Озеро мудреца

Растекшиеся звуки
По лицу,
Стершемуся
С лица Земли.

Изношенные руки
К мудрецу
В воздухе
Ношей повисли.

Несыгранные ноты
По словам,
По чьим-то играм,
Безусловно…

Неслыханная кротость
Мудреца
Без слуха, не пролившего
На озеро ни слова…

Тремоло — озноб,
Телостроение залившее…

Настроенные стены
На лоб,
Бьющийся
С утроенной силой…

Впечатывание тени
Облика
В печаль стены-скалы —
Лика Бога…

Оставшееся с облаком
Из пыли
Станет былью,
Строкой.

Написанные около,
Временем
Стертые
Смыслы и покой.

Исчезнувшее озеро
Молчания — мудрости.
Теперь каждому велено говорить.

Обрубленная статуя
Разрушенных стен крепости.
Теперь каждому велено творить.

Синантропный стих

Муха ползёт по стене
Вполне себе вертикально,
А гений лежит на софе,
Понятно — горизонтально.

Муха не знает бедняжка,
Что называется мухой,
Зато она вовсе не врёт
И, кстати, не ходит под мухой.

Муха, твердят, примитив,
Ей понятье коллапс не знакомо.
Сосед мой не знает его,
Однако он sapiens homo.

Муха гонима людьми.
Я бы памятник ей изваял:
Ты крылатый, на фоне дерьма,
Непорочности идеал.

90 миллионов лье от Земли

Простой марсианин Сатурнов
Взорит космической мгле,
Давно он терзаем вопросом —
Есть ли жизнь на Земле?

Коллеги в виске крутят пальцы,
Твердят: «Не от марса сего!
Какая там жизнь на Земле-то,
Земли нет — один H2O!»

Бредёт марсианин Сатурнов
В сопровождении дум:
«Как там живут землянята?
Здоровы, едят ли лукум?»

На Маринера Долине
Он мыслью настигнут опять:
«А знают там, что может статься,
Коль воду со спиртом смешать?»

Когда в небе Фобос и Деймос
Друг друга незримо влекут,
Выходит Сатурнов из дома,
Про сон позабыв и уют.

Он верит, что в миг этот самый
С Земли кто-то выслал сигнал,
И он, улыбаясь как другу,
Рукой восмипалой махал.

вот, что при этом говорил Сатурнов:

«На Марсе у нас поговорка,
Что с другом легко и в землянке.
Лети! Буду рад вам, землянин,
А ещё больше — землянке!»

217 букв, составленных особым способом

Не мудрено куда указывает флюгер —
У меланхолии поветрие одно:
Во сне ко мне приходит Фредди Крюгер,
Нет в сновидениях моих Мерлин Монро.

И Дьявол водку в воду превращает —
Стаканы больше смыслом не полны,
А ночи фокусник привычно извлекает
Из шляпы неба кролика Луны.

Элефантиада

Нет, я слона понять готов,
Его обиды хлещет плеть –
Толпа зевак не на слонов,
На мамонта пришли глазеть!

«А чем я хуже: я красив,
Умом я наделён,
Не то, что этот примитив,
Во льдах, что был найдён.

Мохнат, доисторичен он,
Пещерный кругозор!
Я а – половозрелый слон.
Нас сравнивать позор!

Какой у мамонта талант?
Модель для скал палеолита.
А вот вам гордый элефант –
Ох, слава Гераклеи не забыта!

Но, впрочем, профиль-то родной,
Красива бивней полупараллель…
О, мастодонта хобот, что со мной –
Да вы пра – пра – мадемуазель!

Pardon, я вами поражён.
Ваш мех не в силах скрыть либидо.
Je me presente Месье Слон…
А вы не против скрещиванья вида!»

Первый доисторический поэт

Опять завтра будет охота,
А так на неё не охота.

Смотри, как шкура мамонта толста,
Я проношу её, ну, лет до ста.

В глазах твоих жар радости возник,
Когда дарил я тигра саблезубый клык.

Мистификация какая-то!

Я, как обычно, вылез покурить.
На небе карта вышла чёрной масти.
Вдруг дьявол предо мной возник
И скромно так промямлил: «Здрасьте!»

И я в ответ ему кивнул.
Он подходил в плаще, как из гранита.
Я крикнул: «Осторожно, лужа там!»
А он: «Не бойтесь у меня копыта.»

«Я, извиняюсь, к вам по делу»,-говорит.
Я отвечаю: «Чем могу помочь?»
В глазах его блуждала вечность: «Посмотрите,
Как удивительно спокойна ночь!

Тут у меня депеша, не могли вы
Её на небе кой-кому отдать?»
«Да я покамест и не собирался…»
«Не к спеху, право – я привыкши ждать!

Мне очень нужно, чтоб туда попало
Моё письмо…А сам я не могу!
Я в оппозиции немного, вы поймите…»
В ответ я промычал ему: «Угу!»

Он протянул закрытое в конверте
Томленье древнее души его.
Письмо запахло серой: «Извините,
Специфика» «Конечно…ничего!»

«Ну, мне пора – работа, график строгий», —
Сказал он, шляпу на рога надев.
Он удалился. А в колоде неба
Всё также к пики лезла карта треф.

Зеркальная октава

Я Вас совсем немного ненавижу.
Я Вас чуть – чуть желаю погубить.
В горах слегка я подпилю Вам лыжу,
В оттяжках срежу Вам одну-другую нить.
Чтоб постепенно развивать в Вас грыжу,
Успел я гири в ридикюль Вам подложить.
И в зоосаде пред голодным гавиалом,
Толкну неловко, притворясь усталым…
Эриний шёпот не даёт мне позабыть,
Как дону Вито улыбались Вы бесстыже.
И вот, лукаво проявляя прыть,
Прошу на край балкона выйти ближе…
Я Вас чуть – чуть желаю погубить.
Я Вас совсем немного ненавижу.

Чайки

крики чаек над водой
скоро лето
перебитый солнечный таз
брызги света

крики чаек над синей рекой —
души мертвых косматых поэтов
я люблю проходя по мосту
стрелять по вам из винтовки

криворотые наглые дети
симулянты чудес
проходимцы
пришло ваше время!

заряжать шприцы кетамином
делать мумии из брезента
устраивать подвальные сейшены
неожиданные путешествия
философские семинары
за бутылкой портвейна
теплый ветер — в лицо

работа без сна
руки в мазолях
девственные города
и села, южные страны
куда мы доберемся
только зачем эти южные страны
новорожденные на кухнях
ядреная вонь тратуаров
нарастающий гул
наступление
невиданных армий

это будет как последний поход
налегке на край света
как ирландская республиканская армия
вышедшая из подполья
как вздернутый на суку достоевский
поножовщина
в пьяном угаре

задыхающиеся голоса на заборе
звонкий пепел
в кормушках весны

и глотая ошпаренным ртом
зараженный радием воздух
протяни мне навстречу руку
я сожгу твой белый
нерожденный мир

Дождь

когда сердце ночи жирное
в болоте желудка тонет
не успев об ноги разбиться
вдребезги
в глаз черничный
пророет

отверстие, что
как рана
как воздух
как дождевая вода

манит червя наружу
испуская стоны
и звуки
из ниоткуда в куда
в первоначальный ужас

в земле фиолетовой
червь светится
как фараон
…молчание..

и темень космоса мечется
исполосывавая мироздание
светом
формой
дождем
издевательски
сексуальным
подставляя вместо слова вагина
пролом

и снова
рвется
как воздух
как рана
как отчаинье

изгибая тело
в угоду холодных линий
прикоснется исподтишка
ядовитые губы
сдвинув
осень

и тишина
шаги
раздавленный червь

Парад

парад планет
на пустом подоконнике
цветы без горшков
и названий

горящие небеса
и предметы

гречневый чай
в комнате ужасов
в пустыне
возле огненного куста

ледяные деревья
полные космоса
тропинка
цветущая в тишине

апельсиновый христос
в окружении звезд и зверей
у таинственного родника

Лань

забытая мелодия
на автобусной остановке
и белый пепел
летящий с трупов деревьев
заметают следы
все следы и все тайны
танцующие в темноте

возьми мою руку
и мы умрем
прямо сейчас
пока не стихла мелодия
на автобусной остановке

пока не потухла
твоя сигарета
твоя бешеная улыбка

закружившая мир
в фиолетовые расщелины
грандиозные ямы
изрыгающие
свет

на лесных тропах
ледяные ветра
гладят волосы
лани

ее шкура — огонь
превращающий краски севера
в обугленные пузыри

ты чувствуешь это?
нет ничего лучше
запаха напалма
с утра, сынок

Линия

край рая разрезан
и ты не знаешь
что корабли уплывают вдаль
на изумрудных газонах оставляя
завихрения впадин

и шелест

бесплотных лилий
пока твое тело гниет
без всяких признаков химии
вдыхая камни
оранжевых жабросмешений
океанодым
обнажает
бесполый обман повсюду
остроконечные сумерки
без всякого намека на воду
и на что-то иное
кроме кровоточащей чешуи
со лба
и ничего этого нет

брось сигарету в сверкающий
кафель мира
и помни что
objects in mirror are closer
than they appear

Любовь на скотобойне

сапфиры мяса
изюмины слез
крюкопродетый христос
офелия в ливере
сытые сны
искусанный мозг

любовь на скотобойне!

под солнцем из стали
суставы дрожат
вскипает звериный крик
но ребенок хочет
сосисок пожрать
не прекращай маховик

любовь на скотобойне!

она говорит что любит тебя
шипит что хочет детей
проткни ей глаза
вырви суке печень
изнасилуй ее
сожри ее клитор
сожри ее всю
покажи ей

любовь на скотобойне!
любовь на скотобойне!
любовь на скотобойне!

Космонавт

когда космонавт
мчится в лифте
прямиком на девятый этаж
его душа легкая как облако
испаряется
вместе с дымом сигареты
которую моет ветер
которую ласкают губы

притворяясь хищной собакой
из чьей зловонной пасти
вытекает река
забвения

по прозрачным равнинам осени
текущая вспять

в сторону севера
и горящих могил

туда, где харкающая кровью луна
хочет придавить космонавта
студеной глыбой
сиреневого тумана

в ненаступившем утре
возле карликового дерева
на безымянной зведе

космонавт потирая руки
поеживаясь
созерцая тысячи таких же как он
безымянных звезд
закурит новую сигарету

и проглотив весь космос
упадет в обьятия
смерти
а потом еще дальше
и еще

в голубую бездну
в разверзшийся рот
в неподвижность трамвая
где угрюмые дворники
изучают фактуру ночи

и станет
красным цветком
под снегом

Потолок

потолок осыпался
лепестками мака
мы спускаем наркотики в унитаз
и выходим на улицуи белая собака
и светлая тушь улиц
и восторженный листопад
и авторучка

и шершавый старик
на скамейке
и ураган
и шепот
и рыжая бурлящая канитель
и мой прекрасный кот
считающий птиц на балконе
превращаются в осень

и твои лживые слова
и мягкие волосы
и сигареты
и новый лист календаря
и все что есть еще
такого огромного
кислого
сладкого
и синего
превращается в осень
все превращается в осень

Тишина

души мертвых прорасли сквозь меня
сквозь зеленую тину
сквозь потонувший пруд

души мертвых прорасли сквозь меня
через сладкий ультрамарин
через пустые улицы

посмотрели
глазами бродячей собаки
погнались за мной
огибая железнодорожную колею

и я пил их
как чай с молоком
я их пел
как орфей радиоволны

миллионы сожженных узников
радостно отдавали сердца
чтобы быть охапками листьев
желтых и красных
чтобы взрывая
белизну птичьего крика
быть стонами осени
в потаенном углу

где маленький мальчик
кормит уток
из пустоты

и когда я выдохся и убежал
настала
ОСЛЕПИТЕЛЬНАЯ ТИШИНА

Звезды

Звезды останутся здесь
в небе новой России
им приказали гореть
наши друзья фронтовые

обычные пацаны из Питера и Донецка,
которые не за рубли —
по зову своего сердца

с пулей во лбу засыпают
в лесу, у теплой реки
и защищают нас,
которые за рубли

за компьютерами, в постели
в кафе, в какой-то свинской
самоуверенности,
вилочкой ковыряют новости
очередной недели

а звезды это ведь не просто огни
в далеком бездушном небе
это выпавшие мозги
из черепов человеков

рука, сломанная в трех местах
канонада вместо будильника
дети сожженные Градом,
спрятавшиеся за холодильником

и кажется, что что-то должно измениться
и уже точно изменится
вот только еще чуть-чуть
только бы лучше прицелиться

и чтобы наверняка
души горели синим
звезды останутся здесь
в небе новой России

Из луганского блокнота

Пять утра, памятник Ворошилову
шампанское. Девочка, как тебя зовут?
не знаешь? какая и вправду разница.

До войны еще пять минут
ветер гудит над полем
пахнет свежим говном
сигаретами и алкоголем

А у вас здесь классно..
эй, куда-ты запрыгала, рьяная!
посидим еще пять минут
Ты же еще совсем пьяная

А знаешь, зачем нам трезветь?
скамейка от росы мокрая
небо начинает светлеть
и погода такая теплая

Революция

революция — мы дети
мы смотрим в твои пустые глаза
там где кончается я
и начинается не я

я иду искать
по твоим прошлогодним следам
что пахнут корыстью и смертью

осенью и обрывками неба
того самого, под которым
мы держались за руку

пока ты не утратила своего
млечного очарования

то есть не стала блядью
истеричной либеральной
кокеткой скучной
как петербургская слякоть

я конечно же знал, что ты дура
и дашь первому встречному студенту
на ресницах которого ты увидишь цветы

да, какие к черту студенты! ты давала банкиру,
матросу, гопнику и фсбешнику, изменявшему с
тобой жене, продавцу металлолома,
возомнившего себя патрицием
сперма выливалалсь у тебя из под юбки
и твой нежный запах превратился в слова, которые
воняли всякой попсовой хуйней

нет уж! лучше бродить одному по парку
с бутылкой водки
слушать ночные огни и музыку

революция — мы дети
мы смотрим в твои пустые глаза
слушаем музыку грез

и снег, что скрипит под ногами
говорит мне, что я живой
что я, как в детстве, иду тропой мертвых
на поиски пестрого мая
революции и повсюду
стучат барабаны
негры танцуют на палубе, захваченного корабля
легкий запах гашиша поднимается ввысь
сквозь руки деревьев

и этот дуб на краю вселенной
то есть в конце аллеи
становится голубым

но его больше нет
на месте дубка — ресторан
там танцуют менеджеры и студентки                                                                                                                        все эти лживые суки                                                                                                                                                  опора устойчивого экономического развития
воняет жаренным мясом
воняет сыростью и людьми

которые не могут тебя увидеть и не знают, что
КОКТЕЙЛЬ МОЛОТОВА — ЛУЧШЕЕ ЛЕКАРСТВО ОТ ФИЛОСОФИИ