Акростихи

*

Резкость в мышлении, фразах и пластике.

Армагеддоном давно пахнет в воздухе.

Слепыми котятами бродят лунатики:

Кривые тропинки ведут к невозможности.

Осень раскрыла могилы объятьями —

Ловчие сети плетёт с осторожностью.

*

Бархат полынный по венам тычет,

Рваною цепью колышется страх —

Едкою щёлочью, ржавым мечом,

Дымом и копотью в пьяных глазах.

*

Зеркало — вдребезги, залы в дыму,

Осень кусает за бок луну,

Вой созывает нас всех на войну.

*

Первые нотки безумия,

Атомы чуждой материи,

Нервная ткань новолуния,

До стука в висках — неуверенность.

Очень любил одурманивать,

Разум глуша, как эфир,

Узников собственной памяти

Медленно тлеющий мир.

У него твой голос, твой взгляд и твоя тоска…

У него твой голос, твой взгляд и твоя тоска,

Он, как в зеркало, смотрит в твоё лицо.

Он охотник и знает, что цель близка,

Он поймал три тысячи беглецов.

 

Ты, конечно, считаешь, что ты иной,

Не добыча, совсем не такой, как все.

Не пойдёшь ты мёртвым грузом на дно,

Ведь ему не поймать тебя, не суметь.

 

У него нет сомнений совсем в другом:

Мир так тесен, что никуда не уйти,

И три бледные норны доткут полотно,

Для тебя подготовят гладкий гранит.

 

Вас рассудит время, рассудит ночь,

Когда тени выйдут плясать кадриль,

Создадут круговерть, и ты не поймёшь,

То лилии пахнут или белая гниль,

 

То ли в дверь стучат, то ли сердца стук

Заглушает шорохи за спиной,

И ночные страхи сомкнут свой круг,

Часовая стрелка блеснёт клинком,

 

И сухая ветвь затрещит, как кость:

Где-то рядом, где-то тише воды

За тобой идёт он — твой палач и гость —

Доппельгангер ступает в твои следы.

Будет день, когда ты почувствуешь страх…

Будет день, когда ты почувствуешь страх,

Ты услышишь шаги на пустующих лестницах,

Всё закружится, вспыхнет, сгорит на глазах,

Всё, как ты и хотела, однажды изменится.

 

Ты поймёшь, что такое «не ладится день»,

И сколько скелетов за хрупкими дверками,

Когда ты, проснувшись, не найдёшь свою тень

И кого-то чужого увидишь в зеркале.

 

Он будет звонким, как плеть, и гибким, как ртуть,

Он посмотрит насквозь нагловато-томно,

Ты однажды почувствуешь липкую жуть —

Бездонный тягучий болотистый омут.

 

И твоё отраженье, для слов не жалея яда,

Ухмыльнётся и объяснит тебе, что и как:

Что ты — просто отзвук оконченного парада,

Не разжатый на мёртвой руке кулак.

 

Ты начнёшь не на шутку бояться людей —

Милых, улыбчивых, тех, кто тебя не бросит,

Ты ведь знаешь, что ты — лишь плохой лицедей,

Скрытая в ветках винтовка Мосина.

 

Ты найдёшь такого же — будто бы — беглеца,

Но второе дно будет в эхе каждого слова,

И улыбка внезапно сползёт с лица,

Когда ты теплоты в нём увидишь сполох.

 

И сырую землю ты вспомнишь в его объятьях,

И забота в словах прозвучит как удар под дых.

Отшатнувшись, ты, как саван, подхватишь платье —

Пустота, обмануть пытавшаяся живых.

Вот вроде бы любишь людей…

Вот вроде бы любишь людей,

Вот вроде бы кровь не лёд,

Да что-то разлилось в ней

Такое, что лезет в рот

Словами совсем чужими,

Что в голове не жили.

 

Такое, давно знакомое,

Расправилось за грудиной.

Оно поднимает голову,

Оно распрямляет спину,

Становится слишком поздно.

Оно набирает воздух

И льётся по венам в руки,

Электризуя пальцы.

Сегодня оно не в духе:

Устало в тенях скитаться

И дышит — как будто душит.

Оно хочет жить снаружи.

 

Оно хочет драмы, муки,

Кричать так, что больно связкам,

Сегодня оно не в духе —

Оно хочет бить и драться.

Накатывает волною, захватывает стихией,

И сопротивляться опять не хватает сил.

 

Об этом ты врёшь себе, об этом ты врёшь другим.

Так сложно порой признаться, что это всегда любил.

Вся правда, что не в силах ты принять…

Вся правда, что не в силах ты принять,

Не ждёт — разламывая ребра и грудину,

Как сталь клинка, вонзившегося в спину,

Врезается в структуру бытия.

 

И ты лежишь, убит иль оглушён,

И ты копаешь для себя могилу,

Стекает по рукам чужая тебе сила,

И твой привычный мир дотла сожжён.

 

Ты чувствуешь, насколько был неправ,

И смотришь в звёздный холод, не мигая, —

Там нет Петра и нет ключей от рая,

И не была никем предрешена судьба.

 

И если вдруг останешься лежать,

То во Вселенной ничего не дрогнет,

И анемоны вдруг не вырастут из крови —

Там, наверху, тобой ничуть не дорожат.

 

И если вдруг получится подняться,

Кем будешь ты — несущим вечный свет

Или слепцом, несущим только бред,

Иль призраком, что обречён скитаться?

Ответ всегда в тебе. Ответа нет.

Вспышка ярчайшей тьмы…

Вспышка ярчайшей тьмы,

Шаг за пределы зла,

Шаг за пределы благ.

Весь мир для тебя — стрела,

Пущенная во мрак

Огненной белизны.