На дальних рубежах

На дальних рубежах ликует день,

но птичья неотёсанная стая

уже летит, все крылья набекрень,

туда, где плачет солнце, угасая…

 

На дальних рубежах густая ночь,

и тьма летит в пространства эпицентр.

Как жалко, что её не превозмочь,

не одолеть бэкспейсом или энтер.

Эмигрантская лира

Прости меня, Преступник, я не смог

ступить в твой дом, просторный, грязный, пыльный.

Беру билет — плыву подальше, в Сидней

(Жаль, застилают путь туман и смог),

меня там встретят медленно, пассивно

и спросят, мол, зачем же ты приплыл?

«Тебе умерить надо, — всхлипнут, — пыл», —

уложат спать на коврике в гостиной,

расспросят, как там жизнь в краю лгунов,

рабов, бойцов, притворщиков, юнцов,

не знающих о власти капитала,

воскликнут: «Боль вас, видно, потрепала!» —

и плюнут в рожу мне (что за народ?)…

Прости меня, Преступник, я — урод.

Не пепел, а огонь

Не пепел, а огонь от прошлого оставив,

Я впопыхах живу, и мёрзну каждый день

 

В неистовом котле жестоких зимних правил,

Тихонечко кладу в костёр апрель…

 

Не пепел, а огонь от прошлого оставив,

Встречаю новый день в искусственном тепле…

 

Быть может, солнца луч напрасен и коварен,

И я напрасен также на земле…

 

Не пепел, а огонь… Не рифмы — ассонансы…

Не мудрость — слепота… Не жизнь — извечный бег…

 

Весна идёт давно. Она уйдёт однажды…

 

Однажды я уйду…

А, может, нет?..

В пространстве циркуляция потока

В пространстве циркуляция потока

пугает и влечёт, лишая сна.

Я слышу странный шум, зеницей ока

случайно замечаю облик дна.

 

Нет, он не страшен, он прозрачно-чёток.

Лицо Творца — быть может, дна лицо?

В тела миров слои сырых решёток

вплетаются под крики праотцов.

 

Но крики не слышны. Живых мир отделяет

от мира мёртвых некая стена.

Деды кричат и призраком сияют

в пространстве, где искрится облик дна…

 

Но что на дне? — Бездонность, неизбежность,

и много прочих «без», и много прочих «не»,

наверное, во тьме играют в вечность,

бессмертием пылая в тишине…