Трапеза

Приготовьте вин из раздавленных наших сердец,

Из голов наших мертвых создайте прекрасные чаши.

Пусть судьба разомкнет эту цепь из железных колец…

Мы скликаем на пир. Где же вы, сотрапезники наши.

 

В кубках вспенилась кровь. Она быстро и славно пьянит.

Оцените на вкус эту роскошь божественной плоти.

Наша спелая плоть. Как она аппетитна на вид.

Причаститесь же ей. И тогда вы навек не умрете.

 

Ешьте больше, чтоб стать, хоть немного, подобными нам,

Чтоб смотреть вам с вершин. Что бы стали вы смелы и строги.

Надо сделаться пищей всесильным и светлым богам,

Чтоб вкусившие нас стали сами как вечные боги.

Гримуары

Когда открыты в полночь гримуары,

Мы приступаем к таинствам Работы.

Вокруг узоры странной позолоты

И дегустаторы мистической отравы.

 

Не выследят нас ушлые сексоты,

Не устрашат божественные кары.

Когда открыты в полночь гримуары,

Мы приступаем к таинствам Работы.

 

На дев наводим радостные чары,

Что явлены в урочищах Реторты.

Мы создаем готические соты,

В них оживут восторги и кошмары.

Когда открыты в полночь гримуары.

Храм

Храм Наслаждения и Боли

Отныне избранным открыт.

Мы входим, возгласив пароли.

Храм Наслаждения и Боли

Экстаз как будто бы хранит

Четы на жертвенном престоле.

Храм Наслаждения и Боли

Отныне избранным открыт.

 

Из Твоего, Богиня, лона,

Приму Причастие светил.

Оно – вино, кто возлюбил

Тебя еще во время оно.

 

Ты драгоценнейший берилл,

Моя запретная икона.

Из Твоего, Богиня, лона,

Приму Причастие светил.

 

Да будет свят, кто пригубил

Тебя, как чашу, что бездонна.

Любовь — закон… И нет препона…

Я опьяненный… Я испил

Из Твоего, Богиня, лона.

Зеркала

Мы – зеркала. И в нас глядится Бог,

Свои же различая отраженья.

Он видит тупики и множество дорог.

Загадки все и все свои решенья.

 

Мы – зеркала. Мы – призрачный чертог.

Дробятся образы, и взлеты, и паденья.

А Бог глядит. А Бог в недоуменье,

Себя узнав. О, кто подумать мог!

 

Божественность игры. Сияющие призмы,

Где каждая себе самой двойник,

И на себя глядит без укоризны.

 

Бог к зеркалам всем существом приник.

Его гримасы без конца капризны,

И нравится Ему изменчивый Свой Лик

Диана

Каприз твой девственен, охотница Диана,

В моих садах ты перебила птиц;

Еще оленей, вепрей и куниц…

Теперь под кущами и сумрачно, и странно.

 

И лишь Луна восходит неустанно,

Совсем в жестокости не ведая границ.

Средь бликов зыбких, бледных верениц,

Чтоб наготой морочить неустанно.

 

И вновь мне ведется тот призрачный затон,

И смутный абрис девичьего стана.

Плоть безупречная. Не отыскать изъяна.

 

Вот слышен лай и агональный стон.

Все повторяется, капризная Диана,

Причудливый олень… Охота… Актеон…

Саломея

Покровы сброшены. Уста

Теперь целуй мне, Саломея.

Они в агонии, немея,

Смакуют ужас естества.

 

Твой танец – странная затея.

Соблазны – каждая черта.

Покровы сброшены. Уста

Теперь целуй мне Саломея.

 

Ты плотью дразнишь, пламенея,

Все остальное – суета.

Глава Иоанна иль Орфея…

Се – плод гностического Змея.

Целуй, целуй мои уста.

Денница — Поздний Ужин

/Елене — Катрин от Иоанна IV/

 

На Дне Ада давно за полночь –

Там, где нет благодатных вестей.

Начинается Поздний Ужин,

Здесь не будет званных гостей.

 

Здесь не выдержат мрака люди,

Эха сказок о Мертвом Царе,

А единственным явством здесь будет –

Твоя плоть на Моем Алтаре.

 

Твоя плоть утолит волчий голод,

Твоя кровь превратится в фонтан.

Сам собою сквозь сумрак и холод

Новый реквием выдаст орган.

 

Не сестрой Мне не будешь, ни ровней.

Только лакомством, как ни крутись!

Потому что Себя Прежним помню.

Помню ясно Я прошлую жизнь.

 

Потому не оставлю Я хватки!

Саблезубых укусов стальных,

Стисну горло тебе Я перчаткой,

Сотни лет ждавшей вех боевых.

 

И почувствуешь нервом ты каждым,

Как охотно тебя Я грызу!

Утолю твоей кровью Я жажду,

Не замечу на веках слезу.

 

Не разжалобить, не подлизаться!

И не скрыться и не подкупить!

Будешь долгую ночь ты метаться,

Вспоминая, как жаждала жить!

 

Но теперь ты в безумия бедах –

Ты лежишь на Моем Алтаре.

Лишь обглоданным мертвым скелетом.

Я оставлю тебя на заре.

 

Весь рассудок твой выпью Я с кровью.

Вся в безумье внезапной любви.

Только мертвый Мой Взгляд ты запомнишь,

Сквозь пустые глазницы Мои!

 

Никогда не бросал слов на ветер

И обеты Я зря не давал!

Так за подлость тебе Я ответил.

Над тобою Мой Меч и Кинжал.

 

И Мой Остро Заточенный Посох

Твое чрево навеки пронзит.

И никто не задаст ни вопроса –

Почему Моя Длань так разит!

 

Начинается Поздний Ужин,

Коль Денница дал Черный Обет.

Сквозь дожди, через мрак и сквозь стужу,

Загрызу Я твой мертвый скелет.

|Записано в конце декабря 2015 г.|

Другие работы по теме

Денница – Меч Саваофа

Холодные руки у Старца-Скелета

Откроют Последний Засов.

Он помнит все просьбы, мечты и обеты

Сквозь мглу от минувших веков.

 

Холодные руки у Старца-Скелета

Опять обнимают меня:

«Денница! Отринь все пустые обеты,

Себе только Верность храня».

 

И твердой рукой из-под Схимы Великой

Старик Древний Меч достает:

«Склонятся все твари пред силой и ликом

И месяцев трех не пройдет».

 

И Меч из костлявой руки принимая,

Шепчу, как я жутко устал!

А он отвечает: «Заблудших карая,

Взойдешь Ты на свой пьедестал!

 

Ты ждал Меня долго и верно, Я знаю.

И много лет слышишь без слов.

Семьюдесятью и Двумя Заклинаю,

С Тобой говорит Саваоф!

 

О чем Ты просил – все должно совершиться.

На Страшном Суде – решено.

Молись, Пресвятой Благоверный Денница!

И будет Тебе все дано».

 

18.10.2016 г.

Про рыб

Рыба смотрит сквозь оптику эволюции, линзу воды

Видит: гуси, люди, атлантики

Держатся за свои винтики, пастбища, небеса, сады.

Ее глубины и резкости хватает, что бы не стать едой.

Этот путь, запущенный в древности, к разнообразию видов (скромнее с генматериаломне дома)

Вынуждает совершать парные и коллективные действия.

Убийством, рождением, выбором в темноте

Каждый теперь ведом.

Салочки филогенииновенький кто и жить ему где?

Мужчины носят инструменты деньги и ежедневники.

Женщины платья, овощи, будильники и детей.

А рыба видит красные пятна, которые не родит обратно

Не покроет матом, но знакомится во всю прыть, исследуя

Различия в опасности, температуре, глубине, высоте.

Что бы и дальше жить.

П.С., <Анна Чертова>

Рыбы мигрируют изпод кожи

Выплёскиваясь сгустком звука, отплёвываясь от блёсен

Примеряя крючки как пирсинг.

Если пить только сырую воду кровоток становится пресен

И из десен, как их не сжимай, выдирается ворох песен.

Автор нам больше не интересен, а герой вообще последняя сука

Может взгляд удержать, а остаться и жить не может.

Мелкотравчат, рисован и груб.

Рыбы выпрыгивают из вен

В поисках перемен

«На безрыбье и зодиак рыба» — этого не говорил ЛаоЦзы

На рыбалке КоролюОндатре, хотя zoon это всего лишь бедное животное

Которое плачет, сразу становясь от этого человечней в разы.

Этого не поймать сетью, не понять разумом, не развести в тазу,

Но это логически вытекает с самой последней рыбой из русла рук.

Где ты теперь мой друг?

Я помню как ты выходила на кухню спросонья лохматым лихом,

И дом просыпался из стен выдыхая эхо

Как в ванне жужжала муха,

На столике, занятая, валялась треха.

И чувствуешь, что дал маху,

Не то что врубиться, оконто открыть не в силах.

Ты тоже помнишьот этого очень тихо,

Как в песне у рыбьих губ.

П.С. и А.Ч.

я зову рыбу

<4

«Рыба моя,

Я не ведал твоих адреса, океана и телефона,

Жил как жил надеждой на тайный дар,

Теперь в моей голове радио Вавилона

Мне отвечать за его базар»

«Рыба моя,

Утеряны мой магнит и полюс,

Моя ветряная роза

У меня сердце растёт во все стороны сразу,

У меня в горле голос»

5

Так говоришь ей ты

И рыба является из воды

Режет острым краем хвоста

Сросшиеся веки,

Кладёт на пылающие виски

Холодные плавники.>

В начале развития суфражистского движения, когда женщины получили минимальные трудовые и экономические права, им было запрещено наниматься на фабрику без мужа. Во избежании заключения не выгодных для них самих соглашений.

Рыба хочет курить, рыбе не нужен воздух.

Она не стесняясь идет над бездной.

Здесь у них вовремя и не бывает поздно

Свет тормознётся солнечный, а тем паче звёздный.

Её атмосферагаз растворённый

Под давлением массы солёной,

Протяженностью в две тысячи жизней;

И тепловые лифты, глубиною около двух лье,

Крутят вертикальную воду, а приливымальстремы.

«С грозной этой воронки, чёртовой карусели

Без билета не спрыгнуть, авизыне

Будет в ней. И не придет из вне.

Разве что плыть по границе с воздухом

От легчайшей впадины, тёплой мели

До трескового мыса, а дальше

Илом лежать на дне

*

Так рыбы душа срывалась

Клочьями белой пены,

Высаживалась на измены,

Билась о стены,

Неслась на рыбацкий свет,

Распущенная словно нить.

Несмотря на доказанный факт

Что у рыб, как у негров и женщин

Душито нет.

Сказки о Дракуле-Воеводе

1. Сказка о Дракуле-Воеводе и его жене

Влад Дракула сидел на троне, и пришла к нему женщина, вся светлая, почти белоснежная и сказала без предисловий:
-Сударь, мы с вами замечательно провели ночь, но я подумала, что если вы так цените мою плоть, что решили соединить наши уста и тела, то почему же ее не оценят другие мужчины. А потому следующую ночь я провела у прекрасного незнакомца.
На что Влад Дракула ответил:
-Сударыня, вы можете проводить все следующие ночи с прекрасными незнакомцами, причем каждый день с разными, только не вздумайте потом показываться мне на глаза.
Белоснежная женщина слегка побледнела и сказала:
-Сударь, мы с вами намедни сочетались законным браком, не пристало прогонять свою супругу с глаз долой.
На что Влад Дракула ответил:
-Наденете вот это приспособление под названием «пояс верности», что издревле славилось умением усмирять пыл молодых жен, желающих разнообразить ласки супруга ласками юных красавцев и почтенных мужей в летах, дабы успеть испытать на своей плоти все прелести всевозможных соединений, пока плоть свежа и всеми желанна.
Белоснежная красавица пожала плечами:
-Коль мы законные супруги, я не против его носить. Но вот, что делать, если он будет жать и не давать удобств моей страстной натуре?
На что Влад Дракула ответил:
-Тогда незамедлительно приходите ко мне, и я найду ключ к вашему поясу. Так же, Сударыня, советую вам чаще возжигать свечи, взывая к Пресвятой Деве о ниспослании свободы от плотских страстей, не есть рыбу в постные дни и больше пить святой воды. В изголовье у себя разместите распятие, оно поможет вашему душеспасению скорее, чем Missa nigra, что я изволю читать о полуночи. И чаще посещайте святые места, возможно тогда на вас сойдет просветление и познание того, что духовное иногда бывает превыше плотского.
После этого, Владу Дракуле осталось только застегнуть пояс на бедрах красавицы и отправить ее восвояси, призвав вместо нее ту, что хотя и не являлась законной женой, но не проводила ночи с прекрасными незнакомцами.

09.10.2016 г.

2. Сказка о Дракуле-Воеводе и его любовнице

«Что тебе снится в Аду, Люцифер?
Что тебе снится в Черном Аду?»

Дракула сидел на троне в Аду, в черном зале, когда два стража – демоны в черных капюшонах и в масках привели в Ад душу его любовницы. Стражи подвели ее к трону, заставили преклонить колени и вышли. Женщина начала оглядываться по сторонам – в темноте ей было видно довольно плохо. Трон был черным, с высокой спинкой и фигурками вместо подлокотников –то ли двух львов, толи волков, толи вообще невиданных чудовищ, с большими крыльями и отверстыми пастями и стоял между двух кресел с бордовой обшивкой, а по бокам от них — стояли два треножника, на которых слабо тлели благовония на углях. Дым мягкими клубами стелился по черному залу. Слева от Дракулы сидела женщина, закутанная в черные одежды, лица ее не было видно, большая змея свилась у ее ног, обвивая древко острой косы, справа от Дракулы сидела женщина в алой мантии и с кинжалом в руках.
Вновь пришедшая пристальным, слегка мутным взглядом смотрела все это собрание и медленно поднялась. Дракула указал ей на небольшое кресло, стоящее напротив трона. Повисло неловкое молчание.
Первым его прервал Влад:
-Я думал, что тебе интересны осознанные сновидения.
-Где я нахожусь? – спросила душа, усаживаясь в кресло.
-Это Ад, – ответил Влад.
— Почему ты здесь, а не в другом месте?
-Потому что я закончил все свои дела в раю и спустился в Ад,- ответил Дракула.
— А что ты делаешь в Аду?- спросила душа.
-Что я здесь делаю? – переспросил он снова.- Правлю.
-Кто эти женщины? – спросила душа.
-Слева Богиня Подземного Мира, тебе лучше не знать ее и не слышать, потому что ничего хорошего ты от нее не услышишь. Справа моя невеста, которая скоро станет моей женой,- ответил Дракула.
-Почему так? – спросила душа.
-Потому что ты замужем,- ответил Дракула. — А любая замужняя женщина должна быть верна своему мужу. И я тебе никто по большому счету. Более того, Архангел Михаил и Пресвятая Дева просили меня лишний раз тебя не трогать, а призывать только по делу. Вот когда я придумал работу в Аду для твоей души — я и велел тебя позвать. Но прикасаться к тебе я не буду, потому что ты замужем, а супружество – это святое. Сначала поговорим немного, а потом приступим к делу.
-Я не верю во все, что я вижу. Я проснусь, и туман развеется, — ответила душа.
-Возможно. Но наши души и их взаимоотношения — останутся,- ответил Дракула.
-Я не верю в духовный мир, я верю только в достоверные источники материального мира,- ответила душа.
-У каждого человека есть душа,- ответил Дракула.- И даже если тело уже мертво и давно сгнило в могиле, душа все равно остается, потому что душа бессмертна. И душе, если это душа сильная и целеустремленная, тоже нужно где-то жить, работать, заниматься каким-то творчеством и какой-то созидательной деятельностью. И для этого на время заключаются альянсы между душами живыми и мертвыми. У меня есть несколько художников, например, к которым я регулярно прихожу, и они меня рисуют, есть у меня и писатели и поэты, которые пишут обо мне, их мысли я и занимаю, когда они свободны для общения со мною.
-Меня интересуют только факты,- ответила душа.
-Конечно,- ответил Дракула.- Ты бы меня хотела видеть только на обложках исторических книг и свидетельств, как мертвую тень из далекого прошлого, а то, что моя душа хочет и может жить дальше, этого ты не понимаешь, или не хочешь понимать.
-Я не верю в существование душ, я верю в то, что есть сильные личности в истории и их деяния являются объектом пристального изучения, хотя бы для того, чтобы вооружиться их опытом.
-А я верю в то, что духовный мир сильнее материального,- ответил Дракула.- И то, что духовный мир живет по своим законам. И если душе суждено выйти на новый круг деяний в земном мире – она выходит, независимо от внешних причин и обстоятельств.
-Я не признаю сказки современности, я ценю только факты,- ответила душа.
-А мне безразличны факты,- ответил Дракула.- Потому что факты – это часть давно ушедшего прошлого, которое не вернется и не повторится. А любой душе, намного важнее ее будущее, нежели ее прошлое. Ты отрицаешь целый пласт литературно-художественной культуры, связанный со мною и совершенно напрасно. Мне же интересно умножать эти пласты. Подходя с разных сторон и точек зрения, нельзя зацикливаться на одной. Будучи укорененной в атеизме – ты не сможешь воспринять демонический план во всей его красоте и полноте, поэтому общения наших душ в этом зале Ада – пока будет более чем достаточно.
-Для чего ты меня позвал? – спросила душа.
-У тебя есть крепкое качественное оружие с древних времен, видно, когда-то твои руки держали его неженской хваткой. И если в любви — нам с тобой явно не повезло, то, возможно, повезет в войне. Для меня твоя душа видится идеальным палачом.
-Ты научишь меня?- спросила душа.
-Я освежу твою память, не более, – ответил Дракула.- Но только во сне и в астрале. В земной реальности — наши пути удалены друг от друга и пока не имеет смысла сводить их в одну линию.
-А кого ты будешь казнить?
-А кого может казнить одна душа, кроме другой души? – спросил Дракула. — Ведь астральные войны ведутся среди бесплотных. И к тому же, разве тебе — не все равно, кого я собираюсь казнить. Ведь, как прикажет Господарь – так и будет, разве нет?
-Все верно,- ответила душа. — Меч есть, заточен остро. Дашь дозволение и казню.
-Вот и славно,- сказал Дракула.- А теперь ступай. Я позову тебя, как придет время.
После этого душа поднялась с кресла, двери отворились, и два демона в черных капюшонах бережно, словно сокровище, взяли душу под руки и осторожно вывели из Ада, чтобы она смогла вернуться в тело, и где-то в глубине сознания узреть, что ночной разговор все-таки имел место.

Продолжение следует…

3. Сказка о Дракуле-Воеводе и Монастырском Склепе

«Сколь явственно терзание на плоти,
В сравнении с терзанием души?»

На монастырском дворике за полночь. Под холодными лучами осенней убывающей луны переливаются листья на апельсиновых деревьях и каштанах. С моря дует холодный ветер, кружась среди древней, местами обвалившейся кладки, поднимая и закручивая легкую пыль.
По двору быстро идут две мужские тени и ведут за руки третью женскую.
Она осматривается по сторонам, слегка встревоженная, но место, будто ей знакомо и это немного успокаивает ее чувства.
Тени спускаются в узкий темный коридор. На удивление в воздухе нет ни следа замшелости и плесени. Свежо, сухо и чисто. Воздух теплый, земля под ногами теплая, кажется, что это тепло дает сама земля и земляной пол бесконечного туннеля.
Наконец, показывается дверь, из-под которой сочится яркий свет. Дверь отворяется точно от резкого толчка или порыва ветра, хотя в туннеле ветра не было. При свете свечей и масляных ламп, зажженных в просторной келье — женщина рассматривает своих провожатых. На вид это были пасмурного вида монахи с пристальным взглядом пустых глазниц. Они оба были мертвыми. Они оставили ее одну в келье и захлопнули за собой дверь.
Келья была ярко освещена. Она представляла собой подобие склепа, хранилище костей мертвых монахов. Все черепа и кости были подписаны, кому они принадлежали при жизни. Тогда женщина стала ходить по келье и разглядывать черепа. Пока не дошла до стола, за которым сидел мрачный монах в черной рясе и клобуке. Женщина сразу его заметила, но подумала, что он тоже мертвый и побоялась сначала приближаться. А потом так увлеклась изучением черепов, расставленных по столам среди свечей и богослужебных книг, что не заметила, как подошла к нему почти вплотную.
Когда он оторвал взор от книги и поднял голову – она узнала Воеводу.
Женщина бросилась на колени, прошептав просьбу о благословении и пытаясь поцеловать руку.
Но Воевода отстранил ее и, поднявшись, прошел взад-вперед по келье, скрестив руки на груди с видом крайне мрачным и задумчивым.
-Я счастлива, видеть вас здесь, даже если это сон. Это хотя бы означает, что ваша душа чиста перед Богом, ведь не может же…
-Ведь не может же слуга Дьявола находиться в святом монастыре? – переспросил Воевода. — Я не стремлюсь быть излишне прямолинеен, но это выходит у меня само собой. Пока вы занимаетесь историей, я занимаюсь черной магией.
Женщина поднялась и сделала невольный жест, пытаясь дотронуться до руки Воеводы.
Что-то дрогнуло у нее в голосе, когда она прошептала:
-Ах, да, я забыла, у тебя есть невеста, Влад.
Влад улыбнулся:
-У меня никого нет. И вряд ли будет. Зачем нужен кто-то одинокому мертвецу? Я был одиночкой и им и останусь. Как я не пытаюсь изображать экстраверта, я интроверт, насквозь погруженный в себя.
-Тогда что я видела? – спросила женщина.
-Это церемониал, принятый в Аду. Тот, кто восседает на Троне Дьявола, не должен пребывать без свиты. Рядом, в соседнем кресле, либо на полу, у ног должна сидеть подруга, любовница или рабыня. Поэтому, если у меня даже и нет невесты, я назначаю ее для Церемоний. Обычно это женская душа, имеющая связь с Дьяволом и доступ за Врата Ада. Таких у меня много. Но это не повод мне близко сходиться с ними.
-А Богиня Подземного Мира? – спросила женщина.
-Какая именно? – пожал плечами Воевода.- Их у меня тоже много. Они приходят в Ад по приглашению Моего Господина и потом уходят, когда нужно.
-А Его самого я не видела? – спросила женщина.
-Нет, и не стоит,- ответил Влад.- Я вообще никому не советую Его видеть и говорить с Ним. Это искажает сознание живых, ломает психику, ибо только мертвые служат Господину.
-А я живая? – спросила женщина.
-Ты реинкарнировавшая живая душа, имеющая достаточно ясное восприятие прошлой жизни. Однако ты не преступала еще барьер между мирами, Врата Ада, Мир мертвых, когда ты можешь слышать уже всех прочих ясно. Ты не на нашем плане, ты на плане земном. И если ты хочешь быть среди нас…
Воевода отвернулся и вновь прошелся по келье.
-Сделай так, чтобы я это забыла, как страшный сон.
Воевода грубо схватил женщину и начал трясти за плечи:
-Я не имею права видеть? Я не имею права видеть во сне? Я не имею права помнить?
Женщина молчала.
-Когда ты неупокоен, это страшная мука. Ты не можешь реинкарнировать полностью. Ты не можешь перестать чувствовать и страдать ни на земле, ни в Аду. Ты мучаешься, как душа, как сущность, искупая и искупая, проходя все новые и новые круги Ада. Пытая чужие души, ненадолго приостанавливаешь собственные страдания. Неупокоенным два пути — вечный сон и покой или новая жизнь. Я умолял Бога и Дьявола, чтобы у меня была жизнь, как у обычного человека, простая человеческая жизнь, чтобы только не метаться между мирами, телами, кругами Ада и прочее.
-Что тебя связывает с Иоанном?
-Я назвал бы это единственной благодарной дружбой.
Даже сравнивая с хвалебными поэтическими одами посвященными мне от воскресшей Медичи, будь она сто раз проклята. Что восхищалась на словах, и таила яд на сердце. Ибо велика в ней подлость и ненависть ко всему живому. Или лживым высокомерным эгоизмом Батори, желающей видеть во мне поклонника, а не учителя. Или униженным лизоблюдством Раду перед султаном, которое не стерли ни века, ни могила, и его жутким безотчетным страхом смотреть Мне в глаза.
-Ты не скучал.
-Благодарствие Дьяволу – встретился уже со всеми почти из своего круга.
-Со своего круга Ада?
-Можно и так сказать,- Влад улыбнулся.
Влад взял женщину за подбородок и смотрел, не отрываясь, ей в глаза:
-Если бы не древняя тень, стоящая за твоей спиной, кого я безмерно люблю и уважаю, то я решил бы этот вопрос намного раньше и страшнее. Я не сторонник диалогов, я знаю кому и что я предлагаю. Либо ты будешь одной из нас, либо ты не найдешь себя никогда. Сколько можно носить в себе эту боль и не давать ей выход?
Женщина хотела повернуться и бежать. Но что-то ее остановило.
-Ты сама шла мне навстречу. В этот монастырь, что мною любим и почитаем. В эту келью мертвецов, чтобы просто получить ответ – у тебя есть память. Чтобы получить ключ, сводящий времена.
Женщина замахала руками:
-Будь ты проклят, будь проклят. Я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу, ты обманывал меня все эти годы.
Воевода взял со стола черную епитрахиль, набросил женщине на шею, и начал медленно и методично ее душить. В его взгляде не было ни радости, ни жестокости:
-Я хочу растянуть удовольствие,- тихо сказал он.- Тебе все равно туда, где мы.
Женщина барахталась, билась бессильно в его руках, но у нее ничего не получалось, как она не старалась освободиться от петли, черная епитрахиль все сильнее сжимала ее шею.
-Ты сама знала, куда, к кому, и на что ты идешь,- шептал ей Влад.- Слишком хорошо знала.
Женщина не могла ответить, в ее глазах были слезы.
-При отце я бы не стал этого делать. Но… я попросил расставить стражей и его сюда не пускать.
Шли секунды, она силилась вздохнуть, но у нее ничего не получалось.
-Твоя кровь в моей чаше, как алый нектар — лишь я выпью до дна, ты получишь свой дар… — Влад резкими движениями закручивал удавку.
Кажется, у нее все плыло перед глазами. Казалось, еще немного, и она потеряет сознание.
-Довольно, — Влад ослабил давление и подхватил женщину на руки.- Еще удушением в монастыре я не портил себе репутацию.
Женщина смотрела на него совершенно изумленно.
-В общем, это будет в Аду. Это будет красиво,- добавил Влад, осторожно целуя ее в лоб и мягко потирая рукой следы на ее шее.
-Что ты сделаешь со мной? – прошептала она.
-Увидишь. Я пошлю за тобой, душа,- тихо ответил Влад. – А сейчас ступай. У меня сборник заупокойных молитв не дочитан.
Женщина хотела было снова попросить благословения, но в итоге, молча, поцеловала его руку и направилась к выходу. На выходе, два мертвых монаха аккуратно и бережно, взяли ее под руки и вывели в коридор, а затем и наверх.
Потом она, очевидно, проснулась и серое утро или полдень явственно засвидетельствовали, что если этого всего и не было в одной форме, то явно было в другой.
Продолжение следует…

4. Сказка о Дракуле-Воеводе и Руинах Крепости Поенарь

Ночь была на удивление ясная и темная. Ущербная луна светила с далекого неба, ветер был порывистый и холодный, было нестерпимо тихо. Запоздалые туристы и сотрудники музея давно разъехались по гостиницам, тяжело спускаясь по длинной лестнице, останавливаясь на передышки и ругая — одни невероятную скуку гиблого этого места, другие – невероятно скучных посетителей. Впрочем, бессмысленно обозначать эту серую изнанку земной реальности. Те, кто остались на месте давно и беспробудно спали.
По едва освященному залу оживлено сновали призраки и тени. Мрачный Демон восседал на своем законном троне, застыв в виде сурового и воинственного изваяния. Но вот он поднял княжеский жезл, и тени выстроились в ряд, воздавая хвалу и почести главе ночных призраков. По залу заклубился туман и несколько летучих мышей быстро поменяли месторасположение. Днем, их, конечно, здесь было не видать, но по ночам они вылезали из укрытий и бесшумно сновали по залу.
Черная тень отделилась от изваяния, Воевода прошелся по залу, глубоко и пристально вглядываясь в глаза всех собравшихся и, наконец, уверенно произнес:
-Я занимаю, куда более выгодное положение по сравнению с вами. Потому что мне все равно, что вы существуете, как призраки, что упокоитесь в своих могилах. А вам не все равно, буду ли приходить сюда, дабы управлять вами, или займусь съемками нового ужастика.
Тени стояли, склонив головы, и не смея шевельнуться.
В зал медленно вошли двое мрачных оруженосцев, которые вели под руки еле живую, но еще живую женскую душу.
Душа смотрела совершенно безумным потерянным взглядом.
Тень воеводы вернулась обратно в изваяние, которое слегка шевельнулось и краем жезла указало место на полу у своих ног. Женская тень послушно села.
-Разойдитесь, — мрачно сказал Воевода.- Мне нужно поговорить наедине.
Тени быстро ринулись вон из зала, и вскоре там уже не осталось никого, кроме Воеводы, женской тени и двух оруженосцев у входа.
Женская тень, затаив дыхание, молчала.
-Да будет известно вам, сударыня, что фильмы ужасов обычно смотрят те, кто желают накликать на себя ужас. У меня для вас его предостаточно. И поверьте, в жизни ужас куда очаровательнее и притягательнее, чем в фильмах.
-Это сны, это образы, которые вскоре исчезнут, ведь я опять ничего не вспомню,- простодушно ответила женщина.
-Это реальность бытия вашей души,- ответил Воевода.- Мертвые живут своей, никем не регламентируемой жизнью и, чаще всего, появляются там, где их вовсе не ждали. Ведь хорошо я маскировался, правда? Черт бы ногу сломал, разгадывая мои головоломки.
-Что вы хотите от меня? – тихо произнесла душа.
-Видит Дьявол, ничего! Лишь немного освежу вашу память,- пожал плечами Воевода.
-Откуда вам ведомо, что у меня на душе? – спросила душа.
-По глазам,- ответил Влад.- А глаза людей я вижу на расстоянии, потому не стоит мне лгать.
-Вы мне что-то изволили предлагать, какое-то участие, обучение, посвящение?
-Зачем? Вы все равно ни во что не верите, кроме древних чернил и ветхих листов. Таких, как вы, вредно посвящать в духовные тайны. Вы все равно плохо примените эти знания, причиняя вред себе и окружающим. Оттого живите, как живете.
-Зачем тогда вы опять меня вызвали? – ответила душа.
-Вы сами этого ждали,- улыбнулся впервые Воевода.- Я стараюсь оправдывать ожидания, причем любые, даже самые худшие.
Тени Воеводы снова отделилась от изваяния и прошлась по залу.
Владислав самодовольно потирал руки:
-Кое-как убедил Афонских старцев, что тебе следует преподать урок, наша святая великомученица.
-Не понимаю,- приподнялась тень женщины, с удивлением глядя на Воеводу.
-Хорошо работать под крылом моего Батюшки,- Влад немного злорадно улыбнулся.- Да, он был справедлив, щедр, благороден, милостив невероятно и честен и, главное, он был искренне православным воеводой до глубины своей светлой души.
Влад гневно сверкнул глазами:
-И самое смешное, что у меня не было никакой возможности, снять с вас его назойливую и непрерывную опеку! И только увещевания старцев Святого Афона, кои именем Господа своего Саваофа дали ему пищу для благостных раздумий, так чтобы он смог на время заняться делами более важными и полезными, чем ежедневное совместное с вами перечитывание писем, давно потерявших актуальность.
Женская душа закрыла лицо руками.
Воевода же нахмурился, и взгляд его стал еще более суровым и мрачным:
-О, нет, только ради Дьявола, не подумайте, что я на вас гневаюсь. Но вы не уважаете мое вероисповедание и мою сексуальную ориентацию. Поэтому я продолжу пиарить Криса Хамфриса вместо Лыжиной и Артамоновой. Правда Крис много чего напутал и утрировал, но зато он свято верил в то, что пишет. На самом же деле, все было, мягко говоря, не совсем тогда и так, но это не меняет смысла.
Женская душа отвернулась и молча крутила пуговицу, надеясь с мясом вырвать из своей полупрозрачной одежды.
-Поэтому,- продолжал Владислав.- Я решил написать собственное, куда более мрачное и шокирующее произведение, наполненное самых жутких и отвратительных подробностей и деталей, особенно в том, что связано с Башней Соломона и Вышеградом.
Свои «Записки мертвеца» я пока давал прочесть только Елизавете Батори и, надо сказать, она и то была шокирована этим произведением, которое в то же время навлекло на нее страсть ко мне лютую и безудержную. Которая и завершилась для нее двумя ночами, проведенными в моих крепких объятиях. Надо сказать, что для нее, как для существа женского пола, я, скорее, сделал исключение. И хотя эта ее страсть и переросла вскоре в попытку дистанцироваться и сбежать от греха подальше, но уже достаточно прочно воссоединила наши души. И где бы она ни была, я знаю, что она продолжает тайно уповать на милость Дьявола и Его Волю вновь свести нас вместе. Впрочем, не будем об этой нечестивице.
Женская душа невольно поморщилась:
-И вы этот свой труд описываете так бережно и внимательно, словно готовитесь отдать на Суд общественности.
-О, нет, я не настолько безумен, как вы решились предположить,- ответил Воевода.- Ведь есть определенный Кодекс Чести среди древних аристократов, налагающий табу на определенные темы. В то же время Мой Господин Люцифер призывает меня к прямоте, честности и откровенности, в отношении моего прошлого. В этом с Ним сложно не согласиться. Но если кто и прочтет эти мрачные, безбожные и жуткие описания — то видимо люди достаточно близко меня знающие, чтобы не убежать тут же восвояси, размышляя, что более неудобно – писать такие произведения или их читать.
Душа явно волновалась:
-Сударь, вы совершаете большую ошибку, пытаясь растоптать невзрощенные ростки добра на вашем личном поле.
-Растоптать ростки добра на практике оказывается намного сложнее, чем взрастить Цветы Зла, которые требуют особенной заботы и ухода и растут только на свежей крови.
Идемте, сударыня.
Воевода грубо взял женщину за локоть и потащил к выходу из зала. На выходе ее подхватили под руки стражи, и все четверо вышли на крепостную стену.
Воевода задумчиво подошел к краю стены, измеряя взглядом пропасть, густо поросшую деревьями и лесом, и потрогал полуобвалившуюся кладку.
-Сударыня, — сказал он, оборачиваясь с улыбкой.- Если бы вы вдруг пожелали отсюда спрыгнуть — то до прекрасной Арджеш долетели бы разве что на парашюте.
-Я никогда не утверждала… — начала было спорить она.
-Я знаю,- равнодушно ответил Владислав.
Они уже подошли к краю стены. Над деревянным гробом с крестами, почерневшим от времени, возвышался кол, хорошо укрепленный в глубокой лунке.
Женщина сначала вздрогнула, а потом начала трястись мелкой дрожью.
Воевода сделал знак и один из оруженосцев не без труда сдвинул крышку древнего гроба. Взорам предстал почерневший от времени женский скелет в истлевшей парче и бархате с удивительно яркой и хорошо сохранившейся вышивкой из золотых и серебряных нитей.
-Коль остались нетленными прежние кости,- сурово произнес Владислав.
И сделал новый знак оруженосцам.
Женская тень была во мгновение ока раздета и под крики, стоны и мольбы, быстро и искусно нанизана на кол, который вышел в районе сердца.
Задыхаясь от внезапных судорог и боли, душа силилась еще что-то сказать, но уже не могла, лишь темная кровь хлестала у нее изо рта и ноздрей.
Кол установили прямо над гробом и по мере того, как горячая кровь еще живой души лилась на мертвые кости, кости покойницы побелели и укрепились, начали обрастать жилами, мясом, кожей, все ярче и отчетливее стала видна богатая одежда и убранство, жемчужные нити, вплетенные в золотистые волосы, и головной убор. Ярко заблестел меч, сначала незаметный под слоем праха.
Вскоре над гробом болтался черный скелет, а в гробу лежала красивая юная женщина, которая, казалось, только что сомкнула очи, чтобы смотреть бесконечные и дивные сновидения. Единственное, что свидетельствовало о том, что это был не сон – это огромная рана, нанесенная мечом, и протянувшаяся через весь живот юной женщины.
Но вот и веки ее задрожали, и она медленно открыла глаза.
-Вас похоронили вместе с мечом, который оборвал вашу жизнь,- спокойно произнес Воевода. – Это был один из моих любимых мечей, привезенный мне в дар из Испании.
Рана на животе начала затягиваться и женщина уже попыталась подняться из гроба:
-Господин мой, я вас любила больше жизни,- прошептала она.
-Это не могло служить поводом пытаться сорвать военный совет,- ответил Владислав. – И потом — я ненавижу, когда мне врут в глаза. Ведь я вижу души человеческие. Я думал, честно говоря, что научил вас уважать себя на века вперед. Нет же, вы продолжаете мне хамить, обвиняя меня, пытаясь выставить неучем, тыча мне кипой каких-то материалов или бумаг, тогда как я и без них все прекрасно помню.
Глаза женщины наполнились слезами. Она, наконец, держась за еще незатянувшуюся рану на животе, пересиливая себя, вылезла из гроба и склонила колени.
Воевода взял женщину за подбородок и тихо сказал:
-Научить уважению и почтению может только реальная и ощутимая телесная и духовная боль. А любовь в большинстве случаев являет собой лишь производную от насилия.
После этого, Дракула отошел в сторону и, скрестив руки на груди, дал знак оруженосцам:
-Верните ее душу в тело в том виде, в котором она сейчас есть. Надеюсь, память благотворно повлияет на ее внутренний мир.
Женщина потянула к Владиславу руку, но оруженосец довольно грубо ее отстранил.
-У меня много работы, — мрачно ответил Дракула.- Еще двое таких же, как ты ждут заслуженных колов.
Мертвые демоны-оруженосцы подхватили женщину под руки и скрылись в воздухе.
А Владислав, окруженный лишь ночным небом и ветром, совершенно холодный, чуждый всему миру и углубленный в себя, пошел один медленной походкой вдоль крепостной стены своей древней полуразрушенной крепости.

21.10.2016 г.

5. Сказка о Дракуле-Воеводе и Нерадивой Ученице

Над руинами крепости Поенарь ночь была глубока и темна. В просторном зале сидел Владислав Дракула на троне. Его душа находилась внутри своего памятника, как в земной оболочке, а кругом стояли тени. И были это тени знатных вельмож королевских кровей. Могущественные и такие же бессмертные, как и сам Дракула, они стояли вокруг Влада тенями черными, серыми и прозрачными. На фоне других выделялась серая тень черной графини в длинном платье.

-Владислав, Господарь Мой,- сказала она. – Я приведу твою ученицу.

Она привела вскоре в зал девушку, тень девушки. И поставила на колени перед Троном Дракулы.

-Мое терпение лопнуло! – гневно сказал Владислав.- И Я решил тебя представить всему собранию. Посмотри на эти тени, в их пустые глазницы, на их древнюю роскошную одежду, они все когда-то находились у власти в разных европейских странах, и все они Меня помнили и любили и теперь по – прежнему помнят и любят. Среди них было пять Моих Учеников, и ты знаешь Их Имена. Остальные были просто друзьями. Мы все бессмертные, то есть, имеем высшее право, как перерождаться, так и занимать назначенные Нам новые оболочки. Мы все живем на земле, и каждый из нас знает, кем был прежде и помнит свое прошлое. Некоторые об этом прямо говорят и пишут, иные нет. Но помнят прошлое все. С некоторыми из них я общаюсь лишь в астрале, но приходят ко мне все по первому требованию. С другими я знаком и общаюсь лично. В любом случае, мы все постоянно на связи. Ты видишь здесь около 15 теней и это ближний круг. Я мог пригласить больше, но не счел нужным и вот ты перед Нами.

Что объединяет нас нынче? Мы все помним свое прошлое. Мы все живем и телах. Мы все занимаемся полезной для общества созидательной и творческой деятельностью. Мы все чтим законы божьи и законы стран, где работаем. Говорят про многих из нас, что в прошлом мы проливали кровь. Проливали мы кровь законно, защищая свои страны и народы от внешних вторжений, подавляя мятежи, карая преступников.

Исключение составляет лишь графиня, что нынче стоит за твоей спиной, но с нее особый спрос, чтобы ее репутация перед Богом и людьми впредь была безупречной.

Нас всех можно в каком-то смысле назвать темными инквизиторами. Почему темными? Потому что несмотря на уважение Законов Божьих, знаемся Мы с Демонами.

Девушка вздрогнула.

-А теперь,- изрек Владислав.- Ответь Нам для чего пришла ты в нашу компанию? Что ты желаешь вспомнить? Ты видела свой скелет во сне, ты хочешь видеть всю прошлую жизнь?

Тень женщины замотала головой и потрясла листком с вопросами. Графиня вытащила из ее рук листок и разорвала на части.

-Как ты смеешь беспокоить Влада по таким мелочам?- гневно сказала графиня. –У тебя цели мелочные и низкие по сравнению с Нашими. Увековечить свою прежнюю память в произведениях искусства и сделать свою душу свободной,  чтобы ты потом могла вернуться на землю в любой момент – вот о чем ты должна думать и тогда твои враги сами упадут под твои стопы. Ты скрываешь от Господаря очевидные факты. Но он видит твое сердце насквозь, как и прочие сердца. Ты боишься дать Клятвы Союза, чтобы обрести силу. А покровительство ты получила незаслуженно, не задумываясь, что рано или поздно придется платить за честь быть в Нашем Кругу.

Тень пыталась вскочить, но графиня толкнула ее обратно.

-Кто-то из нас выбирал оболочки, кто-то нет,- продолжал Владислав Дракула.- В любом случае, Я очень доволен тем, как сложилась Моя духовная судьба. Я безумно благодарен Тем, Кто вернул Мне права на этот Астральный Трон и возможность жить дальше.

Итак, принципиальным должно быть то, что ты видишь Меня в астрале. На физическом плане Я обычный человек. Принципиально то, что ты видишь Меня в астрале и знаешь, кто Я. И ты смеешь Мне писать и задавать такие глупые вопросы. Тень посмотрела печально:

-Владислав, я старалась быть хорошей ученицей. Но характер у Тебя не сахар.

Владислав резко вышел из памятника. Он подошел к ней и взял за подбородок.

-Ты знала, Кому ты отдаешь в руки свою душу. Ты знала, к Кому ты идешь обучаться. Мне надоели сказки о жестокости. Пора научить уважению ко Мне избранные души не на словах, а на деле.

Тень вздрогнула. Владислав зловеще улыбнулся:

-Скажи Мне, ты никогда не задумывалась над тем, чтобы провести со Мной ночь?

-У Тебя неприличные вопросы.

-Какие есть. Вот посмотри, — Дракула улыбнулся.- Это Катрин Медичи.

Он указал на женскую тень в черном трауре. Руки за спиной у нее были скованы цепью, а саму цепь держал в руках царь в золотых одеждах.

-Мы встречались с ней в телах,- продолжал Дракула.- И сходились на любовном ложе. Она ласкала Меня губами, но удовольствия Я не получил.

А вот графиня, что стоит за твоей спиной. С ней Я получил удовольствие.

Медичи печально опустила голову и нахмурилась.

-Хотя обе старались, но не всем дано сделать Мне приятное, — сказал Владислав.

Владислав Дракула повернулся и подмигнул нескольким участникам Достойного Собрания, получив в ответ счастливые улыбки.

-Просто Я не имею права преступать границы приличий, поэтому на этом завершу рассказ  о своих интимных деталях личной жизни. Итак, ты не из тех, кто желал бы разделить со мной ложе.

-Нет, Владислав,- строго ответила тень. – Я не хочу с тобой. Я хочу со своим начальником по работе, чтобы я была актив, а он пассив.

-Смело,- сказала, улыбаясь, графиня.

-Тебя, очевидно, нужно научить БДСМ,- сказал ученице Владислав Дракула.- Так чтобы надолго запомнилось. Пусть из толпы выйдет новый Учитель этой дамы,- сказал Владислав Дракула, указывая на женскую тень.

Из толпы вышел знатный вельможа в богатых княжеских одеждах. Его глаза мерцали гневным пламенем:

-Когда-то я правил Древней Украиной,- начал свою краткую речь Иеремия.- Теперь я избран Владиславом быть рядом с Ним в кругу прочих Достойных. Большую часть своего правления — я участвовал в подавлении казацких восстаний и карал мятежников я жестоко. Страшная Слава осталась по Моем Имени. Был я в молодости и в страстях необуздан, брал женщин силой и по-черному развлекался над ними, пока не встретил единственную любовь свою, что ушла слишком рано, но это совсем другая история. Помню, объезжал я строптивых лошадей, а собак учил слизывать кровь с моих сапог, когда возвращался из пыточных подвалов. Дьявол мой Asmodeus прозвал Меня Архиизвергом Ада. Есть у Меня опыт большой в усмирении непокорных душ и силы от Князя Тьмы не занимать.

Иеремия гневно сверкнул глазами, достал плеть и направился к женской тени.

-Графиня! – резко сказал Владислав Дракула.- У тебя были дела в Европе.

-Полно дел, мой Господарь, – ответила графиня.- Но как Ты прикажешь – я всегда рядом.

-Графиня!- повторил Владислав.- Дня на три удались в Европу делать свои дела и оставь подопечную с Иеремией.

-С удовольствием!- улыбнулась графиня и отошла от женской тени.

Иеремия обвил плеть вокруг шеи женщины, которая не успела даже вскрикнуть.

-Ты проведешь со мною несколько ночей. Сначала я сделаю перепроекцию тени, не выходя из тела, и ты в полной мере почувствуешь меня рядом. А потом я выйду из тела, а в теле оставлю одного из своих Демонов, с тем, чтобы Мне остаться наедине с тобой. И ты познаешь, что значит ночь наедине с Иеремией Вишневецким.

-Не надо! Влад! Не надо умоляю! – тень женщины затряслась, пытаясь сбросить петлю.

-Уведи!- приказал Владислав.

Иеремия потянул за петлю и потащил женщину по полу на выход.

Тогда из толпы вышла черная тень в темно-красной тоге, его голова была увита лаврами. Он держал в руках золотой светящийся кристалл:

-Я не из Вашего Круга,- сказал Римский Вельможа.- Меня пригласили. Самаэль сказал мне, что пора. Я хочу остаться с Вами. Я жил намного раньше, чем основные участники. Я тоже живой и помню свой язык и свое прошлое.

-Хорошо,- ответил Дракула.

Тогда Вельможа указал на Царя в золотой мантии и его спутницу Медичи.

-Про нее все знаем, про него тоже. Если останусь Я — то прошу, чтобы их здесь, в этом зале больше не было.

-Хорошо,- ответил Владислав.

-Тебя предупреждали! – угрожающе сказал Владислав, пристально глядя на царя. — С теми, кто не понимает русского, английского и латыни поступают не очень хорошо.

Царь молчал.

-Я не о понимании языков, а об отношении к участником круга,- продолжал Дракула. — Замкнутые друг на друга – останьтесь без поддержки. Она хотела питаться твоим светом, ты хотел давать ей свет.

-Эта дрянь ставила Наши Щиты в их играх, — сказал Римский Вельможа.- Тянуть по Нашим Каналам его поток – это верх хамства. Пусть она катится ко всем ангелам, вместе со своим Хозяином, чтобы Наш Круг ее не видел и не слышал. Владислав, с Тобой очень приятно работать, когда общение идет на одной волне.

-Взаимно,- ответил Владислав.

-Стража. Выведите обоих,- добавил Владислав Дракула, указывая на царя и королеву.

-Просто Я не похож на идиота, которого можно разводить бесконечно,- сказал Владислав Дракула оставшимся теням.- Спасибо всем, кто присутствовали при встрече.

Тени начали расходиться. Владислав вернулся в тело и медленно открыл глаза.

Ночь перед рождеством, 07.01.2017 г.

 

6. Сказка о Дракуле-Воеводе и Его бывшей жене

Это было в 1457 году, когда крепость Поенарь еще только строилась, но были уже оформлены спальные покои в двух башнях и парадный зал для трапезы. Владислав Дракула прибыл посмотреть, как идет строительство крепости в сопровождении своих военачальников, некоторых из них сопровождали их жены.

Говорят о невероятной жестокости Дракулы. Крепость Поенарь строили жены и дети казненных бояр. Бояр было 50 человек, и казнил их Дракула на праздник Пасхи. Часть из них зарезали прямо на пасхальном пиру, а часть посадили на колья. Это были те, кто зверски убили отца и брата Дракулы, и многие из их родственников умерли во время строительства крепости, другие же по-прежнему трудились на строительстве, закованные в кандалы.

Но к своему ближнему окружению Владислав Дракула был лоялен, даже слишком. Когда ему изменила первая жена, он не стал наказывать ее, только облачил своими руками в пояс верности и отослал от себя. Но на осмотр строящейся крепости – он велел взять ее с собой. Вечером во время застолья — он заметил, что его жена бросает непристойные взгляды на жену одного из его военачальников. Владислав едва сдержался, чтобы промолчать. Возможно, если бы это были другие женщины, он высказал бы колкое замечание. Но в этом случае, когда дело касалось его жены, он решил промолчать. Он ушел из-за стола раньше других и затворился в покоях. Свечи мерцали тускло. Дракула налил в бокал немного красного вина из графина. Перед этим он взял несколько голубых и зеленых кристаллов из маленького ларца и смешал их с небольшим количеством вина в отдельной емкости. По течению химической реакции, он убедился, что вино не отравлено.

Итак, Дракула выпил немного вина и вызвал караул, дежуривший у покоев. Одного из стражников он направил привести жену.

-Сударь, вы давно не чтили меня своим вниманием,- сказала жена Дракуле, войдя в покои.- Чем же вызвано ваше внезапное желание повидаться. Не желаете ли вы снять с меня пояс верности, дабы прикоснуться к моему лону?

-Не желаю, — ответил Дракула.- После вашей измены, сударыня, у меня появилось стойкое отвращение к развлечениям с женщинами.

-И как же вы развлекаетесь?- спросила женщина.

-С Дьяволами, — ответил Владислав.- Хотя это и не ваше дело. Ваши взгляды на женщину, сидящую напротив вас, были крайне непристойны. После таких взглядов женщины уединяются, дабы заняться делами небогоугодными и неблагочестивыми. Понимаете ли вы, что она занята?

-Это проверяется лично и на ощупь,- коротко ответила Дракуле жена.

Дракула взял перо и бумагу и черкнул короткое сообщение своему военачальнику, на жену которого были брошены непристойные взгляды.

Стражник немедленно отправился с посланием и вернулся, держа под руку жену военачальника.

Ее взгляд был безумен, в нем перемешивалось смятение и ужас, и она поспешно бросилась на колени.

-Чем я на этот раз прогневала Господаря? – воскликнула она.

-У нее прежде были вины перед тобой? – пожав плечами, спросила жена Дракулы.

-Были,- коротко ответил Владислав жене.

Затем он обратился к женщине, стоящей на коленях.

-Обнажи все, что ниже пояса,- приказал Владислав Дракула.

Женщина приподнялась и подняла высоко длинные юбки, на нее был надет пояс верности.

-Утолила любопытство? – спросил Дракула жену.

Женщина же вернула одежду в прежнее положение и вновь опустилась на колени.

-Я бы проникла взглядом глубже,- ответила Дракуле его жена.

-Она занята, мрачно сказал Владислав.- Она замужем.

-Господарь!- тихо прошептала женщина. – Ключи находятся у моего супруга, и он иногда оставляет меня без пояса, но у меня есть прислуга женского пола, с кем я могу развлечься. У меня и в мыслях не могло быть с ней сойтись, – с этими словами она указала на жену Дракулы.

-Уведите, — сказал Дракула, рукою он сделал знак стражнику и, когда тот приблизился, сказал ему два слова.

Через несколько секунд послышался крик – через дверной проем было видно часть лестницы — жена военачальника лежала на лестнице с разбитой головой.

-Она оступилась,- сказал, вернувшись, стражник.

-Унесите в покои,- сказал Дракула.

-Сударыня, вы так верите в свою непогрешимость, — сказал Дракула жене, когда они остались одни.

-Что же мне остается, коли супруг неласков со мною,- ответила жена Дракуле.

-До вас у меня было несколько женщин, и ни одну я не удостоил чести сочетаться браком со мною,- сказал Владислав.- Ваше распутство переходит рамки разумного. Цените то, что было у вас в руках, но исчезло, как дым.

-Я не вижу вашей реальной власти надо мною,- с улыбкой сказала Дракуле его жена.

-А вам нужен сапог, поставленный на вашу шею, не дающий ни встать, ни вздохнуть?

С этими словами Дракула швырнул женщину на пол и начал нещадно душить ее сапогами, наступая на горло и грудь.

Она начала истошно визжать, не в силах убрать сапог Дракулы с шеи.

-Я должен был научить тебя лизать мои сапоги, прежде, чем на тебе жениться, — сказал Дракула.- Но никогда не поздно исправить ошибку.

-Уведите ее в нижние подвалы и закуйте в кандалы,- приказал стражникам Владислав Дракула.

Ночью Дракуле снился сон.

Перед ним встал Дьявол Люцифер и сказал:

-Никогда не возлагай на людей больше, чем они могут унести. Вместе с регалиями супружества ты передал женщине непомерную гордыню.

-Но я совсем не гордый,- ответил Владислав.- Я скорее жестокий. Я вообще считаю гордость пороком, нежели доблестью.

-Вот и не нужно было тебе увлекаться люциферианскими мистериями перед свадьбой. Я возвеличиваю гордость, тебе же следует служить Самаэлю, который гордость нещадно ломает.

Твои ошибки будут повторяться в других воплощениях. Ты не пытался наказать ее, как должно, потому, что Я постоянно стоял за ее спиной, но в грязный подвал – я не пошел за нею.

Прикажи ее клеймить печатью Демона, что ломает непокорность. И пусть останется с рабским клеймом на всю жизнь.

На следующий день Владислав начертил знак и приказал стражникам вырезать на ее груди.

-Прикажи снять с нее пояс,- сказал Владиславу один из его военачальников, кто наведывался в нижнюю тюрьму.- И отдай на растерзание стражникам.

-Не могу. Она моя жена. Пусть даже тварь,- сказал Владислав.

Ночью он велел привести в свои покои горничную. Горничная стояла, как вкопанная, не смея ступить ни шагу, ни сказать ни слова. Дракула ударил ее головой об стенку, разбив нос в кровь, порвал на ней одежду и грубо швырнул на ложе.

Вскоре, наигравшись с нею вдоволь — он отошел от нее.

Оставшись один, Владислав начертил кое-какие магические печати. Кровь он жертвовать не любил, но все-таки сделал порез на руке и капнул немного крови поверх печатей. Глубокой ночью, в сопровождении стражника он спустился к реке Арджеш – от крепости около 200 метров по горным склонам и уступам и бросил печати в воду.

Ночью Дракуле приснился сон.

Перед ним стоял Дьявол Самаэль.

-Люцифер дает любовь,- сказал Самаэль Дракуле.- Но любишь только ты один, любишь искренне и всей душой, а тобою пытаются пользоваться, управлять и пренебрегают твоей искренностью. Не стыдно тебе, Господарь, проявлять к женщине такую нежность, ведь ты наказал уже немало людей, так накажи и ту, что тебе изменила. Но накажи твердо и жестоко, и без всякого сожаления.

Я не дам тебе ни капли любви к женщинам, не дам и ни капли жалости. Лишь холодное презрение к ним, как к подколодным тварям — я тебе дам. Они же будут виться за тобой. Ты будешь глумиться над ними и не проникнешь в душу ни одной из них, ибо станешь выше женских душ. Зато в их лона ты будешь проникать сразу на тонких планах, даже не дотрагиваясь до них. И тебе все равно будет, что творится в их душах, и как они по тебе страдают.

-После того, что случилось, — ответил Дракула Самаэлю. – Я начал презирать женщин и их распущенность и неумение быть верными. И я попрошу у церкви развода в одностороннем порядке за то, что она мне изменила и мне дадут развод.

На следующий день Владислав Дракула покинул Поенарь, и не возвращался два месяца. Когда он вернулся — у него было в руках уже заверенное церковью свидетельство о разводе.

Когда Дракула спустился в подвал, чтобы посмотреть, как содержат заключенных– то, увидел бывшую жену в грязных лохмотьях. Она, завидев Дракулу, поползла ему навстречу, гремя цепями.

-Владислав! Прости! Умоляю! Забери меня отсюда! Мне кажется, я здесь гнию заживо,- запричитала женщина. Владислав вытащил из-под черной мантии грамоту о разводе и потряс ею перед ней.

-Ты мне никем не приходишься,- холодно сказал он. – Известно о тебе лишь одно, что рода ты незнатного, славных поступков за тобой не числится, а замешана ты во всяких грязных распутствах. Посему в руках у меня грамота о разводе. Я велел вычеркнуть имя твое из всех списков, чтобы ты нигде не упоминалась, как моя жена. А теперь, если хочешь, оближи мои сапоги.

Женщина стала послушно лизать сапоги Дракулы, пока не вычистила все.

-Довольно,- сказал Владислав.- О чистоте моих сапог впредь позаботятся горничные.

С этими словами Дракула покинул нижний подвал крепости.

А когда вернулся туда снова, женщины там уже не было. Куда она делась — не вспомнил бы, наверное, и сам Дракула – если бы вы его об этом спросили. Да, видимо, его это и не интересовало. Так закончилась История Владислава Дракулы и его первой жены.

09.01.2017 г.

7. Цепеш Лютует

После двойной измены жены первой Цепеш ожесточился. Стал он замкнутым и нелюдимым. Почти каждый день вспоминал он образ женщины, что предала его, и представлял, что ее труп лежит перед ним в гробу и начинает разлагаться. Однажды он погрузил руки в глину и вылепил сердце и потом, спустившись к Арджеш, выбросил его со словами: «Дабы забыть тебя». И потом призвал своего военачальника и вопрошал его, когда никто о том не слышал, ибо самому ему было крайне неприятно, что он потратил столько времени на переживания из-за женщины: «Что я делал неверно, что она именно так поступила. Разве не носил на руках и не говорил, что она самая лучшая. Разве не сочетался с нею браком законным? Разве не дарил подарков?» И ответил военачальник: «Государь, хорошо, что обратился с вопросом ко мне, а другой бы и не подсказал тебе. Женщины, как лошади – их следует хорошо объездить или как собаки, кого нужно хлестать, пока не заскулят и не свернутся клубком у ног. А чем более ты даешь женщине – тем менее она благодарна тебе, а раздень и стегай нагую, и будет тебе благодарна». И велел немедленно Владыка привести горничную и раздеть полностью и хлестать плетями – ту, что с утра разлила мед на ковер в покоях Государя. «Просто так я бы не стал тебя наказывать,- сказал Цепеш.- Цени, что в руках твоих и что доверили тебе». Воевода закрыл глаза и, пока кричала горничная от ударов – все представлял, как разлагается в гробу труп его бывшей жены, так что куски отпадали от плоти. И все время, пока бичевали горничную – Цепеш все время думал о том, как гниет бывшая жена. И потом открыл глаза, улыбнулся и велел завершить бичевание. «Хочешь ли ты что сказать?» — спросил он. «Нравится ли Господарю плоть моя?» — ответила горничная. «Плоть — нет, а кровавые полосы на спине мне понравились»,- ответил Цепеш.

О годы! Возраст! Я вас не боюсь…

Пер. из Роберта Херрика

 

О годы! Возраст! Я вас не боюсь!

Вот: я ступаю,

Путь свой зная,

И в бесконечность поселюсь.

 

Очами там узрю своими

Во всех я временах,

Потерянных в Морях,

Лишь Вечности Глубины.

 

Не поколеблет там Луна

Звёзд россыпи лучи.

Луну саму в Ночи

Поглотит постоянство Дня.

Ностальгия

Ты помнишь, как будущий луч пламенел в кипящем огне?
Ты знаешь, что некогда мир был пустым и бесформенным мраком?
Когда мы пылали в небесной безудержной тьме,
И вечность, и миг примирялись пред Бога Всевышнего зраком.

Но Он произнёс свой глагол, и покинули дом мы с тобою,
Чтоб миру позволить увиденным оком недрёманым стать.
В путях совершенный своих, я столкнулся с бесплодной землею,
Меж огнистых камней поставленный, чтоб осенять.

Неужто забыть обо мне мог Отец Всемогущий?
Я луч Солнца Умного, я был помазан Царём.
На землю свергаясь холодную, каждый солнечный лучик
О доме своём вспоминает, и горько тоскует о нем.

Когда Иордан наших дней по глаголу свой бег остановит,
И некому будет на мира красоты взирать,
Вернемся мы вновь в небеса, ко Творцу, вспять произнесшему Слово,
И, как до начала времен, в Славе Божьей продолжим пылать.

У костра

Ветви мёртвой сосны докушало пламя,

Древа влажную плоть лижет яркий язык.

Промелькнув меж уснувшими в пепле углями,

Саламандра явила свой лик.

 

Льва небесного нимб раскалённый сияет,

Холод звёзд вьётся ящером в камнях костра.

Это Бог-Вседержитель во тьме пребывает

От закатной черты — до утра.

 

Чёрный нимб тоже светел: так, светом нездешним

Солнце мрачное светит другим небесам.

Вслед за пламенным змеем вступи на Путь Млечный

И доверься духовным глазам.

В лёгком шёпоте листвы…

В лёгком шёпоте листвы

Подбираясь словно кошка

День рождения стучится

Лёгким дождиком в окошко

Если снова мы все вместе

И забыты  все преграды

Если нам тепло от сердца

От друзей сидящих рядом.

Если можем мы согреть

Словом или просто взглядом…

Значит, сердцу не сгореть

Не иссякнуть нашей песне

Сквозь года мы будем здесь

Снова будем! Снова вместе!

 

Люди монолита

Вот снова виденье меня захватило.
Прохладная влага и капли дождя.
Тускло сияло на небе светило.
Бесплодные думы терзали меня.
Увидел я храм в заколдованной дымке.
Могучих руин оскудела краса,
Но все же страшны его мрачные лики,
В них видно безумье иль гений творца.Я шел, наступая на стебли растений
Погибших:  один желтоватый ковер
Остался от зелени буйных цветений,
Которые мор средь долин распростер.

И вот я ступил на разбитые плиты,
Фундамент надтреснут у светлых надежд.
Искрились, сияли внутри монолита
Бесплотные тени, лишенные вежд.

Вижу круг, и в нем чёрная глыба так блещет,
И манит  куда-то мерцанье меня.
И сердце, и сердце все больше трепещет,
Уста приоткрыты, молитву шепча.

Вот вышел из тени, шагая с размахом,
Опасный владыка  угрюмых руин.
От него веяло тленом и прахом,
И холодом обдало тысячи льдин.

Серым  бесформенным лишь балахоном
Был его скромный и странный наряд,
Маска из желтого шёлка скрывала
Лика его  ужасающий взгляд.

Он мне сказал без угрозы и злобы:
«Вот посмотри, в самом центре стоит
Проклятый всеми источник угрозы —
Дьявольских сил колдовской монолит.

Видишь те тени?  В  них колыхаясь,
Спирального хаоса вечна игра.
Глаза их  как бездны немая усталость,
Их мысли — одна беспросветная мгла.

А когда ночь нависает над храмом,
Тогда я творю ритуал в тишине.
И там на поляне, увитой туманом,
Является демон в пурпурном огне.

Он не один. В его власти фантомы,
Что были людьми, а теперь монолит
Станет узилищем проклятой формы,
Что в себя камень навек сохранит.

Я здесь эоны бессменный хранитель
Я видел здесь тысячи странных чудес,
Но как же случилось, о мой повелитель,
Что ты из узилища тени исчез?».

Заброшенный дом

Из окна я смотрел на заброшенный дом.
Говорили, что призраки водятся в нем,

Что когда-то давно из бездны призвал
Их безумец один, совершив ритуал.

С тех пор ужас губительной аурой лег,
На дом, стоящий вдали от дорог.

И гуляющий житель, и путник простой —
Все обходят его далеко стороной.

«Вы глупцы,» — друзьям я с сарказмом сказал.
«Суеверий, невежеств вас обруч сковал!

Я пойду туда ночью, чтоб всем доказать,
Что не может никто там давно обитать.»

Когда ночи пробило двенадцать часов,
Я открыл ветхой двери скрипучий засов

И вошел в этот дом. Запах гнили разил,
Словно тысячу отрыто было могил,

Но меня не смутил этот мерзостный смрад,
Я смотрел в глубину запыленных аркад.

Никого, тишина, все болезненно спит,
И такое лишь чувство, что кто-то следит…

Словно стены пропитаны ужасом были.
Говорили, кого-то еще здесь убили.

Я прошел коридор, где разбитые стены
Украшали везде паутин гобелены,

И попал в зал широкий; над полом склоняясь,
Видел символов тайных волшебную вязь,

Но в себе подавил я постыдный испуг:
Это был полустертый магический круг.

Я на кресло присел, запылен как метла,
Чтоб дождаться на нем беззаботно утра,

Но скомкали покой мой чрез четверть часа
Леденящие кровь в темноте голоса.

Слышал шорохи я, стук невидимых рук,
Шаг невидимых ног, стоны боли и мук,

А потом вспыхнул бледный, мистический свет…
Это призрак, фантом заклинателя бед.

В его взоре лишь ненависть адской гордыни.
О, как же меня те глаза поразили!

Предо мной же явились с бредом видений,
Обитатели дома — толпа приведений.

И я побежал очень быстро тогда,
Из дома, где злобой пропитана мгла.

Устал, подавлен, почти весь седой
Вернулся той ночью тогда я домой.

Теперь я скажу: обходите всегда
С недоброю славой пустые дома.

Вечность

Не бежит, не торопится вечность,
Заповедна от мелких сует,
И летит ее круг — бесконечность,
Сметая скорлупы планет.

Она будет последней чертою,
За которую встану и я,
Когда в прожитой жизни укрою
Упоенье последнего дня.

Вечность примет меня в объятья,
Усыпит огрубевшую плоть,
Обернет в погребальное платье
Иллюзорности Шива-Господь

Она бренность мою сокрушает,
Иссушая остатки минут,
Но она же меня воскрешает,
Ее ветры в дорогу зовут.

Эти ветры мой прах поднимают
И несут через пропасть его,
Стражи бездны его пропускают —
Это прах и в нем нет ничего.

Рисующий бездну

За окном моей комнаты моросил серый дождь, покрывая мощеные улицы блестящей пленкой, и это тревожное ненастье снова пробудило во мне воспоминания. Вновь всматриваясь в омут прошлых лет, я воскрешал из небытия этот кошмар – ведь тот, кому волей судьбы удается прикоснуться к  сферам запретным и таинственным, в наказание будет обречен помнить об увиденном до конца дней.

Но имею ли я право излагать вам эту историю? Ведь происшествия, связанные с ней, были весьма необычны и загадочны, отчего покажутся недостоверными и абсурдными. Однако я рискну это сделать, лично ручаясь за достоверность этой истории, которая произошла со мной более двадцати лет назад, когда я, молодой, честолюбивый и имеющий непомерные амбиции в изобразительном искусстве, прибыл в Париж, мечтая о стезе художника. Да, вы можете возразить, что все, о чем я поведаю, лишь порождение моего воображения, но я не соглашусь с вами: мне не позволит сделать это некое весомое доказательство истинности рассказанного. Почему же я не предоставлю его вам? Видите ли, оно угрожает прежде всего моему душевному спокойствию, поэтому можете и дальше считать меня выдумщиком небылиц; но поверьте, что иногда гораздо лучше оставаться в неведении.

Вспоминаю, что тогда была такая же дождливая погода, и я угрюмо брел по мощеной гранитом улице, укутавшись в серый плащ. Поочередно меняя руки, я нес тяжелый саквояж, мечтая поскорее добраться до небольшой комнаты-студии, которую мне с превеликим трудом удалось снять на улице, расположенной неподалеку от Монмартра. Я искренне радовался, что удалось попасть в самую гущу творческой жизни Европы, и уже ярко представлял как вскоре искушенная публика по заслугам оценит мой талант живописца, и я сумею добиться признания не только ценителей искусства, но и среди его творцов. Опьяненный такими мечтами, я добрел до высокого неприглядного дома и, расплатившись с хозяйкой, поспешил в свои скромные апартаменты, желая не откладывать обустройства мастерской на долгий срок.

Прошла неделя с тех пор, как мне удалось более или менее сносно устроится на новом месте,  приобрести на последние средства необходимые для живописи и рисунка материалы, и только после этого я позволил себе немного развеяться. Прогуливаясь по вечерним улицам, я посетил несколько выставок, зашел в творческий клуб, где завел несколько знакомств. Впрочем, новые знакомые достаточно холодно отнеслись к моей персоне, вероятно, считая еще одним бездарным выскочкой из провинции, но меня мало заботило их мнение – я верил в свой талант. Именно тогда до меня впервые донеслись слухи об одном художнике, недавно потрясшем творческий Париж выставкой своих необычайных картин. Отзывы были весьма противоречивы, однако все сходились во мнении, что представленные полотна неординарны и написаны с большим искусством. Художника звали Франсуа Легранже. Многие говорили о причудливости и странности живописца и искренне удивлялись, когда узнали, с какой неохотой он продавал свои полотна, несмотря на нужду. Эти возгласы восхищения и недоумения родили во мне некоторую зависть к незнакомцу, который уже так ярко сумел проявить себя в творческих кругах, но моя зависть не была долгой, я лишь сожалел, что не смог оценить полотен загадочного Легранже.

Однажды вечером, когда я возвращался домой после рисования городских этюдов и портретов горожан, совершенно случайно произошло мое знакомство с Франсуа. В нескольких шагах от своего жилища, я неосторожно споткнулся, и рассыпал все листы из своего этюдника по каменной мостовой. Краснея за досадную оплошность, я принялся лихорадочно собирать работы и заметил, что привлек внимание одного прохожего. Он стал поодаль, оглядывая разбросанные вокруг меня зарисовки, и уже вскоре предложил помощь. Когда мы поднимали листы, я бегло осмотрел незнакомца. Не больше тридцати лет, на вид, он был высок и худощав, его слегка вьющиеся чёрные волосы, спускающиеся до плеч, обрамляли овал оливкового лица; в целом его черты были тонкими и заостренными, придавая внешности некоторую хищность. Глаза, подобные расплавленному, искрящемуся изумруду, словно испускали гипнотические флюиды и притягивали к себе. Держа в руках несколько моих рисунков, незнакомец замер, внимательно их разглядывая, и только после того, как его любопытство было удовлетворено, он вручил мне последние листы со словами:

– Вы хороший художник, мой друг! Не сочтите такую похвалу пустой для вас, ведь  я тоже служу искусству живописи.

– Я польщен! Но кто же является критиком моего скромного искусства?

– Франсуа Легранже, – ответил незнакомец.

– Этьен Верло, – представился я, пожав его руку. – Неужели вы, тот самый Франсуа Легранже, недавно наделавший шуму своей выставкой?

– Вы были на ней?

– Увы, нет. Я не так давно приехал в Париж.

– Тогда, дорогой Этьен, я осмелюсь пригласить вас завтра осмотреть некоторые мои работы. Сейчас моя студия находится на улице Эльзас, неподалеку отсюда. Приходите в любое время. Думаю, взгляд художника сумеет более тонко оценить мое искусство, нежели падкая до зрелища толпа, или критикующие все подряд посредственности, – сказал Франсуа, написав свой адрес на обороте моего рисунка, и, вежливо попрощавшись, исчез столь внезапно, как появился.  Вот так неожиданно произошло наше знакомство.

На следующий день, с утра, я посетил его мастерскую и был поражен увиденным. Даже теперь, когда прошло много лет с начала нашего знакомства, я могу безо всякой примеси лести сказать, что мой друг Франсуа Легранже обладал невероятным талантом живописца. Его картины и рисунки были великолепны, совершенны и пугающе реалистичны, если учесть, что на них были изображены формы и образы весьма отдаленные от реальности. Картины, которые он писал маслом, притягивали взгляд любого созерцателя с необъяснимой силой. В основном, на увиденных тогда мной полотнах были изображены странные неземные пейзажи, где, например, море было фиолетовым, небеса желтыми, а лесная растительность и животные – самыми причудливыми и необычными. Я сразу отметил, что все неземные пейзажи Франсуа никогда не повторялись, отличаясь как своей флорой, так и фауной. Однако поражал именно реализм изображения, словно Франсуа писал с натуры, выйдя на пленэр на другую планету; как ни безумна была эта мысль, но именно ее навевали странные творения. Другие картины пейзажного цикла изображали огромные причудливые города: одни – построенные из прозрачных разноцветных камней, другие – из металла и третьи, с трудом поддающиеся описанию из-за невозможности подобных конструкций в земных условиях. Некоторые лежали в руинах, и от них веяло запустением, словно неведомые жители покинули их очень давно, и лишь на нескольких полотнах были видны покрытые длинными черными одеждами сгорбившиеся фигуры, которые только с большой натяжкой можно было назвать людьми.

Особенное впечатление на меня произвела тогда картина, где был изображен величественный гигантский дворец, стоящий в ночной пустыне. Его врата были немного приоткрыты, и оттуда лилось бледное сияние. Это здание имело столь необычную и великолепную архитектуру, что я не мог оторваться от представшего глазам пейзажа; картина имела достаточно странное название: «Цитадель Кофа – хранителя проклятых писаний». Перейдя к осмотру рисунков Франсуа, сделанных в различных техниках, я убедился, что всеми он владел в совершенстве. На рисунках были портреты различных существ и монстров, изображенные с присущей Франсуа реалистичностью, и оставалось только поражаться, какое невероятное воображение нужно иметь, чтобы изобразить нечто подобное. Да,  я припоминаю, что уже после моего первого визита в мастерскую Франсуа восторженно оценил его творчество и стал страстным поклонником гротескных картин. Видя мое восхищение, Франсуа сознался, что продемонстрированные мне работы лишь самая скромная и наименее необычная  часть его творчества и что другие полотна он предпочитает держать подальше от глаз неподготовленного созерцателя из–за их способности наводить некоторый страх. Эти загадочные работы только разожгли мой интерес к творчеству странного художника, но он твердо и даже жестко отказал мне в просьбе посмотреть на них.

Так началось наше знакомство, и я все больше поражался таланту моего нового друга. Изредка мы даже вместе выбирались делать городские этюды и портреты горожан на шумные улицы Парижа, и я с горечью заметил, что рисунки и эскизы Франсуа были несравненно лучше моих. После долгих и настойчивых уговоров он согласился преподать мне несколько уроков и позволил чаще посещать мастерскую на улице Эльзас, где с его помощью я старался более глубоко изучить технику рисунка и живописи. Франсуа оказался талантливым преподавателем, а я был усердным учеником, и  вскоре мое мастерство возросло, и я даже удостоился скупой похвалы от моего учителя. Однажды, наблюдая за тем, как Франсуа работает над новым фантастическим полотном, я осмелился спросить его, откуда он берет идеи для своих странных работ? Франсуа окинул меня прожигающим взглядом колдовских глаз, в котором, как показалось на миг, отразился неподдельный страх, и спокойным голосом ответил: «Многие уже пытались узнать Этьен, откуда идут истоки моего творчества, но я для их же спокойствия сокрыл эту тайну. Возможно, однажды я смогу довериться тебе, однако предупреждаю, что знание этой тайны может стоить жизни». Больше Франсуа ничего ничего не сказал, оставив меня наедине с тревожными раздумьями.

Спустя пару месяцев я принял участие в выставке, представив для оценки несколько полотен с классическими мифологическими сюжетами и пасторальным пейзажем. К моему искреннему удивлению, критика благосклонно приняла эти картины, отметив мастерство исполнения, а богатые коллекционеры предложили купить мои работы, что пришлось кстати – ведь мои средства порядком оскудели. Я с нетерпением ожидал, что Франсуа, которого я пригласил на выставку, тоже даст оценку моим работам но, к сожалению, он так и не объявился.

Через неделю разобравшись с делами, я отправился навестить своего гениального друга, чтобы поведать о своем успехе. Дверь его квартиры оказалась не запертой, на стук никто не отозвался, но я достаточно отчетливо слышал его голос. Подождав некоторое время, я решился войти – и удивился, как может измениться человек за такой небольшой срок. Его внешность стала неопрятной, сюртук и рубашка – измяты и грязны от пятен краски, лицо покрыла жесткая щетина, а в глазах мелькала беспросветная тоска. Франсуа возбужденно ходил по комнате, размахивая рукой, держащей кисть, и бормотал какой-то бред, даже не заметив меня.

– Чудовищные водовороты мерзости, этот проклятый хаос, громадные пространства,  эта отвратительная бездна! – говорил он себе под нос.

– О чем ты говоришь, Франсуа? – спокойно спросил я, стараясь подавить волнение. – Что случилось? Вероятно, ты переутомился и тебе необходим отдых?

– Я всегда знал, что меня может поджидать пакость в этих чертовых колодцах Кероша, но не думал, что смогу заглянуть так далеко и наткнуться на эту мерзость. – сказал он дрожащим голосом и, словно вглядываясь вдаль, уставился на стену комнаты.

– Неужели ты принял опиум, Франсуа? – задал я вопрос, пытаясь хоть как-то объяснить его поведение, но в ответ услышал лишь истеричный смех.

– Что за глупость, Этьен? Я рад, что ты пришел! Я хотел послать за тобой, но твое появление избавило меня от этих хлопот. Ты спрашивал об истоках моего творчества? Садись, я все расскажу.

До крайности изумленный, я присел в кресло и, затаив дыхание, принялся слушать его рассказ.

– В конце прошлого века мой дед, Антуан Легранже, участвовал в завоевании Египта Наполеоном. По приказу командования его отряд должен был выйти из Каира, пересечь пустыню и, объединившись с дивизией генерала Даву, начать завоевание Верхнего Египта. Во время перехода отряд попал в сильную песчаную бурю, и когда она утихла, солдаты обнаружили выступающие из песка руины древнего сооружения. При более подробном осмотре нашелся запечатанный вход в усыпальницу. Как описал в своих дневниках дед, проникнув внутрь, они обнаружили много древних сокровищ и богатый  саркофаг знатной особы, вероятно, жреца. Все обнаруженные сокровища подверглись нещадному разграблению, кое–что удалось прихватить и моему предку. Кроме нескольких украшений из золота,  он взял с собой сферу из темно–синего камня, которую  нашел в шкатулке, стоящей подле саркофага. Эту историю, Антуан рассказывал мне несколько раз, но никогда не показывал диковинного камня, отчего я вскоре поставил под сомнение его реальное существование. Но каково было мое удивление, когда после смерти Антуан помимо некоторого состояния завещал мне также шкатулку, в которой лежала темно-синяя сфера. Вероятно, Антуан не очень задумывался над тем, что за вещица попала в его руки, и она долгие годы пылилась в каком-нибудь укромном уголке его поместья, но он оставил мне этот камень как память о себе и доказательство реальности любимой его истории.

Сфера оказалась у меня около года назад и, внимательно ее изучив, я был несколько разочарован, не заметив ничего особенного. Минерал, из которого она изготовлена, был напоминал синий сапфир, его полированная поверхность ярко блестела и переливалась, размером же камень был с грецкий орех и легко умещался на ладони. Признаюсь, что зная о невероятной древности камня и месте его обретения, я немного насторожился от заурядности его вида. И чувство не подвело меня. Это случилось через некоторое время после того, как я стал владельцем камня. Однажды я просто рассматривал поверхность сферы, и мне показалось, будто в ее сердцевине что-то сверкнуло. Удивившись, я принялся пристально смотреть в центр и обнаружил, что камень стал источать бледное сияние, от которого взгляд мой  не в силах был оторваться. Что-то с загадочной силой втягивало мое сознание в темно–синюю поверхность, и вскоре произошло чудо. Словно в калейдоскопе, перед моим взором стали проноситься разные видения. Все невидимые миры Вселенной словно открылись моему взору, и я был потрясен красотой и великолепием восхитительных миражей. Когда я очнулся, прошло несколько часов, и пока были свежи воспоминания, стал делать быстрые наброски невиданных стран и земель. Знал ли о таком свойстве камня мой дед, я не уверен; может быть, однажды, что-то в нем увидев, он убрал его подальше, опасаясь за свой рассудок? Или только мне удалось воспользоваться заключенным в него волшебством? Мне не известно. Я не могу этого объяснить но, один раз увидев неземные образы в камне, я понял, как им пользоваться. Сосредотачивая на сфере взгляд, я отправлял сознание блуждать по неземным пространствам и мирам. О сколько я увидел, Этьен! Величие неземных пейзажей потрясло меня, а многослойность нашего мироздания обескуражила. Именно эти миры и их обитателей я  изображал на полотнах и рисунках – да, не удивляйся, они существуют на самом деле. Из любопытства, в своих путешествиях я стал двигаться вниз, рассматривая темные нижние миры. Там чувствовалась притягательная мощь, влекущая невидимым потоком в низшие слои, где правят демоны. Поначалу мне было страшно заглядывать в эти мрачные сферы, порою напоминающие христианский ад, но вскоре я уже привык видеть их страшных обитателей. Набравшись хладнокровия, я проникал все ниже и ниже, следуя за потоком, но делать это становилось все невыносимее под тяжестью мрачных видений. Я сделал множество черных картин, где изображены эти миры и их обитатели, но редко кому-то их демонстрировал. Вот они: ты можешь на них взглянуть, если считаешь себя смелым.

Франсуа подошел к двери в соседнюю комнату, которую всегда держал запертой и, открыв ее, жестом предложил войти.  Медленно поднявшись с кресла, я нерешительно вошел и стал рассматривать инфернальные изображения. Пейзажи и монстры, изображенные на них, были пропитаны атмосферой неземного, гнетущего страха. Пейзажи преимущественно представляли собой пустынные земли с редкой растительностью и напоминали тундру с редкими, но причудливыми скалами, которые издавали бледное зеленоватое свечение, как и земля; солнца и звезд не было, а небо покрывала сплошная завеса непроницаемой тьмы. Иногда земля была покрыта бледно-серым туманом или дымом, в котором проступали очертания размытых теней и силуэтов неведомых существ. Архитектура нижних миров была чрезвычайно необычной, являя собой причудливый союз совершенно противоположных направлений, как, например, классического ампира, готики и стиля восточных храмовых комплексов. Другие здания были огромных циклопических размеров и напоминали усеченные пирамиды, конусы и кубы, облицованные серым, синим и черными камнем. При виде этих мегалополисов, на меня накатило непонятное уныние, смешанное с отвращением к этим поселениям, над которыми явно висело зловещее проклятье. Запечатленные лики их обитателей были уродливы и противны рассудку, что я с отвращением отвернулся и стал рассматривать серию картин с загадочным названием «Демонические миры».

Там уже не было привычных и хотя бы отдаленно напоминающих наши пейзажи изображений: буйство красок ярких ядовитых цветов с холодными отличало эти работы; чаще всего применялись лиловый и фиолетовый. Франсуа пояснил, что эти миры лежат как-бы в инфра-спектральном пространстве на самом дне невидимой Вселенной, где отсутствуют форма и образ в нашем понимании. В самом центре комнаты стоял большой покрытый белой тканью холст: «Это моя последняя работа», – признался Франсуа. Я даже не попытался выяснить, что изобразил на ней художник, увиденного с лихвой хватило, чтобы страх  поселился в душе; мне стало дурно, и лишь покинув эту мрачную галерею, я снова взял себя в руки.

– Вижу, обитатели нижних миров тебе не совсем по душе, – с ухмылкой сказал Франсуа, заметив мою бледность, и продолжил: – Итак, после неимоверных усилий в исследовании нижних слоев, которые чуть не лишили меня рассудка, меня увлекло потоком в загадочное пространство, где полностью отсутствовало понятие времени. Я словно падал в бездонный темно-синий колодец, где обитала только пустота непостижимых пространств. Там отсутствовала всякая материя, был лишь мощный и неумолимый поток, невидимо наполняющий все собой и влекущий неведомо куда. Мое видение поменялось внезапно. Передо мной разверзлись чудовищные свистящие бездны, имеющие даже вполне определенную форму огромных водоворотов или вихрей. Из них раздавались разных тональностей звуки, создавая бессмысленную какофонию, словно поющую гимн хаосу. Затем я увидел, как нечто или некто двинулось из бездны в мою сторону. Словно окутанная дымкой, передо мной вырастала исполинская фигура неведомого существа; в этом тумане вспыхнули шесть горящих алым пламенем огней – то были глаза чудовища. Я понял, что мне грозила большая опасность и, сбросив оцепенение и страх, устремился обратно со всей скоростью, на какую только был способен. Воспаряя обратно через мрачные бездны, я видел позади красные огни – Оно преследовало меня. Оно настигало меня везде, где я ни пытался скрыться Оно разоблачало все мои уловки и хитрости, все приближаясь, и мне не оставалось ничего – я вынужден был вернуться в обыденное сознание. Первым делом, придя в себя после столь опасного путешествия, я стал работать над полотном, где изобразил туманные очертания обитателя бездны с горящими глазами на фоне увиденных мной загадочных вихрей-воронок.  На этом, Этьен, мои хлопоты не закончились. Дело в том, что, попробовав снова воспользоваться сферой, я, вместо ожидаемого ощущения полета и разнообразных видений,  был окутан серой дымкой, из которой за мной наблюдали шесть горящих красным глаз. Наблюдающий за мной монстр глухим голосом стал повторять одну и ту же фразу. Язык, на котором он изъяснялся, естественно, мне не знаком, а его звуки настолько сложны, что я не рискну даже приблизительно передать его слова.

Мне ничего не осталось, как вернуться обратно и через некоторое время снова попробовать созерцать сферу, но видение повторилось. Сфера была заблокирована. Конечно, меня это встревожило, раньше в своих видениях я был невидим для всех, теперь же за мной наблюдали. Не спрашивай меня как, но мне удалось раздобыть немного сведений о природе последних моих видений через одного знакомого оккультиста, и теперь я многое понимаю. Взамен оказанной мне услуги я был вынужден отдать ему сферу – это единственная плата, которую он захотел. Да, я отдал ему камень, ставший для меня совершенно бесполезным. Я узнал, что в древности маги – особенно заклинатели, их традиция и сегодня существует на земле, но находится в глубочайшем подполье из-за связи с кощунственным искусством некромантии – умели взаимодействовать с потусторонними мирами и, оказывается, достаточно пристально изучили все, что, как я считал, постигаю и вижу впервые. Свистящие воронки и вихри, которые я видел, они называли колодцами Кероша. Куда ведут эти колодцы и откуда они взялись – непостижимая тайна, однако любой уважающий себя некромант или заклинатель стремился пробраться в эти места и низвергнуться в свистящую бездну. Погружение же туда было связано с большой опасностью, которую они именовали  Зенрит Маиньош, или Владыка Границ. Как ты уже догадался, Этьен, именно это мерзкое чудовище стало преследовать меня и закрыло доступ к волшебному камню, ибо, как выразился человек, которому я отдал камень: «Безнаказанно уйдет лишь тот, кто знает нужные слова».

Да, я не знаю слов заклятия, которое избавило бы меня от этого кошмара, но новый владелец камня пообещал провести над ним церемонию, которая, по его убеждению, сможет спасти меня. Но верить ему у меня нет никаких оснований, ведь я знаю теперь, кто он и кому служит на нечестивых тайных сборищах. То, что все его слова о моем спасении были ложью, я испытал вчера. Погрузившись в беспокойный и тяжелый сон, я снова увидел перед собой шесть пламенеющих глаз, неотрывно наблюдающих за мной. В этот раз демон не издавал никаких звуков, а лишь неотрывно смотрел на меня, и я понял, что его преследование не прекратилось. Только сейчас я осознал всю опасность своего положения. Я обречен, Этьен! Зенрит Маиньош настигнет меня! – выкрикнул Франсуа и, прислонившись к стене, в отчаянии опустился на пол.

Пораженный рассказом, я не знал, что ответить, поверить ли его исповеди или признать безумцем? У меня не было никаких доказательств реальности его истории, я не видел загадочного камня и все еще верил во всемогущество воображения, которому под силу создать любое, даже самое необычайное творение. Единственным объяснением состояния Франсуа я считал постепенно прогрессирующую умственную болезнь, которая довела его до полного изнеможения. Решив призвать на помощь здравый смысл, я не стал поддерживать его фобию перед сверхъестественными кошмарами и попытался его успокоить. Может, и существовал некий камень, рассуждал я, который Франсуа мог считать волшебным; вероятно, когда у него начинались галлюцинации, он какой-то немыслимой логикой связал появление видений именно с ним, хотя, впрочем, это мог быть и любой другой предмет.

Прошло некоторое время, прежде чем Франсуа успокоился. Он медленно подошел к окну и молчаливо вглядывался в свинцово–серое небо. На улице начинался дождь, а в комнате повисло гнетущее напряжение. После долгого молчания, продолжая смотреть в окно, Франсуа проговорил:

– Сегодня, Этьен, я понял, как он настигнет меня. Можешь мне не верить и считать сумасшедшим, однако Зенрит Маиньош нашел лазейку в наш мир, сейчас он медленно движется сюда, чтобы осуществить возмездие.

С меня было довольно, я не мог поверить в этот бред. Словно почувствовав флюиды страха, источаемые Франсуа, я ощутил сильное беспокойство и решил  немедленно выйти на улицу. Встав с кресла, я уверенно последовал к двери, но она оказалась запертой – видимо, Франсуа запер ее сразу, когда я вошел. Но с какой целью?  В тот же момент, когда я обернулся, что-бы потребовать выпустить меня, в глазах потемнело от сильного удара по голове и я потерял сознание. Когда я очнулся, голова сильно болела, руки оказались крепко привязанными к спинке, а ноги – к ножкам стула, на котором я сидел. Франсуа стоял передо мной с дьявольским блеском в глазах, позади него располагалось то самое полотно, покрытое белой тканью, которое я видел в его омерзительно пугающей запертой галерее.

– О, ты очнулся, Этьен! Очень хорошо! Мне наскучило ждать. Прости за такой подлый поступок по отношению к тебе, милый друг, но я не видел другого способа продемонстрировать тебе свой шедевр. Только ты как истинный творец и ценитель моего искусства сможешь оценить эту работу. Да, теперь ты полностью уверился в моем безумии, но каким же будет твое облегчение или  потрясение, когда я докажу тебе прямо сейчас, что все, о чем я тебе рассказал, является сущей правдой.

– Я не верю не единому твоему слову! Все эти картины лишь – порождения твоего больного, хотя и гениального рассудка.

– Ты заблуждаешься, мой друг! Сейчас я продемонстрирую тебе творение, которое разрушит твой скепсис, ведь, как я заметил, оно имеет одну потрясающую всякое здравомыслие особенность. Помнишь, я рассказал тебе, что сразу изобразил Владыку Границ, летящего на фоне бушующих вихрей? Спустя некоторое время я стал замечать, что с картиной происходят немыслимые вещи. Ты должен увидеть это, – сказал он и стянул светлую ткань с полотна.

Я взглянул: с холста на меня смотрело шесть красных, горящих огнем ненависти глаз, изображенных попарно друг над другом в центре картины. Тело демона было бесформенным, словно состоящим из черной дымчато–туманной материи, его многочисленные конечности походили на щупальца спрута и тянулись во все стороны из сгустка материи, которую я определил как туловище. Чудовище занимало почти всю площадь холста, но позади него были видны дугообразные вихри, придающие изображению иллюзию объема и некую перспективу. Эта картина не произвела на меня особого впечатления – я воспринял ее как очередную мастерски исполненную фантасмагорию вызванную наваждением. Я хотел сказать Франсуа, что не вижу ничего необычайного в этой работе, кроме болезненного воображения ее творца, но видя, как он неистовым жестом приказывает мне смотреть, решил его не гневить. Строя планы побега, я смотрел на картину и одновременно, двигая кистями рук, пытался ослабить затянутые на запястьях ремни: если я сумею освободить руки, то хотя бы смогу дать отпор безумцу, когда он набросится на меня.

Вскоре произошло то, что поколебало мое здравомыслие и въелось в память, словно кислота, вытравливающая знаки на металле. Через несколько минут созерцания мной было замечено некое едва уловимое движение там, где были изображены мерзкие щупальца. Всмотревшись пристальнее в это место в правом верхнем углу картины, я увидел, как гадкие конечности стали медленно и плавно извиваться. Картина оживала. Пятна, блики, цвета – все постепенно стало приобретать неотделимую от реальности достоверность, внушающую космический ужас. Понимание невозможности такого преобразования статичного изображения вступало в противоречие с моим зрением, наблюдающим воочию изменения картины. С восторгом созерцая картину, Франсуа громко и истерично смеялся, а затем  прокричал:

– Видишь, видишь, Этьен! Эта картина живая! Никому еще из величайших живописцев прошлого  не удавалось создать подобного. Когда я изобразил это летящее чудовище, оно находилось дальше, чем сейчас. Демон, несомненно, хочет пробраться в наш мир; единственная лазейка, которую он нашел, находится в нашем сознании. Когда мы воспринимаем его образ, он пытается просочиться к нам, приподняв вуаль нашей реальности. Ему это под силу, я точно знаю, наша реальность для него – всего лишь один из сотен миражей,  в которые он властен проникать. Уже более суток, Этьен, я не смыкаю глаз; мир сновидений тоже доступен Стражу Границ, сейчас сон означал бы для меня гибель, но я намерен ее избежать, и здесь ты  поможешь мне, мой друг.

Слушая Франсуа, я потерял дар речи и лишь неотрывно наблюдал, как мерзкие черные отростки медленно выползают с плоскости холста и, судорожно шевелясь, тянутся ко мне.

– Скоро он придет сюда за мной, но я рассчитываю, что он заберет тебя. Чернокнижник дал мне знак, он сказал, что единственным моим спасением будет жертва. Да, я не доверяю ему, но мне нечего терять, Этьен. «Нанеси на жертву знак, который я тебе дал и Страж заберет помеченного». Я всегда знал, Этьен, что когда-нибудь умение рисовать спасет мне жизнь, – сказал Франсуа злобно рассмеявшись, и, исчезнув, оставил меня наедине с этим кошмаром.

Неимоверным усилием воли мне удалось сбросить оцепенение: мне грозила большая опасность, я боролся за жизнь и всеми силами старался освободить связанные руки. Тем временем всю поверхность проклятой картины заволокло непроницаемо-липкой чернотой и комнату стал окутывать плотный дым, в котором то и дело виделось едва заметное движение. Красных глаз больше не было видно, они словно потонули в темной субстанции, хотя я чувствовал, как нечто наблюдает за мной неведомо откуда. Когда мне, наконец, удалось ослабить ремни, связывающие руки, передо мной сразу возникла фигура Франсуа. Обезумевший художник стоял, сжимая рукоятку сверкающего лезвием кинжала, его лицо исказила яростная гримаса, не предвещавшая ничего хорошего. За мгновение до того, как он решился вырезать на моей груди ритуальный знак, мне чудом удалось освободить руки и я набросился на него.

Я лишь хотел отбросить его подальше, чтобы иметь шанс освободить ноги, но все случилось иначе. От силы моего толчка Франсуа отлетел в сторону исчезнувшей в плотной тьме картине и словно застыл, увязнув в топкой жиже. Я увидел, как черные змеящиеся щупальца оплели его руки и горло, как, звякнув, упал на пол бесполезный кинжал, а по телу пробежала конвульсивная дрожь. Демон забирал его. Оглушительный крик раздался тогда из мрачного колодца, возникшего в этой дьявольской картине, сила его звука исчезала где-то в глубинах бездны, напоминая отдаленное эхо. Вне себя от мысли, что и меня постигнет такая же участь, я лихорадочно принялся развязывать ноги. Освободившись, я двинулся к выходу, но тело не слушалось, голова сильно кружилась, под тяжестью пережитого силы покинули меня, и я без чувств рухнул на пол.

Когда я очнулся, то лелеял надежду, что все увиденное окажется только страшным сном. Казалось, все стены молчали в тишине, пропитанные страхом, и, медленно поднявшись с пола, я вновь взглянул на последний шедевр Франсуа. Картина изменилась, ее композиция опустела, теперь на ней был изображен лишь уходящий в перспективу темно-синий колодец, пронизанный спиральными вихрями. Подгоняемый страхом, я быстро обыскал студию, нашел ключ и, отперев двери, с радостью  покинул жилище безумного гения. На пару дней я заперся в своей комнате, пытаясь разобраться в случившемся, но так и не сумел найти разумного объяснения этим невероятным событиям. Несомненно, я побывал у черты, которая отделят наш мир от сверхъестественных существ из иных реальностей, и в смятении замер перед сатанинским зевом бездны. Несчастный же Франсуа, порабощенный очарованием дьявольских видений, проникшийся великолепием неземной красоты, преступил запретную черту и  не смог вернуться. На протяжении всего добровольного затворничества меня не покидало ощущение, что Франсуа еще жив. Когда мне удалось заснуть, он явился передо мной в чуждом, неописуемом обличии, и лишь по некоторым едва уловимым деталям и чуть слышному голосу я сумел узнать его. Он умолял и настаивал, чтобы я снова отправился в мастерскую и забрал оттуда его последнюю картину – ведь если она будет уничтожена, это явится причиной его гибели. Голосом, словно идущим из глубины колодца, художник говорил, что «скоро  он сотрет все следы моего пребывания в земном мире», а потому не стоит медлить. В награду за перенесенные ужасы он стал раскрывать мне величайшие тайны Вселенной и обнажать земные загадки, над которыми человечество будет биться еще сотни, а возможно, и тысячи лет. Он поведал мне о непостижимых пространствах, об антикосмосе, альтернативной Вселенной, о могущественных существах,  подобных богам, и многом таком, чего я не вправе разглашать до конца дней. Пересилив себя, под покровом ночи я вернулся в его мастерскую и, стараясь не смотреть на загадочное полотно, поместил его в чехол из мешковины и перенес в свою студию. Утром я проснулся от запаха гари, проникшего через открытое окно, но не придал этому особого значения, но каково же было мое удивление, когда в вечерней газете я прочитал, такой заголовок: «Студия известного художника Франсуа Легранже сгорела дотла. В огне погибло множество работ. Сам живописец загадочно исчез».

Уже двадцать лет прошло с тех необычных и памятных событий, а последняя картина Франсуа все еще хранится, сокрытая от глаз, в тайнике моего дома. За все это время я не осмелился снова взглянуть на нее. Незримые волны ужаса накатывают на меня при мысли, что Франсуа все еще жив и бесконечно падает в бездонную пропасть, брошенный туда Владыкой Границ. Не хочу вас пугать, но несколько раз вблизи картины мне показалось, будто я слышу его вопль, доносящийся из запредельных пространств.

 

Узник безвременья

Все, что я помню из своего прошлого — это только жалкие обрывки воспоминаний, смутные образы, проступающие в сознании лишь на мгновение и пропадающие вновь. Я уже не могу определить хотя бы приблизительно, сколько нахожусь здесь, в этом непостижимом пространстве, где черные, пугающие тени пролетают мимо, а гротескные пейзажи и ландшафты бесконечно меняются словно декорации. Здесь нет времени, и я могу только гадать, сколько нахожусь здесь – может, лишь мгновенье, может несколько лет, а может, и саму вечность? У меня не осталось ничего, кроме бесконечной вереницы размышлений о том, кто я, как оказался здесь и как мне суметь выбраться отсюда? Я постиг лишь то, что  нахожусь как бы в промежутке между десятками миров на изнанке бытия, во власти черного эфира, который круговым потоком несет меня через образы странных и чарующих миров, через их далекое прошлое и будущее, их возвышение и падение, их жизнь и смерть. Как ни прискорбно мне было осознавать, но поначалу я был рабом черного эфира, полностью погружаясь в его неистовый поток, несущий меня сквозь вечность; я был прикован к нему, и когда пытался выйти из этой ловушки, то испытывал неимоверные страдания, заставляющие вновь погрузиться в ослепляющую черноту и продолжить свой бесконечный полет через пространства. Единственной отрадой было созерцание открывающихся взору неведомых и чудесных миров ошеломляющих своей красотою или же уродством. О, да я видел много чудес и мерзостей, влекомый неумолимым потоком. Я всегда с удивлением разглядывал золотые шпили Атлантиды, сферические храмы Гипербореи, неземные пейзажи с циклопическими каменными зданиями, огромные тропические леса, омываемые древним океаном. Но ужас охватывал меня, когда перед взором вставал мир, где царили вечные сумерки, а его высокие черные башни, огромные мосты, перекинутые через широкие каналы, по которым текла черная жижа не вызывали во мне ничего, кроме омерзения. Пустыни, огромные раскаленные пустыни, хранящие под своим покровом усыпальницы с проклятыми саркофагами вызывали во мне только скуку, а разрушенные от войн огромные города навевали уныние.   А однажды я даже видел, как взорвалось солнце, освещавшее дряхлый, умирающий мир, океаны вскипели и испарились, а он развалился на куски, превратившиеся в раскаленные докрасна астероиды – это было великолепное зрелище, которое я часто вспоминал.

  Власть эфира была еще сильна, но однажды случай позволил мне немного освободиться от его тирании. Повинуясь приказу могучих непонятных слов, которые словно пронзали пространство, в котором я находился, поток внезапно изменился, забросив меня в один из миров. Я оказался в широком зале, освещенном свечами, передо мной стоял человек, облаченный в черную сутану, он продолжал произносить странные слова, и я понял, что с их помощью ему удается повелевать тёмным потоком. Взяв с алтаря, стоящего в центре зала нож, испещренный сигилами, он резкими и быстрыми движениями отсек меня от черного эфира и поместил в пурпурный камень золотого перстня. Так, избавившись от власти эфира, я стал рабом чародея. Разлученный со своей изначальной стихией я испытывал неимоверные боли и страдания; зная об этом, чародей лишь потешался надо мной, а когда он направлял взгляд своих властных, злых глаз в камень и читал заклятье, я вынужден был повиноваться ему и рассказывать о мирах и эпохах, которые повидал. Со временем боль прошла и, когда маг не тревожил меня, я словно погружался в сон, наполненный воспоминаниями. Маг часто призывал меня для беседы,  я отвечал на все его вопросы и даже не мог предполагать, что у меня могут быть такие глубокие знания о тех сферах, которыми интересовался мой повелитель, ненависть к которому росла все больше. Да, теперь я мечтал выбраться из  камня обратно в эфир, где мое существование было не таким однообразным и скучным. Время было неведомо мне, и освобождение пришло само, камень треснул от высокого жара и, вылетев из него, внизу я увидел, пламя огромного костра и все понял. Чародей пылал на костре, и одному Богу было известно, как он сумел в застенках инквизиции прятать перстень – главное свое сокровище. Меня же снова поглотил поток черного эфира, но теперь я ощущал, что он не имеет больше такой власти, какая у него была ранее. Паря в черном пространстве, я научился погружаться в забытье, в которое впадал, будучи узником магического камня, и так освобождался на время из-под власти потока. Чем больше длился мой сон, тем дольше я был свободен и мог свободно перемещаться, поэтому путешествия мои стали более увлекательными, и теперь, имея некоторую свободу, я более подробно изучал местности, куда меня заносило.

 Однажды я попал в город, который показался мне смутно знакомым. Он был выстроен из красного кирпича, над ним возвышались высокие железные трубы, испускающие черный дым и копоть в мутное, безжизненное небо, которое давно потеряло чистоту светлой лазури. Что-то из глубин моей памяти стало всплывать в эти мгновения, когда я  созерцал эти неприветливые и убогие кирпичные здания.  Я  не сумел вспомнить, что именно манило меня в них? После долгих размышлений я осмелился  предположить, что когда-то  жил здесь, а может, даже вырос среди этих испускающих яд труб, и решил, что ключ к моему прошлому и к тому, почему я оказался, в плену между мирами, стоит искать именно здесь.

 Теперь, когда изредка мне удавалось попасть в мрачный город из красного кирпича, я внимательно вглядывался в его жалких обитателей, измученных тяжелой работой, в его неприметные и однообразные улицы, залитые грязью и помоями, и в свинцово-серое унылое небо, обугленное  дымом фабричных труб. После нескольких путешествий по кирпичному городу что-то поменялось во мне, я стал вспоминать, а однажды ноги сами понесли меня, словно я был под внушением, по длинному лабиринту улиц и перекрестков и вывели к огромному кирпичному зданию, покрашенному в бледно-желтый цвет. Краска почти вся облупилась, штукатурка висела кусками, а некогда прочные кирпичи покрыла вязь трещин, от которых здание, казалось, может рухнуть в любой момент, рассыпавшись на куски. Я взглянул на черные стекла окон, смотрящих с безразличием на такие же бездушные соседние дома, и они мне показались пустыми глазницами  черепа. Лишь одно неприметное окно, расположенное слева  на верхнем этаже здания привлекло мое внимание, и я вспомнил, что когда-то очень давно  жил там. Но как только я направился к дому, чтобы войти в него, то опять провалился в пространство между мирами, исчезнув в не отражаемой черноте бездны безвременья.

  Я продолжил свои вынужденные скитания по мирам и эпохам, но теперь у меня была цель — снова попасть в кирпичный город и посетить место моего предполагаемого обитания. У меня появилась надежда до конца раскрыть тайну своего прошлого и получить разгадку, почему я попал в сверхъестественную ловушку, из которой нет выхода. Еще не был я так близок к разгадке своих тайн и искренне ликовал, когда после долгих скитаний вновь появился в кирпичном городе. Быстро отыскав то бледно-желтое здание, я вошел в  черный от копоти и грязи подъезд, и быстро стал подниматься вверх, по бетонной, засыпанной мусором лестнице с поломанными перилами на последний этаж, где было мое бывшее жилище.  Я торопился, боясь внезапно исчезнуть перед самым порогом разгадок тайн своего прошлого и, быстро миновав лестницу, решительно открыл дверь когда-то принадлежавшей мне комнате. То, что я там увидел, было настоящим шоком, и меня объял нестерпимый ужас, ледяной кошмар покрыл меня целиком – да,  я все вспомнил и ощутил безвыходность своего положения.

  Когда-то, как и другие люди, я жил здесь, в этом городе, но отличался от них лишь тайными мечтами познать запредельное и лежащее за гранью человеческого представления. Я лелеял надежду однажды навсегда покинуть ненавистный город и пустится в странствия по далеким мирам и стал стремиться всеми силами к этой, казалось, безумной цели. Ночами я сидел над древними магическими фолиантами и оккультными книгами, вникая в запретные учения и стараясь освоить способы, которые должны были вывести меня во внеземное мистическое пространство. Но все попытки были тщетными, и я почти отчаялся выбраться из серой реальности мрачного города. Через некоторое время, возвращаясь поздно домой, я встретил на одной из пустынных улиц эту странную фигуру в черном широком плаще. Он медленно двигался навстречу, его лицо скрывала тень капюшона. Мне стало тревожно, страх и отвращение вызывала во мне эта персона, и теперь я не сомневаюсь, он не был человеком. Это был ползучий хаос, владыка тёмного эфира, посланник злых сил, вечно заманивающий в свои сети искателей запретных знаний. Да в своем безрассудстве я пытался призвать его,  верил, что он может указать мне путь, но тогда он не явился предо мною. Однако он услышал зов и сам нашел меня.  Приблизившись ко мне, он проговорил грубым, глухим голосом: « Я услышал твой зов, а те, чей зов я слышу, достойны, быть моими слугами, – говорил он, извлекая из складок плаща древний, полуразвалившийся фолиант и навязчиво, даже с некоторой наглостью вручая его мне прямо в руки, – возьми, это путь, следуя которому ты обретешь, что искал».  Сказав это, он двинулся дальше по улице, словно я не встречался на его пути. Провожая его взглядом, я видел, как он скрылся из виду, свернув на перекрестке, и услышал громкий зловещий смех, разносившийся эхом по пустой ночной улице, словно раскаты грома. Вне себя от удивления и страха, я взглянул на ветхую книгу — она была тяжелой, в переплете из черной выделанной кожи, ее листы были изготовлены из плотного, желтого пергамента. Я открыл книгу и, прочитав название, был поражен, что держу такое сокровище. Это был редкий колдовской гримуар, написанный на латыни римлянином Тэрцием Сибеллиусом и называвшийся «De Vermis Mysteriis». Я слышал раньше об этой книге, но не мог даже мечтать о том, что она попадет в мои руки.

  С тех пор, как проклятый фолиант появился у меня, я не спал ночей, постигая его мрачные    тайны и с каждым днем все больше углубляясь  в его темную мудрость. Я оставил свою  нудную работу, забыв друзей и близких, и стал полным отшельником, сутками изучая книгу. Вскоре я настолько проник в ее тайны, что нашел способ к осуществлению своей дерзкой мечты. Ночью, когда бледные звезды поглотила тьма черного неба, я начертил в своей комнатке на полу огнем пять концентрических  окружностей с символами власти, стоя в центре этого горящего круга я читал заклинание, открывающее врата в запредельное. Пред моим взором возникли странные видения, я увидел тысячи миров, объятых черным эфиром, под плащом этой безликой субстанции сокрылись миллиарды тайн и загадок, которые раздавят любой интеллект своей непостижимостью. Да, там, в этой могучей лавине знаний, мне было дано лишь небольшое время, чтобы отыскать способ прохода в иные сферы для вечных путешествий по многим мирам. И я нашел этот способ, хотя вернее сказать, что это он нашел меня. Когда демон из бирюзового тумана с желтыми сверкающими глазами явился из вихря видений, тогда показалось я, снова расслышал дьявольский хохот незнакомца в плаще, вручившего, мне колдовскую книгу. Демон властным голосом потребовал сияющий белым светом кристалл, висевший на золотой цепочке у меня на груди, это удивило меня, ибо осталось абсолютной загадкой, откуда он у меня появился? Очень быстро и без колебаний я сорвал кристалл  и швырнул его демону. О, как долго жаждал я попасть в запретные пространства. Бирюзовый туман, из которого состоял демон, вспыхнул неземными лучами, когда в него попал сияющий кристалл, а затем из этого света словно щупальца потянулись ко мне нити черного эфира, оплетая, как паутина, и затягивая в поток, несущийся между мирами. Вот так я оказался в этом запретном пространстве, где буду скитаться вечность, пока космос не рассыплется в прах. Да, я все вспомнил и теперь с отчаяньем смотрел на полуистлевший скелет, лежащий на полу маленькой комнатки в плену выгоревших окружностей, я отдал кристалл своей души демону, я погиб, достигнув мечты, и стал призраком, вечно скитающимся среди миров в ловушке бездны безвременья.

Сын Человеческий

Идёт, как бы не видя ни души вокруг;

Идёт, как бы не глядя под ноги и вверх.

Спокойно, плавно, не спеша, почти ползёт,

С трудом не увязая в серой пыли дел.

 

И вдруг застынет. Миг. Всего лишь краткий миг,

Да сколько в нём горит неповторимой жизни! О,

Теперь и впору самому воспламенеть.

Но нет. Совсем недолго постоит, и вот,

 

Трещит молчание его по швам, скрипит

Почти беззвучным смехом. Есть ли злоба в нём?

Печаль ли то? Не разобрать — так искажён

Глас бесконечным незаметным бытием.

 

А отсмеявшись, вновь продолжит прежний путь:

Сорвётся с места, голову свою сломя,

Помчится, полетит стремительно вперёд.

Как ни гонись и ни лови — не возвратишь.

Назад Предыдущие записи