Спасибо за то, что нам хочется быть похожими на ВАС…

Триптих

Часть 1. «Исповедь матери, потерявшей сына…»

Сегодня умер мой ребенок. Мой сын. Мне еще не пришла похоронка. Потерявшие своих детей соседки еще обнадеживающе кладут руку на плечо: вернется. Поет за работой его любимые песни приемная дочка Наташа. Знакомые считают меня счастливицей. И только одного никто не знает: НЕ ВЕРНЕТСЯ.

Мне еще не пришла похоронка. И никто не принес страшной весточки. Разбилось зеркало… И я не нашла его среди осколков. ЕГО ТАМ НЕ БЫЛО. Как не было и в любом другом месте. Вообще нигде. Никогда больше никто не увидит, как он улыбается одними глазами. Никогда больше никто не услышит скрип половицы под его легкой поступью. Никто. И я тоже. Я тоже…

Сегодня умер мой ребенок. Он смеялся и говорил серьезные вещи, стоял и бежал, и падал, и вновь поднимался ради чего-то большего, чем, как ему казалось, был он. А потом его не стало. И я не знаю, как это случилось. И я не знаю, что я теперь должна делать. Плакать? Биться головой о стену? Забыться? Умереть?

Мой сын не думал о смерти. Убивая своих врагов, он думал о жизни… Не мог не убивать. Теперь его нет. Почему же я еще здесь?

Он хотел, чтобы я жила… И жили другие люди, любили, прощали. Он хотел, чтобы рождались дети и чтобы матери не посылали своих детей на войну.

Сегодня умер мой ребенок. Мой сын. Война когда-нибудь закончится. Она бессмысленна и потому умрет, унеся с собой тысячи жизней, которые еще здесь. И тогда кто-то вспомнит его. И меня. Потому что я была его матерью. Потому что я дала ему жизнь.

А те, другие, оставшиеся в живых, — живут, потому что он, мой сын, отдал жизнь за них. Значит, не бессмысленной была и его, и моя жизнь. Это я дала жизнь тому, кто может погибнуть во имя спасения других, кто может прощать, кто может сделать добрее саму жизнь. И, быть может, это когда-нибудь уничтожит войны, чтобы не было слез матерей о не вернувшихся с войны сыновьях.

Может, в этом и есть мое главное назначение на этой земле – дать жизнь сыну, чтобы навсегда спасти мир от войны…

Часть 2. «Приснись мне, папа…»

Там осталась моя кукла. За красные пухлые щеки я звала ее Рябиной. Хотя мама считала, что ей больше подходит Клюква. Я шила кукле платья с кружевными оборками, представляя, что она живая, а саму себя называла Морским Бризом, приносящим с собой запах Экзюпери и одуванчиков. Мне было почти 12. В июле мы собирались к морю. Я вела дневник, воображая, как стану великим писателем, и родные опубликуют его после моей смерти.

Рябину подарил мне папа несколько лет назад. Папа, приснись мне хоть разок! Ведь ты не дарил мне подарка на день рождения в этом году. Снись мне, пожалуйста, раз в год, на день рождения или на Пасху, чтобы я смогла помнить твое лицо и голос, чтобы размытый образ в моей голове становился больше похожим на тебя…

Раньше мне часто снились кошмары. Но я их не боялась — знала, что после всех ночных страхов еще теплее встретит меня солнечный лучик, каждое утро пробирающийся к моей подушке через дырочку в кисейной занавеске. Мне было почти 12, когда лучик не пришел. Он оказался в концлагере или в газовой камере. А может, ему «повезло» — и его застрелили. Я больше не видела ни одного кошмара. Должно быть, плохие сны  — весточки от тех, кто был дорог и ушел. Они приходят, чтобы предупредить нас о том страшном, что нас ожидает. А когда наступает это страшное — сны уходят. Теперь ночи похожи на дни, а дни похожи на ночи. Кто-то украл улыбку у утра и слова любви у сумерек. Времена года осиротели. Планета контужена войной.

Что-то умерло. Что-то, что отличало меня от других, делало меня мною. Не стало дожидаться, пока море станет красным. Пока все одиннадцатилетние девочки оставят кукол в воронках и станут смертными взрослыми. Пока все мамы будут плакать, а папы сниться.

Хороню себя саму. Засыпаю землей куклу Клюкву в кружевном платьице. Я считала, что ей больше подходит Рябина… Умерла гостья из прошлого, рыжая веснушчатая девочка с короткой стрижкой, под ногами которой искрились волны, и колыхалась под заигрывания ветра сухая желтая трава. Поворачиваюсь и ухожу. Впредь не открываю глаз.

Вселенная безмолвствует.

Часть 3. «Нам хочется быть похожими на ВАС…»

Светлане Георгиевне Вороновой, ветерану Великой Отечественной войны

Всегда больно слушать о том, что было пережито. Но нельзя не слушать. Нельзя не знать.

Нельзя потому, что они были такими же, как мы, и все же не такими. Нельзя потому, что это, пожалуй, самая героическая и самая кровоточащая рана нашего народа. Нельзя потому, что это наша история.

Я хочу сказать спасибо Светлане Георгиевне Вороновой за то, что мы сегодня слышим, мы сегодня знаем, что мы как будто сами побывали в тех испепеленных сороковых. Спасибо за то, что нам хочется быть похожими на ВАС, а не на звезд Голливуда. За то, что мы знаем, какая она – любовь к Родине!