17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
Как будто опали снежинки тяжелым свинцом.
Как будто попали по пальцам, сломав и лишив.
Не глядя разбитой вчера амальгаме в лицо,
Я делаю вид, будто жив.
Крещенный под Аугсборгом, где-то гудит самолет,
Секунды меняют абстрактное «где-то» на «тут»
Я делаю вид, что люблю вместо чая лед,
А город твердит, что его никогда не сдадут.
Из масляных красок съедобней всего лазурь,
Но прусского много, а синего больше нет.
Я делаю вид, будто сна ни в одном глазу,
Как будто спасает от холода мой жилет.
Обои закончились, дверь нараспашку, мрак.
Не врет календарь. Сегодня – цвета шунгит.
Наощупь от серого к черному, дальше никак.
Святого и жалости нет – я делаю вид.
Эскизы, альбомы, бумага и черная тушь –
Всего за минуту годы развеются в гарь.
Расчерчены окна следами витражных стуж,
И требует жертв от искусства блокадный январь.
Буржуйка сжирает прозрачный закат, акварель,
Стакан и обломки сиреневого куста.
Прости меня, девочка в платье цвета апрель,
За то, что сгораешь, срываясь с льняного холста.
На улицах взрывы, а в Урицке – дас ист гут.
Холсты умирают без звука, горят, не треща.
Прости меня, девочка, взрослые часто лгут,
Ведь я одуванчик когда-то тебе обещал.
Но рваные раны наносят на спины крыш,
И помощи нет опаленным пальцам в снегу.
Наивная девочка, ты-то меня простишь,
Но я отогреться потом никогда не смогу.
…Я делаю вид. Над замерзшей Невой – облака.
Бредущие люди, кажется, дочь и мать.
Я делаю вид на несломленный город, пока
Замерзшие кисти способны кисть удержать.
Я делаю вид, добавляю лазурь вдалеке,
Пока есть цвета. Если сможешь, прости меня,
Счастливая девочка с солнцем на стебельке,
Ведь я мог бы раньше достать тебя из огня.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
У книжных детей было много больших забот,
Добро, справедливость и храбрость, эт сетера.
Все это – пока апельсин не утратил завод
И звезды вину берут на себя до утра.
Бумажные дети освоили устный счет:
Четыреста сорок, четыреста сорок два.
Отращивать сломанный хрящик их не влечет,
Пусть лужи себе под размер подбирает плотва.
Дома осыпают чешуйками этажи,
В глубинах мерцает люминесцентный планктон.
Серебряный век, переплавленный на ножи,
Лежит под подушкой, завёрнутый в плотный картон.
Покуда монетка решает, кто победит,
Бумажные дети не спят и не верят окну.
А Маугли на ветке в каменных джунглях сидит
И воет на синтетическую луну.
Четыреста сорок, четыреста сорок шесть.
Все жалобы крыши – на совести потолка.
Нельзя ни понять, ни сравнить убогую жесть
С блестящей жестокостью жала в стальных руках.
Зачем, если в планах десяток хороших дел,
Побед, эполет и полетов ветрам назло?
Бумажные дети считают в уме предел:
Четыреста сорок девять – плохое число.
От списка судов до Ахилла, от «альфы» до «хи»,
От Лимба и до зеленеющей финифти трав.
И дети с бумажными крыльями пишут стихи,
От собственных перьев большую часть отодрав.
Но жизнь не швыряет перчатки, а метит под дых,
Поправки внося в голубой выпускной альбом.
Порою приходится любых менять на любых,
Тестировать стены на стойкость собственным лбом.
В условиях рынка надо стоять на земле,
Когтями фундамента впиться в сухую треть.
Финансовый план создавая на восемь лет,
Всем надо крутиться и надо считать уметь.
Феномен слона в удаве необъясним.
Его в формалин или в топку, взрослеть пора.
Уходит детство в зольный остаток, а с ним –
Добро, справедливость и храбрость, эт сетера.
Фонарик угаснет на желтых сухих листах,
Бесшумно скользящих в ромашковый мягкий сатин.
А книжные дети заснут на четырехстах,
Не в силах прибавить еще пятьдесят один.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
Она разрешила себе: дыши,
Теперь ни к чему беречь кислород.
Она разрешила и «жы», и «шы»,
Держа на кончиках пальцев восход.
Она разрешила глаголы с не,
Накинув на киноварь киноварь,
Пока не заплакал чернилами снег,
Пока на дворе был седой январь.
Она разрешила пломбир зимой
И танцы в бледной дымке ветвей.
Скроить волшебное платье самой:
Осталась неделя, быть может, две.
Она разрешила и пить, и петь:
Причина и следствие, А и Я.
С разбега запрыгнуть на скучную треть,
Слегка растянув земные края.
Аляска где-то над головой,
В ногах развалился Советский Союз.
Она решила остаться собой
И вместо крестика ставить плюс.
Успеет потрескаться тонкий лед,
Но вряд ли под зонтик спрячется сныть.
Она разрешила корицу и мед,
Ведь следующей осени может не быть.
Статистика жить не дает до ста,
Но кто запрещает прожить на сто?
Усталой стали моста достать:
Металл – такой же осенний листок.
Не доверяя случайным свечам,
Голодный камин доедает тетрадь:
Никто не узнает, как по ночам
Она заставляла себя дышать.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Проза Tags: Зарина Бикмуллина
— Следующий.
Тео глубоко выдохнул и осторожно потянул вниз тяжёлую ручку двери.
— Можно?
Профессор Каррел кивнул, заполняя какой-то бланк. Остальные члены комиссии — их имён Тео не помнил — пребывали в прострации: женщина в малиновом пиджаке со скучающим видом чистила ногти карандашом; старичок явно маразматического вида дремал, молодой мужчина чертил на листке бумаги абстрактные круги.
Тео, стараясь не уронить коробку с бесценным грузом, вошёл в аудиторию. Женщина с неохотой отложила карандаш. Многозначительно задержала взгляд жёлто-медовых глаз с тёмным ободком вокруг радужки на студенте. Наконец Тео догадался, что оставил открытой дверь, и, оскальзываясь на истёршемся паркете, кинулся её закрывать, при этом зловредная коробка выскальзывала, когда он пытался удержать её одной рукой.
Профессор Каррел поднял на него глаза.
— Представьтесь, пожалуйста.
«Доклад забыл на подоконнике», — пронеслось в голове у Тео.
— Т’heoRaienn, — собственный голос показался ему чужим.
Профессор с серьёзным видом записал имя, но в глазах у него плясали искорки.
— Итак, молодой человек, что же вы нам представите?
Тео облизал пересохшие губы.
— Свою дипломную работу, наверное, — предположил он.
Члены комиссии заулыбались.
— У вас пятнадцать минут, — сухо сообщила женщина в малиновом пиджаке, явно не настроенная на любезности со студентами.
Тео поставил коробку на середину стола и осторожно вынул содержимое.
— Позвольте представить вам… Земля.
В воздухе парила маленькая нежно-голубая планета. Вглядевшись, можно было увидеть белые полупрозрачные потоки ветров в атмосфере и жёлто-зелёные пятна континентов.
Председатель едва заметно вздрогнул. Члены комиссии недоуменно переглянулись.
— Тео, вы наш лучший студент. Два года назад вашей курсовой была отличная планета — как там она называется? Сэ… су…
— Сатурн, — подсказал он.
— Вот-вот, Сатурн. Идеальная, лаконичная, с прекрасным поясом астероидов, а это что? Вы на первом курсе делали Меркурий — и то это было более достойно. И мы ожидали от вас нечто большее, чем просто маленький камень с атмосферой…
— Поверьте, это действительно нечто большее. Такой планеты не было ещё никогда.
Каррел вскинул бровь.
— Смелое заявление. И чем же она уникальна?
— Жизнь, — улыбнулся Тео.
Даже если бы он на глазах у комиссии превратился в ондатру, такого эффекта ему бы достичь не удалось. Женщина в малиновом пиджаке выронила карандаш. Маразматический старичок приоткрыл левый глаз и изумлённо уставился на студента.
Профессор аж привстал со стула.
— То есть, вы считаете правомерным… — медленно проговаривая каждое слово, начал он, — создавать планеты, населённые живыми существами?? Вы же знаете, что это строго запрещено правилами!
— В этом и уникальность моей работы, — пожал плечами Тео.
Побагровев и тяжело дыша, председатель комиссии процедил:
— Продолжайте.
— Планета Земля, масса — 5,9726•1024 кг, диаметр — 12 742 км… Профессор, вам это точно будет интересно?
— А у вас есть другие варианты? — ядовито поинтересовалась женщина.
Молодой мужчина тоже решил выразить своё веское мнение.
— Форма, я так понимаю, идеальный шар — как и принято?
Тео потупился.
— Эээ… во время эксперимента с полями произошёл небольшой сбой. Поэтому Земля немного сплющена у полюсов.
Комиссия была в ярости.
— Мало того, что вы нарушаете все правила, так ещё и канонам не следуете?? Идите и почитайте требования к работам — что там сказано? Правильно, пункт третий, форма — исключительно идеальный шар, и никаких компромиссов! — брызгал слюной старичок.
Тео покраснел.
— Это… это нисколько не влияет на результат! — робко запротестовал он. — Моя цель — не сделать идеальную планету, а создать принципиально ново…
— В любом случае, ваша оценка будет снижена, — перебила его женщина — малиновый пиджак.
Студент поник и принялся доставать из рюкзака толстые шуршащие папки.
— Что это? — сдвинул брови профессор.
— Это документы. Проекты, схемы, чертежи. Например, вот… — он протянул папку чёрного цвета. — Комбинации генов. Несколько миллиардов вариаций.
Каррел взял папку в руки и стал внимательно изучать.
— Царства организмов — растения, животные, грибы и так далее. Строение, клеточная организация — всё расписано, — продолжил ободрённый студент.
— Это всё вы сами разработали? Путём экспериментов? — поинтересовалась женщина.
Тео кивнул.
— Неплохая у вас фантазия. И трудоспособности можно позавидовать.
На столе появилась ещё одна папка.
— Это — языки. Более десяти тысяч вариаций. Я немного поэкспериментировал с системами письменности и диакритиками, одних ударений придумал четыре вида.
— Языки?? Вы хотите сказать, что ваши… ээ… творения разговаривают? — изумился молодой член комиссии.
— Не все, конечно, но разговаривают, — не без гордости подтвердил Тео.
— И они разумны? — глухо поинтересовался профессор.
— Конечно. Я назвал их «люди».
— И чем вы, интересно, руководствовались, давая им разум?
— Я ставил целью создать открытую систему, которая, к тому же, способна к саморазвитию. Они начинают созидать. Творить, сочинять стихи и музыку. Мне было интересно, чего они смогут достичь.
— Вы дали им разум. Создали языки. Дали возможность творить. Может быть, нам и на покой теперь можно — все наши обязанности будут выполнять на вашей Зельме? — голос Каррела дрожал от ярости.
— Не надо преувеличивать, — Тео старался говорить спокойно. — Они создают прекрасные произведения искусства, не более того… Просто посмотрите!
Члены комиссии вооружились лупами и впились взглядами в «объект исследования».
…скульптура была ещё не закончена, но уже сейчас в ней угадывались изящные черты лица, непринуждённое движение руки — нет, скорее, даже едва заметное напряжение мышц, предшествующее жесту — и полупрозрачные складки мягкой ткани, ниспадающей на плечи. Мрамор казался прозрачным — словно вуаль сделана из обычной ткани, а не из камня. Мастер спал на столе, положив голову на руки; на полу, свернувшись калачиком, спал мальчишка-подмастерье.
— Изумительно, — прошептала женщина — малиновый пиджак.
— Это… невозможно… — пробормотал молодой эксперт.
На лице Тео появилась торжествующая улыбка.
— Вот видите!
Профессор Каррел покачал головой.
— Вы ещё и создали их по нашему образу и подобию? Зачем?
— Я… Просто хотел показать, как они близки к нам.
— Лучше признайтесь, что фантазия всё-таки закончилась, — ехидно заметила женщина.
— Возможно, — спокойно признал Тео. — Кстати, это ещё не все! Посмотрите!
Через лупу можно было увидеть крошечную фигурку студентки, представляющей свой проект, и хмурые лица комиссии. Из рук студентки выпали листы доклада и разлетелись по аудитории, и она суетливо подбирала их, роняла, поправляла сползающие очки, снова поднимала бумаги, неловко улыбаясь и делая вид, что все так и должно быть.
Повисла пауза.
— Какие космические законы действуют на вашу планету? — продолжил допрос Каррел.
— Профессор, я знал, что это ваш любимый вопрос, — не без удовольствия сообщил студент. — И подготовился.
Пухлая папка легла на стол комиссии. Профессор пробежался глазами по списку.
— Хм, на планете существует время? Зачем? Это не является обязательным параметром.
— Чтобы у людей была возможность развиваться. Они со временем умнеют, изобретают что-то новое, кстати, — на стол легла ещё одна папка.
— Что это?
— Список запланированных изобретений и открытий. Слева — открытие, справа — имя человека, который его совершит, и дата.
— Вы всё предусмотрели.
— Стараюсь.
— Что ж, вы отлично подготовились. Но всё же у вас есть ошибка в расчётах. Грубейшая.
— Какая? — заволновался Тео.
Профессор медленно подошёл к планете, как ни в чём не бывало вращающейся вокруг своей оси, и замер, внимательно глядя на неё. Маленькая голубая планета невинно парила в воздухе, оживлённо обсуждая что-то на сотнях языков, смеясь, рыдая и шепча о чём-то мелком и приземлённом.
— Видите ли, Тео, — сказал он уже громче. Члены комиссии старательно изображали солидарность. — Не только вы пробовали создать жизнепригодные планеты и населить их живыми существами. Не только вы хотели дать обитателям своих миров разум, возможность творить, развиваться и самим решать свою судьбу. Пробовали и до вас. Но это тщетно — они всегда умудряются выбирать неправильный путь. Поэтому ваш… творческий поиск, так сказать, бессмыслен. Понимаете? Они не могут пользоваться тем, что вы им дали.
Тео недоуменно моргнул.
— Профессор, я не до конца…
— В таком случае, посмотрите вот сюда, — перебил председатель, указав карандашом на крупный континент. Из зелёного он постепенно становился жёлтым. — Они рубят лес, Тео.
— Зачем? — изумился студент.
— Спросите их самих. Может, чтобы сделать кресло-качалку. Или детскую погремушку.
— Но… по плану, этого делать нельзя! — возмутился парень.
Профессор искренне рассмеялся.
— Неужели вы думали, что, давая людям разум, вы обеспечите чёткое и строгое следование плану? Вы меня забавляете, молодой человек! Они всегда будут стремиться делать то, что им хочется, и то, что принесёт им больше денег, выгоды или удовольствия. Вы для этого создавали эту планету? Для того, чтобы все ваши труды были разрушены? Только что они писали стихи и создавали изумительные скульптуры, а сейчас…
Профессор протянул студенту лупу.
— Посмотрите.
Сквозь лупу было видно, как летят над мирными городами самолёты с символикой, похожей на крест, на хвосте. И как разрываются бомбы.
Тео побледнел.
— Что это?
— Человеческий разум во всей своей красе. Вряд ли вы рассчитывали на это, да?
— Это единственное, чего я не учёл, — опустил голову Тео. — Я же сделал всё, чтобы они изобретали новые технологии и писали картины! А они вместо этого грызутся по любому поводу — из-за территории, из-за веры, из-за ресурсов… — он остановился, беспомощно хватая ртом воздух.
— Не всякий может пользоваться разумом правильно, — мягко пояснил профессор. — Я просто указал вам на ошибку.
— Дайте мне шанс! Я научу их, я всё им объясню!
— Вы оптимист, Тео. Жизнь любит оптимистов — они в гробу улыбаются.
Каррел снова смерил взглядом планету.
— Вы знаете, почему запрещено создавать населённые проекты?
Студент покачал головой.
— Потому что все они развиваются по одному и тому же сценарию. Всё в них одинаково. Начинается с прекрасного, чистого, невинного… а заканчивается абсолютным разрушением.
Голубая планета висела в воздухе, споря о том, какие туфли сегодня надеть и что приготовить на ужин.
Неожиданно что-то изменилось. Что-то пошло не так. Внешне планета выглядела точно так же, но край какого-то крупного материка начал обугливаться, как головёшка. Каррел знал, чем всё закончится.
Профессор схватил шарик и со всей силы швырнул его в стену. Земля с жалобным звоном разлетелась на мелкие кусочки.
Повисла мёртвая тишина.
И лишь спустя несколько секунд, осознав, что произошло, Тео закричал, напрочь позабыв о субординации.
— Как вы посмели? Я в неё всю душу вложил!!! Она же… такая маленькая… Такая слабая, — голос студента сорвался и стал тихим и неразборчивым.
— Они бы всё равно сами уничтожили её, — тяжело дыша, ответил Каррел. — Они уже начали её уничтожать.
Тео молча покачал головой.
— Я пойду покурю… — пробормотал молодой член комиссии. У всех тут же нашлись срочные дела — малиновому пиджаку позвонила сестра, и она вылетела за дверь, чтобы ответить; старичок вспомнил, что забыл принять таблетки от амнезии…
Студент всё так же молча собирал в ладонь осколки своего творения.
— Тео?
Тот начал тихонько напевать какую-то песенку, баюкая кусочки планеты в ладонях.
— Тео!
— Тшшш… Тшшш, маленькая, всё хорошо… — убаюкивал Тео.
Каррел тяжело вздохнул.
— Ты просто не видел. Твоя планета умерла ещё до того, как я её уничтожил. Она начала умирать уже тогда, когда они стали путать интеллект с разумом и вообразили себя хозяевами мира. И поверь, видеть, как она умирает сама, заживо сгорая в пламени войн и пожаров, как она задыхается, лишившись зелёных лёгких, и как отчаянно молит о помощи на всех своих языках, намного больнее. Я-то знаю.
Тео вздрогнул и поднял на него глаза.
— Откуда?
— Неважно. Просто не вини себя и приступай к новому проекту.
— Странно, да? — глупо улыбаясь, сказал студент. — Я создавал её с жидким ядром, а она похожа на стекло. Такая же хрупкая, и руки режет, — он помолчал. — Наверное, опять ошибка в расчётах.
Тео сжал кулак, не обращая внимания на острые осколки Земли, режущие кожу, и вышел из аудитории.
— Приходите через год, Тео.
Дверь закрылась бесшумно.
* * *
Профессор выдвинул ящик стола и достал из чёрного футляра маленький обугленный шар, в котором ещё угадывались черты планеты — некогда, вероятно, прекрасной. Шар не был идеально ровным — были и горы, и равнины, и впадины. Кое-где, если приглядеться, можно было увидеть остатки строений — тоже, вероятно, когда-то красивых.
Бесконечно мёртвая планета тоскливо смотрела на своего создателя.
— Это всё равно бесполезно, Тео, — вздохнул он.
RSS