Гарри Поттер и Философский Пряник
08 Фев 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Всю дорогу в метро, на обратном пути из Храма, мы ехали молча, я разглядывал карту московского метрополитена, висящую прямо напротив меня. Её напоминающая ризому структура будто бы поясняла слова верховного жреца, сравнившего время со срезом мускатного ореха. У нас была с собой трёхлитровая банка солёных огурцов, которую зачем-то дал Константину верховный жрец, как-то странно при этом улыбаясь, будто бы ему только что удалось провернуть какой-то сложный прикол. Я был погружён в глубокую экзистенциальную думу.
Мандала: Сад Расходящихся Тропок. Срез каждого мускатного ореха уникален — по нему можно предсказывать судьбу. Пекучий вкус во рту. Станция: Новогиреево. Мы нашли несколько книг, лежавших у выхода из метро: руководство по хиромантии, руны старшего футарка, альбом с чёрно-белой эротикой. Всё это запихнули в рюкзак. Мы перелезли через забор, чтобы попасть на электричку. Дым мятных сигарет на перроне, багряная капля закатного солнца расплавленным металлом капает в наши мозги со стёкол домов, тополиный пух, запах сухости и пива. Электропоезд Москва-Петушки.
Константин жуёт леденец со вкусом лакрицы, в его зрачках быстро проплывают отражения мира, как тени в платоновской пещере, граффити на бетонных стенах, будто бы лишь отражения какого-то более реального мира, чем наш. На секунду мелькает изображение: мухомор с глазами, и с баллончиком краски в руке, снизу радужнми буквами приписано «Мы раскрасим ваш мир», глаза мухомора выпучены, так же как и у Константина. Мы рассказываем друг другу анекдоты про Пупу и Лупу. Жрём лакричные конфеты, нам весело.
Не помню на какой станции, в вагон зашли двое музыкантов, и пропитыми голосами стали исполнять песни Летова на расстроенной акустической гитаре. Нам не понравилось, и мы пошли в тамбур, чтобы покурить. Сумерки сгущались, напоминая молоко, медленно смешивающееся с чаем. Мы курим и говорим об эзотерическом значении Великой Мандалы Таро — квадрат, в который вписан равнобедренный треугольник, с точкой посередине.
— Французские масоны внесли большую путаницу во всю оккультную систему, причём, путаницу ничем не обоснованную — говорит Константин. — очевидно, что делая Шута 22 арканом, а не нулевым, мы ломаем саму основу структуры всех старших арканов, а значит, и всю метафизику в целом. И их наследники, постмодернисты, ничем не лучше своих предшественников. Вот уже много лет я мечтаю запихнуть постмодернизм обратно в ту задницу, что его породила, и несколько раз его там провернуть.
— Боюсь, что эта задница уже подверглась радикальной деконструкции, распалась на отдельные дискурсы, а её атомы стали соком, текущим в французских виноградниках.
Мы не сразу заметили, что в тамбуре мы были не одни, и наш диалг внимательно слушал вжавшийся в угол заросший мужчина в мятой клетчатой рубашке и хипповых круглых очках. В его неопрятной бороде застряли крошки, всклокоченная чёлка закрывала лоб, зрачки были расширены просто до неприличия. Он курил сигарету через длинный мундштук, манерно оттопырив мизинец. Выпустив струйку дыма, он вальяжно покрутил мундштук, и сказал:
— Тогда, получается, вино у французских постмодернистов скоро польётся прямо из жопы. Что ж, какая религия, таковы и пророки. Но что вы думаете, ребята, о пересечении Бездны? Возможно ли оно, как по вашему?
Мы стали наперебой рассказывать ему, что мы думаем о пересечении Бездны. Я рассказал, как обкурился однажды спайса, и прятался под столом от Хоронзона, кидая в него тапками. Мы поржали. Потом Константин рассказал ему про то, как ему приснился эротический сон, в котором его нежно ласкала суккубиха с крыльями феечки и рогами в виде открывашек, а оказалось, что это были улитки, жившие в его террариуме, которые сбежали ночью, и стали по нему ползать. Ехать сразу стало веселее, мы угарали над разными историями.
— Меня зовут Гарри — сказал заросший очкарик, и закурил ещё одну сигарету. — Я вижу, вам знакомы основы каббалистической философии. Поэтому, я покажу вам одну вещь. Я хранитель этой вещи, и я никому её не показывал уже много лет. На самом деле, все эти постмодернисты, гностики, и вообще всё что можно прочитать в открытых источниках — полное фуфло. Вот вы не смотрите на меня, что я выгляжу как алкаш. Я бухаю, потому что с моими знаниями ничего другого делать не остаётся.
Гарри выдержал длинную драматическую паузу. Пауза несколько затянулась, вероятно, он ждал, что мы спросим, что же он хочет нам показать, но мы не спросили. Тогда Гарик снова пустился в разветвлённую демагогию.
— На самом деле, знание истинной магии всегда зашифровано. Мир общается с вами — послания находятся буквально везде, в номерах домов и машин, в репликах случайных прохожих, в теле и радиопередачах. Важно только раскрыть своё сознание. Я вижу, что я утомил вас, и я всё таки покажу вам…
Он порылся в карманах, и достал оттуда пожелтевший газетный свёрток. Бережно, как древнюю реликвию, развернул, и извлёк на свет божий побелевший от времени, чёрствый тульский пряник.
— Вот! — гордо сказал Гарри. — в этом артефакте закодирована вся западная алхимия, весь гнозис и герметизм вместе взятые. Я расшифровал все знаки на этом рельефе, и я могу сказать, что я владею всем миром (дальше последовал безумный смех).
Мы с Константином внимательно изучили рисунок на прянике. Пряник был большой, и действительно, немножко необычный — по крайней мере, я никогда не видел пряников именно с таким рисунком, хотя орнамент был вобщем-то типичен для тульского пряника. Тульский кремль с бойницами, макушка которого была увенчана чем-то похожим на восьмиконечную звезду, сделанную из молотка, двух штыков и какой-то палочки. На стенах тульского кремля сидели две птицы, одна с нормальной птичьей головой, а другая — с головой женщины в кокошнике и большими грудями. У ворот кремля расположились лев и телёнок, тоже в симметричных позах. Ещё на стенах кремля были вроде бы христианские иконы, но тут уже было сложно сказать, потому что материал пряника осыпался, и было сложно распознать такие мелкие детали. В небе над кремлём почему-то плыл самовар и символ олимпиады из колечек. Вдруг мы заметили, что на самих воротах кремля изображена та самая Великая Мандала Таро — квадрат, равнобедренный треугольник, и точка. Мы поняли, что с пряником и правда не всё так просто. Слово Тула было написано вроде бы обычным шрифтом, и не вызывало подозрений… Однако, мы задумались. Ещё больше задумчивости внесли элементы орнамента, которые Константин опознал, как кресты Мары. Похоже было, что кто-то замаскировал оккультное изображение под обычный тульский пряник.
Мы вопросительно посмотрели на Гарри, который прикуривал третью сигарету, и хитро смотрел на нас сквозь блестящие стёклышки очков. В недрах его бороды блуждала усмешка.
— Вам, должно быть, интересно, как этот артефакт мне достался. На самом деле, я этого не помню. Помню, что я проснулся в Москве, в одном эзотерическом кружке, с дичайшего бодуна, и моя рука сжимала вот этот вот пряник. Вся реальность вокруг ебалась и рябила, и единственное, что я разобрал тогда на этом прянике — слово «Тула». А в Туле жил кто? Правильно, в туле жил Левша. И почему-то мне захотелось прочитать слово «Тула» справа налево. Видимо, ассоциация с Левшой сыграла. И получилось слово Алут. Похмелье сразу как рукой сняло — я понял, что мне случайно достался очень важный ключ. Алут. Алут. Алут. Я повторял это слово, и мне казалось, что оно вбирает в себя всего меня, всё, что меня окружает, всё. У нас там был один старый мистик, каббалист ещё советской закалки, его звали Лев. Я тогда пришёл ко Льву, и спрашиваю его, «что такое Алут?». Он залез в какие-то книги, очень долго их листал, а потом смотрит на меня таким пронзительным взглядом и говорит «А почему Ви спгашиваете?» — тут мне стало страшно и я убежал. Потом я уже сам стал вычислять значение этого слова, Алут — записывается на иврите אלוט, Алеф, Ламед, Вав, Тет, и означает «много». А гематрическое значение, выводимое из этого слова, равно единице. Вот и получается — Алут это многое в одном и одно во многом. Интересно? — Гарри выжидающе на нас посмотрел. Константин спросил его, что это за Лев, и что с ним было дальше, но Гарри не знал, и продолжил свою историю.
— Вобщем, я расшифровал значение этого сочетания из четырёх букв, и понеслось. Алеф — это Телец, а ярчайшая звезда в созвездии Тельца это Альдебаран. Я увидел быка, который тащит за собой плуг, распахивающий реальность. Соединение высшего мира и низшего. Ламед — стрекало, которым погоняют быков. Знание, спустившееся в мозг Адама, и через мозг — в его сердце, когда Адам познал Еву. Вав — это глаз Тельца, свет, исходящий из будущего в прошлое, тахионные потоки творения, что соединяют все 22 буквы, обращая будущее в настоящее, внутренняя и внешняя силы Тельца, участвующие в потоках творения. Тет — это змей с головой льва, сокрытие добра, сосуд, наполненный до краёв, это крыша мудрости над головой Змея. Когда я понял это, я увидел так же, что звери, изображённые на прянике — это тетраморф из книги пророка Иезекиля, высший чин ангельской иерархии, имена которых пришли из Вавилона. Бык был воплощением бога Мардука, лев — Нергала, орёл — Нинурта, а человек — Набу. Медитируя на пряник, я вступил в контакт с этими богами, и тогда они указали мне на колонны тульского кремля, которых 11 с каждой стороны, то есть, в общей сложности, 22. Между ними стали появляться изображения, разбивающиеся на пары, каждая из этих пар испускала луч, и этот луч творил реальность — я увидел, как цикл замыкается, и наша Вселенная становится точкой… Бесчисленные эоны пролетели перед моим разумом, я расширился чрезвычайно, и вошёл в Свет, которому нет названия…
— Хорошо, а что ты там говорил о том, что ты владеешь миром? Как это понимать? — спросил я.
— Я научился летать. Я мог видеть будущее и прошлое. Превращать металлы. Вобщем, весь набор этих дурацких сиддхов. Пару лет было прикольно, но потом я наигрался. Понимаете, всё это — не настоящее.
— Покажи что-нибудь — попросил Константин, явно настроенный очень скептично.
— Я знал, что вы не поверите — усмехнулся Гарри — сами попросили. С этими словами, он взмахнул мундштуком, как волшебной палочкой, глаза его подёрнулись поволокой, он начал бормотать что-то, и вдруг смачно рыгнул. Мы захихикали. И из его рта вылетела муха. Потом ещё одна. Потом ещё несколько. Гарри стоял, тело его сотрясали оргазмические конвульсии, а изо рта чёрной плотной струёй летели мухи. Тамбур наполнился жужжанием. Вскоре вместе с мухами стали вылетать ещё и скарабеи, шершни и саранча, потом по щекам Гарри поползли огромные, в локоть длинной, сколопенры, везде слышался громкий скрежет хитина, насекомые пищали, жуки бились об стекло, изо рта гарри полезло что-то совсем инфернальное, какая-то членистоногая срань с огромными жвалами, которой нет названия, воздух наполнился запахом серы и аммиака. Мы с Константином, прожжённые психонавты, употреблявшие доб и сальвию вместо утреннего кофе, были малость удивлены. Может быть, даже не малость. Внезапно, все насекомые исчезли.
— Ну, хватит с вас. — сказал Гарри, и подмигнул.
Где-то полминуты мы ехали молча и курили. Потом Константин, будто бы собиравший всё это время в своей голове некую конструкцию, наконец заговорил.
— А если ты всё можешь, то почему ты до сих пор не захватил этот мир? Бессмертие, сказочное богатство, всё что только пожелаешь. Если у тебя нет личных желаний — пожелай мира во всём мире, коммунизма и изобрести лекарство от всех болезней, а?
— Понимаете, ребята… Как бы вам сказать… Обладание этим знанием имеет один побочный эффект. Вот ты весь такой гуманист, говоришь, мир во всём мире, коммунизм, лекарство от всех болезней. Только весь этот ваш гуманизм — это херня на постном масле. Вот когда ты смотришь мультик «Ну, погоди» — тебя разве как-то трогают страдания нарисованного волка, который голоден, и никак не может поймать зайца? Ты ведь понимаешь, что его голод — такой же нарисованный, как и он сам, что весь его мир — это иллюзия, и единственный способ его иллюзорные страдания прекратить — выдернуть штепсель из розетки, и выключить телевизор. Я ничего для этого вашего так называемого мира не хочу, потому что ваш мир — глюк, иллюзия. И для себя ничего не хочу, впрочем, тоже. Разве что, бухнуть. Будете три семёрки? — с этими словами Гарри достал бутылку портвейна, ловким движением фокусника вытащил пробку, сделал несколько глотков, и передал нам.
Прихлёбывая кислую жижу, мы с Константином переглянулись. И оба подумали об одном и том же — Гарри ни слова не сказал о мандале Таро. Может быть, он о ней ничего и не знал. Отхлебнув пойла, Константин попросил Гарри снова достать пряник.
— Вобщем, мужик, смотри — это не весь этот мир хуйня, это твои знания о мире хуйня, если ты такой простой вещи не понял. Видишь точку в треугольнике? Да? Так вот, эта точка — Ты. А треугольник — это остальные 22 буквы алфавита, которые вокруг тебя вертятся, как угорелые, и создают помехи. Так вот, мужик, ты никогда не увидишь истинной реальности, пока ты этот свой пряник не съешь! Понял?
Гарри будто бы подавился услышанным. Его лицо побелело, хмельной румянец приобрёл трупную синеву, пальцы, сжимающие бесценный пряник, задрожали. «Нет» — сдавленно пробормотал он. Было видно, как в его глазах танцуют иероглифы и строчки программного кода. «Нет.» — одними губами повторил он.
Константин грозно взглянул в его глаза, и положил руку на плечо Гарри, от чего его словно пронзило молнией, и он как-то уменьшился.
— Гарри, включайся! Мы посланы тебе, посланы силой, что послала тебе этот пряник, чтобы помочь его расшифровать. Квадрат — это внешний слой мудрости, ты разгадал его. Всё правильно,ты молодец — расшифровал тетраграмматон, увидел структуру Бога, и познал его. Но теперь тебе нужно двигаться глубже. Ты же сам говорил про пересечение Бездны — я предлагаю тебе путь. Считай, что меня послал к тебе на помощь Господь — тот самый, который один, и которого много. И мы очень ждём тебя в настоящем, божественном мире…
Константин долго и пронзительно смотрел Гарри в глаза. Тот съёжился и посерел, всё тело его дрожало мелкой дрожью. Он бормотал что-то, из его слов я разобрал «годы впустую… божественное откровение… глупость… вавилонская башня… хаос…». Казалось, Гарри находится на грани острого психоза.
— Только тебе решать, есть или не есть пряник… — смягчившись, сказал Константин.
Гарри, как сомнамбула, поднёс пряник к губам. Прошептав что-то, он сдул с него пыль старины, и вонзил в него свои зубы. Ничего не происходило. Пряник был жёсткий и не поддавался. Гарри сжал челюсти, и с хрустом откусил кусок. Запил портвейном, прожевал. Потом ещё и ещё. Он опустился на пол, как марионетка, которой обрезали ниточки. Но его организм будто сам продолжал есть пряник, и пить дешёвый портвейн. Наконец, пряник был полностью съеден, а портвейн полностью выпит.
— Спасибо, ребята, что бы я без вас делал. Сейчас ваша остановка, вы идите, а я дальше поеду. — лицо Гарри будто бы просветлело, и он наполнился изнутри некоей субстанцией, которой было трудно подобрать определение, но хотелось назвать её «благодать». Он был совершенно трезв, и при этом весел.
— Петушки конечная. Пойдём с нами, купим вина, и будем говорить про каббалу. — я протянул Гарику руку, но он махнул и покачал головой.
— Кому конечная, а кому — бесконечная. Я домой еду. С богом, пацаны!
Мы вышли. Купили ещё вина у продавщицы Любавы, которая продавала после десяти. Вино Изабелла в коробках, по 99 рублей. Сели на лавочку, потому что домой идти не хотелось. Пели сверчки, подмосковная летняя ночь дышала теплом и свободой.
Константин достал банку огурцов, отвернул крышку, и протянул мне один.
— Ты знаешь, что это за огурцы?
— Нет. Тебе их дал Мастер Храма — он их сам закатывает?
— Да. Это Огурцы Света. Съев один огурец, можно перенестись в любое место во Вселенной, даже если его нет и не может быть.
— Прикольно, а давай посмотрим, что случилось с Гарри, куда он там приехал.
— Давай. Только, сделайся невидимым, и веди себя тихо — он нас заметить не должен.
Мы съели по огурцу, выпили немножко огуречного рассола, и запили Изабеллой. Луна улыбнулась нам, и превратилась в спираль. Я накиул свой аура-плащ, и перещёл в невидимый режим. Мы вышли через эфирный шлюз, как пятна бесформенного и неструктурированного ничто.
Гарри, совсем юный, в чистой рубашке и без бороды, лежал на полу в каком-то зале со сводчатыми потолками. Очки были при нём. Он медленно открыл глаза, пошевелил руками и головой, и увидел Гермиону, которая уже проснулась, и сидела, глядя в окно на полную луну. Близнецы ещё не пробудились, Хагрид громко храпел. Чёрная свеча догорела до основания.
— Ух, ну и трип. Гермиона, что это за был препарат?
— «Москва-Петушки», эссенция русской каббалы. Норм торкнуло? — Гермиона засмеялась, как безумный суккуб, и посмотрела на Гарри.
— Ништяк, но в следующий раз надо дозу взять раза в четыре поменьше, ато сторчимся, как профессор Дамблдор, кудябликов ловить начнём.
— Не бойся, у меня всё чётко, как в аптеке — щас эти двое проснутся, а жиртрест ещё через полчаса, я ему 1200 милиграмм вкатала, чтобы уж наверняка.
— 1200… Жёстко… Это же получается 250 лет русской оккультной философии, с полным погружением… За что ты его так?
— Да он сам, блин, вечно на недодоз жалуется. Флакончик с «Эпосом о Гильгамеше» аж досуха вылизал — у него уже метаболизм изменён, он без такого жить не может.
— Ну ладно… Блин, а это что за фигня?
Гарри Поттер поправил мантию, из его кармана выпал чёрствый надкусанный тульский пряник, и гулко ударился о каменный пол.