирь и будет немедленно пожрана своими же тварями. Если у нее есть защита от них — то они и не мешают, а стоит защиту убрать, и раздерут ее в клочья и никуда не денется от них.

Поблагодарил Дракула Эсфирь — швырнул ей мешочек с золотыми, и после этого она открыла ему и Маркусу заднюю дверь и они вышли из притона.

Шли они узкими тропами между маленьких серых домов, между цветников и фруктовых садов, что утопали в ночных тенях. Выглянула, наконец, из-за туч полная луна и все стало в лунном свете и ночном тумане, как мираж и все вокруг стало призрачно. Потом луна снова исчезла за тучами.

— Отчего ты так обрадовался? — спросил Дракула.

— Хорошее оружие — эта заколка, — ответил Маркус. — С ее помощью можно сотворить много чего, а не только то, что Эсфирь нам показала. Любой Махаллат можно выколоть глаза.

Дракула обернулся к Маркусу. Он загадочно улыбнулся.

Было тихо. Они подходили к Иерусалимской тюрьме. Горели светильники, был слышен ропот голосов и звук железа, стоны и свист плетей — все это висело в воздухе. Навстречу им вышел Азазель. Был он в черном шерстяном плаще, ибо ночью было прохладно. Взгляд его был чудовищно — свиреп и губы приподняты в зверином оскале.

Пристально посмотрел он на Дракулу и на Маркуса. Маркус невольно опустил глаза к земле.

— Самаэль, — весело сказал Азазель. — Ты бы сразу меня звал. Я такой же, как ты Сатан и из любой Махаллат быстро всю душу вытрясу.

Он сделал знак, чтобы они прошли под своды тюрьмы.

В первой комнате налево — была уютная кузница, там трудились мастера, раздувая меха и стуча молотами — они днем и ночью ковали цепи для осужденных. Там же лежали всевозможные клейма. Одно из них было в виде буквы Шин.

— Вот такие клейма ставят на блудниц, — сказал Азазель. — Убить Махаллат вам нужно? Отсеките голову ей или подвесьте за ноги. Можете вывернуть суставы на руках и повесить на них.

Он вышел и вернулся с бычьим сердцем и обрывком женского платья. Затем он накалил другое клеймо с буквой Хей и начал выжигать символ на разных частях куска полотна. Затем же накалил клеймо посильнее и вонзил в бычье сердце — оно задымилось, шипя. Послышался женский стон.

Когда они зашли в соседнее помещение — одна из узниц лежала неподвижно, словно замерла, держась за сердце.

— Мы посовещаемся и выберем наилучший способ — тихо ответил Дракула Азазелю.

Затем, они молча покинули Иерусалимскую тюрьму. Весь путь назад по шеольскому коридору прошел в глубоком молчании.

Наконец, показались Врата Тевтобургского склепа. Пройдя все тропы и пещеры между вратами, они вышли на Девятый Круг. Одинокий светильник освящал основание трона.

Дракула сел на трон, стоящий во мраке и задумался.

Маркус сел у его ног.

— Мой Господин, какой способ ты изберешь?

— Подумаю день и изберу, — ответил Дракула.

— Я не встречал более сильного черного мага, — сказал Маркус также тихо.

— Что мне человеческие категории, — ответил Дракула. — Если во мне воплощен Мальхира.

— Это ужасное имя и воистину, если голос в храме тебя так назвал — то ты есть Мальхира.

— Поплачут те, кто смеялись, — Дракула равнодушно пожал плечами и затем велел Маркусу подать ему черное зеркало.

Трон был широким — Дракула приказал Маркусу сесть рядом и смотреть с ним.

— Почему ты позволяешь мне сидеть на троне подле тебя? — тихо спросил Маркус.

— Потому что, будучи Мальхирой — я не опасаюсь за сохранность моего трона на девятом кругу ада, — также тихо ответил Дракула.

После этого на черном зеркале стали появляться очертания, и они погрузились в созерцание все более четких и ясных форм будущих событий.

Часть VII. Ночь в гробнице

Дракула и Маркус стояли перед святым собором. Маркус был в белой сутане и его лицо закрывал капюшон. На Дракуле была тоже сутана. Только черная, и у пояса висел старинный меч. Они вошли в гробницу. Тени Древних Владык поднялись к надгробиям из нижних частей гробницы и наблюдали за ними.

— Я к себе, именем Самаэля, Царя Смерти! — коротко сказал Дракула. — Тени успокоились и разошлись по гробам.

Они прошли сквозь закрытые Царские Врата Собора.

— Вот! — коротко сказал Дракула, указывая на надгробие под красным бархатом.

— А где Хозяин? — тихо спросил Маркус.

Дракула пожал плечами:

— У нас одна на двоих. У него много работы. Я сюда иногда прихожу спать вместо него. Пойдем?

Они прошли сквозь плиты надгробия и спустились в саркофаг. Там был скелет, под которым находились едва заметные остатки великой схимы. Одна из рук была сложена в благословляющем жесте.

— Господь Саваоф, — тихо сказал Дракула. — Вот что писали на великих схимах с древних времен.

Его тень свободно вошла в скелет.

— Ложись рядом, — тихо сказал Дракула — Маркусу.

Маркус послушался.

— Сколько меня еще будут мучить? Я не хочу наверх.

— Твоя Махаллат когда-то мне скулила вконтакте — «у меня сломаны верха, подними меня повыше». Я ее так высоко поднял, что она никак спуститься не может. Так что даже Самгабиала путает с Архангелом Азраилом.

— Ад откроет глаза, — тихо сказал Маркус. — Не напоминай мне хотя бы в этой гробнице про эту женщину, чтобы мне не осквернять сей обители сквернословием. А то повторно ты меня на Афон каяться не поведешь.

— Маркус, — Дракула сладко улыбнулся. — В монастыри Святого Афона я тебя готов во сне водить хоть каждый день. Правда, мне Самаэль запретил заходить в кельи к мертвым старцам. Ну, ничего я тебя на улице подожду, а ты, верно, запомнил дорогу — сам найдешь, или я объясню заново.

— Избавь меня Сатан терпеть это снова, — тихо сказал Маркус.

Затем Дракула слегка пошевелил костяною рукою и обнял Маркуса:

— Спи, Маркус. До рассвета еще далеко.

Они погрузились в сон.

— Ты меня здесь оставишь? — спросил Маркус. — А если вернется Хозяин?

— Прогуляетесь наверх, к Господу Саваофу, — тихо ответил Дракула.

Маркус потер лоб в районе третьего глаза.

— Я вижу лестницу, — тихо сказал Маркус.

— Лестница Яакова, — уверенно ответил Дракула.

— Дракула, ты изверг и мучитель, — печально ответил Маркус и поежился.

— Привыкай смотреть в глаза свету, как смотришь смело в бездны Ада без лишних сомнений и многое из того, что ты желаешь — сбудется.

Ближе к утру Дракула оставил тень Маркуса одну спать в могиле.

Через несколько дней Владислав вернулся за его душой.

Хозяин гробницы вывел тень Маркуса к стене, неподалеку от собора, и передал Дракуле ее с рук на руки. Маркуса трясло, он не смел поднимать глаза.

Хозяин гробницы был в приподнятом настроении.

— Благодарю тебя, Дракула, за такой прекрасный подарок, — сказал он. — Ты так мудро препроводил его тень в мою могилу и оставил спать в ней. Воистину, когда я вернулся — я был очень рад найти его тень у себя. Вообще в этот собор, в эту могилу никого из посторонних не пускают. Но тебе я давно и несомненно передал астральные ключи от могилы, и ты можешь приходить спать в мою могилу, как к себе, когда тебе удобно и приводить с собой тени, кого сочтешь достойными побывать в древнем склепе. Хотя такие тени, кто может порадовать меня своим присутствием — конечно, редкость большая. Но Маркус это, разумеется, исключение, ибо таких талантливых теней с таким удивительным знанием ада — единицы. Я же последние века более пребывал в сферах верхних и светлых, так что нам было, чем друг друга удивить в наших рассказах.

На этом они простились с Хозяином могилы, и пошли по мостовой вдоль реки.

Когда они отошли на достаточное расстояние, Маркус опустился на колени и обнял ноги Владислава:

— Пожалуйста, больше не оставляй меня там.

— О чем вы говорили с Иоанном? — с улыбкой спросил Дракула.

Маркус закрыл лицо руками:

— Не спрашивай меня, просто не оставляй меня там. Мне на девятом круге в компании паука было, клянусь, лучше.

— Но он не причинил тебе боль? — участливо спросил Дракула.

— Нет, — Маркус покачал головой. — Но столько о Страшном Суде я еще не слышал.

Владислав молча начертал перед ними Врата, и они вышли из малкут в йесод клиппот.

Проходили они врата Ада медленно, молча.

Потом Дракула, наконец, спросил.

— Расскажи, как все было?

— Наутро, — начал рассказывать Маркус, когда мы остановились передохнуть между пятыми и шестыми вратами Ада и было ему время рассказать о прежней боли. — Два ангела с мечами стояли надо мною. Это были ангелы из свиты Михаила. «Не трогайте меня», — сказал я им. — «Я пойду сам». И, сопровождаемый ими, я поднялся наверх. Там было много ангелов, очень много. Все были в белых одеждах. Еще там были души, простертые ниц. На троне сидел незримый в облике света и в золотых одеждах. Мои провожатые толкнули меня и заставили меня преклонить колени. Тогда незримый открыл лицо, и я увидел его и смотрел ему в глаза. Он назвал непроизносимое имя и титул Саваоф.

Посмотрел он на меня пристально:

— Память твою бережно хранят в музеях Ватикана. Сопоставимо ли это с тем, что ты пишешь?

— Я писал искренне, — спокойно ответил я.

—Кому ты долгое время доверял распоряжаться руками твоими и разумом и жизнью твоей? Устыдись, несчастный. Чрез тебя многия диаволы вершили грешныя деяния, но промысел высший мнил тебя мудрее в разуме твоем и очистил сердце твое от мертвого камня.

— Из мертвого храма. Аминь, — тихо ответил я.

— Что же теперь у тебя на сердце? — вопрошал сидящий на троне.

— Осталась любовь, — ответил я. — Любовь к Аду, любовь к черной энергии, энергии хаоса, любовь к творению зла, зла духовного. Пусть каждый занимается своим делом. Это пытка — мне быть в этих светлых чертогах. То, что им блаженство — мне страшная мука. Я желаю одно — видеть перед глазами — своего Сатана. И больше мне ничего не нужно.

Я не желаю стоять в этих залах, моему духу — вреден ваш свет. Отпустите меня! Как отпустили мои грехи! Закройте мне видения ваших миров! Так к чему меня вновь и вновь призывать к ответу. Перед Адом — я готов отвечать. Здесь — я не хочу отвечать снова.

— Но коли душа твоя Самаэлю Мальхире принадлежит, то не удивляйся потом получить новые адовы муки.

— Что ж, — ответил я ему. — Дьявол волен наказать или миловать любую душу, что ему служит, ибо дьявол милостив и справедлив и знает, кого миловать, кого карать. И если будет ему за что наказать меня — я приму страдания от него, как милость. Как принимаю сейчас муки эти — испытание невыносимым для меня светом. Но я уверен, что дьявол поручит мне испытывать другие души, на ком больше вины. И возвысит меня в моих заслугах.

— Ты всегда был далек от Люцифера, — сказал мне сидящий на троне. — Если тебе придется выбирать между Печатями Люцифера на плоти своей, на ауре своей и Печатями Михаэля (какие на тебя уже ни раз сбрасывал Мальхира за ненадобностью, ведь немало Печатей оставил ему Архистратиг Михаэль с их прошлой совместной работы и девать ему их некуда)— какие ты изберешь?

— Я был далек от Люцифера, — честно ответил я. — Потому, что Он излучает свет. Но свет Его совсем иного свойства, чем небесный. А я вовсе не желал никакого света излучать. Но если меня пред выбором поставят — какие Печати скорее на ауре носить, то без сомнений я изберу Печати Люцифера и буду носить их. И они, несомненно, лучше для меня, как для духовной сущности, чем печати Михаила или любого из светлых. В свое время я имел общение с Люцифером, и оно было весьма полезным и приятным для меня и более отвечало стремлениям моей души, чем общение с тобой. И Люцифер даровал мне Личный Знак, что я имею право носить, как знак Люцифера. Это мое мнение окончательное.

— Он неисправим, — мрачно изрек сидящий на троне. — И слишком глубоко привержен злу. Уведите его! Уведите его скорее прочь с глаз моих обратно в склеп святого собора, и передайте его душу хозяину могилы, а он пусть передаст Мальхире, ибо Мальхира явится за слугою своим. И пусть Мальхира уведет его душу в Ад и делает с ним там все, что пожелает в жестокости своей — ибо это его счастье испытывать муки от дьявола своего — пусть же наслаждается ими снова и снова. Душа сия для света безнадежно потеряна, а у Мальхиры много таких рабов. И все равно Царь Зла его душу нам не отдаст — слишком лаком он для него. Поэтому пусть его душа попадет обратно к господину своему, и я уверен, что он по доброй воле, а тем более по злой не придет больше ночевать в наши склепы, а лишь затем, если его дьявол приведет вновь насильно, как в этот раз.

После этого ангелы увели меня обратно в склеп.

— Что было потом? — спросил Дракула Маркуса.

— Потом вернулся Иоанн. Ангелы с мечами передали мою душу ему, и мы долго говорили. Я не все понял, я понял только одно — мне не стоит ни в чем уклоняться от правды, иначе это может обернуться страданиями моей и так измученной душе.

— Так не уклоняйся, — спокойно ответил Дракула. — Неси ответственность за прошлое. Твердо смотри в лицо будущему, каким бы ужасным оно не было для тебя.

— Мальхира, — умоляюще сказал Маркус. — Отведи меня на девятый круг, дай мне прийти в себя во тьме.

Часть VIII. Проклятие Сигнифера

На девятом круге Ада стоял черный трон. На троне сидела тень в черном одеянии, крепко сжимая в руках обнаженный меч. У ног этой тени сидела еще одна тень с косою в руках.

Маркус с удивлением посмотрел на Дракулу. В его глазах мелькнуло отчаяние.

— Ты же обещал мне… — сказал Маркус, указывая на тень, сидящую на троне.

Рука тени, держащая меч слегка вздрогнула — то ли от неприятия неожиданной дерзости, то ли от гнева.

Тогда другая тень, сидящая у ног первой, поднялась, наконец, и подняла капюшон. Под мантией скрывался скелет.

Скелет приложил руку к сердцу и затем очень вежливо Дракуле поклонился.

Дракула слегка улыбнулся в ответ.

— Сигнифер, — тихо сказал Маркус. — Какая радость… Что Мальхира пригласил тебя. Я думал, ты спишь… Давно о тебе не было слышно ни в снах, ни в астрале. Ты знаешь, откуда Мальхира привел меня?

— Знаю, — ответил Сигнифер. — Пока ты был в светлом склепе — Самгабиал терзал душу одного из врагов твоих.

Маркус едва заметно улыбнулся.

Дракула повернулся к Маркусу и положил ему руки на плечи:

— Ад устроен так, что чем больнее тебе, тем больнее твоим врагам, если ты силен, а ты силен — несмотря ни на что. И сила воли еще понадобится тебе. Испытания в аду — суровы и жестоки.

Затем Дракула обернулся к Сигниферу:

— Расскажи немного о себе, сейчас в присутствии трех теней.

— Слава тебе, Мальхира, поднимающий мертвецов из могил. Я Сигнифер — хранитель колоды. Я посвятил жизнь и душу этой колоде, и я знал, что меня заберут одним из первых, но я надеялся на чудо, которого не случилось. Я был жесток и хладнокровен. Я выполнял заказы и для Маркуса и для других членов круга и жатву собрал немалую. Но Силы оставили меня. Хозяин меня предал.

Сигнифер слегка искоса посмотрел на Маркуса и замолчал.

Маркус едва заметно вздрогнул и опустил голову.

— Я остался хранить карты с того света, — продолжал Сигнифер. — Да, моя смерть потрясла многих, она пошатнула незыблемость новой системы. Обо мне потом говорили: «Кто еще пойдет за Маркуса гореть в аду?» … или мерзнуть… Самгабиал морозит. Люди, кто работают с картами — адепты ада — им нельзя излучать энергию — только поглощать. Дракула, на местности было открыто пять воронок, а всего воронок семь существует. Семь воронок древнего Ада, ты знаешь?

— Я знаю, — ответил Дракула. — Я открыл шестую — Бээр Шохат.

—Так я тебе передам ключи от тех пяти, что были открыты на местности — четыре в Ленинградской области и одна в Московской.

— Да я и так вижу примерно координаты. Я привык выстраивать воронки с врат на врата. Если есть, где воронка, я ставлю врата, чтобы напрямую на воронку выходить. Сигнифер! Оглянись. Ты не видишь? У меня на девятый круг выходят все семь. Пять ваших и две моих. Просто вторая еще прикрыта слегка.

Сигнифер немного смутился.

Туман поплыл за троном, и в тумане стали вычерчиваться контуры воронок.

— Ты действительно силен, Дракула, как о тебе говорили, — сказал Сигнифер.

Маркус же заметно более бледный, чем прежде, молчал, перебирая в руках четки.

— Из монастыря, поди, притащил, — тихо сказал Сигнифер.

Маркус ничего не ответил.

— Теперь скажи мне, Сигнифер, — спросил Дракула после паузы. — Она работала с Вратами Инфериона?

— Ей Врата Шавайота открывал напарник.

— У меня врата Шавайота раз в 20 сильнее. Я открывал с Архангелом Михаилом в 22 заброшенных церквях.

— Мальхира! Кто же спорит? Михаэль, конечно, силен в делах заброшенных церквей. Я же далек от него и его инверсий белой системы, как ночь далека от утра. Но те, что были открыты на местности — это воронки не Шавайота, а именно Врата Прямые. Она подключалась через портал Самгабиала. Она может не бояться многих демонов, а Ключника Ада — она боится.

— Ты ей давал Ключи? — спросил Дракула.

— Знаешь, как это выглядело? Допустим, я спал и не захлопнул дверь, и ко мне в дверь зашла соседка, и взяла мои ключи от машины — съездить за хлебом в магазин. Я же не проснулся — то ли сделал вид, что не заметил, что она взяла ключи, то ли не хотел, то ли не мог проснуться и отобрать, вырвать их у нее из рук сразу. А потом просыпаюсь и узнаю, что она на моей машине курит гашиш и давит людей, и что я должен делать? Немедленно позвонить ей и сказать: «Возвращай ключи, иначе мои костлявые мертвые руки остановят твое сердце». Вот так я спал. Я спал в могиле, и надо мною было проклятие. И я спал заклятый, и проклятый, и я не мог решать, кто возьмет ключ портала. Ключи лежали на входе, кто искал — тот и брал. Я же имею право отобрать, разбуженный Черной Волей Сатана.

— Что ты скажешь о проклятии?

— Это страшное проклятие. Я наложил его на ряд порталов перед смертью. Оно висит надо мной и над всеми, кто входил в глубокие близкие контакты с картами. Это Проклятие Прокаженных. Отрицание света, отрицание жизни, желание уйти в те миры, где нет света, но есть Смерть и Ад. Боль — вечный спутник Прокаженных.

— А в чем тогда преимущество? — спросил Дракула.

— О, тебе ли не знать, великий вампир, — тихо ответствовал Сигнифер. — Когда сторонишься света и погружен во тьму — ты пьешь чужие жизни, как из кубков.

Наконец, тень, до сей поры сидящая на троне, поднялась с места.

Тень подошла к Маркусу, и подняла капюшон.

Взгляд у тени был мрачным и суровым, движения тяжелыми и холодными.

— Романов Петр Алексеевич, — я пристально смотрел на Маркуса. — Не узнаешь?

— Но почему? — только и смог выговорить Маркус, удивленно переводил взгляд с меня на Дракулу и обратно, отчаянно заслоняясь руками, словно от жуткого видения.

— Потому что Дракуле нужна в Аду хорошая компания, — ответил Я. — Я тут узнал недавно, что у Маркуса в Аду начались приключения. Я постараюсь, чтобы приключения у Маркуса были яркие и запоминающиеся, а Ад настоящий.

Я вытащил из-под полы черного плаща кадуцей.

Я очень пристально посмотрел в глаза Маркусу:

— Кто — то обронил по дороге в Ад? — спросил Я Маркуса.

— Когда меня первый раз сюда вели, возможно… — Маркус с трудом подбирал слова.

Я резким движением разломил жезл об свое колено и отбросил в сторону.

Сигнифер едва удержался, чтоб не зааплодировать:

— Я бы с радостью… не отказал себе в невероятном удовольствии посмотреть, что будет дальше, но меня ждут дела, благо Дракула и Петръ мне открыли астральные коридоры, такие, о которых я прежде и мечтать не мог — при всем желании.

— Я бываю непредсказуем, — ответил Я. — Особенно, когда дело серьезное и очень долго ожидало своего решения. Смотри, не подведи, а то накажу.

Сигнифер поклонился Мне, потом Дракуле и быстро вышел из зала, крепко сжимая в руках древко черной косы.

Часть IX. Чернильница Лютера

Когда Сигнифер удалился. Мы с Дракулой с двух сторон обступили Маркуса, который был — сложно сказать — в замешательстве или в панике, но всем своим видом пытался изобразить уверенность в себе, что у него получалось весьма плохо. Наконец, он сделал несколько шагов назад и упал в кресло почти без сил, мы же сели рядом.

Я вновь вытащил шпагу и слегка поддел ее эфесом Маркуса под подбородок.

— Если изменник, вор и предатель по дьявольским меркам может казаться красивым и сильным, то мне из миров смерти кажется совсем иначе. Впрочем, это мой взгляд, лично мой. Подумай, Дракула, а нужен ли он тебе, такой слуга?

Я посмотрел на Дракулу весьма пристально.

— Все имеют право на ошибки, — начал было оправдываться Маркус, отчаянно пытаясь отодвинуть эфес шпаги от лица.

Но Я приставлял его снова и продолжал.

— Как же мне тебя величать — то? Валентин или Маркус? А может быть Досточтимый Консул? Или Черный Папа? Я даже затрудняюсь, как мне к тебе обратиться. У меня к тебе такое огромное количество вопросов и пожеланий, что с одного раза и не высказать. Мы с Дракулой тебе подготовили подарок. Ты всегда мечтал о славе — вот мы тебе такую славу устроим, что темные, встретив тебя на улице — перестанут с тобой здороваться, узнав все детали твоей практики, а светлые и вовсе шарахаться от тебя будут за километр. Вот Моника — Левински прославилась своим синим платьем и своей книгой-исповедью. Может быть, ты тоже исповедуешься общественности. Вот Николая, его записи в живом журнале многие читали, ну и ты напиши свою альтернативную версию. Он, правда, стер все записи под воздействием полчищ жутких демонов, которых ты на него насылал по ночам, но в КЭШах все осталось. А тебя еще не слышали — а ведь многим интересно, как все было на самом деле. Может быть, у тебя сохранился тот черный костюм, со следами дьявольского причастия? И ты предъявишь его общественности, чтобы подтвердить свою репутацию предводителя нечестивых?

Маркус побледнел и поежился.

— От меня шила в мешке не утаишь, — продолжал Я. — И сказки рассказывай в другом месте, а в Аду говори прямо.

— Мать постирала, — коротко ответил Маркус, опустив глаза.

— Вот это уже честнее, — ответил Я и, наконец, убрал шпагу обратно в ножны.

— Даже если от меня все отвернуться… — тихо сказал Маркус. — Впрочем, где эти все? У каждого своя жизнь, круг давно распался, и полоскать меня за прошлое можно сколько угодно. Я дал клятву Дракуле, и останусь ей верен. А что вы теперь уже вдвоем, как я вижу, со мной сделаете, это уже дело вашей совести.

— Теперь ты будешь призывать к чести и совести, когда прежде этого слова не знал. Занятно, — Я даже немного улыбнулся. — И так ли давно?

— Я уже говорил с 2015 года, когда за моей спиной впервые встал Саваоф, — тихо ответил Маркус. — Я перестал представлять ценность для общения в темной среде. Вскоре оборвал все контакты и сейчас совершенно никому не интересен и не нужен, кроме черных теней, преследующих меня и жаждущих скорой и мучительной расправы.

Маркус, наконец, поднял голову и довольно вызывающе посмотрел Мне в глаза.

— Ну, если бы мне было, что терять, я бы может и пытался заискивать, унижаться, просить. А теперь, совершенно отрешенный от мира, я могу лишь вверить мою участь воле Сатана. Пришедший из вечности, поднятый его зовом, я готов спокойно уйти обратно, когда Ему будет угодно. Я смотрел в будущее с некоторой долей надежды, которая сейчас тает, как дым. Я понимаю, что Мальхира готов поднять из гроба любого, кто желает плюнуть мне в лицо. И если бы все началось и закончилось только одним Сигнифером, который после смерти приходил ко мне не единожды, дабы мучить меня нравоучениями и упреками, пока я не наложил на него столь сильное заклятие, чтобы он больше меня не беспокоил. Но теперь я вижу, что явно недооценивал жестокость Дракулы…

Маркус печально посмотрел на Меня и пожал плечами. Затем задумчиво продолжал:

— Грехи мне отпустили, милостью и участием Дракулы в моей духовной судьбе. Погубленных душ, конечно, было немало, и если бы я начал перечислять сейчас, то, пожалуй, рискнул бы сбиться со счета. Однако, все эти души стали только и исключительно достоянием Сатана, я же служил, как раб тому незримому и всесильному началу хаоса, которое чувствовал в себе и рядом с собой. Сейчас же Он обрел для меня персонификацию, и я буду продолжать служить конкретному Сатану так, как прежде служил абстрактному.

Что же до моего покаяния — то принес я его исключительно по желанию Дракулы, и если бы Мой Князь не подверг меня этой унизительной для меня процедуре, то я бы так и пребывал отягченный прежними грехами в глазах семерки.

В моей душе что-то сломалось. Причем сломалось совсем недавно окончательно и бесповоротно. Мне стало безразличным мнение окружающих обо мне, мне интересно лишь, то, что скажет обо мне Дракула. И если кто и спросит, как я мог, например, покаяться — то я отвечу, что выполнял беспрекословно приказы моего Сатана. А то, что Дракула настоящий Сатан и может с полным правом носить этот титул — здесь вряд ли кто-то сможет усомниться.

— Ты подменяешь понятия, — ответил Я, положив руку на плечо Маркуса и измеряя его пристальным глубоким взглядом. — Наверное, я не идиот и что-то смыслю в магии. Ты видел когда-нибудь змею под Медным Всадником?

— Придавленную копытом? — Маркус презрительно усмехнулся.

— Одну из своих Лилит я и вовсе приказал казнить, — невозмутимо ответил Я. — Хорошо. Энергия Лилит может быть полезна только будучи управляемой. Неуправляемая она деструктивна и разрушительна, своих внутренних змей нужно уметь побороть, а тем более внешних. Я скажу, что в тебе очень плохо — ты погряз в служении Лилит, теряя свою духовную целостность, ради сиюминутных выгод, что она может дать. Сатаном ты никогда не был, ты искал образ идеального Сатана. А Лилит ты старался использовать до тех пор, пока сам не утонул в ее энергетике. Я же боролся с нею всю жизнь, пока не укротил, как я это вижу.

Маркус грустно улыбнулся:

— У меня сейчас канал 50 на 50 Лилит с Саваофом. Врагу не пожелаю это сочетание.

— Я хотел сказать, — продолжал Я. — Что понятие Сатан для тебя слишком аморфно. Ты подразумеваешь некую высшую темную силу. Твой же нынешний Сатан вполне конкретен. Мы с Дракулой говорили на эту тему и выяснили, что Культ Люцифера и Культ Самаэля имеют одни истоки — это более поздние вариации культа египетского Сета. Люцифер был изначально известен, как достаточно древний хурритский бог серпа Астар — Гилель, элементы обрядовой атрибутики которого были позаимствованы из культа Сета. Позднее имя Люцифера — Гилель включили в Библию, а точнее в часть Торы — в Книгу Пророки, которая стала частью Библии. Там Гилель изображен жестоким вавилонским царем, предположительно речь идет о Навуходоносоре II, разграбившем Первый Храм в Иерусалиме, хотя есть еще несколько версий, какой именно из Вавилонских Царей в Библии именуется Гилель. Впоследствии, при переводе Библии на латынь, который более известен, как вульгата, имя Гилель перевели именем древнего римского бога света — Люцифер, что и закрепилось впоследствии в европейской демонологии. Так римский бог света в библейском контексте приобрел черты древнего чудовища — полуангела-полудемона, а также мрачного неупокоенного деспота. В Божественной Комедии Данте — Люцифер изображен в виде гигантского монстра — исполина, вмерзшего в ледяное озеро на Девятом Круге Ада и терзающего в своих трех пастях Брута, Кассия и Иуду. Считалось, что Люцифер был покровителем еретиков, особенно часто ему приписывают покровительство над Мартином Лютером. Вроде как сам Люцифер помогал Лютеру переводить Новый завет с греческого на немецкий. Оппонентам Лютера очень нравилось сходство имен Лютер и Люцифер. Тогда как сторонники Лютера утверждают, что Лютер отчаянно противился власти Люцифера над его душой и однажды, когда Люцифер в очередной раз явился перед ним, даже запустил в него чернильницей, дабы он прекратил его искушать. Однако эта история свидетельствует о том, что даже сторонники Лютера не отрицают общения, происходившего между Лютером и Люцифером. Чернильное пятно на стене в комнате Мартина Лютера в Вартбургском замке до сих пор демонстрируют посетителям. Меня эта история прежде настолько занимала, что я специально посетил Вартбург в 1712 г. и внимательно осмотрел чернильное пятно. «Чернила новые, и совершенно сие неправда», — вот такую запись я оставил в дневнике для посетителей, однако в ту же ночь мне пришлось об этом пожалеть, потому что я все-таки встретился с Люцифером и смог иметь с ним очень важную для меня беседу. Прежде я часто чувствовал его присутствие рядом, как дуновение ветра, шорохи или шаги, а иногда и подобие голоса за спиной, но именно в Вартбурге смог явственно его увидеть. Само собой я никому и никогда о том не сказывал и тебе, Маркус, разумеется, не расскажу никаких деталей. А от Люцифера, даже если он и удостоит тебя личной встречей, ты вряд ли что-либо узнаешь, потому что он хранит в тайне детали общения с теми, кого осенял своим присутствием и явлением.

Маркус опустился на колени и закрыл лицо руками. Плакал он впервые, видно было, как холодные слезы катятся по краям его щек. Я толкнул его в спину эфесом шпаги и Маркус поднялся и, пройдя несколько метров, схватился за колону, чтобы не упасть. И, наконец, видимо пришел в себя и вернулся обратно.

Я посмотрел на Маркуса мрачно и холодно:

— Мне довольно редко приходится наблюдать человека, будем говорить прямо, который может настолько не ценить то, что находится совсем рядом.

Я вновь сделал паузу и испытующе посмотрел на Маркуса:

— Знаешь, зачем я тебе это говорю? Потому что мне интересна душа Дракулы и интересен его покровитель. А тебе — нет. Ты твердил упорно одно слово — Сатан. А Сатанов много — целый сонм Сатаним. И за титулом ты постоянно упускаешь его индивидуальность, как Сатана.

С этими словами Я начал выводить на лбу Маркуса первый знак указательным пальцем.

— Что ты делаешь? — спросил Маркус.

— Вывожу первый знак его манифестации, как Сатана у тебя на лбу, — ответил Я

— У тебя нет своих знаков? — довольно нагло спросил Маркус, в то же время отодвигаясь от меня ближе к Дракуле.

— Полно, — улыбнулся я. — Но, боюсь, мои знаки могут причинить тебя боль. Ты знаешь, как я умирал? Загляни в справочники, перечитай. Если я тебе на лоб начну ставить свои знаки — я тебе могу вместе со знанием нижнесаксонского (который тебе вряд ли понадобится) и владением токарным станком передать болезнь, от которой я умер. Причем в крайне ускоренном варианте. Я Дракуле дал все знаки, через которые можно перенести на заданный объект энергетику моей смерти. Может, пригодятся ему.

Я очень мрачно смотрел на Маркуса.

Маркус приложил руку к сердцу и низко мне поклонился:

— Если Люциферу будет угодно меня так наказать, и он сочтет, что я это заслужил, значит, пусть сделает, и я буду знать, что страдаю заслуженно.

— Сразу научились произносить имена, — еще более мрачно ответил я. — Смотри, еще раз обратишься к его Покровителю просто Сатан, я тебе в ответ — на ауру свои знаки быстро выставлю, можешь не сомневаться.

Маркус еще раз поклонился.

Казалось, что-то в его сознании начало меняться.

Я тем временем продолжал:

— Более того, я практиковал магию, и с темной ее стороной не понаслышке знаком, и я помню знаки, которые использовал сам в магических обрядах. Но мне интересны его знаки, потому что он мне интересен, как дух и как личность. И ему нужен был достойный коллега его уровня. Теперь ты понимаешь, почему он пригласил меня сидеть на троне в Аду рядом с ним.

Маркус опустил взгляд.

Я положил руку ему на голову и погладил по голове:

— Ничего, нужно уметь уступать другим, более талантливым. Ты упустил свой шанс, но мы не будем оплакивать потерянные шансы. Сам по себе правитель ты никакой, что показали схемы и механизмы, через которые ты управлял своими подчиненными. Но ты можешь быть хорошим слугою у более сильных правителей.

Я погладил Маркуса по щеке и продолжал:

— Если тебя, конечно, устроит роль слуги. А она тебя устроит. Знаешь, я долго наблюдал за тобой, ты меня очень раздражал своей деятельностью одно время. Но вот посмотрел на тебя сейчас вблизи и подумал, что ты, в принципе, очень даже ничего.

Я взял Маркуса за подбородок, пристально посмотрел ему в глаза и продолжал:

— Как это говорят, про закуску к пиву. Ничего, с пивом потянет.

Маркус с трудом отвел мою руку и отвернулся:

— Я понимаю, что вы имеете право сделать с моей душой все, что угодно, несмотря на все мои принесенные покаяния, за мною было достаточно грехов, чтобы вспомнив о них назначить мне какой-либо мучительный и зверский способ наказания…

Маркус обернулся ко мне:

— И не нужно считать меня трусом. Я никогда не боялся боли и пыток — я еще раз повторяю, что я смогу вытерпеть все, что мне отмерят, но меня мучает не сама возможность или перспектива боли, а вот это жуткое ожидание, когда я не понимаю, что со мною могут сделать и когда это произойдет.

Я похлопал Маркуса по плечу и, наконец, улыбаясь сказал:

— Ты нам нужен.

— Что?! — спросил Маркус.

— Ничего, — добавил я. — Ты нам с Дракулой нужен. А зачем ты, конечно, узнаешь нескоро, потому что мы попытаемся от тебя это всячески скрыть и ни в коем случае не обнаруживать смысла нашего участия в твоей судьбе.

Маркус довольно недоверчиво взглянул на меня:

— Если это такая высокая честь, то она тем более не оказывается просто так. И то, что вы делаете, для вас — это скорее забава, а для меня — ежедневные головные боли и бесконечные терзания моей и так истерзанной души… и все это для меня плохо закончится…

Я погладил Маркуса по голове:

— Молодец! Продолжай. Я люблю, когда говорят честно.

Часть X. Три Страшные Тайны

— А я ведь проклинал тебя раньше! — язвительно сказал мне Маркус. — И желал тебе всяких ужасных мук в аду.

— Правда?! — ответил я с улыбкой. — А я будто и не слышал? И для меня это новость?! Как же мне теперь с тобой разговаривать? Смотреть тебе в глаза? Находиться с тобой рядом? Гладить тебя по голове? Но вот видишь, вместо мук в Аду Люцифер вооружил меня вилами, а Самаэль Дракулу — Короной Ада.

— И крепким бронзовым жезлом, — добавил Дракула.

— И крепким бронзовым жезлом, — повторил я. — Наверное, Люцифер и Самаэль мудрее тебя, Маркус.

— Думаешь, мне приятны твои прикосновения? — Маркус пожал плечами.

— Это дело времени, — я загадочно улыбнулся. — Если я встану за твоей спиной и начну с тебя сдувать пылинки, ты будешь рассказывать всем, какой Петр хороший.

— Петр, не стоит этого делать, — Дракула резко вмешался в разговор.

— Конечно, не стоит, — улыбнулся я. — Клятвы должны быть вескими. То есть, уравновешивать перо на весах Анубиса.

Маркус быстро расстегнул свое одеяние и показал мне свежие рубцы и шрамы. Шрамы были нанесены бритвой в виде знаков, вырезанных на теле.

— Все, что Мой Господин приказал, — сказал Маркус, указывая на Дракулу.

— Мало. Плохо, — коротко ответил я.

Затем я поднялся и схватил Маркуса за горло рукой:

— Очень мало. Очень плохо. За то, что для тебя делает Дракула — ты должен был поставить гораздо больше знаков.

Я резко отпустил Маркуса и толкнул обратно в кресло.

— Так вот, — продолжал я свои размышления. — Умей не быть мразью по отношению к Покровителю. Скрепи связь должным образом. Иначе ты получишь в Аду не эти милые беседы, а реальные муки. Понимаешь слово реальные муки?

Я снова тряхнул Маркуса за плечи:

— И никто больше с тобой не будет разговаривать и что-то тебе доказывать. Тебя просто повергнут настоящим мукам. Хотя бы тем, что ты сам подвергал десятки людей в прежние дни, души которых подносил Сатане, как лакомство, а тела осквернял на своих алтарях.

— Мне никого не подносил, — сказал Дракула, пристально глядя на Маркуса.

— Потому что некому было научить его тебя уважать, — коротко сказал я. — Все его разговоры о преданности — носят более декларативный характер.

Маркус опустился на колени передо мной:

— Пожалуйста. Не говори так про меня. Я ему действительно служу. Он действительно Сатан для меня. Не настраивай его против меня. Пожалуйста…

Я положил руки на голову Маркусу:

— Он — да. А я? А вспомни, например, 2014 г., когда твой Сатан был в больнице. Тебе же было наплевать на него, правда? Тебе было все равно, жив ли он, что с ним, испытывает ли он боль, думает ли он о тебе.

— Петр, не надо, — тихо сказал Дракула. — Ты сам знаешь, что это был Суд Саваофа и Маркус при всем желании не смог бы ничего сделать. А ты в итоге получил силу, но вот нужна она тебе и как ты ее применишь, твое дело, Петръ, и большой открытый вопрос.

— Силу применю с пользой, чтобы мучить души, заслужившие муки в Аду, — так я ответил Дракуле.

— Так вот, — продолжал я, глядя на Маркуса пристально. — Пока твой Сатан был в больнице, тебе было совершенно наплевать на него и на его судьбу, а вот когда он начал приходить в себя, ты опять им заинтересовался. Да, вскоре после выписки он опять начал ко мне в астрале приходить и как ни в чем не бывало: «Давай порисуем карты, давай напишем инструкции и прочее и прочее». Он не знал, с кем общается или не хотел знать или не мог. Это уже не важно. Карту с мостами я сам придумал — без помощи Маркуса — теперь можно сказать об этом прямо и карту договора тоже. Но Маркус упорно делал вид, что не имеет к рисованию карт отношения и всем своим видом показывал, что он это осуждает. Вот первая страшная тайна Маркуса.

— Да, это было отвратительно, — тихо добавил Дракула. — Ты рисовал искренне и делал это для Маркуса, а потом Гришина подстилочка регулярно выкладывала в жж, что мол, как же ты смеешь касаться карт, как ты можешь их так осквернять, что-то менять в священных знаках, начерченных рукою Маркуса. Ведь руки Маркуса — это руки Ада и вообще он — земное воплощение Сатаны и следует беспрекословно служить его воле и его знакам, а если ты что-то поменяешь, тут же весь Ад тебя проклянет, и все демоны восстанут против тебя, и ты будешь обречен на кошмары и муки.

Дракула не заметил, как его голос перешел на крик.

Он изо всех сил ударил Маркуса по лицу.

Маркус упал к его ногам. Закрывая лицо руками.

— Так вот, Маркус, — угрожающе добавил я. — Это очень плохо, когда правая рука не знает, что делает левая. Это очень плохо, когда Маркус не знает, где ночует его тень.

— Я знал, что я с ним, — тихо ответил Маркус. — С Моим Господином. С Сатаном. Но вот имя душ — я не мог знать. А имеют ли души значения в царстве Тьмы?

— А что же ты прямо не говорил, что все согласовано, что то, что я делаю — тобою одобрено и не вызывает у тебя нареканий, — сказал я Маркусу.

— Да он приходил обычно в самые темные часы ночи, — добавил Дракула. — И говорил мне: «Влад, я знаю, что это ты. У тебя на ауре стоят Высшие Печати Самаэля. Никто таких Печатей не носил, кроме Влада. Ты мой Сатан. Ты мое сердце. Давай завтра еще что-нибудь про карты напишем».

— Это называется двойные стандарты, — добавил я. — В итоге приходилось все делать не Дракуле, а мне. В плане карт я имею в виду. Ему было выгодно, чтобы движение вокруг карт продолжалось. Ему было выгодно скрывать наше духовное общение, и ему было крайне выгодно, что я постоянно закрываю его собой. А потом наша ненавистница стала постоянно ставить щитом Маркуса против меня в боях без правил. Я же его все время старался закрыть собой. И, клянусь, если бы не моя защита — он бы давно лежал где-нибудь под лестницей с разбитой головой. Пожалуй, я единственный из тех, кто был к нему близок, кто защищал его бескорыстно, безвозмездно, на протяжении времени долгого. Зато столько сколько я получил ударов вследствие того, что я его защищал — не получал, пожалуй, никто из всего круга. Однако, ему придется признать, что я член круга, — наконец, сказал я.

— Да, ему придется открыто признать, что ты полноправный член круга и что прав у тебя даже больше, чем у многих, — ответил Дракула. — Более того, пусть признает, что ваш круг состоит не из живых людей, а из мертвых теней и древних демонов. И что уж скрывать, я теперь тоже член круга.

Маркус приподнял голову и удивленно посмотрел на меня и на Дракулу.

— Самгабиал под моим управлением, — ответил я. — Сигнифер мне демона отдал. Круг — это 21 демон. Один из самых сильных демонов. И у меня хватит сил, чтобы держать демона в полном подчинении и власти. Ну ладно, Самгабиал. Дракула забрал под управление вашего Самаэля. И наконец, мне удалось выдернуть у Николая Ваал — Шенота. А как член круга теней и чудовищ — я имею право голоса и смогу навести порядок в том собрании змей и крыс, которое ты развел необдуманными магическими деяниями. Так что радуйся, что я еще выбрал Самгабиала, а не Левиатана. Через порталы проходят узкие потоки энергии, но через каждый портал можно выйти на эгрегор демона, а вот это уже намного серьезнее.

— То есть, ты пытаешься обосновывать экспансию? — спросил Маркус.

— Конечно, — ответил я. — Я ищу экспансии над тобой тщательные и детальные обоснования, дабы не совершать примитивное насилие над твоей плотью и душой, а делать это обоснованно по законам Высшей Справедливости, Страшного Суда и Великого Воздаяния.

Дракула слишком добрый для тебя. А знаешь, почему он добрый? Потому что у него европейская энергетическая сеть, и в Россию энергосигналы с его европейских энерго-информационных передатчиков поступают в крайне урезанном варианте, если поступают вообще.

Потому что в России другой формат энергоинформационной сети, практически нестыкующийся с европейским. А если бы ему посчастливилось родиться в Европе, а тебе бы понесчастилось показаться ему там на глаза и чем то заслужить его немилость, то ты бы уже давно болтался на колу, точнее, на любом остром заборе и все прохожие были бы уверены, что ты сам туда залез в не очень адекватном состоянии.

У меня сетка, в основном, в России, в Европе она незначительная, в России частая и плотная. Поставить тебе мозги на место и научить уважать Дракулу ( о себе я скромно умолчу) — у меня сил хватит.

С этими словами я пнул Маркуса сапогом в лицо.

Потом я подошел к Дракуле, взял его за обе руки и крепко их сжал:

— Дракула, я тебя очень прошу — откажись от его защиты хотя бы на неделю и просто посмотри, что с ним будет. Скажи только слово — «Маркус, Люцифер отрекается от тебя» и посмотри, что с ним будет.

Дракула пристально смотрел на Маркуса — у него из носа текла кровь.

Дракула тихо начал:

— Это не называют избиением невинных, это называют избиением виновных. Маркус, чтобы ты был в курсе. Я постарался вытащить к себе самых сильных демонов из своего эгрегора. Меня не интересует судьба «Замка Брам» и будущее фильма «Война Дракулы». Меня интересует признание Маркусом — Моего — Владислава Дракулы непосредственного вклада в развитие его карточной системы.

Я еще раз пнул сапогом в лицо Маркусу.

— Маркус, ты мразь, — продолжал я. — Мразь, потому что ты боишься открыто признать твою связь с Дракулой. И что с Дракулой — со мною. Ты пользовался его защитой долгие годы, он очень много работал над усовершенствованием твоей астральной системы. Дракула, что нужно делать с теми, кто состоят с тобой в близкой связи и боятся это признать?

Дракула пожал плечами:

— Наверное, выбивать признания под пытками.

— То есть, его нужно пытать, чтобы он сказал достаточно громко, что Дракула его защищал и что он близок с Дракулой. Это порок в темной среде и ужасный грех быть в близости с Дракулой. Об этом нельзя говорить другим темным, — язвительно продолжал я. — Зато можно наносить себе ритуальные раны ради Гриши.

Я снова пнул Маркуса — на этот раз сапог попал по уху.

Я опустился на колено и аккуратно стал снимать с Маркуса белую тунику.

Маркус лежал неподвижно, уткнувшись лицом в пол.

Я спустил тунику со спины Маркуса до пояса и водил рукой по его спине, указывая точные места шрамов.

— Дракула. Я тебе даже даты могу назвать, когда он это делал. История кратко выглядит так — Гриша привез два камня из Сирии из заброшенного храма. И один подарил Маркусу. Маркус же восприял камень, как святую реликвию и начал усердно на него молиться.

— Подожди, Петръ, я тебя прерву и проведу аналогию. Ты был в заброшенной церкви и нашел там на полу два календарика с иконами с изображениями архангела Михаила.

— Ну и как обладали календарики чудодейственной силой? — спросил Маркус.

— Даже весьма, — ответил я. — Возвраты делать бесовским отродьям.

— Это называется проекция духа места, через предметы, — добавил я. — Итак, Ваал или Молох из заброшенного храма залез в тело Гриши. И Гриша сделал астральный коридор от себя к Маркусу и решил — мол Маркус «вкусная еда, надо его покушать». Сделал Гриша вольт на Маркуса и начал его тыкать иглами по ночам. Тогда Маркус начинал со слезами падать ниц перед камнем, подаренным Гришей и наносить себе удары плеткой, от которых хлестала кровь и оставались рубцы.

Я водил руками по спине Маркуса и показывал Дракуле следы.

— А вот следы — от ритуальных ожегов остались. Так, издевался Маркус над собой ради Гриши и считал это большой доблестью и высокой честью и в своих работах называл… Как он называл, Дракула?

— «Это искреннее изъявление преданности того, кто поднялся над собой в жертвенной любви к своему Господину», — кажется так, — ответил Дракула. — Это цитата из его работ. Я помню рядом написано артефакт «горн Молоха». Я так бегло пролистываю — Молох — опять про Гришу. Опять Маркус изъясняется в жертвенной любви к Грише. Ну ладно, любит Маркус называть Сатанами кого не попадь.

— Хитрый жук Гриша придумал себе бога пооригинальнее и сумел заставить несколько человек, в том числе и Маркуса себе служить, — ответил я. — При этом являлся к ним посреди ночи и заставлял издеваться над собой, оставляя следы на своей плоти.

И потом добавил:

— Маркус называет Сатаном того, кто глубже и жестче ему воткнет — вот вторая тайна Маркуса.

Я еще раз пнул ботинком Маркуса по второму уху.

Маркус молчал.

— Петръ, скажи мне правду, — спросил Дракула. — У них была физическая ритуальная близость?

— Влад, мне действительно было больше нечем заняться, как кропотливо и внимательно изучать все детали личной жизни Маркуса и Гриши. Просто сложно найти человека, кто послал мне больше всего адовых проклятий, чем Маркус. И само собой Самаэль нашел великий резон поднять меня из могилы, чтобы я лично ответил Маркусу на его проклятия.

Итак, Дракула желает знать, была ли у Маркуса физическая близость с Гришей?

— Да мне интересно входил он в него или нет? — ответил Дракула.

— Нет, такого точно не было, — ответил я. — Это я тебе могу сказать, как наблюдатель со стороны. Но духовное насилие Гриша над Маркусом совершал регулярно и Маркус, кажется, был этим весьма доволен. А когда я начал незаметно защищать Маркуса от всех, в том числе и от Гриши, то Маркус вначале чувствовал себя духовно обедненным, без ударов адской плети, хотя потом все же успокоился.

— То есть, Маркусу постоянно нужен мучитель и насильник сильнее его? — спросил Дракула.

— А ты это только сейчас заметил, — ответил я. — Дракула, ты молодец, отбил Маркуса у Гриши — теперь можешь делать с ним все, что хочешь.

— Да, долго пришлось отбивать, — ответил Дракула.

— Ну, конечно, — ответил я. — У Гриши несколько женщин-подстилок, вот он и Маркуса считал за такую же подстилку. Я что-то не так говорю?

Маркус приподнялся:

— Дракула! Останови это. Скажи ему, чтобы…

— Ничего я Петру говорить не буду, — ответил Дракула. — Если он считает нужным довести разговор до конца — то пусть расскажет все, что хочет — тем более мне действительно интересно.

— Так вот, — продолжал я, наступив ногой на спину Маркуса. — Если тебе что-то не нравится из того, что я говорю — непременно приходи на Сенатскую площадь, погрози кулаком и выскажи мне самые страшные проклятия Ада.

Я сделал паузу и, наконец, сказал:

— Люцифер все равно с меня их снимет. Я уже от тебя столько матерных слов услышал за последние годы, что тебе будет сложно удивить меня новыми ругательными оборотами. Тебе придется очень постараться, чтобы подобрать ругательства, каких я от тебя еще не слышал.

Я опустился на колени и аккуратно и тщательно начал ощупывать складки тоги Маркуса ниже пояса, пока не вытащил из складок кадуцей.

Я поднялся с торжествующим видом:

— Второй кадуцей! Как интересно, правда, Дракула. У мужика должен быть один хер, грубо говоря. А если у мужика их несколько — то это уже как бы и не совсем мужик.

— Ага, начали разоблачать Лилит, — ответил Дракула. — Она качала энергию с учеников — мужчин, лишая их возможности сойтись в постели с кем либо, кроме своего учителя в астрале. Но Николай был умнее прочих.

— То есть, ты знал о наличие этого жезла? — спросил я. — Ты раздевал его много раз и знал, что жезл у него при себе?

— Да, Самаэль у него отобрал жезл еще в 2015 г., а я потом вернул по его просьбе.

— А давай жезл подарим? — спросил я.

— Давай, у меня много вариантов, кому подарить, — ответил Дракула.

Но Маркус тут же поднялся с пола и подполз ко мне на коленях. Он отчаянно цеплялся за его руки, пытаясь забрать жезл обратно:

— Пожалуйста, не дари никому мое сокровище, — шептал он. — Возьми себе.

Я резко вернул жезл:

— Дракула, лучше не рисковать. Он сильно зависим от этой астральной штучки.

Маркус же опустился на пол и зловеще улыбался, поглаживая жезл.

— О чем он думает. Когда гладит этот жезл? — спросил я Дракулу. — Что он представляет?

— Я знаю, что он подарил этот жезл Николаю в астрале, когда его посвящал, а потом забрал обратно.

— Тебе не кажется, что он слишком дорожит жезлом?

— Все дорожат своим оружием, — ответил Дракула.

— Тебе не кажется, что у него какой-то нездоровый трепет перед этой штучкой? — продолжал настаивать я.

— Пока жезл со мной, у Николая никогда не встанет, — тихо ответил Маркус.

— А тебе это так важно было? — спросил я, вновь приподняв рукой лицо Маркуса за подбородок.

— Я не хотел, чтобы он сошелся с кем-либо после меня, — ответил Маркус.

Лицо Маркуса стало почти каменным и взгляд холодно-презрительным, устремленным куда-то вдаль.

— Он позволил другому мужчине овладеть его плотью и душой, — спокойно констатировал я. — Это его третья тайна.

— То есть, прошло столько лет, а он, видимо, помнит каждое мгновение той связи, — ответил Дракула. — Но я не ревную. Я забрал душу Николая примерно в то же время, что и его душу. Один из моих слуг любит другого — мне нет смысла ревновать, если Николай не меньше, а возможно больше мне предан.

— А у него незаживающая кровоточащая рана, — ответил я. — Он никогда не сможет ни забыть, ни оставить мыслей о той близости. И тот, кому он принадлежал духовно и плотски и остается, пока его Господином.

— Если у Дракулы хватит силы разорвать эту связь, не калеча моей и так измученной души, — тихо сказал Дракуле Маркус. — То я почту это за счастье. А жить с этой постоянной болью и воспоминаниями внутри я больше не могу. Женщины в основном легко переживают такие разрывы. Я же проклял свой путь и за то, что сошелся с ним и за то, что расстался.

— У меня хватит, — спокойно сказал я.

Я вновь забрал жезл у Маркуса и сложил себе под складки камзола:

— Дракула не бери сам, для тебя он слишком легок. Подари кому-нибудь. Подари его мне. Это прекрасный астральный канал, но твой канал мрачнее, монументальнее. Так что не носи этот жезл.

Я вновь встал за спиной у Маркуса и положил ему руки на плечи:

— У меня тенденция такая, Маркус, подобрать что-нибудь совсем скверное и потом тщательно это отмывать и отбеливать. Вот теперь у меня будет о ком заботиться.

Я снова погладил Маркуса по голове.

Маркус, кажется, спокойно воспринял очередное мое вторжение в его астральное поле.

— Мне почему-то кажется, — продолжал я разговор с Маркусом. — Что до тебя не долетят брызги слюней тех, кто пожелает плюнуть тебе в лицо. Потому что мои щиты обычным плевкам не переплюнуть. Так сказать найдите мне человека без греха и порока, а если такой найдется, то я постараюсь счесть ему все его грехи, раньше, чем он успеет обличит в них тебя. Так вот. Я просто встану за твоей спиной — и очень многое решится почти мгновенно.

Маркус аккуратно натянул тогу обратно на плечи, закурил и закрыл глаза.

— Мне его скорее жалко, — тихо сказал я, положив руки ему на плечи.

Часть XI. Щупальца Ада

Я вновь усадил Маркуса в кресло и смотрел на него задумчиво и пристально:

— Ты выбирал не самых благородных и не самых достойных Сатанов — Коля, Гриша? Кто у тебя еще был Сатан?

— Еще Андрей, Оля и Карина, — Дракула ответил за Маркуса.

— Вот, — я криво усмехнулся. — И ты всем им воздавал божественные почести. И всем им давал носить свой жезл. Да у них все стенки вконтакте должны были быть увешаны твоими портретами.

— Я не требовал ничего для себя, — тихо сказал Маркус.

— И здесь ты лукавишь, — ответил я. — Ты не требовал лишь с тех, кто не давал тебе — требовать с себя. Впрочем, мертвые души иногда легче заклясть, чем живые. Хотя к нам с Дракулой — этот тезис не относится.

— Карина мне рисовала портрет, — начал было Маркус.

— Она должна была тебе много портретов нарисовать, — ответил я. — И продавать их, как святые иконы, если бы она тебя любила. О реальном отношении Гриши к тебе — мы уже много говорили прежде. А Коля — до сих глубокая заноза, которую придется выдирать из твоих мозгов с особой тщательностью.

С этими словами я начертил второй знак на лбу Маркуса.

Я пристально смотрел в его глаза:

— Острым мечом, льдами ночной реки, скользкой росой земных недр, тиною речной, ветвями мертвого древа, семью путями, перекрестками пяти дорог, тремя надгробиями, землею с дальнего кургана… заклинаю… да откроются очи твои духовные.

Я закрыл ему рукою глаза, как мертвому и затем убрал руку и позволил открыть снова.

— Что? — спросил Маркус.

Я улыбнулся:

— Ты мечтал о высшем, и искал Сатана в обычных людях. В итоге, Сатан сам тебя нашел и связал пути твои с необычными душами. Что судить предыдущие прегрешения твои, если их отпустили уже на Афоне. Хотя узнать все детали того, в чем ты еще не успел открыто нам признаться, конечно, стоит. Выяснять тайны астральных деяний твоих я буду с большим удовольствием. За оболочкой твоею я периодически наблюдал, со своих памятников, а вот, чтобы знать твои астральные полеты, миры и чудовищ, что ты видел, сущностей, с кем ты вступал в связь, мне нужно твоими глазами смотреть на мир. Есть у меня один красивый современный памятник в Петропавловской крепости — авторства Шемякина. Если я твою душу туда запихаю на время, а сам через твое сознание отмотаю твои астральные работы.

Маркус сполз с дивана к ногам Дракулы.

— Дракула, умоляю, защити меня.

Он сделал отрицательный жест.

— Не нужно! Умоляю! — Маркус отчаянно замахал руками, подполз на коленях ко мне.

Но моя тень уже соединилась с тенью Маркуса.

— Дракула! Записывай! — приказал я.

Он быстро взял блокнот и ручку.

— Я смотрю его глазами. Вижу бездну, кругом огонь, вход в пещеру завален камнем. Имена Дьяволов — читаю иврит — Адрамелех, Баалсенот, Баалзебуб. Отваливаю камень и вхожу. Там бесформенные чудовища, тянут щупальца. «Отдай нам плоть его вновь, через его плоть вытащим с людей их силу». Я отвечаю: «Я Петръ. Привратник рая. Душа у меня, в моих пределах, плоть не отдам вам». Они говорят — «Отдай замену вместо него. Он все равно уже ни на что не годен». Я спрашиваю: «Светлых или падших хотите забрать?» Они отвечают: «Одного падшего, кто еще не падал в самые низы до наших пределов». Дракула, назови имя!

Дракула быстро назвал имя падшего.

— Я говорю им, — продолжал я: «Вот вам падший, раю непригодный», называю имя. Затем говорю: «Отпустите Валентина насовсем». Они отвечают: «Отпускаем, тебе и твоим Сатану и Левиатану душу на муки отдаем». Приходит демон. Вносит душу падшего на руках. Отдает им. Они щупальцами охватывают, уносят. Мы с демоном выходим из пещеры, заваливаем камень. Поднимаюсь из ада.

Моя тень вышла из тени Маркуса.

Маркус с трудом начал приходить в себя.

— Плохо, Маркус, — сказал я. — Тобою пользовались все подряд.

Маркус грустно кивнул.

— Теперь ты, Дракула, — улыбнулся я.

Дракула начертил на лбу Маркуса четвертый знак и соединился с его тенью:

— Вижу море. Холод. Из воды поднимается чудовище. Щупальца огромные. Голова медузы. Он называет Имена — Дагон, Левиатан, Нахаш, Энки. «Я есть Древнейший. Я Хозяин тварей, он был не их раб, но мой. Дай мне замену из трех». Я называю Имена трех непригодных раю. Он, кажется, доволен. Потом он говорит: «Вы все в его астрале перевернули, не увидели меня». Я говорю: «Мы знаем, ты слепая сила, но ты разумен и мудр». Он говорил: «Забирайте. Он мне больше не нужен, пусть будет пригоден вам». Дальше говорит: «Передай Петру, пусть освятит правильно черный камень». Отхожу от берега. Закрываю врата.

Дракула вышел из тени Маркуса.

— Я его помню. Слишком хорошо помню, — сказал я. — Он покровительствует кораблестроению, охраняет от несчастий на море, от наводнений милует прибрежные города, где его чтут в той или иной форме. Был у меня черный камень, да потерял незадолго до смерти. Потом стоял по пояс в ледяной воде, когда спасал людей из тонущего бота. Простудился. Гангрена началась. Камни от таких демонов беречь нужно.

— Почему я его вижу, а ты нет? — спросил Дракула меня.

— Я просто через верха вошел, а мог войти через низы, тогда бы и я увидел. А вообще меня в соборе похоронили. Канал у меня довольно темный, вытяжка в разы выше средней для захоронений моего типа, но это за счет сущностей в эгрегоре. Так что я вижу бездну до определенного уровня. А тебе связь дает Знак. В целом, у тебя Сатан — Сутех, у него — Дагон, они противоположны по своим свойствам, но оба Сатаны. Теперь видишь — Сутех — огненный Сатан, Дагон — водный. Водные каналы в разы сильнее огненных по степени вытяжки. Но у меня тоже есть в эгрегоре Левиатан. Так вот один Левиатан может другому передать душу. И тогда я поставлю свой знак Левиатана и душа будет принадлежать моему хранителю.

— Я склонен удалиться от Сутеха на водные каналы, — сказал Дракула.

— И много приобретешь, — ответил я.

Маркус начал медленно приходить в себя.

— Пойдем, — тихо сказал я Маркусу. — Побеседуем наедине.

Дракула! Я заберу его на эту ночь, потом подумаем, что с ним делать. Инженерный замок — место встречи менять не будем.

Часть XII. У стен Инженерного Замка

Ближе к полуночи у памятника перед Инженерным Замком начали собираться тени. Дракула стоял со своим древним жезлом в руках, рядом стоял Сигнифер, он обнимал женскую тень, закутанную в черный плащ. Они молчали. За десять минут до полуночи подошел я и вел перед собой Маркуса. Руки Маркуса были связаны за спиной, взгляд его был печальным и измученным.

— Дракула, зачем ты меня оставил этому извергу? — укоризненно сказал Дракуле Маркус. — Его прикосновения причиняют мне боль.

Я улыбнулся:

— Маркус, когда ты поймешь, что я теперь твоя единственная защита? Хорошо тебе под защитой Дракулы было, ты себя прямо чувствовал таким неуловимым вампиром. Его тень тебя оберегала. А вот сейчас поживи с моею тенью за спиной. А я буду решать за тебя, сколько хлеба тебе съесть, когда принять душ, когда лечь спать, а когда завести фейк в соцсетях. Вот тогда тебе власть Дракулы над тобой — покажется лучшим временем жизни.

— Я ведь его ни в чем не стеснял и не ограничивал, — ответил Дракула. — Однако, он никогда не ценил мое бескорыстное заступничество.

— Да, хоть бы раз написал Дракуле благодарность, — сказал я. — За его покровительство и защиту. Невежда!

Я грубо толкнул Маркуса на мостовую перед собой, и Маркус упал на колени.

Я взял Маркуса за подбородок и поднял его лицо так, чтобы ему хорошо был виден памятник.

— Этот памятник всегда дико бесил и раздражал Маркуса гораздо больше всех прочих, — сказал я. — Проходя мимо, он старался плюнуть в его сторону, что не всегда получалось из-за встречного ветра. При этом он ворчал про себя нечто вроде: «Как мне: бывшему римскому консулу, смотреть на такое оскорбление, если я правил в Риме и у меня нет такой статуи в древних римских одеждах, а он не имеет к Риму отношения и изображен в одежде римского императора».

Маркус фыркнул.

— Так вот, — продолжал я. — Здесь, пожалуй, скажу несколько слов в свою защиту на его обвинения в адрес этого памятника. Растрелли начал его строить еще при моей жизни, а закончил в 1747 году, незадолго до собственной смерти. На пьедестал его приказал поднять Павел I в 1800 году. По моей задумке римские доспехи должны были показать истинное значение фамилии Романовы. Собственно с чем ассоциируется в русском языке фамилия Романовы? Роман — литературное произведение, романс — музыкальное сочинение, роман как любовные отношения, романтика — эстетика любовного вдохновения, романтизм — направление в литературе. А истинного значения среди этих нет. Фамилия Романовы имеет корень «Roma» — Рим. На современном русском языке — ей правильнее было бы звучать как «Римские». Поэтому Романовы — это латинизированный вариант. Так, я общался с тенями мертвых правителей Рима, чувствовал свою кровную духовную связь, именно по их советам принял титул «Император», поэтому я и пожелал облачиться в эти доспехи и утвердил именно этот проект памятника. Интересно, что Екатерина, желая выдвинуть свой вариант, оставила шедевр Растрелли пылиться под мостом, но лавровый венок она позаимствовала. И в наши дни часто критикуют памятник Церетели на Васильевском острове за смешение стилей. Однако лавровый венок остался незабвенным, потому что я смог донести до скульптора свое желание быть изображенным в триумфальном венке.

— До чего же мне это знакомо, касательно этимологии, — добавил Дракула. — Моя страна в годы моего правления называлась Валахия. А затем стала называться România, тоже от слова Roma.

— Дракула прав, — ответил я. — Рим оказал влияние на многие европейские народы и культуры. Если же вернуться к этому памятнику, я был очень внимателен в магическом смысле. Я был знаком с книгой «De vita Caesarum», на самом деле Цезарей было не 12, а больше сотни, но у меня не было описания и свидетельств обо всех. Я вызывал по очереди 12 теней из «De vita» и спрашивал у них благословение на строительство этого памятника. Само собой, я никому не говорил о своем духовном общении, сейчас же считаю очень даже верным не упустить этот факт из виду. И я могу сказать точно, Прозерпина и Плутон не дадут мне солгать, что никто из теней Цезарей не высказался против. Первым меня поддержал Юлий. Август же столь любимый и чтимый Маркусом был со мною сдержан и холоден. За моей спиной ощущалась тень Самаэля Тевтобургского — его заклятого врага, погубившего легионы. Самаэль, с которым были связаны Дракула, а затем Иоанн. Я практически с ним не работал. Но его тень — после общения с его посвященными — в моем астрале закрепилась твердо. Итак, даже Август не высказался против.

— Магические партии и союзы актуальны веками, — ответил Дракула.

— Чужих не приближаем, — ответил я. — Маркус у нас «святое исключение». Так вот. Только это «святое исключение» я забыл спросить, строить мне этот памятник или не строить.

С этими словами я отвешал Маркусу увесистый подзатыльник.

— Потому что Маркус был консулом в Риме, — невозмутимо продолжал я. — А не Императором. И если бы я заказал изобразить себя в одежде и при регалиях консула, я бы, очевидно, предварительно консультировался с тенями римских консулов, и, возможно, и Маркуса бы не забыл позвать, хотя, клянусь, я не помню, чтобы я о нем и его консульстве читал что-либо в то время. Литература у меня была не вся по Древнему Риму. Именно поэтому этот памятник выслушал от Маркуса гораздо больше проклятий, чем все остальные.

Я тяжело вздохнул.

Затем я поднял Маркуса под руки и крепко обнял.

— Все, ты мой трофей, — сказал я. — Даже не рассчитывай, я тебя не отпущу.

Маркус изобразил самое несчастное выражение лица, какое только мог изобразить.

Я же, напротив, немного взбодрился.

Сигнифер подвел ко мне женскую тень.

Тень сбросила капюшон и низко поклонилась мне.

— Меня зовут Эржебет, — сказала она. — Я была близка с Дракулой. В XX веке даже иногда носила его фамилию, но вот Дракула обвенчал меня с Сигнифером.

— Я сказал, что Сигнифер мне теперь, как сын, — ответил я. — И я не отказываюсь от своих слов. Я вас благословляю и желаю вам счастья в вашем браке.

Светящаяся тень отделилась от стены Замка. На тень был накинут черный плащ, а лицо закрывала маска прокаженного. Это был Архангел Михаил, маска его была слишком многозначительна, чаще всего, такая маска выражала гнев небесный.

Тень вытащила меч из-под полы и указала на Врата.

— Время пришло, — сказал я.

Откуда-то послышался звон часов, начало бить полночь.

Последней подошла тень Пушкина.

Он низко поклонился мне и сказал:

— Вы звали меня, мой Император?

— Да, Александр, — ответил я. — Вот у нас сегодня главный герой, из-за которого мы все здесь собрались. Расскажи что-нибудь о нем. Можно начать так: «Над омраченным Петроградом дышал апрель весенним хладом…»

Часть XIII. В плену у призраков

Пушкин измерил Маркуса глубоким пристальным взглядом:

Над омраченным Петроградом
Дышал апрель весенним хладом.
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась, как больной
В своей постели беспокойной.
Уж было поздно и темно;
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул, печально воя…
В то время вовсе не один
Любимец Ада Валентин
Бродил по улицам холодным
И несколько теней бесплотных
Бесшумно двигались за ним.
Был там Высокий Херувим,
Что с неба прежде был низвержен
И падший, Аду был привержен
Затем на долгие века,
Пока могучая рука
Десница праведная бога
Из темных недр зла чертога
На небо вновь не вознесла
Свое любимое творенье,
Ради Господнего Отмщенья.
Сжимал в руках тот Херувим
Жестокий свиток лютых казней,
А Валентин порой с боязнью
По сторонам вертел главу,
Узреть желая наяву,
Под чьим заботливым конвоем,
Не зная сна и ни покоя,
Бродил без дела ночь и день.
За ним же следовала тень
Его погубленного друга,
Что вышел с адового круга
Припомнить старые долги
В его руках видны крюки —
Залоги скорого признанья.
А обреченный на страданья
Дрожал всем телом и лицо,
Порой руками закрывая,
Он видел то сиянье Рая,
То бездны Ада, а за ним,
Гремя стальными сапогами,
Царь Петр следовал с весами.
И пленник уши протирал,
Услышал он — слова гремели:
«Хочу увидеть я на деле
Сколь сердце черное твое
Готово ныне к покаянью,
Иначе примешь ты страданья,
И муки ада примешь вновь…»
И разбивая руки в кровь
В брызгах дождя о мостовую
Наш Валентин рыдал тоскуя…
И тотчас преклонил главу,
Как будто шествовал на плаху,
Исполнившись немого страха
Петра он видел наяву.
Не смел он лишние слова
Произнести. Порой листва
Взметалась вдруг холодным ветром.
Ему казалось будто недра
Земли разверзнуться пред ним.
И там же рядом серафим,
Глава Небесных Легионов,
Служитель Праведный Закона
Святой Архангел Михаил
На крыльях пламенных кружил,
Своим мечом листву взметая.
И воронов ночная стая
Летела в небе. Ветер выл
И в вое том неугомонном
Звучал отчаянный, бессонный,
Холодный зов седых могил.
Не зная сна и ни покоя,
Желая скрыться от конвоя
Наш Валентин порой стенал
И руки с горечью ломал,
Закрыв глаза в виденьях черных
А демон лютый и проворный
В то время сердце ему рвал .
Представ пред ним Самгабиал
Взлетел на крыльях адской бездны,
Колол его мечом железным.
Сколь в Петербурге зол апрель!
За ним же следовала Хель
И кадуцей она достала
И Валентину так сказала:
«Ценю и чту злой гений твой,
Но в таинствах судьбы превратной —
Не мне ль быть самой беспощадной
Средь всех собравшихся с тобой?!
Могу порвать тебе я чресла
И нанизать на кончик жезла,
Так крови будет мне хватать,
Чтобы все карты описать
Своею женской злой рукою.
Я окружу тебя тоскою,
Навею лютый смертный хлад,
Тебе я двери приоткрою
В Хельхейм — холодный черный Ад.
Железной Девой я была
В подвалах древних Нюрнбергских
Была жестокой я и дерзкой
И кровь столетьями пила.
И по ночам я не спала —
В той Деве грешников терзая
Их кровь безжалостно лакая,
Исполнясь холода и зла.
А ученицей мне была —
Эрже — венгерская графиня,
Служила верно злой Богине,
Когда безжалостной рукой,
Суставы чьи-нибудь ломала.
А Нюрнбергской Девы той
Пред нею копия стояла
В подвале черном у нее
И беспощадность злого рока
Дарила ей мою жестокость
И волю лютую мою.
Чрез кадуцей я силу пью
И жизнь твою терзать я буду
С тобою следовать повсюду
Чтоб ты измучен и разбит
Богиню знал сильней Лилит.
Я — Та, что все долги вернет».
И трясся Валентин от страха
И каплями холодный пот,
Сочился по его рубахе.
«О лучше б не могла сказать
Земель немецких злая мать «,-
Ответил Петр с мрачным видом. —
«И все, что было нам сокрыто
Предстанет явно ныне вновь,
И мы увидим твою кровь…»
По мановению Петра
Хель кадуцей свой поднесла
К устам замерзшим Валентина.
«На все была своя причина»,-
Так Валентин ей отвечал,
Отчаянно кусая губы,
Стучали тихо его зубы.
И увлекая за собою
Своей безжалостной рукою —
Царь Петр горло ему сжал:
«Не избежать тебе позора!»
А Валентин весь задрожал.
По Валентиновому горлу,
И страх и боль ему творя,
Скользила жестко длань царя.
«Во славу древней преисподней
Узнаем правду мы сегодня»,-
Так молвил падший херувим.
И тотчас светлый серафим
Любимец неба венценосный
Борец со злом победоносный
Врата Михайловского замка
Торжественно открыл пред ним.
Спускались тени все в подвал,
А Валентин порой стонал,
С улыбкой загнанного зверя.
А Петр все взглядом его меря
Недобро вновь ему сказал:
«Здесь бесполезны твои чары,
Оставь рабам блуд твоих слов
Страшны, безжалостны удары
Моих железных сапогов.
Я обреку тебя страданьям,
Я выбью из тебя признанья.
Со стонами откроешь ты
Все свои грешные мечты,
Все нечестивейшие думы
И богохульства с оргий шумных.
Разведены уже мосты,
Открыты древние засовы
Чтоб вскоре праведному слову
Тотчас победно выйти в мир».
И горько Валентин завыл
И пред тенями на колени
Он пал, готовый прегрешенья
Свои ужасные признать
И все правдиво рассказать».

Александр Сергеевич вновь посмотрел на Маркуса пристальным взглядом и затем обернулся ко мне:

— Мой Император, у меня сегодня костюмированный бал и три урока французского, не соизволите ли меня отпустить? А коли пригласите вновь — тут уж я и за крепким стихотворным слогом не постою.

— Ступай, — ответил я. — Дальше мы уже сами.

С этими словами Пушкин, поклонившись мне, удалился.

Мы же, наконец, направились к воротам замка.

Незримо пройдя сквозь стены, мы прошли несколько галерей и направили свои стопы в подвал.

Часть XIV. Петр, изгоняющий дьявола

Я угрожающе посмотрел на Маркуса:

— Мы не узнаем правды, пока Дракула не даст согласия на применение пыток по отношению к Маркусу.

Дракула скрестил руки на груди и задумался. Тем временем Мы с Сигнифером уже привязали Маркуса к двум доскам, расположенным посреди комнаты крест-накрест:

— Rex Servorum, — сказал я. — Все карты ты нарисовал для себя и на себя.

— Крест Андрея Первозванного, — сказал Сигнифер. — На таком кресте распяли апостола. Ежели ты апостол Сатаны, почему Сатане не распять тебя на таком же?

Маркус вздрогнул и ничего не ответил.

— Какие именно пытки ты хочешь применить? — спросил меня Дракула.

— Иглы к чувствительным частям тела.

— Ты можешь не задевать ему внутренние органы?

— Нет, — ответил я. — Только кожу, подкожный слой и, может быть, немного мяса. Никаких жизненно важных органов — я не задену.

— Хорошо, делайте, — ответил Дракула.

Сигнифер крепкой рукой в черной перчатке сжал горло Маркусу:

— Валентин, не дергайся, — спокойно сказал он.

Я жестом приказал Сигниферу отойти и затем подошел к Маркусу почти вплотную и сказал ему, с взглядом гневным и решительным:

— Я с тобою разбираюсь не как император с подданным — я уже три века, как не император — но как служитель высшего суда над преступником.

Эржебет подошла ко мне и протянула мне пакет с иглами для татуировок.

Я посмотрел и пощупал иглы:

— Отличные иглы, черт возьми. Таких вполне хватит.

Я поднял тунику Маркуса и, взяв за чувствительную часть тела, начал аккуратно и медленно колоть иглой.

Маркус молчал, потом начал дергаться и из его глаз полились слезы.

Потом он тихо сказал:

— Нет, я не спал с ней. У нее была бы колода от меня. Когда она написала… в издательство… ее послали.

Я продолжал колоть Маркуса:

— А кто написал «Euangelium Antichristum?» Разве не ты? У нее долгое время на странице висела надпись: «Кто не склонится перед Антихристом, тот склонится перед Скорбью и позавидует мертвым». Разве не твой дух овладел ею, когда она совершала свои колдовские злодеяния?

Я уколол Маркуса еще сильнее.

Да не виделся я с ней лично, — рыдая отвечал Маркус. — Да, много женщин прошли через мой алтарь. И многих я насиловал, как хотел, молодых и глупых.

— Как ты это делал? — спросил я.

— Молился Лилит. Загонял в матку женщине вампирического пожирающего духа, так чтобы ей срочно захотелось познать мой жезл внутри себя, чтобы получить энергию. Развлекался. Мой алтарь одно время вообще не был пуст, обнаженные задницы и раздвинутые ноги сменяли друг друга с завидной, даже для моих слуг, очередностью.

— То есть, ты им ставил внутрь маток воронки? — спросил я.

— Да, черные дыры бездны, — ответил Маркус. — Чтобы потом Ад питался через них, через их чресла. Чтобы они стоим лоном потом вытягивали энергию для Ада. И большинство из посвященных жриц служили долго, покорно, верно… пока не умирали. Я похоронил не одну Лилит.

— Я тоже, — ответил я. — Одной я и вовсе приказал отрубить голову за то, что она погубила трех своих детей, убила своими руками. Я подписал приказ о ее казне за воровство и душегубство. Ну, чистая крыса-змея была, но я ее любил по-своему. Даже поцеловал ее отрубленную голову, после того, как палач ее отсек мечом. Да, это была благородная казнь — усекновение головы не топором, а мечом.

Я провел ребром руки по шее Маркуса.

Маркус задрожал, кажется, как осиновый лист.

— Что с тобой? — спокойно спросил я. — Я просто показал тебе, по какой части шеи прошла рана моей Лилит.

— Нет, пожалуйста, — не говори мне, — Маркус мотал головой и вздрагивал.

— Тебе страшно? — спросил я.

— Нет, это не страх, — ответил Маркус. — Это познание собственного бессилия пред Петром Романовым.

— Я карал и караю только по заслугам, — я пожал плечами. — Ты продолжай. Мне очень интересно, как ты опишешь свои безумства и беззакония, какое слово оправдания найдешь своим бесстыдным, позорным страстям и утехам.

— Молился Сатану, — печально продолжал Маркус. — Нарывался на духовное насилие со стороны других мужчин. И Григорий — не единственный, кто потом терзал меня в снах и видениях.

— Или на физическое, как сделал с тобой Николай, — я его перебил.

— Нет, все было добровольно, — мотал головой Маркус. — Убери иглы, я и так все расскажу.

— Врешь, — я ударил его по лицу.

— Да, вру, — оскалился Маркус. — Дьявол хочет, чтобы я тебе лгал. — А признания о насилие нужно вырывать с помощью насилия.

Я еще крепче сжал рукой ему чувствительную часть тела и уколол иглой еще сильнее.

— Дракула, тебе внушают оптимизм его признания? — спросил я, обернувшись к Дракуле.

— Пока нет, — спокойно ответил Дракула. — Придется продолжать и продолжать…

Я снова уколол его иглой. Слезы из глаз Маркуса падали прямо на мои руки, но я смотрел на него с удивительной невозмутимостью и едва заметно улыбался.

— Я понял, что не стоит молится Сатану, стоит молиться Лилит… — Маркус отчаянно искал фразы.

— И кончилось тем, что в тебе осталось больше Лилит, чем Сатана, — ответил я. — Потому что ты молился Сатану неправильно. Ты его не мог удержать в себе. Вот твоя беда.

Маркус закрыл глаза в знак согласия.

— Я тебя буду называть Валентин, — неожиданно сказал я. — И знаешь почему? Потому что мне интересно, что происходило с твоей оболочкой, пока отсутствовала твоя душа. Душа у тебя древняя и благородная и терзать ее более не имеет смысла. Проблема всех древних душ, что они, живя на земле, любят полетать и оставляют оболочку без присмотра на поругание всяческих сущностей, не всегда высоких и не всегда порядочных по отношению к оболочке. Так вот — память души и память оболочки — это принципиально разные вещи.

Валентин, привязанный к кресту, дернулся в своих путах и начал дико смеяться, весело глядя мне в глаза.

— Бесноватый, одержимый, — уверенно сказал я. — Что и требовалось доказать.

— Что? — нагло засмеялся Валентин. — Так захотелось залезть мне в мозги?

Я с очень мрачным взглядом положил руки ему на плечи и прислонился лбом к его лбу:

— Мне нужна твоя память. Я проникаю в твой разум, я просматриваю твое прошлое через твое сознание. Мне нужно установить, когда ты вступил в сговор с Баал — Хаддадом. Маркус не мог за тобой уследить. У Маркуса — Сатан другой. Маркус называет Сатаном — Сутеха, того же, что и Дракула. Когда я первый раз начал смотреть через твои мозги — я увидел сперва Баал — Сенота — это гневный страж, слуга, а за ним Владыку — Баал — Хаддада, а за ним Древнего Дагона, кто есть Энки. Значит, пока Маркус летал и общался с другими душами — ты развел у себя в астрале дикую древнюю бесовщину.

Я снова поднял белую тунику Маркуса и сжал чувствительную часть тела и нанес еще один укол.

На белую тунику брызнула кровь. Валентин рассмеялся:

— Давай, мучай меня дальше. Чем больше боли и крови — тем лучше. Все пойдет моему Хозяину — пока ты будешь меня пытать, он будет — есть кровь.

— Почему ты не попытаешься сопротивляться? — спросил я. — Ты мог бы плюнуть мне в лицо.

— Нет, — Валентин замотал головой. — Я боюсь тебя, Петръ. Если раньше я недооценивал твоих астральных возможностей, то сейчас мне действительно страшно. Но я буду верен Хозяину.

— Когда ты вступил в сговор с ним?

— Еще до создания карт. Он обещал мне деньги, любовь женщин, покорность рабов. Это я сподвиг Гришу отправиться в Сирию за камнями, но он оказался хитрее, чем я думал.

— Вот, — сказал я. — Вот здесь уже интереснее. Сказку про то, что ты не представляешь ценности, что с 2015 года одержим Саваофом — рассказывай другим. Мне интересен твой мозг, твое сознание, твоя память. Да, за твоей спиной стоит Саваоф, но за спиной, а не в теле, а в теле, как была бесовщина — так и осталась.

— Я каялся, — рассмеялся Валентин. — И мне отпустили грехи. Но я не отрекся.

— А знаешь почему? — спросил я. — Потому что ты без оболочки каялся. Дракула твою душу грубо дернул и сказал: «А ну пошли каяться». А что может человеческая душа против Самаэля Мальхиры? Ты, естественно, на колени, в монастырь за ним. И потом он тебя обратно в оболочку — а ты снова черт, как ни в чем не бывало. Так вот — если бы ты каялся в оболочке — тебе бы не отпустили ни хрена. Священник бы понял, что ты одержим, и не отпустил бы. А на Афоне в астрале тебе просто сделали милость на будущее.

В тебя войти сейчас не может sanctus spiritus. А если заталкивать насильно, то у тебя либо остановится сердце, либо будет нарушено мозговое кровообращение. Настолько конфликтные каналы Элохим и Шеирим. «Нельзя служить одновременно Богу и Маммоне». Да эта гениальная фраза о тебе, уж сколько ты молился Маммоне — мало кто столько молился — и одно время у тебя книги и карты покупали хорошо.

— Я забыл, когда это было, — покачал головой Валентин. — То есть помню, конечно, но все так в тумане. Словно и не со мною было.

— У тебя душа на рубеже между мирами смерти и мирами жизни, — ответил я. — Ты знаешь, чем ты особенно интересен — ты руководил закрытым кругом, и делал это крайне аккуратно, и упорно долгие годы и осталось много людей, которые отдали твоим дьяволам свои души и тела. И некоторые по-прежнему считают тебя живым воплощениям Сатаны. И молятся на тебя, как на бога. Я не говорю о твоем «Aussehen der moralischen». Они просто не знают все тайны твоих договоров. Но вот ты сейчас нам все расскажешь, чтобы было все понятно о тебе.

Валентин дернулся немного и не ответил.

— Смотри, Дракула! — сказал я Дракуле и разорвал тунику на груди Валентина. — Подойди!

Дракула подошел. Я положил его руку на солнечное сплетение Валентина. Валентин поежился.

— Видишь, как пульсирует манипура, — там огромный комок. — Я больше скажу — у него там стоит воронка Ген-Хиннома.

— Теперь смотри, — сказал я.

Я снова взял Валентина за чувствительную часть тела и уколол довольно сильно.

Валентин застонал и запрокинул голову:

— Мучайте меня дальше. Вся кровь все равно достанется ему. Он дает мне силы терпеть эти муки. Воистину вы хуже средневековых инквизиторов. Они терзали плоть и оттого страдала душа, а вы терзаете душу и оттого мучается плоть. Второе намного болезненнее.

— А оболочка твоя ощущает, что я делаю с твоей душой? — спросил я.

Валентин вздрогнул:

— Это все равно, что спать на иголках и чувствовать их в себе, и когда тебе глас небесный проповеди в уши орет каждую минуту.

— Знаешь, — ответил я. — Я наказал так любовника моей жены. Не важно, что я ее бросил — но нечестивица изменяла мне в своей келье в монастыре — это верх бесстыдства, и наглости и писала любовные письма своему слуге. Так вот перед тем, как посадить его на кол — я приказывал пытать его различными способами. Например, несколько дней и ночей держать в комнате, где весь пол истыкан гвоздями. Представляешь, как ему спалось?

— Зачем ты это рассказываешь? — ответил Валентин. — Я терплю эту пытку уже полночи. При этом ты нашел способ пытки, чтобы причинить мне максимум боли.

— Так вот, — тихо сказал я, пристально глядя на глаза Валентину. — У меня к Дракуле есть некоторые теплые чувства. И не только к нему, но и к его покровителю Самаэлю. И эти чувства неизменны веками. Если душа человеческая предает себя духу, она потом может этого духа искать веками, лишь бы быть рядом и что-нибудь сделать для него. Так что не думай, что я все это делаю из чувства черствой озлобленной мести за твои прошлые оскорбления и хамство в мой адрес. Я это делаю гораздо больше из любви к тому, кто стоит у него за спиной.

По моей руке поползла большая черная змея. Она резко соскользнула с сырого мокрого потолка и поползла по моим плечам. Я лишь улыбнулся. Змея обвила шею Валентина и начала его душить.

Валентин захрипел и стал жадно глотать воздух.

— Я могу и так и еще хуже могу, — сказал я. — Кроме нечеловеческих болей прибавить приступы удушия.

Валентин потерял сознание.

Очнулся он все также привязанный к кресту.

Я погладил его по голове:

— Потерпи, Валентин, не долго осталось мучиться.

Я обернулся к Дракуле:

— Влад, похоже, я смогу сегодня сделать поступок, достойный лишь сильного экзорциста. Хотя я делаю это искренне. Нет среди живых мага, способного снять такое сильное подселение древней мертвячины, как у него. Вот я мертвый, и я смогу это вытащить. Дракула, ты помнишь, сколько душ запросил его хозяин за него?

— Четыре души, если не ошибаюсь — ответил я.

— Передадим из грешных, — ответил я. — Читай Отче Наш.

Дракула обошел андреевский крест и положив руки Валентину на голову начал читать Отче Наш.

Я же сделал жест Сигниферу, и тот поднес ему кусок гранита.

Я взял в руки гранит и спросил Валентина:

— Ничего тебе не напоминает.

У Валентина слезились глаза:

— Мне тошно. В глазах темно от этой молитвы. Да… я вижу… порода камня очень похожа на породу… глыбы под Медным Всадником.

— Гром-камень эта глыба называется, — ответил я. — Так вот порода камня имеет свойства, похожие на свойства того камня, через который демон тебя пожирал. По энергоемкости и прочим свойствам подойдет, чтобы демона запереть, обесточить и изгнать.

Валентин не знал и не находил, что ответить.

— Нима. Огавакул то сан ивабзи… — начал читать я.

Валентин стал кричать, как будто его рвут на части. Под кожей на солнечном сплетении участились пульсация. Затем показался черный комок и медленно вышел из его тела в камень, который я держал в руках. Я подозвал Сигнифера и вернул кусок породы.

— Все, Дракула, — сказал я. — Я использовал малый камень, как проводник и вытащил его в камень под памятником. Он каменный дух, этот идол, он вошел в его тело из камня из заброшенного храма. Долго я у себя эту древнюю дрянь держать не буду. Я его выпущу на оболочки обреченных.

— Поэтому он писал в своих работах, что Сатана дал ему каменное сердце? — спросил я.

— Ну вот — энергия черная, что и в сердце была и в солнечном сплетении выпита и изъята полностью.

Из глав Валентина лились слезы.

— Отвязывай, — сказал я Дракуле.

Я отвязал веревки и Валентин опустился на колени передо мной и обнял мои ноги. Взгляд его из насмешливого стал умоляющим.

— Прости меня, — тихо сказал он.

Я сложил руку в благословляющем жесте и затем очень холодно от него отстранился.

Часть XV. Aussehen der moralischen

Затем Дракула все же поднял Валентина с колен и передал мне в руки. Я обнял его и усадил на диван рядом с собой. Валентин тяжело дышал, изо рта у него все еще капала пена.

— А теперь, Валентин, расскажи все по — порядку, — потребовал я.

Валентин посмотрел умоляюще:

— Я все расскажу, демон не давал мне сказать. Я расскажу все.

— Как ты считывал те сигиллы? Что относятся к темным ангелам Элохим? — спросил я.

— Через Самаэля, через Сутеха, — ответил Валентин. — Григорий правил сигиллу Самаэля, там изначально не было крюков. Он ее стилизовал ближе к Маммону.

Дракула вмешался в разговор:

— Я всегда утверждал, что потоки Элохим имеют выходы на Храмы Эннеады.

— Валентин, в колоде половина демонов шейдим, половина Элохим, — сказал я. — То есть, говоря по-русски, половина ангелов с темным каналами энергии, половина — бесы и черти.

— Да! — сказал Валентин. — Я сначала по двум каналам работал. Моя древняя душа на потоках Элохим.

— Бюст в Музее в Ватикане, — ответил я. — Уж я, наверное, кое-что знаю про трон Святого Петра и близлежащие музеи.

— Вот, — продолжал Валентин. — А оболочка была на потоках шейдим из-за чертового камня. А камень демон требовал привезти, что потом и сделал Григорий. А Договор между мной и демоном был заключен в 1996 году — в холодную ночь на Самайн — я подписал его своей кровью. Я это хорошо помню. И вы могли меня до смерти замучить, а признаний не получить, потому что выгнать его из себя у меня не было сил, а он не давал мне говорить. Как мертвая каменная киста, проевшая тело насквозь. Вот так пытали некоторых ведьм и колдунов в Новое Время, а те не могли сознаться, потому что их демоны им не давали. А сейчас Петръ демона вытащил, и я могу рассказать, то немногое, что помню четко и ясно в постоянно меняющемся жутком, ужасном калейдоскопе служения за последние годы.

— То есть, внутри тебя был очень сильный древний демон, из разрушенного идола, из древних камней заброшенного храма, — сказал я. — И он через тебя и твои тексты питался и расселял подчиненных ему тварей в тела людей, кто соглашался отдать души, чтобы потом управлять оболочками этих людей для угод демона. Обычно он толкал перед собой Бельфегора, Баал-Сенота, а сам оставался в тени.

— У него есть знак, — сказал Валентин. — Это Mortigenus. Это сигилла Ваал — Хаддада.

— Я помню. У Гриши на плече татуировка в виде мертвого ребенка, — сказал я.

— И подписано было в соцсетях под фото: «Мой сын», — ответил Дракула. — Я тоже помню.

— В древности ему приносили в жертву младенцев, — ответил Валентин. — Меня он на это не соблазнил. А вот две жрицы из тех, кто служили на алтаре — делали аборты. А могли не зачать, а потом убили свои порождения, одна вытравила, одна вырезала — это было в клиниках, но фактически сделали это ритуально. и все в жертву ему — Ваал — Хаддаду. А я не знал его имя. Я всегда слышал от него — «Сатан». А Сатанов очень много.

Я положил руки Валентину на голову. Валентин, как будто, погрузился в транс:

— Он мне всегда говорил: «Называй меня Сатана, а имя мое истинное скрывай. Перед рабами будь строг, холоден, жесток, мрачен видом — пусть тебя почитают. Говори коротко на древнем языке. (Я говорил на своей любимой латыни.) Ключи пиши на иврите. Соблазняй женщин и властвуй над ними — пусть тебе отдаются. Мужчин на колени ставь. Перед тем, как будешь пользоваться телом рабыни на алтаре — призови в тело меня, чтобы мне прежде овладеть тобою, а через тебя ею. Наноси рабыне порезы и пей ее кровь. Пусть на алтарь ложатся 2-3 рабыни по очереди, ибо я ненасытен. Средствами защиты не пользуйся, ибо они тормозят энергию чистого насилия, что мне необходима — все — равно имея в теле меня ничем не заболеешь. Ты должен по очереди входить в двух-трех женщин за один обряд, иначе я не засчитаю тебе этот обряд».

Валентин тяжело вздохнул.

Я крепко сжимал руками его голову:

— Хорошо, рассказывай дальше.

«Так он мне говорил. Для своих рабов — ты Господин. А для меня — раб. Придавай мне свое тело, когда я пожелаю. Всегда, когда я приду — будь готов свою плоть мне открыть. Ты для меня — оболочка. Я твоя жизнь. Нет меня — и тебя не будет. Ты моя пища, я ем тебя, через тебя ем других».

— Хватит! — остановил я. — Меньше его речей, больше слов о реальных деяниях. Ты любил его?

— Нет, это не любовь, — сказал Валентин. — Это насилие его надо мною. Его сущности над моей душою. Это трепет, рабское почитание. Я не смел отказать во многом.

— Что было с Николаем? — спросил я. — Расскажи по порядку и детально.

— С Николаем… Да. Я расскажу, — ответил Валентин. — Теперь меня никто не стеснит это рассказать. Он магическое имя принял, что содержало имя Хозяина. Бал, Баал, Бел — так и переводит с иврита «Владыка, Господин, Хозяин». Так вот, до этого было несколько случаев, что я и мужчин посвящал через секс. Я сам не хотел этого — Ваал заставлял меня. Было несколько мальчиков, и я выбирал молодых и в сексе неискушенных.

Валентин опустил глаза.

Я твердо взял его рукой под подбородок и заставил глаза поднять:

— Кто совершал, — сказал я. — Тот должен найти в себе силы рассказать честно и прямо.

— Двум мальчикам не было и 17 лет, — сказал Валентин. — А были девочки и 15 лет, а одной было 14, но тех малолеток по кругу пускали, я там не один был. А кто были со мной — те потом отошли от круга. А с мальчиками я затворялся. Никто не знал этого. Была у меня любовница, кто знала. Она умерла, покончила с собой. Ваал ее забрал — не согласуя со мной — я носил траур… но недолго. Так вот… С мальчиками как было — я выбирал молодого ученика, впускал в тело Ваала и приглашал побыть наедине со мною, поил водкой. И дальше предлагал прямо такое посвящение и мне никто не отказал. Практически всех я отстранял сразу и больше с ними не виделся. Но Ваал был доволен каждым развратным ритуалом такого рода. А один из круга случайно узнал, как я провожу посвящение и ударил меня — оттого у меня шов на голове. Потом я лежал в больнице — он — Ваал — ночью пришел и сказал: «Слушай, Валентин, ты мой раб, зачем действуешь неосторожно. Через твое тело я должен входить в молодых мужчин — но это сакральное посвящение. О том знать никто не должен. За это я и ударил тебя — делай так, чтобы никто не знал».

— Да уж, — сказал я. — Теперь мне придется хорошо тебя охранять. А то Ваал в кого-нибудь опять войдет и ударит тебя за то, что ты мне это рассказывал.

— А что мне делать? Император сильнее меня, — отвечал Валентин. — Ты можешь залезть мне в мозг и узнать, что было со мною, что я творил, когда был одержимым. Можешь заставить меня рассказать. А если бы ты меня связал в реале и колол — так я бы скорее себе язык откусил, но не рассказал бы, потому что боялся Ваала. А сейчас я Ваала не боюсь.

— А я своего бывшего покровителя на помощь призвал, — спокойно ответил я. — Дагон Древнее и поэтому сильнее Ваал — Хаддада. Итак, что было с Николаем?

Я обошел Валентина, встал за его спину и вновь положил ему на голову — обе руки.

— Он был сначала молод и глуп, — сказал Валентин. — И верил в меня, как в земное воплощение Сатана. Он увидел демона во мне и поклонялся мне и служил, говорил всем, что я Сатана во плоти. Он вставал на колени предо мной и наедине и при свидетелях и заискивал передо мной и унижался всячески. И я потерял бдительность и стал доверять ему. И он стал в курсе всех моих дел, всего, кроме моего астрального общения с Владыкой. А потом дошло до посвящения. Ваал сказал мне во сне: «Возьми его физически — ведь он раб твой». И я остался с ним наедине и приказал Лилит в него войти и через это овладел им, как рабыней и Ваал через мое тело издевался над ним. И он принял Имя, что начиналось с Имени Ваала и Ваал — глупые мои догадки — остался в нем. А был на самом деле в другом месте. И поиздевался над нами обоими. А потом вечер был темным, и мы были одни, и пили коньяк. И он прочел заклятия. И Ваал вошел в его тело полностью. И я узнал в его глазах страшный блеск одержимости, какой у меня был во время обрядов, когда я смотрел на себя в зеркало. И я попытался выгнать Ваала из него в себя — но не смог. И он взял меня за плечи стал трясти и ударил. А потом стал срывать одежду и овладел мною и приказал ласкать его, и я все исполнил. А в ушах звучал голос Ваала: «Ты раб мой и останешься рабом моим. Делай, что желает Хозяин твой. А если ослушаешься — то познаешь гнев мой». И я приказал Лилит, чтобы она вошла в меня, и за счет нее, я ублажал Ваала, что был в теле Николая, как мог. Соображал я плохо, что делаю. Наутро он сказал: «Валентин, давай забудем и никому не скажем». А я поймал себя на том, что дырка в груди в анахата-чакре разрослась, солнечное сплетение было пробито. Я не говорю, о свадхисхане и муладхаре. Дракула только недавно закрыл пробоины и восстановил нормальные потоки энергии через мою ауру. Так вот. Я стал думать о Николае, как о Ваале, спрашивал себя, где мой хозяин, как он. Он забыл обо мне. Отношение на 180 градусов изменилось. Он всегда — заботливый, внимательный, покорный, стал агрессивным, раздражительным. Он писал мне: «Я занят». Я страдал. В итоге, мы встретились снова. Я поставил коньяк. Он меня лапал очень грубо. Одежду на мне срывал — это было насилие. Да, я тогда был во всем черном. Он заставил меня встать на колени и ласкать его и испачкал мою одежду. Потом раздел полностью, и насилие было долгим. Но потом, после всего, он спросил меня: «Все ли в порядке?» И я ответил, что все прошло хорошо, и если Дьяволу так угодно, значит, это было не зря. Но потом… долго не мог прийти в себя… меня тошнило… буквально выворачивало на изнанку. Болели суставы, сердце. Короче, демон меня просто начал пожирать. У меня было сразу несколько пробоин астрального поля. По нижним чакрам боль была дикая — я встать не мог. Появилось желание суицида. Жутко было. И в таком состоянии меня нашел один человек, Петр Алексеевич и Дракула его имя знают, а для прочих не стоит подчеркивать. Он остался наедине со мною, и поделился своими подозрениями насчет меня и Николая. И я заплакал и признался. А он, видно накануне заклятия читал, и я увидел, что Ваал был в его теле. И это, как я думал тогда, была милость Ваала ко мне, что он вошел в этого человека. А не остался у Николая. А то Николай такую силу получил, что противиться ему я один бы не смог. В общем, тот человек, которому я рассказал — засуетился, сделал звонки. Вечером пришла девушка туда, где мы были с ним. И принесла в коробке черного петуха. Он нарек петуха Николаем и зарезал в воздухе над нею. Потом сказал мне, чтобы я вошел в нее. И я это сделал, так как она лежала на алтаре, залитая кровью петуха, обнаженная и я ее пожелал. В том момент, когда я совокуплялся с нею, была временная одержимость Ваалом. Потом — после ритуала — мне стало легче, а девушка заболела. Еще 2 ритуала против Николая — и мы ее похоронили. Николай же стал на словах опять услужлив. Он писал мне и писал часто. А я молчал — не в силах сказать ему ни слова, я молча зализывал свои раны. Потом ответ вместе накатали Николаю, покрыли его матом. Я начал наносить порезы и ожоги в честь Ваала, благословляя его за милость, что не казнил меня.

— Мы с Дракулой смотрели КЭШи жж, его архивы — то, что он стер или спрятал. Так он молился ненависти Ваала — Ваалсенту — чистому Гневу Сатаны.

— Я сумел выдернуть это скотство в себя. Уставший, одинокий, измученный, я проклинал всех и себя, прежде всего. Но я умел хранить марку — короткие ответы на латыни знакомым, полное молчание в сети. Более того, я научился сдерживать демона через собственные унижения и боль, — ответил Валентин.

— А вот эта морда у него на аватаре в жж, единственное, что осталось в открытом доступе — это и есть Ваал? — гневно спросил я.

— Это Ваал-Сенот, подчиненный Ваал-Фагора, а Ваал-Фагор подчинен Ваал-Хаддаду, — ответил Валентин. — Потом, Ваал сказал мне, чтобы я купил вибратор черного цвета. Сказал во сне. Потом сказал, чтобы я насиловал себя ради него. И когда я это делал — мне виделось, что демон надо мною и насилует меня. И делал это я один и делал великое множество раз. Я возжигал свечи и резал свою плоть ради него, и брал в руки вибратор и так позволял ему овладеть мною. И потом мне становилось легче. И чем больше я таких ритуалов провел — тем хуже становилось Николаю. Пока я всю силу его мужскую не забрал в эту черную пластиковую штуковину, и он стал импотентом — я это точно видел в астрале — а я смог иногда встречаться с женщинами. Потом Николай и вовсе стер и прикрыл все записи. Но там мне уже мертвый Сигнифер помог, хотя потом я сам заклятия налагал на него, чтобы больше не приходил.

— Есть в Индии каста неприкасаемых, — добавил Валентин. — Не неприкосновенных, а именно неприкасаемых, до кого касаться — мерзость. Вот и я себя ощущаю таким. И оставьте меня с этим чувством. После всего, что я сделал, я заслуживаю быть неприкасаемым.

Дракула обнял Валентина:

— Не думаешь, что ты жертва духов?

Я обнял его с другой стороны:

— Тобой распоряжались, как игрушкой, и не духи, а конкретные люди или даже один человек. Ладно. Пока промолчу… Впрочем, если бы мне раньше сказали, что мне придется тебя защищать — я бы наверное перекрестился в гробу. Ибо все же ни стыда ни совести у тебя не было:

— Нет, — покачал головой Валентин. — Только рабское служение духу-насильнику. Я только не понимаю, зачем императору нужны были все эти гнусные детали. Что я дрянь, как человек, и заслуживаю самого худшего отношения — это и так понятно.

Мы сделаем выводы, — сказал я:

— Ваал разумен и его интеллект, безусловно, выше человеческого.

— Ваал непослушен людской воле, в том числе и тех, кто предал разными способами ему во владение свои тела и души.

— Ваал любит издеваться над своими рабами.

— Если сегодня Ваал в тебе, и ты одержим им и творишь страдания другим — никто не гарантирует, что завтра он не войдет в кого-нибудь другого, чтобы терзать тебя;

— Те, кто служат Ваалу и это прочтут, должны не плевать в лицо Валентину, а порадоваться, что с ними этого не сотворил их демон.

— Оставьте Нас, — сказал я Сигниферу и Хель.

Сигнифер и Хель вышли из комнаты.

— Дагон сильнее Ваала, — продолжал я, вытащив кадуцей из-под камзола и покрутив им в руках. — И вот кадуцей Николая в наших руках. Клянись же в верности Мне и Дракуле и ты будешь свободен от насильника, и он не прикажет больше тебе насиловать себя ради него или насиловать других ради него.

— Вам проще было бы убить меня, чем получить эти признания, — сказал Валентин. — Потому что если бы Элохим резко вошел в меня — он бы остановил мне сердце.

— Скоро Элохим будет свободно входить в тебя, — ответил я. — Я тебе закрыл воронку погибели, воронку Ген-Хиннома и открыл ее другим. Да, тебя было проще убить, но Дракула поклялся спасти твою душу. И меня настолько потрясла его долгая самоотверженная борьба за твое спасение, что я тоже отложил многие дела в мирах теней, чтобы решить вопрос с тобою. Итак, ты служил духу-насильнику, кто через тебя губил души и жизни. Твоя вина в том, что ты продал ему свою душу, пускал его в тело, выполнял его приказы, какими бы жестокими и антиморальными они тебе не казались.

— Да у него в одной из работ сказано, — ответил Дракула. — Заниматься самоудовлетворением ради Дьявола, что есть ему угодно. Только про вибратор прямо не сказывалось.

— Да, кто же прямо напишет, — ответил Валентин.

Я потряс кадуцеем перед лицом Валентина:

— У тебя еще есть шанс отказаться от клятвы мне и Дракуле в верности.

— Нет! — закричал Валентин. — Я дал клятву Дракуле и не откажусь от нее.

— Пока проясним касательно тебя еще ряд астрально — ритуальных моментов, — спокойно ответил я.

Часть XVI. Мотивация Ваала

В моих глазах появился очень недобрый взгляд.

Валентин удивленно посмотрел на меня.

— Неважно, — коротко ответил я. — Мне здесь — В Михайловском Замке — говорить неудобно.

Я начертил Врата в воздухе рукою.

И мы — все три тени — прошли эти Врата.

Мы оказались на заброшенном Лютеранском кладбище, почти на берегу Финского залива.

— Вот, — радостно сказал я. — Мне тут дышать свободнее.

Я выложил перед собой на камень три печати — Люцифера, Вельзевула и Астарота и, разрезав руку, разлил свою кровь над ними.

— Император тратит так много крови? — спросил Валентин.

— А что жалко, что бы дознаться до истины? — спокойно ответил я. — Я пользовался этими Печатями. Несколько гримуаров я привез из Голландии. В том числе, работал с Истинным Гримуаром 1517 года. Я не лезу в то, чего не знаю. Но с Вельзевулом я общался еще при жизни. Переводится имя, как повелитель (полчищ) мух. Или военачальник. А мухи — это его воины. Так же, как Самаэля называют Повелителем армии белых червей. И мухи и белые черви — это аллегории состояния душ. Более известное объяснение, что мухи облепляли залитый кровью идол Вельзевула. Так вот, я знаю достоверно, что Ваал один, а приставки — это название местности или качества: Баал — Шамен, Баал-Хаддад, Баал — Цафон, Баал — Зебуб, Баал — Шенот, Баал — Фагор, Баал — Хамот, Баал — Мелех (что означает просто царь или правитель), Баал — Берит, Баал — Маммон и так далее. Более того, Храмы Баала были связаны единой системой подземных астральных коридоров, через которые курсировали потоки энергии. Верхние каналы Ваала — бог неба, грозы, плодородия, нижние — бог подземного огня, бог земли. В целом, повелитель и покровитель царей. Мне, как мертвому правителю, все это хорошо видно и понятно.

Валентин опустился на колени и устремил свой взор к земле.

Я опять поднял его голову рукой под подбородок.

Валентин вынужден был подняться.

— Так Николай умолчал о том, что было между нами, — продолжал Валентин. — Потому что кое-кто еще мог ему всыпать, в принципе. И ему и мне — за то, что было. И желание открыть правду и желание сокрыть непристойные детали — это разные вещи. А я уже не стесняюсь своих деяний. Он боялся разоблачить эту связь, чтобы избегнуть проклятий и позора для себя. Ибо мой позор повлек бы, несомненно, и его позор. И если бы он рассказал, что делал со мной, я бы немедленно рассказал, что делал до этого с ним.

— Как тебе в этом жилось? — спросил я.

— А ты со стороны не видел? — Валентин едва заметно улыбнулся. — С болью как-то жилось. Главное было, не пошатнуть незыблемость веры оставшихся. Но даже сейчас.. да… я признаю, что я мразь… а не человек. Но сигиллы — то правильные!

— Ты же не один рисовал, а с Гришей, — сказал я.

— Половину примерно я рисовал, — ответил Валентин. — А дальше стилизовали вместе. Подгоняли под один стиль. Он все-таки художник, а я — нет. Ваалические, в основном, он рисовал.

— То есть, Ваал изначально выбрал Гришу, — сказал я. — А тебя просто использовал.

— Да, просто управлял мною, — ответил Валентин.

— Но Самгабиала ты рисовал? — спросил я. — Эль Самгабиэль Элохим — полное имя. Дословный перевод — Сила Божьего Яда, небольшой культ, более поздний вариант культа Самаэля.

— Да, я рисовал.

— А Сатан? — снова спросил я.

— Да, все три мои, — тихо сказал Валентин.

— Ну, точно считано, — сказал я. — Перевести тебя полностью на Элохим — пока нельзя. Ты считаешь, что Ваал был несправедлив с тобою?

Валентин склонил голову.

— Спрашивай! — сказал я. — Я любого демона могу считать. Да, я с Ваалом толком не работал прежде, общаться — общался, но работать — не работал. Но никогда не поздно. Итак, что тебя смущает?

— Почему он выбрал Николая, чтобы унизить меня? — спросил Валентин.

Я закрыл глаза:

— Ты мне все про Николая. А я родственника своего покойного вспомнил, праправнука можно считать в каком колене — Николая II. Был он в Японии в 1891 году и сделал там татуировку — дракона в городе Нагасаки. Похожая татуировка была и у его двоюродного брата Георга V — Короля Великобритании, но это не так важно. Понятно, что сущность курсировала по каналам кровной родственной связи. И все же — глупо, безумно, неоправданно — давать клятву чужому демону, демону чужой страны. Дракула, что скажешь, ты по Драконам специалист?

— У меня свой личный дракон, — сказал Дракула. — Египетский дракон — порождение Сета. Это сильный демон, сильное ездовое астральное животное. Грубо говоря — у тебя лошадь, у него жеребец, у нее кобыла и так далее. Так и меня когда спрашивают — «Дракула, а там тоже Дракон». Ну да там Дракон, здесь Дракон. Я не лезу в чужой мир — для меня закрытый. Я могу сказать, что мне сказала Индийская Шмашана Кали — Богиня Погребальных Костров, я по вопросам востока с нею консультируюсь. Индия для меня относительно понятна, во всяком случае, имею с Кали сильную связь — она мне помогает. А вот Китай и Япония — темный лес, и я просто не хочу загружать астрал чужими духами, энергосвязками и прочее. Что сказала мне Кали? Какую силу нужно было иметь магам города Нагасаки, чтобы вселить свою сущность, своего духа в будущего правителя чужой страны. Не было бы дракона на его руке, не было бы русско-японской войны, когда японцы почувствовали, что Россия в лице правителя прогибается под них и пошли в атаку, не было бы кровавого воскресения, революций, гражданской войны. Много крови пролил сильный могущественный дракон в чужой стране — о своей не позаботился — оставил свой город, не защитил его. Остался спать в мертвых костях расстрелянного царя. Был бы Дракон у себя в городе — не было бы бомбардировки Нагасаки — вот так мне сказала Кали. Поэтому нанесение на тело знака хранителя одной страны на тело человека, имеющего власть в другой стране, может принести большие беды обеим сторонам.

— Дракула, у тебя были татуировки? — спросил я.

— Конечно, были, — ответил Дракула. — Так было принято в Валахии в то время — отмечать правителя знаками на теле — солнце, луна, пшеничный колос, традиционные символы — я защищал свою страну, боролся за свою землю.

— То есть, тебе традиционные символы твоей страны помогли, — сказал я. — А Николаю чужой дракон испортил все правление. Чужой Дух — гневный, жестокий, кровожадный. Николай, не переставая, стрелял ворон, целыми днями, радовался пролитой крови. Я ему много раз говорил — «убери татуировку, сведи, срежь, это плохо кончится». Он же меня не слушал, не слышал, не хотел слышать. Ну как бы он чувствовал мое присутствие, но поговорить со мною нормально, хотя бы так, как мы сейчас разговариваем — он даже не пытался. Там типа отмахнуться рукой: «Что, Петр, опять тебе памятник поставить? Иди вон к скульптору и там работай». Да, сделал он мне несколько. Но ему это не помогло, он сам целенаправленно и упорно дистанцировался от моих советов, он доверял дракону на своем теле, а дракон запрещал ему меня слушать. Не то, что свою страну — семью даже спасти не смог — всех положили. А все потому, что работал на чужого демона, молился внутренне всю жизнь чужому богу.

Такой вывод сделаю — набил бы сигиллу обычный человек — то у Японии появился бы новый подданный, набил русский правитель — смог вытянуть всего дракона к себе, а он натворил бед вокруг. А свой город дракон покинул, без защиты оставил. Поэтому не нужно тянуть к себе чужих демонов — хранителей.

Вот, Валентин, я из тебя Ваал — Хаддада вытащил, а по-хорошему, был бы я силе тогда, были бы у меня маги, мне пришлось бы такой же, если не худший экзорцизм делать Николаю, но не вытаскивать в свое поле, а выгонять к японской матери. Так что и похуже есть демоны, чем твой Ваал — Хаддад.

— Петр, зачем ты все это говоришь? — спросил Валентин.

— Ну, ты идиот полный, — ответил я. — Как можно было сойтись на ложе с якутом? Николай по национальности якут, другая раса, другая культура, другая кровь. Я ко всем национальностям России хорошо отношусь, но это не значит, что нужно вторгаться в их храмы, либо их вводить в свои. Часто ассимиляция вредна, даже губительна. И ты своего демона, свое сакральное, то во что верил, передал ему. Не оставил себе, не оставил нормальному достойному ученику. Сигнифер тоже верно служил тебе и на колени вставал перед тобой и приказы твои выполнял — он мне рассказывал — и еще многие другие так делали, но главную часть силы ты Николаю отдал, вместе с Именем демона. Допустим, у тебя в руках ценный камень из храма, культовый камень, и ты отдаешь его фактически представителю другой веры, другой крови — это осквернение храмового камня, осквернение символа веры. У них другая вера, другие понятия, другие внутренние чувства. Можно уважать их самобытность, но не пускать их в свою жизнь. Сложно понять, как ты вообще мог взять его на службу, тем более сойтись настолько близко. Я уж не говорю о самом факте подобного рода посвящения, но ты мог, в конце концов, выбрать лучшего жреца. И насчет Григория — при всем неуважении к нему— я скажу, а он ведь вовремя вытащил Ваала обратно. Если бы он хотел, он бы дал Николаю тебя добить.

— Так кто виноват Николай или Григорий? — спросил Валентин.

— Ты виноват! Только ты, — ответил я. — Умнее нужно быть. Хранить духовную чистоту, хранить сакральный дар, даже и от Ваал — Хаддада. Ты его разгневал, посвятил того, кто не заслуживал — вот главная причина. Возьми в руки Печать Вельзевула и медитируй.

— Но! — неожиданно вскрикнул Валентин. — Ведь мне Ваал сам сказал — посвящай.

— Ты должен был, осознав себя, как римлянина по крови и духу ехать в Рим — привести камни оттуда, что были тебе близки, дороги. От моста, что ты строил, от храмов, где ты молился, пока не продал душу Сатану. Привезти и молиться на них — у тебя учениками были бы итальянцы, люди говорящие на твоем языке, твоей культуры, твоего склада сознания. Николай просто не появился бы в твоей жизни. Хорошо, ты молился Ваалу — брал бы учеников евреев, кто был на территории Сирии, Финикии, знает культуру, язык. Не нужно было делать адское месиво, адское варево, нужно было установить строгий фейс — контроль. Не нужно было ставить эксперименты, а что Ваал будет делать в теле представителя чужой и незнакомой для него нации. Ты оскорбил Ваала, жестоко оскорбил, выбрал для него неподходящее тело — вот и получил унижение и боль. А камень тебе Гриша привез уже после всей истории и спасибо ему скажи — поставил тебе защиту какую-никакую на время. Так что будем объективными.

Валентин послушно взял Печать Вельзевула. Я обошел его сзади и положил руки ему на голову:

— Воле Моей будь послушен. Я многое тебе дам. Многое отниму. Но Император не зря подбирает падших. Поговорим об идолах Ваала. Идолы Ваала, чаще всего, делались в облике реально действующего правителя, а дух жил в теле царя. Так вавилонские быки делались с головою и лицом правителя — живого воплощения Мардука, как считалось, чтобы подчеркнуть его силу и духовную мощь, чтобы утвердить его власть, как живого божества. Так и Баалы делались с правителей — если лицо было быка, то одежда, предметы указывали на то, что это дух действующего царя, восседает на троне. То есть, это очень властный дух, требующий безоговорочного уважения, подчинения, покорности.

Я посмотрел на Валентина очень мрачным взглядом.

— Ты одержим, — сказал Валентин.

— Я?! — я едва заметно улыбнулся. — Возможно. Это похоже на то, как иные врачи намеренно заражают себя, чтобы потом испробовать на себе действие новой, созданной ими, вакцины. У меня прочные астральные механизмы, чтобы демона удержать. Из всех Баалов — Вельзевул видится мне самым спокойным, располагающим к общению и откровениям. Но при непочтении и он может обнажить клыки. Итак, Ваал, как эгрегор был один, но он был размещен в некотором числе храмов под разными названиями. Задавай вопросы.

Тут Дракула вмешался в разговор:

— Казанская Божья Матерь, Владимирская Божья Матерь, Смоленская Божья Матерь, Семистрельница и прочее. Иконы зависят от местности.

Валентин удивленно посмотрел на Дракулу.

— Это я перечислил своих Марий, — ответил Дракула. — Это знакомые Марии, каждая под покровом иконы. Еще каких — нибудь перечислить… Я с Индией знаком. Кали с Кайласа (священная гора Шивы), Кали из Калькутты (Калькутта — город Кали), Кали из Дакшинишвары (это район Калькутты, но энергетика другая, там мощный храмовый комплекс), Кали из Варанаси (город погребальных костров). Это я знакомых Кали перечислил.

— Ничего себе потоки, — покачал головою Валентин.

— Так вот, — продолжал я. — Если сначала Ваал казался тебе, Валентин, абстрактным Сатаном, но потом он для вас, я имею в виду твой бывший круг общения, приобрел форму божества из конкретного храма, откуда были привезены камни.

— Петр, как он выглядел для тебя? — спросил Валентин. — Я его чаще не видел, только чувствовал, как он входит в меня.

— Я его вижу на астрале, как пульсирующее облако из дыма и огня, — ответил я. — От темно-серого до черного. Он использовал Имена, что перечислены выше или использовал имя своего слуги — демона шейдима Ашмедая.

— Почему он — Ваал — выбрал меня? — спросил Валентин.

— Тут несколько причин, лежащих на поверхности, — ответил я. — Которые видны невооруженным глазом. А если дальше копаться — то нужно задавать тебе дополнительные вопросы. Так, на мой взгляд, со стороны — у тебя удобное для него имя. К тебе обращаются — Валя, а он через тебя слышит — Ваал. Нам неведомо, было ли древнеримское имя Валентин заимствовано из Финикии или Ханаана. Но, тем не менее, факт созвучия очевиден. И ему было удобно через тебя общаться с последователями. Далее, духи выбирают тела подходящей комплекции, в которые им удобно входить. Самаэль и Самгабиал выбирают стройных мужчин — ходячие скелеты. Ваалу нужен был последователь крепкого телосложения, чтобы ему было удобно через тебя работать. И, наконец, его цели — отвечали твоим целям. Ты просил его о деньгах, женщинах, власти над душами. И у тебя все это было. И женщин ты менял, как перчатки, и книги твои хорошо и дорого продавались, и люди склоняли колени от одного твоего взгляда, когда видели Ваала в тебе.

— Почему он меня предал, унизил, подверг испытаниям? — снова спросил Валентин, точно надеясь услышать что-то новое.

— На то было много причин, — ответил я. — И то, что ты посвятил ему недостойного и неподходящего человека — лишь одна из многих. Просто потому, что это не твой дух. Он тебя использовал, как оболочку-дублера. Он собрал круг человеческих тел, кого заставил молиться себе. Ключи на иврите ты считывал?

Валентин кивнул.

— Через тебя он дал магические ключи на иврите, — я улыбнулся. — Но люди его вызывали по ним не из твоего тела, ибо ты не Ваал, а Самаэль и пора признать это. А из тела, где он жил постоянно. Он — дух — делал для своих последователей какие-то дела, но и отнимал у них многое. Гораздо больше, чем давал. Никому не сделал добра в итоге, кроме своей оболочки. Кто был настоящим Ваалом? Уж, наверное, тот, кто ездит каждый год в Сирию, не снимает клетчатый платок — традиционную одежду. Я что-то неправильно говорю?

— Все верно, — ответил Валентин. — Я не правил в Ханаане. Я этого не помню. Этого не было со мною. Я помню свое правление в Риме. Поэтому я свободно говорю и пишу на латыни.

— Ну не совсем свободно, — ответил я. — В сети кто-то пытался ошибки искать в твоих текстах. Но, на мой взгляд, просто придрались. Нормальная у тебя латынь. Конечно, не идеальная полностью, но вполне доступная пониманию. Так вот — чтобы не иметь таких неприятных последствий, как у тебя были от твоего рабского служения Ваалу — ты должен был съездить в Рим. И привезти два камня от моста, что ты построил или от дороги, которую ты приказал проложить. И не молиться Ваалу, а молиться себе — Самаэлю. И второй камень отдать Грише и заставить его молиться Самаэлю. И кончилось бы тем, что твоя тень ночью бы вышла из тела и сделала бы с Гришей что-нибудь нехорошее. Просто не нужно было прогибаться. Дальше, это еще далеко не все причины. Вот представь, идет по улице Ханаанский Владыка, а навстречу ему — блудница — Лилит. Какое отношение к ней: пнуть, поставить на колени, может быть, подать милостыню, может быть, отвести вглубь виноградника к ручью и там сделать с нею все, что пожелает царская душа и пойти дальше. Вот отношение Ваала к Лилит — это презрение, какое может быть к рабыне, об которую стоит вытереть ноги. И с чего ты решил, Валентин, что работая с Ваалом, вообще можно вызвать Лилит?

Валентин грустно опустил глаза.

— Так вот, — продолжал я. — Примерные мысли духа Ваала, когда он приходит к тебе на астральном плане, а ты одержим Лилит. Он ее пытается вытолкнуть в женщину из твоего тела, а сам войти в тебя и совершить насилие над нею. Если бы ты вызвал в тело Царицу Ханаанскую — Астрату — отношение Ваала было бы намного уважительнее. Он бы увидел в твоем теле Астарту — вытолкнул бы ее в твою женщину, но при этом не посмел бы подвергать унижениям, бичеванию, насилию, глумлениям. Потому что Астарта — Богиня Войны — она может за себя постоять, и Ваал ее уважает, как равную, а Лилит совсем не уважает.

Ты молился рабыне — Лилит, вот Ваал к тебе относился, как к рабыне. Молился бы Астарте — Ваал бы к тебе относился, как Ханаанский Царь к Ханаанской Царице. А если бы ты молился только и исключительно Самаэлю — Ваал бы к тебе относился как к равному по силе другому Царю или Князю. Нужно уважать себя!

Валентин вздрогнул и пожал плечами:

— Почему в те две ночи он не мог войти в мое тело, а вошел в тело Николая?

— Ты Николаю полномочия отдал, — сказал я. — Бразды правления над демоном. Но, я так полагаю, что цель ставил управитель духа — то есть Гриша. Чтобы Ваал не вошел в тебя полностью, а издевался со стороны. Что цель управитель духа ставил — втоптать тебя в грязь и унизить. Дух не должен был входить в тебя, а наносить удары со стороны.

— Почему Гриша в последний момент спас меня? — спросил Валентин.

— Он просто испугался того, что его демон творит с тобой, — строго сказал я. — Потом пытался робко, ненавязчиво загладить. Но такие вещи не заглаживаются. Тебе остается только присягнуть на верность Дракуле и Мне, чтобы спасти свою душу.

Валентин низко поклонился с совершенно отрешенным взглядом — с ужасной болью и надеждой в глазах.
Приключения Маркуса в Аду .Часть XVII. Присяга Адова

Мы все трое вернулись в Ад. Открыв Врата на Лютеранском кладбище, мы быстро прошли все пороги и вышли на Девятый Круг Ада Самаэля.

— От демона-насильника будешь свободен, — сказал я Маркусу. — Он не придет к тебе больше и не предложит издеваться над собой и над другими. У тебя будет стоять мощный блок в астрале. Никто из его слуг не приблизится к тебе.

Маркус низко поклонился мне.

— Ибо лишь мертвые служат Владыке Самаэлю, — торжествующе сказал Дракула. — Если Маркус может быть в мире земном Валентином, пусть даже на астральном плане, то на астральном плане в Аду он Маркус и только Маркус.

— Я бы никому не пожелал таких терзаний, которыми меня бывший хозяин наградил, — сказал Маркус.

— Не хочешь больше служить ханаанскому божку? — спросил я.

— Я хочу служить Самаэлю, — ответил Маркус.

— Так вот, — сурово сказал я. — От Ваала и слуг его — будешь свободен. От Меня и Дракулы — не будешь свободен.

Я сбросил плащ на спинку трона Самаэля. Под плащом были черные железные латы:

— Служи Самаэлю, — сказал я. — Он в нас трех. Он один над нами. Больше никого нет. Он в нашем сознании. Он и осознание смертности и бессмертия, и прежняя память, и новая воля. Это Самаэль. Только Самаэль.

Маркус приложил руку ко лбу.

— Третий глаз очень важен для потоков Самаэля — сказал я. — Помни, что мы с Дракулой оба похоронены в соборах и связаны высшими клятвами Саваофа, а память о тебе хранят в музее Ватикана. Это значит, что ты ничего еретического и богохульного не найдешь в наших приказах. Наши тени будут часто сопровождать тебя, на время, пока мы заняты своими делами — мы дадим тебе охрану из теней слуг. В любой момент дня и ночи любой из нас двоих может явиться пред тобою и указать тебе какое-либо дело, и ты бросишь все и будешь исполнять. Это значит, что мы двое будем распоряжаться твоею душой и твоим временем.

Маркус низко поклонился:

— Большинство людей — рабы гибельных страстей мирских. Другие — слуги демонов злобы и похоти. Кто-то слуги Правосудия Божьего.

— Рука Бога не так жестока, как страж его милосердия. Не ты ли это писал, — ответил я. — А теперь присягай на верность.

Маркус опустился на колени.

Дракула подошел к нему и приложил свой бронзовый жезл к его губам. Маркус покрыл его поцелуями. Затем подошел я и обнажил меч. Маркус поцеловал и кованную сталь моего меча.

— Помни, что если ты нарушишь клятву, то ты сам снимешь с себя защиту, — важно сказал я. — И муки твои от Ваала могут быть ужасны. Ведь твой бывший хозяин будет наблюдать за тобой. И стоит тебе потерять бдительность — он попытается тебя наказать.

Валентин простерся ниц у моих ног и уткнулся лицом в пол и сказал: «Ваал видел, что я служил ему верно. Самаэль видит, что ныне я ему верно служу, и буду и дальше служить верно».

— Хорошо, — сказал я. — Можешь подняться. Чтут меня тысячи, любят сотни, близко общался я в астрале с десятками. А покровительствую — единицам. Вот буду и тебе теперь покровительствовать. К тебе никто не приблизится. А мнение других о тебе — не должно тебя волновать.

Маркус поднялся с достоинством.

— Меня интересует мнение обо мне — Петра Алексеевича и Владислава Дракулы, — спокойно ответил Маркус. — Прочие мнения меня не волнуют.

— Облачайся, — сказал я Маркусу. — Дракула отдаст тебе твои доспехи.

Затем Дракула отвел Маркуса в комнату, смежную с тронным залом и передал ему черные доспехи. Потом мы вернулись.

Я сдернул покрывало, прикрывающее стол на витых бронзовых ножках. Там на черной подушке лежали еще две черных короны.

Я поднял одну из них и надел на голову. На вторую указал Маркусу.

— Теперь Самаэлей три, — спокойно сказал я. — Будем бороться все вместе.

— А давайте поговорим о сломанных позвонках, как об итоге магического хамства? — предложил Дракула.

— У Гриши были сломаны? — мрачно спросил Маркус.

— У Гриши, — ответил Дракула. — Осенью 2016 года. По отношению к тебе его действия обсудили. По отношению ко мне — нет, и я не хочу обсуждать — но еще раз дернется против меня — я ему не только позвонки, но и руки и ноги переломаю, — Дракула вытащил меч и покрутил им в воздухе, перебросив с одной руки в другую. — Нужно было Грише иметь сверхъестественный уровень наглости, чтобы лезть в астрал, и в жизнь к мертвому Воеводе Владу Цепешу. Уровень нахальства, с котором Гриша надеялся уложить мою мертвую армию под свой эгрегорчик — превышает нормы приличия, и следующий раз я его шарахну так, что запомнит на всю оставшуюся.

Я обнажил меч:

— Дракула, я тебя полностью поддержу, мне на Гришину магическую деятельность смотреть со стороны весьма надоело, и если он не займется творчеством, вместо того, чтобы постоянно нападать на тебя, Дракула, на Маркуса и на мою оболочку — он очень плохо кончит. Можно сказать, наш коллективный ультиматум в отношении Гриши.

— У тебя оболочка есть? — Маркус пожал плечами.

— А почему ей не быть? — спросил я. — Есть у меня оболочка. Когда мертвый из гроба встает — уж явно находит тело, чтобы свою энергию проводить.

— И познакомиться с тобою можно будет? — с улыбкой спросил Маркус.

— Женская оболочка. Конечно, можно будет, — я пожал плечами. — Мне все равно — через кого работать. У женщин часто амбиций меньше и мозгов побольше. Это я тебе, Маркус, точно говорю.

— Я не спорю, — ответил Маркус. — После всего вышесказанного, не мне предлагать нормы поведения.

— Так вот, мне нужно защитить свою оболочку от попыток астрального насилия со стороны Гриши, — сказал я. — Ладно, он тебя и Дракулу… он же и меня по астралу достать пытается. Тут, клянусь честью, плохо кончится для него. Всемогущим себя возомнил… ханаанским божком.. Думает, всем вокруг будет жизни и судьбы ломать. Ну, посмотрим.

— Так как все же случилось? — улыбнулся Маркус.

— Пошла агрессия по его каналу, — ответил Дракула. — В ответ, Самаэль вышел в астрал и вкатил. Просто возврат. Возврат — это значит, посылаешь обратно поток, который шел на тебя. У нас с Маркусом один канал — Один Дух — Самаэль. Вот и буду стоять насмерть за Маркуса. И на все его прошлые приключения — мне абсолютно наплевать. Меня касается то, что он делает, когда я рядом, а не то, что было до этого.

— Какой был канал? — спросил Маркус.

— Сатан Ваал — шейдим Ашмедай, — ответил Дракула.

Маркус улыбнулся:

— Именно! Это исключительно гришин канал работы.

Дракула рассмеялся:

— То есть, грубо говоря, Гриша ползет в астрал через оболочку Omega Doom, при этом часть канала закрыта типа туманом или дымом сигарет, а видимая часть типа шейдим Ашмедай, а Ваала, как бы не видно. Все равно, что снайпер толкает перед собой смертника, чтоб винтовку нацелить. В итоге, по Omega Doom безболезненно прошло, а Грише я по позвонкам попал. И я клянусь — еще раз сунется в мой астрал — я шкуру с него спущу. Это клятва мертвого воеводы — Влада Цепеша. Я воевал против турок и знаю непослышке, что есть война и что есть бой, и многое помню из славного прошлого моего, и когда бросался в атаку забыв обо всем, не щадив себя, чтобы свой народ защитить — за это меня в Румынии считают национальным героем. И сейчас ни перед чем не постою, чтобы отстоять свою личную безопасность от безумного, наглого, тупого выродка — Гриши— это я смогу. Это мои слова — Владислава Цепеша.

— Влад. Прекрати, Влад, — я похлопал Дракулу по плечу. — Есть же нормы поведения, морали. Есть Ад. Разговоры в Аду. Вот сейчас пригласим Гришу и спросим его — хочет он валяться со сломанными позвонками посреди улицы или под лестницей — завтра. А может и уже сегодня ночью. А если не хочет — то и гадить прекратит.

Просто спросим и решим — а ежели не уймется — сразу примем меры. Все-таки он в Питере работает. Ему вроде как, его работа дорога. А ведь трубы в его доме, где у него салон — ветхие — почти в аварийном состоянии, и уж если ливанет, то точно его мастерскую затопит. А уж какие проблемы с налогами в его салоне — о том я вовсе пока умолчу. И на этом не все. Немало тех, у кого он денег занял, а возвращать не хочет — верно, точат на него кулаки. И куда ему с таким образом жизни скалить клыки на Петра Романова. И тем более на Дракулу. Я-то часто спокоен и даже толерантен. А Дракулу если ж взбесил негодяй, то и верно не остановится, пока шкуру не спустит.

— Нет, — строго сказал Дракула. — Я остановлюсь, если его тупая башка поймет, что не нужно лезть в мое пространство. В наше с Петром пространство… А если не поймет — тут уж я возьмусь сражаться до полной победы.

— Нет, я готов! — я улыбнулся. — Я готов оставить жизнь и работу Гриши на самотек, если он скажет нам, что любые его поползновения против нас — будут прекращены.

— По факту, у Гриши была пробита вишудха, — продолжал я. — И это пошло по каналу Самаэля. У вас один дух, точнее два духа, но очень похожие, вплоть до того, что сливаются, так что и не отличить поток Дракулы от потока Маркуса. А теперь и я с вами на том же канале. Но тогда, первое, что сделал Гриша, получив по шее — это нарисовал ближайшего к себе знакомого Самаэля — то есть Маркуса и повешал на стенку. Так что считай, Маркус, что работа ваша общая. Если он себя ощущает ханаанским царем — не нужно наглеть по отношению к другим древним духам. У Дракулы есть своя зона влияния. Если в нее вторгнется Ваала или еще какой посторонний дух — Дракула способен принять ответные меры. Более того, у меня есть живая оболочка, которая тоже не должна терпеть нападения Гриши.

Я задумчиво посмотрел на Маркуса:

— Подожди, — сказал Маркус. — У тебя же много оболочек. Тебе памятники ставят каждый год.

— У меня одна оболочка, — где я живу, — спокойно ответил я. — У меня тень очень подвижная. Я летаю, куда хочу, а потом возвращаюсь на место. Я просто прихожу, чаще всего, молча, к скульпторам, например, помогаю привести форму в порядок — молча, бесшумно и незаметно и лечу дальше. Моя тень занимается конструктивной работой — творчеством. Я всегда любил работать инкогнито. Я считаю одним из лучших периодов в жизни, когда я жил в Голландии и работал простым плотником на верфи. Поэтому я живу в теле молча, но я осознаю себя и моя оболочка может меня свободно транслировать. Даже когда я в прежнее время работал с Шемякиным — он меня слышал как-то в полуха, а моя нынешняя оболочка слышит хорошо и может транслировать свободно.

— Повезло Петру, — сказал Маркус.

— Действительно, повезло в кои-то веки, — ответил я. — Иногда мне кажется, что я и не умирал, а просто заснул и проснулся в другом теле. Так только Самаэль может. Это специфика духа — поднимать мертвые души с их сознанием и памятью. Здесь никаких амбиций нет, просто возможность дальше жить. Далее, это не имеет ценности ни для кого, кроме моей души. Могу сказать точно, что все, кто меня когда-то любил — спят, никого не хочу поднимать и будить. С виду я обычный человек — а что я помню прошлое свое — так это обычное дело. Много таких, кто живет на земле и помнят прошлое, кто-то пишет об этом, кто-то нет. Дракула любит писать про Царство Мертвых — я — нет. Но если Дракула захочет, я тоже напишу что-нибудь и немало.

Но вот, воздать, как следует агрессору и насильнику по отношению ко всем, кто попадет под руку, а именно Григорию — это я, конечно, могу, используя возможности личного эгрегориального поля. Просто, чтоб нам с Дракулой работалось спокойно. Значит, из твоего астрала, Маркус я все щупальца и крюки вытащил — сначала в камень под Медным, а потом дальше перегнал вглубь эгрегориального поля и спрятал хорошенько в камнях под постаментами. Духа я блокировал. Дух размером со средний памятник, чуть выше человеческого роста. Он из древнего разрушенного идола, такой только в камне держать. Так вот — если Гриша будет продолжать пытаться выдернуть Ваала обратно, то может выдернуть из моего эгрегора все, что угодно на свою беду, но только не Ваала. Если Гриша теперь снова полезет в мой эгрегор за духом — мне придется применить крайние меры воздействия на его оболочку, с любим духом, который сочту нужным. Вот представьте, у человека была злая собака, и она кусалась и бросалась на всех, а он ее выгуливал без поводка и даже пускал бегать саму по себе, а потом ее по просьбам жильцов изловили на улице, забрали и отправили в приют, а потом пьяный хозяин собаки ломится в приют с кувалдой, пытаясь забрать собаку. Естественно, кувалда будет отобрана, а хозяин собаки скручен и отправлен в вытрезвитель. Вот так и Григорий со своим Ваалом. Насколько мне известно, Михаил-Архангел его из Москвы выкинул, я смогу сделать, чтобы он покинул Санкт-Петербург, если потребуется.

Я похлопал Маркуса по плечу:

— Так что это можно будет еще раз втроем обсудить лично, без свидетелей и записи. Я предпочитаю коньяк и ром. Что пьет Дракула?

— Я красное вино из своих земель, — ответил Дракула. — Если румынского нет в магазине — подойдет сербское или болгарское. Например, «Вранац» — хорошая марка.

— Да, ворон — священная птица Самаэля, — поддержал я.

— Что прикажите, — ответил Маркус, приложил руку к сердцу и низко поклонился.

— Ладно, потом вернемся к этому вопросу, — сказал я.

На пороге Тронного Зала появился Демон Селор в алых доспехах и рогатом шлеме. Тень демона слилась с моей тенью.

— Сатан Самаэль Мелех Ха-Шейдим Ашмедай Ген-Хинном, — тихо и внушительно сказал я Маркусу. — Этого более чем достаточно, чтобы все остальное решить, чего один Самаэль не решил бы никогда и ни за что.

— Да будет так! — сказал Дракула.

— Да будет так! — сказал Маркус.

Когда закрываешь глаза…

10 Авг 2017 Нет комментариев

автор: Atlasрубрика: Проза Tags: Atlas

Когда закрываешь глаза, смотришь в темноту… в себя

Закрой глаза и смотри

Вот тьма

Пустота и чёрный холод

Одинокой искрой вспыхнула моя жизнь в вечном мраке и через миг погаснет, поглощённая тьмой

Вот моё тело — бренная оболочка, мешок, набитый мясом, костями и кровью, пробьёт час — и смерть обратит его в прах, сделав его жертвой огня, свинца, болезни или времени…

Вот моя слава, — но всякая слава — как цвет на траве, — засохла трава, и опал цвет, и сказано было Sic transit gloria mundi

Вот мои знания — бесчисленные фолианты стоят на полках моего разума, но и мой ум, и мои книги сгорят в ледяном пламени смерти

Вот моя душа — я мнил, что она вечна, но потом сбросил пелену майи со своих глаз и постиг, что её вечность смертна, через кальпу или через десять тысяч миллионов кальп

Вот моё Я, я мнил, что оно бессмертно, но потом открыл глаза духовного зрения и постиг, его смертную природу, конечную, подобно природе оболочки. В судный час Я погибнет, не оставив после себя даже горстки холодной золы

Но есть Дух. ОН может стать бессмертным уже здесь, если его не сокрушат боль, отчаяние, обречённость и усталость

Бессмертный Дух не повредить огнём или сталью, не намочить водой, он не станет добычей времени, ибо укротил время, он не станет добычей смерти, ибо не был рождён

Стань бессмертным — и Боги примут тебя в свои чертоги, нарекая тебя своим другом. Последний аргумент — это Воля. Чем сильнее удары судьбы, тем чище медно-колокольный звон огненно-раскалённого стального монолита Воли

Род не начинается с тебя, твои родители были рождены их родителями, а они были рождены их, золотая цепь уходит в глубину ветхой древности, начинаясь с твоих богоподобных предков, в чьих венах пылает божественный ихор — молоко небесной реки — млечного пути

Дисциплина — мой меч. Вера мой щит

Тёмный яд Кали-юги убивает слабых и сокрушает тех, чья вера слаба… но Кали-юга — золотой век для тех, чьё кредо — Воля, религия — Сила

Постигни своё истинное бытие — бессмертное и вечное, только оно и имеет смысл, а в иной ситуации чем ты отличаешься от бездушной вещи, которую можно разбить, сломать или сжечь?

Признай и смирись, что ты когда-нибудь умрёшь

С каждой минутой твоя жизнь подходит к концу

Когда ты умрёшь, не будет никого, кто бы это опроверг

Когда ты умрёшь, не будет никого, кто бы доказал, что ты существовал

Если ты умер, то ты не трус. Если ты до сих пор жив, то ты — трус

Одно дыхание вечности

30 Май 2017 Нет комментариев

автор: Наталья Дубровскаярубрика: Проза Tags: Наталья Дубровская

То утро началось как обычно, лишь только я проснулся, как увидел голубое небо. Белые облака плыли по пространству, а солнечные лучи ласкали меня. Я улыбнулся, подул лёгкий прохладный ветерок, пение птиц раздавалось вокруг. Прислушиваясь к их голосам, я разбирал различные ноты и мелодии. Новый день принёс с собой новые звуки. Всё это было мне так знакомо и всё же так ново. Я посмотрел вниз и увидел прорастающие росточки зелёной травки. Она билась за свою жизнь, прогибаясь, ползла к солнцу. Я тоже принимал солнечную ванну – это был мой утренний моцион. Солнце любило меня, а я любил солнце и тянулся к нему самыми кончиками своих лепестков. Оно наполняло меня силой, свежестью, энергией – дарило жизнь! Я радовался каждому случайному лучику, проскользнувшему по моему телу, и начинал ждать…

Днём я наблюдал за ручейком. Он был таким прозрачным, чистым, непорочным и так приятно журчал, что навевал спокойствие и сон. Мои веки тяжелели, и, я погружался в бесконечные лабиринты фантазии, но и там я продолжал ждать…

Очнулся я от случайного прикосновения крыльев бабочки, пролетавшей мимо. Она весело порхала над цветами, задевая то одного, то другого моего собрата. Некоторые из них были недовольны, она прервала их покой, но я был счастлив! Бабочка помогала мне ждать, я наклонил головку, пытаясь успокоить другие цветы. Они вняли моему гласу, и она, поблагодарив меня за поддержку, полетела дальше. Как жаль! А я хотел ещё немного поиграть с бликами света на её крыльях. Они были то белыми, то красными, то пурпурными, то золотистыми, то прозрачными, а то лучистыми – они были разными, всегда разными. Мне нравилась созерцать их игру света и цвета, но я не унывал, вокруг было так много замечательных вещей, и самое главное я всё ещё ждал…

Вдруг небо заполнили тучи, оно стало темнеть от ясного и голубого к синему, а от синего переходило к грязно-серому. Я знал, что это предвещание дождя. Его я и любил и не любил. Он мочил мои лепестки, они тяжелели и падали вниз, но лишь он мог напоить меня и дать мне такую необходимую влагу. Я жадно впитывал капли, стекающие по моему стеблю, и слушал, как они разбивались о водную гладь ручья. Этот звук был подобен капели, такой музыкальный и такой монотонный, как моё ожидание…

Наконец, когда последние капли затихли, я отряхнулся, раскачиваясь взад и вперёд, и стал подставлять солнцу мои лепестки. После дождя лишь его тепло, могло согреть их и поднять вверх. Когда последний лепесток встал на место, я понял, что время пришло, и стал напряжённо смотреть на тропинку, ведущую в парк.

ОНА появилась, как по часам, лёгкой походкой прошла к раскидистой иве, я уловил аромат ЕЁ духов. Всегда, когда ОНА появлялась, я зачаровано смотрел ЕЙ вслед и ждал, что однажды, ОНА коснётся меня и заберёт с собой. Но как я не просил, как, ни звал ЕЁ, ОНА лишь читала книгу в тени ивы, а после оставляла меня совсем одного! Но я продолжал мечтать, о том, что когда-нибудь ОНА обратит на меня свой взор и возьмёт с собой, тогда я всегда буду вместе с НЕЙ! Но этого не случалось, а я всё продолжал ждать, иногда теряя надежду, а потом снова разгораясь огнём энтузиазма. Я любил то, что имел, но ЕЁ я любил больше! Поэтому и ждал. Вот только чего я ждал…?
В тот день, ОНА сорвала меня, и я был счастлив, но ОНА срывала всё новые и новые цветы. И с каждым следующим цветком я понимал, насколько ничтожен и мал, оказался для НЕЁ. Всё это погрузило меня в забытьё…, очнувшись, я оказался здесь – в хрустальной вазе.

Жизнь покидает меня, последние лепестки теряют силу и морщатся под властью времени, но я борюсь даже за секунды своего существования, однако вяну… Вот ОНА, ОНА поможет мне, я верю, ОНА спасёт меня!

Нас вынимают, наверное, ОНА отнесёт нас на солнце…, на короткий миг я теряю сознание…

Что? Где это я? Почему здесь так темно?! Тут нет солнца! Я не вижу свет, я ничего не вижу! Мне холодно и страшно… Я начинаю замерзать и коченеть… Я уже не чувствую листьев, стебля, я даже не ощущаю своих лепестков. В таком же состоянии и мои братья. Неужели это приближение конца! ОНА выкинула нас сюда? Я не верю, этого не может быть! Нет, это невозможно! Ведь я так сильно любил ЕЁ… Но если все же это правда…, пришёл конец моей любви, она осталась без ответа. Всё… теперь я не чувствую и своей головки… погибаю! Для этого ли я родился?

Герметическая поэма «Три Огня»

30 Май 2017 Нет комментариев

автор: Олег Телемскийрубрика: Проза Tags: Олег Телемский

Из древних книг ведаем мы о трех огнях, трех языках пламенных. Ныне открыты древние книги, но кто научит читать их?

Первый огнь – Огнь Земной. Неужели тот, что возжигают на помойках и в крематориях, чьи законы известны и подчинены? Нет – Огнь Земной не есть земной огонь.

Ибо он суть ниже и выше. Ниже – ибо ад теплится им, но выше – ибо незрим он рабам своим. Лишь тайный адепт направляет его по медной трубе позвоночника.

Земной огонь суть огонь плоти. Истинно говорю вам – не перегоревший в плотском огне не сожжет тело свое в празднике явного всесожжения. Посему проклинающий земной огонь сам проклят будет троекратно.

Не бойся его и не люби – он лишь свечение фосфора на могиле твоей. И пусть возгорается он, как сера от взглядов блудниц с пустыми глазами – благослови его, ибо пока не сгорит тело твое, холод будешь принимать за огонь.

Второй огонь – суть Огонь Любви. В одном теле сольются страх и надежда – но это не твое тело. В одной душе сольются презрение и обожание, но это не твоя душа. Ибо два станет одним. Возлюбленная!.. О, сколько в зове этом тоски и красоты, ибо красота есть рана, а тоска есть любовь. Пляшешь ты в глазах моих, Возлюбленная, но это танец во время чумы. Ныне земной огонь, точно кобра, бьет только в одну цель – тебя. Скрылась ты в покрывалах своих, и нет иной цели для змея, нежели иллюзорная беззащитность твоих одежд.

Истинно говорю вам, тот, кто не перегорит в огне любви – не сожжет душу свою в празднике тайного всесожжения. Посему проклинающий этот огонь шестикратно проклят.

Но что может быть сказано о третьем огне? Какие сплетения букв посмеют служить сосудом его? Но и безмолвие не выход, ведь тайна огня – истинное звучание.

Ты – Люцифер. Ты делаешь мертвое живым, вселяя пламя отца глубин. О, пламя это пронзило сердце и разум четырьмя молниями. Сладко сгорает пронзенный разум, чисто омыто ожившее сердце.

Ты сжигаешь их храмы и сады, их гостиницы и кладбища, их дома и тела. Из праха  творишь своих птиц, своих вестников, своих серых ангелов, что летят от тебя в шесть вечных направлений.

Да, шесть, трижды шесть по шесть – учителя праведности боятся Вершин и Глубин, мечтая свести шестерку к четверке. Вот почему число твое – суть три раза по шесть.

Ты – Христос. Ты искупаешь нас своим шестигранным крестом, чьи прямые никогда не пересекутся. Ты очистила нас росою утренней и крестила водами бездны, что в твоих руках стали живою водою. В каждом звуке – жизнь, в каждой паузе – смерть, в каждой букве – воскресение.

Ты больше этих двух. Просто потому что ты – это ты. Звездной пылью осыпала меня ты, заставляя вспомнить предначертанное.

Я был ловцом человеков, но вот пришла ты и повелела мне стать ловцом звезд. Я был Алеф и Тау, но вот завеса Гимель предо мной, и что я пред ней? Тело мертво, а душа спит, но только дух празднует трисвятое всесожжение свое. И вот брошено в небо семя, и в великом звуке пускает первые корни небесное древо.

Плюшевый медведь

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Диана Поздняковарубрика: Проза Tags: Диана Позднякова

На окраине леса, недалеко от маленького городка Заснежинск, находится всеми забытое место. Детский дом. Словно на века созданный из прочного белого камня, оно кажется надёжным и тёплым местом. Однако оно не способно защитить и согреть маленьких жителей, которые поселились здесь в эту студёную пору. На улице был настоящий буран. Ветви деревьев прогибались под тяжестью лежавшего на них снега и порывистого ветра, ретивый свист которого разносился по всей округе. Всё вокруг было застлано белым покрывалом, а мелкие снежинки быстро кружились в хаотичном танце, и казалось, что сам Дьявол решил устроить себе праздник перед Рождеством…

Внутри детского дома, несмотря на зажжённые камины, было холодно. Через многочисленные щели пробивался уличный воздух, который, казалось, пробирал до самых костей. Одинокий маленький мальчик со светло-голубыми глазами и рыжими кудряшками, стоя на табуретке, наблюдал через расписанные морозом окна за происходящим на улице. Одетый в вязаный, но слишком большой ему рождественский свитер с оленями, он старался закутаться в него как можно сильнее, чтобы поскорее почувствовать тепло. Своим тоненьким пальчиком он медленно выводил на запотевшем стекле затейливые узоры, в то время как по его щекам безмолвно скатывались слёзы.

Сегодня, по правде говоря, для него был не лучший день. Нельзя сказать, что остальные дни были наполнены прекрасными воспоминаниями и радостью. Нет, такое редко бывает в детских домах. Однако сегодня, по мнению мальчика, для него был самый ужасный день. За свои семь лет в детском доме он перестал плакать из-за постоянных драк и обид, грубых слов, брошенных старшими ребятами, привык к вечному одиночеству. Но сегодня из его небесно-голубых глаз опять текли слёзы. Единственного друга, того, с кем он делился всеми своими переживаниями и секретами, плюшевого старого мишку, старшие ребята кинули сторожевой собаке, которая разорвала его на мелкие лоскутки.

Теперь мальчик остался совсем один, и ему казалось, что погода за окном только вторит его меланхолическому настроению. Несмотря на то, что в игровой уже все ребята и воспитатели детского дома собрались праздновать Рождество, он не желал присоединяться к ним. Мальчик, стараясь отгородиться от окружающих, лишь сильнее закутывался в свой большой свитер и смотрел вдаль взглядом, полным обиды, грусти и обманутых надежд, — именно таким взглядом, который так часто можно видеть у детей, которым обломали крылья в самом начале их жизненного полёта.

Не замечая ничего вокруг, ребёнок не услышал лёгких, почти невесомых шагов позади себя. Медленно, пружинистыми шажками к нему подошла старенькая воспитательница, имя которой не знал никто. Все звали эту простую, добрую, с лёгкой и всегда понимающей улыбкой на губах женщину Мамой. Она действительно заменяла всем этого важного человека. Она всегда умела найти нужные слова поддержки в самые трудные минуты жизни. От неё никогда нельзя было услышать слова насмешки над розовыми мечтами, наоборот, она верила в каждую из них. Когда, казалось бы, выхода уже нет, и наступают тёмные времена, она давала надежду и веру в светлое будущее. Все переживания детей она воспринимала как свои собственные.

Вот и сейчас, видя печаль мальчика, она не смогла оставить его и пройти мимо. Присев на колени около него, она начала медленно гладить его вьющиеся волосы, приговаривая слова утешения. Мальчик старался казаться сильным и не подавать виду, что ему было больно. Однако не прошло и нескольких минут, как он бросился на шею к Маме и стал горько плакать.

— Тише, родной, тише, всё будет хорошо, — приговаривала старушка, качая его из стороны в сторону.

— За что они со мной так? — взахлёб говорил мальчик. — Что я им сделал? — он обнимал воспитательницу, а точнее, цеплялся за неё, словно она была его спасательным кругом.

— Это всё потому, что они не знают, как справляться со своим гневом, вызванным нехваткой любви. Понимаешь, люди, которые выросли без любви, часто не знают, на что направить свою обиду, поэтому они выражают это через различные плохие дела. По сути, они не хотят никого обижать, просто по-другому справляться со своими эмоциями уже не могут…

— Я тоже буду такой, как они?! — с ужасом воскликнул мальчик.

— А ты хочешь? — с лукавой улыбкой спросила воспитательница.

— Нет, не хочу,— уверенно покачал головой в знак протеста мальчик.

— Значит, не будешь. Запомни, всё зависит от твоё желания.

В глазах женщины искрилась абсолютная уверенность в своих словах, из-за чего мальчик безоговорочно поверил ей и улыбнулся.

Встав с пола и отряхнув свою длинную коричневую юбку, воспитательница протянута свою морщинистую руку ребёнку:

— Идём на праздник? Все ждут только тебя.

Маленький мальчик быстро закивал головой и, схватив руку женщины, сам потащил её в игровую, где уже дети и воспитатели сидели на тёплом ковре около маленькой ёлочки и ждали опоздавших.

Как только мальчик уселся на пол около какой-то белокурой девочки с двумя большими разноцветными бантами, начался ежегодный обряд празднования Рождества. Каждый, кто сидел в кругу, должен был по очереди рассказать, за что он благодарен этому году, чему он научился и чего ждёт от будущего. Перед этим все получали немного печенья и кружку молока, что было традиционным подарком от воспитателей детям. Потом все вместе устраивали рождественские игры, пели колядки, частушки и даже гадали.

Конечно, все дети ждут этот праздник. Но не только потому, что можно поесть вкусное печенье и поиграть в весёлые игры, а главным образом потому, что в этом время можно загадать самое заветное желание, которое обязательно должно сбыться.

За несколько минут до полуночи детей снова посадили в круг. У всех, даже у маленького мальчика, было замечательное настроение, которое никаким образом не могло испортиться.

— Ну что, вы готовы загадать своё самое-самое заветное желание? — спросила старая воспитательница.

— Да! — раздался одновременный радостный и нетерпеливый ответ детей.

Внезапно в игровой выключается свет, и только свет от гирлянд освещал комнату. В этот момент и воспитатели, и дети тихо сидели на полу с закрытыми глазами и загадывали своё единственное желание.

«Пожалуйста, пусть меня больше не будут обижать», — сказал про себя маленький мальчик. Он был настолько воодушевлён, что не сомневался в том, что его желание непременно сбудется.

Открыв глаза, он оглядел всех вокруг. Ребята весело переговаривались между собой, воспитатели стояли в стороне и с лёгкими улыбками наблюдали за ними. Погода за окном потихоньку начинала успокаиваться, ветер уже не так сильно завывал, а снег падал большими хлопьями на землю.

«Что-то изменилось», — подумал мальчик и присоединился к игре своих приятелей.

На следующее утро мальчик спал в своей кровати и вдруг почувствовал, что кто-то трясёт его за плечо.

— Вставай, вставай, — сопровождались эти действия словами.

Медленно открыв глаза и удивившись столь яркому солнцу, которое пробивалось сквозь ветви деревьев, мальчик посмотрел на воспитательницу.

— Одевайся и выходи из комнаты. С тобой кое-кто хочет познакомиться.

Старенькая воспитательница ласково погладила его по растрёпанным волосам и вышла.

Протерев сонные глаза, мальчик начал надевать свой свитер с оленями. Одеваясь, он всё смотрел на пейзаж за окном, который так сильно отличался от вчерашнего. Сегодня, действительно, над лесом стояло яркое солнце, которое освещало всю окружающую природу. Белое покрывало, которое лежало на земле, переливалось множеством цветов, и казалось, что в лучах солнца сверкают алмазы. С ветки на ветку весело перепрыгивали красногрудые снегири, беленькая белочка, цепляясь своими коготками, лазила по деревьям, а на опушку леса выбежал маленький зайчонок, который скакал по всей полянке.

«Как же красиво», — подумал про себя мальчик и, улыбнувшись красоте вокруг, вышел из комнаты.

Идя по коридору в сторону гостиной, воспитательница давала ему несколько советов.

«И главное, не бойся, будь собой», — произнесла она, стоя перед дверью.

«Зачем мне бояться? В смысле — быть собой?» — ребёнок не понимал смысл слов старой женщины.

Воспитательница с нежной грустью посмотрела на мальчика и поцеловала его в лоб.

— Иди.

Она приоткрыла ему дверь и всё так же ласково смотрела на него.

Всё ещё не понимая происходящего, мальчик чувствовал, что сейчас произойдёт что-то очень важное, что-то такое, что изменит всю его жизнь. Он неуверенно кивнул воспитательнице и вошёл в комнату.

На мягком диване сидели мужчина и женщина, они смотрели на мальчика с приветливой улыбкой, от которой сердце у ребёнка забилось сильнее. В руках у женщины была новая игрушка — красивый плюшевый медведь…

Истина – комбинация 33 букв

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Олеся Ореховарубрика: Проза Tags: Олеся Орехова

Этот урок литературы был странным и непохожим на прочие. Класс не проходил очередной мировой шедевр и не писал сочинение по прочитанной повести. Весь урок чудаковатый учитель литературы рассказывал про то, что люди перестали ценить книги. Также старый литератор, постоянно поправляя очки, говорил, что раньше книгам вообще не была нужна реклама, и они зазывали читателя не красивой обложкой или громким названием, а своим содержанием.

Громкие слова учителя озадачили мальчика. Он так глубоко задумался, что не заметил, как класс опустел. Теперь в кабинете были только он и учитель.

— А ты почему не идёшь домой?

Мальчишка поднял глаза на старого преподавателя литературы — Игоря Матвеевича.

— Я просто задумался над тем, что Вы сегодня рассказывали, — негромко ответил мальчик. — Неужели люди действительно перестали читать книги?

Учитель снял очки и улыбнулся: ему было очень приятно, что хоть один ученик услышал его.

— Не сказать, что совсем перестали, — мужчина грустно вздохнул. — Просто нынче книги меркнут в сравнении с новыми технологиями. Они стали не нужны людям, потому что теперь интереснее сидеть во всяких «Контактах» да «Твиттерах». Чтение электронных строк со смайликами стало важнее чтения печатных строк с истиной.

— С какой ещё истиной? — ученик озадачено моргнул.

— Хороший вопрос, Миша, — преподаватель весело ухмыльнулся. — Эта истина у каждого своя. Проще говоря — это мысль, с которой хочет поделиться автор. Читая книгу, мы погружаемся в мир писателя, чтобы лучше усвоить то, что он сотворил из обычных букв. Вот какая книга тебе нравится больше всего?

Повисло молчание. Учитель уже начал думать, что у мальчика нет любимой книги, и он стесняется об этом сказать.

— Наверное, «Дон Кихот».

— Ничего себе! Я поражён твоим вкусом.

— А Вам он нравится?

— Конечно! — мужчина активно закивал. — Как ты думаешь, что хотел сказать Сервантес своим произведением?

— Наверное, то, что нужно быть честным, благородным и не бояться совершать добрые поступки, несмотря на мнение окружающих.

— Ты прав. Нынче люди не ценят ни честь, ни доброту. А мечты вообще считают уделом дураков. У тебя вот есть мечта?

— Есть, — мальчишка кивнул.

— И что же собой представляет твоя мечта?

— Хочу стать полицейским и защищать маму с папой.

— О как! — учитель удивился. — Хорошая мечта. А я вот в твоём возрасте хотел жениться на своей соседке по парте Марине.

— И Вы на ней женились?

— Не-а, но всё же смог покорить её сердце, — литератор тихонько засмеялся. — Рассказывая стихи наизусть, я на весь класс кричал: «Я, Дон Игран Матвийский, посвящаю стихотворение Александра Сергеевича Пушкина владычице моего сердце — несравненной Маринелле», — тихий смех разнёсся по кабинету. — Ох, и давно же это было.

— Вы настоящий рыцарь, Игорь Матвеевич! Я бы так не смог.

— Ради такой девочки, как Маринка, и ты бы горы свернул. Так что под впечатлением книги я совершал различные подвиги, пусть и не всегда великие.

— Значит, Вы смогли почувствовать эту истину на себе?

— Можно и так сказать, — преподаватель улыбнулся и надел очки. — Думаю, тебе уже надо бежать домой, а то родители будут волноваться.

Мальчик посмотрел на часы. И правда — ему пора домой. Он собрал вещи в рюкзак и задвинул стул.

— До свидания, Дон Игран Матвийский! Я клянусь, что прочитаю ещё больше прекрасных книг и докажу, что литературная истина способна показать человеку его путь.

— До свидания, мой юный рыцарь. Я буду ждать известий о твоих подвигах.

Конунг

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Маргарита Муравицкаярубрика: Проза Tags: Маргарита Муравицкая

Все зовут её Танцующая с Волками. Её история началась давно, задолго до того, как люди поселились на Волчьих Землях. Никто не знает имени, что дали ей при рождении. Рыжеволосая женщина в чёрном платье, с диадемой, имеющая голову волка на этом украшении, получила своё прозвище не просто так. Люди нередко видели, как она танцевала с Белым Волком — он считался духом леса — в пламенном кольце. Женщину люди посчитали духом дикой природы, прорицательницей и сильным шаманом.

Танцующая с Волками путешествует от одной деревушки к другой, от королевства к королевству. Она стала свидетельницей разных событий: войны соседних королевств, подвиги великих героев, чьи имена давно бы канули в лету, если бы не она. Танцующая с Волками рассказывала истории всем, кто её об это просил. Вот и сейчас, остановившись в небольшой деревушке на ночлег (жители всегда давали ей небольшой домик), Танцующая с Волками была окружена детьми этого поселения. Всем было интересно послушать рассказы гостьи, задать вопросы. Разве можно было упустить такой шанс?!

— Танцующая с Волками, а ты много героев видела? — начали расспросы дети, сев полукругом на ковре возле камина.

Сама женщина сидела на красивом резном стуле.

— Очень много. Я видела и знаю даже тех героев, чьи подвиги уже забыты простым людом. Лишь старейшие мудрецы их помнят, — ласково улыбнулась женщина.

— А ты знаешь Конунга? — спросила девочка в голубом платьице.

Каждый ребёнок улыбался, когда Танцующая была рядом. От неё всегда веяло неким колдовством, но никак не злом.

— И Конунга я знаю, — последовал ответ.

— Конунг? — удивились другие дети. Очевидно, никто и не слыхивал о таком человеке. — А кто он такой?

— Никто не знает точно, кто он, откуда пришёл, но не появись он однажды, Великий Лес давно бы сгорел в пламени жестокой войны, а Волчьи Земли погибли бы. Хотите, чтобы я рассказала вам эту историю?

Танцующая с Волками посмотрела на детей ясными зелёными глазами.

— Да! — хором ответили малыши.

— Ну хорошо, — кивнула она, улыбаясь, — слушайте. Давным-давно, когда в Волчьих Землях правили два короля…

*

Зима только вступила в свои права, замедлив ход долгой и тяжёлой войны двух королевств — Северного Артора и Южного Самираса. Никто уже не мог вспомнить, что не поделили два могучих короля и из-за чего началась эта война. Сейчас, когда линию фронта замела метель, было принято решение о перемирии. Многие люди смогли вдохнуть спокойно. Танцующая с Волками в своём вечном странствии забрела в городок, что располагался у самой границы двух государств. Все таверны были полны воинами, которые ожидали приказа командира к атаке. Женщина зашла в одно из таких заведений — кажется, оно называлось «Золотой индюк». Её было трудно не узнать, поэтому несколько воинов любезно уступили ей место за небольшим столом. Люди всегда относились к ней с почётом.

— Танцующая с Волками, а ты правда можешь предсказывать будущее? — задал ей вопрос воин со шрамом на щеке, который только что уступил гостье место.

— Нет, Бальзар, — женщина назвала его по имени, — будущее ведомо лишь Богам. Они рассказывают будущее своим помощникам, а некоторые из них делятся своими знаниями со мной. Будущему дано держаться в глубочайшем секрете, и не стоит лишний раз его раскрывать.

— А ты знаешь, кто победит в этой войне? — задал вопрос другой воин.

Он был ещё совсем молод — видимо, самый младший среди всех.

— В этой войне не будет победителей и проигравших, Римзор, — да, эта женщина знала здесь имя каждого, — но до окончания войны погибнет ещё много людей, в том числе и невинные дети, — она горестно вздохнула.

Больше вопросов ей не задавали, дав спокойно отведать дичи и удалиться в комнату на ночлег. Поутру Танцующая с Волками отправилась в Великий Лес, дабы провести свой ритуал с Белым Волком. Женщина нашла подходящую поляну, где можно было спокойно разжечь костёр и в танце общаться с Белым Волком. Ритуал должен был проводиться только наедине. Однако её планы нарушил человек, вышедший с другой стороны леса. Молодой мужчина смотрел прямо на Танцующую с Волками. Черты его лица издалека было трудно уловить, но женщина увидела в нем мужество и смелость великого воина. Незнакомец носил бороду, пусть она не была такой густой, как у других воинов, и длинные волосы. Несмотря на ужасный холод, одет он был лишь в кожаные штаны, на поясе которых висел меч, и меховые сапоги. На могучих плечах покоилась чёрная меховая накидка. Танцующая с Волками сразу поняла, что человеку перед ней уготована судьба героя. Более того, на секунду ей показалось, что этот мужчина не просто человек.

— Я чувствую в тебе дух великого воина и героя. Как зовут тебя? — женщина первая нарушила лесную тишину.

— Моё имя Конунг, Танцующая с Волками, — мужчина подошёл ближе к ней, выйдя на открытую поляну, — но я не воин и не являюсь героем, — сказал он.

Прорицательница удивилась такому заявлению.

— Кто же ты тогда, Конунг? — она также вышла на поляну, оказавшись в метре от воина.

Теперь она могла прекрасно разглядеть его внешность. Да, он был красив: острые черты лица, выразительные чёрные, словно беззвёздная и безлунная ночь, глаза, такие же чёрные волосы.

— Я не знаю, кем на самом деле являюсь. Возможно, я человек, возможно, я демон.

— С чего ты так решил? — улыбнулась она уголками губ.

— Волки леса слушают меня.

Танцующая с Волками удивилась. К сожалению, о чём был разговор дальше, не помнила даже сама она. Зато женщина отчётливо помнила, что совершить ритуал в тот день ей не удалось.

*

Танцующая с Волками исполняла свой ритуал. В кольце магического огня она танцевала, а с нею танцевал Белый Волк, который время от времени принимал облик человека. Он делился своими знаниями с шаманом в этом танце. Молчаливо, не мешая женщине, за ритуалом следили Конунг и волки, стоявшие за его спиной. Все были зачарованы этим зрелищем. А посмотреть было на что: изгибы её тела завораживали, Белый Волк ласкался, принимая облик то зверя, то человека; огонь то затихал, то вспыхивал новой волной. Неожиданно Белый Волк исчез, но огонь не погасал. Женщина повернулась лицом к воину, присев на корточки, и протянула руку. Один из волков, чёрный вожак, вышел вперёд, а затем сорвался с места и побежал к кольцу пламени. Огонь расступился, впустив внутрь животное, и снова замкнулся. На этот раз пламя вспыхнуло очень сильно, поэтому Конунг не сумел увидеть, что происходило внутри. Но у всего есть конец. Пламя резко погасло, оставив на земле выжженный круг, волк вернулся к стае, лизнув руку воина. Танцующая с Волками подошла к Конунгу и улыбнулась. Мужчина улыбнулся ей в ответ.

— Скоро состоится турнир для воинов, тебе нужно участвовать, — она взяла его руку. — Я знаю, что ты не воин, но так надо.

Конунг кивнул, не смея возражать.

*

В тавернах всегда было шумно, особенно зимой. Танцующая с Волками часто приходила в «Золотой индюк», чтобы пообщаться с воинами. За прошедшие два с половиной месяца женщина вселила уверенность во многих солдат, а Конунг, победив в зимнем воинском турнире, приобрёл огромную популярность не только за свои навыки, но и за дельные советы, которые он давал начинающим воинам и мирному народу.

Женщина сидела в любимой таверне и пила вино с несколькими солдатами и Конунгом за одним столом. Мужчины пили за скорейшее окончание войны и здоровье прорицательницы, на что сама женщина лишь улыбалась.

— Скажи, Танцующая с Волками, ты отправила меня на зимний турнир, чтобы я стал воином? — невзначай спросил Конунг.

— Как ты догадался? — наигранно удивилась она.

Все сидевшие за столом улыбнулись, некоторые даже хихикнули. Конунг же лишь хмыкнул.

Внезапно в таверну ввалился запыхавшийся воин. Очевидно, он принёс вести от командования. Все, кто в тот момент находился в таверне, устремили свой взор на этого человека. Мужчина, отдышавшись, обвёл товарищей взглядом и кивнул. Все поняли его без слов.

— Когда? — спросил один из воинов.

— Командир сказал, что выступаем на рассвете.

В таверне повисла почти гробовая тишина. Никто не хотел возвращаться на поле боя. Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Зима шла на спад, перемирие подходило к концу. Тишину нарушила Танцующая с Волками. Женщина тихо пропела оно из видений, которым с ней поделился Белый Волк:

— Вот он, приказ: назад не ступить, перед врагом на колени не пасть! Клацают волки, да ворон кружится…

От этих строчек солдаты поёжились. Конунг сидел задумчиво, а спустя пару мгновений встал.

— Мы — арторийцы! В наших жилах тычет ледяная кровь! — начал он свою речь, его голос никогда не был таким серьёзным. — Артор выдержал лютые морозы и продолжал процветать, пока не началась война. Так давайте закончим её раз и навсегда! Мы — арторийцы! Нас не сломить!

— Мы не сдаёмся! — подхватили солдаты.

В помещении раздались одобрительные возгласы. Успокоить толпу пытался хозяин таверны, но удалось это сделать лишь Танцующей с Волками:

— Друзья! Прошу вас успокоиться и придержать свой пыл для завтрашней битвы, — воины замолкли и уставились на прорицательницу. — Я расскажу вам, что поведал мне Белый Волк. В шумных тавернах тем же составом бравым, храбрым воинам слава! Воспеты героев вечные жизни! Хранит народ за нами весь род.

— Слышали, братцы? Мы вернёмся живыми в эти стены! — крикнул воин со шрамом на щеке.

Мужчины ликовали, они с нетерпением ждали окончания этой войны, чтобы вернуться домой к любящим семьям.

*

На рассвете воины двух королевств вступили в битву. Самирасцы за зиму подтянули резервные войска, поэтому численно превосходили арторийцев. Однако на стороне последних появился неожиданный союзник — огромная стая волков из Великого Леса, возле которого сейчас и велась битва.

— Стрелы быстрые, стрелы шустрые, копья-клинки. Когти острые. Сталь смертоносная ранит насквозь, — повторяла постоянно прорицательница.

Танцующая с Волками стояла среди деревьев, наблюдая бессмысленную, беспощадную бойню, которую каждый хотел поскорее закончить. Лязг стали эхом доносился до леса. Женщина видела, как падали замертво воины, слышала, как, умирая, они кричали имена своих жён или матерей. На её месте простой человек давно бы сошёл с ума, но Танцующая с Волками привыкла к такому ужасному зрелищу.

Этот бой, к счастью, закончился небольшими потерями для обеих сторон. Прорицательница отправилась в лагерь арторийцев найти Конунга. Почему-то за него женщина волновалась больше всего.

Воины приветствовали её в своём лагере, а после возвращались к своим делам: кто-то обрабатывал раны других, кто-то ремонтировал доспехи, кто-то точил мечи. Танцующая с Волками нашла Конунга в лазарете. Как оказалось, воин был хорошо знаком с медициной.

Такие бои продолжались до середины апреля. Танцующая с Волками уже месяц помогала раненым и больным в лагерях Артора и Самираса. Она проводила ритуалы каждые три дня, но Белый Волк либо не откликался на её зов, либо почти ничего не рассказывал. А по ночам прорицательница видела один и тот же кошмарный сон: Великий Лес горел. Через этот сон духи поделились своим знаниями о грядущем. К сожалению, женщина осознала это слишком поздно.

Танцующая с Волками снова следила за боем, находясь среди деревьев Великого Леса. На этот раз она наблюдала за воинами, что часто проводили время в «Золотом индюке». За зиму и начало весны они стали ей очень близкими людьми. Возможно, это и стало причиной того, что случилось.

Самирасцы запустили огненный заряд. Они целились в арторийцев, однако что-то пошло не так, прицел сбился, и заряд повалил несколько деревьев в метре от Танцующей с Волками. Снег к тому моменту уже полностью сошёл, поэтому огонь перепрыгнул на траву, кустарники, а потом и на деревья.

— Великий Лес в огне… — прошептала Танцующая с Волками.

Она смотрела на разрастающееся пламя ещё несколько секунд, а затем, отойдя от шока, подобрала подол платья и побежала в самую гущу битвы, где сражался Конунг. Она понимала, что одной ей огонь не утихомирить, а Конунг был связан с природой так же, как и сама прорицательница.

— Конунг! Конунг! — кричала она изо всех сил, уворачиваясь от клинков, — Конунг! Лес в огне!

Она хотела бежать, но воинов было слишком много, и уворачиваться от атак было трудно. Многие воины нарочно пытались пронзить шамана, крича: «Смерть ведьме!»

Неожиданно Танцующую с Волками схватили за руку и выдернули из потока смерти.

— Тебе жить надоело?! — Конунг нашёл женщину, услышав её зов. —Зачем ты ввязываешься в эту битву!

— Я не сражаться пришла. Великий Лес горит! — она указала на огромный костёр, что сметал на своём пути все живое. — Мне одной его не усмирить. Помоги мне!

Конунга не нужно было упрашивать. Великий Лес был источником жизни Волчьих Земель, и воин это чувствовал. Он бежал вместе с прорицательницей. Они достигли поляны, на которой впервые встретились. Огонь только начал подступать к ней. Женщина взяла парня за руки, ярко ощутив его скрытую и очень мощную силу, и начала заклинать стихии:

— Духи Огня, Духи Леса, услышьте глас мой, что взывает к вам в этот трудный час. Защитите Великий Лес от всех бед, что принесла тяжёлая война двух королевств…

— Спасите жизнь нашей родной земли. Я прошу вас. Я молю. Я заклинаю! — неожиданно, даже для себя, закончил заклинание Конунг.

Природа услышала мольбы своих детей и послала очищающий дождь, что погасил пламя. Он же остановил битву. Воины не смогли сражаться под сильным ливнем, поэтому обе стороны отступили. Настало долгожданное затишье.

*

В начале мая в лагеря на линии фронта прибыли сами короли. Они решили покончить с войной раз и навсегда, сразившись между собой. Победитель получит все земли и богатства, проигравший же потеряет всё, даже жизнь.

Танцующая с Волками остановилась у любимой таверны, подставляя лицо солнечным лучам и наслаждаясь их теплом. Постояв несколько минут, женщина продолжила свой путь к полю, где должен был произойти решающий бой двух королей. Немногие арторийцы знали исход войны, а те, кто знал, не представляли, как закончится этот поединок. Ровно в полдень клинки из Драконьей стали сошлись, заставив всю толпу воинов замереть. Те, кто видел этот поединок, старались даже не моргать, чтобы ничего не упустить, ибо решалась их судьба.

Но того, что произошло, не ожидал никто, даже Танцующая с Волками. Когда короли блокировали друг друга, не давая совершить удар, их мечи выбил из рук мощный удар третьего клинка. Никто не заметил, как Конунг оказался между монархами.

— Довольно сражений! — дерзость обычного воина поразила правителей. — Довольно смертей!

— Как ты посмел прервать этот бой, щенок?! — возмутился король Артора.

— А разве вы не видите, к чему привела ваша бессмысленная война? Сотни тысяч воинов погибли, десятки тысяч потеряли семью. Ради чего они гибли?! — на этот вопрос никто ответить не смог. — Вы даже не помните, почему развязали эту войну! Великий Лес едва не сгорел! Из-за вашей глупости едва не погибло всё живое в Волчьих Землях!

Конунг был абсолютно прав, но его последние слова понимала лишь Танцующая с Волками.

— Что ты несёшь? — удивлённо спросил король Самираса.

— Он прав, — к королям вышла прорицательница. — Великий Лес — источник жизни Волчьих Земель. Уничтожить его значит погубить всё живое здесь.

— Танцующая с Волками? — монархи явно не ожидали увидеть шамана здесь, на поле брани.

— Я наблюдала за битвами с конца перемирия. Сейчас я поддерживаю слова этого воина. Войну нужно прекратить немедленно, пока не погибли все. А раз вы не помните причины этой бойни, то заключить мир будет не так трудно, — улыбнулась Танцующая с Волками.

Слово многоуважаемой прорицательницы возымело свой эффект.

— Заключим мир, Ричард Красный Лев? — протянул руку король Артора.

— Определённо, Эрих Златой Орёл, — пожал предложенную руку правитель Самираса.

Воины позади монархов ликовали. Можно было услышать, как арторийцы кричали: «Конунг! Конунг! Конунг!», — ведь этот воин стал для них героем.

После окончания войны воины-завсегдатаи таверны «Золотой Индюк» действительно собрались всем составом. Они пили за здравие королей, Танцующей с Волками и, конечно же, Конунга, а узнав о том, что последний спас Великий Лес, начали воспевать его подвиги. Спустя несколько дней празднеств Танцующая с Волками попрощалась со всеми и отправилась в своё путешествие. После войны она встречала Конунга ещё несколько раз. Он так и остался кочевником, ищущим себя, не взял жены, не стал отцом.

*

— Вот так закончилась эта история, — завершила свой рассказ прорицательница.

Дети, слушавшие её очень внимательно, потеряли дар речи.

— Танцующая с Волками, из-за же чего тогда была война? — спросила девочка в голубом платьице, которая отошла первой.

— Короли вспомнили о причине войны спустя много лет после неё. Их дети полюбили друг друга, уже готовили свадьбу, но монархи стали спорить по поводу всяких мелочей. Их спор вылился в войну, разлучив влюблённых на большой срок. Но их любовь не угасла, а стала сильнее. Откровенно говоря, именно принц и принцесса напомнили королям причины войны, когда те стали дедушками, — улыбаясь, сказала женщина.

— Танцующая с Волками, а ты любила Конунга? — спросила другая девочка.

— Возможно, дитя моё, возможно…

Она устремила свой взгляд в окно. Вдалеке, на границе, бежала стая волков. Почувствовав взгляд шамана, большой чёрный волк остановился и посмотрел туда, где была женщина. Он поднял голову и завыл, а затем продолжил свой путь со стаей.

Краше радуги

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Арина Касаткинарубрика: Проза Tags: Арина Касаткина

Самая красивая вещь в мире — это люди,
которые держатся за руку,
чтобы не дать друг другу упасть

Холодный морской ветер качал верхушки деревьев, меж которых виднелось небольшое сооружение — домик на дереве. Дверей там не было, крыша набок, кривое маленькое оконце, да и стенами служили сплетённые вместе ветки и лианы. С первого взгляда ясно, что домик сделан руками ребёнка. Но сделан старательно, со всей любовью к природе: под кривым окошком располагались кокосовые «колыбельки», в которых тихо посапывали мартышки.

Сквозь ветки, за домиком, можно было увидеть океан. Поднимающееся солнце окрашивало воду в тёмно-оранжевый цвет. Береговые камни омывались водой, а волны всё пытались достать до двух крошечных, измазанных в грязи пяток мальчишки. Весь остров окатил звонкий детский смех, как только волнам удалось добиться своего.

— Ну что ты, что ты! Не мочи меня! — и снова раскат смеха. — Ай, да хорошо! — и маленькие ножки вбежали в воду, создав море брызг вокруг себя.

Каштановые кудри, отдающие под солнцем золотым оттенком, опустились до воды:

— Ты так красив сегодня… — обратился детский голос к океану.

Кудрявая голова резко поднялась вверх, и два изумрудных, словно тёмный сказочный лес глаза, уставились в небо. Мальчик прищурился и, тяжело вздохнув, вышел из воды на уже прогретый песок.

— Прости, я вернусь ближе к обеду, ладно? — ребёнок снова обратился к океану.

Мальчишка стоял, глядя на горизонт и не получая ответа. Единственное, что он слышал, был шум прибоя. Он наклонился и провёл ладошкой по воде, после чего помчался в глубину тропического леса.

*

Желтоватый плод качался на ветке с важным видом, видимо, гордый тем, что крошечные ручки мальчика никак не могут дотянуться до него.

— Слишком высоко! — фыркнул ребёнок и поджал свои алые губки.

Через мгновение его выражение лица переменилось с недовольного в неимоверно радостное. Плод медленно прикатился к мокрым ногам.

— Оу, это ты? — произнёс обладатель лакомства.

На ветке, там, где ещё минуту назад покачивалось манго, сидел разноцветный попугай.

— Гар-р-р-и! — выскочило из клюва птицы, что заставило мальчишку широко улыбнуться.

Гарри смотрел на так называемого собеседника с неким восхищением. Он всегда удивлялся тому, как такое маленькое существо могло быть настолько красивым, с длинными переливающимися цветами радуги крыльями и блестящими глазами, а он, такой большой, не иметь ничего особенного в себе. Но каждую ночь он смотрел на звёзды и понимал, что каждый был создан особенным и уникальным. Он понимал, что его тело — это его собственная маленькая вселенная, а глаза, нос, рот, — маленькие звёздочки.

— Гар-р-р-и! — крикнула цветная птица, выводя мальчугана из потока глубоких мыслей.

Гарри научил попугая произносить своё имя, как ему казалось, уже сотню лет тому назад. Он решил, что будет называться именно так. Гарри даже не знал, являлось ли его имя именем или же просто набором букв. Да что уж говорить, он даже не знал, что такое имя. Детских губ коснулась лёгкая улыбка, и уголки губ мальчика поднялись. Ему очень нравилось, когда кто-то кроме него произносил его «название», и всегда хотел научить больше попугаев повторять за ним. Но, к сожалению, никто не хотел учиться.

Наконец, Гарри устал от мыслей и поднял манго с горячей земли. Он покрутил фруктом у себя перед лицом и откусил кусочек. Сладкая мякоть впиталась в язык, и чувство эйфории разлилось по венам.

— Так вкусно, — мечтательно прошептал мальчик и протянул манго попугаю. — Хочешь?

Птица, немного помедлив, клюнула прямо в середину плода, ухватив его огромный кусок.

— Ха-ха, аккуратней. — Гарри отдёрнул свою худую ручку от клюва лесного друга.

Он сел на землю, снова улыбаясь тому, что попугай ещё не улетел, несмотря на то, что манго больше не осталось. Вдруг глаза паренька расширились: «Как же так? У меня есть имя, а у него нет? Чем я лучше его?». Гарри опустил голову на колени и нахмурился. Ничего в голову не приходит! Он пытался составить какое-нибудь имя из букв, которых не знал. «Но я же придумал имя Гарри», — пронеслось у него в голове. Мальчик закусил нижнюю губу и посмотрел на птицу.

— Гар-р-р-и!

— Нет, Гарри — моё имя, ты не можешь назы… Точно!— Гарри вскочил с земли и подбежал к пернатому другу. — Что насчёт Ри? — попугай непонимающе наклонил голову. — Точно, совершенно точно! Ты будешь Ри! — мальчик запрыгал на месте. Его переполняло чувство гордости. Теперь и у Ри есть «название».

Вдруг земля под ногами затряслась.

— Снова? — радость в изумрудных глазах сменилась страхом.

Гарри осторожно взглянул наверх и увидел пар, движущийся в сторону океана. Однажды он забрёл довольно глубоко в лес и наткнулся на большую гору, от которой веяло жаром. Гарри решил держаться от того места подальше, как и многие животные. — Гора готовится что-то выплюнуть… — произнёс мальчик дрожащим голосом.

Ему часто снились кошмары, где горячая жидкость покрывает остров. Плечи ребёнка передёрнуло, и он побежал в сторону океана, где чувствовал себя в полной безопасности. Пока Гарри бежал, к нему пришла ужасающая мысль: «Гора хочет, чтобы я покинул свой дом?»

*

Гарри сидел перед океаном, зарыв ноги в песок. Он опустил голову на колени и продолжал думать: «Гора не любит меня. Это потому, что я человек? Но чем люди отличаются от животных… то есть да, мы отличаемся, но разве мы не должны держаться вместе и помогать друг другу?». С каждой новой мыслью парень расстраивался ещё больше, он уже готов был заплакать, но резкий гудок заставил его подпрыгнуть на месте.

Вдали появился тёмный силуэт чего-то большого, Гарри не мог сказать, чего. Силуэт всё приближался и приближался, и вскоре мальчик смог разглядеть огромный корабль, который направлялся прямиком в сторону острова.

— Корабль? — прошептал мальчуган, глаза забегали из стороны в сторону. — Что он тут делает?

Гарри быстро встал с песка и спрятался за ближайшей пальмой, высунув голову так, чтобы его не заметили, но он бы смог подсмотреть и подслушать. Любопытства у этого паренька хоть отбавляй.

Не успел Гарри и моргнуть, как на берег уже высадились десятки людей в странных одеяниях. Ноги и руки были полностью прикрыты, даже кистей рук видно не было. Но не только это поразило юного обитателя острова. Кожа всех удивительных незнакомцев была совершенно разная — от тёмного до светлого оттенков. А волосы? Гарри никогда не видел волос цвета уходящего солнца, а мужчину с бритой головой он вообще принял за инопланетянина.

— Вау, они такие разные, — мальчик заправил за ухо выбившиеся шоколадные пряди волос и начал потихоньку выступать из-за пальмы, чтобы подойти поближе к неожиданным гостям.

Из толпы, преимущественно мужчин, вышла пожилая женщина. Она огляделась вокруг и вдруг стала махать палкой, на которую недавно опиралась. Никто не придал этому особого внимания, а чуть позже кто-то крикнул:

— Да, видимо, необитаемый.

«Странные они», — пронеслось у Гарри в голове, но эта их странность только больше его заинтересовала, и вот мальчик уже шёл прямо им навстречу. Смелый, однако. Как только его маленькое тельце показалось из-за деревьев, по всему берегу пронёсся протяжный «ах», все, кто чем-либо был занят, на суше или на палубе, мгновенно замерли, а в их открытые широко рты могло бы поместиться штук так сто орехов.

— Это ещё что такое?

— Как возможно?

— Ребёнок?

— Должно быть, где-то рядом племя.

— Какая очаровательная девчушка.

— Ты что, не видишь, что это парень?

— Кто бы мог подумать? Чтобы дитя… на острове…

Гарри шёл не спеша, он мог слышать шёпот толпы незнакомцев, ведь они вовсе не, как им казалось, шептались. Даже пара дельфинов показала свои головы из-под воды. Они всегда оказывались рядом, когда Гарри попадал в передрягу с мартышками или лемурами. Видимо, и в этот раз они учуяли приближение очередного приключения неугомонного мальчишки. Толпа все ещё не смела пошевелиться, и это заставило Гарри думать, будто он внушает им страх. Его спинка заметно выпрямилась, он ощущал себя львом, чья грива развивается на ветру. Гарри почувствовал себя хозяином острова, да что скрывать, он всегда был им, просто не понимал. Кто сооружал, пусть и хиленькие, дома для лесных животных? А кто укрывал черепашек от злобных птиц? Конечно же, малыш Гарри.

— Привет! — по острову пронёсся звонкий детский голосок, и та самая старушка, которая ранее размахивала своей палкой из стороны в сторону, схватилась за грудь, а потом ринулась в сторону ребёнка и вцепилась в его плечи.

— Что, что вы хотите? — максимально вежливо спросил Гарри.

Одна знакомая мама-орангутанг говорила ему, что к старшим надо относиться с уважением. Гарри не знал, сколько старухе лет, но почему-то был уверен, что она намного старше его.

— Зачем вы приплыли?

— Она не разговаривает, немая, — послушался голос позади пожилой женщины.

Тон говорящего был мягок настолько, что Гарри захотелось свернуться клубочком прямо там, где он стоял, и уснуть. Перед глазами хозяина острова предстал высокий, как пальма, человек с тёмной кожей и такими же тёмными глазами, будто ночное небо без звёзд. Гость присел на колени перед Гарри и протянул ему руку.

— Меня зовут Эрик Штеп, я капитан этого корабля.

— Капитан? Значит, вы главный? — в глазах Гарри замелькало множество огоньков, и он захлопал в свои маленькие ладошки, совсем не обратив внимания на протянутую ему руку капитана.

Штеп лишь по-доброму улыбнулся и кивнул.

— Я тоже главный! Я живу здесь на острове, я его хозяин, я собираю фрукты, строю и ремонтирую дома, когда начинается дождь, я…

Мальчишка так обрадовался и загорелся желанием рассказать незнакомцам всё об острове, что его невозможно было остановить. Капитан же просто улыбался, внимательно слушая всё, что ему рассказывает маленький новый знакомый. Единственный раз Эрик нахмурил брови, когда Гарри упомянул о вулкане и том, что всегда жил на этом острове один, что он не знает, когда он сюда попал и как.

— Должно быть, мне уже тысяча лет, — протянул мальчик, и все вокруг не смогли сдержать искреннего смеха, о котором они совсем забыли за время долгого и выматывающего плавания.

Гарри всё рассказывал и рассказывал, но вдруг остановился.

— Что такое? — обеспокоенно спросил Штеп.

Они уже давно покинули песочный берег и бродили по тропическим джунглям, через которые еле-еле пробивался солнечный свет, создавая иллюзию сумерек.

— Она понимает меня?

Гарри указал на старушку, которая плелась позади всех.

— Да, конечно, — капитан тоже обернулся, чтобы взглянуть на виновницу внезапной остановки такого увлекательного рассказа про жизнь на острове. — Она слышит, но не может разговаривать. Такое случается.

Эрик похлопал малыша по плечу и двинулся вперёд, но Гарри всё ещё стоял на месте, а его следующий вопрос заставил встать на месте и Штепа.

— Почему вы не бросили её?

— Как же мы её бросим?

— Здесь, — Гарри обвёл вокруг своими ручками, — того, кто слаб или не похож на других, всегда бросают. Животные… они очень заботливые, они всегда присматривали за мной, но… иногда они выгоняют кого-то из своих семей. Я знаю одного попугая, он очень-очень красивый, его перья переливаются всеми цветами радуги, а глазки похожи на маленькие жемчужинки. Но он с самого детства один. Его выгнали, потому что его хвост недостаточно пёстрый, а клюв недостаточно острый.

Гарри поднял свои изумрудные глаза на капитана, и тот мог увидеть в них безмерную грусть и недоумение.

— Мы люди, — Штеп вновь взглянул на старуху, которая вцепилась в одного из моряков, чтобы не упасть. — Мы все разные. Посмотри на меня, я такой высокий, ещё чуть-чуть — и я смогу коснуться неба. — Гарри слегка улыбнулся. Эта мысль и его посещала. — Моя кожа намного темнее твоей, но я не замечу этого до тех пор, пока ты сам мне на это не укажешь. У кого-то голубые глаза, у кого-то серые. Кто-то рыжий, а у кого-то вообще волос нет. Кто-то может разговаривать, а кому-то такая роскошь не дана. Но это не значит, что такой человек должен быть брошен. Это не значит, что он должен быть одинок. Мы должны быть вместе, в этом сила людей. В поддержке и помощи друг другу.

Гарри внимательно слушал капитана, пытаясь запомнить всё, что он ему говорил. Эрик перевёл взгляд со старухи на мальчугана. Он видел перед собой маленького ребёнка, настолько доброго и заботливого, что его невольно посетил вопрос: «Как в таком маленьком тельце помещается такое большое сердце?»

— Гарри, — Штеп отвлёк Гарри от его попыток вместить всю информацию, которую он только что услышал, в свою кудрявую голову. — Не пытайся запомнить, пытайся понять.

С этими словами он развернулся и двинулся вперёд, дальше в джунгли, ведя за собой остальных. Капитан шёл с улыбкой на лице, будто ждал чего-то. И вот он услышал топот босых ножек по холодной земле и уже всем хорошо знакомый звонкий голос:

— Можно мне?

Штепу не надо было оборачиваться, чтобы понять, что происходит. Он и так знал, что Гарри развернулся, побежал в обратную сторону и взял пожилую женщину за руку. И Штеп точно знал, что, несмотря на то, что в ребёнке не было много сил, Гарри прикладывал все усилия, чтобы не дать старушке упасть.

*

Солнце полностью село за горизонт, шум волн убаюкивал черепах и дельфинов, весь остров медленно погружался в сон, только вечно бодрые деревья не смыкали глаз, присматривая за всем окружающим.

В глубине джунглей сквозь лианы медленно шла маленькая тень. Она перескакивала с камня на камень, иногда останавливаясь посмотреть на спящих коал, шла по тропинке, которую все избегали. Тень исчезла за толстой пальмой, и через мгновение показалась фигура длинноволосого мальчика. Сглотнув, он подошёл к подножию горы. Это место всегда пугало его.

— Здравствуй, я Гарри, — мальчик слегка махнул рукой в знак приветствия. — Ты, наверное, знаешь.

Гарри подошёл ближе и вдохнул запах чего-то горящего.

— Я хотел сказать, что ты поступаешь нехорошо. Ты не можешь угрожать жизни бедных животных из-за того, что я тебе чем-то не угодил, — в его голосе читалась заметная уверенность в словах. — Мы все так не похожи друг на друга. Я не умею плавать, не задерживая дыхание, а рыбы не умеют ходить. Но мы все живём на этом острове, и, как бы мы ни отличались друг от друга, мы всегда будем вместе.

Темнота полностью пронзила лес, и всё, что можно было увидеть, — звёзды на небе и сверкающие глаза Гарри.

— Я верю в то, что, кем бы мы ни были, мы всегда должны быть рядом друг для друга, мы должны уважать друг друга. Каждый приносит в этот мир что-то своё, что-то особенное. Все заслуживают быть счастливыми, ведь так? Все заслуживают внимание и любовь. Я всегда думал, что самая красивая вещь в мире — это радуга после дождя. Когда небо невозможно отличить от океана, и всё, что ты способен сделать, это лечь на горячий песок и просто смотреть вверх, пока радуга не исчезнет. Но на самом деле самая красивая вещь в мире — это люди, которые держаться за руку, чтобы не дать друг другу упасть. Это люди, которые защищают друг друга, даже если они совсем бессильны. Я — человек, и я готов защищать этот остров, я готов помогать тем, кто нуждается во мне, будь он хищником или травоядным. И больше всего на свете я хочу, чтобы ты поняла это, — Гарри приложил свою ладошку к подножию разгорячённой горы, — потому что понимание того, что мы все едины, невероятно важно.

Мальчик медленно поклонился и, взглянув на ночное небо, побежал обратно к своему самодельному домику, где его ждал капитан, а свет звёзд освещал ему дорогу. И если хорошенько присмотреться, можно было заметить маленькую улыбку на лице мальчика, улыбку, которая появляется у ребёнка, когда он впервые начинает делать свои первые шаги, понимая, что совсем скоро он станет частью чего-то особенного.

Жителям внеземной цивилизации

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Антонина Волковарубрика: Проза Tags: Антонина Волкова

Дорогие жители космоса! Данное письмо вам посылает не учёный и не предсказатель, а обычная девочка из небольшого городка. Если когда-нибудь оно дойдёт до вас, я, возможно, буду уже совсем взрослой, и многое в нашем мире поменяется. Но самое главное останется неизменным.

Человечество всегда хотело узнать о существовании жизни в космосе. Необъятном, огромном пространстве, покрытом тайнами и загадками. Насколько бы ни были у нас умными учёные, насколько бы ни была у нас точна техника и расчёты, у нас остаётся очень много вопросов. По мере того, как мы узнаём всё больше и больше, количество вопросов не уменьшается. В этом и есть наше главное достоинство — любопытство, желание узнать как можно больше. Люди, как губки, постоянно впитывают всё новую и новую информацию.

Читая данное послание, вы, дорогие жители космоса, явно осознаёте, что скоро станете «объектом» изучения. Ведь, в нас, людях, имеется ещё одно противоположное здоровому любопытству качество — жадность. Да, возможно, я как представитель всей человеческой цивилизации омрачаю всех нас, но считаю долгом предупредить. Если люди узнают о вас, а я думаю, что так и будет, точнее, осмелюсь предположить, то начнутся вечные вопросы, которые теперь будут направлены на вас. Готовьтесь рассказать о себе, готовьтесь постоянно быть под прицелом камер. Звучит устрашающе? Возможно. На данный момент учёные активно разрабатывают всё новые и новые способы изучения космоса. Мы с точностью можем сказать, как устроена наша солнечная система, какую площадь имеет каждая планета, примерное количество звёзд. Хотя мы и не обладаем сверхспособностями и магией. Но человеку мало этих знаний, он ищет что-то совершенно необычное и необъяснимое. Например, вас — внеземную цивилизацию.

Сколько методов и способов было придумано человеком, порой нам кажется, что мы видим вас даже в нашем мире. Удивительно, но знаете, многие из нас видели ваши летающие тарелки, некоторые как будто видели и вас самих. Действительно ли вы посещаете нашу планету? Будет очень смешно, если о существовании людей вы узнали только сейчас. Да, у людей очень богатая фантазия. Но также у нас есть чувства. Знаете ли вы, что это такое? Знакома ли вам любовь, вера, дружба. Возможно, вы никогда не слышали о таких понятиях.

Могу сказать точно, что человечество, пытаясь узнать всю правду о космосе, о жителях космоса, больше опирается на веру. Мы не всегда уверенны в своих действиях. Порой мы идём на риск. Поэтому, пытаясь раскрыть секреты неизвестности, ваши секреты, человечество ждёт от вас — тёплого приёма. Мы идём с миром. Да, все мы не без греха, и не всегда нас преследуют благородные мысли, но в данном вопросе мы абсолютно дружелюбно настроены. Разве нам нужна война с теми, кого ещё не видели никогда наши глаза. Нами движет интерес, нами движет желание изменить будущее. Сделать его более удобным для наших потомков. Сохранить род человеческий. Для этого мы открываем космос, потому что видим в нём наше будущее. Стараемся отыскать жизнь на Марсе, потому что хотим найти новое пристанище. Возможно, не скоро, через многие века, но космос станет для нас вторым домом. Мы на это очень надеемся.

В конце хотелось бы объяснить, почему именно я взяла на себя такую ответственность обратиться к внеземной цивилизации. Я — обычная девочка, не обладающая огромными знаниями, сверхсилой или магией. Я — представитель нового поколения. Того, которое постоянно задаёт вопросы, принимая всё больше и больше информации. Написание такого письма я бы не доверила учёным, тем более просто взрослым. Пускай в данный момент они на меня не обижаются, но дети более чутко видят наш мир. В нас ещё нет той нездоровой жадности, которая порой движет некоторыми взрослыми людьми. Просто знайте, что человечество порой вторгается в чужой мир не только для того, чтобы разрушить, но и просто из-за поиска себя, поиска своего призвания. Поэтому, когда нога человека ступит на неизведанную нами планету, внеземная цивилизация — не бойтесь, мы пришли с миром!

Представитель вечно неугомонного человечества

Седьмое ноября

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Анастасия Ратниковарубрика: Проза Tags: Анастасия Ратникова, Игорь Ачинович

I

Я сижу в туалетной кабинке, где слышен шум из бара, и втираю порошок в дёсны, мне не хочется, чтобы кто-нибудь застал меня за этим процессом. В наших кругах этим балуются абсолютно все, но не стоит лишний раз это публично демонстрировать. Обычно мне порошок помогает не задумываться обо всей вакханалии, которая начинается уже на соседнем толчке.

— Не хочу тебя отвлекать, но… Не задерживайся. Там пришла Зубочистка, — сказал мой пиар-агент, поправляя свой галстук напротив зеркала.

Этого семейного человека зовут Кларксон, работает на меня уже пару лет. Каждый день я его вижу в ярких пиджаках, но ни разу в тёмном. Зубочистка — мой спонсор, Кларк, как я его обычно называю, любит давать прозвища, если какое-то имя трудно произносить или запомнить; такой тип людей общается со всеми одинаково, что меня в нём и привлекает.

Я вышел из толчка, и передо мной снова это накуренное помещение, которое со стороны похоже на котёл с грязными душами в эмпиреях, думающими только об удовлетворении своих желаний, да как подороже себя продать, все стены пропитаны пошлостью, которая царит здесь постоянно.

За высоким столиком стояла Зубочистка, особо выделяющаяся на фоне трёхзначного числа оттенков спиртного, и, выкуривая сигарету через мундштук, провожала всех мужчин взглядом. Я фривольной походкой подхожу к ней, смотря ей в глаза.

— Ма-а-рч, дорогой, — сказала она протянуто, слегка наклоняя голову влево, будто наслаждалась каждым моим движением. — Наконец я нашла время посетить вас. Как вы ещё не получили сердечного заболевания? — продолжила она с искусственно-озабоченным видом.

— Не стоит считать писателей пассивными. У меня, например, нет никаких проблем со здоровьем, я почти каждый вечер провожу в заведениях такого рода. Общаюсь с коллегами, потом мы отправляемся к кому-нибудь домой, а не сижу один за столиком и рассматриваю проходящих мимо парней, — язвительно ответил я.

— Ну, что ты, — пуская дым мне в лицо, начала она. — Постой со мной, видишь этого мужчину? — она выпустила дым в сторону мужчины, который стоял в паре метрах от нас и всё слышал.

— Ты же не собираешься с ним…? — изображая гримасу, я смотрел то на мужчину, то на неё.

— Не-е-т, такой типаж не для меня. Ты только посмотри на его пепельные волосы, сколько в ней седины. Бедняжка, явно выкуривает по пачке в день.

— Что… что, — пытался я вставить, но Зубочистка продолжала, не отрываясь от него взглядом. Казалось, что пара неодимовых магнитов сцепилась, и их теперь ничем не разъединить.

— А его нос такой жирный, он итальянец, нет, скорее армянин, — прикусывая губы, продолжала она.

— Мне напоминает еврея, — сказал я, выпивая содержимое бокала и прикидывая приблизительный его рост.

— Возможно, ты прав, — запнулась она, механически поднеся указательный палец ко рту. — Посмотри на его туфли, знаешь историю про бедного старикашку?

— Сейчас узнаю, — с ухмылкой произнёс я и перевёл глаза на неё.

— Пришёл старик домой, а бабка ему сует последние пятнадцать долларов в руки и говорит: «Купи себе на день рождение туфли, твои уже никуда не годятся». — «Хорошо», — ответил старик. Прогуливаясь по улице, он увидел молодого господина, который продавал туфли по низкой цене. «А почему так дёшево?» — спросил он. «Та, вот поношенные слегка, поэтому и дёшево», — ответил господин. Недолго думая, бедняк купил их, а остальное потратил на выпивку. Старые туфли он выкинул и решил пройтись в новых, назревал дождь. По приходе домой, его туфли полностью расклеились. Оказалось, что эти туфли покупают для кремации, и даже маленький дождик превращает их в тряпку, — закончила она.

— Забавно, — сказал я.

После этого мужчина взял телефон в руки и второпях ушёл, не посмотрев на нас.

— Вот видишь, что меня заводит, — направила она свой взгляд на меня. — Ты получаешь много адреналина, когда знаешь, что тебя слышат, но всё равно начинаешь за спиной кого-то обсуждать. Люблю ставить людей в неудобное положение, — стряхивая пепел с сигареты, призналась она. — Кстати, по поводу вечеринок. Дома у моей подруги начинается коррида, не хватает такого матадора как ты. Загляни к ней после вечеринки, — сказала она, приподнимая подбородок и смотря на меня как на произведение искусства.

— Как-нибудь в другой раз, — ответил я, с улыбкой попивая просекко и рассматривая окружающих.

Я допил вино и решил собраться с мыслями у французского окна. За моей спиной было общество с чёрной дырой внутри; их постоянно голодающий Асмодей затмевал им голову и нашёптывал, чтобы они срывали плоды удовольствия. Мой океан внутри давно замёрз, но даже он стал уменьшаться, разламываясь на айсберги, которых со временем становится только больше; котёл уже нагрет до такой степени, что подошва прилипает к полу. В эту ночь произойдёт много перемен, но смогу ли я измениться? Я слишком долго варюсь в этом соку и достаточно привык заигрывать со всеми, их вечными разговорами о тех игрушках, с которыми они отлично проводят время.

«Устал, пора с этим кончать», — вертелось у меня в голове. С этой мыслью я отправился на сцену.

II

Ещё немного времени, и я увижу его. До сих пор не могу поверить своим глазам, что действительно еду туда.

~ Немного ранее ~

Телефонный звонок. Я неохотно открываю глаза, на часах 3:15am.

«Господи, да кому не спится в такое время?!» Не смотря на имя абонента, поднимаю трубку.

— Да. Алло. Это кто? — сонным голосом сказала я.

—Эми, это Мэл, — голос подруги взрывался от постоянных всхлипываний.

— Дорогая, что случилось? — испугавшись, спросила я.

— Сэм! Будь он проклят! Будь проклята вся эта жизнь! Все эти женщины! Вся эта чушь о том, что он разведётся со своей женой!

Мэлани не была особо порядочной девушкой, своей чистоты она лишилась очень давно и никогда об этом не жалела, собственно, как и в вопросе об уходе из школы в старших классах.

Новые любовники каждый третий месяц, дорогие подарки и постоянная чушь, которую ей вешали на уши мужчины; ничему не учась, она в который раз наступала в то же болото. Подруга была отчасти глупа, и это единственное, что её оправдывало. Но я верила, что однажды все изменится: Мэл возьмётся за голову, окончит обучение в школе, поступит в колледж. Однако это были лишь мои мечты.

— Мэл, давай всё по порядку, я ничего не понимаю.

— Сэм меня бросил, что непонятного? Он вернулся к своей жене, а сегодня вечером мы должны были идти на презентацию какой-то книги твоего этого Марча! — вопила сквозь слёзы она.

— Так, девочка. Для начала успокойся, во-вторых, Марч не мой, просто мне нравятся его романы, в-третьих, в чём проблема? Сходи одна.

— Я не смогу одна, он тоже туда пойдёт, только со своей женой. Мне нужна пара! Но мне не с кем идти. Амелия, пожалуйста, пошли со мной. Тебе ведь Марч нравится, вот и познакомишься, а там глядишь и…, — сказала Мэлани.

— Мэл хватит! — прикрикнула я на неё. — Я не такая, я… я… — начала оправдываться я.

— Да знаю я тебя, можешь не продолжать, все понимаю. Уже и пошутить нельзя, — с укором сказала она. — Ну, так поедем? Пожалуйста, — умоляюще произнесла она.

~ Вечер того же дня ~

— Мэл, я очень волнуюсь, вдруг что-то пойдёт не так.

— Все будет очень хорошо! — улыбаясь своей голливудской улыбкой, одобрительно произнесла Мэлани.

Я немного успокоилась, но всё же что-то не давало мне покоя. Мы уже подъезжали к клубу, у которого толпились люди, и тут я поняла масштаб события. Нам пришлось проехать ещё квартал, чтобы найти хотя бы одно место для парковки.

Небо сегодня явно прохудилось, вся моя причёска, пока мы дошли до клуба, превратилась в нечто под названием «Хаос».

Зайдя в клуб, мы попали под вспышки камер, я ничего не смогла понять, но Молли с удовольствием начала позировать им. Я при первой же возможности убежала искать этот чёртов туалет.

В клубе было темно и накурено, а вдали виднелись окна во всю стену. Я немного застыла в наблюдении за прекрасным, совсем забыв о том, куда направлялась, но задевший моё плечо мужчина быстро вернул меня с моими мыслями в реальный мир.

Я быстро побежала поправлять свою причёску. Когда я зашла в уборную и, наконец, увидела, в каком состоянии находятся мои волосы, в сердце начала нарастать паника, мне казалось, что хуже ситуации не придумаешь. Я вытащила шпильки, и волосы рассыпались волнами по моим плечам. Жалкая попытка их расчесать не привела к ожидаемому эффекту. Пощипав себя за щёчки, чтобы добавить румянца, я вышла из дамской комнаты.

Осмотревшись по сторонам, обнаружила Мэлани, которая нагло флиртовала с какими-то парнями. Закатив глаза, я увидела, что, чуть не подавившись чем-то коричневым в стакане, она ринулась ко мне.

— Ты куда делась?! Я испугалась! — выпалила она.

— Ага, как же. Я заметила, — укоризненно произнесла я.

Мэл в ответ только рассмеялась.

— Пошли, скоро уже начнётся, надо места занимать, — серьёзным тоном произнесла она.

Мы подошли к той части клуба, где находилось большое количество стульев и сцена, а также лежали какие-то буклеты. Девушка, стоявшая у этой зоны, проводила нас к нашим местам.

Подойдя к нашему столику, я обернулась и застыла в наблюдении за прекрасным мужчиной, о котором могла лишь мечтать. Он стоял у окна — по всей видимости, как и я, решил полюбоваться видом.

Как только мужчина обернулся, я потеряла дар речи. Это был он, Холланд Марч, такой, каким я его себе и представляла.

Высокий, статный, красивый.

Подойдя ближе к сцене, я смогла разглядеть его ещё больше.

Его стиль отличался от всех здесь присутствующих. На нём были темно-синие джинсы, которые идеально сидели на его бёдрах, серая футболка, выделявшая его мужественную грудь, коричневые ботинки с грубой подошвой и такого же цвета куртка, которая висела на стуле.

Внешность его я изучила давно: темно-коричневые волосы с тёплым отливом, карие глаза, в которых можно было утонуть, прямой нос с небольшой горбинкой, очки и пухлые губы, словно их очертили карандашом. Сложно было не заметить его в толпе. Чёртов красавец!

III

Ночь длиннее дня. Сиэтл уже погрузился во мрак. Хорошая была идея пойти прогуляться. Я направился в ближайший бар. Хотелось забыться, а в эту сумасшедшую погоду ещё и согреться.

Зайдя в бар, я подошёл к барной стойке, на сцене в это время девушка пела о своей несчастной любви. Возвращаемся во мрак.

Усадив свою задницу на табуретку, я попросил рюмку кальвадоса. Неожиданно ко мне подошла одна из здешних барышень.

— Ты выглядишь уставшим, — заметила она.

— Да, есть немного, — сухо ответил я.

— Не поделишься? — с улыбкой произнесла она.

— Тебе?! С чего? — возмутился я.

— А что тут такого? Ты ведь меня больше не встретишь. Может, я чем-то смогу помочь?

— Единственным, чем ты сможешь мне помочь, так это станцевать у меня на коленях, — заявил я, ставя наглую девчонку на место.

— Ты грубый…, — сухо заметила она.

— Многие так говорили, возможно, они правы, — ответил я с лёгкой, наглой улыбкой.

— Я знаю, почему, — уверенно произнесла она.

— И почему же? — широко улыбаясь, спросил я.

А девчонка не так проста, как кажется.

— Это твоя защитная реакция. Ты носишь маску, как и все здесь собравшиеся. Никто не хочет, чтобы их видели со всей болью. Все боятся правды, поэтому и грубо себя ведут.

— Как твоё имя? — восхищённый её речью, спросил я.

— Мисти, — застенчиво произнесла она…

IV

Мне бы стоило подготовить речь, вместо того чтобы раздумывать об остальных. Я уже на сцене, а алкоголь с наркотиками в моей голове.

— Спасибо всем, что собрались сегодня, седьмого ноября, — сказал я и сделал небольшую паузу, подготавливая слова о моей книге. — Мне, как и всем писателям, хочется оставить след в истории, литературе, искусстве, поэтому в моём романе «07.11.1981» я создал полный прототип себя — Бокора.

— То есть, вы намекаете, что пошли бы на убийство, или вы уже убивали? — спросила одна из журналисток, приближая диктофон ко мне.

—Только тех, кто задаёт слишком много ненужных вопросов, — ответил я.

Все рассмеялись, шутка явно зашла.

— Но как вы объясните ситуацию, которая сложилась в вашей книге, если ваш «прототип» просто повязан на всём извращённом?

Я взял её за руку и, провожая к выходу, говорил:

— Да, это так, но вам не понять, что значит писать книгу. Порой нужно отходить от моральных рамок, и перед вами открываются десятки, нет, сотни возможностей развития ситуации, а выбрать вам надо всего одну, и я не позволю, чтобы какие-то дилетанты задавали глупые вопросы.

— Постойте, я тоже пишу книги, я…

— Да мне плевать, — сказал я и захлопнул перед нею дверь.

Я пару раз выдохнул и начал приходить в себя. Мне не хотелось продолжать рассказывать историю создания, и я попросил Кларка ответить на общие вопросы, которые возникали после прочтения романа.

Чтобы избавиться от негативных мыслей, вызванных журналисткой, я отправился к Маркусу, он стоял за высоким столиком.

— Привет, братец, не выбрал ещё, кому хочешь подарить счастливый вечер? — игривым голосом спросил я.

— А-а-а-х, как хорошо здесь, а хороших баб ещё больше, — сказал он, ставя бокал на столик и осматриваясь, словно подтверждал свои слова.

— Ты прав…, — мы затронули ещё пару тем, прежде чем подошли Кларк, отделавшийся от журналистов, и его приятель.

— Такая фигура…, — говорил Кларк, подходя и изображая, будто между его ладонями была чья-то задница.

— Кстати, — сказал Маркус, смотря каждому в глаза, — о девушках. Вон у стенда стоит одна барышня, скованная такая. Я её видел сегодня, уж её-то раскрепостить будет непросто.

— Сто долларов, что утром она будет выходить из моего дома удовлетворённой, — сказал я, с трудом найдя купюру в кармане.

Пойло берет своё.

Когда я обернулся, эта девушка рассматривала мою книгу, словно сокровище, каждое её движение было лёгкое, а волосы неопрятно распущенны. Это меня ещё больше в ней заводило. Она ярко выделялась из этой серой массы предсказуемых женщин, ей здесь было не место.

V

Когда мистер Холланд закончил свою речь, я обнаружила, что Мэл куда-то подевалась. Решив пройтись по клубу в её поисках, наткнулась на стенд с книгами.

Взяв одну из них, я начала её рассматривать, открыв на середине, прочитала: «Я предложил поехать ко мне, но для начала заехать в ресторан».

— Интересно? — спросил мужской голос.

В ужасе, что меня застукали за чем-то непристойным, я резко закрыла книгу.

— Неужели все настолько ужасно? — продолжил мужской голос.

Наконец я решила обернуться и потеряла дар речи. Это был Холланд «Красивая улыбка и не только» Марч.

— Ой, извините! Я… Я… Я не специально, — оправдываясь, говорила я.

— Всё в порядке, дорогуша. Но всё же.

— Нет, что вы. Я уверена, что он, как и многие ваши книги, прекрасен. Просто вы меня напугали, — с дрожью произнесла я.

— Напугал? Ох, детка я не уверен, что настолько ужасен, — саркастически заметил он.

— Мне нужно найти подругу, — заявила я.

Перевод темы всегда помогает в сложных ситуациях.

— Ты её видишь? Давай вместе её поищем, — выпалил Холланд.

— Мистер Марч, я сама могу её найти, не стоит, — сдержанно ответила я.

«Он что, реально собрался ходить со мной и искать эту ненормальную?! А если он увидит, как она… О ГОСПОДИ, НЕТ!!!»

Эти мысли не давали мне покоя, я решила, что мне нужно от него отделаться, а то ещё сильнее опозорюсь.

— Мистер Марч, спасибо, но не надо, — твёрдо и решительно произнесла я.

— Мистер? Малышка, можно просто Холланд, — сообщил он мне с ухмылкой.

Мне дали свободу. Я в прямом смысле убежала от него.

Господи, ну где же ты, Мэл! Но тут меня снова нагнал этот ненормальный мужчина.

— Всё-таки давайте я вам помогу, — сказал он, и я, немного растерявшись, ответила.

— Почему вы так настаиваете?

— Я всего лишь хочу вам помочь. Вы очень красивая, я бы хотел с вами поужинать, как смотрите на то, чтобы провести вечер в компании писателя?

У меня в голове всё уже верх дном, я пытаюсь думать, а он меня на ужин зовёт. МУЖЧИНЫ! Сегодня явно магнитные бури.

— Мистер Марч, давайте сначала я найду подругу, а потом мы с вами продолжим наш разговор…

Не успела я договорить, как он взял мою руку и потащил в другую сторону заведения.

Мы пошли к столику в дальнем углу клуба, у которого находились трое мужчин.

— Дорогая, познакомься — это Кларксон — мой пиар-агент, наверное, ты его знаешь,

Клаксон с заразительной улыбкой протянул мне руку и сказал:

— Привет, детка.

Далее Мистер Марч указал на парня справа от меня.

— Это Маркус, тоже писатель, но на уровень ниже, чем я, — саркастически заметил он.

Следующего парня я знала заочно. Когда ещё выходила из уборной. Его представили как Дик — фотограф-иллюстратор, который всегда ищет новые лица.

— Эй, ребята! Амелия ищет свою подругу, кто-то из вас не видел?

— Пусть посмотрит в уборной, — с хохотом сказал Дик, мужчины за столом засмеялись.

Опять направившись в дамскую комнату, я немного задумалась, но, зайдя, я услышала всхлипывания. Что-то мне подсказывало, что я понимаю, кто это.

— Мэлани?! — спросила я.

— Амелия?! Я себя плохо чувствую, — сказала Мэл. — Уходи. Мне станет получше — я приду.

— Я хочу тебе помочь. Не выгоняй меня.

— Амели, выйди отсюда! Тебе не обязательно это видеть, — ответила Мэлани.

Я, немного растерявшись, вышла из уборной, не зная, куда мне идти и что делать. Собралась сидеть и ждать её у бара, но тут мою талию приобняла чья-то рука, и голос сказал: «Малышка, что с тобой?».

Он сегодня не собирается оставлять меня в покое, да?!

— Мистер Марч, вам не надоело за мною бегать?

— Малышка, что я тебе уже говорил по поводу слова «мистер»?

— Хорошо, Холланд, вам не надоело?

— А почему? Ты здесь самая красивая и единственная, которую я никогда здесь не видел. И я всё же настаиваю на продолжении вечера, но наедине.

И тут я поняла, что у меня уже не осталось отговорок. Что мне ему ответить — «да» или «нет»? Как же Мэл? Скоро она или нет? Как я домой вернусь? Господи, ещё эта причёска…

— Я не смогу… Мэлани… она… Может в другой раз… Мне нужно хотя бы предупредить… Мистер Марч, ой, то есть, Холланд.

— Маркус уже этим занимается, — убедительно произнёс он.

— Маркус?! Он здесь при чём? — возмущённо сказала я.

— Он мой брат. Младший, по матери, — ровным тоном ответил Марч. — Он позаботиться о твоей подруге, я обещаю.

— Мистер Марч! Нет, Холланд! Вы не в себе, я вас себе предоставляла другим. Сейчас вы похожи на типичного парня с плохой репутацией, который меняет партнёров каждую неделю. Вы упали в моих глазах! Вы такой же, как и те парни, что в пьяном угаре хотят снять девчонку для забавы! Мне стыдно общаться с таким человеком, как вы! Лишённым морали и этики! — чуть ли не крича на него, заявила я.

В его глазах была злость и дикая ярость, я поняла, что лучше будет уйти и оставить его один на один с его демонами.

VI

— А как тебя зовут? — заинтересованно спросила она.

— Не важно.

— Тогда буду звать тебя Бокор.

— Ладно.

Меня очень удивило, что она выбрала именно это имя — имя жреца Вуду. А может, просто услышала где-то.

— Долго стоять собираешься? — вырывая меня из своих размышлений, произнесла она.

— Э… что, прости? — немного припоминая, о чем она говорит, спросил я.

— Долго стоять будешь, говорю?

— А, нет. Кстати, что это за имя — Бокор? — садясь на софу, спросил я.

— Бокор — это жрец Вуду. Думаю, объяснять, что такое Вуду, не надо? — с колкой ухмылкой произнесла она.

Теперь я точно заинтересовался этой девушкой.

Каждое движение она совершала уверенно, она явно знала, насколько велико её обаяние, и пользовалась этим. Красивые, ухоженные руки с длинными пальцами, на которых был маникюр. Волосы были каштанового оттенка с отливом красного дерева, глаза напоминали берег Карибского моря.

— Не хочешь поужинать со мной? — неожиданно для себя выпалил я.

— Хочу, — с манящей улыбкой произнесла она. — Где?

— Ночная гавань.

VII

— Ай, ну и чёрт с ней! — сказал я, с бешенством направляясь к выходу.

На улице дождь начал лить ещё сильнее, всё действовало против меня. Я вступил в яму, которая была здесь полгода, и никому до неё не было дела. Как только я захлопнул дверцу и повернул ключ в своём Камаро 66 года, барабанщик Ларри Маллен словно очутился со мною на переднем сиденье.

— Когда я тебя уже продам? — сквозь зубы произнёс я. — Не машина, а развалюха, на каждой миле какая-то оказия!

Я со второго раза попадаю в выключатель, теперь только я со своими мыслями, Камаро и ливень снаружи.

С полной силы давлю на газ, я не знаю, куда еду, но у меня такое чувство, что опаздываю куда-то. «Я ей покажу, что значит падать в чьих-то глазах», — думал я.

Моя голова начинает казаться невыносимо заполненной, мне трудно фокусироваться на дальних объектах. То ли туман начал опускаться, то ли у меня в глазах темнеет. Я не решаюсь остановиться, ярость всё ещё в моих глазах. С мыслью: «Ну, вот ты и закончил карьеру писателя», — вспоминаю я весь сегодняшний вечер. В моей голове был белый шум, я долго смотрел в два белых пятна, которые приближались ко мне. По моим рукам будто прошёлся электрический разряд, я потерял концентрацию на дороге, резко вывернул руль…

VIII

— Мне нужно в душ, — резко выпалила она.

— Хорошо, — сухо ответил я. — Я подожду.

Как только закрылась дверь, мною овладела паника. В голове всё смешалось. Что я буду делать? Зачем я привёл её? Моё сердце бьётся, как поршни в двигателе, из-за этого я не могу разобрать свои мысли. Я встал, в надежде на ошеломляющее решение, но мои ноги не слушались, словно меня пытались раздавить пальцем.

Я вышел на балкон, большая высота меня напугала, я смотрел себе под ноги, но время прошло слишком быстро. Мисти вышла из душа и направилась ко мне со словами: «Мой тайный жрец, ты готов? Сегодня я буду главным компонентом в твоей постели».

Я полностью потерял контроль над ситуацией, и мною управлял инстинкт животного, которого загнали в угол, ему ничего не остаётся, кроме как бороться за свою жизнь.

Каждый мускул моего лица был напряжён, я схватил её мёртвой хваткой за шею и приподнял. Её лицо стало бледно-пурпурного цвета. Она пыталась ухватить меня за лицо и оттолкнуть, пытаясь найти землю под ногами. Кто знал, что после мгновенного возвращения рассудка я её отпущу, а Мисти полетит вниз…

Седьмое ноября

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Игорь Ачиновичрубрика: Проза Tags: Анастасия Ратникова, Игорь Ачинович

I

Я сижу в туалетной кабинке, где слышен шум из бара, и втираю порошок в дёсны, мне не хочется, чтобы кто-нибудь застал меня за этим процессом. В наших кругах этим балуются абсолютно все, но не стоит лишний раз это публично демонстрировать. Обычно мне порошок помогает не задумываться обо всей вакханалии, которая начинается уже на соседнем толчке.

— Не хочу тебя отвлекать, но… Не задерживайся. Там пришла Зубочистка, — сказал мой пиар-агент, поправляя свой галстук напротив зеркала.

Этого семейного человека зовут Кларксон, работает на меня уже пару лет. Каждый день я его вижу в ярких пиджаках, но ни разу в тёмном. Зубочистка — мой спонсор, Кларк, как я его обычно называю, любит давать прозвища, если какое-то имя трудно произносить или запомнить; такой тип людей общается со всеми одинаково, что меня в нём и привлекает.

Я вышел из толчка, и передо мной снова это накуренное помещение, которое со стороны похоже на котёл с грязными душами в эмпиреях, думающими только об удовлетворении своих желаний, да как подороже себя продать, все стены пропитаны пошлостью, которая царит здесь постоянно.

За высоким столиком стояла Зубочистка, особо выделяющаяся на фоне трёхзначного числа оттенков спиртного, и, выкуривая сигарету через мундштук, провожала всех мужчин взглядом. Я фривольной походкой подхожу к ней, смотря ей в глаза.

— Ма-а-рч, дорогой, — сказала она протянуто, слегка наклоняя голову влево, будто наслаждалась каждым моим движением. — Наконец я нашла время посетить вас. Как вы ещё не получили сердечного заболевания? — продолжила она с искусственно-озабоченным видом.

— Не стоит считать писателей пассивными. У меня, например, нет никаких проблем со здоровьем, я почти каждый вечер провожу в заведениях такого рода. Общаюсь с коллегами, потом мы отправляемся к кому-нибудь домой, а не сижу один за столиком и рассматриваю проходящих мимо парней, — язвительно ответил я.

— Ну, что ты, — пуская дым мне в лицо, начала она. — Постой со мной, видишь этого мужчину? — она выпустила дым в сторону мужчины, который стоял в паре метрах от нас и всё слышал.

— Ты же не собираешься с ним…? — изображая гримасу, я смотрел то на мужчину, то на неё.

— Не-е-т, такой типаж не для меня. Ты только посмотри на его пепельные волосы, сколько в ней седины. Бедняжка, явно выкуривает по пачке в день.

— Что… что, — пытался я вставить, но Зубочистка продолжала, не отрываясь от него взглядом. Казалось, что пара неодимовых магнитов сцепилась, и их теперь ничем не разъединить.

— А его нос такой жирный, он итальянец, нет, скорее армянин, — прикусывая губы, продолжала она.

— Мне напоминает еврея, — сказал я, выпивая содержимое бокала и прикидывая приблизительный его рост.

— Возможно, ты прав, — запнулась она, механически поднеся указательный палец ко рту. — Посмотри на его туфли, знаешь историю про бедного старикашку?

— Сейчас узнаю, — с ухмылкой произнёс я и перевёл глаза на неё.

— Пришёл старик домой, а бабка ему сует последние пятнадцать долларов в руки и говорит: «Купи себе на день рождение туфли, твои уже никуда не годятся». — «Хорошо», — ответил старик. Прогуливаясь по улице, он увидел молодого господина, который продавал туфли по низкой цене. «А почему так дёшево?» — спросил он. «Та, вот поношенные слегка, поэтому и дёшево», — ответил господин. Недолго думая, бедняк купил их, а остальное потратил на выпивку. Старые туфли он выкинул и решил пройтись в новых, назревал дождь. По приходе домой, его туфли полностью расклеились. Оказалось, что эти туфли покупают для кремации, и даже маленький дождик превращает их в тряпку, — закончила она.

— Забавно, — сказал я.

После этого мужчина взял телефон в руки и второпях ушёл, не посмотрев на нас.

— Вот видишь, что меня заводит, — направила она свой взгляд на меня. — Ты получаешь много адреналина, когда знаешь, что тебя слышат, но всё равно начинаешь за спиной кого-то обсуждать. Люблю ставить людей в неудобное положение, — стряхивая пепел с сигареты, призналась она. — Кстати, по поводу вечеринок. Дома у моей подруги начинается коррида, не хватает такого матадора как ты. Загляни к ней после вечеринки, — сказала она, приподнимая подбородок и смотря на меня как на произведение искусства.

— Как-нибудь в другой раз, — ответил я, с улыбкой попивая просекко и рассматривая окружающих.

Я допил вино и решил собраться с мыслями у французского окна. За моей спиной было общество с чёрной дырой внутри; их постоянно голодающий Асмодей затмевал им голову и нашёптывал, чтобы они срывали плоды удовольствия. Мой океан внутри давно замёрз, но даже он стал уменьшаться, разламываясь на айсберги, которых со временем становится только больше; котёл уже нагрет до такой степени, что подошва прилипает к полу. В эту ночь произойдёт много перемен, но смогу ли я измениться? Я слишком долго варюсь в этом соку и достаточно привык заигрывать со всеми, их вечными разговорами о тех игрушках, с которыми они отлично проводят время.

«Устал, пора с этим кончать», — вертелось у меня в голове. С этой мыслью я отправился на сцену.

II

Ещё немного времени, и я увижу его. До сих пор не могу поверить своим глазам, что действительно еду туда.

~ Немного ранее ~

Телефонный звонок. Я неохотно открываю глаза, на часах 3:15am.

«Господи, да кому не спится в такое время?!» Не смотря на имя абонента, поднимаю трубку.

— Да. Алло. Это кто? — сонным голосом сказала я.

—Эми, это Мэл, — голос подруги взрывался от постоянных всхлипываний.

— Дорогая, что случилось? — испугавшись, спросила я.

— Сэм! Будь он проклят! Будь проклята вся эта жизнь! Все эти женщины! Вся эта чушь о том, что он разведётся со своей женой!

Мэлани не была особо порядочной девушкой, своей чистоты она лишилась очень давно и никогда об этом не жалела, собственно, как и в вопросе об уходе из школы в старших классах.

Новые любовники каждый третий месяц, дорогие подарки и постоянная чушь, которую ей вешали на уши мужчины; ничему не учась, она в который раз наступала в то же болото. Подруга была отчасти глупа, и это единственное, что её оправдывало. Но я верила, что однажды все изменится: Мэл возьмётся за голову, окончит обучение в школе, поступит в колледж. Однако это были лишь мои мечты.

— Мэл, давай всё по порядку, я ничего не понимаю.

— Сэм меня бросил, что непонятного? Он вернулся к своей жене, а сегодня вечером мы должны были идти на презентацию какой-то книги твоего этого Марча! — вопила сквозь слёзы она.

— Так, девочка. Для начала успокойся, во-вторых, Марч не мой, просто мне нравятся его романы, в-третьих, в чём проблема? Сходи одна.

— Я не смогу одна, он тоже туда пойдёт, только со своей женой. Мне нужна пара! Но мне не с кем идти. Амелия, пожалуйста, пошли со мной. Тебе ведь Марч нравится, вот и познакомишься, а там глядишь и…, — сказала Мэлани.

— Мэл хватит! — прикрикнула я на неё. — Я не такая, я… я… — начала оправдываться я.

— Да знаю я тебя, можешь не продолжать, все понимаю. Уже и пошутить нельзя, — с укором сказала она. — Ну, так поедем? Пожалуйста, — умоляюще произнесла она.

~ Вечер того же дня ~

— Мэл, я очень волнуюсь, вдруг что-то пойдёт не так.

— Все будет очень хорошо! — улыбаясь своей голливудской улыбкой, одобрительно произнесла Мэлани.

Я немного успокоилась, но всё же что-то не давало мне покоя. Мы уже подъезжали к клубу, у которого толпились люди, и тут я поняла масштаб события. Нам пришлось проехать ещё квартал, чтобы найти хотя бы одно место для парковки.

Небо сегодня явно прохудилось, вся моя причёска, пока мы дошли до клуба, превратилась в нечто под названием «Хаос».

Зайдя в клуб, мы попали под вспышки камер, я ничего не смогла понять, но Молли с удовольствием начала позировать им. Я при первой же возможности убежала искать этот чёртов туалет.

В клубе было темно и накурено, а вдали виднелись окна во всю стену. Я немного застыла в наблюдении за прекрасным, совсем забыв о том, куда направлялась, но задевший моё плечо мужчина быстро вернул меня с моими мыслями в реальный мир.

Я быстро побежала поправлять свою причёску. Когда я зашла в уборную и, наконец, увидела, в каком состоянии находятся мои волосы, в сердце начала нарастать паника, мне казалось, что хуже ситуации не придумаешь. Я вытащила шпильки, и волосы рассыпались волнами по моим плечам. Жалкая попытка их расчесать не привела к ожидаемому эффекту. Пощипав себя за щёчки, чтобы добавить румянца, я вышла из дамской комнаты.

Осмотревшись по сторонам, обнаружила Мэлани, которая нагло флиртовала с какими-то парнями. Закатив глаза, я увидела, что, чуть не подавившись чем-то коричневым в стакане, она ринулась ко мне.

— Ты куда делась?! Я испугалась! — выпалила она.

— Ага, как же. Я заметила, — укоризненно произнесла я.

Мэл в ответ только рассмеялась.

— Пошли, скоро уже начнётся, надо места занимать, — серьёзным тоном произнесла она.

Мы подошли к той части клуба, где находилось большое количество стульев и сцена, а также лежали какие-то буклеты. Девушка, стоявшая у этой зоны, проводила нас к нашим местам.

Подойдя к нашему столику, я обернулась и застыла в наблюдении за прекрасным мужчиной, о котором могла лишь мечтать. Он стоял у окна — по всей видимости, как и я, решил полюбоваться видом.

Как только мужчина обернулся, я потеряла дар речи. Это был он, Холланд Марч, такой, каким я его себе и представляла.

Высокий, статный, красивый.

Подойдя ближе к сцене, я смогла разглядеть его ещё больше.

Его стиль отличался от всех здесь присутствующих. На нём были темно-синие джинсы, которые идеально сидели на его бёдрах, серая футболка, выделявшая его мужественную грудь, коричневые ботинки с грубой подошвой и такого же цвета куртка, которая висела на стуле.

Внешность его я изучила давно: темно-коричневые волосы с тёплым отливом, карие глаза, в которых можно было утонуть, прямой нос с небольшой горбинкой, очки и пухлые губы, словно их очертили карандашом. Сложно было не заметить его в толпе. Чёртов красавец!

III

Ночь длиннее дня. Сиэтл уже погрузился во мрак. Хорошая была идея пойти прогуляться. Я направился в ближайший бар. Хотелось забыться, а в эту сумасшедшую погоду ещё и согреться.

Зайдя в бар, я подошёл к барной стойке, на сцене в это время девушка пела о своей несчастной любви. Возвращаемся во мрак.

Усадив свою задницу на табуретку, я попросил рюмку кальвадоса. Неожиданно ко мне подошла одна из здешних барышень.

— Ты выглядишь уставшим, — заметила она.

— Да, есть немного, — сухо ответил я.

— Не поделишься? — с улыбкой произнесла она.

— Тебе?! С чего? — возмутился я.

— А что тут такого? Ты ведь меня больше не встретишь. Может, я чем-то смогу помочь?

— Единственным, чем ты сможешь мне помочь, так это станцевать у меня на коленях, — заявил я, ставя наглую девчонку на место.

— Ты грубый…, — сухо заметила она.

— Многие так говорили, возможно, они правы, — ответил я с лёгкой, наглой улыбкой.

— Я знаю, почему, — уверенно произнесла она.

— И почему же? — широко улыбаясь, спросил я.

А девчонка не так проста, как кажется.

— Это твоя защитная реакция. Ты носишь маску, как и все здесь собравшиеся. Никто не хочет, чтобы их видели со всей болью. Все боятся правды, поэтому и грубо себя ведут.

— Как твоё имя? — восхищённый её речью, спросил я.

— Мисти, — застенчиво произнесла она…

IV

Мне бы стоило подготовить речь, вместо того чтобы раздумывать об остальных. Я уже на сцене, а алкоголь с наркотиками в моей голове.

— Спасибо всем, что собрались сегодня, седьмого ноября, — сказал я и сделал небольшую паузу, подготавливая слова о моей книге. — Мне, как и всем писателям, хочется оставить след в истории, литературе, искусстве, поэтому в моём романе «07.11.1981» я создал полный прототип себя — Бокора.

— То есть, вы намекаете, что пошли бы на убийство, или вы уже убивали? — спросила одна из журналисток, приближая диктофон ко мне.

—Только тех, кто задаёт слишком много ненужных вопросов, — ответил я.

Все рассмеялись, шутка явно зашла.

— Но как вы объясните ситуацию, которая сложилась в вашей книге, если ваш «прототип» просто повязан на всём извращённом?

Я взял её за руку и, провожая к выходу, говорил:

— Да, это так, но вам не понять, что значит писать книгу. Порой нужно отходить от моральных рамок, и перед вами открываются десятки, нет, сотни возможностей развития ситуации, а выбрать вам надо всего одну, и я не позволю, чтобы какие-то дилетанты задавали глупые вопросы.

— Постойте, я тоже пишу книги, я…

— Да мне плевать, — сказал я и захлопнул перед нею дверь.

Я пару раз выдохнул и начал приходить в себя. Мне не хотелось продолжать рассказывать историю создания, и я попросил Кларка ответить на общие вопросы, которые возникали после прочтения романа.

Чтобы избавиться от негативных мыслей, вызванных журналисткой, я отправился к Маркусу, он стоял за высоким столиком.

— Привет, братец, не выбрал ещё, кому хочешь подарить счастливый вечер? — игривым голосом спросил я.

— А-а-а-х, как хорошо здесь, а хороших баб ещё больше, — сказал он, ставя бокал на столик и осматриваясь, словно подтверждал свои слова.

— Ты прав…, — мы затронули ещё пару тем, прежде чем подошли Кларк, отделавшийся от журналистов, и его приятель.

— Такая фигура…, — говорил Кларк, подходя и изображая, будто между его ладонями была чья-то задница.

— Кстати, — сказал Маркус, смотря каждому в глаза, — о девушках. Вон у стенда стоит одна барышня, скованная такая. Я её видел сегодня, уж её-то раскрепостить будет непросто.

— Сто долларов, что утром она будет выходить из моего дома удовлетворённой, — сказал я, с трудом найдя купюру в кармане.

Пойло берет своё.

Когда я обернулся, эта девушка рассматривала мою книгу, словно сокровище, каждое её движение было лёгкое, а волосы неопрятно распущенны. Это меня ещё больше в ней заводило. Она ярко выделялась из этой серой массы предсказуемых женщин, ей здесь было не место.

V

Когда мистер Холланд закончил свою речь, я обнаружила, что Мэл куда-то подевалась. Решив пройтись по клубу в её поисках, наткнулась на стенд с книгами.

Взяв одну из них, я начала её рассматривать, открыв на середине, прочитала: «Я предложил поехать ко мне, но для начала заехать в ресторан».

— Интересно? — спросил мужской голос.

В ужасе, что меня застукали за чем-то непристойным, я резко закрыла книгу.

— Неужели все настолько ужасно? — продолжил мужской голос.

Наконец я решила обернуться и потеряла дар речи. Это был Холланд «Красивая улыбка и не только» Марч.

— Ой, извините! Я… Я… Я не специально, — оправдываясь, говорила я.

— Всё в порядке, дорогуша. Но всё же.

— Нет, что вы. Я уверена, что он, как и многие ваши книги, прекрасен. Просто вы меня напугали, — с дрожью произнесла я.

— Напугал? Ох, детка я не уверен, что настолько ужасен, — саркастически заметил он.

— Мне нужно найти подругу, — заявила я.

Перевод темы всегда помогает в сложных ситуациях.

— Ты её видишь? Давай вместе её поищем, — выпалил Холланд.

— Мистер Марч, я сама могу её найти, не стоит, — сдержанно ответила я.

«Он что, реально собрался ходить со мной и искать эту ненормальную?! А если он увидит, как она… О ГОСПОДИ, НЕТ!!!»

Эти мысли не давали мне покоя, я решила, что мне нужно от него отделаться, а то ещё сильнее опозорюсь.

— Мистер Марч, спасибо, но не надо, — твёрдо и решительно произнесла я.

— Мистер? Малышка, можно просто Холланд, — сообщил он мне с ухмылкой.

Мне дали свободу. Я в прямом смысле убежала от него.

Господи, ну где же ты, Мэл! Но тут меня снова нагнал этот ненормальный мужчина.

— Всё-таки давайте я вам помогу, — сказал он, и я, немного растерявшись, ответила.

— Почему вы так настаиваете?

— Я всего лишь хочу вам помочь. Вы очень красивая, я бы хотел с вами поужинать, как смотрите на то, чтобы провести вечер в компании писателя?

У меня в голове всё уже верх дном, я пытаюсь думать, а он меня на ужин зовёт. МУЖЧИНЫ! Сегодня явно магнитные бури.

— Мистер Марч, давайте сначала я найду подругу, а потом мы с вами продолжим наш разговор…

Не успела я договорить, как он взял мою руку и потащил в другую сторону заведения.

Мы пошли к столику в дальнем углу клуба, у которого находились трое мужчин.

— Дорогая, познакомься — это Кларксон — мой пиар-агент, наверное, ты его знаешь,

Клаксон с заразительной улыбкой протянул мне руку и сказал:

— Привет, детка.

Далее Мистер Марч указал на парня справа от меня.

— Это Маркус, тоже писатель, но на уровень ниже, чем я, — саркастически заметил он.

Следующего парня я знала заочно. Когда ещё выходила из уборной. Его представили как Дик — фотограф-иллюстратор, который всегда ищет новые лица.

— Эй, ребята! Амелия ищет свою подругу, кто-то из вас не видел?

— Пусть посмотрит в уборной, — с хохотом сказал Дик, мужчины за столом засмеялись.

Опять направившись в дамскую комнату, я немного задумалась, но, зайдя, я услышала всхлипывания. Что-то мне подсказывало, что я понимаю, кто это.

— Мэлани?! — спросила я.

— Амелия?! Я себя плохо чувствую, — сказала Мэл. — Уходи. Мне станет получше — я приду.

— Я хочу тебе помочь. Не выгоняй меня.

— Амели, выйди отсюда! Тебе не обязательно это видеть, — ответила Мэлани.

Я, немного растерявшись, вышла из уборной, не зная, куда мне идти и что делать. Собралась сидеть и ждать её у бара, но тут мою талию приобняла чья-то рука, и голос сказал: «Малышка, что с тобой?».

Он сегодня не собирается оставлять меня в покое, да?!

— Мистер Марч, вам не надоело за мною бегать?

— Малышка, что я тебе уже говорил по поводу слова «мистер»?

— Хорошо, Холланд, вам не надоело?

— А почему? Ты здесь самая красивая и единственная, которую я никогда здесь не видел. И я всё же настаиваю на продолжении вечера, но наедине.

И тут я поняла, что у меня уже не осталось отговорок. Что мне ему ответить — «да» или «нет»? Как же Мэл? Скоро она или нет? Как я домой вернусь? Господи, ещё эта причёска…

— Я не смогу… Мэлани… она… Может в другой раз… Мне нужно хотя бы предупредить… Мистер Марч, ой, то есть, Холланд.

— Маркус уже этим занимается, — убедительно произнёс он.

— Маркус?! Он здесь при чём? — возмущённо сказала я.

— Он мой брат. Младший, по матери, — ровным тоном ответил Марч. — Он позаботиться о твоей подруге, я обещаю.

— Мистер Марч! Нет, Холланд! Вы не в себе, я вас себе предоставляла другим. Сейчас вы похожи на типичного парня с плохой репутацией, который меняет партнёров каждую неделю. Вы упали в моих глазах! Вы такой же, как и те парни, что в пьяном угаре хотят снять девчонку для забавы! Мне стыдно общаться с таким человеком, как вы! Лишённым морали и этики! — чуть ли не крича на него, заявила я.

В его глазах была злость и дикая ярость, я поняла, что лучше будет уйти и оставить его один на один с его демонами.

VI

— А как тебя зовут? — заинтересованно спросила она.

— Не важно.

— Тогда буду звать тебя Бокор.

— Ладно.

Меня очень удивило, что она выбрала именно это имя — имя жреца Вуду. А может, просто услышала где-то.

— Долго стоять собираешься? — вырывая меня из своих размышлений, произнесла она.

— Э… что, прости? — немного припоминая, о чем она говорит, спросил я.

— Долго стоять будешь, говорю?

— А, нет. Кстати, что это за имя — Бокор? — садясь на софу, спросил я.

— Бокор — это жрец Вуду. Думаю, объяснять, что такое Вуду, не надо? — с колкой ухмылкой произнесла она.

Теперь я точно заинтересовался этой девушкой.

Каждое движение она совершала уверенно, она явно знала, насколько велико её обаяние, и пользовалась этим. Красивые, ухоженные руки с длинными пальцами, на которых был маникюр. Волосы были каштанового оттенка с отливом красного дерева, глаза напоминали берег Карибского моря.

— Не хочешь поужинать со мной? — неожиданно для себя выпалил я.

— Хочу, — с манящей улыбкой произнесла она. — Где?

— Ночная гавань.

VII

— Ай, ну и чёрт с ней! — сказал я, с бешенством направляясь к выходу.

На улице дождь начал лить ещё сильнее, всё действовало против меня. Я вступил в яму, которая была здесь полгода, и никому до неё не было дела. Как только я захлопнул дверцу и повернул ключ в своём Камаро 66 года, барабанщик Ларри Маллен словно очутился со мною на переднем сиденье.

— Когда я тебя уже продам? — сквозь зубы произнёс я. — Не машина, а развалюха, на каждой миле какая-то оказия!

Я со второго раза попадаю в выключатель, теперь только я со своими мыслями, Камаро и ливень снаружи.

С полной силы давлю на газ, я не знаю, куда еду, но у меня такое чувство, что опаздываю куда-то. «Я ей покажу, что значит падать в чьих-то глазах», — думал я.

Моя голова начинает казаться невыносимо заполненной, мне трудно фокусироваться на дальних объектах. То ли туман начал опускаться, то ли у меня в глазах темнеет. Я не решаюсь остановиться, ярость всё ещё в моих глазах. С мыслью: «Ну, вот ты и закончил карьеру писателя», — вспоминаю я весь сегодняшний вечер. В моей голове был белый шум, я долго смотрел в два белых пятна, которые приближались ко мне. По моим рукам будто прошёлся электрический разряд, я потерял концентрацию на дороге, резко вывернул руль…

VIII

— Мне нужно в душ, — резко выпалила она.

— Хорошо, — сухо ответил я. — Я подожду.

Как только закрылась дверь, мною овладела паника. В голове всё смешалось. Что я буду делать? Зачем я привёл её? Моё сердце бьётся, как поршни в двигателе, из-за этого я не могу разобрать свои мысли. Я встал, в надежде на ошеломляющее решение, но мои ноги не слушались, словно меня пытались раздавить пальцем.

Я вышел на балкон, большая высота меня напугала, я смотрел себе под ноги, но время прошло слишком быстро. Мисти вышла из душа и направилась ко мне со словами: «Мой тайный жрец, ты готов? Сегодня я буду главным компонентом в твоей постели».

Я полностью потерял контроль над ситуацией, и мною управлял инстинкт животного, которого загнали в угол, ему ничего не остаётся, кроме как бороться за свою жизнь.

Каждый мускул моего лица был напряжён, я схватил её мёртвой хваткой за шею и приподнял. Её лицо стало бледно-пурпурного цвета. Она пыталась ухватить меня за лицо и оттолкнуть, пытаясь найти землю под ногами. Кто знал, что после мгновенного возвращения рассудка я её отпущу, а Мисти полетит вниз…

Теория Уробороса

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Андрей Христофороврубрика: Проза Tags: Андрей Христофоров

Предисловие

Вечер — он везде разный, но в Траске он был по-особенному загадочным и таинственным: нежно-жёлтый свет газовых фонарей, слабо освещающий каменную брусчатку вечно зелёного парка, рядом в таверне весело галдели только что закончившие работу на заводе орки и люди, попивая нежную и полусладкую эльфийскую медовуху из вереска, ели свежие пироги с яблоками. И только ведьме-домохозяйке Алисе сейчас было не до веселья и выпивки. Она лежала на тротуарной плитке в луже своей крови, а из её головы торчал топор. Она была мертва. Вокруг суетились случайные прохожие, газетчики, полиция и медики, а в отдалении стояли двое.

— Что делать будем, Герман? — спросил гном.

— Не знаю, Фарид. Я уже послал за детективом в агентство «Лилиеталь», но, похоже, он задерживается, — ответил эльф. Сзади послышались тяжёлые шаги. — А вот, похоже, и он.

И правда, это был он. Детектив был одет в длинное чёрно-коричневое пальто, из-под которого была видна аккуратная синяя рубашка, заправленная в штаны из грубой мешковины, на руках у него были перчатки, ноги покрывали кожаные ботинки со стальными вставками. Из общей массы его выделяли пепельные волосы, аккуратненькие очки и своеобразная походка.

— Здравствуйте, Леонардо, — поприветствовал его Герман, пожимая руку мужчины.

— Труп не трогали? — спросил Леонардо, склоняясь над женщиной и вытягивая руку, в которой горел бледно-лиловый огонёк.

— Что вы делает? — возмутился Фарид.

— Впитываю информацию из посмертной ауры.

— Но это уже сделали наши эксперты!

— Мне тоже нужна информация. Итак, погибшую звали Алиса Д’Лакруа, тридцать два года, работала в крупной монополистической компании своего мужа, лорда Зигмунда Д’Лакруа, который скончался по естественным причинам год назад, оставив всё своё состояние жене и детям. В последнее время убитая занималась боевой магией, незадолго до смерти была изнасилована.

— Потрясающе! — воскликнул Фарид.

— Так. Топор я забираю для досконального изучения, — сказал Леонардо, вытаскивая топор из головы и помещая его в заплечную сумку.

Распрощавшись, он направился в парк.

— Герман, а он точно тот, кто нам нужен?

— Вне всякого сомнения, Фарид. Он нам подходит. Пакуйте труп и вызовите чистильщиков!

Скрипя колёсами, к месту преступления подкатил катафалк, куда загрузили бездыханное тело Алисы.

С того вечера Германа и Фарида больше не видели.

Глава первая

Утро не задалось вообще: проснулся я в полдень, ближе к обеду, вставая, наступил на своего чёрного домашнего котика Нярона, затем, проходя под стремянкой (надо закончить этот чёртов ремонт), пнул пустое ведро, и оно разбило зеркало. Еле доковыляв до ванной комнаты, я взглянул на себя в зеркало. Ужас: лицо бледное, под глазами огромные мешки, недельная небритость, волосы в разные стороны, зрачки мутные, а всё из-за моего начальника Роя… Вызвал меня посреди ночи и говорит: «Недавно возле парка на аллее имени пресвятого Эрена была убита ведьма. Иди и разберись с этим. БЫСТРО!!!». Леонардо — то, Леонардо — сё. ДОСТАЛ!!! Может, прислушаться к людям и правда уйти от этого скряги? Вот закончу это дело и уйду на покой. Ведь именно из-за работы я поссорился с Кэрэлайн.

Но давайте вернёмся к расследованию. Умывшись и нацепив очки, я направился обратно в комнату разбираться с орудием убийства. Жаль, нельзя считывать ауру с неодушевлённых предметов… Это упростило бы мне задачу в разы.

После тщательного осмотра я откинулся в кресле и закурил дешёвую, но довольно хорошую сигару, сопоставляя имеющиеся у меня догадки с реальными фактами: Алису прикончили тяжёлым орочьим топором для разделки мяса, но сами орки отпадают, так как рукоять была приспособлена для человеческой ладони. Такие топоры в этом городе изготавливают только две мастерские: лавка Хоэнхайма и оружейная Николоса. Начнём с Николоса.

Затушив сигару в пепельнице, я отряхнул штаны, нацепил слегка мятую и потускневшую рубашку, свой затасканный плащ и ботинки, закинул на спину сумку с топором и пулей выскочил из квартиры, не забыв закрыть за собой дверь.

День оказался довольно жарким, но в то же время свежим, несмотря на то, что в Траске сосредоточено семьдесят пять процентов всех заводов Микарской империи. Повинуясь жалобным завываниям своего желудка, я заглянул в знакомую кофейню, и за чисто символическую цену в три микарские лиры я приобрёл пару булочек с вишней и пузырёк лёгкого яблочного сидра. Присев за свободный столик, я начал вдумчиво поглощать свой ранний обед или поздний завтрак, не суть.

Подкрепившись, я вернулся к своему изначальному курсу, и уже через четверть часа я был в богатом районе Траска. От других районов его отличали необычайно красивые, дорого украшенные дома и лавочки, а также то, что на самые обычные товары здесь чертовски сильно заламывали цены. Лавочка Николоса находилась в самом центре этого оплота буржуазии. Отворив дверь, я оказался в длинной, богато отделанной зале, на стенах которой висело великое множество мечей, клинков, кинжалов, алебард, картечников и топоров разной масти. Вдоль стен тянулся прилавок из адски дорогого нефритового дерева, за которым стоял тощий эльф и маялся от безделья всякой всячиной. При моём появлении он вытянулся во весь свой двухметровый рост и начал тараторить заранее заготовленный тест:

— Здравствуйте! Чем я могу вам помочь?

— Позови мне господина Николоса — владельца этого заведения, — при этих словах весь его запал пропал, а вместо него появился лёгкий страх.

— Можно поинтересоваться, как вас представить?

— Скажи, что это Леонардо из агентства «Лилиенталь».

— Подождите секунду, — сказал он и с невероятной прытью ускакал в служебное помещение.

Через пять минут дверь открылась, и в проёме появился орк солидного вида в дорогущем костюме.

— Здравствуй, Леонардо, — он протянул мне руку, и я с удовольствием пожал его необъятную ладонь. — Каким судьбами к нам в магазинчик?

— Про Алису Д’Лакруа слышал?

— Да. Читал в утреннем номере газеты. А что?

— Мне поручили расследование причин её смерти, и я вот что хотел спросить, — в это время я начал доставать топор из сумки, — не твоя ли это работа?

— Я никого не убивал! — начал он отнекиваться и картинно размахивать руками. — Как ты мог так подумать?!

— Да нет же! Я про топор!

— А… — с нескрываемым интересом он взял у меня из рук топор и начал его вертеть, выискивая какие-то мелочи, потом с лживой досадой вернул мне его обратно. — Прости, но этот топор не моей работы. Ещё раз прости…

— Ничего, ничего! По крайней мере, повидал старого друга.

— Взаимно. Заходи, если оружие понадобится — скидочку сделаем, — он лукаво улыбнулся. Лукаво, но искренно.

— Обязательно зайду! До скорой встречи.

Преисполненный надежд, я направился из элитного района, где предприимчивый Николас основал своё дело, на центральный рынок Траска. Там построил свою кузницу Хоэнхайм — моя последняя надежда.

На рынке, впрочем, как и всегда, было людно и шумно. Неподалёку галдела небольшая толпа пожилых дам, пытаясь сообщить всему рынку, что именно этот мясник, взвешивая вырезку, накрутил им лишние семьдесят граммов, — следовательно, хочет нажиться на их старости. С этим пусть разбираются местные законники, а мне пока не до этого.

Но и на этом все странности рынка не окончились! Метрах в пятистах, напротив лавки со сладостями, стоял тощий до невозможности азиат и, направив на торговца картечник, что-то нервно требовал. Выручку, наверное, грабитель узкоглазый! Не сводя глаз с азиата, я начал менять своё направление, судорожно думая, что мне делать. Если я начну строить из себя законника, коим не являюсь, то он может пристрелить торговца и убежать, а мне потом влепят срок за соучастие. Так что это не подходит. Всё гениально просто и наоборот, стоит лишь посмотреть по сторонам. Рядом со сладостями продавали мебель: столы, кресла, стулья… Табуреты. План родился сам собой.

Перейдя с шага на бег, я начал набирать скорость, и тут меня увидел торговец, а точнее торговка, и начал всячески отвлекать азиата на себя. Воспользовавшись этим, я на бегу схватил небольшой табурет и, не останавливаясь, со всего замаха заехал разбойнику по загривку. Загривок оказался прочным, но, так или иначе, грабитель рухнул на землю, выронив из рук картечник. Подобрав оружие, я чуть со смеху не помер — это был однозарядный деленжер самого худшего качества, которое я только видел. Такие дешёвки при первом же выстреле взрываются, отрывая стрелку руку, калеча лицо, выбивая глаза и так далее.

— Спасибо вам, у меня чуть сердце в пятки не ушло! Как я могу отблагодарить вас?

— Спасибо, но мне ничего не надо. Советую вам позвать стражу. Всего доброго.

Ну и денёк! Ладно, надо идти дальше, а с этим пусть разбираются вон те шарообразные стражники, что только что подоспели и чертовски недовольны тем, что не удастся погеройствовать. Деленжер я выбрасывать не стал, а решил его отнести Хоэнхайму на переделку, а может, и на переплавку…

Пройдя ещё несколько прилавков, я свернул за угол и оказался перед объёмистым зданием, окрашенным в цвет свернувшейся крови, на крыльце сидел и грустил Кальцефер — подмастерье Хоэнхайма и его пасынок.

— Здраствуй, Кальцефер, — сказал я, подходя ближе.

— Здравствуйте, господин Леонардо, — ответил он, подняв на меня голубые глаза, полные слёз; его белокурые волосы были слегка растрёпаны, но выглядело это пристойно.

— Что случилось? Расскажи.

— Анабель… Она… Она меня бросила, — выдавил он и начал рыдать с новой силой.

В полной растерянности я присел рядом и начал глазеть по сторонам.

— Кальцефер, что же ты так убиваешься? Ты же так никогда не убьёшься!

— Не смешно, — огрызнулся он.

— А кто смеётся? Меня тоже часто покидали особы женского пола, и что? Вот что я тебе скажу, дружочек: если ты будешь оплакивать каждую разлуку, то ты можешь потерять ту настоящую любовь. Стоит только приглядеться!

— Вы правда так считаете?

— Я по себе знаю. Плакать о женщинах не стоит. Чисто между нами, — я склонился к его уху и перешёл на шёпот, — на твоём месте я бы пригляделся вон к той зеленщице, что торгует яблоками напротив, — сказал я, слегка указывая на небольшой прилавок с яблоками размером с мой кулак.

При моём жесте зеленщица смутилась и чуть не уронила лоток с мелочью.

— Вы уверены? — его глаза округлились, а слёзы высохли.

— Нет, но попробовать стоит. Если всё же решишься — купи мне яблок. Удачи, — похлопав его по плечу, я направился внутрь здания.

В помещении было адски жарко от множества печей, в которых вываривались вредные примеси из стали, благодаря чему она получалась намного крепче. Слышался глухой визг наковальни, по которой работал тяжёлым молотом высокий, широкоплечий и мускулистый Хоэнхайм — грозный и победоносный варбосс третьего полка войск специального назначения «Орда» в отставке.

При моём появлении его строгое лицо, изувеченное ужасными шрамами, приобрело дружелюбный вид и добродушную улыбку. Он положил заготовку в бочку с водой и начал подходить ко мне, вытирая серо-зелёные ладони о тряпицу.

— Здраствуй, Хоэнхайм.

— Здраствуй, старичок Леонардо! Ну давай, показывай, — засветился он энтузиазмом.

Его осведомлённости я даже не удивился. У варбосса уши везде.

Покрутив топор в руках, он, наконец, выдал то, что я и хотел услышать.

— Этот топор сделал Кальцефер.

— Ты не припомнишь, кому ты его продал?

— Конечно. Я продал его Якову — повару дома Д’Лакруа.

— Спасибо, брат… Всегда ты меня спасаешь! Ну, до скорого!

Когда я вышел, на месте Кальцефера стоял мешочек яблок.

И снова мне пришлось тащиться в элитный квартал, будь он неладен. Ненавижу я всю эту буржуазию. Но долг превыше всех антипатий, — правда, я не знаю, где именно находится резиденция семьи Д’Лакруа. Будем искать…

На фоне местной знати я смотрелся как захудалый бродяга с ближайшей помойки. Они и относились ко мне так же: старались не смотреть мне в глаза и пропускать мои вопросы мимо ушей. Да чтоб им филе из каркиноса комом в горле встало!

После полуторачасового блуждания я всё же набрёл на нужный мне особняк. Хоть и особняком это чудо архитектуры назвать было сложно: высоченная ограда метров пять, из крупного булыжника, за которой виднелись четыре конусообразные крыши башен. Входом в эту «крепость» служили громоздкие ворота с дверью для пеших гостей или прислуги… Скорее, второе… Подойдя поближе, я, как любой хорошо воспитанный человек, постучал, и тотчас в двери открылась этакая форточка, в которой замаячила рыжеволосая кучерявая голова дворецкого.

— Кто вы и зачем тревожите семью Д’Лакруа в такой скорбный час?

— Я детектив из частного агентства «Лилиенталь». Моё имя Леонардо.

— А… Господин Леонардо! Мне сообщили о вашем скором появлении, — сказал он, буквально захлопывая форточку.

Послышалось ровное щёлканье хорошо смазанных засовов и скрежет колесцовых замков. Только когда дверь открылась, я понял, насколько толстыми и тяжёлыми были ворота. Не знаю, как вам это обрисовать: представьте себе стандартную дверь без ручки. Представили? А теперь возьмите пять-семь таких дверей и поставьте их в ряд друг за другом, — вот примерно такой толщины и была эта махина, а тягал её крепкий парень славянской наружности в ОТУТЮЖЕННОМ донельзя тёмно-зелёном мундире.

— Добро пожаловать в резиденцию семьи Д’Лакруа. Я уже доложил о вашем приходе.

Великая сила — деньги. На стене в каморке дворецкого висел новёхонький триндозвон — изобретение славянских мастеров.

— Спасибо, уважаемый.

За стеной раскинулся поистине райский сад, полный благоухающих цветов и плодоносных деревьев, а в самом центре сада виднелся небольшой замок на манер средневековых… У богатых свои причуды.

Прогулочным шагом я дошёл до крыльца, где меня уже ждали горе-наследники.

— Добрый день, Леонардо. Разрешите представиться. Я — старший сын Гораций, а это мои братья — Альфонс, Генри и сестра Уинри. — Я вежливо поприветствовал и их. — Мы очень рады, что за дело о смерти нашей матери взялись именно вы!

— Сударь, давайте перейдём, собственно, к сути дела. Вы можете предоставить мне комнату и собрать всех, кто мог бы совершить такое злодеяние, и вы тоже приходите, — после моих слов на их лицах промелькнул мимолётный приступ ярости, но, благо, они понимали, что под подозрение попадали все без исключения.

Меня сопроводили в просторную комнату, перед входом в которую уже столпилось человек двадцать. Первым делом я отыскал какую-то свечку и, запалив её фитиль Болотным огоньком — заклинанием для считывания ауры, — поставил её на стол перед собой. Первой зашла Уинри.

— Так. Присаживайтесь и поднесите свою руку к огоньку.

Она опасливо присела в кресло напротив и трясущейся рукой прикоснулась к язычку пламени. От этого пламя на мгновение стало зелёным, а потом снова лиловым.

— Отлично. Итак, где вы были прошлой ночь?

— Спала в своей комнате.

— Кто может это подтвердить?

— Служанка Элизабет. Она помогала мне готовиться ко сну.

— У вас есть догадки, кто мог бы сотворить такое с вашей матерью?

— Нет, простите, но мне очень болезненна утрата родного человека, особенно мамы.

— Не беспокойтесь. Мы найдём виновника. Зовите следующего.

Эту же процедуру я повторил и с остальными. В общих чертах показания совпадают только у прислуги, и в том числе у повара Якова, чего нельзя сказать о квадриге наследников — их показания разнились слишком явно. Когда допрос окончился, я затушил свечку и потихоньку умыкнул её. С них не убудет, а мне экономия.

— Господин Леонардо! — окликнул меня один из дворецких, сновавших туда-сюда по коридору; в руках он держал небольшую шкатулку. — Это вам от лица семьи Д’Лакруа за вашу помощь.

В шкатулке лежала курительная трубка из кости ходока, украшенная многочисленными надписями на славянском наречии, и часы ручной работы из стали великолепного качества.

— Передай своим хозяевам, что я польщён, — ответил я, принимая дар.

Не за что меня благодарить. Пока не за что…

Солнце клонилось к закату, и от этого сад приобрёл особый золотистый оттенок, но мне было некогда любоваться этим пейзажем. На выходе я мельком посмотрел на дверной проём — там красовалось клеймо Хоэнхайма. Везде успел, чертяка.

По пути я встретил ту самую торговку сладостями с рынка. Оказалось, что мы соседи, и её зовут Майя.

— Так вы тот самый Леонардо из агентства скряги-Роя?..

— Да.

— И вам поручили расследовать убийство Алисы? — об этом, видимо, уже говорили во всеуслышание.

— Да, это так, — ответил я.

— Сложно, наверное… Ты приходи в гости — подслащу пилюлю. До скорого.

— До скорого.

Странно всё это, но я бы польщён таким вниманием.

Завалившись домой, я покормил Нярона и, кинув одежду подальше, упал спать.

Глава вторая

Впервые за всё то время, что я работаю в агентстве, мне удалось выспаться, и со свежей головой я принялся готовиться к походу на место работы Алисы и расспросам её сослуживцев. Взяв из шкатулки трубку, я затолкал туда ещё дедовский табачок, запалил его и с удовольствием затянулся. Да… Умел дедушка выбирать табак: крепкий, бодрящий и с преинтереснейшим привкусом. Не знал, что с годами табак, как и вино, становится только лучше. Продолжая наслаждаться вредной привычкой, я было потянулся за свечкой, но в дверь настырно постучали. Молча бранясь, я натянул рубашку и поплёлся к двери, в которую уже нервно тарабанили. Возле двери уже крутился Нярон, а это значило лишь одно — за дверью девушка. Открыв её, я в этом наглядно убедился: на пороге стояла Майя.

— Привет. Я тебя не разбудила? — поинтересовалась она тоном пай-девочки.

Меня это слегка насторожило.

— Нет. Я давно не сплю. Ты что-то хотела?

— Я хотела пригласить тебя в трактирчик. Ты ведь не завтракал?

Эти слова ввели меня в такой ступор, что я потерял дар речи на несколько секунд. Ишь какая прыткая! Ничего. Подыграем ей и посмотрим, что она от нас хочет.

— Ну так что?

— Я не против. Проходи, — она молча вошла в прихожую, а я притворил за нею дверь и направился в комнату за одеждой… и за свечкой… так… на всякий случай.

Одевшись, я вышел в прихожую и увидел, что Майя сидит на лавочке и гладит Нярона, а он, в свою очередь, тёрся о её ногу и мурлыкал. Это было ещё более странно, чем внезапное появление Майи. Обычно он не позволит незнакомцам гладить себя, а девушкам тем более на руки не давался. Всё это очень странно.

Всю дорогу до трактира я, как последний параноик, оглядывался по сторонам — не идёт ли кто следом, — но никого не было…

Придя в таверну, Майя усадила меня за стол, а сама куда-то испарилась под предлогом попудрить носик. Ох уж эти женщины — вечно чем-то в себе недовольны! Не понимаю я их, и всё тут!

От нечего делать я начал рассматривать всех входящих и выходящих. Не зря, как оказалось: среди новой партии посетителей особенно выделялись две фигуры в длинных балахонах с капюшонами. Они медленно и осторожно огляделись, а затем присели за соседний стол. Отшив подбежавшего разносчика напитков, они начали разговор вполголоса.

— Магистр! Зачем мы здесь? — спросило из-под первого капюшона.

— Успокойся, Робетс. Здесь безопасней, — прозвучал сиплый голос из-под второго капюшона.

Этот голос я узнаю из миллиона. Он принадлежит правой руке императора — Римусу Химичеву. Невольно я начал вслушиваться в их разговор.

— Какой у вас план, Магистр?

— Он прост: надо всего лишь найти недостающего человека. Брат Гораций уже приметил одного кандидата на роль убийцы императора Валерия III.

— Кто же этот счастливчик?

— Некий детектив Леонардо. Гораций уже начал загонять его в нашу ловушку, и ради этого он зарубил свою родную мать.

При этих словах меня обдало холодом, в голове воцарился настоящий ужас. Меня хотят использовать как козла отпущения, как марионетку в правительственных интригах! Спокойствие, только спокойствие. Надо слушать дальше.

— Магистр! Неужели вы хотите провести обряд возвращения Истинных Владык этого мира?!

— Совершенно верно! Но для этого нам нужен катализатор — человек с пепельными волосами и глазами разных оттенков красного. Леонардо подходит под эти критерии как нельзя лучше. Если всё пройдёт по плану, то весь мир падёт к нашим ногам! Вот, передай это письмо Магистру Юлию, пока я буду в отъезде. И проследи, чтобы Леонардо никуда не делся! Да воскреснут Короли!

— Да воскреснут Короли, Магистр.

Римус быстро встал и направился к выходу. Слегка подождав, к двери направился и Робертс. Это уже слишком! Забыв про Майю, я встал и последовал за ним.

Он шёл достаточно вальяжно, как будто ему сказали не письмо доставить, а пяти шахам наставить рогов с их гаремами… За одну ночь. Так что следить за ним было легко. Однако он часто оглядывался, благо, не заметил. В скором времени он свернул в безлюдный переулок, и я понял — пора!

Подобрав с земли камень потяжелее, треснул Робетса по капюшону что есть мочи. Сдавленно вскрикнув, он упал навзничь прямо в лужу нечистот. Похлопав его по карманам, я извлёк письмо со странным камешком ядовито-рыжего цвета. Развернув конверт, я извлёк аккуратно сложенный листок и прочёл ужаснувшие меня строки:

Приветствую вас, Магистр Юлий! Довожу до вашего сведенья, что последний и, по сути, самый важный ингредиент найден! Им станет Леонардо Д’Аманэ. На основании этой новости прошу Вас обеспечить благополучную поимку данного субъекта и доставку его в храм к сроку. С гонцом посылаю вам последнюю частицу Грешной пустоты. Искренне ваш, Химичев Римус. Да воскреснут Короли!

Поражённый таким поворотом событий, я оставил Робертса в луже, а письмо и камень оставил себе. Затем направился к Рою за помощью.

Агентство, как всегда, пустовало. Рой сидел у себя в офисе и скрупулёзно пересчитывал своё «состояние». При моём появлении он стал мрачнее тучи.

— Чего надо?! — рявкнул он.

— Господин Рой! За мной охотятся!

— Что за бред ты несёшь?

— Вот такой! — я передал ему письмо.

Прочитав письмо, он изменился в лице. Затем внезапно выхватил свой «Волхв» и выстрелил мне в плечо. От дикой боли, прокатившейся по всему телу, мои ноги подкосились, и я грохнулся на бревенчатый пол.

— Я бы с удовольствием пристрелил тебя прямо здесь и сейчас, но ты нам нужен живым, — последнее, что я увидел, была подошва сапога Роя, резко упавшая мне на лицо.

Как?! Как он посмел?! Этим действием он обратил против себя всю Империю! Он же предал свою родину… Хотя почему я решил, что он микарец? Внешне он больше походит на креанца, чем на микарца. Да и его странный говор… Но это не даёт ему права палить в честных людей направо и налево средь бела дня!!! Мне даже страшно об этом думать.

Пробуждение было ещё ужаснее: я лежал в сырой и затхлой тюремной камере, надо мной сопел ещё кто-то. Резким движением я буквально вылетел с кровати и уткнулся затылком в мокрую, поросшую мхом стену. Всё размыто, всё пахнет гнилью… Ужасно!!! Очки я так и не нашёл, поэтому пришлось мириться со всеми дефектами моего несчастного зрения. Самое страшное испытание — это ждать. Ждать, когда сам не знаешь, чего именно ты ждёшь, ждать и надеяться на лучшее, даже когда всё рушится к чертям собачьим, подобно песочному замку, осыпающемуся от лёгкого дуновения ветра. Ждать — это единственное, что мне осталось. Только ждать…

Вдруг сопение стихло, и на втором ярусе кто-то зашевелился. От страха я вжался голой спиной в угол зловонной темницы. С койки на пол прыгнула некая личность невысокого роста и худощавого телосложения. Повертев головой туда-сюда и увидав меня, она подскочила ко мне и, наклонившись, изрекла:

— Привет! А как тебя зовут?

— Леонардо, — сказал я, выбираясь из угла.

— Какое замечательное имя! А меня зовут Алисия или просто Лиса. Вот, держи свои очки.

С этими словами Лиса надела мне на нос мои блюдца. Мир сразу же приобрёл ясность. Передо мной стояла золотоволосая девчушка с чересчур детским личиком.

Походив по камере, я решил выглянуть наружу и хоть как-то сориентироваться, но вместо этого получил дубинкой в лобешник с такой силой, что отлетел на добрые три шага от решётки. В карцер зашёл орк-стражник и, пнув меня в бочину, вытряхнул моё тело в коридор, затем поднял и пинками погнал куда-то по огромной зале, вырезанной в гранитной скале.

По пути я насчитал, как минимум, ещё сотни три решётчатых дверей в камеры-кельи наподобие моей. Сколько же они напохищали?! Зала кончилась, и теперь мы шли по узкому, длинному коридору без поворотов и лишь с одной единственной дверью в конце…

За нею находилась ещё одна зала, только намного меньше. Посреди помещения стоял круглый стол, за которым сидели пятнадцать человек в капюшонах, скрывавших их лица. Меня усадили на свободное место.

— Братья! — раздалось из-под шестого от меня капюшона. — Разрешите представить вам плод наших экспериментов — Леонардо!

— Кто вы такие и что со мной сотворили?!

Один из них встал и снял капюшон. Под ним оказалось лицо Германа.

— Мы те, кто не забыл истинных владык этого мира. Мы те, кто карает нечестивых, мы — Гельминты!

— Успокойся, брат Герман! — рявкнул другой человек. Герман сел. — Позволь рассказать тебе о том, зачем ты здесь. Ты когда-нибудь задумывался о слабости жизни перед смертью? Вижу, что задумывался. А помнишь, как брат Рой прострелил тебе плечо?

С ужасом я схватился за левое плечо. И каково же было моё удивление, когда вместо кровоточащей раны я обнаружил розовый, как новорождённый поросёнок, рубец. Такой же рубец красовался в области над сердцем.

— Вот видите — ваши раны регенерируют с неимоверной быстротой.

— Это невозможно!

— Возможно. Но, увы и ах, возможно только с вами. Вы, можно сказать, совместимы с Королями Греха.

— С кем?

— Вы разве не слышали историю о Палеократе и семи Королях Греха? Тогда, братья, позвольте я поведаю Леонардо эту историю. В древние времена этим миром правили семь Королей, семь великих грешников — Глоттани, Прайд, Ласт, Энви, Грид, Слоу и Расс. Правили они достаточно жестоко. Они заставляли подданных чтить их, как богов, а всех неверных попросту казнили. Но вот однажды жители королевства взбунтовались, поставив себя выше Владык, и начали требовать их смерти. Но были и те, кто встал на их защиту. Так люди всех рас разделились на два лагеря — Гельминтов и Дендеров. Владыкам не нравились все эти распри, и они приняли отчаянное решение: они обратили всех Гельминтов в безжалостных существ с коллективным разумом, чудовищной силой и «сердцем Евы» вместо живого органа. Люди стали механическими куклами. Но среди них оказалось одно изделие-девиант — это был Палеократ. Он ужаснулся жестокости Владык и, сбежав, возглавил самую крупную атаку Дендеров, вошедшую в историю как «Бойня под Валгаллой». Обе фракции понесли огромные потери, но Владыки были схвачены и казнены. Их силы изверглись в мир и породили из себя самое страшное наказание для оставшихся в живых: в мир пришли семь смертных грехов — Обжорство, Гордыня, Похоть, Зависть, Жадность, Лень и Гнев.

— Ну, а я-то тут причём?

— В твоих жилах течёт кровь Палеократа…

— Завтра проведём обряд пробуждения. Увести его! — гаркнул Герман.

Меня подняли и повели обратно. Так я прямой потомок какого-то там Палеократа… Занятно…

— Знаешь, что они сделают на этом самом обряде? Они выстроят всех заключённых в виде особой пентаграммы и, поставив тебя в центр, начнут читать загадочные фолианты, взывая к предтечам…

Голос из-под маски орка был мне знаком. Не помня себя, я вырвался из его рук и, выхватив деревянную дубинку, висевшую у него на поясе, начал превращать его голову в кашу. Остановился только, когда Николас перестал брыкаться. Я убил его… Его кровь на моих руках…

Моё раскаяние прервал внезапный звук выстрелов из «Галила». Взяв дубинку, я осторожно начал подходить к двери. Звуки не стихали… Резко отворив дверь, я наткнулся на шесть дымящихся стволов «Галила».

— Кто-нибудь его знает? — спросил широкоплечий эльф, державший картечник.

— Я его знаю! Это Леонардо! — откуда-то из толпы выскочила эта маленькая Лиса и повисла у меня на шее.

— Тогда всё хорошо, — сказал эльф и убрал картечник от моего лица. — Я Меркуцио — скромный сапожник.

— Я, как уже было сказано, Леонардо — скромный детектив, — ответил я, и мы обменялись рукопожатием.

— Я считаю, что нам надо побыстрее уходить из этого места… ЛОЖИСЬ!

В этот момент за спиной застрекотали автоматические картечники «Обливион». Сорвавшись с места, я подхватил Лису на руки и побежал так быстро, как никогда не бегал. Страх гнал меня всё сильнее, подстёгивая пронзавшими мою спину пулями, раны от которых молниеносно затягивались…

— Сюда!!! Мы нашли выход в катакомбы гномов-контрабандистов! Эти тоннели должны вывести нас на поверхность! — кричал, срывая глотку, Меркуцио и одновременно пытался пристрелить ненавистного стрелка, давящего на гашетку картечника.

Люди, бежавшие впереди и рядом, падали один за другим, сражённые картечью, затем послышались взрывы, а я всё бежал и бежал, замыкая собой редевшую с каждым выстрелом толпу из ни в чём не повинных людей, которые всё падали и падали, засыпая навеки… И вот я уже вбегаю в нехилую такую пещеру, а тут меня за плечо хватает Меркуцио.

— Присмотри за ними. Прощай.

— Нет, Меркуцио! — закричал я, ставя Лису на землю и подбегая к нему. — Ты не обязан здесь погибать!!!

— Иди, сказал же! — он резко втолкнул меня в пещеру, и дыру завалило.

Всё стихло…

Вскочив на ноги, я отчаянно пытался разобрать завал, но всё без толку.

— Что же теперь? — спросил кто-то из толпы, нарушая гробовую тишину подземелий.

— Меркуцио хотел вывести нас отсюда. Так что давайте сделаем это во что бы это ни стало. Я не хочу, чтобы его жертва была напрасной.

На душе скребли кошки, а к горлу подступил гадкий и липкий комок горечи. С каждым шагом становилось всё холоднее и холоднее, что свидетельствовало о том факте, что выход уже близко. Вдруг на горизонте блеснул белый свет. Не сговариваясь, все двадцать выживших в этой бойне перешли с вялой походки на бодрый и резвый бег. Снаружи лежал снег. Взяв Лисию на руки, я двинулся вперёд. Снег противно жёг мои босые ноги, тело коченело под натиском сурового зимнего ветра, а лицо превратилось в ледяную маску, лишённую чувствительности. Из толпы то и дело выходили в разные стороны люди, и через четверть часа остались только я и Лиса, мурлыкающая какую-то песенку своим ангельским голоском, сидя на моей спине подобно маленькой обезьянке, вцепившейся в свою мать. Силы покинули меня окончательно, и я рухнул на жёсткий и колючий снег, проваливаясь в глубокий сон.

Глава третья

Какая всё же странная штука — сон. Живописные равнины, высокие горы, гарем красивых женщин, горы золота, — всё это может даровать нам сон. Но мой сон был полон боли, злобы и неразборчивого бормотания сотен людей. Я чувствовал каждого из них явственно и отчётливо, как собственные руки. Стоило мне только сосредоточиться на выслушивании их голосов, как гул сменился слаженным хором голосов разных возрастов.

— Помоги нам, Леонардо! — кричали они, срывая глотки в кровь.

Передо мной висело багровое марево.

— Но как?

— Отомсти за нас! За мужчин, женщин, детей и стариков — за всех, кого погубили Грешные Владыки!

— Кто вы?

— Мы — защитники Владык и их противники. Мы — Дендеры и Гельминты. Точнее то, что от них осталось.

— Но я же просто человек!

— Нет. Теперь ты Божественный механизм — одно из величайших творений Владык! В твоей груди бьётся идеальное «сердце Евы», усиленное стихийным кристаллом «Грешной пустоты».

— Но я так слаб…

— Мы дадим тебе силы для борьбы с этими отребьями. Прощай.

Меня будто выдернули из сна обратно в реальный мир. Комната. Темно. Тепло. Спокойно. Лиса спит на соседней койке, зябко кутаясь в одеяльце из овечки… Точнее из её шерсти. Ничего не понимая, я снова плюхнулся на подушку и уснул. Но на этот раз сновидений не было.

За окном сияло солнце, из-за двери тянулся вкусный запах свежесваренной похлёбки с мясом и овощами. Поднявшись на ноги, я, шатаясь, поплёлся к двери и уже занёс руку, чтобы её открыть, как вдруг заметил на фронтовой стороне ладони странную пентаграмму. Такая же красовалась и на второй руке. Вконец запутавшись, я вышел в коридор. На первом этаже сновал туда-сюда Кальцефер, подгоняемый Хоэнхаймом, на это всё скептически смотрела Лиса, сидя на маленьком диванчике рядом с окном. Сам Хоэнхайм расположился на кухне, кромсая мясницким топориком салатик.

— Господа хорошие! Пожалуйте к столу! — раздалось из кухни, и я решил не пропускать возможность набить пузо.

— Проснулся, как я погляжу, и выглядишь чуть лучше, чем человек после встречи с огромным валуном. Как самочувствие? — спросил Хоэнхайм, наливая похлёбку в миску и ставя её передо мной.

— Со мной всё нормально. Но мне всё же интересно, как мы с Лисой попали к тебе, и что эти гады со мной сотворили.

— Мы с Кальцефером нашли вас в трёх милях от города и привезли сюда, а насчёт того, что они с тобой сотворили… Как бы тебе объяснить… Они же, наверное, рассказывали тебе о Палеократе? Ну так вот это всё — чистейшая правда, и…

— Давай ближе к теме, — не сдержался я.

— Ты ведь обладал некой слабой магией наподобие «болотного огонька» или «нюхач»?

— Ну и что дальше?

— Теперь ты можешь намного больше, и эти пентаграммы тому подтверждение.

Я в недоумении уставился на руки, разглядывая пентаграммы. Они были нанесены чёрной краской, как татуировки на теле моряков.

— В каком это смысле?

— Теперь тебе подвластна стихия огня во всех её проявлениях: ты можешь одним прикосновением поджечь лист бумаги, заполнить всю кухню дымом, и так до бесконечности.

— Немыслимо! А можешь рассказать поподробнее о моих новых возможностях?

— К сожалению, я сам знаю чуть больше твоего… Ходят слухи, что у Гельминтов есть некий трактат или ещё какая-то книжка, с помощью которой они повторили опыт Грешных Владык, но достоверной информации нет.

— Очень жаль. Мне бы очень хотелось знать обо всём этом побольше…

— Я слышала, что они в скором времени собирались отчалить в Конкордию на коронацию нового короля. Там, наверное, будет весело! И торт будет! И сласти… — затараторила Лиса, опустошив миску.

— Лиса, а ты намного полезнее, чем я думал! — бодро сказал Хоэнхайм и потрепал её по волосам. — Наш корабль отправляется в Конкордию как раз сегодня! Я сейчас напишу капитану Хорниголду, и он возьмёт тебя на борт!

— У тебя есть собственный корабль? — спросил я, удивляясь.

— Нет, не у меня, а у Дендеров, — с улыбкой на лице сказал Хоэнхайм, доставая письменные принадлежности.

— Ты что, один из них? Из тех, кто мучал меня?!

— Нет! Мы пытаемся помешать им воскресить Владык и принести на землю хаос и разруху! — сказал он, не отрываясь от письма.

Кальцефер и Лиса уже ушли по своим делам, оставив миски в мойке.

Через полчаса письмо было готово, и, взяв его, я направился в порт. Погода нынче стояла ясная, солнце тысячью алмазов играло на свежем снегу, воздух пах свежестью, на домах висели украшения, почти на каждом углу пел рождественский хор…

Преисполненный хорошего настроения от скорого праздника рождества, я бодрой походкой пошёл по дорожке, но стоило мне пройти пару шагов, как настроение моё упало ниже ватерлинии. На стене ближайшего дома висела листовка с изображением меня во всей красе и незамысловатой надписью:

Внимание!!! Святой Инквизицией разыскивается особо опасный террорист и мошенник Леонардо Д’Аманэ (ударение на первую А). Вознаграждение — одиннадцать тысяч микарских лир.

«Просто превосходно! Теперь я ещё и особо опасный террорист! Мало того, так меня ещё и сама Святая Инквизиция ищет! О… Как мне это не нравится!»— промелькнуло у меня в голове, и примерно с такими вот мыслями я двинулся дальше. За мной увязались двое. По виду инквизиторы пятого ранга, не меньше!

— Эй! Парень! — крикнул один из них.

Не оборачиваясь, я помчался куда глаза глядят, избегая любых препятствий. Перепрыгивая сугробы и прилавки, расталкивая людей. Скоро я выбежал на пристань и, неудачно затормозив, кубарем полетел вниз с помоста. Ледяная вода окутала меня подобно тысячам игл, разом вонзившихся в тело, а воздух встал колом в лёгких. Я уже был готов потерять сознание, как вдруг кто-то схватил меня за шиворот и вытянул на борт судна.

— Где я? — спросил я, откашливаясь и жадно глотая морозный воздух.

— Ты на «Тёмном Аристократе», и, судя по письму от Хоэнхайма, ты — Леонардо. Ведь так?

Передо мной стоял крепкий, бородатый и широкий, как шкаф, человек.

— Д-д-д-да, — стуча зубами, сказал я.

— Тогда добро пожаловать! Меня зовут Андреас Хорниголд — капитан этой бригантины. Иди в каюту и согрейся. А вы, горе-матросы, ставьте паруса и поднимайте якорь! Мы идём в Конкордию!

В каюте было просторно, а в гамаке у стены лежали меч, картечник и письмо, адресованное мне.

Леонардо, мальчик мой, я надеюсь, что ты сможешь помочь нашему общему делу, и поэтому с этим письмом я посылаю тебе магострел и меч. С уважением, Хоэнхайм.

Конкордия встретила меня приветливой солнечной погодой и звонким смехом ребятни, игравшей на пристани в снежки.

— Ну, вот мы и дома, Леонардо! Советую тебе осмотреться, сходить в кабак или к куртизанкам, а я пока запасусь провизией и водой. До скорого!

Маршанк, так назывался этот город-порт, был довольно мрачным и, на мой взгляд, гниющим изнутри. На улицах в основном мелькали люди славянской наружности, но и орков с гномами и эльфами хватало. Возле стен в сугробах сидели попрошайки, но в основном это были старики. Мне даже захотелось вернуться в Траск, наплевав на всю эту облаву Святой Инквизиции. В чужой монастырь со своим уставом не ходят… Привыкну как-нибудь.

— Господин Леонардо? — окликнул меня приятный женский голосок.

Позади стояла вполне себе привлекательная девушка, одетая в мужской мундир красно-серых тонов, а рыжие кудряшки дополняли всю картину.

— Чем могу помочь?

— Граф Вамбольт приглашает вас к себе для важного разговора. Прошу следовать за мной, — сказала она и повела меня за собой.

Она вела себя как самый натуральный солдат. Ненавижу, когда девушки ломают себе жизнь подобным образом и идут в армию. Лучше бы она пошла актрисой в театр или танцовщицей в кабаре, но не в армию. Хотя… Страна разорена вследствие недавно начавшейся войны с Туманным Конгломератом, и такие отрядики из женщин-добровольцев не раз помогали основной армии, но всё же я это не одобряю. Однако, надо признать, мундир на ней смотрелся неплохо.

Через четверть часа наших блужданий по запорошённому снегом городу мы вышли на довольно большую и широкую площадь с некогда белыми, а сейчас посеревшими от времени и экскрементов птиц, статуями и монументами.

— Что это за место? — робко спросил я.

— Площадь памяти основателям этого города, — ответила она, сворачивая к неприметному серому особнячку в два этажа.

Дом графа не отличался особой роскошью, коей могли похвастаться микарские вельможи низшего порядка. На мой логичный вопрос: «А почему вы так бедно живёте?» — он отвечал довольно просто:

— Всё то богатство, что я когда-нибудь имел, я отдал на благо нашей армии в борьбе против захватчиков принцессы Амайи Торрес.

— Зачем вы меня сюда позвали?

— Я хочу, чтобы вы помогли нам достать из лагеря противника кое-какую вещь. Она находится в самом сердце лагеря и охраняется так, что там даже мышь не проскочит.

— Я не смогу провернуть это в одиночку! — воскликнул я.

— Успокойтесь, вы не будете одни. А сейчас предлагаю вам сесть за стол и разделить со мной этот скромный ужин.

Значит, они хотят, чтобы я сделал за них всю грязную работу?! Достать им какую-то вещь и, подобно верной собаке, вернуться обратно. Но я не собака, и они ни черта от меня не получат, пока я не пойму всей картины событий, в которую был вписан кистью неведомого художника-безумца. Ни за какие деньги мира! Да чтоб им пусто было!

После ужина меня определили в комнату на втором этаже, где я быстро попал в объятья Морфея.

Утром к дому графа подъехала повозка с девочкой-солдатиком на козлах и забрала меня на линию фронта. По дороге мы разговорились и оказалось, что под шкурой идеально выдрессированной армейской собачонки скрывается хрупкая девица с широким спектром интересов, которая пошла в армию, чтобы помочь своей семье не попасть в разряд дармоедов, которых в городе не любили ещё больше, чем принцессу Конгломерата. Скоро мы были в лагере армии Конкордии, где нас встретил некий генерал.

— Так это и есть тот самый наёмник из-за моря, о котором мне говорил Хорниголд? — спросил генерал, косясь на меня. — Ну тогда гоните его в лагерь противника и пусть выполняет свою часть сделки!

Никто ему не прекословил. Меня просто-напросто выперли из лагеря с условием того, что без вражеского языка я могу не возвращаться. Да больно надо!

Лес окутывал меня, подобно ночной тьме, не давая мне расслабить мои бедные нервы. Вдали показался вражеский лагерь и дежурившие рядом с его воротами солдаты. Вытащив из кобуры подаренный Хоэнхаймом картечник, я прицелился и выстрелил. Половина стены лагеря исчезла. В мою сторону побежали оторопевшие солдаты. Обнажив меч и спрятав картечник, я тоже побежал к ним навстречу. В итоге, перемолотив кучу изделий, я добрался до главного шалаша и уже собирался войти, но начавшийся мортирный обстрел со стороны моря помешал мне. Отовсюду повалили микарские солдаты с пулевиками «Обливион» и под началом, вы не поверите, Генри Д’Лакруа. Да-да — того самого Генри, главы семьи Лакруа, убившего свою мать. Увидев меня, они начали беспорядочно палить в мою сторону. Это уже ни в какие ворота!

Залетев в недавно подорванный шалаш, я увидел ошмётки языка и странную книгу, к которой огонь даже подступить не мог. Так вот что за предмет, о котором мне говорил Вамбольт!

«Надо хватать этот фолиант и валить от этих фанатиков. Но куда? Может, в Конгломерат?» — размышлял я, сидя в шалаше. Но вдруг прогремел очередной взрыв, и шалаш буквально снесло.

Пулей вылетев из развалившегося штаба, я побежал к лесу. За спиной стрекотали пулевики, рвались разрыв-шашки, в деревья втыкались метательные томагавки, и вот я уже лечу с обрыва в реку. Я спасся. Убедившись, что за мной нет хвоста, я вылез на берег и пошёл куда глаза глядят. Через три часа я вышел к границе Конкордии с Конгломератом и без труда её перешёл.

Глава четвёртая

Ночь нехотя уступала своё насиженное место утру нового дня, солнце с опаской карабкалось по небосводу, даря ещё спящему городу своё нежно-розовое сияние. Но в городе Кердан-Кей есть те, кто этому не рад. Одним из них был Леонардо. Это утро, как и множество других, началось с настойчивого стука птичьего клюва о стекло мансарды, в которой теперь и обитал наш герой. Это был голубь-почтальон с очередным контрактом на выполнение всякой грязной работы. Иногда Леонардо проклинал себя за то, что после исчезновения из Маршанка и его побега в Кердан-Кей, находящийся под контролем Туманного Конгломерата, он стал наёмником, берущимся за любую работу. Он, конечно, мог вступить в какую-нибудь военную либо торговую гильдию, но он хотел быть одиночкой, так как из-за него и так погибло много народу. Обругивая бедную птичку самой отборной бранью, которую только знал, Леонардо оглядел ужасный бардак, который он всё никак не мог убрать из-за разного рода дел, встал с постели и, поминутно запинаясь о шкафы и стулья, поплёлся к окну, в котором сидел голубь.

Здравствуйте, многоуважаемый господин Леонардо. Я достаточно часто слышал ваше имя в своих кругах. Также я слышал, что вы берётесь за любой заказ, не перечащий вашему собственному кодексу чести наёмника. Но, я думаю, вы заинтересуетесь моим заказом. Один богатый клерк по имени Флинт публично унизил мою дорогую и любимую жену Нинель, уличив её в порочных связях с другими мужчинами, а несколько дней спустя один из его прихвостней похитил нашу дорогую дочурку Алексию! Прошу, верните нам Алексию! Я заплачу, сколько скажете, только верните её нам целой и невредимой. С уважением, Андриан и Нинель Краун.

Леонардо до мозга костей ненавидел всю эту знать, но семья Краун показалась ему приятным исключением из общей массы ублюдков и продажных женщин. С тёплым чувством на душе Леонардо быстро начёркал положительный ответ и отправил его обратно тем же голубем. После этого он отрезал себе пару кусков вяленого мяса и налил немного славянкой пинты. «Всё это как-то странно… Похищать чужого ребёнка… И ради чего?.. Как-то это неправильно… Не по законам…» — рассуждал про себя Леонардо, жаря мясо прямо в руках. За те три года, что он здесь, люди подчинили себе некую часть магии, но она продолжала оставаться уделом редких счастливчиков, у которых с самого рождения есть склонность к ней. Плотно позавтракав, Леонардо начал искать свои вещи, раскиданные по всей комнате, и, найдя их, быстро оделся, вооружился и вышел на слегка заледеневшую от небольшого мороза улицу.

Сперва Леонардо по старой памяти решил ознакомиться со всеми подводными камнями, и для этого, зайдя в глухой переулок, он поднапрягся и призвал пару упырей.

— Следить, не привлекая внимания, за домом Флинта, — велел он.

— Слушаем и повинуемся, господин… — хором ответили упыри и ретировались, а наш протагонист отправился по более важным делам: давеча ему поступил заказ от одного профессора ботаники на доставку одного очень редкого растения за достойную плату.

Лавочка была непривычно пустой и тихой, а за прилавком скучала Мирида — единственный оружейник, которому Леонардо мог доверить не только картечники и магострел, но и свою жизнь.

— Привет, Мирида, — сказал Леонардо, входя в лавку.

— И тебе доброго здоровья, Лео.

— Заказ готов?

— Да, но пришлось слегка повозиться с этой дрянью. Не каждый же день мне поручают переделать магострел, да ещё и запретного типа… Пару раз тайные стражники Короля заглядывали, но всё обошлось.

— Сколько с меня?

— Ну, что ты… С друзей денег не беру, да и опыта я получила выше всяких ожиданий, так что просто бери и будь доволен моей работой. Может, в жёны меня возьмёшь… — тараторила она без умолку, ища футляр с картечниками. — А, вот, нашла. Пользуйся на здоровье, да смотри не обляпайся.

— Спасибо, сеструха, выручила старого анархиста, — сказал Леонардо, пряча картечники и уходя.

— Так что насчёт свадьбы? — спросила она вслед.

— Всё может когда-нибудь случиться раз, а может и не раз… — ответил он, уходя.

— Дурак! — крикнула Мирида и вернулась к чтению романтической поэзии.

А ведь что-то в этой эльфийке было не как обычно: может, необычно уложенные волосы или неестественно алые губы, — но голова у Леонардо была забита другим. Дальше по плану гордо шёл заказ ботаника Арчибальда с его цветком, название которого будто бы нарочно вылетело у Леонардо из головы, но он отчётливо помнил внешний вид этого цветка.

Раздобыв коня, Леонардо поскакал за пределы города в «проклятый» лес: там, по словам Арчибальда, и рос этот чудо-цветок. Чугунные подковы рысака гулко звенели по мощёной булыжником дороге, которая, на удивление нашего героя, была абсолютно пустой. Ни тебе повозок с товарами, ни бричек с приезжими, ни дилижансов, — абсолютно никого. Только зелёные по-летнему луга да редкие домики деревенских крестьян-земледельцев, что жили неподалёку. По мере приближения к лесу флора и фауна изменялись по своему виду, размеру и количеству. Леонардо это слегка настораживало, но заказ превыше всего. Привязав коня на границе леса, Лео пошлёпал по полу болотистой местности пешком. Местный пейзаж не радовал глаз даже видавшего виды Леонардо: практически полное отсутствие света, колючие сухие ветки, так и норовившие кольнуть в глаз или оцарапать лицо, безжизненные деревья, хлюпающая под ногами жижа доставляли дикий дискомфорт. Но вот вдали блеснул небольшой лучик света. Выйдя на, казалось бы, безжизненную поляну, Леонардо увидел круглый, по диаметру луча света, ковёр из сочно-зелёного мха, а посередине рос тот самый цветок. Пересадив цветок в небольшой горшочек, защищённый руной неприкосновенности, Леонардо положил его в заплечный мешок и собрался было уходить, но внезапно почувствовал на себе дыхание холодной стали.

— Встань и повернись! Медленно! — раздалось из-за спины.

Леонардо сделал всё, что ему велели. Перед ним стояли двое головорезов из гильдии «Шангас» — довольно известной гильдии амазонок на территории Туманного Конгломерата.

— Смотрите-ка, это же фаворит нашего мастера — Леонардо Д’Аманэ!

— Дамы, я понимаю — вам до мозга костей неприятно, что ваш мастер без ума от такого, как я, но это же не повод мешать мне работать!

— Мы просто хотим убить тебя, а когда это случится, мы займём твоё место! — с победоносным кличем амазонки обрушили на Лео свои мечи, но он, изловчившись, пустил им в глаза сноп ярких искр, что давало ему время на побег, коим он и воспользовался.

Амазонки не отставали, то и дело паля в Лео из «Галила». С этим надо было что-то делать.

Свернув с дороги, Леонардо помчался через вспаханные поля к Стонущему обрыву. Остановив лошадь у самого края, он поспешно вылез из седла и попытался убежать, но его настигли, и наёмнику ничего не оставалось, кроме как сдаться в лапы злобных амазонок.

— Добегался? — спросила та, что повыше. — Но теперь тебе некуда бежать!

— Ты сам себя загнал в ловушку! — поддержала её более низкая и широкая подружка.

— Это вы так думаете. Дамы. Кони. Мне было крайне приятно с вами пообщаться. Прощайте, — с этими словами он нарочито оступился и исчез в чернеющей пасти обрыва.

— Мы убили его… Мы убили Самого Леонардо Д’Аманэ! Нам все будут страшно завидовать! — заверещала высокая.

— Зато госпожа нас буквально изничтожит и закопает в саду, как неугодных, — возразила низенькая. — Предлагаю сказать, что мы его не видели и не знаем, где он.

— Курияма, да ты гений! — воскликнула высокая.

— Да нет, конечно же! Харухи, ну, вот сама подумай, какой из меня гений? — отпарировала Курияма. — Давай лучше поскорее вернёмся домой и выпьем за наш общий триумф. Заодно и новую лошадку приведём в конюшню, — предложила она.

Так они и сделали.

Леонардо висел на одном из выступов рядом с пещерой. Каково же было его удивление, когда в этой пещере он нашёл шайку воров-карманников, которые, к тому же, были весьма наслышаны о самом Леонардо.

— Господин, чем обязаны таким высоким визитом? — спросил предводитель шайки.

— Какой я вам господин? Я такой же, как и вы, внезаконник, но с большей магопроводной способностью, чем вы, вот и всё.

— Хорошо. Но, так или иначе, чем мы можем вам помочь?

— Братья, помогите мне вернуться в город, и я помогу вам выбраться из этой пещеры, — сказал Леонардо, взглядом указывая на стариков и раненых.

— Товарищи! — воззвал к народу предводитель. — Поможем же этому благородному человеку найти путь в этих запутанных катакомбах!

— Поправка, я не человек.

Катакомбы тянулись далеко в город и за его пределы. Этим часто пользовались воры, чтобы скрытно перемещаться по городу, а точнее под ним. В провожатые Леонардо дали слепого мальчика без имени, но все звали его Марк.

— Марк, ты действительно слеп? — спросил Леонардо, пытаясь не потерять мальчонку из поля зрения.

Марк остановился и, повернувшись лицом к Лео, снял истлевшую повязку с глаз. В скудном свете огненного шара Леонардо разглядел два глаза, затянутых мутно-серой пеленой.

— Прости…

— Ничего страшного. Я был таким, сколько себя помню. Господин, можно вопрос?

— Валяй.

— Я слышу звук горящего огня, но не чую запаха горелой тряпицы. Это один из ваших фокусов?

— Да, Марк, это огненный шар.

— Мы на месте, — сказал Марк и указал на лестницу.

— Спасибо. Передай своим, что я скоро вернусь.

На поверхности был день, и яркий солнечный свет больно слепил глаза. Леонардо стоял прямо напротив дома Арчибальда. Поднявшись на третий этаж, Леонардо постучал в нужную дверь.

— Кто там? — раздалось из-за двери.

— А кто там? — спросил Лео с насмешкой.

Послышался щелчок засова, и дверь открылась. На пороге стоял Арчибальд.

— У вас всё получилось? — спросил он, впуская Лео внутрь.

— Конечно. Но мне попытались помешать наёмники из «Шангаса», — сказал Лео, ставя горшок на стол.

— Наверное, вы потребуете больше…— начал было ботаник, но Лео осадил его жестом.

— По кодексу я не могу взять с вас больше оговорённого ранее. Так что с вас только девять тысяч.

— Деньги на столе, — сказал Арчибальд и унёс цветок к окну мансарды.

Забрав деньги, Лео предпочёл уйти, не прощаясь. Внизу его ждали стражи порядка.

— Леонардо Д’Аманэ, вы арестованы по подозрению в похищении Алексии Краун. Нам приказано изъять у вас всё оружие и сопроводить в участок, а затем в зал суда.

Лео не стал спорить и подчинился.

Ненавижу местные тюрьмы, да и тюрьмы в общем: тесно, сыро, грязно, бегают здоровые крысы, таская из угла в угол всякую дрянь. Ужас, одним словом. Меня определили в самую крепкую и «несбегаемую» камеру с толстыми стенами, герметичной дверью и замкнутой системой вентиляции, основанной на каком-то артефакте из «тёмной рощи». Несколько раз попробовав пробить стену огненным шаром, я понял, что это более чем бесполезно. И тут вдруг моё внимание привлекла маленькая мышка, которая шмыгала туда-сюда уже минут пять.

— Давайте думать логично, — начал я вслух. — Если есть мышь, значит, есть и норка, а если есть норка, то есть и выход на волю. Но как мне это проверить?

«Обратись… Обратись…» — послышалось в голове. Эта мысль меня очень удивила, но попробовать стоит. Нарисовав в подсознании маленькую рыжую мышку, я представил, как превращаюсь в неё. Тело приятно защипало, затем пришла дикая боль. Колени начали выгибаться в другую сторону, руки сжимались и превращались в лапки, кости хрустели по всему телу так, будто их крошили молотом, да и ощущения были такие же, кости черепа тоже испытывали довольно болезненные изменения, ломаясь и удлиняясь. Когда всё закончилось, я был уже полноценной, сформировавшейся мышкой с ярко-оранжевой шёрсткой. Теперь оставалось найти норку, куда можно было бы сбежать…

— Хэй! Ты заблудился? — послышалось позади.

— Да, я норку потерял… Помоги мне, — даже не сказал, а пропищал я теперь уже большой серой мыши, что стояла за спиной с зерном в лапах.

— Следуй за мной, малыш, — вильнув хвостом, она мгновенным движением переместила зерно в зубы и проворно побежала под койку.

Я последовал за нею.

Оказывается, под тюрьмой был настоящий мышиный город с множеством ходов, лазеек и всей остальной дребеденью. Я невольно начал оглядываться вокруг и чуть не потерял свою спасительницу в плотной куче других грызунов. Пройдя ещё немного, я почувствовал дуновение свежего ветра и, совершенно забыв про спасительницу, побрёл к источнику ветра. Вскоре я вышел на мощёную крупной брусчаткой улицу. Была уже ночь или поздний вечер. Забежав в тёмную подворотню, я начал процесс обратного превращения. Это было ещё болезненнее, чем обращаться в мышь. К тому же, после этого я чувствовал себя хуже выжатого лимона.

«Прости, мы должны были понять это раньше…» — опять раздалось в голове.

— Что понять? — спросил я в недоумении.

«То, что это действие, присущее элементалям воды, высосет из тебя все соки и причинит адскую боль. Прости. Это наша вина…»

Вот тут меня пробрало… Теперь всё понятно… Этого не было описано в трактате, который я буквально съел от корки до корки. Так, значит, для таких фокусов мне нужно найти элементаля воды, моего природного врага, и вобрать его силу в себя… Непростая работёнка.

— Ничего, — сказал я, — это не важно. Главное — мы сбежали из этой поганой тюрьмы. Теперь нам надо найти этот чёртов особняк Флинта и, наконец, окончить историю с ещё одним заказом, — сказал я, выходя из подворотни.

Не успел я сделать и трёх шагов, как наткнулся на одного из офицеров, что давеча задержали меня. В руках у него было отобранное у меня оружие.

— Постарайся больше не попадаться на глаза патрулям. Там ведь сейчас один молодняк… Не дай Господь ещё искалечишь бедняг, они ведь не знают, насколько ты опасен и одновременно важен для нашей бывшей принцессы.

— Не волнуйся, Антон, постараюсь, — сказал я, цепляя всё своё барахло на место.

Хороший он человек, понимающий, да вот только жалко, что работает в таком гадючнике как Кердан-Кейская тюрьма особого режима. Поблагодарив его за вещи, я пошёл прочь.

Отклика от посланного мною зова не было, и поэтому мне было сложно искать какие-либо зацепки к месту нахождения особняка. Без особой надежды я последний раз послал зов, и каково же было моё счастье, когда я смог различить слабый сигнал со стороны холмистой части города, где селились очень богатые люди. И как мне это самому в голову не пришло? Не став терять время, которого и так мало, я направился в Холмогорье, именно так назывался тот район…

С каждым шагом сигнал отклика крепчал, а дома богатели.

«До чего же я ненавижу всю эту знать, всех этих богатеев, просто до мозга костей ненавижу, но работа есть работа, особенно если заказчик — приятное исключение из моего вечного кредо: “Не помогать богатым, не оскорблять бедных”. Очень приятное исключение, осмелюсь отметить. Но, к сожалению, единственное, что я повидал на своём веку. А жаль…» — думал я, идя всё дальше и дальше, ориентируясь на отклик, ставший для меня единственным звеняще-скрипящим звуком в мире. Я был близко. Пройдя ещё метров пятьсот, я увидел высокий, в три или четыре этажа, особняк, а рядом с ним своего фамильяра-упыря.

— Что ты узнал? — жёстко спросил я.

— Девчонки там нет, хозяин, но есть элементаль воды, примерно равный вам по силе. Простите…

— Это плохо… Ты молодец, можешь быть свободен. Пока что, — отрезал я.

— Я повинуюсь… — прошипел он и растворился в тускло-бордовом свечении.

Это прибавило мне немного сил, но к поединку с элементалем я готов не был. Как глупо…

В один большой прыжок я перемахнул через ограду и сразу почувствовал его. Мальчик лет пятнадцати, по силе и впрямь практически равен мне. Похоже, меня он тоже почувствовал и начал движение ко мне. Слабым усилием воли я смог подавить спектральный след своей ауры, так чтобы он потерял меня. Не знаю, получилось или нет. Продолжая вести себя как можно скрытнее, я начал обследовать территорию на предмет охраны и других неприятных сюрпризов. Вскоре показался и сам элементаль: крепкий с виду детина, одетый в богато украшенные одежды. В окружении горничных он выглядел совсем беззащитным. Прицелившись, я выстрелил. Пуля прошла навылет, не причинив ему никакого вреда. Как глупо… Горничные сразу же бросились на меня, скрутили и поднесли ближе к своему господину. Мерзкий пацан, ничего не скажешь. Долбаный дамский угодник со слащавой мордочкой.

— Ну, кто это у нас тут? — спросил он с ноткой надменности в голосе.

Меня уже начинало потихоньку выворачивать наизнанку от одного его вида.

— Не твоё дело, ублюдок! — злобно рявкнул я.

— Но-но-но… Ты сейчас не в том положении, что бы грубить мне, — сказал он с брезгливостью.

Затем вероломно впился мне в губы.

Голова загудела, из неё что-то рвалось на волю… Через секунду из черепа вырвалось с десяток водяных игл, причиняя мне дикую боль, а этот гадёныш разразился диким хохотом.

— Пропасть в силе между нами непреодолима! У тебя нет и шанса на победу! — кричал он, теряя человеческий облик.

— Ты прав… — захрипел я, вставая, — Вот только перевес на моей стороне!

Мои руки начали плясать в танце злобного гения, вычерчивая в воздухе причудливые знаки и слова на неизвестном языке, губы беззвучно шептали старинные и странные заклятья, татуировка на левой части лица начала светиться и жечь, кости трещали, мышцы рвались и тянулись, но боли я не чувствовал. Это было моё заклятье. Это была моя стихия. Я смогу!

«Я повинуюсь, огненный элементаль», — на секунду раздалось в подсознании, и меня буквально подбросило в воздух. Пройдя через раскрывшуюся надо мной пентаграмму, я преобразился: за спиной появилась пара крыльев, «Аскалон» стал длиннее и шире, а плащ лишился рукавов.

— Это тебе не поможет! — взревел монстр, что стоял на месте мальчишки.

Служанки куда-то исчезли. Без лишних слов я перехватил меч поудобней и сделал моментальный выпад в область груди, но меч наткнулся на плотный слой воды.

«Откуда он только её столько взял? Не суть. Надо убить этого ублюдка!»

С этой мыслью я увернулся от мощного удара его исполинского кулака. Взмыв повыше, я поднял меч вверх, и над гигантом тотчас образовалась огромная пентаграмма, которая преобразовала мой меч в магострел… Направив его на элементаля, я спустил курок. Сгусток энергии чудовищной силы буквально раздавил гиганта. Силы мои иссякли, и я рухнул на землю, чудом выжив, затем встал и, опираясь на «Аскалон», пошёл к пацану.

— Что это было? — спросил он, истекая кровью.

— Запрещённая магия огненного элемента — «Дух Армагеддона», — ответил я, занося меч над ним.

— Собачий потрох… — сказал он, и я проткнул его «сердце Евы».

Тотчас через меня прошёл разряд тока, и в голову потекла информация, знания и сила. Я корчился от боли, но меч не отпускал. Когда всё кончилось, я упал без чувств.

Глава пятая

Я очнулся… Не знаю где… Потолок был мне знаком, но я не мог вспомнить, где его уже видел. Сколько раз я проклинал себя за такую короткую память, уж и не вспомнить… Осмотрев интерьер, я заметил одну черту, которая дала мне не то что подсказку о моём местоположении, а полномасштабный и развёрнутый ответ на эту тему: рядом со мной мирно спала Майя. Она лежала настолько рядом, что я чувствовал её ровное дыхание на своей перебинтованной окровавленными бинтами груди. Это плохо. Если хоть одна из амазонок застанет нас в таком виде, то я смело смогу попрощаться с жизнью. Осторожно, чтобы не разбудить Майю, я вылез из кровати и с ужасом обнаружил, что пристёгнут к Майе кандалами на длинной цепи. Черт бы побрал тот факт, что после поглощения другой стихии вся магия улетучивается на длительный срок. Если бы не это, то я бы с лёгкостью расплавил цепь и исчез без шума и пыли, но судьба ведёт свою игру с моей персоной, и её не волнует моё собственное мнение. За дверью послышались приближающиеся шаги. Со скоростью пули я нырнул под кровать, и только я это сделал, дверь буквально с пинка отворилась, и в проёме показались две амазонки, те самые, что гнали меня к Стонущему обрыву. Кажется, их звали Курияма и Харухи. Крайне странные имена… Я затаился.

— Госпожа! — закричала Харухи, прыгая на кровать.

Ножки противно скрипнули, но выдержали. Затем на кровати начали ёрзать.

— Харухи! Чтоб тебя волки съели! Что ты здесь делаешь?! — послышался звук ударившегося об пол тела и жалобный всхлип. — И где мой любимый?!

— Так он здесь! Он в этой комнате?? — закричали они, обнажая мечи.

Я тяжело вздохнул, по спине побежали мурашки, на лбу проступили капельки пота.

«Мне конец…» — пронеслось в голове…

— Да, и что с того? Да поймите же, наконец, дуры вы разэтакие, что я люблю его, и если вы его убьёте, то я вас за волосы подвешу и начну медленно снимать с вас кожу.

Голос Майи изменился до неузнаваемости. Он приобрёл противный не то хрип, не то визг и стал похож на голос убийцы-психопата. Судорожно я схватил ладонью цепь и усилием мысли попытался нагреть её. Получилось. Цепь начала краснеть и поддаваться. Немного попыхтев, я смог освободиться, и в этот самый миг чья-то могучая рука схватила меня за штаны, единственный предмет гардероба, который я нашёл на себе, и с усилием выкинула меня из-под кровати в стену. Очки разлетелись вдребезги.

— Вот он где! — закричала длинная Харухи, занося надо мной свой меч.

Крепкая Курияма в это время возилась с Майей. Еле отпрыгнув, я смог избежать удара, но зато вылетел прямо в открытое окно.

— Вот я неудачник, однако… — успел заметить я, прежде чем проломить своим телом дно проезжавшей мимо телеги с сеном.

Потирая ушибленное место, я встал и, отряхиваясь, пошёл прочь.

— А ну стоять, поганый выродок! — послышалось из-за спины.

Обернувшись, я увидел, как из дверей выбегает целая толпа вооружённых до зубов амазонок и бежит за мной. Моментально повернувшись обратно, я начал перебирать ногами с такой скоростью, что мне любой бегун позавидует, обращаясь при этом на бегу в худого пса. На этот раз процесс обращения был более приятным и стремительным. Уже через мгновение я скакал по набережной, цокая когтями по камням. Оторвавшись от них на приличное расстояние, я свернул в ближайший дом и спрятался под лестницу. Когда всё устаканилось, я обратился обратно, вышел из дома и побрёл, куда ноги несли. А они несли меня в неизвестном мне направлении, но я точно знал, что добром это всё не кончится.

Вещи свои я нашёл в помойном месте, рядом с таверной, из окна которой я выпрыгнул четверть часа назад. Сапоги были изрезаны в лапшу, плащу повезло больше — его изваляли в грязи и растоптали, маузеры и «Аскалон» валялись неподалёку, рубашку я так и не нашёл. Отряхнув плащ, я надел его поверх бинтов, прицепил за спину ножны с мечом, закрепил на бёдрах кобуры, закатал чуть пониже колена штаны и пошёл дальше в военный район за советом и помощью.

Заведение, которое меня интересовало, встретило меня вывеской с надписью на чистом славянском, которая гласила: «Здрав будь, всяк сюда входящий, если ты, конечно, этого достоин»… Очень интересная надпись. Особенно если знать, что она написана кровью врагов этого заведения. Распахнув калитку массивных ворот, отделяющих территорию школы подготовки наёмных солдат высшего уровня от остального мира, я оказался в ухоженном, зеленеющем саду, наполненным бритоголовыми, накачанными, но без переборов, парнями разного возраста, бродящими вокруг да около, дискутируя на философские темы. Вдали слышалась отборная ругань в исполнении глав этого заведения. Видимо, недавно сюда поступили новые рекруты. Как я им не завидую…

— Здравствуй, брат мой названый, друг ты мой закадычный, товарищ мой верный! — затараторил он, отвлекаясь от стоящих в упоре лёжа молодых парней, лет по десять каждому.

— И тебе привет, Никола… — сказал я, прежде чем этот шестидесятилетний, не побоюсь этого слова, мужик заключил меня в свои крепкие дружеские объятья.

У меня затрещали кости. Какая же сила скрыта в его давно не молодом теле?

— Ну, зачем пожаловал в обитель старого наёмника? — спросил он, когда поставил меня на место.

— Мне нужны твои молодцы. Человек пять, максимум семь.

— С какой целью?

— Незаметное проникновение в приведённый в боевую готовность форт Конгломерата, вывод заложников, возможно — штурм.

После моих слов он сильно помрачнел.

— Следуй за мной, — сказал он и повёл меня сквозь лагерь, напрочь забыв о стоявших в упоре лёжа рекрутах.

Он был чем-то очень опечален, но я не понимал, чем. Шёл он как-то не так… Обычно он сильно прихрамывает на правую ногу — видимо, это из-за старой раны, — однако сейчас он буквально летел, забывая хромать. Так продолжалось вплоть до довольно старой башни, от которой исходила странная аура.

— Что там такое? — боязливо спросил я.

— Твои помощники, — сказал он, открывая тяжёлую дверь.

В непроглядной тьме я чувствовал двоих.

— Здравствуй, мастер… — раздалось из темноты. — А кто это с тобой?

— Это Леонардо, и теперь он ваш хозяин, отец и чёрт в ступе. Вы слушайтесь его, а я вас выпускаю. Согласны?

— Конечно!

Теперь голосов было два.

Никола ступил во тьму. Запалив огненный шар, я последовал за ним. На стене висели двое молодых парней, годов по шестнадцать, все истерзанные и замученные.

— За что они так наказаны?

— За попытку вырезать весь императорский дворец в Иллиарде — столице Микарской империи. Неудачную, к счастью или к горю — сам разберёшься. — Он нехотя отстёгивал их от тяжёлых оков по всему телу. — Увижу вас двоих в радиусе километра от лагеря — за гениталии подвешу. Уяснили?

— Да, папочка, — сказал русоволосый, потирая запястья. — Мишаня, готов к труду и обороне?

— Конечно, Андрюха, — ответил сероволосый.

Их звали Михайло и Андрей. Два брата по крови. Кукловод и изделие. Как же жестоко судьба обошлась с этими двумя детьми! Как мне их жалко…

— Так что тебе надо от нас?

Мы сидели в ближайшей таверне и запоздало завтракали. Михайло по просьбе Андрюхи ушёл искать транспорт, а он за это обещал приберечь ему вкусный кусочек мяса и кружку сидра. Ну точно дети.

— Нам надо проникнуть в один из периферийных фортов города, изъять у одного мерзавца ценный груз и вернуться.

— Интересно… Работы там минут на тридцать, с учётом разноса форта в клочья…

— Нет, форт трогать нельзя. Максимум — вышибить ворота и отвлечь охрану, чтобы я смог туда войти и выйти.

— Тогда пятнадцати минут нам хватит за глаза! О. Кажется, транспорт подоспел, — сказал Андрей, поднимаясь из-за стола.

На улице нас ждал целый конный экипаж из брички и тройки гнедых коней.

— В рот мне ноги! Миха, мать твою через корыто, где ты угнал это чудо? — закричал Андрей.

— Брат, хватит орать на всю Ивановскую! И почему сразу угнал?

— А что тогда?

— Позаимствовал на законных условиях у этого пожилого товарища, — сказал Михайло, указывая в бричку.

Из неё высунулся крепенького вида старичок и призывно помахал нам рукой. Мы молча залезли в бричку.

За окном раскинулся вековой бор из сосен и елей с высоты горного серпантина. Старик Райли рассказывал нам про своё военное прошлое.

— …так вот, сижу я, значит, в засаде вместе со своими соратниками, жду караван конкордцев, и тут вдруг раздаётся звук корабельных мортир, залетали щепки, ошмётки зданий и тел солдат, не только наших, но и чужих. Началась паника, все забегали, закричали, что на нас напала Микарская империя. Прознав об этом, наша принцесса Амайя и конкордский принц Эринант заключили мирное соглашение и единым фронтом выступили против микарцев. Нашему отряду поручили охранять эту встречу, но какой-то гадёныш пробрался в замок и зверски расправился с Эринантом. Но это не помешало нам объединиться и оттеснить микарцев к прежним границам, а затем мирно урегулировать проблемы с Конкордией…

Я слушал его и чуть ли не плакал от досады… Ведь всё это сделал я… Я полное ничтожество…

— Приехали, — сказал Миха, останавливая бричку поодаль форта.

Оставив господина Райли в бричке, мы побрели к форту.

— Что делать будем, господа наёмники? — спросил Миха.

— Предлагаю сделать так. Ты занимаешь позицию вон на том холме, — Андрей взглядом указал на невысокий холмик чуть позади нас, — оттуда хороший обзор, и «Другом» прикрываешь нас пока…

— «Другом»? — недоумённо спросил я.

— Дальнобойное ружьё Ушанова и Грекко. Сокращённо — «Друг», — разъяснил Миха, вытягивая руку прямо перед собой.

По земле растеклась фиолетовая пентаграмма, из которой начало медленно подниматься странное оружие: картечник с длинным стволом, странным цилиндром на ствольной коробке и длинной изогнутой рукоятью, которая заканчивалась расширенной частью. Перекинув его за спину, Миха поспешил удалиться.

— Теперь с тобой разберёмся, — изрёк Андрюха, извлекая из голубой пентаграммы широкий палаш.

— А я-то что?

— Ты обращайся в какое-нибудь животное, только помощнее и пострашнее, и побежали нападать.

— Понял, — сказал я.

Тело окутало рыжеватой дымкой, кости начали расти и расширяться, одежда — сливаться с кожей, из которой буйно прорывались клоки чёрного меха, мне стало очень жарко. «Может, надо было придумать медведя с более летним мехом?» — задал я себе мысленно вопрос, но ответить на него не успел. Столб чистого света с того места, где осел Миха, разнёс ворота в щепки.

— Погнали! — скомандовал Андрей, и мы кинулись навстречу растущей куче стражников.

Я бил так, чтобы они не умерли, но оказать нам сопротивление также не смогли. Я бил и бил, бил и бил, а их меньше не становилось, Миша стрелял без устали, а вот Андрей, похоже, уже подустал махать своим мечом. Внезапно двери амбара позади распахнулись, и из них выкатился танк.

— Иди дальше! — кричал Андрей. — Им я сам займусь!

Я не стал спорить и, откинув очередного воина, быстро нырнул в подвал. Здесь было темно и сыро, по углам плодилась плесень и всё остальное, даже дверь, за которой я ощущал две слабые ауры, проржавела насквозь, что позволило мне без особого труда выбить её.

— Не трогай меня! — верещал Флинт, закрываясь от меня девочкой Алексией. — Съешь её, но не трогай меня!

— Нет, ублюдок, — процедил я, обернувшись собой, — умрёшь ты!

Забрав из его рук Алексию, я завязал ей глаза и заткнул уши, затем сжёг Флинта заживо. На поверхности тянуло дымом, везде валялись ошмётки танка, и причём не одного и не двух, а посреди всего этого стоял Андрей и смеялся злым смехом.

— Как всё прошло? — спросил он меня. — Вижу, что удачно. Ну, уходим.

— Никуда вы отсюда не уйдёте, жалкие изменщики! — Это кричал начальник форта. — Вы умрёте прямо здесь! — земля дрогнула, и прямо перед нами открылся люк, из которого повалили изделия Гельминтов.

— Беги, — сказал Андрей.

— А как же ты?

— У меня на роду написано умереть при исполнении договора наёмника. Беги.

— Но…

— Беги, мать твою! — крикнул он.

Я не стал спорить. Сняв повязку с глаз Алексии, я обратился в рыжего волка. Она очень охотно уселась мне на спину, и я побежал прочь.

Остановился я, только когда достиг дома семейства Краун.

— Спасибо! Спасибо вам, Леонардо! Сколько мы вам должны?

— Не надо денег. Я всё равно не возьму.

— Но мы не можем оставить вас без награды… Возьмите хоть этот перстень-печать, — сказал Андреан, снимая с пальца богато украшенный перстень. — Предъявив его в любом банке Конгломерата, вы сможете забрать любую сумму.

— Спасибо за столь щедрый подарок… — сказал я, принимая перстень и прощаясь.

Теперь мне предстояло другое дело — возвращение на родину.

Глава шестая

Я сидел в не очень хорошей таверне и просто-напросто накачивал себя алкоголем, благо денег у меня было предостаточно. Что-то терзало меня изнутри, перед глазами всё ещё стояла картина того, как два парня перегородили дорогу танкам, в ушах гремела бешеная канонада взрывов. С того штурма прошло ровно семь дней, и от этой мысли мне только хуже. За всё это время я не получил ни одного заказа… Похоже, слухи о том вульгарном поступке распространились со скоростью лесного пожара. Все те, кто называл меня другом, отвернулись от меня, но настоящие друзья и товарищи, такие как Мирида, Никола и даже Амайя, всё так же помогали мне не покончить с собой… Уже в шестнадцатый раз. Похоже, они делали это от чистого сердца, или просто жадничают мне несколько метров верёвки да кусок мыла, но от одной той мысли, что хоть кто-то заботится о такой шавке как я, на душе теплело. На стол, тяжело ударившись дном, приземлилась резная кружка, рассыпав из себя горсть туманно-серых брызг молодого креольского сидра. Неохотно оторвав взгляд от тарелки с недоеденным мясом ходока и подняв глаза на визитёра, я чуть не поперхнулся собственным выдохом: передо мной стояли Андрей и Михайло… Стояли и просто-напросто улыбались!

— Привет, Леонардо. Не занят?

Внутри заскреблось желание вскочить из-за стола и со всего замаха ударить им промеж глаз за то, что они настолько безрассудны, за то дурацкое решение остаться и задержать погоню, но рамки возраста не позволили мне распускать руки.

— Садитесь.

Они послушно опустились на два свободных места. Воцарилась относительная тишина.

— Прости нас, дураков, не подумали, — стыдливо склонив голову, пробурчал Андрей.

— Ничего страшного. Главное — что вы целые. Как вы меня нашли?

— С твоей репутацией это не составило особого труда. Мы просто спросили, где Леонардо, и нам указали на этот паб.

— Судя по твоему скверному настроению и кислой морде лица, заказов у тебя больше нет… — загадочно сказал Миха, извлекая из-за пазухи изрядно мятый конверт.

Посмотрев на письмо, я нехотя взял его в руки и начал медленно читать, всё время щурясь, очки-то я купить позабыл… Отправителем был старик Хоэнхайм. Письмо гласило, что Химичев со своими прихвостнями собрал армию фанатичных радикалов и наводит массовые беспорядки во всей Империи, и повстанческой армии сопротивления, то есть Дендерам, нужна моя помощь. Пора домой, блудный сын Греха…

— Как там этот упрямый старик? — спросил я, сжигая письмо.

Мгновение — и в руке лишь горстка пепла.

— Воюет против своей страны. Власть в Микарской империи захватили Гельминты, об этом сказано в послании. Они направили своих преданных псов — магов всех стихий — кроме огненной, конечно, — против мирного населения, устроили кровавую баню и ад на земле… Они убивали всех, кто только попадал под подозрение и уличался в ереси, в иных взглядах на новую власть и так далее… От их руки пострадали все: славяне, креолы, орки, гномы, — а руководит всеми этими магами твой бывший босс Рой…

«Ублюдки!» — гневно пронеслось в мозгу голосом всех, кто сейчас обеспечивает мне приток магической силы элементаля — голоса невинных душ, заточённых в мой Кристалл Грешной Пустоты. Они желают возмездия.

— Что вы предлагаете?

— Ничего особенного. По данным наших надёжных осведомителей, в Кердан-Кей прибыл посол Империи и пытается убедить нашего принца Малика помочь им справиться с очагом сопротивления, — скороговоркой сказал Андрей и начал жадно глотать сидр.

— Поэтому мы считаем целесообразным сорвать переговоры, устранить посла, реквизировать его судно и пойти в Империю. Только вот есть одна загвоздка…

— Какая? — спросил я, отправляя крайний кусок мяса в рот.

— Команда корабля состоит полностью из механизмов, а ты сам знаешь, что их на нашу сторону не переманишь. Вследствие этого напрашивается логичный вопрос: где брать нормальный экипаж?

— Есть у меня на примете один вариант. Когда меня гоняли амазонки Шангаса, я наткнулся на одну шайку воров-карманников под Стонущим обрывом. Как-то раз они помогли мне, и я обещал им, что дам возможность поработать бок о бок со мной. Попробуйте с ними поговорить, а я в это время разберусь с послом.

— Вполне логично. Так и поступим. Удачи тебе, — сказали они и ушли, да и я не стал засиживаться почём зря.

В честь приезда высокого гостя в городе утроили охрану и снабдили их картечниками, а некоторых и магострелами, поэтому мне их злить не хотелось, а надо было. Из-за моей репутации я стал персоной нон грата во многих заведениях, в том числе и во дворце принца Малика, поэтому в ответ на мою попытку войти туда мне дали от ворот поворот. Неудивительно. Но, благо, теперь я могу безболезненно перекидываться в разнородных животных, и, недолго думая, я обратился мелкой птичкой. Ну кто придумал так высоко строить зал советов? Пока я до него долетел, успел изрядно устать и слегка проголодаться, но цели своей достиг. Они были там: Малик и семеро посланцев. Влетев в зал, я вошёл в пике над столом, перекидываясь обратно в человека. Когда мои ноги оказались на столешнице, я мгновенно направил маузер на посланника. Малик расплылся в ехидной улыбке.

— Я знаю, кто ты! — закричал посол. — Ты должен сдохнуть! Поганый еретик!

После такого у меня не осталось сомнений… Я спустил курок.

— Господа, дамы и товарищи. Тех, кто не хочет получить пулю в лоб, попрошу в окно головой вниз, но это, конечно, если вы верны своей присяге Империи. Если же вы хотите остаться живыми, то убирайтесь отсюда! Живо!

Пятеро поднялись и быстро-быстро побежали прочь.

— Это все?

— Нет. Осталась лишь я. Та, кого ты вытащил из лаборатории Химичева и отдал главарю революционной армии…

— Лисия… — произнёс я, поворачиваясь на голос.

Она повзрослела, но веснушки остались.

— Где ты был? — спросила она, кидаясь мне на шею, обнимая меня.

Я тоже приобнял её.

— Я так скучала…

— Я тоже скучал… Ты выросла и стала отличной опорой для старика Хоэнхайма… Малик, — я подошёл к нему почти вплотную и пожал руку, — меня опять не пустили в твой дворец официально. Что за дела?

— Ну а чего ты хотел после того, как украл сердце моей сестрички и увёл её в грязный мир преступности? Как она там, кстати?

— Оу, она просто прекрасно… Заправляет горсткой озлобленных на меня амазонок под названием Шангас — в общем, живёт и не тужит. Я для чего приходил, не хочешь отправиться с нами воевать против Гельминтов?

— Конечно же, хочу. А Майя?

— Она сама появится. Вот увидишь. Ну, тронулись, — сказал я и пошёл вон из зала.

Для меня стало настоящим спасением, что Малик идёт с нами, ибо в одиночку я с Майей не справлюсь, а так как он всё же правитель Конгломерата, то пришлось ещё оставлять его доверенное лицо, подписывать нужные бумаги и так далее… После того, как все дела были окончены, мы, наконец, явились на пристань, где стоял огромный имперский галеон — весь в серебряных орнаментах с золотой русалкой на носу, — этот корабль носил имя «Глория» и вызывал гордость за имперское кораблестроение.

— Лео! Братец Малик! Как я рада вас видеть! — стоило нам только взойти на борт галеона, как Майя заключила нас обоих в крепкие, но всё же женские объятия.

Я даже удостоился поцелуя в щёчку, отчего начал стремительно краснеть. Помимо неё на борту присутствовали воришки из подземелья, а Андрей и Михайло развалились в вельботах и мирно сопели без задних ног. На борту не было только Лисы, хотя она обещала прийти раньше нас.

— Ну, капитан Леонардо, — обратился ко мне главарь воров, а ныне мой квартирмейстер, — мы готовы отплывать.

— Ставь паруса! Курс на остров Адевалли! — загорланил я, встав за штурвал.

Корабль плавно начал выходить из гавани, как вдруг до меня донёсся надрывный крик дозорного.

— Капитан! Заградительная цепь перегородила выход!

Дело дрянь! Если мы не сможем выйти из гавани, нас нагонят корабли конвоя послов, что только-только вышли на рейд. Ветер наполнял паруса «Глории» и донёс до меня запахи моря и ставший за последние три года для меня родным запах огня. В следующую секунду раздался мощный взрыв, уничтоживший одно из креплений цепи, которая теперь безвольно тонула в голубой пучине. На такой поступок способна только Лиса, наверняка прошедшая специальную подготовку диверсанта.

Ослабив паруса, я подвёл судно как можно ближе к молу, подбирая своего горе-диверсанта на борт.

— Лиса! За штурвал! У нас хвост!

Я отдал управление и вышел на корму. За нами гнались три линейных корабля. Пальцы начали сплетаться в невероятные знаки и чертить в воздухе причудливые узоры. Небо над преследователями моментально почернело, моё тело начало колотить мелкой дрожью: я вызывал самое мощное существо, хранителя водной стихии — Кракена. Вода под преследователями вспенилась, из глубины вырвались гигантские щупальца, начавшие утаскивать корабли на дно. Тело отяжелело, и я без сил упал на палубу, впадая в сон. Истинная магия изматывает…

Глава седьмая

Весь путь до Империи я провёл в своей каюте по причине того, что меня сильно мутило, да и вообще я чувствовал себя очень плохо. Это было одно из побочных действий стихийных элементов магии на тело куклы запретного типа. Лиса и Майя часто навещали меня. Майя, можно сказать, ночевала здесь, приглядывая за мной. Непонятно почему, но мне от такой заботы становилось только легче и даже как-то теплело на душе. Если она у меня есть. Всё это кончилось, когда мы прибыли в воды Империи: на нас сразу же напали патрульные фрегаты и начали яростно разносить наш корабль в пух и прах… Не выдержав такой наглости со стороны армии Химичева, я, невзирая на морскую болезнь, как можно быстрее оделся и выбрался из полузатопленной каюты на полыхающую палубу.

— Лео! — послышался бодрый голос Лисы. — Хорошо, что ты пришёл в себя! Попробуй разобраться с кораблями противника! Иначе нам всем каюк!

— Хорошо, я попробую! — ответил я и прыгнул было за борт, как вдруг почувствовал, что кто-то схватил меня за плащ.

Стоило мне обернуться, как Майя впилась мне в губы. Сердце тут же начало колотиться сильнее, а ноги начали потихоньку подкашиваться.

— Пожалуйста, береги себя… — сказала она, отпуская.

— Обязательно… — ответил я и прыгнул за борт.

Вода была немного прохладной, но всё же терпимой, вокруг плавали акулы, готовые в любой момент наброситься на нерадивого матроса, что имел несчастье упасть им в зубы, но меня они опасались. И не беспричинно.

Орудийные залпы обоих судов сливались в единый гул, от которого звенело в ушах. И чем ближе я подплывал, тем сильнее и раскатистее был этот гул. Оказавшись рядом с одним из судов, я буквально выпрыгнул из воды на палубу, чем сильно удивил противника. Но, несмотря на удивление, они начали нападать на меня. В ответ я перекинулся в Адского Пса и, призвав Стаю, начал кромсать их налево-направо. В воздухе периодически мелькали разного рода конечности и внутренности: ноги, руки, головы, обрубки тел, кишки, печень, селезёнки и так далее. Когда с этим кораблём было покончено, мы хотели было перекинуться на другой, но остальные спешно ретировались с места действий. Отозвав помощников и став человеком, я обратил свой взор на «Глорию», с которой уже спускали шлюпы с выжившими и ранеными. Недолго размышляя, я опять прыгнул в воду и направился к берегу.

Пристань горела похлеще «Глории», воняло горелыми людьми и жжёной шерстью. А ещё пахло магией огня, но не моей, а абсолютно чужой. Меня это насторожило.

— Ну, что теперь? — спросила только что подошедшая Лиса.

— Не знаю. Надо найти Хайма, иначе нам не понять, что здесь произошло. Никогда.

— Полностью тебя поддерживаю, друг мой горячий, — Малик тоже был рядом, — но с таким запасом людской силы… Боюсь, нам не добраться до Хоэнхайма.

— Но попробовать ведь стоит? — риторически спросил я, и, не сговариваясь, мы с десятком воров направились вглубь этого некогда процветавшего города.

Город было не узнать: дома превратились в руины, везде валялись трупы женщин, мужчин, детей, животных и вообще непознаваемые обрубки, огарки и огрызки тел. Увидев всё это, Миху и Андрюху стошнило.

— Ублюдки… Суки… Засранцы… — говорил Миха, отплёвываясь от рвоты и желчи. — Убью… Каждого собственноручно посажу на кол, выпотрошу и заставлю их жрать их же собственные кишки…

— Согласен, брат, — поддержал его Андрей. — Все они будут молить нас о пощаде, захлёбываясь собственной кровью, ибо нет таким мразям прощенья.

Они были настроены серьёзно, и это чувствовалось. Вдруг мне сильно поплохело. Лишившись сил, я рухнул на землю и провалился куда-то в тьму. Свет. Яркий. Невыносимо яркий свет слепит глаза.

— Вот мы и встретились, дитя Палеократа… — послышались голоса отовсюду.

— Кто вы? — спросил я.

— Мы древние Владыки этого мира, именуемые Семью Смертными грехами: Прайд, Ласт, Энви, Расс, Глоттани, Грид и Слоу…

Свет стал меркнуть, и на его фоне можно было разглядеть семь фигур. Лица их были скрыты масками с римскими цифрами.

— Зачем вы явились ко мне?

— Нам нужна твоя помощь: ты должен любой ценой помешать Гельминтам воскресить нас, иначе начнётся настоящий Армагеддон, и всё сущее погибнет. Мы будем по мере сил помогать тебе. Запомни. Ты должен забрать у главного жреца его Силы Пустоты, иначе всё погибло, а сейчас прощай…

Голос стих, и гнетущая тьма вновь окутала меня.

Голова адски болела. Я лежал на грязном матраце, под головой, судя по ощущениям, был мой плащ, свёрнутый в несколько раз. Воздух был пропитан дымом и гарью так, что в глазах у меня всё поплыло. Рядом, на матрацах не лучше моего, лежали женщины, мужчины и дети. У всех были какие-либо повреждения: раны, порезы, ушибы, отсутствовали части тела. Мне было больно смотреть на них, и поэтому я аккуратно встал и так же аккуратно вышел в коридор, который показался мне довольно знакомым. Основательно покопавшись в закоулках своей далеко неидеальной памяти, я всё же понял, что нахожусь в резиденции семьи Д’Лакруа.

— Вы же знаете — это нереально! — послышался знакомый голос, но память вновь подвела меня, и я не смог вспомнить, кому он принадлежит.

— Остынь, — властно сказал Хайм, — если он сдюжит, то мы будем в шаге от победы над Химичевым и его узурпацией власти.

— Хайм, ты думаешь, его тельце выдержит ещё одну или две стихии? — заискивающе спросил Миха.

— Он прямой потомок Владык и реинкарнация Самого Палеократа. Он должен выдержать.

— И всё же… — начал женский, до боли в висках знакомый голос, но почему-то замолчал.

— И всё же что?! — гневно спросил Андрей.

Непроизвольно я начал приближаться к комнате, из которой доносились голоса.

— И всё же я считаю неправильным использовать Лео как марионетку в наших играх престолов!

— Если не сможет он — не сможет никто. Мы не используем его, Уинри, мы лишь полагаемся на его силы и волю. Он наша последняя надежда.

Меня как огнём обожгло. Там в комнате находилась Уинри Д’Лакруа — сестрёнка Генри, который убил свою маму, повинуясь Химичеву. Вот он, человек, голос которого мне показался знакомым.

— И как же нам быть? — спросила Майя.

— А вот это нам поведает сам Леонардо, — произнёс Хайм и распахнул дверь.

В глаза ударил тускловатый, но, с непривычки, яркий свет керосиновой люстры ручной работы. Неуверенно я вошёл и огляделся. Помимо Хайма, Майи, Михи, Андрэаса и Уинри здесь были ещё спящий на диванчике неподалёку граф Вамбольт и его, тоже спящая в кресле рядом с графом, телохранительница, под ногами маячил мой кот Нярон. Все были в сборе. Ах, нет, не все — не хватало Малика. Может, у него дела? В глазах остальных я видел радость за моё здравие и одновременно печаль за мою нелёгкую судьбу.

— Я видел сон, — начал я, — в нём мне явились все семеро Владык. Они поведали мне о том, что не хотят возвращаться в наш мир. Они сказали, что помогут мне победить любой ценой. Я в замешательстве. Я не знаю, что нам делать. Простите.

— Не кори себя, Лео, — Майя приобняла меня, успокаивая.

У неё чуть-чуть получилось это сделать.

— Не бойся, товарищ, — неожиданно послышался голос Николы, — нам главное в драку ввязаться, а там по обстановке поймём, что и как делать.

— Золотые слова, мой старинный друг, — сказал Хайм, легонько пихнув меня в бок.

— Но у вас же должен быть хотя бы какой-нибудь план. Разве нет?

— Наш единственный план — это обороняться от нападок Гельминтов с их механизмами и жестокими изделиями. Но теперь, когда ты здесь, мы сможем переломить ход сражения в свою пользу! Наконец мы отомстим им за наш город, за друзей и всю Империю!

— Тише, брат, не горячись, — сказал Никола, пододвигая кресло и насильно усаживая меня в него, — всё успеем. Лучше поведай нам о том, где находится голова у этого балагана шизофреников.

— Химичев с приближёнными. Осел в столице. Оттуда он командует так называемыми карательными отрядами изделий, которые, в свою очередь, сжигают поселение за поселением, вырезая население под корень. Но в каждом городе, в каждой деревне есть свой очаг сопротивления под общим командованием Дендеров, в которое я, к сожалению, не вхожу.

— То есть, в каждом населённом пункте есть отряды повстанцев…

— Союзных войск освободительной армии ополчения, — из угла поправил меня Андрей.

— Не суть, но спасибо, — продолжил Хайм. — В Траске на данный момент действуют четыре малые группы ополченцев, и мы одна из них. Майя, скоро прибудет помощь от «Шангаса»?

— Я ещё не получала от них никаких вестей, — виновато ответила Майя, прижимая меня к себе ещё сильнее.

— Никола?

— Три или четыре дня — и все мои халдеи будут здесь. Иначе — поплатятся за это.

— Понятно. Значит, заляжем на дно, а тебя, Лео, мы отправил на передовую к Кальцеферу вместе с Михой и Андреем. Там вы нужнее.

— Когда выдвигаемся? — спросил Миха.

— Через полчаса, — коротко ответил Никола.

После этих слов этих двоих как ветром сдуло.

— Лео, будь осторожен. Мы все понимаем, что ты находишься под эгидой этой чёртовой теории и фактически бессмертен, но время мечников прошло в тот момент, когда был изобретён порох и оружие на нём.

— Я учту это, — коротко ответил я и вышел.

Конечно, прогресс не стоит на месте, и рано или поздно это должно было произойти, но я не предполагал, что это произойдёт настолько быстро. И это не могло не печалить такого любителя старомодного поединка на мечах как я.

Вернувшись в комнату, откуда началось моё короткое путешествие по дому, я надел свой плащ. Нащупав маузеры, я вынул их из кобур и начал тоскливо рассматривать. Резные узоры, покрывавшие весь корпус, слабо светились рыжеватым свечением, а на рукояти красовалась гравировка красивым почерком Мириды: «Лучшему клиенту от благодарного продавца». Тяжело вздохнув, я спрятал их обратно и направился к выходу из комнаты. Коридор навевал не менее печальные воспоминания: мне вспомнилось, как я первый раз оказался здесь, как с огромным энтузиазмом пытался раскрыть дело начинающей ведьмы-домохозяйки Алисы Д’Лакруа. Как же я тогда был легкомысленнее и беспечен…

Возле двери на улицу меня ждали полностью экипированные компаньоны. «Аскалон» я нашёл в стойке для зонтов.

— Готов, дитя Греха? — спросил Андрей.

— Готов, — ответил я, и мы вышли на свежий воздух.

Пахло гарью, в воздухе летала пепельная взвесь. Мы шли довольно спокойно, а главное — молча. В такой тишине отлично было слышно, как где-то кричат от боли люди, сгорая заживо, как лают собаки, охраняя давно сгоревшее жилище. Мне было немного страшно за будущее этого мира под пятой у Химичева. Мир вечного огня и боли. Мир без шанса на счастье.

— Стойте, — внезапно сказал Миха.

Я напрягся и машинально потянулся к маузерам. Через мгновение впереди показалась довольно большая группировка вражеских войск.

— Изделия! Мочи уродов! — заорал Андрей, моментально вытаскивая из голубоватой пентаграммы свой палаш и бросаясь на врага.

Миха уже лежал и укладывал изделия из «Друга». Не теряя ни секунды, я выхватил маузеры и последовал примеру Михи. Выпустив пару-тройку коротких очередей по толпе, я заметил, что они не мрут. С этим надо что-то делать.

— Лео, можешь колдануть что-нибудь, чтобы всех разом накрыть? — спросил Миха, отбрасывая очередную жестяную коробочку из-под патронов.

— Есть у меня один трюк, но надо, чтобы Андрей ушёл с линии огня.

— Об этом не волнуйся — не помрёт.

Почему-то я ему поверил. Спрятав маузеры на место, я начал втягивать в себя воздух. Внутри бушевал настоящий огненный шторм, но я упрямо запихивал в себя всё больше и больше воздуха. Когда же место во мне кончилось, я с силой выдохнул. Целая стена огня понеслась вперёд, сжигая всё на своём пути. У изделий не было и шанса — они просто испарились в пламене истинной магии огня.

— Ну ты и дал жару, старичок! — этот голос я узнал бы из тысячи.

Неподалёку стоял Кальцефер со своими людьми и медленно аплодировал. Он и Лиса, похоже, махнулись характерами за время моего отсутствия. Я был рад его появлению. Это очень непривычно. Я так устал от всех этих распрей, что захлестнули этот бедный мир. В глубине души я хочу вернуться в тот мирный мирок, из которого меня вероломно вырвали эти гнилые ублюдки Гельминты. Очень хочу…

Глава восьмая

Весь отряд Кальцефера состоял из людей среднего возраста, слабо умеющих обращаться с каким-либо оружием. В их штабе, который располагался в госпитале, было много раненых, и большая часть из них пострадала от огня.

— Что с ними случилось? — спросил я, указывая на людей, гномов, орков и эльфов с чудовищными ожогами по всему телу.

— Гельминты смогли частично воспроизвести твои способности и создать некие устройства, способные стрелять липким огнём, и они не поскупились на него, выкуривая нас из наших домов. Эта гадость липла к одежде и горела очень долго. Её не брала ни вода, ни земля.

— Это ужасно… Чем я могу вам помочь?

— Мы собирались сделать последнюю вылазку за этим устройством и начать крупномасштабную атаку на пригороды столицы, но появился ты, и наши планы слегка изменились. Теперь нам надо собирать наступательный отряд. Но у нас мало тех, кто способен держать оружие, и ещё меньше тех, кто может им владеть… а скоро там папа со своими подкреплениями?

— Мы и есть твоя подмога.

— Вот хитрец… Прислал мне тебя и двух малолетних наёмников-дегенератов-ассасинов… Замечательно!

— Тебе что-то не нравится?

— Насчёт тебя я претензий не имею, но… — он приблизился ко мне переходя на шёпот, — я не уверен, что они смогут помочь нам.

— Почему? — спросил я также шёпотом, искоса посматривая на эту двоицу, занимавшуюся беготнёй по поручениям.

— Они слишком легкомысленны и неудержимы. Они будут только мешаться под ногами, но в открытом сражении они незаменимы, так что пока основные силы наших войск не подтянутся — им в бою делать нечего.

— И что же ты предлагаешь? — мне и вправду захотелось послушать планы этого «выдающегося стратега».

— Иди один и попытайся устроить саботаж на линии их обороны, чтобы, когда прибудут войска, путь на столицу был открыт.

— Думаешь, получится? — спросил я с недоверием.

— С твоей силой и стойкостью к огню… У тебя даже проблем не возникнет. Иди.

— Хорошо, я попробую. Береги парней.

Глупо это было… Просить Кальцефера присмотреть за такими обалдуями как Андрей и Михайло… Но больше было некого просить. Город всё ещё горел, поэтому, несмотря на позднюю ночь, здесь было светло, как днём. Дома тлели и разваливались под натиском «липкого огня». Всё, что я помнил в этом городе, было разрушено или всё ещё горело. Я не мог больше находиться на этой выжженной вражеским огнём земле и поэтому перекинулся в орла и взмыл в небо, чтобы не видеть более останки сгоревших людей, чтобы избавиться от гнетущего ощущения смерти — вечной и беспощадной. Поднявшись довольно высоко, я посмотрел вниз и всё понял. Земля подо мной была похожа на одну единую пентаграмму…

«Взлети ещё выше…» — послышался властный голос Владык. Повинуясь их просьбе, я ещё несколько раз махнул крыльями и поднялся почти в облака.

«Врата Уробороса… Они не посмеют…»

— Что такое?

«Они готовят наше пришествие. Они вычислили место нашего изгнания и собираются сорвать печать, залив её кровью простых людей… Но для завершения ритуала им нужна твоя магическая кровь. Не дай им тебя захватить в плен».

— Я постараюсь, но обещать ничего не могу. Надо найти кордон Гельминтов.

Недалеко от границы пентаграмм я разглядел какое-то движение и без промедления начал снижаться.

Подо мной раскинулся целый аванпост с хорошо устроенной оборонительной системы рвов, ям с кольями, окопами и высокой стеной, толщиной в три моих роста. «Такую стену им не взять даже всем городом. Вся надежда и вправду на меня и мою разрушительную мощь. Надо решать. Сейчас или никогда!» — думал я, но за меня всё решил град, устремившийся мне на встречу. Одна градина даже царапнула меня по клюву. Это меня вывело из себя окончательно. Оказавшись прямо над стеной, я вошёл в головокружительное пике, набирая скорость и одновременно колдуя ауру взрыва. Метрах в девяти я перекинулся обратно в человека.

Ударной волной от моего соприкосновения с землёй всех раскидало в разные стороны, а тех, кто был в непосредственной близости от места моего падения, вообще развеяло по ветру, но они и не думали сдаваться. Они бросалась на меня, пытаясь нанести какой-либо урон. Я хотел было колдануть ещё что-нибудь, но вокруг возникла стена из камня, отделяя меня от них.

— Браво… Молодец… Вообще… Я уж думал, что брат Эйден прикончил тебя…

— А ты ещё кто? — недоумённо спросил я.

— Всего лишь скромный маг земли по имени Бренден, и… — за спиной послышался сыпучий звук; обернувшись, я увидел, как из земли растёт фигура высокого мускулистого мужчины, — я тебе не враг, — сказал он, оживая.

— Чего?

— Я видел все бесчинства своих братьев, я видел, как они сжигают этот городок вместе с жителями. Однажды я услышал от пленного повстанца, что грядёт возмездие, и всех нас постигнет огненная длань потомка наших же Владык. И тогда я понял — пора. Пора покинуть стан этих поганцев и примкнуть к настоящим людям…

Этот видный эльф распинался ещё очень долго, но в контексте я понял, что он хочет помочь мне вернуть тот мир, что сгинул в огне революций и репрессий.

— Что ты предлагаешь? — спросил я, когда он окончил свою тираду.

— Я предлагаю тебе свою силу. Ведь ты — самое удачное изделие из всех. Именно ты должен положить конец этому безумию.

В этот миг в стене Брендена появилась брешь, в которую повалили изделия.

— Ну, начали? — спросил он, швыряя огромный валун в толпу врагов.

— Да! — ответил я, обнажая «Аскалон».

Драка удалась на славу: Бренден кидался в изделия камнями, как пулями, размягчал землю под ногами противника, а когда они проваливались по самые уши, он возвращал земле жёсткость. Иногда, если эти твари подбирались слишком близко, он колдовал «Импульс Терры» — заклятье, вызывающее ударную волну страшной сигнатуры вокруг заклинателя. Ну а я просто метался лёгкой дымкой от врага к врагу, кромсая их направо и налево и поочерёдно стреляя из маузеров во всё, что представляло угрозу.

— Лео! Сзади! — крикнул мне Бренден, откидывая очередного урода.

Обернувшись, я увидел огромного урода с занесённым надо мной молотом.

— Молись! Поганый маг-еретик! — крикнул он, обрушая на меня эту махину.

Подняв когтистую лапу, я легко остановил удар.

— Не на того напал, синтетическая погань! — гневно прорычал я, ломая молот.

Мощным апперкотом я отправил его в небо, затем, махнув размашистыми крыльями, резко догнал и не менее мощным пинком отправил этого бугая обратно, впечатав в землю. Он лежал неподвижно, но был жив.

— Ты ещё пожалеешь о том, что перешёл на сторону этих… — он не успел договорить, потому что я откусил ему его грёбаную голову.

Оказалось, что драконы очень мощные существа, да и магии они забирают подстать силе. Всё затихло, в ушах стояли воздушные пробки. Бренден бился из последних сил, прикрывая меня. Воздух тяжелел с каждым вздохом. С трудом поднявшись с земли, где оказался после обратной перекидки, я попытался прицелиться, но руки предательски подводили, тряслись так сильно, что хоть колокольчики вешай, ноги подкашивались, а в глазах плясали икры… Тянуло протошниться…

— Лео! — прорвался сквозь пищащую тишину голос Брендена, и в тот же миг меня откинуло в стену, затем подняло и развернуло.

— Ба! Какие люди! Это же сам повелитель огня, а теперь и воды, маг-элементаль Леонардо Д’Аманэ! Узнаёшь?

Я не поверил своим глазам — передо мной стоял Николас.

— Я же собственноручно размазал твои мозги по полу той пещеры! Как ты выжил?!

— Уже тогда я был магом-элементалем воздуха… И поэтому я не умер тогда… Ну, а теперь настал твой черёд. Твой и того предателя Брендена!

С этими словами он схватил меня воздушными щупальцами за конечности и лёгким пассом отделил эти конечности от моего бренного тела. Глотку обожгло диким криком боли.

— Заткнись, поганый предатель! — рявкнул он, бросая меня в землю.

Я почувствовал, как дробятся мои шейные позвонки, а из плеч и бёдер сочилась моя родная алая кровь. В глазах темнело.

Глава девятая (Начало цикла перерождений)

Я проснулся весь в холодном поту. Тело сильно болело в области шеи, плеч и бёдер. Помассировав затылок, я поднялся с постели, поцеловал в лоб свою единственную возлюбленную жену Майю и нежно пригладил кудряшки любимой дочурки Леи. Возле ног уже крутился Роу — худощавый пёс с ярко-рыжей шерстью.

— Ну, пойдём кушать, — тихо сказал я.

Роу сдержанно гавкнул и побежал вниз, звонко цокая когтями по деревянному полу. Надев свежую рубашку и нацепив очки, я спустился на первый этаж и сразу же увидел Роу, сидящего на полу со своей миской в зубах. Почесав ему за ухом, я взял миску и, подойдя к тушке шныри, висящей на крюке, отрезал в миску пару кусочков мяса и поставил её на пол. Когда я распрямился, то вместо шныри на крюке висел мой торс без рук и ног. Крюк проходил через шею. От испуга я попятился назад, запнулся обо что-то и больно упал на пол. Помотав головой, я снова посмотрел на крюк. Теперь там опять висела тушка шныри.

— Показалось, наверное, — констатировал я свои соображения вслух, на что Роу вопросительно тявкнул.

Успокоившись окончательно, я спустился в погреб и, выудив оттуда несколько яиц, принялся жарить их. Кухня быстро наполнилась вкусным запахом и звуком шипящего масла.

— Ты уже проснулся? — спросила Майя, приобнимая меня со спины.

— Сегодня надо прийти пораньше, а то есть у нас одно дельце совсем свежее. Надо с ним разобраться поскорее…

Яичница была уже готова, и, взяв чистенькую тарелочку, я вывалил пищу в неё и, сев за стол, принялся завтракать. Майя села рядом и взяла меня за свободную руку.

— Может, не надо тебе сегодня туда идти? У меня плохое предчувствие…

Отложив старенькую вилку, я повернулся и нежно взглянул ей в глаза.

— Обещаю: расправимся с этим делом — и я уйду на покой.

— Верю, — ответила она в тон мне.

Взяв столовый прибор, я вернулся к трапезе. Наверху раздался призывный голос Леи. Майя молча поднялась и пошла наверх. Покончив с завтраком, я помыл за собой посуду, нашёл и надел на бедро правой ноги кобуру с револьвером, накинул куртку, поднял ворот, наполировал до блеска ботинки, надел свою поношенную шляпу из фетра и, попрощавшись с семьёй, вышел в новый день.

Солнце приятно слепило глаза, воздух пах летом, вокруг суетились разодетые в пёстрые костюмы люди, на каждом углу стояли зазывалы, которые приглашали всех на фестиваль «Зелёной Луны» где-то за городом. Надо будет сходить с семьёй… Обязательно…

Продвигаясь вглубь города, я то и дело встречал знакомых и друзей, которые тоже звали меня на этот фестиваль вместе с семьёй, а я отвечал, что обязательно приду и, распрощавшись, шёл дальше. Через два десятка таких вот встреч я свернул с главной улицы в переулок, прошёл ещё немного и оказался перед дверьми своей детективной конторы. Дверь была заперта.

— Странно… — начал я рассуждать вслух, — Генда должен был прийти намного раньше меня, зная его пунктуальность, но, может, у него что-то случилось…

Похлопав себя по карманам куртки, я отыскал ключ и, войдя в контору, сменил табличку на двери с надписи «закрыто» на надпись «открыто».

Здесь было довольно светло и заметно, как в воздухе витает пыльная взвесь, сам воздух был слегка спёртый, поэтому я подошёл к окну и откинул узкую форточку на самом верху. Пахнуло свежестью. Раскурив свою резную трубку, что досталась мне от деда, я достал из стола то самое свежее дело и, затянувшись, начал читать:

Дело № 345. Выписка для частного детектива Леонардо Д’Аманэ. Потерпевший: Бенедикт Лессар, 64 года, был зверски убит на пороге своего дома, на теле обнаружено 64 колото-резаных ранения, нанесённых неизвестным орудием. Предположительно мечом либо ножом с узким обоюдно-заточенным лезвием. Кожа на ранах запеклась, местами обуглилась. Свидетелей нет. Приближённые: служанка-сиделка Анна Люциан, лекарь Фридрих Люциан, в браке покойный не состоял. Иных сведений не имеется.

— Дело не из простых… — многозначительно рассудил я, прочитав довольно короткую, но ёмкую выписку из дела. — Но всё решаемо. Для начала надо расспросить этого лекаря и его дочь, а там, глядишь, на что-нибудь выйдем… — проговорил я вслух.

Вдруг раздался выстрел, и что-то звучно ударилось в дверь. Трубка мигом перекочевала в пепельницу. Рефлекторно выхватив и взведя револьвер, я осторожно пошёл к двери. На улице началась паника, что можно было понять по крикам толпы. Резко распахнув дверь, я приготовился к стрельбе, но никого не увидел. Тогда я посмотрел вниз, себе под ноги, и увидел лежащего в собственной крови Генду. У него было прострелено лёгкое. Он захлёбывался. Спрятав оружие в кобуру, я подхватил умирающего друга и побежал, насколько мне позволяли силы, к ближайшему лекарю. Всю дорогу Генда что-то мямлил, сплёвывая кровь, тяжело кашляя и потихоньку задыхаясь.

— Держись, братан! Ты выживешь! Не смей умирать! Слышишь?! — кричал я, приводя его в чувства.

Но он слабел с каждым шагом, с каждым вздохом… Скоро уже показалась больница. Влетев туда, я сдал его с рук на руки врачам, и они увезли его куда-то вглубь больничных коридоров. Обессиленный, я сел на пол, облокотившись на стену, склонил голову, закрыл глаза и начал размышлять о произошедшем. Пот струился по лицу, мысли путались, руки дрожали, дыхание сбилось. Мимо прошёл лекарь, и тут я вспомнил про Фридриха. Резко подскочив, я подошёл к стоящей без дела медсестре и, представившись, спросил про этого лекаря, на что получил ответ, что он сейчас находится на отдыхе и вернётся нескоро. Тогда я попытался получить его адрес, и мне это удалось. Оказалось, что он живёт недалеко от моей конторки. Оставив Генду на попечительство врачей, я пошёл к лекарю.

Фридрих и правда жил недалеко от конторы, даже более того, его обитель находилась на втором этаже того же дома, где расположилась моя контора. Поднявшись по скрипучей лестнице, я постучал в нужную мне дверь. Послышались шаги. Щёлкнув замками, дверь распахнулась, и на пороге я увидел довольно привлекательную девушку лет двадцати.

— Простите, вы — Анна Люциан? — вежливо спросил я, чуть приподняв шляпу.

— Да. А что, что-то случилось?

Она широко раскрыла от удивления свои ярко-карие глаза.

— Вчера ночью ваш подопечный Бенедикт Лессар был найден мёртвым на пороге собственного дома…

Не успел я закончить, как на её прекрасные глаза навернулись слёзы, и она зарыдала. На звук рыдания дочери пришёл и Люциан-старший.

— Что здесь произошло? Кто вы? — гневно спросил он, обнимая и успокаивая дочь.

Ему на вид было уже далеко за сорок, аккуратная седая бородка, плавно переходящая в седоватые бакенбарды, и копна ухоженных волос цвета пепла, что были заплетены в «конский хвост» на затылке, делали его похожим на настоящего аристократа при дворе императора, а довольно функциональный жакет со множеством отделов и карманов вместе с брюками из хорошей ткани довершали картину.

— Я частный детектив Леонардо Д’Аманэ. Мне поручили расследовать убийство Бенедикта Лессар, подопечного вашей дочери.

После этого он изменился в лице, дружелюбно пожал мне руку и пригласил войти, извиняясь за излишнюю агрессию в мой адрес.

Усадив меня за стол, они сели напротив, и я начал расспросы. Анна всё ещё успокаивалась, так что я решил начать с Фридриха.

— Скажите, не замечали ли вы, что покойному кто-то угрожал или что-то в этом роде?

— Нет, у господина Бенедикта были хорошие отношения со всеми, но в последнее время к нему часто начали приходить странные люди и что-то от него требовать.

— Можете описать их? — спросил я, записывая его показания в свой блокнот.

— Обычные, в общем-то, люди. Ничем не выделяются… — рассеяно сказал Фридрих.

— У них на ладони была татуировка… — немного успокоившись, сказала Анна.

— Какая татуировка? — спросил я.

— Я точно не помню, но, кажется, это была перечёркнутая змея, поедающая свой хвост, — неуверенно сказала она.

— Понятно… — произнёс я, растягивая последний звук. — Спасибо за содействие. До скорой встречи.

Попрощавшись с семейством Люциан, я вышел из дома и тут же почувствовал укол в шею. На долю секунды по телу раскатисто прокатилась дикая боль, потом пришла слабость, и я без сил упал на землю лицом вверх. Я не мог пошевелится. Хотелось спать. Надо мной на миг зависла рука с татуировкой зачёркнутой змеи, поедающей свой хвост, на ладони, затем глаза мои закрылись, и я провалился в небытие.

Мне снился сон. Даже не сон, а полноценный кошмар. Вокруг был горящий город. Пахло палёной кожей. Падал чёрный снег. Меня куда-то тащили, а за мной тянулась узкая дорожка крови. Где-то впереди кто-то невнятно нашёптывал непонятные мне слова. Я хотел было повернуть голову, но шея отозвалась адской болью в себе. Вдруг всё стихло, и в ушах начало звенеть, затем резко раздалось — «проснись!». Я зажмурился. Открыв глаза, я увидел над собой вечернее небо своего города. Опять болели плечи, бёдра и шея. С трудом поднявшись, я опёрся на стенку дома лекаря. Меня мутило, и, не в силах сдерживать рвотные позывы, я вывернулся на изнанку. Горло больно обожгло желчью. Откашлявшись от рвоты, я жадно глотнул свежего воздуха и аккуратно пошёл в контору. Здесь ничего не изменилось. Я было потянулся к трубке, но остановился на полпути. Курить сейчас не хотелось совсем. Потерев глаза, я вытряхнул давно остывший пепел из трубки в урну, спрятал трубку в карман куртки, вышел из конторы и, заперев за собой дверь, пошёл домой. Чувствовал я себя, мягко говоря, гадко, но силы потихоньку возвращались ко мне, хотя слабость всё же ощущалась. Благо к вечеру улицы опустели, а воздух заметно посвежел и приобрёл еле уловимый запах чего-то нового, но я не мог понять, чего именно. Углубившись в свои мысли, я сам не заметил, как доковылял до своего дома.

Здесь было всё как обычно: любимая жена хлопочет у плиты, маленькая радость — дочурка, три года от роду — играет рядом во что-то, под ногами крутится преданный пёс Роу… При моём появлении на кухне Лея радостно закричала, приветствуя меня, Майя отвлеклась от готовки и страстно поцеловала меня в губы.

— Как день прошёл? — спросила она, продолжая нарезать морковь.

— Нормально… Только вот какой-то ублюдок подстрелил Генду прямо на пороге конторы… — устало процедил я, садясь на стул.

— Какой кошмар! — воскликнула Майя, скидывая рубленую морковь в кастрюлю. Про странный укол и свой сон я решил промолчать. — Ты, наверное, устал… Кушать будешь? — заботливо спросила она.

Есть мне не хотелось точно так же, как и курить.

— Нет, я не голодный… — убитым голосом сказал я.

— Тогда иди приляг, отдохни… — посоветовала она.

Я решил не противиться воле своей возлюбленной. Встав со стула, я медленно поплёлся на второй этаж. Дойдя до кровати, я, не раздеваясь, плюхнулся на неё и сразу же уснул. Мне опять начал сниться тот же кошмар…

Глава десятая (Цикл первый)

Я проснулся весь в холодном поту. Тело сильно болело в области шеи, плеч и бёдер. Помассировав затылок, я поднялся с постели, поцеловал в лоб свою единственную возлюбленную жену Майю и нежно пригладил кудряшки любимой дочурки Леи. Возле ног уже крутился Роу — худощавый пёс с ярко-рыжей шерстью.

— Ну, пойдём кушать. — тихо сказал я.

Роу сдержанно гавкнул и побежал вниз, звонко цокая когтями по деревянному полу. Надев свежую рубашку и нацепив очки, я спустился на первый этаж и сразу же увидел Роу, сидящего на полу со своей миской в зубах. Почесав ему за ухом, я взял миску и, подойдя к тушке шныри, висящей на крюке, отрезал в миску пару кусочков мяса и поставил её на пол. Когда я распрямился, то вместо шныри на крюке висел мой торс без рук и ног. Крюк проходил через шею. От испуга я попятился назад, запнулся обо что-то и больно упал на пол. Помотав головой, я снова посмотрел на крюк. Теперь там опять висела тушка шныри. Увидев это, я ощутил липкое чувство дежа-вю.

— Показалось, наверное, — констатировал я свои соображения вслух, на что Роу вопросительно тявкнул.

Успокоившись окончательно, я спустился в погреб и, выудив оттуда несколько яиц, принялся жарить их. Кухня быстро наполнилась вкусным запахом и звуком шипящего масла. Но, помимо этого, было ещё что-то… в воздухе витал ещё один незнакомый мне до этого утра запах, но мне казалось, что пахнет чем-то родным…

— Ты уже проснулся? — спросила Майя, приобнимая меня со спины.

— Сегодня надо прийти пораньше, а то есть у нас одно дельце совсем свежее. Надо с ним разобраться поскорее…

Яичница была уже готова, и, взяв чистенькую тарелочку, я вывалил пищу в неё и, сев за стол, принялся завтракать. Майя села рядом и взяла меня за свободную руку.

— Может, не надо тебе сегодня туда идти? У меня плохое предчувствие…

Отложив старенькую вилку, я повернулся и нежно взглянул ей в глаза.

— Обещаю, расправимся с этим делом, и я уйду на покой.

— Верю. — ответила она в тон мне. Взяв столовый прибор, я вернулся к трапезе. Наверху раздался призывный голос Леи. Майя молча поднялась и пошла на верх. Покончив с завтраком, я помыл за собой посуду, нашёл и одел на бедро правой ноги кобуру с револьвером, накинул куртку, поднял ворот, наполировал до блеска ботинки, одел свою поношенную шляпу из фетра и попрощавшись с семьёй вышел в новый день. Опять это странное чувство дежа-вю…

Солнце приятно слепило глаза, воздух пах летом, вокруг суетились разодетые в пёстрые костюмы люди, на каждом углу стояли зазывалы, которые приглашали всех на фестиваль «Зелёной Луны» где-то за городом. Надо будет сходить с семьёй… Обязательно…

Продвигаясь вглубь города, я то и дело встречал знакомых и друзей, которые тоже звали меня на этот фестиваль вместе с семьёй, а я отвечал, что обязательно приду и, распрощавшись, шёл дальше. Через два десятка таких вот встреч я свернул с главной улицы в переулок, прошёл ещё немного и оказался перед дверьми своей детективной конторы. Дверь была заперта.

— Странно… — начал я рассуждать вслух, — Генда должен был прийти намного раньше меня, зная его пунктуальность, но, может, у него что-то случилось…

Похлопав себя по карманам куртки, я отыскал ключ и, войдя в контору, сменил табличку на двери с надписи «закрыто» на надпись «открыто».

Здесь было довольно светло и заметно, как в воздухе витает пыльная взвесь, сам воздух был слегка спёртый, поэтому я подошёл к окну и откинул узкую форточку на самом верху. Пахнуло свежестью. Раскурив свою резную трубку, что досталась мне от деда, я понял, что не хочу курить. Даже пришла какая-то неприязнь к этой привычке. Тяжело вздохнув, я выбил трубку в пепельницу и, усевшись в своё кресло, достал из стола то самое свежее дело и начал читать:

Дело № 345. Выписка для частного детектива Леонардо Д’Аманэ. Потерпевший: Бенедикт Лессар, 64 года, был зверски убит на пороге своего дома, на теле обнаружено 64 колото-резаных ранения, нанесённых неизвестным орудием. Предположительно мечом либо ножом с узким обоюдно-заточенным лезвием. Кожа на ранах запеклась, местами обуглилась. Свидетелей нет. Приближённые: служанка-сиделка Анна Люциан, лекарь Фридрих Люциан, в браке покойный не состоял. Иных сведений не имеется.

— Дело не из простых… — многозначительно рассудил я, прочитав довольно короткую, но ёмкую выписку из дела. — Но всё решаемо. Для начала надо расспросить этого лекаря и его дочь, а там, глядишь, на что-нибудь выйдем… — проговорил я вслух.

Вдруг раздался выстрел, и что-то звучно ударилось в дверь. Рефлекторно выхватив и взведя револьвер, я осторожно пошёл к двери. На улице началась паника, что можно было понять по крикам толпы. Резко распахнув дверь, я приготовился к стрельбе, но никого не увидел. Тогда я посмотрел вниз, себе под ноги, и увидел лежащего в собственной крови Генду. У него было прострелено лёгкое. Он захлёбывался. Спрятав оружие в кобуру, я подхватил умирающего друга и побежал, насколько мне позволяли силы, к ближайшему лекарю. Всю дорогу Генда что-то мямлил, сплёвывая кровь, тяжело кашляя и потихоньку задыхаясь.

— Держись, братан! Ты выживешь! Не смей умирать! Слышишь?! — кричал я, приводя его в чувства.

Но он слабел с каждым шагом, с каждым вздохом… Скоро уже показалась больница. Влетев туда, я сдал его с рук на руки врачам, и они увезли его куда-то вглубь больничных коридоров. Обессиленный, я сел на пол, облокотившись на стену, склонил голову, закрыл глаза и начал размышлять о произошедшем. Почему-то я знал, что он не умрёт, что я успею добежать… Пот струился по лицу, мысли путались, руки дрожали, дыхание сбилось… откуда я мог это знать? Мимо прошёл лекарь, и тут я вспомнил про Фридриха. Резко подскочив, я подошёл к стоящей без дела медсестре и, представившись, спросил про этого лекаря, на что получил ответ, что он сейчас находится на отдыхе и вернётся нескоро. Тогда я попытался получить его адрес, и мне это удалось. Оказалось, что он живёт недалеко от моей конторки. Оставив Генду на попечительство врачей, я пошёл к Фридриху. Всю дорогу меня преследовал терпкий запах чего-то тёплого, чего-то родного, но я не мог вспомнить, где раньше мог слышать этот запах, кроме как сегодня на кухне моего дома и сейчас. Ничего не получалось.

Фридрих и правда жил недалеко от конторы, даже более того, его обитель находилась на втором этаже того же дома, где расположилась моя контора. Поднявшись по скрипучей лестнице, я постучал в нужную мне дверь. Послышались шаги. Щёлкнув замками, дверь распахнулась, и на пороге я увидел довольно привлекательную девушку лет двадцати.

— Простите, вы — Анна Люциан? — вежливо спросил я, чуть приподняв шляпу.

Почему-то я знал ответ на свой вопрос.

— Да. А что, что-то случилось?

Она широко раскрыла от удивления свои ярко-карие глаза.

— Вчера ночью ваш подопечный Бенедикт Лессар был найден мёртвым на пороге собственного дома…

Не успел я закончить, как на её прекрасные глаза навернулись слёзы, и она зарыдала. На звук рыдания дочери пришёл и Люциан-старший.

— Что здесь произошло? Кто вы? — гневно спросил он, обнимая и успокаивая дочь.

Ему на вид было уже далеко за сорок, аккуратная седая бородка, плавно переходящая в седоватые бакенбарды, и копна ухоженных волос цвета пепла, что были заплетены в «конский хвост» на затылке, делали его похожим на настоящего аристократа при дворе императора, а довольно функциональный жакет со множеством отделов и карманов вместе с брюками из хорошей ткани довершали картину.

— Я частный детектив Леонардо Д’Аманэ. Мне поручили расследовать убийство Бенедикта Лессар, подопечного вашей дочери.

После этого он изменился в лице, дружелюбно пожал мне руку и пригласил войти, извиняясь за излишнюю агрессию в мой адрес.

Усадив меня за стол, они сели напротив, и я начал расспросы. Анна всё ещё успокаивалась, так что я решил начать с Фридриха.

— Скажите, не замечали ли вы, что покойному кто-то угрожал или что-то в этом роде?

— Нет, у господина Бенедикта были хорошие отношения со всеми, но в последнее время к нему часто начали приходить странные люди и что-то от него требовать.

— Можете описать их? — спросил я, записывая его показания в свой блокнот.

— Обычные, в общем-то, люди. Ничем не выделяются… — рассеяно сказал Фридрих.

— У них на ладони была татуировка… — немного успокоившись, сказала Анна.

— Какая татуировка? — спросил я.

— Я точно не помню, но, кажется, это была перечёркнутая змея, поедающая свой хвост, — неуверенно сказала она.

— Понятно… — произнёс я, растягивая последний звук. — Спасибо за содействие. До скорой встречи.

Попрощавшись с семейством Люциан, я вышел из дома и тут же почувствовал укол в шею. На долю секунды по телу раскатисто прокатилась дикая боль, потом пришла слабость, и я без сил упал на землю лицом вверх. Я не мог пошевелится. Хотелось спать. Надо мной на миг зависла рука с татуировкой зачёркнутой змеи, поедающей свой хвост, на ладони, затем глаза мои закрылись, и я провалился в небытие.

Мне снился сон. Даже не сон, а полноценный кошмар. Вокруг был горящий город. Пахло палёной кожей. Падал чёрный снег Меня куда-то тащили, а за мной тянулась узкая дорожка крови. Где-то впереди кто-то невнятно нашёптывал не понятные мне слова. Я хотел было повернуть голову, но шея отозвалась адской болью в себе. Вдруг всё стихло и в ушах начало звенеть, затем резко раздалось — «проснись!». Я зажмурился. Открыв глаза, я увидел над собой вечернее небо моего города. Опять болели плечи, бёдра и шея. С трудом поднявшись я опёрся на стенку дома лекаря. Меня мутило, и, не в силах сдерживать рвотные позывы, я вывернулся на изнанку. Горло больно обожгло желчью. Откашлявшись от рвоты, я жадно глотнул свежего воздуха и аккуратно пошёл в контору. Здесь ничего не изменилось. Я было потянулся к трубке, но остановился на полпути. Курить сейчас не хотелось совсем. Опять. Потерев глаза, я вышел из конторы и, заперев за собой дверь, пошёл домой. Чувствовал я себя, мягко говоря, гадко, но силы потихоньку возвращались ко мне, хотя слабость всё же ощущалась. Благо к вечеру улицы опустели, а воздух заметно посвежел. В голове вдруг начал звучать непонятный шепоток, а запах, что казался мне родным, стал сильнее и отчётливее: теперь я смог понять, от чего он исходит, но не поверил сам себе: этот запах шёл от любой лампы на дверях домов, от каждого газового фонаря. Я точно понял, что пахнет не фитилём, и не газом, и даже не гарью. Пахнет самим огнём. Запах этот походил на смесь розы с корицей и полынью. Углубившись в свои мысли, я сам не заметил, как доковылял до своего дома.

Здесь было всё как обычно: любимая жена хлопочет у плиты, маленькая радость — дочурка, три года от роду — играет рядом во что-то, под ногами крутится преданный пёс Роу… шёпоток в голове всё так же шептал что-то невнятное, но у меня не осталось сил разбираться и в этом. При моём появлении на кухне Лея радостно закричала, приветствуя меня, Майя отвлеклась от готовки и страстно поцеловала меня в губы.

— Как день прошёл? — спросила она, продолжая нарезать морковь.

— Нормально… Только вот какой-то ублюдок подстрелил Генду прямо на пороге конторы… — устало процедил я, садясь на стул.

— Какой кошмар! — воскликнула Майя, скидывая рубленую морковь в кастрюлю. Про странный укол и свой сон я решил промолчать. — Ты, наверное, устал… Кушать будешь? — заботливо спросила она.

Есть мне не хотелось точно так же, как и курить.

— Нет, я не голодный… — убитым голосом сказал я.

— Тогда иди приляг, отдохни… — посоветовала она.

Я решил не противиться воле своей возлюбленной. Встав со стула, я медленно поплёлся на второй этаж. Дойдя до кровати, я, не раздеваясь, плюхнулся на неё и сразу же уснул. Мне опять начал сниться тот же кошмар…

Глава одиннадцатая (Цикл второй)

Я проснулся весь в холодном поту. Тело сильно болело в области шеи, плеч и бёдер. Помассировав затылок, я поднялся с постели, поцеловал в лоб свою единственную возлюбленную жену Майю и нежно пригладил кудряшки любимой дочурки Леи. Возле ног уже крутился Роу — худощавый пёс с ярко-рыжей шерстью.

— Ну, пойдём кушать. — тихо сказал я.

— Пойдём, хозяин, — сдержанно гавкнул Роу и побежал вниз, звонко цокая когтями по деревянному полу.

Я застыл в оцепенении. «Моя собака только что разговаривала со мной… похоже, мне всё ещё плохо…» —подумал я. Надев свежую рубашку и нацепив очки, я спустился на первый этаж и сразу же увидел Роу, сидящего на полу со своей миской в зубах. Почесав ему за ухом, я взял миску и, подойдя к тушке шныри, висящей на крюке, отрезал в миску пару кусочков мяса и поставил её на пол. Когда я распрямился, то вместо шныри на крюке висел мой торс без рук и ног. Крюк проходил через шею. От испуга я попятился назад, запнулся обо что-то и больно упал на пол. Помотав головой, я снова посмотрел на крюк. Теперь там опять висела тушка шныри. Увидев это, я ощутил липкое чувство дежа-вю. Даже не дежа-вю, я знал, что это произойдёт…я видел это вчера и позавчера…что-то здесь не так…

— Показалось, наверное, — констатировал я свои соображения вслух.

— Что показалось, хозяин? — вопросительно тявкнул Роу.

Ну вот опять, опять собака разговаривает…

Слегка успокоившись, я спустился в погреб и, выудив оттуда несколько яиц, принялся жарить их. Кухня быстро наполнилась вкусным запахом жареных яиц и звуком шипения масла. Но, помимо этого всего, кухня наполнилась запахом розы вперемешку с корицей и полынью. Так пахло пламя— это я знаю наверняка.

— Ты уже проснулся? —спросила Майя, приобнимая меня со спины.

Я ожидал этого.

— Сегодня надо прийти пораньше, а то есть у нас одно дельце совсем свежее. Надо с ним разобраться поскорее…

Яичница была уже готова, и, взяв чистенькую тарелочку, я вывалил пищу в неё и, сев за стол, принялся завтракать. Майя села рядом и взяла меня за свободную руку.

— Может, не надо тебе сегодня туда идти? У меня плохое предчувствие…

Отложив старенькую вилку, я повернулся и нежно взглянул ей в глаза. Как же она права… Я не знаю, почему, но я знаю, что сегодня произойдёт много чего плохого.

— Обещаю, расправимся с этим делом, и я уйду на покой.

— Верю. — ответила она в тон мне. Взяв столовый прибор, я вернулся к трапезе. Наверху раздался призывный голос Леи. Майя молча поднялась и пошла на верх. Покончив с завтраком, я помыл за собой посуду, нашёл и одел на бедро правой ноги кобуру с револьвером, накинул куртку, поднял ворот, наполировал до блеска ботинки, одел свою поношенную шляпу из фетра и попрощавшись с семьёй вышел в новый день. Опять это гадкое чувство того, что это со мною происходит уже который день.

Солнце приятно слепило глаза, воздух пах летом, вокруг суетились разодетые в пёстрые костюмы люди, на каждом углу стояли зазывалы, которые приглашали всех на фестиваль «Зелёной Луны» где-то за городом. Надо будет сходить с семьёй… Обязательно…

Продвигаясь вглубь города, я то и дело встречал знакомых и друзей, которые тоже звали меня на этот фестиваль вместе с семьёй, а я отвечал, что обязательно приду и, распрощавшись, шёл дальше. Через два десятка таких вот встреч я свернул с главной улицы в переулок, прошёл ещё немного и оказался перед дверьми своей детективной конторы. Я знал, что дверь заперта, и поэтому, не теряя времени на рассуждения, что же случилось с Гендой, я отыскал ключ и, войдя в контору, сменил табличку на двери с надписи «закрыто» на надпись «открыто».

Здесь было довольно светло и заметно, как в воздухе витает пыльная взвесь, сам воздух был слегка спёртый, поэтому я подошёл к окну и откинул узкую форточку на самом верху. Пахнуло свежестью. Раскурив свою резную трубку, что досталась мне от деда, я понял, что не хочу курить. Даже пришла какая-то неприязнь к этой привычке. Тяжело вздохнув, я выбил трубку в пепельницу и, усевшись в своё кресло, достал из стола то самое свежее дело и начал читать:

Дело № 345. Выписка для частного детектива Леонардо Д’Аманэ. Потерпевший: Бенедикт Лессар, 64 года, был зверски убит на пороге своего дома, на теле обнаружено 64 колото-резаных ранения, нанесённых неизвестным орудием. Предположительно мечом либо ножом с узким обоюдно-заточенным лезвием. Кожа на ранах запеклась, местами обуглилась. Свидетелей нет. Приближённые: служанка-сиделка Анна Люциан, лекарь Фридрих Люциан, в браке покойный не состоял. Иных сведений не имеется.

— Дело не из простых… — многозначительно рассудил я, прочитав довольно короткую, но ёмкую выписку из дела. — Но всё решаемо. Для начала надо расспросить этого лекаря и его дочь, а там, глядишь, на что-нибудь выйдем… — проговорил я вслух.

Вдруг раздался выстрел, и что-то звучно ударилось в дверь. Рефлекторно выхватив и взведя револьвер, я осторожно пошёл к двери. На улице началась паника, что можно было понять по крикам толпы. Резко распахнув дверь, я приготовился к стрельбе, но никого не увидел. Тогда я посмотрел вниз, себе под ноги, и увидел лежащего в собственной крови Генду. У него было прострелено лёгкое. Он захлёбывался. Спрятав оружие в кобуру, я подхватил умирающего друга и побежал, насколько мне позволяли силы, к ближайшему лекарю. Всю дорогу Генда что-то мямлил, сплёвывая кровь, тяжело кашляя и потихоньку задыхаясь.

Скоро уже показалась больница. Влетев туда, я сдал его с рук на руки врачам, и они увезли его куда-то вглубь больничных коридоров. Обессиленный, я сел на пол, облокотившись на стену, склонил голову, закрыл глаза и начал размышлять о произошедшем. Почему-то я знал, что он не умрёт, что я успею добежать… Пот струился по лицу, мысли путались, руки дрожали, дыхание сбилось… откуда я мог это знать? Мимо прошёл лекарь, и тут я вспомнил про Фридриха. Резко подскочив, я подошёл к стоящей без дела медсестре и, представившись, спросил про этого лекаря, на что получил ответ, что он сейчас находится на отдыхе и вернётся нескоро. Тогда я попытался получить его адрес, и мне это удалось. Оказалось, что он живёт недалеко от моей конторки. Оставив Генду на попечительство врачей, я пошёл к Фридриху. Всю дорогу меня преследовал терпкий запах чего-то тёплого, чего-то родного, но я не мог вспомнить, где раньше мог слышать этот запах, кроме как сегодня на кухне моего дома и сейчас. Ничего не получалось.

Фридрих и правда жил недалеко от конторы, даже более того, его обитель находилась на втором этаже того же дома, где расположилась моя контора. Поднявшись по скрипучей лестнице, я постучал в нужную мне дверь. Послышались шаги. Щёлкнув замками, дверь распахнулась, и на пороге я увидел довольно привлекательную девушку лет двадцати.

— Простите, вы — Анна Люциан? — вежливо спросил я, чуть приподняв шляпу.

Я знал ответ на свой вопрос.

— Да. А что, что-то случилось?

Она широко раскрыла от удивления свои ярко-карие глаза.

— Вчера ночью ваш подопечный Бенедикт Лессар был найден мёртвым на пороге собственного дома…

Не успел я закончить, как на её прекрасные глаза навернулись слёзы, и она зарыдала. На звук рыдания дочери пришёл и Люциан-старший.

— Что здесь произошло? Кто вы? — гневно спросил он, обнимая и успокаивая дочь.

Ему на вид было уже далеко за сорок, аккуратная седая бородка, плавно переходящая в седоватые бакенбарды, и копна ухоженных волос цвета пепла, что были заплетены в «конский хвост» на затылке, делали его похожим на настоящего аристократа при дворе императора, а довольно функциональный жакет со множеством отделов и карманов вместе с брюками из хорошей ткани довершали картину.

— Я частный детектив Леонардо Д’Аманэ. Мне поручили расследовать убийство Бенедикта Лессар, подопечного вашей дочери.

После этого он изменился в лице, дружелюбно пожал мне руку и пригласил войти, извиняясь за излишнюю агрессию в мой адрес.

Усадив меня за стол, они сели напротив, и я начал расспросы. Анна всё ещё успокаивалась, так что я решил начать с Фридриха.

— Скажите, не замечали ли вы, что покойному кто-то угрожал или что-то в этом роде? — спросил я чисто для проформы, так как ответы на вопросы я уже и так знал из двух других дней.

— Нет, у господина Бенедикта были хорошие отношения со всеми, но в последнее время к нему часто начали приходить странные люди и что-то от него требовать.

— Можете описать их? — спросил я, записывая его показания в свой блокнот.

— Обычные, в общем-то, люди. Ничем не выделяются… — рассеяно сказал Фридрих.

— У них на ладони была татуировка… — немного успокоившись, сказала Анна.

— Какая татуировка? — спросил я.

— Я точно не помню, но, кажется, это была перечёркнутая змея, поедающая свой хвост, — неуверенно сказала она.

— Понятно… — произнёс я, растягивая последний звук. — Спасибо за содействие. До скорой встречи.

Попрощавшись с семейством Люциан, я вышел из дома и тут же обернулся. Передо мной стоял рослый мужчина лет тридцати, уже занёсший руку со шприцом. Он, похоже, не сильно удивился моему поступку.

— Кто ты? — сурово спросил я.

— Я твой друг, дитя Греха…

Эти слова резанули мой слух подобно острому лезвию.

— Чего ты хочешь от меня?

— Я хочу помочь тебе выбраться из этого кошмара…

С этими словами он протянул мне шприц, что держал в руках.

— Что это? — спросил я, принимая его.

— Лекарство… введи его себе и сегодня с утра приходи в таверну «Уроборос». Мы всё тебе расскажем…— сказал он, удаляясь.

— Странно это всё… но я хочу разобраться во всём этом.

С этими словами я сел на землю, облокотившись на стену, немного повертел дар незнакомца в руках, раздумывая, а потом плюнул на всё и ввёл эту ярко-оранжевую жижу себе в вену. На долю секунды по телу прокатилась слабая боль, потом пришла слабость, и я без особого сопротивления закрыл глаза…

Мне снился сон. Даже не сон, а полноценный кошмар. Вокруг был горящий город. Пахло палёной кожей. Падал чёрный снег Меня куда-то тащили, а за мной тянулась узкая дорожка крови. Где-то впереди кто-то невнятно нашёптывал не понятные мне слова. Я хотел было повернуть голову, но шея отозвалась адской болью в себе. Вдруг всё стихло и в ушах начало звенеть, затем резко раздалось — «проснись!». Я зажмурился. Открыв глаза, я увидел над собой вечернее небо моего города. Опять болели плечи, бёдра и шея. С трудом поднявшись я опёрся на стенку дома лекаря. Меня больше не мутило, но состояние было гадкое. Жадно глотнув свежего воздуха, я пошёл в контору. Здесь ничего не изменилось. Потерев глаза, я вышел из конторы и, заперев за собой дверь, пошёл домой. Силы потихоньку возвращались ко мне, но слабость всё же ощущалась. Благо к вечеру улицы опустели, а воздух заметно посвежел. Шепоток, звучавший непонятным шумом в моей голове, приобрёл чёткость и отчётливо говорил: «Это не твой мир… возвращайся домой…» — и так далее, запах огня приятно ласкал мой нюх. Проходя мимо очередной витрины, я заметил, что волосы мои стали пепельными, а не каштановыми, коими были всю мою (или не мою) сознательную жизнь, на левой стороне лица появилась татуировка.

— Всё интереснее и интереснее…— констатировал я, продолжая движение к своему дому.

Здесь было всё как обычно: любимая жена хлопочет у плиты, маленькая радость — дочурка, три года от роду — играет рядом во что-то, под ногами крутится преданный пёс Роу… При моём появлении на кухне Лея радостно закричала, приветствуя меня, Майя отвлеклась от готовки и страстно поцеловала меня в губы.

— Как день прошёл? — спросила она, продолжая нарезать морковь.

— Нормально… Только вот какой-то ублюдок подстрелил Генду прямо на пороге конторы… — устало процедил я, садясь на стул.

— Какой кошмар! — воскликнула Майя, скидывая рубленую морковь в кастрюлю. Про странный укол и свой сон я решил промолчать. — Ты, наверное, устал… Кушать будешь? — заботливо спросила она.

Есть мне не хотелось точно так же, как и курить.

— Нет, я не голодный… — убитым голосом сказал я.

— Тогда иди приляг, отдохни… — посоветовала она.

Я решил не противиться воле своей возлюбленной. Встав со стула, я медленно поплёлся на второй этаж. Дойдя до кровати, я, не раздеваясь, плюхнулся на неё и сразу же уснул. Мне опять начал сниться тот же кошмар… Интересно, а что меня ждёт в завтрашнем сегодня?

Глава двенадцатая (Цикл последний)

Я проснулся весь в холодном поту. Тело сильно болело в области шеи, плеч и бёдер. Помассировав затылок, я поднялся с постели, поцеловал в лоб свою единственную возлюбленную жену Майю и нежно пригладил кудряшки любимой дочурки Леи. Возле ног уже крутился Роу — худощавый пёс с ярко-рыжей шерстью.

— Ну, пойдём кушать. — тихо сказал я.

— Пойдём, хозяин, — сдержанно гавкнул Роу и побежал вниз, звонко цокая когтями по деревянному полу.

Не удивляясь, я надел свежую рубашку и нацепил очки, спустился на первый этаж и сразу же увидел Роу, сидящего на полу со своей миской в зубах. Почесав ему за ухом, я взял миску и, подойдя к тушке шныри, висящей на крюке, отрезал в миску пару кусочков мяса и поставил её на пол. Когда я распрямился, то вместо шныри на крюке висел мой торс без рук и ног. Крюк проходил через шею. От испуга я слегка отстранился назад, но не упал. Помотав головой, я снова посмотрел на крюк. Теперь там опять висела тушка шныри. Увидев это, я ощутил липкое чувство дежа-вю. Даже не дежа-вю, я знал, что это произойдёт… я видел это вчера и позавчера… что-то здесь не так… и я знал, что именно.

— Показалось, наверное, — констатировал я свои соображения вслух.

— Что показалось, хозяин? — вопросительно тявкнул Роу.

Ну вот опять, опять собака разговаривает…

Слегка успокоившись, я спустился в погреб и, выудив оттуда несколько яиц, принялся жарить их. Кухня быстро наполнилась вкусным запахом жареных яиц и звуком шипения масла. Но, помимо этого всего, кухня наполнилась запахом розы вперемешку с корицей и полынью. Так пахло пламя— это я знаю наверняка.

— Ты уже проснулся? —спросила Майя, приобнимая меня со спины.

Я ожидал этого.

— Сегодня надо прийти пораньше, а то есть у нас одно дельце совсем свежее. Надо с ним разобраться поскорее…

Яичница была уже готова, и, взяв чистенькую тарелочку, я вывалил пищу в неё и, сев за стол, принялся завтракать. Майя села рядом и взяла меня за свободную руку.

— Может, не надо тебе сегодня туда идти? У меня плохое предчувствие…

Отложив старенькую вилку, я повернулся и нежно взглянул ей в глаза. Как же она права… Я не знаю, почему, но я знаю, что сегодня произойдёт много чего плохого.

— Обещаю, расправимся с этим делом, и я уйду на покой.

— Верю. — ответила она в тон мне. Взяв столовый прибор, я вернулся к трапезе. Наверху раздался призывный голос Леи. Майя молча поднялась и пошла на верх. Покончив с завтраком, я помыл за собой посуду, нашёл и одел на бедро правой ноги кобуру с револьвером, накинул куртку, поднял ворот, наполировал до блеска ботинки, одел свою поношенную шляпу из фетра и попрощавшись с семьёй вышел в новый день. Опять это гадкое чувство того, что это со мною происходит уже который день.

Солнце приятно слепило глаза, воздух пах летом, вокруг суетились разодетые в пёстрые костюмы люди, на каждом углу стояли зазывалы, которые приглашали всех на фестиваль «Зелёной Луны» где-то за городом. Надо будет сходить с семьёй… Обязательно…

Продвигаясь вглубь города, я то и дело встречал знакомых и друзей, которые тоже звали меня на этот фестиваль вместе с семьёй, а я отвечал, что обязательно приду и, распрощавшись, шёл дальше. Через два десятка таких вот встреч я свернул с главной улицы в переулок, прошёл ещё немного и оказался перед дверьми своей детективной конторы. Я знал, что дверь заперта, и поэтому, не теряя времени на рассуждения, что же случилось с Гендой, я повернулся и пошёл совершенно в другом направлении. Не скажу, что меня туда влекло, но я просто знал, куда иду, и даже не заморачивался мыслью, откуда я это знаю. Знаю — и всё тут.

Таверна «Уроборос» была довольно хорошим заведением, и я было подумал, что такого законника, как я, туда попросту не пустят, но когда вышибалы увидели меня, то беспрекословно расступились, освобождая мне путь. Растерянно пожав плечами, я вошёл. Внутри меня ждал резкий запах огня, множество посетителей. Здесь мне стало намного веселее, а шёпот смолк. Здесь всё было обставлено под старину, и мне это нравилось, я чувствовал себя здесь уютнее, чем дома.

— Леонардо! Брат наш! Ты всё же пришёл! — послышалось откуда-то со второго этажа.

Посмотрев наверх, я увидел семь фигур, что спускались по резной лестнице. Когда они спустились, я впал в ступор: все семеро были похожи на меня, как две капли воды, только на лицах их были другие татуировки: дракон, медведь, свинья, змея, козёл, лис и лев.

— Кто вы? — спросил я.

— Мы семь владык Смертных грехов. И нам надо поведать тебе одну историю.

Сказав это, они пригласили меня за стол и начали свой рассказ. Они поведали мне обо всём: что этот мир есть всего лишь плод моего воображения и желания вернуть мир в своём мире, что я являюсь прямым наследником и, по сути, реинкарнацией нашего общего брата Палеократа — владыки справедливости. Я узнал, что должен выбраться отсюда и помешать злобным Гельминтам осуществить их замысел по воскрешению этих самых владык. Что странно, я во всё это поверил. Без капли сомнений я принял их слова на веру, потому что знал: они не лгут. Они просто не могут мне лгать.

— Как мне это сделать? — спросил я, когда они закончили.

— Сегодня состоится фестиваль «Зелёной луны». Ты должен на нём присутствовать, ибо тогда, когда взойдёт зелёная луна, откроются врата в твой мир. А пока выпей это и возвращайся к своим делам.

На столе возник пузырёк со слоёной жидкостью внутри.

— Что это?

— Это концентрированный эфир твоей силы. Он вернёт твоё сознание и твои силы окончательно.

Пожав плечами, я откупорил хрустальный пузырёк и выпил его содержимое. Меня обуяла дикая эйфория. Знания о моём прошлом просто сочились в меня, я чувствовал всем телом, как меня переполняет жгучая сила огня и прохладная сила воды. Когда эйфория кончилась, я вспомнил всё, что знал. Попрощавшись, я вышел и направился к конторе. У него было прострелено лёгкое. Он захлёбывался. Спрятав оружие в кобуру, я подхватил умирающего друга и побежал, насколько мне позволяли силы, к ближайшему лекарю. Всю дорогу Генда что-то мямлил, сплёвывая кровь, тяжело кашляя и потихоньку задыхаясь.

Скоро уже показалась больница. Влетев туда, я сдал его с рук на руки врачам, и они увезли его куда-то вглубь больничных коридоров. Обессиленный, я сел на пол, облокотившись на стену, склонил голову, закрыл глаза и начал размышлять о произошедшем. Почему-то я знал, что он не умрёт, что я успею добежать… Пот струился по лицу, мысли путались, руки дрожали, дыхание сбилось… Мимо прошёл лекарь, и тут я вспомнил про Фридриха. Резко подскочив, я подошёл к стоящей без дела медсестре и, представившись, спросил про этого лекаря, на что получил ответ, что он сейчас находится на отдыхе и вернётся нескоро. Тогда я попытался получить его адрес, и мне это удалось. Оказалось, что он живёт недалеко от моей конторки. Оставив Генду на попечительство врачей, я пошёл к Фридриху.

Фридрих и правда жил недалеко от конторы, даже более того, его обитель находилась на втором этаже того же дома, где расположилась моя контора. Поднявшись по скрипучей лестнице, я постучал в нужную мне дверь. Послышались шаги. Щёлкнув замками, дверь распахнулась, и на пороге я увидел довольно привлекательную девушку лет двадцати.

— Простите, вы — Анна Люциан? — вежливо спросил я, чуть приподняв шляпу.

Я знал ответ на свой вопрос.

— Да. А что, что-то случилось?

Она широко раскрыла от удивления свои ярко-карие глаза.

— Вчера ночью ваш подопечный Бенедикт Лессар был найден мёртвым на пороге собственного дома…

Не успел я закончить, как на её прекрасные глаза навернулись слёзы, и она зарыдала. На звук рыдания дочери пришёл и Люциан-старший.

— Что здесь произошло? Кто вы? — гневно спросил он, обнимая и успокаивая дочь.

Ему на вид было уже далеко за сорок, аккуратная седая бородка, плавно переходящая в седоватые бакенбарды, и копна ухоженных волос цвета пепла, что были заплетены в «конский хвост» на затылке, делали его похожим на настоящего аристократа при дворе императора, а довольно функциональный жакет со множеством отделов и карманов вместе с брюками из хорошей ткани довершали картину.

— Я частный детектив Леонардо Д’Аманэ. Мне поручили расследовать убийство Бенедикта Лессар, подопечного вашей дочери.

После этого он изменился в лице, дружелюбно пожал мне руку и пригласил войти, извиняясь за излишнюю агрессию в мой адрес.

Усадив меня за стол, они сели напротив, и я начал расспросы. Анна всё ещё успокаивалась, так что я решил начать с Фридриха.

— Скажите, не замечали ли вы, что покойному кто-то угрожал или что-то в этом роде? — спросил я чисто для проформы, так как ответы на вопросы я уже и так знал из трёх других дней.

— Нет, у господина Бенедикта были хорошие отношения со всеми, но в последнее время к нему часто начали приходить странные люди и что-то от него требовать.

— Можете описать их? — спросил я, записывая его показания в свой блокнот.

— Обычные, в общем-то, люди. Ничем не выделяются… — рассеяно сказал Фридрих.

— У них на ладони была татуировка… — немного успокоившись, сказала Анна.

— Какая татуировка? — спросил я.

— Я точно не помню, но, кажется, это была перечёркнутая змея, поедающая свой хвост, — неуверенно сказала она.

— Понятно… — произнёс я, растягивая последний звук. — Спасибо за содействие. До скорой встречи.

Попрощавшись с семейством Люциан, я вышел из дома и тут же поймал запах. Да запах не простой, именно тот, который принадлежал убийце Бенедикта и, я сам не поверил своему носу, стрелявшему в Генду человеку. Принюхавшись получше, я пошёл туда, откуда шёл этот запах. Нюх вывел меня к одинокому домику на самом краю богатого района. Это даже был не домик, а настоящий дворец. В нём жила семья мэра Д’Лакруа.

— Всё интереснее и интереснее… — констатировал я, смотря на высоченные стены с крепкими воротами.

Для обычного человека попасть туда без разрешения, да ещё и незаметно, невозможно, но я же не обычный человек. Перекинувшись в маленького воробья, я перелетел через ограду, потом из воробья превратился в рыжего кота и пошёл на запах. Войдя в дом, я почувствовал, что запах усилился и ведёт на второй этаж. Я было побежал туда, но внезапно меня накрыло ударом веника по голове.

— Ах ты плешивая котяра! — раздался старческий голос служанки. — Ишь куда забрался! А ну давай выметайся отсюдова, чтоб глаза мои тебя больше не видели! — закричала она и погнала меня веником в сторону улицы.

Но стоило мне выпрыгнуть за порог, как я налетел на младшую из детей мэра Уинри Д’Лакруа.

— Ой! Какой миленький котёнок! — закричала она, поднимая меня с земли.

— Госпожа! Положите эту гадость на землю! Он же грязный и блохастый наверняка! — не унималась старуха.

— Селестия! Что ты такое говоришь? Он очень миленький и хороший котик!

Я заурчал и начал тереться мордочкой о платье Уинри, как бы подтверждая её слова. Пахло не от неё. Она по-детски рассмеялась и унеслась со мною на второй этаж. Странная она, вроде бы на вид ей лет двадцать, а ведёт себя как маленькая. Но меня это не волнует, главное — она движется в нужном мне направлении. Вбежав в свою комнату, она поставила меня на свою роскошную двуспальную кровать и со словами: «Я сейчас вернусь!» — выбежала из комнаты. Источник запаха был совсем близко. Спрыгнув с кровати, я вышел из комнаты и пошёл в другую. В комнату среднего и старшего сыновей мэра. Здесь запах был самым сильным и исходил от сидящего за письменным столом среднего сына. Подойдя ближе, я запрыгнул на стол и посмотрел на него. Он тоже взглянул на меня, затем мягко взял обеими руками и поставил на пол. Тогда я обратился в человека и, положив ему руку на плечо, развернул к себе лицом. Вот теперь он был удивлён.

— Скажи мне, мальчик, кто убил Бенедикта Лессар? — спросил я заговорщицким голосом.

От страха он весь побледнел и, не говоря ни слова, указал на себя.

— А ранил моего напарника тоже ты?

На сей раз он кивнул. Тогда я выхватил револьвер и направил его на голову бедняги. Тот чуть со стула не упал.

— Нет! Прошу! Не надо! — кричал он, но я, не слушая его, спустил курок…

Револьвер щёлкнул вхолостую. Я ехидно улыбнулся и, обратившись в дымку, вылетел в открытое окно. Позади послышался глухой удар о деревянный пол. «Наверное, надо было полегче с ним», — подумал я, материализуясь за пределами владений семьи мэра. Остаток дня я провёл в конторе, а потом ушёл домой.

Здесь было всё как обычно: любимая жена хлопочет у плиты, маленькая радость — дочурка, три года от роду — играет рядом во что-то, под ногами крутится преданный пёс Роу… При моём появлении на кухне Лея радостно закричала, приветствуя меня, Майя отвлеклась от готовки и страстно поцеловала меня в губы.

— Как день прошёл? — спросила она, продолжая нарезать морковь.

— Нормально… Только вот какой-то ублюдок подстрелил Генду прямо на пороге конторы… — устало процедил я, садясь на стул.

— Какой кошмар! — воскликнула Майя, скидывая рубленую морковь в кастрюлю. Про странный укол и свой сон я решил промолчать. — Ты, наверное, устал… Кушать будешь? — заботливо спросила она.

Есть мне хотелось очень даже сильно.

— Да, конечно! Я голодный, как волк!

— Сейчас всё будет готово! — сказала она, помешивая что-то в кастрюле.

На ужин у нас сегодня было мясо с подливкой и рисом. Было очень вкусно. А после ужина мы пошли на фестиваль. Там было очень много народу, и Леи было интересно смотреть на цирковых артистов, которых там хватало, на разных зверушек и тому подобное. Потом был восход зелёной луны. Когда это чудо природы достигло своего пика, мир вокруг застыл. Стало слышно, как бьётся моё сердце, и мысли бегают по коре головного мозга. Позади слышалась приятная музыка. Я обернулся и увидел, что за моей спиной висит арка портала цвета золота. Без лишних колебаний я шагнул в неё.

Глава тринадцатая

Я очнулся. В нос сразу же ударил противный затхлый смрад, а вокруг себя я увидел оранжевый кристалл. Попробовав двинуться, я понял, что эта затея обречена на провал. Тогда я воззвал к силам, что вновь принадлежали мне — силам невинных душ, заточённых в моём сердце, — и получил удовлетворительный отклик. Кристалл треснул и, рассыпавшись в мелкую пыль, закрутился вихрем вокруг меня, постепенно придавая мне сил. Это было слегка щекотно. Когда всё улеглось, я вновь встал на ноги, размял свои затёкшие руки и шею, пробуя их на гибкость. Всё было в порядке. Немного покрутив головой по сторонам, я понял, что нахожусь в какой-то пещере, а рядом с тем местом, где стоял мой кристалл, был ещё один такой же, только коричневато-зелёным. Что-то подсказывало мне, что там находится Бренден. Прикоснувшись к нему, я почувствовал ритмичную вибрацию биения его сердца. Значит, он в своей воображаемой реальности.

— Надо бы его вытащить… — сказал я вслух и рефлекторно потянулся за спину к рукоятке меча, но её там не было.

Это значило только одно: мне надо найти своё оружие. Вытянув перед собой руку, я запалил огненный шар, но он не загорелся. Тогда я попытался усилием воли поджечь валявшеюся на полу веточку. Не вышло.

— Значит, я полностью беззащитен перед врагом… Ни меча, ни магии. Замечательно! — начал ругаться я вслух.

Вдруг в отдалении послышались механические голоса стражников-изделий. Я напрягся, скрупулёзно прокручивая в голове план дальнейших действий. Вскоре передо мной предстали четверо вооружённых изделий в тяжёлых доспехах.

— Схватить его! — закричал самый главный в более тяжёлых доспехах.

Услышав приказ, стражники-изделия обнажили мечи и медленно, как на опасного зверя, начали надвигаться на меня. Я в свою очередь, напружинив ноги, принял защитную стойку и пристально следил за их движениями в тусклом свете пяти факелов. Подойдя ближе, один из них предпринял попытку атаковать меня, но я совершенно рефлекторно уклонился и, произведя хитро сплетённый захват, перекинул обидчика через плечо. Резко пнув, я оторвал ему руку до локтя, затем взял его меч и опять встал в защитную стойку. Вражины застыли в удивлении — впрочем, как и я. Похоже, это были те самые приёмы боевой системы, которым обучал меня Никола, доведённые до автоматизма под его пристальным надзором? Скорее всего.

— Кто следующий? — грозно спросил я, направляя клинок на оставшихся.

Трофейный ятаган удобно лежал в моей руке, готовый в любую секунду пролить чужую кровь, и враги на заставили себя ждать, набросившись на меня вдвоём. Легко уклонившись от их атак, я провёл серию коротких, молниеносных, а главное смертельных ударов по корпусу обоих изделий. Издав противный скрипящий звук, они упали к моим ногам, и офицер внезапно воспламенился. От неожиданности я отскочил в сторону, но, почувствовав знакомый запах, остановился. Пахло как в моём сне: смесь розы, корицы и полыни. Пахло моей родной магией огня. Протянув вперёд свободную руку, я одними губами воззвал к тёплому свечению, что осталось от офицера, и оно в мгновение ока скакнуло мне на руку и не менее быстро стало впитываться в кожу. По телу прокатилось слабое наслаждение, и неожиданно для себя я почувствовал в себе силы огненного элементаля, но совсем капельку. И вот тут я всё понял: этот гадёныш Николас с Химичевым на пару поместили меня в кристаллическое зерно защитного барьера и потихоньку выкачивали из меня силы, передавая их своим офицерам для лучшей работы на поле боя. Знаю, звучит глупо, но этот приём был очень ярко описан Палеократом в его Магическом Трактате. Также там было описано такое явление как магический вампиризм. Оно обозначено как «последний козырь в руках элементалей, что поглотили дополнительную стихию» и заключается в приобретении способности вытягивать чистый магический эфир из живых существ при прямом контакте с их плотью и кровью…

Из моих мыслей меня вышиб мощный взрыв, который резко отбросил меня к моему другу— элементалю земли. Половина пещеры обрушилась, загораживая мне проход. Пора было будить Брендена.

— Проснись и пой, друг мой, проснись и пой… — начал напевать я, ритмично стуча ятаганом по кристаллу.

Волей-неволей он поддавался. Через некоторое время я смог освободить верхнюю половину туловища моего боевого товарища и, не теряя ни секунды, начал отчаянно хлестать его по щекам. Поначалу мне казалось, что данное действо не возымеет никакого эффекта, и хотел уже бросить, но внезапно Бренден начал подавать признаки жизни.

— Лео… — невнятно промямлил он, открыв глаза. — Где мы?

—В подземельях Химичева и его своры фанатиков.

— Так это был лишь сон. Наваждение. Обман. Не верю…

Я практически не видел его лица, но знал, что по нему сейчас бегут скупые слёзы, и подставил ему своё шероховатое от шрамов плечо. Уткнувшись в него, он начал тихонько всхлипывать. В этот момент у меня что-то ёкнуло в груди, а перед глазами предстали картины того, что я видел в своём сне: жена, дочурка, друзья, спокойная жизнь… всё то, чего я лишился из-за этих поганых Гельминтов… На глаза невольно навернулись слёзы.

— Что нам теперь делать? — спросил он, когда мы оба успокоились.

— Надо выбираться и найти своих. Ты можешь колдовать? — спросил я и вместо ответа увидел, как Бренден одним мановением худощавой руки убрал завал, преграждавший нам путь. — Как это так? У меня сил вообще не осталось, а ты как огурец с грядки.

— Понимаешь, я являюсь искусственным элементалем, то есть у меня в груди бьётся «сердце Евы» с синтетическим кристаллом Грешной Пустоты…

— А настоящий где? — непонимающе спросил я.

— А настоящий обретается в груди Химичева, и сейчас у него есть все четыре стихии, которые он выкачал из тебя и Николаса.

— Понятно… — многозначительно сказал я. — Но что-то мы заболтались. Пора бы и когти из этого гадючника рвать.

Побродив несколько часов по лабиринтообразным подземельям, мы вышли в тот самый храм, откуда я бежал несколько лет назад с Лисой на руках. Это был тот самый храм, где погиб Меркуцио… При мысли об этом к горлу подступил липкий комок горечи.

— Ты знаешь, как отсюда выбраться? — спросил Бренден, но ответить я не успел, так как из всех щелей полезли орки, эльфы и гномы, вооружённые разнообразным колюще-режущим и огнестрельным оружием.

Я встал в боевую стойку, перехватив поудобнее ятаган, а Бренден приготовился использовать магию. Я чувствовал на себе тяжёлый взор десятков глаз, готовых убить нас при первой же возможности.

— Не стрелять! — вдруг раздалось из толпы.

Обернувшись на голос, я увидел, как из толпы выходит главарь воровской шайки, которую я привёз из Туманного Конгломерата.

— Ворик… — только и смог выговорить я, опуская меч.

— Мы все не теряли надежду на то, что вы всё ещё живы, господин. Наше оружие и наши жизни в вашей воле… — поучительно сказал он, преклоняя передо мною колено.

Его разношёрстное войско беспрекословно последовало его примеру.

— Встаньте, братья. — обратился я к ним. — Я вам не господин. Я такой же, как и вы, всеми забытый, всеми отринутый враг целого народа! Эти поганые Гельминты захватили власть в Империи и хотят провести кровопролитный обряд воскрешения былых владык этого мира — семи Владык-Грешников. Если у них это получится, то весь мир погрузится в хаос на веки вечные. Вы моя последняя надежда на победу, ибо я растерял все свои былые силы огненного элементаля первого порядка. Вы готовы идти за мной на верную смерть?

Вместо ответа я услышал громогласные выкрики воодушевлённых людей. В этих криках чувствовалась боль утраты родных и близких, что сгинули на улицах этого города, который пометила как излюбленное место сама смерть, и готовность слепо следовать за мною хоть на край земли, хоть в пасть мучительной гибели от рук бездушных созданий Гельминтов. Но в то же время я видел в их глазах отвагу и жажду кровной мести за все страдания этих антропоморфных существ.

—Тогда вперёд! На столицу! На Иллиард! — закричал я, и толпа воров тронулась с места.

Я последовал вместе с ними.

— Господин! — окликнул меня Ворик.

Я остановился.

— Возьмите…

— Что это? — спросил я, рассматривая ярко-чёрную жидкость в маленьком флакончике, полученную из рук пожилого вождя воров.

— Это редчайший артефакт— концентрированная кровь Высшего дракона. Один такой флакон сможет восстановить все ваши силы.

— Спасибо за такой дорогой дар… — сказал я, пряча флакон в карман брюк.

— А теперь иди. Спасай наш мир… — сказал Ворик и сел на пол, оперившись на стенку, а я побежал догонять свою маленькую армию.

Нас встретила кромешная безлунная ночь. Мы шли пешком. Иллиард находился в нескольких милях к востоку от Траска. Весь запал этих энтузиастов исчез через пятнадцать минут нашего похода. Я еле удерживался от того, чтобы не воспользоваться даром Вориком, но получалось с трудом.

— Господин! Смотрите! — закричал кто-то.

Посмотрев вперёд, я увидел здание. Воздух донёс до меня запах настоящей деревни: пахло сеном и навозом.

— Братья! Впереди конюшни противника! Захватим их и сможем использовать лошадей, что там содержатся!

Позабыв про все свои усталости, люди обнажили мечи, кинжалы, топоры, защёлками затворами картечников, револьверов, послышалось мерное жужжание автономных магострелов. Я тоже обнажил свой ятаган и, подавая пример, помчался вперёд. Завидев нас издалека, враги засуетились, и на нас обрушился град пуль и стрел, но дух этих людей было не сломить. Довольно быстро преодолев расстояние до аванпоста, мы, будто ураган, прошлись по врагам и абсолютно без потерь вырезали всех.

— Отлично! Просто превосходно! — кричал молчавший до этого момента Бренден, осматривая сараи с повозками и конюшни.

— Господин… — обратился ко мне один из молодых воров. — Мы обнаружили четыре шестиствольных орудия «Разрушитель» на подвижной платформе и огромный запас боеприпасов к нему. Также найдено несколько десятков лошадей. Благодаря вам, теперь у всех нас есть возможность отдохнуть по пути к нашей цели.

— Это хорошая новость, брат. Сообщи им, чтобы брали всё необходимое и готовились к отходу.

— Слушаюсь… — сказал он и удалился.

— Что ты задумал? — спросил Бренден, жонглируя мелкими камешками.

— Захватить Иллиард и стереть с лица земли этот недуг в лице Химичева.

— Ты киратской трын-травы объелся что ли?! В столице войск больше, чем волос на наших головах. Вместе взятых. А нас всего лишь четыре десятка! Это безумие!

— Я знаю. Но эти четыре десятка преданных мне людей, которыми движет жажда отмщения, стоят пятнадцати миллионов воинов подложной империи. А знаешь, что самое главное? Самое главное, что эта горстка воров готова умереть за меня, в отличие от солдат империи.

— Ну, тут с тобой не поспоришь… Раз ты собрался провернуть такую авантюру, то я с тобой до последнего моего вздоха.

— Спасибо, друг мой… —ответил я, и мы вместе вышли из здания начальника поста.

За воротами уже стояли пять повозок, гружёных орудиями, боезапасом и экипажем в виде двух человек на орудие, да кучка всадников с мечами и огнестрелом наголо. Усевшись на свободных коней и возглавив колонну, мы отправились вперёд.

Послышались выстрелы. Земля начала разрываться от попадания разрывных снарядов оборонительных гаубиц, что располагались за стенами имперского дворца, а в ответ им трещали «Разрушители», выплёвывая зажигательные снаряды с ужасающей скоростью. После очередного взрыва конь мой жалобно заржал и, встав на дыбы, сбросил меня.

— Лео! — послышался крик Брендена, и его накрыло взрывом.

Не помня себя, я вскочил и побежал к нему сквозь бойню, что учинили здесь имперские выродки.

— Брен. Дружище… Ты как? — спросил я, склоняясь над ним, и мысленно сам ответил на свой вопрос.

Всё его тело было изорвано шрапнелью и обожжено огнём, но он был всё ещё жив.

— Возьми моё сердце… Возьми мою силу… И размажь этих ублюдков по стенам нашей Империи… — сказал он, и жизнь его угасла.

— Обязательно… покойся с миром, вольный сын Греха…

Вырвав из его безжизненной груди кристалл, я с силой сжал его в ладони и почувствовал влажное дыхание Матери-Земли на своём лице. Затем пришла боль. Меня будто выворачивало наизнанку. Некая сила сжимала мои внутренности и дробила кости, выгибая суставы в обратную сторону, но скоро всё стихло. И теперь я почувствовал, как надо мною зависла бомба и вот-вот упадёт. Одним жестом я вырастил из земли подобие своего «Аскалона» и разрубил смертоносную жестянку. Внутри меня кипела ярость. Забравшись в седло ближайшего коня, я во весь опор помчался вперёд, а за мной — все остатки моей горе-армии. «Разрушители» не умолкали, паля по неприятелю, и, когда мы вплотную подошли к воротам, от них, по сути, ничего не осталось.

— Рассредоточиться! Убивайте всех, кто будет оказывать сопротивление в продвижении к дворцу! — скомандовал я, и мы ворвались в город.

Подобно молнии, я метался по улицам на своём коне, прокладывая себе дорогу к Химичеву, и с каждым моим шагом врагов становилось меньше. Вдруг резкий поток нисходящего воздуха выбил меня из седла и буквально придавил к горелой земле.

— Не стоило тебе возвращаться в наш мир! — послышался знакомый голос Николаса. — Тебе здесь ничего не светит!

— То же о тебе… — сказал я и воззвал к Матери-Земле.

Всё вокруг затряслось, из-под брусчатки вырвалась гигантская рука и обрушила на него колоссальной силы удар. Послышался сдавленный крик и хлюпающий звук. Когда рука рассыпалась пылью, я увидел на месте Николаса мокрое пятно и мелкие обломки костей. Брезгливо посмотрев на то, что осталось от Николаса, я достал из кармана пузырёк и в один глоток осушил его. Ничего не произошло, но я почувствовал некую лёгкость. Слегка поведя плечами вширь, я почувствовал, как из-под лопаток прорываются крылья. Обратившись драконом, я взмыл в небо и направился к императорской ложе. Я чувствовал, что Химичев именно там. И я не ошибся.

В большой комнате было светло, как днём, на полу и стенах были нацарапаны магические пентаграммы, а в центре комнаты, на жертвенном одре, лежали Майя, Хайм, Кальцефер, Лиса, Уинри, Андреас и Миха.

— А вот и ты — истинный владыка Грешной пустоты Леонардо Д’Аманэ ибн Палеократ… — послышался хрипло клокочущий голос.

Обернувшись, я увидел нечто с ассиметричным телом, всё в слизи и с обезображенными чертами лица, отдалённо напоминавшими лицо Химичева.

— Магическая отдача… — только и смог пролепетать я, прежде чем получить огненным шаром в голову.

Меня отбросило в сторону, и тут же навалилась некая тяжесть по всему телу.

— Да… Вот так… Пресмыкайся передо мной… — заговорил он.

Размягчив под собою камень, я провалился на предыдущий этаж. Следом за мной появился и Химичев.

— Посмотри, что с тобой стало! Прекрати это всё! Ты же помнишь, как это — Быть человеком!

Вместо ответа в меня полетел сгусток острого льда. Махнув рукой, я испарил его и дыхнул огнём в ответ, но он и от этого увернулся. Тогда я обратился в огненного медведя и попытался отгрызть ему голову, но стоило мне занести над ним свою массивную лапу, как я получил мощный удар в челюсть и вновь оказался в зале, проломив собой пол.

— Ты слишком слаб… — проклекотал он и резанул меня моим же «Аскалоном».

Брызнула моя алая кровь, и пентаграммы засияли багровым цветом, всё затряслось, а жертвенный одр зашёлся зелёным пламенем.

— Ты не смог спасти своих друзей и свою любовь… — сказав это, он разразился гомерическим смехом, а в это время в лучах восходящего солнца на стене появились семь силуэтов.

Спустя мгновение они сорвались со стен и влетели в меня… Меня затрясло, на лбу начали вырастать витиеватые рога, глаза жгло, пальцы покрылись костяным панцирем. От дикой боли я потерял сознание…

«Леонардо… Леонардо… проснись, Леонардо… Уже утро…»

— Где я?

«В раю…»

— Но… Я не хочу… Я не готов…

«Поверь, ты готов…»

— Кто ты?

«Палеократ… а теперь поднимись… И уничтожь эту заразу…»

— Хорошо…

Открыв глаза, я увидел горящий город. В воздухе витал запах гари. Воздух приятно обволакивал моё тело. Постепенно начало приходить осознание. Я падаю. Сгруппировавшись, я впечатался ногами в землю и, с силой оттолкнувшись, влетел обратно в залу. Оказавшись там, я призвал на помощь всё, что у меня осталось, и, подобрав «Аскалон», встал в стойку. Химичев тоже приготовился к бою. Секунда — и мы уже схлестнулись в неистовой схватке на истощение. Вокруг скакали искры, летали камни и лилась кровь. Я начал выдыхаться, когда мой противник неуклюже открылся, и тогда я нанёс сокрушающий удар мечом в область сердца. Моя рука прошла насквозь.

— Ха. Где же просчёт… — сказал он, становясь опять похожим на человека.

Взяв его на руки, я смахнул с одра пепел моих друзей и положил туда бездыханное тело Химичева. Затем резанул себе руку и начал менять главную пентаграмму. Закончив, я вогнал меч себе в сердце.

Свет. Тепло. Я открыл глаза. Передо мною стояли восемь фигур.

— Я уничтожил Гельминтов. — сказал я.

— Значит, тебе удалось…

— Но ценой твоей победы стала твоя человечность. Все твои воспоминания и эмоции.

— Ты поистине достойный потомок нашего брата…

— Вы знаете, чего я хочу. — сказал я.

— Конечно…

Они начали окружать меня, бубня некие заклятия. Тело стало невесомым. Я закрыл глаза.

…От нечего делать я начал рассматривать всех входящих и выходящих. Не зря, как оказалось: среди новой партии посетителей особенно выделялись две фигуры в длинных балахонах с капюшонами. Они медленно и осторожно огляделись, а затем присели за соседний стол. Отшив подбежавшего разносчика напитков, они начали разговор вполголоса. Не слушая их, я уселся за их столик. Они порядком удивились такому повороту событий.

— Господа, — начал я. — Как вы относитесь к смерти?

— Не может быть… — только и успели сказать они прежде, чем я убил их обоих, вытянув из их тел всю влагу.

Порывшись у них в карманах, я обнаружил кислотно-оранжевый кристалл Грешной Пустоты.

— Теперь всё будет по-другому… — сказал я, выходя из таверны и направляясь к пристани.

Меня ждали великие свершения в роли Абсолютного элементаля…

Стрелок

24 Май 2017 Нет комментариев

автор: Андрей Христофороврубрика: Проза Tags: Андрей Христофоров

Сигналы о начале урока во всех учебных заведениях нашего города разные: например, в девятой гимназии — это мелодичное пение птиц, в шестом лицее — мелодия ксилофона. А у нас это старый трещащий звонок, прямиком из XX века. Но сигнал есть сигнал, и он означает, что начался шестой, крайний на сегодняшний день, урок начальной военно-космической подготовки. Не теряя времени, мы всем классом вывалили за порог кабинета и спешно построились в две шеренги. За поворотом послышалось лязганье самых дешёвых автопротезов. Все моментально замерли и замолкли. Через несколько секунд в рекреацию, где мы стояли, вошёл наш преподаватель. Он медленно и чинно прошёлся вдоль строя до середины, затем остановился и коротко, почти незаметно, кивнул мне. Это было своеобразной отмашкой, разрешением к совершению действия.

— Становись! Равняйсь! — скомандовал я и чуть подался вперёд, осматривая строй.

Все стояли вызывающе правильно и аккуратно. Хоть в учебник заноси. Выпрямившись, я продолжил:

— Смирно! Равнение на середину! — сделав шаг вперёд, я развернулся и зашагал к преподавателю. — Товарищ преподаватель, девятый кадетский класс к проведению урока НВКП построен и готов в составе двадцати пяти человек. Рапорт сдавал командир класса сержант Павел Летягин, — отрапортовал я, остановившись в двух шагах от учителя и отдавая воинское приветствие.

— Здравия желаю, товарищ сержант, — сказал он, протягивая правый протез руки.

— Здравия желаю, — ответил я и пожал протянутый протез.

Затем повернулся лицом к строю.

— Здравия желаю, товарищи кадеты!

— Здравия желаем, товарищ преподаватель! — поприветствовали все хором.

У меня аж уши заложило от переизбытка децибел.

— Встать в строй.

— Есть! — ещё раз козырнув, я быстро вернулся в строй.

— Сегодня ваш крайний урок в этой школе перед вашим убытием в спецлагерь на Азимандусе, так что предлагаю вам решить, чем мы будем заниматься весь этот час.

— Товарищ преподаватель, разрешите обратиться! — послышался женский голос из строя.

— Слушаю тебя, Мензуркина.

— Расскажите, пожалуйста, как вы лишились рук и ног. Нам всем очень интересно!

Судя по интонации ефрейтора Софии Мензуркиной, она очень смущалась. Оно и не удивительно. Ведь наш преподаватель тот ещё красавчик: длинные блондинистые волосы, тонкие черты лица, гладкая кожа и большой шрам через правый глаз. А также внушительный для его двадцати шести лет послужной список. По нему сохли все девушки на параллели девятых-одиннадцатых классов. А уж наши, кадетские, так вообще несколько раз предлагали ему встречаться, но он им всё время тактично отказывал. И правильно делал.

— Хорошая идея, товарищ ефрейтор. Сержант!

— Я! — крикнул я.

— Сопроводи класс в актовый зал. Я подойду чуть позже. За дисциплину отвечаешь лично!

— Так точно! Класс! Общая команда, нале-ВО! — все синхронно повернулись в указанную сторону. — В актовый зал, строевым шагом… марш! — класс немедленно застучал каблуками по полу и безупречным маршем двинулся к месту назначения, отмеченному на подсоединённом к сетчатке глаза нейрошунтовом визоре белой точкой с дальномером.

Учитель появился минут через пять после того, как мы все расселись по местам. В руках у него было несколько голоматриц, которые он немедля загрузил в проектор, затем сел рядом, лицом к нам, и начал:

— Произошло это почти полгода назад. Я тогда командовал пятой ротой космопехоты. И нас отправили на планету Псикамерон.

В воздухе появилась голограмма небольшой планетёнки. Свет в зале незаметно для всех погас, отчего здесь воцарилась приятная полутьма.

— Накануне шайка пиратов из гильдии «Уберменше» напали на резиденцию императора на Эдеме. Но оказалось, что там был ещё кое-кто. «Тёмный Дракон». Их прихвостень зверски убил предводителя отряда из гильдии «Уберменше», сначала отстрелив ему причинное место, а затем и отрубив голову. После этого они сбежали на украденном катере. С собой они прихватили дочку императора — Азмарию. После этого император дал указание вернуть княжну любой ценой. Для этого он отправил нас в тот ад.

Картинка сменилась на герб гильдии «Тёмный Дракон»— зубастую безногую тварь с расправленными крыльями и скрученным в один оборот хвостом.

— Поначалу всё шло как нельзя лучше: мы высадились и начали наземную операцию с привлечением тяжёлой бронетехники, при поддержке планетной авиации и космофлота. Целью высадки, как вы уже могли понять, были поиски, спасение и эвакуация княгини Азмарии. Но в один момент моя рота лицом к лицу встретилась с отрядом, укравшим княгиню, и его предводителем — Драгуном. Он чуть старше вас, но с мечом он управляется получше некоторых фехтовальных дроидов, что уж говорить о человеке. Но тогда я этого не знал и сдуру вызвал его на Дуэль Чести. И вот мы скрестили клинки. Мне казалось, что моя победа близка, но Драгун провёл удачную комбинацию ударов и, завладев моим клинком, одним ударом лишил меня конечностей. А затем ещё и пощадил как не достойного смерти. Когда они ушли, меня отправили в госпиталь. Там я узнал, что заместитель Драгуна, не помню его прозвища, вернул княжну императору с тем уговором, что войска Империи покинут планету. Император подчинился. После того, как мои родственники узнали, как я стал калекой, отец отказался от меня, сказав: «Коли ты якшаешься с отбросами, то тебе нет места среди членов семьи Кафка». Вместе с моим знатным именем он отнял у меня моё положение и состояние. В итоге денег у меня еле хватило на то, чтобы купить комплект самых дешёвых автопротезов да оплатить операцию по частичной киборгизации. Потом я выписался и устроился учителем к вам в школу. Как-то так, — закончил он.

Невольно посмотрев на девушек, я увидел, как они млеют от его рассказов. А вот пацаны, похоже, уже точили зуб на этого Драгуна. И тут вновь прозвучал звонок.

— Командуй, Летягин.

— Класс! Встать! — все сделали, как я приказал. — Смирно!

— До свидания, товарищи кадеты!

— До свидания, товарищ преподаватель!

— Вольно! Разойтись! А тебя, Летягин, я попрошу остаться, — сказал учитель, включая свет и выключая проектор. — Поможешь мне прибраться тут после вас. Как приберёшь, зайди ко мне доложиться.

— Так точно! — ответил я и полез в потайной шкаф за дроном-пылесосом.

Поставив стулья на столы, я оставил дрона пылесосить, а сам пошёл докладываться учителю. Постучав в его дверь, я нажал нужную кнопку, и дверь молниеносно уползла в стену.

— Товарищ преподаватель… — начал докладывать я с порога.

— Просто Антон Валерьевич, курсант Летягин, — перебил он меня. — Входи и дверь за собой закрой. Нечего с порога разговаривать.

Я сделал, как мне было сказано. Войдя, я сразу же занял предложенный мне стул.

— Антон Валерьевич, я всё прибрал… — неуверенно окончил я доклад.

— Отлично. Как думаешь, зачем я тебя сюда позвал?

— Даже не знаю… — растерянно промямлил я, уставившись себе под ноги.

Никогда ещё я не разговаривал с учителем так…  неофициально, что ли…

— Я позвал тебя сюда, чтобы отдать тебе одну вещь, которая вскоре может тебе пригодиться.

С этими словами он достал из угла, между его столом и стеной, длинный продолговатый предмет, завёрнутый в ткань, и протянул его мне.

— Что это? — недоумённо спросил я, принимая дар.

— Это мой клинок. «Пламя дракона». Именно этим клинком Драгун отрубил мне в той дуэли правую руку и ногу.

Когда я развернул ткань, то увидел тёмно-рыжий меч в ножнах. Судя по внешности, это была японская катана.

— Спасибо, конечно. Но, Антон Валерьевич, чем я заслужил такую честь?

— У тебя максимальный балл на прошедших недавно экзаменах ГТО по фехтованию. Ты единственный из твоего класса, кому я могу полностью доверять. И я больше не в силах хранить его у себя. Он напоминает мне о моём отце и о том, что я больше не могу сражаться, как раньше…

В его голосе я явственно услышал горечь. Упаковав меч обратно, я привязал к нему ремень и закинул за спину.

— Ещё раз спасибо, Антон Валерьевич. Я могу быть свободен?

— Да, конечно. Главное — помни: это настоящий меч. Смотри не прибей им кого-нибудь.

— Хорошо, — ответил я и вышел прочь.

На улице было туманно, и уровень токсинов превышал норму в десять раз. «Опять, наверное, очистительные конструкции засорились…» — думал я, проверяя исправность фильтров в своём респираторе. Левый фильтр практически отказал, а правый протекает ещё со вчерашнего дня.

— Это не очень хорошо… придётся идти окружными тропами, в обход оживлённых автострад… — сказал я вслух, сплюнул натёкший в рот фильтроген, натянул на лицо маску респиратора и вышел в объятья буро-зелёного тумана.

Глаза тут же начали слезиться и чесаться. Угораздило же меня разбить защитные очки на полигоне… Мирясь с невыносимым зудом в глазах, я медленно продвигался сквозь пелену токсина, исходящего из труб близлежащих заводов по производству комплектующих для двигателей гипердрайва. Вскоре я дошёл до искусственного парка с биодеревьями из фотосинтезирующего материала. Здесь было чуть свежее, и я с удовольствием снял респиратор, ещё раз сплюнув фильтроген. Сделав глубокий вдох, я почувствовал вкусный фруктовый запах воздуха. Чуть постояв и понаслаждавшись этим сладким ароматом, я продолжил свой путь в общежитие.

Здесь всё было неизменно: всё тот же дроид-консьерж, давно сломанный и заросший токсичным мхом, всё те же рухнувшие перекрытия и провалы в полу. Я был здесь единственным жителем, так как дом этот был признан аварийным и готовился под снос. Но, несмотря на это, здесь было уютно. Преодолев несколько дыр, я, наконец, ввалился в свою комнату. Здесь всё тоже было без изменений. Сев на кровать, я скосил глаза в правый верхний угол комнаты, и покорный визор показал мне, который сейчас час.

— Без пяти минут восемь… — обречённо сказал я вслух. — Пора уже и спать ложиться. Завтра вставать рано.

Аккуратно повесив форму на вешалку, а вешалку вместе с мечом на гвоздь, я почистил зубы и лёг спать. Но ещё минут десять я бесцельно ворочался с боку на бок, пока не уснул.

*

За стенкой что-то жужжало и стучало, рядом лежал парень, на вид моих лет, и копался в своём комме. Что-то меня в нём тревожило, но я не знаю, что именно.

— Хэй, чел, — вдруг произнёс он. Похоже это было адресовано мне. — Не занят?

— Как раз собирался поваляться и побездельничать. Но ты меня заинтересовал. Что ты предлагаешь?

— Давай сходим на палубу, а то мне ой как хочется ноги размять…

Сказав это, он спрыгнул со своего койко-места и несильно толкнул меня в бок. Я тяжело вздохнул, нехотя поднялся с кровати и пошёл за ним следом.

— Костян, — представился он, протягивая мне руку.

— Пахан, — я приветственно пожал его руку.

— Ох ты, какое имя… Мощное! Под стать оружию.

Я невольно положил руку на рукоять меча, что висел у меня на поясе.

— Если не ошибаюсь, это катана «Пламя Дракона».

— Я вижу, ты знаток… — с неподдельным удивлением сказал я.

— Да, по долгу призвания приходится.

Мы вышли в более освещённый коридор кают второго класса, и я, наконец, смог рассмотреть Костяна получше. Рядом со мной шёл слегка небритый, взъерошенный парень, на вид чуть старше меня. Одет он был в чёрную футболку, чёрную с серо-жёлтыми вставками и капюшоном жилетку, армейские камуфляжные штаны и такие же берцы. За спиной у него висел гладиус в карбоновых ножнах, рукоятью указующий в правый нижний угол, а на левом бедре я заметил странный пистолет в композитной кобуре. Такая же кобура, но уже с другим пистолетом, обнаружилась сзади слева. Странный он человек.

— А какое у тебя призвание? — спросил я с нарочитым интересом.

Но ответить он не успел. Коридор сотрясла череда ударных волн от мощных взрывов.

— Чёрт! Как не вовремя… Они должны были быть в этом квадрате только через два часа…  Пахан, иди к панели связи и скажи третьему-второму классам оставаться на своих местах и не дёргаться. Надеюсь, умеешь пользоваться?

Он вынул пистолет из кобуры на поясе и протянул его мне. Не задавая лишних вопросов, я взял пистолет и пошёл к панели. Панель оказалась совсем рядом. Открыв нужную вкладку, я ввёл команду забаррикадировать двери. Вылезло окно ввода личных данных оператора. Без раздумий я ввёл свои ФИО, звание и место обучения. Панель выдала «добро» и закрыла все двери кают второго класса, а третий класс был вообще забаррикадирован.

— Что же ты задумал? — спросил я воздух.

Он, к сожалению, не откликнулся. Тогда я проверил обойму пистолета и пошёл на палубу первого класса.

Оказалось, причиной взрывов были абордажные капсулы бандитов. Все пассажиры лежали ничком, в том числе и Костян, а между ними расхаживала на своих паучьих лапках самка Эльбан. Чуть поодаль неё стояла пара Леган с лучевыми ружьями и в экзокостюмах. Сняв оружие с предохранителя, я уже прицелился, как вдруг меня кто-то поднял и бросил прямо на середину палубы.

— А вот и ещё один снобий сынулька. К остальным его, — скомандовала Эльбан, дав мне ощутимую пощёчину своей когтистой антропоморфной рукой.

Мне в спину уткнулось дуло. Обернувшись, я увидел массивного Чемаг. В одной паре рук у него был гранатомёт QDW-36, в простонародье прозванный «Гренадёр», в другой он держал пару скорострельных ПП-52 «Фреза». Один из них упирался мне промеж лопаток.

— Лежать! — рявкнул он.

Я покорно занял свободное место рядом с Костяном. Недоброжелательно рыкнув, он отошёл в сторону.

— Как думаешь, сколько их? — спросил шёпотом Костян.

— Главарь-Эльбан, два эльфа-Леган в среднебронированных ЭК и один Чемаг с гранатомётом. Всего получается четверо.

— На балконе, над нами, засели два снайпера со «Зверобоями», в левом заднем углу палубы сидит сапёр с детонаторами. На каждом третьем пассажире в шестом ряду, если считать, что мы лежим в первом, закреплены «пояса шахидов». Ещё трое проводят поиски близ мостика, двое держат на прицеле экипаж на мостике. Итого двенадцать «чёрных» наёмников дважды «S» класса.

Я мог только дивиться осведомлённости этого человека. А ещё спокойствию, с которым он это говорил.

— А почему ты думаешь, что это не пираты, а «черные» наёмники?

— Настрой приёмник в своём нейрошунте на частоту шесть, дробь тридцать два, и слушай. — Я аккуратно достал до кольцеобразного бегунка и медленно прокрутил его на сто семьдесят пять с половиной градусов.

— Нэнс, вы скоро? — спросил Костян в пустоту.

Я не знал, к кому он обращался, но чувствовал — скоро я это узнаю.

— Мы на позиции. Начинаем по твоему сигналу, — послышался приятный девичий голос. Услышав это, Костян медленно поднялся на ноги.

— Эй, вы! Ротозеи! — захватчики быстро нацелили на него свои стволы. — Какой скупердяй доверил дело таким лузозёрам, как вы?! — не успел он это спросить, как Чемаг подлетел к нему, схватил за грудки и поднял над полом.

— Тебе, как вижу, жизнь не дорога! — закричал бандит, начиная сдавливать свободной рукой горло смельчака.

— А вот это уже зря… — сверкнуло лезвие, и все четыре руки Чемаг отделились от тела и безвольно упали на пол, где впоследствии оказалась двухметровая туша самого Чемаг.

Он орал от боли что было мочи.

— Пахан, пристрели сапёра! — рявкнул Костян. Рефлекторно выхватив пистолет, я прицелился и спустил курок. Раздался громкий хлопок, и отдачей оружие подкинуло вверх. Следом последовал глухой звук упавшего тела. Это значило только одно — повторного выстрела не требуется. Внутри возникло гадкое чувство угрызений совести. Я ещё ни разу до этого момента не убивал, но моё тело в тот момент действовало на автомате. И это пугало. Вновь повернувшись к Костяну, я увидел, что в него стреляют все, кто остался невредимым. А он, в свою очередь… отбивал пули?! Нет. Этого не может быть! Но назвать его высокоскоростные телодвижения по-иному у меня не поворачивался язык.

— Что дальше? — спросил я.

— Попробуй снять снайперов. А я пока обеспечу прикрытие, — ответил он спокойным голосом.

Я громко сглотнул и посмотрел на балкон. «Так, прикинем. Расстояние до балкона метров двадцать, угол подъёма тридцать семь градусов, ветра нет. Это значит — бьём прямой наводкой». Откатившись чуть в бок, я поймал голову противника в линию прицела и выстрелил. Отдача в очередной раз подкинула оружие, но мне удалось минимизировать угол отклонения, и следующий снайпер лёг уже через пять секунд. Я даже смог разглядеть, как его мозги ошмётками вылетают из черепа на стену, отчего к горлу подступила рвота, но в силу пустого желудка меня не стошнило.

— Путь свободен! Звери! В атаку! — закричал Костян, и в тот же миг по правому борту показалось судно, которое немедленно открыло огонь по неприятелю. Затем с тыла появился отряд из трёх человек в масках и занял круговою оборону. Двое неприятелей, а точнее Эльбан и раненый Леган, успели скрыться от шквального огня судна в коридоре, из которого меня выкинул лежавший на полу и уже безрукий и мёртвый Чемаг. Оттуда они вели посильный огонь по нам.

— Драгун! Ты как всегда! Нет чтобы хоть раз притвориться беспомощной жертвой и дать нам сделать свою работу!

Я не мог поверить своим ушам. Костян оказался тем самым Драгуном, с которым дрался Антон Валерьевич…

— Сид, ты же меня знаешь — я неуравновешенный псих, — сказал Драгун и криво улыбнулся, затем надел на лицо маску и накинул капюшон.

— Капитан, что делать с трупами? — спросил один из трёх вошедших.

— Всех на мясо. Кроме паучихи и эльфа. На них у меня особые виды…

— Дракош, говорит Кана. Мостик под нашим контролем. Но эти мрази пристрелили навигатора и старпома, — сказал немного кокетливый женский голос.

— Это не есть гуд. Тигрица, Альтаир, что с грузом?

— Груз у нас, в целости и сохранности. Можем уходить. — послышался мягкий мужской голос. Во мне медленно закипала злоба от той мысли, что я по-дружески разговаривал с самым опасным корсаром ближнего и среднего рубежей исследованного космоса и одним из Всадников Армагеддона. «Я должен отомстить ему за учителя. Пусть я умру, но напоследок я выложусь на всю катушку!» — с этими мыслями я встал и резко, потянув из ножен свой меч, нанёс рубящий удар по диагонали. Послышался звон метала. Моя катана упёрлась в его гладиус.

— Что это ты удумал, Пахан? — с интересом спросил он.

— Я убью тебя… — сказал я, тяжело дыша от гнева.

— Чего?

— Я убью тебя! — рявкнул я и начал наносить беспорядочные удары с ужасающей силой и скоростью, но все они были блокированы гладиусом Драгуна.

Я свирепел всё больше. Но тут произошло всё, как рассказывал учитель: Драгун провёл странную, но быструю комбинацию, и мой меч вылетел из моих рук. Тогда я быстро потянул пистолет и прицелился в драгуна, но его предо мной больше не было. Ствол его пистолета упирался в мой затылок.

— А убивалка у тебя что надо. Но с таким самоконтролем вероятность твоей победы крайне мала.

Он сделал упор на словосочетании «крайне мала».

— Ты как не огранённый алмаз. Твоим навыкам нужна закалка в реальном бою, концентрация на цели и недюжий самоконтроль. Идём со мной. Я научу тебя этим вещам.

— Никогда я не буду якшаться с такими убийцами, как ты! — крикнул я, разворачиваясь к нему лицом. — Вы только и думаете, что о деньгах, а на обычных людей вам начхать!

— Капитан, может, на дно его? — спросил второй из тройки вошедших на кануне.

— Хлеборезку закрути, Струбцина, — недобро ответил Драгун.

Пистолет он с меня не спускал.

— А ты, Пахан, не зарывайся и не равняй нас с вон теми отбросами, — он указал на связанную паучиху и Леган. — Вот они — такие, как ты сказал. А мы чуточку другие. Мы не вешаем на заложников взрывчатку, мы вообще заложников не берём. Это привилегия террористов, а мы пираты. Мы грабим, ради денег, но не трогая тех, кто не оказывает нам противодействия. Правда, не сходится с общепринятым шаблоном, Летягин Павел Юрьевич — кадет-отличник по всем предметам военного блока, лучший фехтовальщик и стрелок на уровне области. Но вспомни, где ты живёшь. Не хотелось ли тебе ощутить в своих руках вес денег, да и, к тому же, ты круглый сирота. Присоединяйся к нам. Я дам тебе кров, навыки и главное — дружную семью.

«А ведь он прав…» — промелькнуло у меня в голове. — Я живу в старой общаге, работаю, не покладая рук, чтобы прокормить себя, семью мне заменила моя винтовка — приз за первое место в соревнованиях по снайперскому ремеслу. А мои одноклассники купаются в заботе родственников, деньгах и роскоши, в то время как я страдаю. И вот мне предлагают всё это, в обмен на чистоту совести…»

— Я согласен. — уверенно ответил я. — Только у меня будет одна просьба…

*

Общага всё ещё стояла на месте. Я пробрался в свою комнату, вскрыл тайник и вынул оттуда три снаряжённые обоймы и крупнокалиберную винтовку «Раптор» с гравировкой на боку ствольной коробки: «Летягину Павлу — лучшему стрелку Калининградской области». Повесив винтовку на плечо, я тяжело вздохнул и в последний раз окинул хозяйским взглядом комнату. Затем развернулся и вышел.

— Добро пожаловать в «Тёмный Дракон», Стрелок, — сказал Драгун.

Я не чувствовал, что совершил ошибку. Во всём теле была лишь лёгкость новой жизни. И новых горизонтов.

Разговоры в Царстве Мёртвых

12 Апр 2017 Нет комментариев

автор: Fr. Gilel Ben Shaharрубрика: Поэзия, Проза Tags: Fr. Gilel Ben Shahar

Часть I. Vlad Țepeș

Dracula: Я ока поработаю журналистом в Царстве Мертвых, буду брать интервью по интересующей меня тематике. И фотографом – фотоаппарат в Царство Мертвых не возьмешь – но я могу делать скетчи из астрала – показать, как все есть на самом деле. Вот пока позаписываю мнения, диалоги и, может, вместе придем к истине.

Петр I: Ну что, Samgabial Beshet, какие страшные тайны нам откроешь?

Signifer: Я действительно рад. Впервые за долгие годы в могильной пустоте. Просто меня все живые, кто более ли менее знали мою жизнь и практику — после смерти стали считать за идиота. Говорили примерно так: «Вот он – служил своему хозяину, как собака, а потом хозяин его предал – отдал на корм червям». И мне просто хочется, чтобы сейчас — через семь лет стало понятно, что Самаэль видел и слышал мои слова в могиле – мои просьбы. И я очень благодарен Дракуле – услышал он, он снял заклятие с моей души. И я теперь свободен.

Петр I: Я уважаю людей принципиальных, людей честных, людей свободных. И, пожалуй, ты единственный из той лавочки, что вызывал у меня симпатию. А что касается Дракулы – у него есть чему поучиться – у него железная воля, которая ломает преграды. Я очень прямой дух, я прямо говорю, что о ком думаю. Да, мы с Дракулой очень разные. Это замечательно, что он решил поработать журналистом в Царстве Мертвых, хотя это для него несвойственно, но, думаю, с его талантом, у него получится лучше других. Я вообще был отчасти под покровительством Черной Луны – Лилит – поэтому мне близки люди искусства – журналисты, художники, писатели. Отсюда собственно и желание брить бороды, пудрить волосы, парики, пышные наряды – все это от Лилит.

Dracula: Есть очень сильный каббалистический ритуал вызова Лилит – там волосы сбривают наголо. Это делает мужчина, чтобы впустить в себя Лилит.

Петр I: У меня Лилит так и осталась в астрале сильная и голодная. Ладно, потом скажу.

Dracula: У меня всегда был стабильный баланс Самаэль – Лилит. Но женщин, одержимых Лилит – я ненавидел, потому что моя Лилит — давила их Лилит.

Петр I: Так вот. Я собственно Сигниферу начал рассказывать. Тебя Дракула освободил. Мне Дракула очень помог однажды. Общались мы мало. Просто у меня была ситуация, когда мне сделали больно. Я узнал об измене бывшей жены. Честно говоря, я не любил ее совсем. Была у меня красивая Лилит – Анна Монс, жена Екатерина I – тоже Лилит. Я искал оболочку для своей внутренней любимицы, она не должна была быть пуританка. Куртизанка, немного распутница, жена многих мужей, раскованная, свободная, с чувством юмора, но не воровка, не дрянь. У меня Лилит была очень светлая, чистая, высокая, как муза с белыми крыльями. Вот. И поэтому я не любил первую жену. Это была такая доморощенная, напыщенная русская баба, именно баба, не женщина, нечто среднее между иудейской Матронит и русской Макошей. Глупая, упрямая, злопамятная, жестокосердная. Она не разделяла ни одного из моих взглядов. Моя муза в ее тело войти не могла. И я ее сторонился. В постели мне было с ней противно, она не брилась и не мылась в бане, чуть ли не до вшей. Мне не хотелось опускаться в ее грязную энергетику. Я был очень терпелив, но потом после поездки за границу, где я увидел немало красивых и утонченных оболочек для Лилит —  терпение лопнуло, и я ее отправил в монастырь, где ей было место и думаю, любой нормальный мужчина со здоровой сексуальностью поступил бы на моем месте точно также. Но когда я узнал об измене – меня это настолько задело, тронуло до глубины души. У меня было оцепенение, истерика в одиночестве, слезы, я кулаки разбил в кровь об стену. И ладно бы я этого живой никому не сказал – но в Царстве Мертвых я могу спокойно говорить – мне было больно это узнать. И я вспомнил, что в Голландии мне попалась в руки копия Нюрнбергского памфлета о Дракуле. И я призвал Влада и, обернувшись, увидел его рядом, так как сейчас он меня видит и слышит, и он мне просто дал на время своего Хранителя Самаэля. И я приказал посадить ее любовника на кол. Это была чуть ли не единственная подобная казнь в мое правление. Моя Лилит так бы не сделала, она бы наказала иначе. В общем, после того случая, у меня к Дракуле очень приятельское отношение.

А что до тебя, Сигнифер. Я зачем все это начал рассказывать – я просто очень хорошо понимаю, что есть измена и что есть предательство. Я вообще считаю, что любая измена требует кары. Я не был из тех, кто бросал своих преданных слуг. Даже Меньшикова, запятнавшего себя воровством и многими пороками, я от себя не отдалял, лишил званий, потом простил.

Я понимаю твою ситуацию, Сигнифер. У тебя был сильный хозяин, которого ты любил и который тобой манипулировал, как хотел и закрывался тобой, а потом, когда пошел обратный удар со стороны светлых, перед тобой закрыли ворота, все равно, что на штурме крепости, оставить защитника наедине с неприятелем за крепостными стенами. Сколько таких безымянных полегло в разных войнах. Я все это хорошо помню и видел со стороны. Сколько жизней было погублено перед взором Медного Всадника? Я помню и Кровавое Воскресение и две Революции и Войну, когда люди ели траву возле моего памятника, а я если бы и хотел им помочь – то был не в силах. А во время эвакуации и перед прорывом блокадного кольца я часто приходил во сне к Командирам Красной Армии – подсказывал им, как лучше действовать. Но в то время не принято было делиться своими снами.

Так, что ты, Сигнифер, не единственный, кто погиб незаслуженно. И я уже привык видеть со стороны страдания душ человеческих и очень часто — не вмешиваюсь. Но мне сказал Иоанн – «Вот есть Сигнифер». Я еще при жизни говорил, что Иоанна я уважаю и люблю – меня цитировали неоднократно в последнее время на эту тему. Иоанн мне помогал много и по делу. Начали мы общаться перед стрелецкой казнью, помогал он мне при строительстве новой столицы некоторыми советами, но особенно под Полтавой. Но не только Иоанн – мне и Дракула указал на Сигнифера. Знаешь, что сделаем, Сигнифер.

Signifer: Я весь во внимании.

Петр I: У меня есть личный астральный коридор, даже лабиринт, можно сказать, со множеством больших и малых веток. Я тебе с сегодняшнего дня открываю астральный коридор с твоей могилы на мою могилу и на Медный Всадник, сделаем еще ветку на памятник возле Михайловского замка. Открытие любого астрального коридора требует времени. Дракуле я открыл сразу по запросу. Тебе с сегодняшнего дня тоже открыто, но частоту сигнала по заданным направлениям – я усилю в ближайшие дни. Понятно, что коридоры астральные — дело сложное, но коли я решил открыть коридор – он, несомненно, будет функционировать надлежащим образом – пока на ближайшие несколько месяцев в зависимости от эффективности совместной работы. Летай, докажи, что ты не идиот, что твои просьбы слышали и Самаэль и духи и мертвые слышали. И пусть живые, кто плохо о тебе отзывались – прикусят свои языки.

Dracula: У меня еще всегда был сильным Михаил-Архангел. Еще с прошлой жизни. Я построил и отреставрировал семь монастырей, я регулярно жертвовал большие средства для святых монастырей Афона. У меня было трое сыновей – первый был назван в честь меня и моего отца Владом, а двое в честь Архангела-Михаила – Михаил (это традиционный церковно-славянский вариант имени) и Михня (румынский вариант имени). Но Михаил-Архангел – дух очень справедливый – если что-то делается против законов чести и порядка, принятых с древних времен в духовном и религиозном мире  — он призывает наказать, покарать. Я карал строго по закону.  Михаила традиционно изображают как Судью Страшного Суда.

Петр I: Дракула! Ты всячески можешь на меня положиться в деле Страшного Суда. Все, что я смогу сделать из миров смерти – я сделаю. Памятники мне на данный момент не строят – много построено, фильмов тоже много сняли. У меня есть время на ваши дела, достаточное, чтобы оказать полноценное содействие с моей стороны. Но я думаю, многие вопросы по ходу работы отпадут сами собой.

Так договорились Ключник Рая с Ключником Ада. Сигнифер означает ключник?

Dracula: Хранитель сигилл и знаков.

Signifer: Есть такое значение, еще и должность в древнеримской армии.

Петр I: То есть, тебе твой хозяин как бы воинское звание присвоил у себя при дворе.

Signifer: Бывший хозяин. Да, типа того.

Петр I: Я просто хочу показать, что ваш двор из мира мертвых выглядит несколько иначе, чем из мира живых. Я думаю, многим живым — это будет невероятно интересно. Так что мы с Дракулой начнем свое журналистское расследование – будешь нас консультировать. Сыщиком и журналистом работать не приходилось – но учиться никогда не поздно.

Signifer: Петр, тебе нравится Самгабиал?

Петр I: Очень нравится. В паре с моей Лилит — будет идеальный темный канал. Погоняешь через моего Всадника. Потом я сам погоняю с удовольствием.

Dracula: Канал будет замечательным. Столько всевозможных фактов всплывет – полезных и интересных.

Петр I: Дракула! Я еще хотел добавить, что плюс работы с такими духами, как я, заключается в том — что ни разжалобить, не переубедить меня практически невозможно. Если я что-то решил для себя по конкретному вопросу – например, помочь Дракуле, Иоанну и Сигниферу прийти к истине – я буду действовать ровно так, как решил. И я не исключаю, что меня могут начать дергать в астрале помойные крысы и пытаться у меня узнать, чего  это я вдруг активно включился в тему. Смею уверить — они меня не затруднят этим нисколько, скорее наживут себе головных болей, я же укажу уродам на их место, чтобы они знали, что я о них думаю. У меня эгрегор прочный, сильный и помимо высокой светлой Лилит  и Святого Петра – у меня достаточно духов – хранителей. И заклясть меня, прибегая к помощи каких-либо демонических сил – практически невозможно. Я и так всегда был между Небом и Адом. Когда бояре меня посылали в баню– я их посылал к черту. Это не значит, что я не любил мыться – мылся я охотно и с удовольствием, любил реки, водоемы. Город — на болотах у моря построил.

Dracula: Скажи два слова о казаках и предательстве гетмана?

Петр I: Тема очень больная для меня, много неприятного услышал после смерти в свой адрес. Я пошел на принцип. И хорошо, что ты затронул этот вопрос – я считаю, что за предательство нужно мстить, пока не отомстишь, изменников, неверных своему слову, нужно наказывать жестоко. И я не жалею, что я поступил именно так, а не иначе, хотя пострадали многие из тех, кто не имел прямого отношения и мог быть верным российской короне при других обстоятельствах, тем не менее за предательство нужно мстить.

Dracula: Я тоже так думаю.

Петр I: Дракула, я знаю некоторые обстоятельства твоего дела. За действия участников клана несет ответственность Хозяин Клана. И либо действия проводились с его молчаливого согласия, либо он даже этим действиям потворствовал и потакал, хотя и позиционировал невмешательство, либо он просто не управлял своими людьми, как должно, что еще хуже для него. Это все равно, что выпустить из зоопарка стаю обезьян с гранатами в руках – вот так примерно отдельные «дела» веселой лавочки в инфернальном Питере выглядели на астральном плане.

Signifer: Иногда еще хуже выглядело.

Петр I: В любом случае, хозяин клана несет ответственность за действия своих слуг, подчиненных, астральных рабов и прочее, независимо от того умеет он ими управлять или не умеет – желает ли управлять или не желает.

Есть знания загробного мира несущие опасность – есть методы несущие вред и их распространение чревато появлением таких выродков, не побоюсь этого слова, как Елена. И за вред и ущерб, нанесенный уродами, несут ответственность не только сами выродки, но и тот, кто их взрастил, воспитал, вооружил.

Само собой, должное покаяние смягчает наказание, но я прослежу, чтобы покаяние было искренним, полным и всесторонним, чтобы нам не пришлось вновь сталкиваться с делами подобного рода.

Dracula: Я уже почти все решил на астральном плане, поэтому меня и удивило немного решение Иоанна привлечь тебя к нашему делу.

Петр I: Дракула, ничего удивительного. Покаяние, если оно искреннее, должно быть публичным, прилюдным. Но то, что ты таскал чью-то душу в астрале в монастырь каяться – это имеет смысл и значение только в астрале. А мне бы хотелось, чтобы покаяние стало мемом в жж. Лично мое мнение.

И обращение Иоанна – оно для меня серьезно меняет статус вопроса. Вот, буду теперь за Сигнифера стоять, как за родного сына.

Signifer: Нужно было серьезно покопаться в моих чувствах, как сделал Дракула, чтобы понять, что мне действительно было очень больно, когда меня выкинули, как игрушку и забыли. Но я никогда бы не предположил, что меня потом так неожиданно поддержат.

Петр I: У тебя благородная душа, ты порядочен, честен, принципиален – это редкость. И у тебя сильный, высокий демон, скорее даже архангел – крылатый, черный. Для Медного Всадника — идеальный канал.

Signifer: Моего демона после моей смерти, как тряпку по полу возили уроды, гоняли без дела, вызывали кто не попадь.

Петр I: Да, ломали людям судьбы, души. Ничего, теперь демон будет в хороших руках. У меня руки чистые – ни демона, ни себя я неправдой не запятнаю. И тебе, как единственному законному владельцу демона, предоставлю самые широкие полномочия.

Signifer: А я спал в могиле заклятый, проклятый, и ничего не мог сделать, да и не стремился. А потом меня разбудили на суд.

Петр I: Вот, Сигнифер, теперь оторвешься за все прошлое.

А тебе, Дракула, скажу – твои страдания не вечны, моя помощь будет очень существенна и серьезна. Я знаю, за что тебя подвергали гонениям – за то, что ты не хотел предать своего высокого светлого гения – Архангела Михаила. И все это отольется кровью и слезами тем, кто преследовал тебя за твою веру в Михаила и страшный суд.

А сейчас за твоею спиной Самаэль, я смотрю – тени, что прежде создавали тебе препятствия – сторонятся тебя.

И я еще раз скажу – веришь в страшный суд – давай его по вопросам конкретных нескольких душ — начинать сами в астрале своими силами – свиток от Высших Светлых у тебя есть. Кто осужден Михаилом – получит от Михаила, кто осужден Самаэлем – получит от Самаэля.

И как тебя не пытали – вот в чем минус жизни в земной оболочке – почему я не тороплюсь из астрала – ты не сдавался и не сдаешься. И я знаю – ты реализуешь задуманное обязательно – с моей ли помощью, без моей помощи — ты осуществишь свои цели. Я же только рад тебе помочь.

Signifer: К Дракуле боятся подойти, Самаэль же в теле. Он теперь может гораздо больше, чем прежде.

Петр I: Тем более, Дракула, покажи нескольким заблудшим овцам рода человеческого, что возомнили себя великими черными магами, на что способен Самаэль в гневе. Я же тем, кто заслужил — такую встряску устрою, что до конца жизни в ужасе будут вспоминать кару Святого Петра.

Часть II. Петръ Романовъ

Петръ: Дракула, прошлая беседа была чрезвычайно интересна, появилось искушение ее продолжить. Возражений нет?

Dracula: Так даже будет эффективнее, если журналистом будешь ты. Все равно у тебя есть настроение говорить, так говори, а у меня есть настроение молча прокусить сердце железными клыками и подвесить на крючья. Вот и все настроение.

Петръ: Ты веришь в любовь в Царстве Мертвых?

Dracula: Нет, это бред. Абсурд полный. Просто мертвые могут сотрудничать, когда им обоим это полезно.

Петръ: Хорошо. Это правильно. У каждого мертвого свой энергетический канал и свои воронки выкачки энергии. Они связаны с памятными местами мертвого. И у каждого своя сила тяги. Тому, у кого сила тяги меньше — полезно сотрудничать с теми, у кого сила тяги больше. Это первый момент. Второй момент, в каждой стране есть свои древние мертвые, местночтимые святые, я бы сказал, с ними полезно сотрудничать мертвым из других стран, кто хочет работать на данной территории комфортно.

Dracula: У каждого своя сфера влияния. И уровень привлекательности для живых душ, для общения и сотрудничества.

Петръ: Смотри. Если, допустим, есть мертвый, кого ты хочешь привлечь к себе, он не способен тебя полюбить, верно?

Dracula: Конечно, такой же мертвый, как я. Мертвые любить не способны. Но если оживить сердце ему, но он почувствует себя живым и начнет испытывать чувства и до конца жизни в земной оболочке будет их испытывать. Накладывается на могильный канал поверх ангельский канал и человек, будучи мертвым способен любить, причем сильно и страстно.

Петръ: Отлично, этот вопрос закроем. Назови свои памятные места, самые интересные и привлекательные?

Dracula: Castelul Bran на первом месте по рейтингам, там кинематографический канал, Cetatea Poenari – историческое место, Господарский двор в Бухаресте, Count Dracula Club в Бухаресте, Curtea Domnească в Тырговиште, мои восковые фигуры в музее Madame Tussauds в Лондоне, и в музее The National Wax Museum Plus в Дублине крайне привлекательны, некоторые туристы туда едут, чтобы на Дракулу полюбоваться.

Петръ: Петербург вообще весь заполнен моими памятными местами, но мне, например, особенно нравятся энергетические потоки в Кронштадте, в Инженерном замке, на Сенатской площади. Петропавловская крепость тоже место замечательное, Зимний дворец у Зимней канавке на участке Адмиралтейского острова, частично сохранившийся под зданием Эрмитажного театра и так далее.

В Москве очень привлекательны с исторической точки зрения район Лефортово и Преображенская площадь.

Так вот, ты смог бы сигиллировать потоки своих памятных мест в виде знаков?

Dracula: Я даже древние камеры в подвалах Поенари пробовал сигиллировать, в какой какие типы душ содержались.

Петръ: Очень хорошо. Все самые интересные места сигиллируй в виде простых емких по смыслу значков. Дальше, какие типы душ тебя раздражают?

Dracula: Меня раздражают те, кто оттягивают свет с моих полей.

Петръ: У тебя своя сильная воронка, и по краям множество тварей, которые стягивают, откуда только возможно, но потоки не идут к тебе, и тебя это раздражает, потому что ты передал воронки управления своими тварями в чужие руки, левым сущностям. Забери всех своих тварей под свое личное управление. Я тебе всячески помогу. И у нас получится. Дракула, с тебя ни слова, ни знака не вытянешь, ты по очереди дергаешь подчиненных и через них что-то записываешь, рисуешь, когда есть настроение. Тебя сильно раздражает, что твари тебя как бы не слушают. И меня раздражает. Потому что мне твоя система очень нравится по факту, и я внесу, возможно, посильный вклад от меня в ее качественное устройство. И это будет наша общая система. Даже с того света можно что-то построить, создать красивое, ценное, привлекательное. И всегда найдутся те, кто будут воплощать, но речь не о том.

Dracula: Каждая тварь – это, чаще всего, женщина Лилит. И я их ем не напрямую, а со стороны их мужей. Их мужья все давно съедены. Они меня все раздражают.

Петръ: Понимаешь, какая вещь. Нет Лилит, что не была бы рабыней Самаэля. Ты каждую из этих женщин превратил в рабыню своего мужа, а за спиною каждого мужчины приставил черного демона-цербера, чтобы их пинали. В итоге они не тянутся к тебе потому, что у каждой в матке по стальному кулаку, причем не твоему, а твоих астральных слуг.

Dracula: Давай исправлять срочно. Я просто не привык нянчиться с женщинами. На каждую цепь и ошейник и ходят, как проклятые на цепи.

Петръ: Давай сделаем химеру, гнездящуюся в топях. Красиво сказано, правда? И назовем ее, например, Кали Люцифера. Кали очень привлекательная Богиня, а обвитая серебряным змеем Люцифером — еще более привлекательная. И пусть она живет в теле таинственной незнакомки. Она всю жизнь будет верна только тебе и мне. Давай подпишем ей в подарок пару книг и забудем ее, как будто ее и нет. А потом понадобится тебе какая-то женщина — ты в астрале ее позови и скажи: «Моя прекрасная Кали, есть там женщина по имени такому-то и что-то она ко мне не тянется сердцем и душой, принеси мне ее сердце на блюде». И Кали честно тебе пойдет и принесет. И сразу выбьет железный кулак из матки женщины. Потому что кулаки все твоих слуг. А слуге махни и скажи – «а ну отойди от нее» – она предназначена Господам. И тогда что случится – женщина вдруг почувствует, что дикого тирана рядом с нею как бы и нет, но ее сердце занято и занято тобой… и мной, раз уж я активно этим делом занялся. И соответственно, что с нею потом произойдет, она начнет искать контакта с тобою, читать твои записи, тексты и прочее. А ты уже сам знаешь, кто тобою наказаны за дело и за какое и просто покажи, что тебе совершенно наплевать на их жизнь и судьбу. А что может быть страшнее для женщины, когда женщина любит искренне, а объекту любви на нее совершенно наплевать?

Dracula: Я до такой степени презираю женщин, что просто не могу представить, как я вообще буду рядом с женщиной ходить… стоять рядом. Вообще противно. Внутри женщины должен быть не меньше, чем кто-то из близких для меня мертвецов, чтоб я вообще стал с ней разговаривать.

Петръ: Ну, вот я в женской психологии разбираюсь намного лучше. Я тоже мертвый Самаэль, просто я много с Лилит работал, у меня есть прошлый опыт, не всегда позитивный, иногда печальный. Вот эта змея под Медным Всадником – это раздавленная Лилит. Как ты давил Лилит?

Dracula: Вот. Это интереснее вопрос. У меня была женщина по имени Катерина. У меня были среди любовниц две Катарины, одна из Брашова, другая из Тырговиште. Вот с той, что из Тырговиште случилось несчастье. Она была моей любовницей несколько месяцев, очень меня любила. Мы были в походе – она сопровождала меня. Шел военный совет. Я стоял над картой, полностью одержимый демоном Асмодеем. Я просто был сосредоточен на маневрах войск. Там мышь не смело пикнуть. И все мои военачальники слушали затаив дыхание. И вдруг она врывается и начинает орать, что мне на нее наплевать, что она носит под сердцем моего сына, и как я могу не думать о ней. Я подбежал к ней, выхватил меч и распорол ей живот, чтобы показать, что ребенка нет. Конечно, я бы никогда не убил своего сына, просто я знал, что она врет. И она умерла у меня на руках, твердя, что очень меня любит и очень хочет родить мне сына.

Петръ: Почему она врала?

Dracula: Потому что она начала думать обо мне и демон за считанные минуты вышел из моего тела и вошел в нее. Асмодей действует на нижние чакры, на половые органы. И она, одержимая демоном, почувствовала, что в животе тяжело, там был просто мой дух, которого она сама в себя переместила. У меня же на считанные минуты посреди военного совещания появилась апатия, усталость, я вдруг начал забывать, о чем говорил. И вдруг она врывается и орет, что я ей мало внимания уделяю. И, соответственно, я понял, что она просто вытащила в себя демона, который мне был нужен для войны. И я немедленно про себя прочел заклятие, чтобы демон вернулся в мое тело. Она вдруг замолчала, а я взбесился, и поток гнева выместил на ней. Вот и все. Поэтому не нужно глупым женским головкам дергать мужских демонов просто так, иначе демон может вернуться в тело мужчины и наказать за это очень жестоко.

Петръ: Вот. У меня абсолютно такая же ситуация была. У меня была такая тварь Анна Монс. И у нее была внутри черная змея Лилит, а у меня внутри был светлый ангел из свиты апостола Петра. И что эта тварь по-твоему делала?

Dracula: Я думаю, что она просто вызывала в свое тело этого твоего ангела без дела, постоянно думала о тебе и таким образом ела твое астральное поле. И пока твой ангел сидел в ней, в тебе сидела черная змея и требовала чтобы все вокруг стригли бороды. Лилит подпитываются, коротко обстригая волосы.

Петръ: Ну, почти так. Но змея была не больше 50 % времени. Я когда выпивал, я ангела возвращал обратно. Потом спрашивали меня все: «А что это Петр так много пьет?» Я не знал, куда змею девать. Мне тошно было от нее. Она меня душила. Я когда выпивал, я своего ангела вытаскивал насильно из нее обратно. А потом трезвел, и она опять воровала ангела и так постоянно. И мозг мне объедала, и сердце и по нижним чакрам все болело. Как останусь один хоть на минуту и эта Анна перед глазами. А я ведь сначала был ангелом, я не был Самаэлем, я не мог управлять змеей. А за ее спиною был Самаэль, который нагло кормился за ее счет энергией, моей энергией и кровью. И я чувствовал его – врага — и ничего не мог сделать. А потом он поскользнулся, упал в воду и утонул на моих глазах. Потому что я вдруг выдернул Самаэля в свое тело, а в тело врага вытолкнул ангела на считанные минуты. Тонут чаще всего ангелы. Змеи не тонут. И в его палатке нашли ее письма к нему и принесли мне. И я прочел и понял, что она из меня тянула энергию, а ему дарила подарки. И у меня это вызвало ненависть и отвращение к ней, и я ее бросил практически сразу. И приказал ее запереть под замок на три года. Но мне и этого показалось мало. Я приказал принести мне череп овцы и затем в подходящую фазу луны вызвал демона Астарота. У меня были гримуары и знания были, я умел вызывать духов, заклинать их, общаться с ними. И Астарот дал мне 9 знаков смерти. Я их нанес на череп овцы, написал там ее имя и приказал унести в подвал. И после этого я вовсе забыл о ней. И через год она умерла. И в тот день, как она умерла — к моим ногам приползла черная змея. Я сидел за столом – писал что-то, смотрю, а у меня змея под ногами вьется так жалобно и бесприютно смотрят на меня змеиные глаза. А я-то уже был Самаэлем, а ангела держал в теле Марты Скавронской, мне так было сподручнее. И я оставил змею ползать у ног, вселял в любовниц, фрейлин. Развлекался с ними. А Марта честно рожала мне детей, всего их было 11, но почти все умерли, только две дочери остались, потому что от Самаэля что живое родиться? Где Лилит смогла закрепиться и свить клубки, чтоб энергией питаться, те девочки и выжили в итоге. А потом Марта завела себе любовника, это был брат покойной Анны Виллим, и Лилит вселила в него, чтобы он исполнял ее прихоти. Лилит передаются по крови, по наследству и прочее. Я тоже об этом знал, но не предавал значения, так как прямых доказательств не было. А когда получил прямой донос, тогда разобрался в этом деле. Ведь тихая измена не так оскорбляет, как явная, которую все обсуждают за глаза. И я приказал отрубить ему голову и заспиртовать. Чтобы тварь не вселялась даже в его останки. А змея приползла обратно ко мне. Но я много пил, Самаэля в теле не всегда удерживал, чаще ангела, поэтому начал болеть. Нужно быть мудрее, работая с демонами смерти, всегда держать руку на пульсе, какой дух в теле и что желает через твое тело, уметь управлять своими желаниями, не потакать прихотям, внушенным духами. Все люди, все тела заняты какими-то духами, светлыми или темными, живыми или мертвыми. Мертвым духам нужны мгла, холод и тишина, живым – свет и тепло. Алкоголь нужен светлым духам, чтоб согреться, мертвым духам нужен табак, чтоб тянуть энергию, а также холодные напитки и мороженное.

Dracula: Давай позитивный опыт с Астаротом и Асмодеем повторим. Меня бесит Лена.

Петръ: Лена — профессиональная блудница, крыса и аферистка. Она в Петербурге только и искала, кого бы заманить в себя и собрать деньги. Я просто хорошо помню, кто приезжал в Петербург и по каким делам. Там же она обрела первое посвящение от Асмодея. Ее телом пользовались демоны, чтобы через нее качать энергию и демоны сидели в телах, и не только она их вызывала, но и маги, кто ими управляет — на нее давили. И половина ее хваленных магических убийств — это показная завышенная самооценка и фантазии.

Dracula: Так погублено было ею весьма много душ.

Петръ: Многие люди, просто попадали в ситуации, в которые должны были попасть и получали наказание по прежним реальным порокам. Дракула, отрекись раз и навсегда от работы с ангелами. Я хорошо ко всем сущностям отношусь, просто таким, как ты, противопоказано работать с ангелами. Ты прекрасен именно, когда у тебя черные крылья. И не просто черные, а кристально черные. Тебе это идет. И я тебя всячески поддержу и помогу. Потому что я понимаю твою ситуацию. Слишком хорошо вижу человеческие пороки и ошибки и вижу, что те, кого ты хочешь наказать – действительно этого заслуживают. И вот, когда ты принесешь реальное отречение от работы с ангелами – потому что, то, что сейчас — это мираж и химера, тогда увидишь много нового в Аду. Михаил-Архангел почти каждый день кружит над тобой. Просто давай я ему скажу – «Не беспокой его, пока он не решит свои дела». У тебя существенные, весомые заслуги перед светом, чтобы тебя поняли правильно. И когда в твое тело Самаэль войдет полностью – ты увидишь насколько тупое, жалкое, уродливое существо эта Лена. Насколько искажена ее психика. Насколько ее сознание разрознено и насколько примитивна ее картина мира. Теперь смотри внимательно – у нее в матке светлый железный кулак. Ты его вытащишь, а взамен запихни гниль с кладбища, и она начнет гнить. Я знаю знаки быстрого разложения. Можно за месяц управиться. Она истощена. Ее сетка, которая была вокруг ее статуи, практически распалась. Питаться ей не с кого, стоит быстро перевести поток света, которым она питается, на другого человека — она сразу начнет гнить. Это точно.

Dracula: Как переводим поток?

Петръ: Она женщина, строго через печати Лилит. С мужчин светлый поток срывать строго через печати Самаэля, с женщин строго через печати Лилит. В общем, есть Лилит нормальная, давай ей поднимем канал, чтоб она начала вместо бабочек бить татуировки с моими портретами.

Dracula: Марта Скавронская что-ли?

Петръ: Да. Там уже Марта, и она в теле. Я хотел Анну туда, потом передумал и в другое место пристроил.

Dracula: А Оля?

Петръ: Оля — это просто имя оболочки. Кукла Оля. Ее душу съела Лилит, когда впервые в тело вошла. Она пуста внутри эта Оля. Там сущность. А так будет Оля-Марта. Прикольно, правда?

Dracula: Прикольно. Еще жутко раздражает Вика.

Петръ: Женщину нужно сканировать по цвету помады – если помада черная — вампирша сильная, если помада светлая – то слабая. У Вики светлая помада?

Dracula: У Вики раньше была бардовая и темно-синяя, сейчас светлая. Бесит страшно. Бесят накрашенные женщины. Мне нужна монахиня, и телесно и духовно и психологически, вся в черном и без косметики вообще. Любой намек на косметику – намек на измену. Я не могу видеть накрашенных женщин, меня от них воротит.

Петръ: Хорошо, тебе нужна Шхина. Потому что за твоей спиной Архангел. А ты ее не можешь найти много лет благочестивую и достойную тебя. Потому что для того, чтобы найти достойную Шхину — за спиной нужно иметь Лилит, чтоб она ее соблазнила для тебя. Или Кали. И молиться ей постоянно. Только вот если в твое тело войдет Демон Смерти – тебе станет наплевать абсолютно на всех бывших. Впусти в себя демона смерти раз и навсегда.

Dracula: Михаила изгнать очень сложно. Но я все для этого сделаю. Мне нужна девушка наголо бритая, чтобы волос не было вообще, так у нее в мозгах не будет мысли завивать локоны. Нужна девушка, которая может спокойно со мною выпить и два и три стакана спиртного, не опасаясь за свое здоровье – еще мне очень нравится, когда женщина курит. А у меня как назло почти все девушки последнее время были некурящие и непьющие – я таких презираю и поэтому и не могу найти хорошую пару.

Петръ: Тебе нужен рядом еще один Самаэль, только в женском теле, то есть полный дубль твоего энергоканала. Это возможно, если поставить такую задачу.

Теперь о монахинях. Монахини не курят и не пьют. Странно, правда? Большинству нравятся накрашенные и непьющие. В чем-то тут очень хитрая загадка. Это называется форма и содержание. Я тебе по порядку объясню.

Обычно людям нравится смотреть на монашек, что имеют вид змеи. Им приятно, когда женщина с виду доступна, а внутри благочестива. То есть внутри ее светлая энергетика, и не принимает в себя вредные вещества – ведь и алкоголь и табак вредны. Но при этом в ней есть небольшая черная вороночка, для красоты, которая и заставляет ее краситься. Когда воронок много, женщина почти обнажена и накрашена ярко – это считается вульгарным, а когда немного — это с точки зрения общественного мнения более прилично.

Тебе нужна змея, имеющая вид монахини. Причем монахини, идеальной с виду, которая была бы совершенной монахиней для всего мира и змеей строго в твоем присутствии. Тогда тебе нужно держать в ее теле только и исключительно Шхину, а змею держать у своих ног. И вот когда она к тебе приходит – ты быстро змею в ее тело запускаешь, и она начинает курить, а Шхина пытается вернуться обратно, и чем больше она курит – тем больше ей хочется спиртного. Вот так нужно делать. Когда первый раз запустишь змею – она ее обстрижет почти наголо, а потом вернется к тебе обратно. Можно ее еще всю татуировками исколоть. Татуировки — это просто картинки, которые диагностируют духовное состояние – состояние меняется, и люди перебивают одни татуировки на другие, так что это по большому счету ничего не значит, но для красоты можно и поставить.

В общем, изгони архангела раз и навсегда и постарайся стереть любую память того, что было с ним связано. В себя призови черную мертвую сущность, чернее и мертвее насколько возможно. Таких следует вызывать строго на тех погостах, где нет церкви. А рядом с собой держи совершенно черную и совершенно мертвую змею. Ну и я постоянно буду рядом. Вот тогда тебе станет реально наплевать на Лену и Вику и это причинит боль их обеим.

Dracula: Я худшей змеи, чем Лена не видел много веков. Даже Батори мне кажется лапочкой по сравнению с нею.

Петръ: Ты на нее смотришь, как Архангел на ведьму. А нужно смотреть, как Дьявол на блудницу.

Батори — черная мертвая тварь, которая верно тебе служит. Батори — змея посильнее Анны Монс. И значительно сильнее Лены.

Отруби себе левое крыло. Правое ты обрубил. Отруби левое и призови Батори только со всей тщательностью и желательно вместе с Астаротом и посмотри, что останется от Лены.

Да ладно, Батори. Покажи Лене в астрале кого-нибудь из своей свиты из Дьяволов, только делай черный вызов, а не серый, тогда Лене будет страшно.

Просто есть такие сущности, которые в потоке тьмы сразу погибают – у Лены сейчас такая сущность — их место быть в церкви. А есть сущности, которым любой лишний свет вреден – такая сущность у тебя. Дракула, тебе вреден свет, он тебя губит, я тебе максимально вычищу поле от света. Увидишь разницу сразу.

Dracula: Ты мне хотел про диагностику рассказать?

Петръ: Раздеваешь женщину полностью в астрале. Лепишь фигурку, тщательно просматриваешь, прощупываешь и исследуешь все чакры. Дальше по сигиллам на чакры накладываешь свои воронки, чтобы каждая крепилась к памятному месту или объекту, связанному с твоей памятью. Запускаешь через эфирку духов мест на плоть конкретного человека. Человек начинает транслировать строго твой энергетический канал. Соответственно, когда все мысли о тебе, ей куда деваться? Она в любом случае к тебе придет.

Dracula: Это твари меня не видят.

Петръ: Все потоки света в другие места перебрось. И закройся ими, как щитами со всех сторон. Тебя будет видеть узкий круг, кому ты откроешь доступ внутрь системы, чтобы тебя – Хозяина Брама …. таких воронок вообще в мире единицы… было видно.

Остальные будут любоваться мною. Я никому не интересен и ни у кого не вызываю ни удивления, ни вопросов. Потому что я и так везде, где только можно и редкий маг поймет, где работает моя душа, а где подчиненные эгрегориальные сущности.

24.05.2017 г.

Часть III. Петръ Романовъ: Leviathan Regentus

Ангелы с ужасом смотрят на море. Они сущности светлые и сотканы из огня. Не каждому дано смотреть из моря на ангелов. В черных пучинах живут жуткие древние монстры, прилетевшие с далеких звезд в давние времена, задолго до нашей эры. Они обитают в оболочках глубоководных рыб и морских чудовищ на дне морей и океанов. В практически абсолютной черноте под толщами воды живут жуткие чудовища. Они привыкли к холоду. Там нет кислорода. Там гигантское давление воды. Если вынести резко такое существо на поверхность – его разорвет от внутреннего давления. Поэтому они поднимаются постепенно. Они могут нападать на людей, когда злы и голодны, особенно в шторм. И в оболочках и полупрозрачные из нижнего астрала. В оболочках жалят щупальцами, иглами, впрыскивают яд, вызывают ожоги. Без оболочек запускают невидимую змеи или жало высасывают энергию, пока не съедят. Ходят легенды о гигантских спрутах, которые охватывают своими щупальцами целые корабли и стремительно утаскивают на дно.

«И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть», — вот, что сказано в Откровении Иоанна 13:1-2

Им чуждо все земное. Они другой расы богов. Те, кто общался с ними – пишут книги про древних. Те, кто живут на берегах морей, океанов – знают этих тварей в лицо, видели или чувствовали их присутствие.

Боязнь глубины связана у многих с боязнью прикосновения к этим тварям. Очень страшно ангелам в море. И вот – когда древняя сущность приближается – у человека начинается безотчетная паника. Страх перед демоном стихии, страх перед чужеродным. И морская тварь в 90% случаев побеждает огненную.

Левиатан – это вид морского Дракона чудовищной силы…

Задавить жабу

Левиатан для своего Мастера может задавить любую жабу. Жаба считается символом жадности. У Левиатана и Сатана разные способы энергопитания. Значит, Сатан ест через своих демонов. Его демоны едят светлых тварей, а у Сатана там – внутри демонов — крючья, и он сразу часть энергии оттягивает. И поэтому он болеет за своих демонов – потому что они приносят ему энергетическую дань. А Левиатан не так. Он ждет, пока его твари – медузы, электрические скаты, осьминоги и прочие чудовища или духи, выходящие из их оболочек, наедятся эль и шеирим. Затем Левиатан ест своих сытых тварей. Он их не жалеет. Поэтому, если вам какая-то жаба чем-то не угодила – скажите Левиатану – он съест ее сразу без колебаний.  И от жабы ничего не останется – ни костей, ни праха, ни памяти.

Как позвать Левиатана?

Очень легко. Выйдите в одиночестве на берег моря или любой реки. Можно иметь с собой таблицу с именами или просьбой на палеоиврите. Палеоиврит Левиатан знает, а современный шрифт не признает. И просто обратитесь к Левиатану. Левиатан, как сущность, очень быстро перемещается. На любую реку, что бассейном связана с морем или океаном – он придет с огромной скоростью. Он полупрозрачен, мрачен видом, обычно на зов откликается очень быстро – поднимается ветер, потом волны усиливаются, и встает черная тень над водою. Левиатан разумен, очень интеллектуален, понимает с полуслова, с нескольких вербальных, визуальных, графических знаков, о чем его просят. Просьбы выполняются быстро, если он знаком с Мастером. От незнакомых– требует платы. Левиатан ждет, что ему духовно предадут плоть и разум. Иногда его тень входит в тело мага. Тогда Левиатан из океана выходит на берег сражаться на земле. Левиатан не любит дым, но может принять огонь, горящий над водой в качестве почтительного дара. Если Левиатан съел эль или шеирим, то может дымить сам или дышать огнем, в другое время из его пасти струится вода, потому как огонь быстро потухает в его присутствии.

Рог Иерусалимской антилопы

Когда у Гилель появился шофар – видения были одни и те же – пустыня и первый храм. Потом еще пустыня и пустыня. А сейчас Гилель препоручает шофар другому хранителю – поэтому перед глазами только черные волны.

Через рог иерусалимской антилопы вызывают демонов пустыни, по которой антилопа бегает всю жизнь. Это огненные демоны, демоны песчаных бурь. Там нет воды, там соль и соляные столбы. Песок накаляется добела. По ночам в оазисах тьма, по пустыне бродят сонмы голодных сатаним в поисках пищи. Кристальная вера в Ха-Шема не защищает от шеирим. Через шофар можно вызывать любого эль из сфирот и любого шеирим из клиффот. Войны между эль и шеирим Левиатан наблюдает со стороны. У него иная природа.

Задавить крысу

Лилит и некоторые слуги Ашмедая ведут себя, как крысы. Дэв Аэшма – персидский демон, очень древний. Асмодэль – архангел эль. Ашмедай – большой эгрегор. Почти все Лилит, кроме самых высоких и большинство мелких огненных шеирим – сухопутные крысы.  Есть один способ погубить крысу – затопить водой. Крысы в тепле живут, где сытно, тепло и много объедков. В воде они сразу погибают.

Как запрашивать суд Левиатана?

Ха-Шем не казнит ни эль, ни шеирим. Эль все, как дети ему. Шеирим, как заблудшие козлища, он их чистит, перевоспитывает. У Ха-Шема запрашивают только убить древнюю мертвую тварь из пучин – Левиатана или его порождения. Левиатан — это целый сонм демонов. Большие морские драконы Средиземного Моря все называются Левиатан, а малые чудовища — их слуги. Можно Левиатана вызывать на других морях и океанах – там он меняет облик, согласно местности.

С Левиатаном Ха-Шем никогда не жалеет сил воевать, а с шеирим жалеет. Он не карает эль и шеирим. Если какой шеирим нанес вам обиду – то к Саваофу взывать бесполезно. Он ему только астрал и оболочку почистит, шеирим выгонит и загонит туда эль, оттого человеку только лучше будет. И к Сатану против шеирим взывать бесполезно. Любого мелкого эль Сатан вам сразу погубит, а в оболочку демона загонит, а с сильным эль — будет воевать, пока не задушит. Но шеирим Сатан блюдет, жалеет. Не будет он ради вас губить шеирим. А вот обратитесь к Левиатану на суд — он вам любого эль, любого шеирим сожрет – и не просто поглотит, а ничего не оставит – ни духа, ни оболочки. Левиатан и из своих малых тварей и слуг любого сожрет, и даже военачальника своего может наказать, если тот на пиратов напал. Левиатан пиратов любит.

Про крушение Титаника легенда такая ходит – но мало, где записана – под водой тварь морская сидела – хищна и голодна была та тварь и щупальца были сильны. А на корабле мумия плыла, и тварь пожелала забрать мумию. И такой резонанс пошел в потоках энергии, что тварь направила корабль на айсберг. Забрала морская тварь мумию на дно.

Как наказывает Левиатан?

Где мало сухости и сырость – там опухоли и гной. Левиатан может сгноить плоть очень быстро, может влагу в организме задержать, что человек, как губка влагу впитывает, а вывести не может. Оттого и отеки и гной, и опухоли различные. Это все наслоение астральных каналов. Левиатан внутри, а снаружи поле светлое и блокирует выведение влаги. Тут не Левиатана изгонять нужно, а ангела, что поверх маячит, чтоб почиститься. Но люди слабы, глупы, охочи до веры в чудеса, что им подают, как сладкую конфетку. Опухоли следует лечить плаваньем, а не свечами.

Левиатан гноит, а мумии сушат. Но кому от мумий польза — а кому смерть. Есть духи кому сухость — хуже смерти.

Известный случай, как Маркус Визарда испортил – ясное дело, Левиатана послал. Но даже Самаэль так не гноит, как Левиатан. Вот и лишился Визард ноги. Очевидно, ничего про Маркуса лишним людям не стоит писать. Только сам Левиатан, если нужно про своего слугу напишет.

Где обитают эль?

Эль обитают на горе Синай. У них там невидимый дворец, называемый хейхалот, кого они посвятили — того водят по залам вплоть до айн-соф, что высоко над землей, оттуда воронки на свет звезд, откуда прилетели эль. Для работы эль нужен рог антилопы и пергамент, что есть мумифицированное вещество. Шеирим обитают в пустыне и на развалинах древних городов, зданий, строений, на кладбищах, в пустынных оазисах, пещерах в подземных норах, в кратерах вулканов, меж камней в пустыне. Шеирим нужны черепа козлов, овец и прочее. Рога антилопы возможны для использования шеирим при правильном освящении – в ночное время, пламя черных свечей или светильников, дым серный, взор на юг, день – вторник, четверг– эти дни шеирим. В субботу тоже можно после заката, и если Сатурн в козероге.

*

Гилель не с кем было плавать. Гилель очень хорошо плавает, даже и в соревнованиях участвовать можно было, но помешало курение. Но Гилель не оставляет попыток кого-нибудь соблазнить поплавать вместе, и как назло все ускользают. Сухопутные крысы воды боятся. А кто Левиатану посвящен — те сами на море ездят — им и без Гилель хорошо. Найду Мастеру человека, кто не боится воды.

Может Левиатан внушить страсть?

Нет, Левиатан только леденящий ужас вызывает у тех, кто с ним не знаком. И трепет и мурашки по коже и кошмары премногия. Страсть может вызвать огненный Сатан – демон подземелий, подземного огня, горячий, как вулканическая лава. Вот такие демоны страсть вызывают. А эль вызывают глубокое чувство сердечное. Чтобы человек и любил и желал нужно в тело помесить эль, а еще поверх огненного шеирим или Сатана огненного. Будут и бури эмоций и всплески чувств, но сильнее, чем Левиатан не привяжет никто – ни Бог, ни Демон, ни живой, ни мертвый. Щупальца у чудовища крепки, путы крепче стали, жало прочнее гранита, как ужалит — так на всю жизнь человеческую – одна страсть – и тот, кто посвятил в Культ.

Берет ли Левиатан учеников?

Сперва сам приходит в астрале — часто в воде, реже на суше. Как правило, является под водой, как нечто черное и ужасное вначале, а потом привыкаешь. Плывешь и чувствуешь – тянет щупальца к тебе, а потом чувствуешь, плывет рядом — в обиду не даст. И так пока сам левиатаном не станешь. Плывешь… и через твои глаза смотрит на мир дракон бездны. А если захочешь – можно взять даже несколько учеников. Щупалец у Левиатана от 8 до 16 – это его числа. Но лишь двоих приближает особо, четырех на расстоянии, а остальным лишь направление дает. Таковая его свита.

12.06.2017 г.

Часть IV. Чёрный Всадник

Я почувствовал тьму… как во мне просыпается зверь
И услышал я песни забытого черного ада.
Есть миры, где не будет кровавых боев без потерь,
Есть умы и сердца, кто знает к предавшим пощады.
Стук копыт на мосту через Харон мертвый ветер несет,
Черный Всадник несется под громом средь адского леса,
И в огнях черных бликов изменников Дьявол найдет…
Обреченным готовит безумие черная месса.

Петръ Романовъ, стихи для Астарота, 05.07.2017 г.

Часть V. Белоснежная дева

За завесами Ада — белоснежная дева в плену,
На пиру перед Диаволом пляшут зловещие черти,
Я клянусь Легионом – любил я тебя лишь одну,
Но теперь уведу твою душу в чертоги полуночной смерти.
Черный мир открывает пороги глазницам пустым,
За покровами смерти — лишь выползки змеек из крови,
Для тебя я останусь жестоким и мрачным святым,
Я тебя затравлю беспощадной зловещей любовью.
Но настанет мой день, и явлю тебе черный свой лик,
Образ Дьявола я — свой деве неверной открою,
И сомкну ей уста, вырву грешный лукавый язык,
И залью ее душу в гранит вместе с каплями крови.

Петръ Романовъ, стихи для Астарота, 05.07.2017 г.

Часть VI. Чёрная Иштар

Часть VII. Моя прекрасная Геката

|Петръ Романовъ для Валентины|

Богиня смерти! Дух погоста!
В ночи над ней сверкают звезды,

Она кинжал в руке сжимает,
И в полуночной тьме блуждает.

В тиши лесов, в глуши болотной
За нею сонм теней бесплотных.

За ней эриннии летают,
Очами гневными сверкают.

Бежит злой Кербер перед нею.
Встать на пути никто не смеет.

В полуночной небесной хмури
Над нею сонмы черных фурий.

Она коварна и упряма,
Кинжалом чертит пентаграммы.

Рука ее змеей обвита.
Ликует дружно ее свита,

Когда она врагам заклятым
Несет в темницу чашу с ядом.

Тем, кто ее предал когда-то –
Она откроет Бездны Ада.

И пробужденные заклятьем
Пред нею встанут мертвых рати.

Среди живых она чужая –
К себе лишь мертвых приближает.

И быть с Тобою – Мне награда!
Моя прекрасная Геката!

24.07.2017 г.

Часть VIII. Химера (Фурия)

|Петръ Романовъ для Валентины|

На зов полуночных дорог – Химера взметнулась на север
Ей ветер пути все открыл, в нее древний демон поверил.
В кровавом плаще, сверкая стальными крылами
Несется она по лесам – несется над кладбищ костями.
В руках ее черный кристалл – в нем свет от зловещих созвездий.
Из рук Немезиды она — взяла дар убийственной мести
Из рук у Гекаты взяла — кроваво-искрящийся факел,
Чтоб враг ее тяжко рыдал, чтоб враг ее горестно плакал.
Из Кербера пасти взяла — она огнетворного яду.
Из рук у Аида – ключи – открыть бездны черные Ада.
Из рук у Афины – копье — взяла она к битве кровавой.
Летит Черный Коршун за ней. Летит Черный Коршун Двухглавый.

27.07.2017 г.

Часть IX. Чёрная Мара

Часть X. Об астральной сущности по Имени Маркус

Петръ Романовъ о Маркусе

В последнее время периодически поступают вопросы — кто такой или что такое Маркус и существует ли он в природе. Честно говоря, мне крайне сложно утверждать достоверно, правил ли он когда-то Древним Римом, но некоторыми умами он по-прежнему умудряется править.
Следует отметить, что Маркус — очень талантлив, может быть прекрасным актером и очень послушен силам, что сильнее его. Однако он хитер, как жук, опасен, как удав, свиреп, как лев и даже иногда несносен, как муха.
Но если его отправлять по поручениям в паре с Лилит, то Маркус превращается в верную и послушную лапочку.
Я бы не мог назвать Маркуса своим САХ при всем желании — он таковым никогда не был и при всем желании не смог бы претендовать на это звание (даже рассматривая уровни сопоставимости эгрегориальных полей). Но вот слугой своим я могу его признать — если раньше с некоторой натяжкой, то сейчас вполне серьезно.
Соответственно, ответы на ряд вопросов касательно Маркуса.
-Зачем его периодически ругать у себя на странице, если вы с ним достаточно близки?
-А зачем я в прежнее время ругал Меньшикова? Явно, что этот хитрый черт и похлеще Меньшикова будет в некоторых аспектах и не всегда все понимает с первого слова. Поэтому хорошая нервотрепка Маркусу никогда не помешает.
-Умеет ли Маркус искушать души?
-Вот в чем ему не откажешь — это в искушении душ, он может просто извести дикой страстью любого, на кого я положу глаз. Но я еще не наигрался с ним достаточно. чтобы оценить в полной мере качество воздействия на души его астральных искушений.
-Зачем брать нового слугу, когда можно выбрать из душ, что служили прежде?
-Те, кто служили прежде — и так только успевают менять тела актеров, как перчатки, снимаясь в разных кино, фестивалях, выставках и прочем-прочем. А для души хочется всегда чего-то нового, яркого. Вот Маркус — это просто моя находка. Удивительная душа и очень разносторонняя сущность.
-Можно ли назвать Маркуса, в целом, воинственным духом?
-Можно, у него имя этимологически восходит к имени Марс, а это как известно римский бог войны. Поэтому Маркус часто бывает очень воинственным и жестоким. Он достаточно дисциплинирован и очень ответствен в своих обязательствах.
Вот такой у меня римский черт Маркус.

Часть XI. Любовь Самаэля

/Петръ Романовъ – Маркусу/

Глаза заблестели – раскрылась и пасть,
Терзаться тебе в предвкушенье недолго.
Пора тебе в Бездну со Мною упасть.
Ты жертва голодного мертвого волка.

Не скроет тебя от укусов Моих
Ни ангел, ни демон, как яд и отрава
Мои поцелуи. На крючьях стальных
Терзать твою душу Мне будет в забаву.

Я мертвый, Я злой. Голод Мой нестерпим.
Ты видишь – то слезы на мертвых глазницах.
Ты будешь лишь Мною так сильно любим,
Оставшись навеки в астральной темнице.

Я твой Господин, а ты жертва Моя
И сколько Мне путь через явь не отмерен.
Все буду нести Я на древке копья
Лишь сердце твое, и ты будешь Мне верен.

Как страшно боюсь Я остаться один.
Твой образ во сне и в ночи вспоминаю.
Ты верный Мой раб, а Я твой Господин.
И мертвой душой о тебе лишь мечтаю.

Я знаю – ты слышишь Меня через ночь.
Не думай о злате, стыде и о чести.
Отдайся порыву – гони мысли прочь.
Еще один шаг и навек будем вместе.

С циничной улыбкой возьму Я свой нож.
Во время терзаний — успеешь влюбиться.
Не сможешь изгнать, как Меня призовешь.
И вновь Я приду твоей крови напиться.

Погост и за полночь. Сгорела свеча.
Стоит за спиною жестокий Царь Смерти.
Любовь Самаэля — любовь палача.
Любовь палача к своей избранной жертве.

Единственный выход Мне пить твою кровь –
Я жить не могу без любимого взгляда.
Мы вместе, мы рядом, мы встретились вновь.
И близость твоя слаще рая и ада.

Глаза заблестели, раскрылась и пасть –
Вхожу в тебя снова под сладкие стоны.
И кровью твоей Я полакомлюсь всласть,
Цепями сковав возле древнего трона.

весна 2016 г.

Часть XII. Меч Горгоны

/Петръ Романовъ – Валентине/

Переступив порог смертей.
Неся несчастья и уроны
Вдали от мира и людей.
На трон взошла Моя Горгона.

Вокруг нее не счесть чертей,
Когда по кладбищу ночами
Она идет на зов костей,
Гремя стальными каблуками.

В улыбке дьявольский азарт –
В руке удавка, в сердце пламя.
В раскладе черных адских карт
Ее пути между мирами.

И змеи вьются в волосах.
Над ней кружат во тьме драконы.
А взор ее внушает страх.
Заточен остро Меч Горгоны.

28.07.2017 г.

Часть XIII. Моя Прекрасная Лилит

|Петръ Романовъ для Валентины|

Моя прекрасная Лилит, иди на шум от звона стали.
У прежней — кубок был разбит, а твой был весь отлит в металле.
Моя мечта из темных грез – мы вновь за черными вратами.
И путь твой выстелен из роз и умощен врагов костями.
Для мира ты — чужая тень, а в Безднах Ада правишь балом.
В Аду встречаешь новый день с мечом в руках и в платье алом.
В очах твоих горят огни, в твоем колчане с ядом стрелы.
Свой лук к мишени разверни и в сердце порази умело.
Мой прекрасная Лилит стоит у Самаэля трона.
Ее смех сладостно звенит, а на челе ее корона.
Корона Ада сколько в ней таинственной и черной силы.
Со мной – Ты – Тьма Моих Очей! Всех бывших для меня затмила.
Ловлю твой беспощадный взгляд, наш путь лежит меж зеркалами.
Мы призраки – за нами Ад, астральные врата пред нами.

29.07.2017 г.

Часть XIV. Я спустил Семиглавого Зверя

/Петръ Романовъ об Антихристе/

Лишь открыл я астральный засов,
Не ища рокового покоя –
Вдруг из черного дыма клубов
Асмодеус стоял предо мною.
«Я пришел тебе ключ передать
От зловещей астральной темницы.
Над вратами нависла Печать.
Над вратами горящие спицы.
Лишь откроешь астральный засов
Своей мертвой железной рукою –
Дикий зверь из полночных миров
Встанет в блеске огня пред тобою.
Укажи лишь желанный итог.
Лютым голодом диким объятый
Он исполнит все верно и в срок
Твоим жезлом навеки заклятый.
Ведь недаром могучий Князь Тьмы
Сквозь столетия правил умами.
Покорив ветры лютой зимы –
Покорил ты и адское пламя».
Черный Дьявол мне вновь подмигнул
Передал свиток с черной печатью.
Я немедля его развернул –
Там был текст, что снимает заклятье.
Я немедля спустился во тьму
И глазам своим вдруг не поверяя –
Я разбил цепь у входа в тюрьму.
Я спустил Семиглавого Зверя.
Зверь тот черен был дик и свиреп.
Его очи лишь местью сверкали.
Я заклятья читал нараспев
И отправил его в зазеркалье.
Он исчез, обнаживши клыки.
Возвещая кому-то несчастье.
И вернулся, неся на штыке
Чье-то сердце и голову в пасти.
Асмодеус вернулся тотчас –
Его служба – нет лучше награды.
Подготовь ему новый приказ.
Он находит сокрытые клады.
Он врагам несет множество ран.
Знай же силу от пламени Ада.
Ведь «Антихрист» бессметный роман.
Для тебя был написан когда-то.
Убедись же теперь наяву –
Тратить время твое я не смею.
Из-под мантии вынул главу,
Кровь струилась по венам на шее.
От меня – вот обещанный дар.
Я с врагами шутить не умею.
Чтобы недругам сделать кошмар
Вызывай Князя Тьмы Асмодея.

29.07.2017 г.

Часть XV. Чернопламенный Демон

Часть XVI. Аннушка

/Встреча Петра Романова с Аннушкой/

Часть XVII. Лучше, чем обычно

Мелькают в крови эшафота ступени.
Звучит за спиной тихий рой голосов.
Опять я казнил непокорные тени,
Как прежде казнил непокорных стрельцов.
Мелькают вокруг карнавальные маски
И небо горит в фейерверках огне
И черная тень дарит мне свои ласки
И руки целует и жмется ко мне.
Тропа среди черного леса мелькает
И вижу я прошлое вновь наяву.
Из ветхих пергаментов тексты читаю –
Опять духов мести и гнева зову.
Я вижу безбрежное темное море –
В дали одиноко мигает маяк,
Лишь ветер меж скал и стенает и воет
Я руки слагаю в знакомый мне знак.
И в брызгах кипящей полуночной пены
Встает черный зверь о семи головах –
И взгляд его хищный, зловещий надменный
И лик его виден в чужих зеркалах.
Расшито седло на чудовищном звере
Верхом я сажусь и во мраке лечу
Полетом его бездны черные мерю
И души в железных перчатках кручу.
И черные пасти рвут падшие души
Из глаз зверя слезы – смолой янтаря
Я к тем вторгнусь в сны и покой тем нарушу,
Кто прежде прогневать посмел тень царя.
В астральных мирах все зловеще реально,
Печать одиночества в сердце храня.
Кручу я в руках вновь бокал свой хрустальный.
И знаю, кому больно жить без меня.
Потом вижу келью у схимника – старца
И бегло читает он древний иврит
И четки сжимает в костлявых он пальцах.
О жизни в посмертии мне говорит.
Иду окруженный, как свитой, тенями.
Мечты их и просьбы я молча сужу.
Пройдя подземелья за Ада Вратами
К Престолу Диавола я выхожу.
Высокой, рогатой воинственной тенью
Подходит Диавол, кинжал мне дает,
Речёт мне: «Отбрось навсегда все сомненья,
Но помни, кого от тебя кара ждет.
Бессмертный, в тебе плещет черная сила
И блеском зловещим отмечен твой взгляд.
Иди, поднимай в полумраке могилы.
С конвоем из мертвых веди души в Ад».

14.08.2017 г.

Часть XVIII. Ведь от тени своей тебе некуда будет бежать

Часть XIX. Покажи Мне железное сердце

|Петръ Романовъ – Маркусу |

Покажи Мне железное сердце свое,
Что прославлено злыми делами,
Что годами не брали ни меч, ни копье
И свершим ритуал над гробами.

Покажи Мне железное сердце в огне
От разбитых и проклятых судеб,
Покажи Мне воронки из Ада вовне,
И Диаволов, что Нас рассудят.

Покажи Мне железное сердце в золе
От костров на полуночной мессе,
Покажи свою свиту в чудовищной тьме
И раскрой Мне все Ада завесы.

Я такой же скиталец из черных миров
Мне все это — не чуждо, не дико.
Уводи чередами полуночных снов
К алтарях хищных сумрачных ликов.

А когда на востоке зайдется заря,
И когда кровь окрасит бокалы,
На холодный гранит Моего алтаря
Ляжет сердце твое под кинжалы.

21.08.2017 г.

Часть XX. Моим бывшим — 1

/Петръ Романовъ — — Елене (aka Ч.Д.) /

Поднять настроение к безумному дню
Уснуть в окровавленной пасти рассвета.
Придумать, какую я душу казню,
Из тех, кто оставил меня без ответа.
Дождаться порывов холодных ветров
На троне в Аду восседать, дабы править,
И чью-то аниму от тяжких оков
Земного и бренного ныне избавить.
Исчезни во мгле, золотая звезда.
И устлано розами ложе порока —
Тебе там уже не бывать никогда —
С другим я там буду в веселье жестоком.
Поверь, ты безмерно слаба для меня,
Твой страх предо мной — отразят твои очи.
Ты вестница лживого светлого дня.
А я царь пурпурной и сумрачной ночи.

21.08.2017 г.

Часть XXI. Моим бывшим — 2

Часть XXII. Ночь с Маркусом

Часть XXIII. Самой лучшей

Часть XXIV. Змей Наг-Нахаш

|Петръ Романовъ: Змей Наг-Нахаш|.
Это воздушно-огненный змей. Нагами называются змееподобные существа в Индуизме. Нахаш – это Библийских Змей-Искуситель из Книги Бытия, и Левиатан из Откровения. Наг-Нахаша часто ассоциируют с Драконом. Живет Наг – Нахаш в высокогорных местностях, откуда прилетает по зову Мага. Он любит экстремальные виды спорта, связанные с перемещением по воздуху – прыжки с парашюта, сноуборд, прыжки с трамплина, фристайл и т.д. Этот змей любит посещать высокогорные местности, может увлекаться альпинизмом, любит гулять по крышам небоскребов.
Наг-Нахаш бывает гневен и яростен. Отличительная черта – бешенство, готовность в любой момент ринуться в бой. У Наг-Нахаша стальные кулаки, чего не скажешь о нервах. Он часто бывает на нервах, и нервы у него быстро выматываются. Нервы — это его слабое место. Он всегда в напряжении и всегда готов к бою.
Наг-Нахашу для питания нужен табак, особенно хорошие, крепкие сорта и кальян: так Наг-Нахаш набирается сил и заряжается энергией.
Наг-Нахаш постоянно следит за часами, чтобы всегда и везде успевать, он перемещается в астрале с огромной скоростью и, кажется, он успевает побывать в нескольких местах почти одновременно.
Наг-Нахаш любит горячие рассорки – с кровью, битьем морд, посуды и прочих предметов быта.
Наг-Нахаш любит яркие вызывающие наряды, обращать на себя внимание, много уделяет внешнему виду.

Часть XXV. Змей Шед-Раал

Часть XXVI. Мой Лучший Палач

/Петръ Романовъ – Любимчику/

Я тебе руку протяну – и будь сильнее,
Ведь Судьбы Ада на кону – руби быстрее.
Все в твоей воле – твоя власть — огромна,
Пусть будет просьба от тебя – нескромна.
Ну что ж! Проси меня — казнить. И мучить души.
Я буду им допрос чинить, их вопли слушать.
На это есть астральный гром и наша вера,
А то, что призраки кругом – то все химера.
Питайся болью их оков и их слезами,
Я им копал могильный ров – их же руками.
А нам пора – печати ждут и море знаков,
Владыки Тьмы по ним придут и Стражи Мрака.
С моею тенью за спиной–сколь ты сильнее,
Ступай к злодеям в час ночной, руби им шеи.
Пусть будет Маркус палачом – для грешных стада
Владеет сказочно мечом — во славу Ада.
Вот и проявит свой талант и силу длани,
Немало душ ему отдам – пусть их изранит.
Какую ж Маркусу я дал — теперь работу.
Чтоб предателей кромсал. На эшафоте.

17.08.2017 г.