24 Июл 2019
автор: Семён Петриков (Альмаухль)рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Если вы хотите носить на голове вычурную причёску из дредов, и не привлекать к себе лишнего внимания, езжайте в Аддис-Абебу. Дреды для эфиопов — традиционная причёска, их тут носит, наверное, каждый третий, и местные модники соревнуются между собой — у кого длиннее, или у кого дреды уложены в более сложную конструкцию. Правда, я здесь смотрелся всё равно немного странно — во-первых, потому что я белый, во-вторых, потому что мои дреды были уложены в виде вертикально стоящей башни из туго заплетённых кос, что делало меня похожим на Мардж Симпсон. Такая башня, слегка нависающая на лоб, и длинной чуть менее полуметра. Я сидел за барной стойкой какого-то заведения, где собирались местные модники, все разодетые как павлины, и конечно же, с густыми как щупальца Ктулху дредами, на которые были нанизаны бусины и фенечки всех цветов и размеров. На мою башню на голове здесь почти никто не обращал внимания. Что мне кажется странным в эфиопах — они любят накуренными смотреть футбол. Вот и сейчас, шёл футбольный матч, и мне было как-то даже не интересно, кто с кем играет и какой у них счёт. А вот красноглазые модники увлечённо смотрели в плазму на стене. Я попивал какой-то безумно дорогой чай, припив перед этим немного сока из листьев кустарника кат. По действию его сок близок к коке, однако действует дольше и резче. Мои челюсти слегка сводило — кажется, я немножко перебрал. Я стремился проникнуться шумом и суетой этого места, чтобы потом, удалившись в тишину своей обители, погрузиться в поток радиосигналов из астрала, и начать писать. В этом баре я настраиваюсь — щупаю энергетическими щупальцами людей, и нахожу обрывки смыслов в поверхностных разговорах… Всегда, но не в этот раз.
Сегодня в бар вкатился странный тип — высоченный негр, в чёрном плаще и солнцезащитных очках, несмотря на то, что было уже заполночь. Его дреды были украшены маленькими серебристыми черепами. Даже не глядя на остальных посетителей бара, он подсел ко мне, и на чистейшем русском языке представился. Он сказал, что я могу называть его Сабазием, а вообще его имя (тут он произвёл серию щёлкающих гортанных звуков, которые я не смогу воспроизвести ни в устной речи, ни в письме). Он показал мне татуировку на запястье — древо жизни оплетённое змеем об одиннадцати головах, одна из которых пожирает солнце, и спросил меня, рад ли я наступлению ночи. Я сказал ему, что в такие минуты как эта, я готов поверить что рассвет не наступит никогда, и тогда Сабазий предложил мне что-нибудь выпить. Я ответил, что с удовольствием выпил бы с ним, хотя вообще я бросил пить, ибо алкоголь с некоторых пор меня больше не пьянит. Но с таким клёвым парнем как Сабазий, чего б и не выпить. Сабазий сказал, что он собирает мистический круг, и как бы невзначай спросил, не знаком ли я с Антонио из Москвы, и бывал ли я вообще в этом городе. Тут нам принесли ром. Перед тем как осушить свой стакан, Сабазий тихо прошептал короткую молитву на древнем наречии. Ром провалился в меня, и я почувствовал будто бы атомный взрыв — алкоголь по прежнему не пьянил меня, но он развязал руки молекулам катинона, и те с удвоенной бодростью начали ввинчиваться мне в рецепторы. Я щёлкнул пальцами, чтобы нам принесли ещё, прикурил, и начал рассказывать. Сабазий улыбался и не перебивал — он знал, что рассказывать я буду долго, движения челюстей выдавали в нём опытного любителя листьев ката. И вот что я поведал Сабазию.
@@@
И так, ты спрашиваешь меня, бывал ли я в Москве… Да, друг мой, и я провёл там не мало времени. Это удивительный город, вот что я тебе скажу. Если ты когда-нибудь окажешься в Москве, всегда внимательно смотри под ноги. Нет, мелочи ты там не найдёшь… Но есть много других интересных артефактов, которые ты сможешь там обнаружить – например, однажды я нашёл возле метро чайник с изображением нарвала (это такой, мать его, рогатый кит, похожий на единорога), альбом старинных эротических фотографий, «Книгу Вымышленных Существ» Хорхе Борхеса, несколько книг по рунологии и учебник хиромантии дореволюционного издания, 1913 года выпуска. Да, ты можешь просто ходить по улицам этого города, и тебе будут попадаться настоящие сокровища.
Книги по рунологии и хиромантии, прочитанные в электричке, побуждали меня совершать всё новые и новые вылазки, я специально отправлялся в незнакомые места, чтобы в сочетаниях вывесок, дорожных знаков и рекламных биллбордов разглядеть рунические коды Москвы – для меня уже тогда стало очевидно, что линии метрополитена и улицы подобны дерматографическим линиям, по которым можно прочесть судьбу, по ним осуществляется грубая наводка. А точную наводку осуществляют знаки. Просто иди по улицам, смотри и слушай, мир будет раскрываться перед тобой, он будет показывать тебе свои знаки, потому что мир преисполнен желанием ими поделиться… Я мог бы долго об этом рассказывать, но я знаю, что тебе интересно другое. Тебе интересно, как я обзавёлся этой странной особенностью моей внешности, которая привлекла тебя. Да-да, не отнекивайся – в этом кафе огромная куча людей, но ты ведь каким-то образом выбрал именно меня. Скажи, почему ты подсел именно ко мне? Почему ты начал разговор с того, что ты – Тринадцатый Адепт, и тут же показал мне свои татуировки – надо сказать, весьма странные – вот что это у тебя на руке – одинадцатиголовый змей, обвивающий дерево? – показал мне эту руку, как пропуск в астрал и подпространство, значит так ты собираешь магический круг – и разумеется, тебя не могла не привлечь некоторая деталь, торчащая у меня прямо из головы. Обычные люди тактично делают вид, что не замечают таких вещей, ну а ты вот подсел, и про мистические круги мне рассказываешь, ну так слушай, я расскажу тебе историю, про то как я этой штукой обзавёлся. Не пожалеевшь.
Я совершал всё больше вылазок в поисках подсказок, и первым озарением было то, что московский метрополитен, имеющий форму медузы – это мандала, кроме того, заменив в этом словосочетании всего одну букву, получим «мозговский метрополитен», то есть, туннели Сета, так что я знаю, что означает твой змей, и какое это древо, ибо я и сам проделал все эти пути по тоннелям и кавернам в мозговом веществе, вместе с червями и древоточецами, которые объедают кору на корнях, я ощутил прикосновение мицелия, образующего с этими корнями микоризу. И я не по наслышке знаком с этим культом, и знаю, что они ждут Радующегося Наступлению Ночи, ипостасью которого, по всей видимости, ты и являешься. Эти мозговые линии вывели меня в самый центр – к библиотеке имени Ленина. Я посидел на её ступеньках, полчаса покурил, а потом мой взгляд остановился на еле заметном барельефе на одной из колонн. Это было то, что я искал. Три переплетённых треугольника, знак Одина. Это было моей главной находкой – я приложил к барельефу тетрадный лист, обвёл его карандашом, и он до сих пор лежит у меня где-то в коробке из под обуви. На этом мои московские приключения были закончены, и я отправился домой, в свой уездный городок Н.
Во время своих странствий по Москве, я обратил внимание на две странности – в этом городе я ни разу не находил лежащую на земле мелочь, и при этом, на каждой улице я видел огромное, просто нереальное множество стоматологических клиник. Я тогда ещё подумал, что москвичи, наверное, всё время заняты тем, что собирают мелочь, и когда накопят достаточно, вставляют себе зубы. Я оказался недалёк от истины – оказалось, что в Москве существует такое направление, как стоматологический туризм – я такого не мог даже представить. Стоматологический туризм – явление, сформированное разницей цен на лечение зубов в Москве и в остальных городах России. Вся эта развитая сеть стоматологических клиник в столице появилась вовсе неслучайно – ведь там постоянно царит скрежет зубовный, люди стискивают челюсти, героически превозмогая невыносимую лёгкость бытия, скрипят зубами, и этот скрип ты можешь услышать, где бы ты ни оказался в первопрестольной, если у тебя достаточно чуткое ухо. Этот скрежет – похож на звук, с которым ток течёт по проводам. Здесь наэлектризованный воздух, от чего крошатся и стачиваются зубы.
Так вот, перейду к самой интересной части этой истории. В общем, есть одна тян, зовут её Кейт, и у неё как-то раз заболели зубы мудрости. Я тогда ещё подумал о том, а почему эти зубы называются «зубами мудрости», и где в них хранится мудрость – может быть, в зубном нерве? Зубы не помещались в челюсти, как это часто бывает, в следствие того что наши предки перешли на термически обработанную пищу. И поскольку я находился в своём уездном городе Н, а она была из Москвы, она решила избавиться от атавистических зубов в Н-ской стоматологической клинике, ну и заодно повидаться со мной. А я тогда пил не просыхая – что ни пятница, то поэтический вечер, или заседание общества оккультистов, или и то и другое сразу, и конечно же, меня звали, и конечно же, находилось сто причин чтобы выпить с поэтами, выпить с оккультистами, выпить с заслуженными артистами, с постмодернистами, с вуайеристами – после поллитры все эти «исты» сливались в мутный, недифференцированный поток, и мы много смеялись, богемно курили сигареты в длинном мундштуке, рассуждали о великом будущем русского андерграунда, о копротивлении, о рептилоидах и ануннаках с планеты Нибиру, о преимуществах водочно-мухоморного дискурса перед психоделическим, а потом всё и вовсе превращалось в смазанный послеобраз догорающий на сетчатке, и я просыпался где-нибудь на заблёванной хате, в обнимку с лауреатом премии «поэт года» или с народным артистом, и если были деньги, шёл похмеляться, а если не было денег, шёл аскать. Разумеется, в ход шёл не только алкоголь, но и другие спецсредства. На завтрак я ел горсть таблеток, в которой могли присутствовать неопиоидные анальгетики, лекарства от болезни альцгеймера, средство от клещевого энцефалита, таблетки для похудения, антидепрессанты и транквилизаторы и даже вагинальные анальгетики. Пофиг уже что, лишь бы был эффект.
Моя квартира к тому моменту находилась в таком состоянии, что когда я привёл туда одного агхори, он пришёл в ужас от царящего там бардака. Мусор лежал слоями – если я хотел пройти в какую-то часть комнаты, мне приходилось делать дорожку в куче из пустых бутылок, но эти дорожки очень быстро зарастали обратно. Какого цвета был ковёр изначально я уже не помнил – в тот момент он был серым. Я завёл традицию – каждый, кто бухает в моём доме, оставлял на стене автограф – мои стены превратились в музей наркоманского граффити. На моей кухне было изображено дерево с моим лицом, в ветвях которого висели планеты, резвились существа скавайными мордашками, а в самом центре кроны полыхала уникурсальная гексаграмма По бокам от дерева было два изображения Изиды — одна, Изида в ипостаси Жрицы — прикрывает лицо сетью мицелия, прячет взгляд — кристаллические решётки, семена и грибы — математическое совершенство — другая Изида, в ипостаси Императрицы — беременная конопляным листком, держит в руке колос пшеницы — её глаза пылают и она смотрит прямо на вас. Над деревом надпись: «Нет рождения! Нет смерти!». А ещё, я вызывал на той квартире Веельзевула, так вот, у меня завелись полчища мух. В России, зимой не бывает мух. Ну, во всяком случае, это явление из ряда вон выходящее. Я пробовал травить этих мух дихлофосом, дымовыми шашками, бил их тапком — а они нивкакую. Когда я убивал их тапком, они воскресали через несколько секунд.
Так вот, за три дня до приезда Кейт из моей квартиры исчезли все мухи. Просто, как не было, и я проснулся, трезвый, без похмелья, в квартире без мух (и что характерно, без мушиных трупиков, я специально поискал), и вот тогда я почувствовал внутри самого себя нечто странное. Это оказалось для меня неожиданностью, но мне захотелось немного прибраться. И может быть даже, поменьше бухать – а может быть даже, не бухать вообще, во что мне самому уже верилось с трудом. В общем, это предчувствие оказало на меня электризующее действие, и я действительно не стал бухать и решил немножечко попуститься – никакого похмелья, кстати, я не ощущал, что само по себе было странно. Тут я вспомнил про одного башкирского художника-концептуалиста, делающего флейты на которых можно играть жопой, который накануне рассказывал мне о волшебных свойствах единорожьего рога. Якобы, единорожий рог нейтрализует любой яд, и снимает похмелье, даже если просто к нему прикоснуться, и был в Александрии такой маг, Симон Волхв, у которого был такой кубок. И как-то раз поспорили Симон Волхв с Апостолом Петром, в ком больше духа – и чтобы проверить это, решили соревноваться в выпивке. Вот только у Симона был кубок из рога единорога, поэтому, итог был немного предсказуем – после третьей амфоры вина, Апостол Пётр отправился в астрал, а Симон даже не опьянел. Я подивился такой апокрифической версии этой истории, которую рассказал мне башкирский концептуалист, и подумал тогда, что неплохо бы и мне обзавестись единорожьим рогом – так вот, я об этом разговоре на следующий же день забыл, а оказалось, зря – порой мысль материальна, ну ты и сам это знаешь.
Я собрал все пустые бутылки в три больших, сорокалитровых пакета, и вынес их вместе с ковром, оттёр следы дичайшего угара и чада кутежа, и открыл окно, чтобы впустить холодный зимний воздух. В тот вечер я так и не прибухнул, зато купил в магазине специй пакет мускатных орехов, съел их, и всю ночь на потолке видел мохнатые вангоговские звёзды. Утро, поехал на вокзал встречать Кейт. Мы собирались осмотреть нехитрые достопримечательности уездного города Н-ска, зимой там не так уж и много мест которые бы стоило посмотреть, поэтому я ничего заранее не планировал, ну только запланировал показать изваяние бронзового жирного кота, который выглядит в точности как китайский фольклорный персонаж Хотэй – он лежит в такой же позе, выпятив брюхо, и его многие так и называют – Котэй. Считается, что если погладить его бронзовое брюхо, исполнится любое желание. Я съел 5 или 6 свежих, источающих отчётливый запах эфирных масел орехов, запил их энергетиком и поехал на вокзал. На вокзале я какое-то время провёл, натягивая пальцем кожу в уголках глаз, чтобы навести зрение на резкость и увидеть Кейт среди толпы людей. Кажется, я думал о том, кто из нас заметит другого первым.
Не буду утомлять тебя описаниями достопримечательностей Н-ска и нашей прогулки – скажу только, что какое-то время мы шли по набережной замёрзшей реки, и если бы мы прошли в этом направлении дальше, то мы пришли бы на кладбище, где летом я любил медитировать, там есть странная могила – на камне не написано ни имени, ни даты, зато изображён глаз в треугольнике, пчела, роза и крест, камень выглядит очень старым и заросшим мхом, и по ночам этот мох издаёт едва заметный странный писк – но добираться до этого камня зимой, по сугробам, не лучшая идея, и поэтому, мы не пошли на кладбище. Когда мы оказались у изваяния Котэя, я рассказал о том, что он исполняет желания, если потереть его ладонью по животу, но у меня в тот момент, когда типа надо было загадать желание, начался приход от мускатного ореха, и я снова увидел мохнатые звёзды, только в этот раз эти волокна были закручены в логарифмические спирали и прикольно пульсировали. Я смотрел в самый центр этого водоворота, и где-то вдалеке, как через перевёрнутый бинокль, я видел собственную руку, занесённую чтобы погладить бронзовое пузико. Рука сама собой продолжила движение, и прикоснулась к холодному металлу – и в этот момент, меня ударило разрядом статического электричества. Волокнистая структура вихря вокруг меня сразу же вытянулась в длинный, спиралевидно закрученный конус, похожий на рог единорога, запахло озоном, после чего видение полностью исчезло. Я заметил, что на меня смотрят какие-то туристы из Китая, и вспомнил фрагмент из Книги Вымышленных Существ Борхеса, где рассказывается о волшебном звере Ци-Линь, китайском единороге – про которого никто не знает, как он выглядит, но встретить единорога – великое счастье.
И вот мы в н-ской стоматологической клинике, и я жду, когда Кейт избавится от атавистических зубов. Какой-то шутник решил поставить в приёмной, в качестве декоративного элемента, вазу с разноцветными конфетами. Дьявольская ирония – разве станет есть конфеты тот, кто пришёл лечить зубы? Как-то так получилось, что я оказался возле этой вазы, и начал машинально эти конфеты есть одну за другой, и складывать фантики в карман. Кейт вышла из зубоврачебного кабинета чуть побледневшая и с распухшей щекой, я физическими глазами увидел как светится пульсирующий очаг боли, тусклым оранжевым светом как галогенные лампы. Мне очень ярко запомнился этот момент: она держала в руке пакетик с зубами, с окровавленными зубами. Маленький целлофановый пакетик, в таких обычно продают вещества — я рассматривал её руки очень долго, так что казалось что время остановилось. Вот моментальная фотография, сделанная на мою сетчатку — и она нисколько не потускнела..
Кухня. Я кинул немного сушёной гармалы на сковородку, чтобы создать более мистическую атмосферу, но через пару минут атмосфера стала слишком мистической, кухню заволокло тяжёлым и едким дымом, захотелось прокашляться. Гармала – это растение, входящее в состав аяхуаски в качестве вспомогательного средства. Я немного рассказал о гармале, и разговор сам потёк в сторону Теренса Маккены, самособирающихся машинных эльфах, и возможных путях, по которым цивилизация может прийти к трансцедентному артефакту в конце времён. Например, есть такой сценарий, что нанотехнологии разовьються настолько, что сознание человека сможет быть переписано на рой нанороботов, общающихся между собой с помощью квантовых связей – это позволит нейронам одного мозга находиться в любых частях вселенной, и обмениваться данными мгновенно. Разумеется, такие формы жизни создадут множество вселенных-симуляций, и возможно, что даже мы на этой кухне являемся каким-то мысленным экспериментов этих нано-роботов. Мир как повествование, создающее слушателя.
Лазурный чай в прозрачном чайнике. Чай действительно лазурного цвета, его делают из цветов растения, которое называется «клитория тройчатая». И да это растение назвали именно в честь того, что ты и подумал — ботанику этот синий цветок показался очень похожим на клитор, ну, оставим это на совести ботаника, занимающегося классификацией растений. А вот у вьетнамцев есть поверье, что глаза человека, постоянно употребляющего чай из этогорастения, становятся по цвету лазурными, как небеса, и ты всегда можешь узнать вьетнамского трансера по лазурному отливу его радужки. Там тоже много таких как ты, ну, тех кто носит тёмные очки всегда. Их глаза мутировали — я знаю.
@
Я видел своё отражение в фиолетовых зрачках Сабазия. Его белки были почему-то тоже чёрными. Он прикурил сигару, и протянул мне. Это оказался нехилый джойнт. Мои мысли немного пришли в порядок, я выдохнул, глубоко вдохнул, и продолжил, подумав что нужно быть лаконичнее, и рассказать уже всю историю до конца.
@
Мы сидели на кухне, причём Кейт сидела таким образом, что дерево, нарисованное у меня на стене, стало как бы продолжением её дредов. И вот что она мнетогда рассказала: У человечества тоже есть своё кундалини – радужный уроборос, плавающий в водах коллективного бессознательного. Огромный мультимедийный дракон ноосферы, каждая чешуйка которого — дисплей, воспроизводящий представления самособирающейся сущности культуры о себе. Я увидел как на её коже стали проступать алхимические символы, их становилось всё больше, они начали соединяться в потоки, сходящиеся к водоворотам. Сквозь колебания искрящегося знаками эфира, я начал наблюдать панораму психических ландшафтов, которые описывала Кейт. Поток из космоса встречается с потоком земли, в точке их пересечения – взрыв силы, распространяющий спиральные вихри, перекручивающие пространство. Древняя кобра, хтоническая, мудрая, раскручиваясь по спирали, взбуравливает землю, и пыльные столбы вихрей вздымаются навстречу солнцу. В глазу центрального вихря, кобра своим телом просверлила в горных породах туннель в виде спиралевидного конуса остриём вниз. В этих концентрических провалах позже будет заложен город. От этого города, по всему миру концентрическими волнами распространяются вибрацие, меняющие и сворачивающие в спирали всё, к чему они прикасаются – техника объединяется с плотью, и получившийся в результате их слияния биотехноразум выбрасывает мощные протуберанцы сознания в космос. Экспансия. Борьба. Обновление в совершенстве. Она сказала что такие воронки называются Башнями Сатаны – по сути, они представляют собой антипод башни, инвертированное отражение. Вавилонская башня была направлена в небо, потому что тогда люди искали бога где-то в вышине, но теперь они обратят свой взор к глубинам, и именно там, в глубине, они найдут те сокровища и знания, которые помогут им объединиться в одном рывке, и начать осваивать космос. Поэтому, Башней Сатаны это было ещё и в том смысле, что Сатана – вечный двигатель прогресса, он тот, кто задаёт человечеству вопросы и пробуждает любопытство, Змей, соблазняющий людей к познанию. Во имя Его мы опьяняем себя изысканными ядами, чтобы стать Змеем и почувствовать движение Змея в себе, разложиться на спектры в бликах на его чёрно-радужной чешуе, и замкнуться знаком бесконечности, поймав свой хвост в упоительном экстазе самоосознающего мгновения вечности.
Обратный билет Кейт был на утро, и мы легли спать, чтобы она успела выспаться перед поездом. Я довольно долго не мог заснуть, наблюдая яркие цветовые пятна на потолке. Перед сном я снова почувствовал наплыв змеиной энергии, снова — всё сверкало. Во сне я увидел Кейт, склонившуюся над чашей — у неё было два человеческих тела, которые соединялись, и продолжались в длинный змеиный хвост. Я был модифицирован аналогичным образом – два человеческих торса и длинный змеиный хвост. Подобная конструкция напоминала букву У, я почему-то подумал, что важно это запомнить, что именно эта буква, а не другая. Мы танцевали в потоках цифрового глитча, замедленное время сбрасывало кожу, медный вкус, миндаль, орлиный взгляд, я наполняю чашу своим ядом и чувствую, что падаю,
…падаю….
….падаю….
…..падаю…..
…..падаю….
…..падаю….
….падаю….
……падаю…
…..падаю…
….падаю…
……падаю…
….падаю….
…падаю….
…падаю…..
….падаю….
…..падаю…..
…..падаю….
…..падаю….
….падаю….
……падаю…
…..падаю…
….падаю…
……падаю…
Шлепок, склеивание текстуры — и я вошёл в своё тело. Мы впрыснули свой яд мировой змее, чтобы облегчить ей метаморфозу? Пробуждение.
Преодолевая борьбу противоположных интенций в сознании, я лежал, однако затем я встал, и нащупал в сумочке один из зубов Кейт. Я внимательно рассмотрел зуб метафизическим зрением — нерв ещё жил, это было заметно по исходящему от зуба люминесцентному свечению.
Я достал из холодильника микродрель, лёд, спирт, пинцеты и другие инструменты. Протёр спиртом лоб.
Отметил перекрестьем центр своего лба. С перекрестьем похожим на прицел, мой лоб смотрелся довольно забавно. С помощью микродрели, я просверлил в зубе маленькую дырочку, и извлёк нерв. Дырочка получилась и правда незаметная. Я посмотрел на нерв – и увидел свечение праны в его клетках – клетки были живы. Зарядил нерв в инжектор… Воткнул прямо в перекрестье линий и нажал кнопку. Замигал зелёный светодиод. В общем, я подсадил клетки из зубного нерва Кейт себе в точку между бровями. Обычно, когда я засыпаю, я смотрю в эту точку.
Когда я проснулся, середину лба немного пекло, было небольшое покраснение – запустился процесс интеграции тканей. Я не знал, каковы будут дальнейшие эффекты, не имел вообще никакого представления.Когда я провожал Кейт, я почувствовал как бы некое давление на лоб, у меня закружилась голова и мне стало нехорошо. Дома я упал на кровать и сразу же провалился в сон, где мне снилась только бесконечная блестящая чернота. Я проспал почти трое суток, а когда проснулся, у меня на лбу рос миниатюрный спиральный рог. Материал рога был и по цвету, и наощупь таким же как зубня эмаль. Семя зуба Кейт было посеяно в поле моего лба, и взошло миниатюрным винтовым рогом.
Этот рог рос довольно быстро, он прибавлял по сантиметру в день. Я стал наматывать на голову шарф, и ходить по улицам с огромным тюрбаном, как восточный принц. Когда рог стал выпирать из тюрбана, я попытался скрыть его за павлиньими перьями. Вскоре я понял, что такая маскировка хуже отсутствия всякой маскировки, и стал ходить просто с рогом на голове. Странное дело, как только я перестал бояться демонстрировать свой рог публике, на меня перестали обращать лишнее внимание –как правило люди думали, что я косплею лесного духа из татарского эпоса «Шурале», просто обычный фрик-косплеер с этническим колоритом. Однако, когда я увидел о себе статью на Лурке, я всё же решил, что какая-нибудь маскировка мне необходима, иначе так недолго оказаться героем какого-нибудь телевизионного шоу – сомнительная известность, если я и хочу прославиться, то точно не в качестве фрика-косплеера. Немного поразмыслив, я придумал эту маскировку с дредами.
В какой-то момент, когда рог уже почти достиг своей нынешней длинны (он притормозил свой рост на отметке 30 см и теперь растёт едва заметно) я начал слышать внутри рога какой-то шум. Звук катящегося металлического шарика. Это началось после одной медитации на раскрытие аджна-чакры. Когда я наклонял голову, или слегка шевелил ей, я слышал, будто бы в моём роге катится металлический шарик по каменному полу каких-то гулких коридоров, и иногда натыкается на предметы.
Я стал медитировать на этот шум, гоняя шарик по коридорам, как в игре «пинболл». Через какое-то время, по звуку, издаваемому шариком когда он ударяется о предметы, или даже о небольшие неровности пола, позволил мне иметь некоторые представления об этом пространстве. Пол там был из довольно ровно подогнанной по швам, наверное мраморной, плитки, которая была уложена как-то довольно таки орнаментально. Продолжая наклонять голову и слушать, я понял что это пространство состоит из шестиугольных ячеек, наподобие сот, и простирается бесконечно. Чем больше я вслушивался в это эхо, тем моё сознание погружалось в это пространство. Я освоил что-то вроде эхолокации – по возвратившемуся звуку, отразившемуся от деталей интерьера, я начинал понимать, что находится вокруг, при этом всё отчётливей. Оказалось, что стенки ячеек – это высокие книжные стеллажи, я понял это по звукам эхо. Я мог, как на ощупь, определить материал книги и плотность её страниц, но я не мог их читать – в этом мире бесконечной библиотеки я был слеп. Какая ирония – находиться в бесконечной библиотеке, и не иметь возможности читать, а только щупать корешки книг с помощью звука шарика, катящегося по полу. С тех пор я скитаюсь по миру, и ищу способ прозреть ТАМ, чтобы иметь возможность прозреть. Такова моя история, которая привела меня в этот бар. Ну а ты, Сабазий, ты то знаешь, что ты делаешь здесь, и зачем ты слушаешь эту историю?
@@@
Сабазий отхлебнул ещё рома, и резким движением раскрыл передо мной ладонь. На ней лежал мёртвый жук. Скарабей. Он поднёс ладонь к своему лицу таким образом, что я видел, как скарабей отражается в его чёрных очках, а ещё в них отражался я, глядящий на скарабея. Выдержав паузу, Сабазий произнёс:
— Случалось видеть сон, казавшийся реальностью? Что, если бы ты не смог проснуться? Как бы ты узнал, что такое сон, а что действительность?
-Ты принёс мне красную таблетку, о, как это мило с твоей стороны. Но ведь в фильме была ещё синяя?
— Но мы не в фильме, и ты не Томас Андерсон. На самом деле, две таблетки в фильме, символизирующие выбор между двух бинарных оппозиций, таили в себе ещё два скрытых варианта – можно было съесть обе, или не съесть ни одной. Зная, как ты любишь мешать вещества, я сократил выбор до двух вариантов – ты можешь либо съесть жука, либо не съесть – всё по честному.
Последние слова Сабазий договорил, когда я уже похрустывал жуком. Вкус был приятный, смесь пряности и остроты с нотками земли. Я запил жука ромом, и глянул на часы.
— Посмотрим, насколько глубока кроличья нора… Скоро приход?
— Уже. Осмотрись вокруг.
Во все стороны тянулись бесконечные соты стеллажей с книгами. Мы сидели в двух красных креслах. Он улыбался ассиметричной улыбкой, переплетя пальцы в замок и качая ногой, и явно наслаждался моей реакцией. Я уже набрал воздух в лёгкие для длинной речи, которую я собирался произнести для выражения своего восторга, но Сабазий поднял указательный палец и медленно произнёс:
— А вот теперь тебе придётся сделать выбор, и это будет настоящий выбор, а не как в кино. В этой библиотеке – все книги, которые были и будут написаны, и как тебе известно, Бог прячется в одной из букв одной из книг. Эта библиотека существует вечно. Но находиться в ней можно двумя разными способами. Сейчас вся спиральная библиотека помещается в твоём роге, и находясь в ней, ты концентрируешь своё внимание на частицах, составляющих рог, проецируя себя в это пространство – при этом мир вокруг тебя как бы исчезает, вместе с ним исчезает и его время. В результате, ты здесь один, и у тебя впереди вечность. Однако, зубы мудрости можно применить и по-другому: их можно посеять в почву, где-нибудь например в пустыне, и из них вырастет подземный город – Люциферск. Вся эта библиотека будет расположена на его верхнем ярусе, она будет открыта круглосуточно для всех жителей города. Кроме тебя, в библиотеке появятся миллиарды читателей. Выбудете людьми, хоть и киборгизированными –над вами будет властно время. И ты можешь умереть, так и не дочитав все тексты в библиотеке.
— Но ведь если я не найду бога в одной из букв одной из книг, это может сделать кто-то другой, ведь так?
— Ну да. И больше того скажу, вас там будет несколько миллиардов, и при таком раскладе, шансы на то что это будешь ты, не высоки. Но, есть шанс, что тот, кто найдёт его, выпустит его как джинна из лампы…
— И что тогда?
— А вот ты сам и подумай. Думать можно будет хоть целую вечность, но приняв решение, ты уже не сможешь его отпенить.
— Я понял в чём подвох. Пошли, город возводить.
— И в чём же подвох?
— Вот сделаем город, тогда расскажу.
Мы снова оказались в баре. Допили ром. На красной машине с открытым верхом домчались до пустыни. Зачем-то мы взяли две сапёрные лопатки. Светила луна, Сабазий курил и отмахивался мухобойкой от летучих мышей. Я принял стойку с широко расставленными ногами, и с глубоким выдохом ушёл в наклон, почувствовав как мой рог очень плавно входит в шероховатый песок, тёплый как человеческая кожа.
@@@
Мы с Кейт очень медленно шли по бесконечному коридору из шестиугольников, я по привычке шёл, скользя рукой по корешкам книг, так, будто бы я всё ещё слеп, и ориентируюсь лишь по эху от звука металлического катящегося шарика . Мне нравилась осязаемость этих томов, было что-то невыразимо приятное в их тёплой шероховатости. Бесконечные ряды тянулись во все стороны, кое-где можно было увидеть посетителей, которые ходили среди стеллажей, или восседали в креслах, все кресла – копия тех кресел из «матрицы». Их дыхание, шёпот и шелест страниц заглушали эффект катящегося шарика, но я знал что он здесь, просто его тихий звук скрыт другими тихими звуками, которые бесчисленны, как песчинки.
На самом деле, ячейки не совсем однородны – через каждые 108 ячеек расставлены вешалки для шляп. Возле одной такой вешалки, на которой висел чёрный цилиндр, хозяина которого почему-то нигде не было видно, мы остановились, и она шёпотом спросила:
— И что ты сказал тогда Сабазию? Ну, ты обещал ему, что скажешь, в чём подвох, когда город будет построен.
— Я сказал ему, что мне нужны те, с кем я буду обсуждать свои впечатления от прочитанного. Но на самом деле, я тогда понял кое-что ещё…
-И что же?
— «Богом, прячущимся в одной из букв одной из книг» является всё человечество, которое эту библиотеку и читает, и пишет.
Тут мы увидели Сабазия, он был без очков, с красными белками глаз, бегающих туда-сюда, при этом он был одет во фрак, и вид у него был такой, будто бы он куда-то опаздывает.
-Опа! Моя шляпа! О, и вы здесь, привет! Я в семь вечера в читальном зале читаю лекцию, надо быть при параде. Тема: «Ритуальное использование галлюциногенных насекомых в культурах народов северной Африки», заходите, будет интересно.
Мы быстрым шагом пошли по гулким коридорам, времени было как раз достаточно, чтобы перед началом лекции, мы успели раскурить на троих в библиотечном сортире ядрёный джойнт , забитый крылышками мухи це це.
09 Июл 2019
автор: Семён Петриков (Альмаухль)рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Люди, годы и народы
Убегают навсегда
Как текучая вода
В гибком зеркале природы
Звёзды невод,
Рыбы мы
Боги — призраки у тьмы.
Велимир Хлебников
Волхв Нейрослав сидел в подвале, кутаясь в чёрную козлиную шкуру, накинутую поверх майки Слипкнот и узких чёрных брюк, он что-то паял, я пил из пиалы бурый и пахнущий сырой могилой калмыцкий чай, и наблюдал за безупречным движением времени. Моё чувство реальности происходящего давно отвалилось как отсохшая пуповина. Вкус древней космической пыли других галактик медленно гас на потрескавшихся губах. Бледный цвет лица и чёрные круги под глазами делали его похожим на какого-то праиндоевропейского лича, предтечи Кощея Бессмертного. Землистый вкус чая вязал язык, заплетал ажурные конструкции из слов, чёрными шероховатыми мембранами шелестящих в завитках горького дыма, зеленеющего от призрачного света утренних звёзд. Добро пожаловать в театр абсурда!
Чуть позже, Нейрослав расскажет мнео жизни и обычаях гоблинов, живших на берегах балтийского моря более восьми тысяч лет назад — в местном фольклоре до сих пор сохранились легенды о странном народе, но мы с ним говорили вовсе не о преданиях глубокой старины — сегодня Нейрослав получил допуск к более глубоким слоям Акаши, и нырнул в собственные прошлые жизни, чтобы лучше разобраться в лабиринтах жизни нынешней. Сканируя акашу, он лежал, завернувшись в шкуры, и его ноги иногда конвульсивно вздрагивали, как у лягушки, препарируемой французским учёным-натуралистом Гальвани, в честь которого, кстати, названы гальванические элементы, что создавало у меня впечатление, будто бы Нейрослав гигернулся на отличненько, и переживает сейчас слияние со своей любимой формой жизни — а именно, с радиоэлектроникой. И правда, первое, к чему он потянулся, когда воскрес из Акаш, была паяльная лампа и печатные платы устройства, которое он конструировал — вроде бы, это был шлем, демонстрирующий настроение человека с помощью светодиодных индикаторов — поскорее прильнуть к плоти техногенных богов!
Его радужки из пепельно серых стали малахитовыми, маслянистый взгляд кота в сапогах, блуждающий где-то в карманах и складках реальности, и периодически соскальзывающий в бездну. Руки Нейрослава дрожали, и я не торопился расспрашивать его, что он видел, ожидая, пока он соберёт голограммы своих тонких тел из размётанных по одиннадцати мирам оболочек. Но чай и никотин сделали своё дело, Нейрослав допаял очередной контроллер телепатического шлема и отложил инструменты, озирая пространство в поисках лютни, на которой он обычно упражнялся в искусстве депрессивного постпанка. Он принадлежал к сословию печальных сибирских менестрелей.
Взяв в руки лютню, он извлёк непривычные звуки — в его импровизацию впервые просочились заунывные мотивы народных песен, холодных, как болотный туман в свете гниющих пеньков. Его голос вибрировал как крылья стрекозы, что стряхивает блестящие шарики конденсата туманным утром, укрывшись серым саваном тумана. Нейрослав пел на древнем языке гоблинов, немного похожем на эльфийский язык Лаорис, но с большим количеством согласных и особенно шипящих звуков. Хотя я не понимал языка, я чувствовал настроение песни — невероятная смесь переплетённых в единую ткань горькой тоски и беспощадного, насмешливого сарказма, по непонятной причине вместе порождающих чистую и искреннюю надежду. Надежду на что? Вот он заговоррил:
— Я тут видел такое… В общем, я был царём этих гоблинов, и типа местным Кощеем. Но Кощей, всё-таки может умереть. Иногда даже Кощею всё на свете может настолько настоебать, что он ложится, и достигает абсолютной стабильности. И вот я сдох, и собралась вся моя дружина — гоблинские воеводы-некромаги, слушить трину. Вот только их похоронная песня вся состоит из лютейшего стёба, потому что они поют её в надежде так затроллить мертвеца, что он воскреснет. И то, что я сыграл, и было этой песней.
— Ну ты и соня. Тебя даже вчерашний шторм не разбудил!
— АХАХАХА, ПРNПЛЫЛN! — Нейрослав захохотал над шуткой, которую поймут те, кто плавал на той лодке, так как обычно хохочут над шутками имеющие приколы, не понятные остальным. — Слушай, а… сколько сейчас времени, ты не знаешь? Так, примерно, можешь почувствовать?
Времени до рассвета оказалось ещё часа четыре — на удивление много, учитывая что ночи ещё были короткие. Нам казалось, что мы провели в своих мирах целую вечность — волхв Нейрослав в лабиринтах своей трансперсональной памяти, а я за Великим Мятным Пределом. Мятным я называл его потому, что при пересечении этой пелены, вообще-то скорее мутной чем мятной, всё тело пробирал холодок — как от ментола — только это была мятная жвачка для всего тела и даже для мозга, а не для рта. Сначала начинается подъём ледяной волны по позвоночнику, а потом ты сидишь с замороженой выпрямленной спиной, и падают то ли звёзды, то ли снежинки мыслей, а потом в этой вьюге открывается окно…
— Три часа. Я думал, больше будет — дохуя времени по ощущениям там пробыл.
— И чё видел?
— Ну, знаешь, как обычно. Кавайные осьминожки. Эти морепродукты столь няшные, что их милоту невозможно не только описать, но и даже представить, не рискуя при этом лишиться рассудка от пароксизма умиления, а в водовороте из радужных тентаклей бесконечно фыркает Ковайная Няка, увидев которую лицом к лицу все твои энергетические тела превратятся в радужные мармеладки, а сам ты будешь някать и каваиться до конца своих дней!
Я ужё год или полтора контактировал с осьминожками, видел их радужные тентакли во снах, и это не могло не отразиться на моём облике — на моём балахоне был изображён знак звёздного ключа и фрактальный смайлик со смайликами в глазах, в волосы были вплетены пучки разноцветных нитей, в области аджны была нарисована маленькая спираль — я стремился придать себе сходство с пёстрым разноцветьем осьминожек, для того чтоб поскорее пройти самоинициацию, и раствориться в лучах добра, исходящих от Ковайной Няки. Это духовное достижение примерно тождественно тому, что воены нызывают «Ебануться на отличненько». И сегодня я приблизился к этому вплотную — я чувствовал, что моя человеческая часть стала прозрачной и истончилась, пронизанная радиоактивностью кавая. Я сделал обеими руками знак, означающий дверь.
Я подумал, что раз уж осталось достаточно времени до рассвета, то почему бы нам с волхвом Нейрославом не посетить какой-нибудь мир совместно, пока наши шаманские пропуска ещё действительны. Этот уровень допуска обычно не выдаётся надолго гуманоидным формам жизни, не более чем на 6-12 часов, потому что гуманоиды имеют особенность портиться от слишком длительного пребывыния на этих уровнях. Впрочем, для меня эти пропуска стали уже почти формальностью, потому что моя энергетика была перестроена лучами добра, и сочетание стихий во мне было уже не типичным для гуманоида — я готовился к процессу трансмутации в кавайного элементаля, в ходе которой я окончательно утрачу человеческую форму — и поэтому, я мог задерживаться там на несколько суток, и возвращался всегда в здравом уме и трезвой памяти… Почти.
— Слушай, а у тебя же есть адаптер мозг-мозг? Чё мы по отдельности уходим, если можно вместе уходить?
Адаптер быстро нашёлся, штекеры с сухим хрустом вошли в разъёмы на наших затылках, и мы понеслись по воронковидной сетке, которая вращалась всё быстрее и быстрее — нас должно было выкинуть в общий трип, но тут мой мозг выдал всплывающее окно «Ментальный коннект невозможен, ошибка 333, срочно обновите ваш драйвер!». Я тихо, но многоэтажно проматерился. Надо же, в такой момент драйвера устарели! Сейчас искать диск в этом бардаке… До утра так протусуемся…
Впрочем, какой-то диск, под названием «Мозговой Софт 2018, Надмозгный Подмозг — Всякие Штуки + бонус набор демо версий Демона Максвелла 2.0» — на таком диске могли быть драйвера для моего типа сознаний, и я вставил его в надежде, что они подойдут.
Нейрослав не помнил как эта болванка к нему попала — сначала он сказал, что записал её сам, и это скачано с какого-то пиратского сервера, потом что её принёс кто-то из клиентов его мастерской, но было видно, что он не знает. Обновив мне драйвера, мы из любопытства решили полазить по папкам, посмотреть какие есть приложения для мозгов. В папке «Ментальное порно» нас привлёк файл «Гибкое Зеркало». Мы переглянулись, Нейрослав сказал «поехали!», и я запустил файл, мельком подумав что не бывает порно-роликов с таким расширением, и это, наверное, какая-то игра.
Загрузка дошла до 99%, а потом окно загрузки исчезло. Я подумал сначала, что загрузка прервалась — ничего не происходило, ну, то есть вообще. Пока я не заметил длинную полосу зеркала, примерно 4х1, висящую на стене, с мутными цветами побежалости и волнами искажений. Это было гибкое зеркало — приложение, спроецировавшее себя в виде предмета повседневной реальности, который типа всегда тут был с самого начала в этом подвале. Ага, конечно, и даже воспоминание появилось, о том зачем оно тут висело, и что его использовали для зеркального шоу…
Мы встали, не обратив внимания на то, что устройства нейроинтерфейсов превращаются в веточки и кусочки коры. Не вернёмся, пока не досмотрим то что нам показывают — впрочем мы уже и не помнили о том, что у нас были нейроинтерфейсы, просто к зеркалу подошли, и уверенно его сняли.
Длинная пластина из полимерного материала гнулась и пульсировала в руках — зеркало было действительно очень гибким: его можно было даже свернуть в ленту Мёбиуса — но Нейрослав не дал мне её замкнуть, сказав «Обожди, давай сначала попробуем просто цилиндром скатать». Мы сунули головы с разных сторон в получившийся цилиндр, растягивающий лица в полосы в неясный смазанный фленжер. Мы повалялись немного в цилиндре, потом попробовали свернуть зеркало спиралькой, и, наконец, решили всё же попробовать ленту Мёбиуса.
Первым в перекрученную ленту сунул голову Нейрослав. Он осмотрелся и начал вещать.
— Так… Меня никто не видит, а я всех вижу! Офигеть! Я смотрю в каждую книгу, но всегда вижу лишь фигу. Фигу, чей лист прикрывает познание — я эта фига, и дерево на котором выросла фига, и фиговые листья. Меня схомячили мной же собственноручно слепленные големы, они съели мою плоть, чтобы обрести душу. Ну ты лучше сам посмотри…
С этими словами он надел ленту Мёбиуса из гибкого зеркала мне на голову. Я оказался в лесу. В очень странном лесу…
Деревья росли ровными квадратами, на одинаковом расстоянии друг от друга, мох облазовывал на коре квадратные пятна, похожие на QR-коды. Однако, всё это было настоящим, это не был майнкрафт. Я была девушкой в русском национальном наряде, орнаменты, вышитые золотом на красном сарафане указывали на то, что я как-то связана с метеоритами, из которых выплавляют железо, и нахожусь в дупле прямо на самой середине ствола Мирового Древа, я была изображена в виде стилизованной пиксельной фигуры в рогатом шлеме и дротиками в руках. На голове у меня был кокошник, украшенный крупными опалами и небольшими обсидиановыми зубьями. Под такой кокошник, наверное, неплохо бы было иметь длинную и густую косу, но на моей голове росли только пластинчатые гребни, потому что я была рептилией. Я — Василиса Премудрая, причём «Василиса» происходит от имени «Василиск», собственно поэтому меня так и называют. Да, я обращаю взглядом в камень. Но не на совсем. Это называется кататонический ступор.
Пластинчатыми гребнями я услышала голос Нейрослава, доносившийся как бы изнутри каких-то пещеристых тел:
— Вот, как гоблины хоронили своего бессмертного царя? Они пытались его затроллить, чтобы он воскрес. А теперь подумай, что делают постмодернисты на поминках Бога, которого похоронил модерн? Демонстрируют умопомрачительные непристойности и блевоту, в надежде что Бог воскреснет, чтобы сказать им, что они долбоёбы. Иначе я современные тренды объяснить не могу… И ведь уже всё пропитано этой метаиронией — мне приходится продираться через её слои, чтобы формировать чёткий сигнал, и всё равно я вижу что ты рептилоид в платье русской девицы из народных сказок — вот и думай теперь, реальны мы или мы персонажи чьей-то нелепой шутки?
В этот момент всплыло окно: «Ваш пропуск в иные миры и подпространство продлён на более9000 мигов», и пространство вспенилось как лягушачья икра. В каждой икринке находились альтернативные версии меня и волхва Нейрослава, нити лягушачьей икры опутывали всё пространство — и тут мы увидели Её. Лягушка Бытия висела в вакууме, и пульсировала пурпурно-фиолетовым светом.
— ПРNПЛЫЛN! — сказали мы с Нейрославом одновременно.
Над поверхностью планеты занимался рассвет, но это нам было уже не важно. У нас было много времени впереди — у нас было всё оно.