RSSДошик
20 Фев 2019 No Comments
рубрика: Проза Все произведения: Семён Петриков (Альмаухль)
Привет, форумчане, хочу рассказать вам одну историю. Всё равно мне никто не поверит.
Я училась тогда на втором курсе художественного училища, и мы иногда писали с натуры людей. Почему-то восновном в группе были одни тяны, и три куна, которых все считали геями. Училище платило натурщикам что-то вроде зарплаты, 50 рублей за сеанс позирования, который длился примерно два часа. Эта небольшая сумма, зачастую, привлекала всяких интересных личностей и маргиналов, например, мы как-то писали портрет панка, ещё к нам приходил старый дедушка-изобретатель с белой бородой которая делала его похожим на бога, и сухонькая старушонка одетая в точности как Шапокляк. Эти люди часто вызывали живой интерес у всей группы, да и у меня, но я старательно делала вид, что мне вообще никто не интересен. Я всегда поддерживала выражение лица, как у живой рыбы, плавающей в супермаркете в аквариуме, в мутной воде, среди таких же флегматичных товарищей. В ту пору был популярен мультфильм про рыбу Немо, и из-за моего сходства с рыбой, меня стали так называть. Мне это нравилось, потому что Немо означает «Никто», что очень хорошо отображало, кем я хотела бы казаться.
В ту пятницу к нам пришёл позировать очередной странный человек — тощий и долговязый юноша в чёрной мантии с капюшоном. У него были безумные, всегда выпученные и мутные зелёные глаза, будто бы всегда покрытые бензиновой плёнкой, длинные спутанные дреды, острая бородка как у Мефистофеля. Он носил тяжёлые армейские ботинки и очень узкие чёрные брюки, медальон в виде перевёрнутой пентаграммы и перстень с черепом. Пальцы у него был просто нечеловечески длинными, напоминающими паучьи лапки. Я сразу же подумала, что он, наверное, наркоман. Он вызвал волну перешёптываний и домыслов в нашей группе, мы писали его и обсуждали, кто он такой и почему он такой странный. Все два часа он сидел, абсолютно не двигаясь и даже почти не моргая, как геккон в холодную погоду. Это было удобно.
Мне понравилась работа, которую я написала, я немного отошла от этюдника, чтобы посмотреть как она выглядит издалека. Тут раздался звонок, занятие закончилось, все стали собираться. Этот долговязый тип встал, сделал два шага, и поскользнулся на луже воды, которую кто-то разлил на полу. Сделав несколько смешных взмахов руками, как курица, которой отрубили голову, он упал со звуком, как будто бы упало сухое дерево. Повинуясь инстинктивному импульсу, я подбежала к нему, чтобы подать руку, и помочь подняться.
После того случая мы заобщались. Его звали Соник, в честь ежа из видеоигры. Он был барабанщиком в блэк-метал группе, и подрабатывал тем, что играл на барабанах в подземном переходе. Позировать он решил случайно, просто для прикола. Мы стали переписываться, и оказалось, что он очень хорошо осведомлён в демонологии и некромантии. Мне всегда были интересны оккультные науки, мы могли часами беседовать о демонах и потусторонних существах. Он позвал меня на кладбище, и я с радостью согласилась.
Была весна, начало мая, на кладбище цвела сирень и пели птицы, луна освещала нас мягким светом. Он был в своей чёрной развевающейся мантией, а я одела кружевное платье с корсетом, лакированные туфли и сетчатые чулки, сделав макияж, который по моим представлениям, делали ведьмы. Ещё у меня была остроконечная шляпа. Сначала мы долго бродили среди могил, выбирая нужную, принюхиваясь к их запахам и чувствуя энергии. От одной старой могилы повеяло холодом. Буквы и дата на памятнике были стёрты до неузнаваемости, эта могила была очень старой и неухоженной — к ней явно давно никто не ходил. Мы раскурили гашиш через глинянную трубку-чиллум, и Соник произнёс слова заклинания, обращённые к Хранителю Кладбища. После чего, мы приступили к ритуалу.
Мы зажгли две чёрные свечи, и я позволила Сонику приковать мои руки к могильному кресту пушистыми наручниками. Я вошла в состояние интенсивного гнозиса, и мы занялсь сексом. Я чувствовала электричество, которое идёт через нас, наполняя сырые могилы, чтобы расшевелить их обитателей. Лица духов кладбища мелькали передо мной в ускоренной перемотке. Глаза Соника превратились в два больших, блестящих чёрных экрана. Мы одновременно завыли как волки, электричество струилось с моих пальцев. Я представляла, как меня поднимают на своих крылышках миллионы мух. Мы были уже очень близки к кульминации, однако, вместо оргазма, у меня начался приступ удушья — мир посерел и отодвинулся, мои лёгкие обвивали невидимые щупальца, я начала кашлять. Реальность стала сжиматься в точку и уезжать куда-то вбок. По какому-то счастливому стечению обстоятелтств, в кармане Соника оказался ингалятор от астмы, он дал мне вдохнуть несколько раз, и всё прекратилось. Но ритуал мы не стали продолжать, решив проделать всё в следующий раз.
Но в следующий раз случилась такая же фигня, и потом ещё несколько раз. Вместо оргазма у меня начинался приступ удушья, и какая-то сила пыталась вытащить меня из тела. Соник залез в магические гримуары, чтобы узнать, что со мной происходит, и как решить эту проблему. Однажды он пришёл с репетиции своей группы с неестественно расширенными зрачками, суетливыми движениями рук и папкой каких-то распечаток, объявив, что ему удалось раздобыть трактат по ритуальной магии, который раз и навсегда решит нашу проблему. Согласно инструкциям из этого трактата, он ввёл меня в транс, держа перед моими глазами кристалл кварца, я увидела как комната заполняется молочно-белым туманом, в который моё сознание провалилось как в кисель. Сквозь кисель слова звучали очень глухо и отдалённо.
Он стал разговаривать с моим подсознанием, и оно что-то отвечало. Я не запомнила ничего из этого диалога, потому что у меня начались видения — я сидела за столом, на нём стояла початая бутылка блейзера, я держала в руке пластиковую вилочку, прямо передо мной стояла дымящаяся тарелка лапши быстрого приготовления, вроде доширака. В лапше лежали две сосисочки. Я потрогала сосиски вилкой, и увидела, что на одной из них написано «Немо», а на другой «Соник». Я поняла, что эти сосисочки — и есть мы, и почему-то это осознание наполнило меня покоем и теплотой. Я сняла с сосисочек целлофановую плёнку с надписями, сначала с себя а потом с Соника, и съела их, заедая лапшой с привкусом глутамата, и запила всё это блейзером. В этот момент тепло растеклось по всему моему телу, и я почувствовала себя очень хорошо, я находилась на своём месте, мир был гармоничен и идеален.
— Немо, ты помнишь свои видения? — спросл Соник, когда я вышла из транса.
— Да, помню. Мы были сосисочками в дошике, и нам было хорошо.
— Как ты думаешь, что это значит?
— Я думаю, что нам надо побыть сосисками в дошике. И тогда нам станет хорошо.
— Но как это понимать? Всё это, наверное, имеет сложное символическое значение… Думаю, поедание сосисок символизирует точку слияния Эроса с Танатосом, и именно в этой точке достигается наивысшее наслаждение. А лапша, наверное, является кармическими связями, которые опутывают нас… И нужно отождествиться с Великим Временем, чтобы пожрать свои собственные проекции и карму, и раствориться…
— А может быть, ты усложняешь? Может быть, дошик это дошик, а сосисочки — мы?
— Но тогда, как мы реализуем это на практике?
И мы придумали, как реализовать это на практике. В супермаркете мы купили пару мешков лапши быстрого приготовления и приправу к ней. Когда покупаешь такую лапшу на развес, оптом, получается намного дешевле. Ещё мы взяли пару рулонов целлофановой пищевой пленки, и сто копеечных полиэтиленовых контейнеров. Немного подумав, Соник захватил ещё сотню контейнеров. Увидев на кассе тележку с двумя мешками быстроприготовимой лапши, продавец усмехнулся «К праздникам закупаетесь, ребята?». Получилось не так уж и дорого. Весь вечер мы слушали вичхаус, пили вишнёвый блейзер и смеялись над мемами про двачеров. И вот мы решили приступить к приготовлению лапши.
Мы наполнили ванну очень горячей водой, высыпали туда содержимое мешков с лапшой и пакет приправы — глутамат натрия, сушёные овощи, пряности, перец, соль. Налили несколько половников подсолнечного масла. И стали ждать, когда макарошки разбухнут и приобретут приятную температуру. Пока мы ждали, Соник завернул меня в пишевую плёнку, оставив отверстия для ноздрей, что превратило меня в сосисочку. Он аккуратно уложил меня в мягкую и тёплую лапшу, тоже замотался пищевой плёнкой, и залез в ванную. Мы лежали в лапше, и я чувствовала, что мы две сосиски. Мысли в голове практически исчезли, я чувствовала как меня со всех сторон обступает тёплая лапша, мне было очень хорошо и спокойно, как никогда в жизни. Рядом лежал Соник, и я чувствовала что он тоже превратился в сосиску. Мы стали извиваться в лапше, которая издавала чавкающие звуки. Лапша как будто бы принимала участие в ласках, она была живым организмом. Соник разорвал целлофан у меня в области промежности своим членом и проник в меня. Хлюпанье лапши быстро заглушили мои стоны, и я вскоре наконец достигла оргазма, а потом ещё раз, и ещё. Я не знала что так вообще бывает. А после началось и вовсе странное. Я ощутила всю свою чакральную систему как совокупность энергетических вихрей разной плотности, расслаивающие реальность вокруг на слои программного кода. Буквы этого кода были кудрявыми макарошками. Я почувствовала, как чакры Соника разматываются, и наматываются на мои, как нитки на катушку, после чего в меня ворвался шквал информации. Каббалистические шифры, его детские воспоминания, созвездия из сигаретных ожогов, порно с головоногими моллюсками и философия постмодерна. Я просматривала бесконечную череду выцветших кадров, которые догорали в моём внутреннем пространстве, как фосфены на сетчатке, расходящиеся по гулким лабиринтам коридоров со сводчатыми потолками. Излив своё семя на иероглифы лапши, Соник замер, и его разум переливался в меня. Я энергетически поедала его, мы достигли слияния и аннигиляции — полностью слившись, наши сознания стали коллапсировать. Я увидела нас, сросшихся в алхимического андрогина, который стоял в мантии, расшитой пчёлами и змеями, на спине дракона, кусающего свой хвост, в короне в виде шляпки псилоцибинового гриба. Тело андрогина превратилось в ствол и ветви дерева, на вершине которого сияла двуликая голова. Постепенно, корни и ствол истнончались, и осталась только эта голова с двумя лицами, в кружении оживших змей и пчёл с нашей мантии, через некоторое время и пчёлы и змеи стали смеяться, и их поглотила вспышка из лучезарного кристалла в короне.
Видения угасли, и мы просто лежали в остывающей массе доширака, исполненные омниотического блаженства, как эмбрионы акулы, не обременённые ещё необходимостью движения. Как земля в сырой могиле, лапша обступала плоть, склизская субстанция приняла нас и стала нашим домом. Я чувствовала нас так, будто бы мы два бычьих цепня, чьи тела переплелись друг с другом в уютном кишечнике коровы. Вся вселенная существовала только для нашего наслаждения. Миллионы звёз успели родиться и умереть, пока мы нежились в холодной лапше. Но в определённый момент мы поняли, что пришло время вылезать, и не сговариваясь, начали выбираться из ванной.
Остаток ночи мы провели, фасуя лапшу по контейнерам, и упаковывая контейнеры в мешки. К полпятому утра всё было готово. Соник вызвал такси, и мы погрузили пакеты в багажник. Мы поехали в сторону городского вокзала, где обычно собирались шайки местных бездомных. Город спал, всю дорогу мы ехали в молчании. Мы выгрузили мешки возле вокзала, снабдив их запиской, гласящей «Ешьте бесплатную лапшу!», и уехали на том же такси. Водитель не задал нам никаких вопросов, ему не было никакого дела до нашей серетной благотворительной операции. Мы вернулись домой, легли на кровать и тут же заснули.
Мы стали практиковать этот странный ритуал с лапшой каждые выходные, а в художественном училище мы делали вид, что между нами ничего не происходит, что позволяло мне сохранять свой обычный безучастный ко всему вид. Мы не договаривались об этом, просто было очевидно, что лучше всё от всех скрывать, чтобы не поползли разные слухи. Меньше всего мне хотелось отвечать на дурацкие вопросы одногрупниц, и посвящать их в какие бы то ни было подробности своей жизни. Но во время уроков живописи, когда Соник приходил позировать, мы обменивались хитрыми взглядами, поддерживая невидимую телепатичесвую связь.
С каждым макаронным ритуалом наша магическая сила росла — Соник научился призывать грозу и управлять движением ветра, он мог взглядом сбить прохожего с ног. Мы в совершенстве освоили искусство астральной проекции, и посетили множество иных миров. Мы видели странных божеств, обитающих на границе видимых изображений. Похожие на голожаберных моллюсков, эти существа присоединялись к нам, когда мы лежали в ванной и изображали сосиски. Они стали сопровождать нас, и человек, обладающий оккультным зрением, безошибочно разглядел бы на нашей одежде их переливающуюся перламутровую слизь.
Однажды Соник обмакнул брусочек сухого доширака в тушь, и сделал его отпечаток на бумаге. Получились китайские иероглифы. Мы отсканировали их, и вот что получилось:
在他之後由他的意志來決定，一旦他嘗試過找一個窺視，時間的薄弱點。只是因為它是與他們不出售給改革和溫室的年輕人提供的，年輕男子，青年男子的性工會和悖謬的世代的力量，用手淫的整個車隊陷入自己在泥。比硫酸嗎啡開發更強至少六次。和共產主義是你嗎？
Гугл переводчик перевёл это следующим образом: «После него определяется его воля, как только он пытается найти взгляд, слабое место времени. Только потому, что это предлагается молодым людям, которые не продают реформы и теплицы, молодые люди, сексуальные союзы молодых людей и власть смущающего поколения мастурбировали весь флот в их собственной грязи. Вырабатывается как минимум в шесть раз больше, чем сульфат морфина. А коммунизм это ты?»
Переводчик определённо плохо справлялся с задачей, и мы так и не смогли интерпретировать суть этого послания. Возможно, там содержалось предупреждение о том, что должно произойти дальше. А возможно и нет.
Одно было понятно — китайские мастера, изготавливающие лапшу Доширак, зашифровали в ней слова каких-то тайных коммунистических гримуаров. Но наше бодрствующее сознание не могло ухватить сути текста. Однако, когда мы сливались в алхимического андрогина, текст сам входил в наш усиленный слиянием разум, и не оставалось никаких вопросов. Мои видения в момент оргазма стали подробнее и ярче — я видела бесконечные поля, на которых колосятся боеголовки, линии электропередач увешанные как гирляндами человеческими телами, заводы где из людей делают колбасу, огромные центрифуги в которых плоть взбалтывалась и разделялась на фракции. Эти мрачные ландшафты, пахнущие гнилым мясом, стали нашим королевством. Я была королевой Немо, королевой Небытия. Подобно звезде я сияла над этим миром, наблюдая как похожие на муравьёв человечки строят многоэтажные конструкции и космодромы, чтобы восславить мою честь. Соник был императором на той планете. Мы создали себе целый мир. Я никогда не пробовала морфий, но это, наверное, действительно было гораздо сильнее. Воля к жизни не только определилась — она светилась ярко, подобно звезде. Так бы продолжалось и дальше, если бы однажды мы не решили нарушить порядок придуманного нами самими ритуала.
Мы всегда привозили доширак на вокзал, в 5 утра, и тут же уезжали. Так продолжалось около месяца. И вот однажды, теплой летней ночью, я предложила: «Давай спрячемся в кустах, и понаблюдаем за тем, как бомжи будут кушать дошик, с твоей кончой вместо майонезика. Это же дико смешно, почему мы не делали это раньше?». Соник согласился, что это довольно забавно, и мы выбрали наблюдательный пункт в кустах. Было уже достаточно тепло, поэтому нам было комфортно сидеть в засаде, однако, я чуть не выдала нас, закурив сигарету. Соник быстро выхватил её и затушил себе об язык. Мне нравился этот звук, с которым он тушил об себя сигареты, и я иногда просила его проделать это специально для меня, чтобы насладиться запахом горелого мяса. Вся кожа Соника была в сигаретных ожогах. Мы сидели и ждали, стало уже совсем светло. Появились первые прохожие.
Почему-то прохожие, на бомжей похожие, не стремились отведать вкусных макарошек с необычной приправой. Я уже приуныла ждать, как вдруг появилось двое коренастых мужчин, в спецовках как у дорожных рабочих, которые резво погрузили лапшу на тележки, и покатили. Я была разочарована — неужели вот просто так, приходит городская служба, и безлико утилизирует всё? Какая досада… Но Соник подал мне знак, приложив к губам палец, и сделав бровями движение, будто чайка машущая крыльями, приготовившаяся к пикирующему спуску за серебристой рыбёшкой. Держась на почтительно расстоянии, мы начали преследовать двоих рабочих.
Против наших ожиданий, они не вывалили лапшу в мусорный бак, а пошли какими-то заблёванными подворотнями и сквериками, иногда оглядываясь, будто бы подозревая о преследовании. Но мы с Соником были профессиональными невидимками, и двое рабочих так нас и не заметили. Петляя по закоулкам, они вышли к заброшенной земляной дороге, которая мимо стены городского кладбища вела к реке. Мы проследовали за ними. Дорога шла через рощу, которая показалась нам странной — берёзы с химическими ожогами, мёртвые ветви без единого листочка, пахнущая жидкостью из батареек обугленная земля. Вороньё кружило над этим странным местом. Вскоре мы вышли к песчаному пологому берегу, в место, скрытое от людских глаз. Я и Соник спрятались за большим валуном. Тем временем рабочие с тележками встретились с ещё семью людьми, одетыми в униформенные оранжевые комбинезоны. Их председателем был улыбчивый молодой человек, абсолютно лысый, с паловником в руке, остальные называли его Пастриархом. Они все надели на головы пластмассовые дуршлаги и встали в круг.
Мы поняли, что это никакие не рабочие, а настоящие культисты-лапшепоклонники, которые оделись в униформу для маскировки. С пластмассовыми цветными дуршлагами на голове, эти люди выглядели пиздец как нелепо. В середине их круга была постелена какая-то клеёнка с нарисованной на ней сигиллой. Они вывалили всю лапшу на клеёнку, и столпились. Пастриарх поднял паловник, и начал монотонно бубнить на латыни текст заклинания, а остальные подхватили, и их голоса слились в какой-то жуткий потусторонний гул. Эта варварская молитва так контрастировала с солнечным летним днём, что я чувствовала нереальность происходящего. Я понимала, что Соник чувствует то же самое. Улыбчивый молодой человек в очках пел примерно следующее:
Praemisit in universum
Clara est bonum nuntium
Bibere cervisiam tu?
Vera fides nostra
COLLYRA: COLLYRA, pasta, COLLYRA
Pasta et meatball!
Nos firmiter credo.
Sicut mulier de lecto?
Radii omnes constat.
Ut ventum est ad orientem
COLLYRA: COLLYRA, pasta, COLLYRA
Ближе к концу их пение превратилосьв мощную вибрацию, раздирающую пространство на отдельные макаронинки. Они бросали пучки лапши в статую своего ужасного пучеглазого бога, заходясь в экстазе. Я почувствовала оккультное шевеление у себя между ног. От вида лапши и от экстаза её оранжевых жрецов я нехило возбудилась! Моя рука сама потянулась к брючному змею Соника. У того уже давно колом стояло. Мы начали подрачивать друг другу, уже не особо маскируясь, тем более что культистам явно было не до нас, они славили своего гротескного бога, обматываясь лапшой и распевая слова молитвы на варварской латыни. Культисты скинули с себя комбинезоны рабочих, но остались в дуршлагах. Они встали в круг, и я поняла, что они собираются делать. Они хотели стать Доширачной Многоножкой. Разгорячённые ритуалом, они схватили друг друга за ягодицы, и с молодецким уханьем насадились друг другу на члены — пространство заполнили завихрения и белые вспышки, я услышала их смачные шлепки друг об друга, и окончательно вошла в транс — мои губы сами начали повторять «COLLYRA: COLLYRA, pasta, COLLYRA, pasta, pasta, pasta». Повсюду открылись глаза с вертикальными зрачками, перламутровая слизь капала с сосков вечности в разверзшееся жерло искусства, сиамские гуси вылуплялись из голографических мошонок, нанизанных на пурпурные коралловые ветви, драконы терзали плоды граната выпадающие из анусов коней апокалипсиса, белый череп безучастно распадался на пиксели, а в центре всего Доширачная Многоножка. Водоворот страстей захлестнул нас с головой. Я поняла, что именно наша с Соником энергия придала такой бешеный потенциал их ритуалу, и без нашего участия их культ никогда не достиг бы связи с этим безумным божеством. Мы с Соником уже вовсю ебались по-собачьи, совершенно забив на маскировку, поднялись песчаные вихри, в которых танцевали демоны. Доширачная Многоножка пела хвалу лапше.
Вдруг я испустила из себя мощную вибрацию, серию световых импульсов, которые вырвались через влагалище и через глаза, как серия фотовспышек, засветивших фотоплёнку реальности. Происходил процесс, похожий на то, как тогда в ванной, на меня наматывались слои текста, которыми был Соник, только теперь на меня наматывался весь мир. Многоножка культистов, прибрежные камни, запах жидкости из батареек и гнилого мяса, рыболовные крюки, трупы рыб выброшенные на берег, руки Соника — всё это наматывалось на меня, как плёнка на бобину. Я находилась в центре огромной многослойной крепости с ажурными бойницами, которая постоянно самособиралась и переделывала различные части себя. Но тут я увидела нечто странное. Ко мне приближалось существо, всё состоящее из доширака. Его выпученные глаза смотрели мне прямо в душу. Лапша танцевала в воздухе и извивалась издавая какой-то мерзкий писк. Мне стало страшно, и я немного вышла из транса. Но висящая в воздухе лапша осталась.
Культисты, пользуясь нашей энергией, призвали материальное воплощение своего бога. Он парил над ними, растопырив щупальца из лапши, и судорожно дышал. Пылевые вихри опали, воздух был наэлектризован запахом семени и пота. Доширачная Многоножка замедлила темп своего движения, культисты явно были обескуражены материальным проявлением своего бога. И он воспользовался этим. Щупальца из лапши схватили культистов, и разъединили кольцо многоножки. Лапша связала их по рукам и ногам, подняла культистов в воздух, и принялась их нещадно ебать. Похоже, лапше было всё равно, куда сношать своих жертв, она трахала их не только в рты и анусы, но даже в ноздри. Трое культистов спаслись бегством, прыгнув в реку. Остальные очень быстро прекратили попытки к сопротивлению, и их лица исказила гримаса извращённого наслаждения — уж не знаю, что они там переживали, но их раскрасневшиеся перекошенные лица выглядели так, будто бы они находятся на грани смерти от удовольствия. Мы как завороженные смотрели на эту лютую оргию, не в силах шелохнуться.
Когда мы поняли, что происходит что-то не то, культисты, подвешенные на извивающейся лапше, были уже на пределе от усталости. Мы торопливо засобирались домой, готовые забыть об увиденном, как о страшной галлюцинации из наркотического бреда. Но мы спохватились слишком поздно. Макаронный монстр побросал своих культистов, как ребёнок бросает надоевшие игрушки, и устремил свои щупальца к нам. Мы убегали, путаясь в спущенных штанах и матюгаясь. Спотыкались об коряги и мёртвых чаек, в лютой панике от тянущихся к нам жгутов лапши. Берег реки очень сильно зарос камышами, и мы решили пройти через заросли чтобы лапша запуталась в камышах. Это было ошибкой. В камышах запутались мы, а лапша спокойно струилась между ними, совершенно не стеснённая в своих движениях. Скользкие макаронины почти коснулись моих ляжек, и мы сделали отчаянный рывок. Мы прыгнули в реку.
Как оказалось, мы оба неплохо умели плавать, хотя я не помню, чтобы мы когда-либо этому учились. Мы стали улепётывать прочь от берега, в надежде что лапша не станет преследовать нас. В начале казалось, что мы оторвались — но оказалось, что она продолжает нас преследовать, только под водой. Её как будто бы стало намного больше — может быть, она напиталась культистами. Одежда намокла и тянула нас ко дну. «Сейчас лапша заебёт нас досмерти!» — сказала я Сонику, и мы обнялись. Одними губами он прошептал «Я люблю тебя» и мы стали ждать, когда вокруг забурлит и вспенится вода. Почему-то этого не происходило. Нас медленно сносило вниз по течению реки, и никакой лапши вообще не было видно. Может быть, всё это только показалось? С того места, куда снесло нас течение, место обряда неплохо просматривалось. Мы пригляделись и увидели, что оставшиеся культисты уже натянули рабочие комбинезоны, и с ними ведут строгую беседу двое милиционеров, подъехавшие прямо к берегу на уазике. Слова их заглушал плеск воды, но смысл беседы был понятен — культисты изрядно припили пива, и от них за версту разило перегаром — наверное, менты приняли их за обычных алкашей. Но вот куда делась лапша? Неужели она утонула? И тут Соник сказал мне «Смотри!» — и я увидела, как среди камней и коряг, к милиционерам подбираются белёсые нити. Те ещё ничего не заметили, а лапша уже обвивалась вокруг начищенного сапога. «Кажется, им пизда!» — сказала я. «Похоже, лапша предпочитает людей в униформе. Хмм, странно» — ответил Соник.
И мы погребли, чтобы быстрее уплыть от этого проклятого места, откуда доносилось нарастающее чавканье доширака, и удивлённо-негодующие вопли, плавно перетекающие в похотливые милицейские стоны наслаждения, мы плыли прочь от культистов и прочь от этой выжженной земли, воняющей гнилым мясом. Мы вылезли на берег подальше оттуда. О трёх культистах, которые бросились в воду, увидев макаронного монстра, ничего неизвестно. Как и о судьбе их собратьев по вере — мы ждали, что сюжет покажут по новостям на местном телевидении, но нет — возможно, лапша стёрла своим жертвам память, а быть может, они предпочли молчать о своём опыте, и теперь проводят ритуалы поклонения лапше на том же месте, у реки, каждое воскресенье. И мы больше не готовим доширак, хотя мне часто хочется повторить этот опыт, и я начинаю видеть разноцветные фосфены, когда прохожу в супермаркете мимо полок лапши быстрого приготовления. Возможно, когда нибудь мы снова сварим дошик. Возможно.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.