Мотыльку

Молю: отлети. И друзей выбирай с оглядкой.
Ты, вижу, приятель, на жар да сиянье падкий:
смотри – видишь пепел? Остался от ваших братьев.
Хотели дружить, ну и сгинули с пёстрым платьем.
Пожрал не со зла их (такой темперамент пылкий);
как люди едят бифштекс, но без ножа и вилки.
Крылышки хрупкие, и, верно, блестят на солнце…
Лети-ка, исследуй цветы, фонари, оконца.
Не жалко себя? Ну, а я тебя пожалею:
с костром побрататься – такая себе идея.
Я, знаешь, с топливом тише не стану да глуше.
Путь пламени – прямолинейно-жесток. Послушай!
Здесь «да» или «нет». Огонь – категоричность знаков.
Я множествен? Чушь! Мой танец – всегда одинаков.
Довольствуйся малым! Приручен огонь камина,
в печи, и на факелах, маленький – свет лучины…
Ты слышал от искры, как страшен огонь на воле.
Зачем же несёшься в пожар… и кричишь от боли…

Это весна

Мудрые звёзды становятся ярче.
Каждой сестре незажжённой
Со стылой зари говорят – зажгись!
Они считают – пора.
Вот и весна зажглась.

Одинокий Охотник * всё целит в горах своих неизвестных животных,
пряный ветер рвёт душу, сбегая с холмов диким волком с колючками в тёплой шкуре,
беспокойно синеет волчья нора.

Цветы! – не притворщики, не из снега,
а всамделишные сай‐ити **,
хрупкие, сами, как снег, холодны,
но смелее и значительно ярче,
да и в шкуре у волка поменьше колючек,
тот, далёкий и золотой волк, его лечит и греет.

Подземные хорре *** зевают на блики юных травинок,
принюхиваются к обоим волкам,
почёсывают в головах серебряными
перьями для письма
и говорят: нет, уже точно, нет, несомненно, – это весна!

* Охотник (Небесный Охотник) – созвездие Мэлло Алтаир. Аналог Ориона.
** Сай‐ити – крокусы.
*** Хорре – мелкий подземный народец.

Одинокая наша звезда

Посвящается Кайо

Кто пускался в дорогу с закатом сердец,
Тот запомни, что это ещё не конец,
Многоснежной пургою надвинется лес,
Но над лесом – ты, наша звезда.

Самый трудный наш путь – он ещё впереди,
И по снегу всю ночь нам идти и идти.
Ты свети нам немного, неярко свети,
Одинокая наша звезда.

Мы одни, как и ты, мы рассеяны в мир,
Словно отзвуки древних серебряных лир,
Нас возможно услышать лишь светом твоим,
Изумрудная наша звезда.

Одиноким другим ты в беде помоги,
Пусть шаги по-над пропастью будут легки.
Проводи, помири и от зла защити,
Драгоценная наша звезда.

Чёрные гусли

Если бы мог я на гуслях, где девять струн,
Стать им десятой сестрой и помощницей,
С ними звучал бы, звенел в унисон бы им,
А языком бы и слова не вымолвил,
Право, так стало бы лучше: другой певец
Песни бы складывал, перед собой кладя
Чёрные гусли: плакать – не высказать.

Травы лесов, ниэниллэ * жемчужины!
Было привольно средь вас можжевельнику.
Радостно пелось соцветиям севера,
Радостно сердцу дышалось и думалось.
Алый туман всё покрыл, словно в Гэлломэ.
Что же молчите, ответы хороните,
Чёрные гусли песен не сбывшихся?

Век бы не помнить, другой не обдумывать,
День всё вздыхаю, и в сумерках жалуюсь.
Ночь не утешит, заря не даст средства мне.
Вечно не сетовать, — плачь, выговаривай,
Травы и слёзы в свой час станут музыкой,
Всё перетерпят, прослушают, вызвучат
Чёрные гусли – скорбь дорассветная.

* ниэниллэ – белые, молочного оттенка ягоды, с чуть просвечивающей тонкой кожицей и слабо выраженным сладко-кисловатым вкусом. Стелющийся древообразный кустарник с тёмной корой и небольшими каплевидными тёмно-зелёными листьями. В этом мире аналогов нет. Эндемик Северного Белерианда. (По Ортхэннеру)

Поворот на юг

Посвящается Этлэрто

Уводит дорога по искрам янтарным,
на юг поворот – как прощальный кивок.
За всё мы останемся здесь благодарны,
и тем, кто осилил, и тем, кто не смог.

На юг поворот, как полуденным птицам,
в почти безнадёжной осенней мольбе,
и только успеть бы с лесами проститься,
и только оставить бы сердце себе.

Прекрасная, страшная к солнцу дорога,
ты нас на ветрах укачай не спеша,
в них крылья очертятся нежно и строго,
и новая будет у птицы душа.

Семь царевен у мёртвой воды

Есть забытая всем средь земель одна:
пепел, холод и волчья луна,
там в плену всё глядятся сквозь дым
семь царевен у мёртвой воды.

Осушили давно они слёзы все, –
нечем плакать застывшей красе, –
нет, не помнят родные следы
семь царевен у мёртвой воды.

Тёплый ветер раз в год тронет пряди им,
и туман чуть покроет исчадие –
и тогда оживают черты
тех царевен у мёртвой воды.

И тогда светлый сон им встречается:
так бывает порой, так случается.
И мечтают спастись от беды
семь царевен у мёртвой воды.

А всего-то поднять бы им головы,
не смотреть бы на то, чем прикованы, –
промолчат, ибо слишком горды
семь царевен у мёртвой воды.

Ты туда не глядись, и не вздумай:
станешь с ними – восьмой – и безумной.

Впрочем, близко
земля та,
и дым,
и царевны у мёртвой воды.

Музыка

Сквозь дымку иллюзий
звук вёл пианист,
этюд был чуть грустен,
негромко-лучист.

Иллюзия – это,
пожалуй, когда
ты пишешь куплеты
свои – навсегда.

Иллюзия звука –
две встречи в былом.
Молчанье – наука
не грезящих сном.

Иллюзия света –
на мраморе блик:
над смертью поэта
хохочет старик.

Иллюзия счастья –
спектр жёлтых дриад:
как мог не попасть я
на их маскарад?

Иллюзия стёрта.
И бел смятый лист.
И тихо с аккорда
снял кисть пианист.

Ненастоящий певец

Был однажды в мире певец. Песни он сочинял непростые: каждая имела свой цвет. Но не как один из семи цветов радуги, а со множеством оттенков и переливов. Словно из сказки или легенды они звучали, и не было похожих на них.

А встречались среди этих песен и такие, что могли каждый раз слышаться по-другому, совершенно меняя и оттенок, и цвет.

Каждую из песен нужно было разгадывать, как загадку, чтобы понять что-то очень важное в своей жизни.

Люди слушали певца и старались уловить цвет мелодии и смысл слов, и благодаря его необычному дару находили сокровенное в своих сердцах, то, что когда-то потеряли, но теперь вспомнили вновь. Сердца их теплели и заново учились радоваться, а глаза начинали видеть то, чего раньше увидеть не могли или не умели.

Но в конце концов людей слишком уязвила правда, заключённая в песнях певца, и они не захотели, чтобы он продолжал причинять страшную боль самым тайным струнам их душ. Люди не хотели понять, что исцеление души может нести в себе не только сладость, но и горечь. Они стали бояться его песен.

А он не умел петь иначе.

Тогда люди сказали: «Ты нарочно заставляешь нас страдать! И ты обманываешь нас, цвета в твоих песнях не настоящие. Уходи!»

И певец действительно ушёл. Он сочинял сказочные песни, потому что сам был персонажем сказки. Он перевернул страницу – и исчез в своей книге.

Вернётся ли? Этого никто не знает.

Прибалтийская сказка Сольвейг

Сменяется лист из пергамента кожей,
Запиской в бутылке, кривыми стихами,
Легенда живёт, если это возможно,
А не о чем петь – приплывайте-ка сами.

Вот было, созвал всех магистр в путь далёкий,
А если получится – в небо, за звёзды.
Ты что там читаешь? Учебник закрой-ка,
Он наше не знает – а было всё просто.

Они собирались вот в этом заливе,
Их флот – древесины невиданно твёрдой,
Они – в белых коттах, все статны, красивы, –
Храбрейшего клана, высокого рода.

«Теперь над упущенным, слышно, смеются,
Что ж, смех надувает нам парус в путь дальний!
Здесь струны морские, они не порвутся,
Лишь сменят напевы да станут печальней.

Янтарь проложил нам чудесные тропы:
Свет моря огромен, и есть курс созвездий,
Не нужно здесь суши, поэтому, чтобы
Вернуться назад, остаёшься на месте».

Случилось – суда разминулись на море,
Быть может, туман или фата-моргана,
Но только все сгинули рыцари вскоре –
Высокого рода, храбрейшего клана.

Сейчас и помимо – есть уйма преданий,
Такой уж наш край, впору в сказках топиться!
Но сказки не те, – вы же знаете сами.
И сердце всё ищет тевтонские лица…

* * *

…И ты, словно Сольвейг, всё смотришь на сосны,
И ждёшь не вернувшихся рыцарей в помощь:

На чуждых путях, не ребёнок, не взрослый, –
Наивный искатель душевных сокровищ.

Мельтор

Обманчивый (для светлых) знак взошёл
И разомкнул зелёные ресницы.
Стою над пропастью. Мне исколол
Глаза тот свет – но он же дал напиться.

И пульс холодной, из-за звёзд, руки
Мне не даёт ослышаться и сдаться.
«Тепла не жди: со звоном огоньки
Посыплются с небес в ночное царство».

«Я дам тебе вздохнуть, дам умереть,
И роскошь гибели под изумрудным светом
Заставит ледяные песни петь
И отсылать такие же лучи в неспетом».

Так говорили. Но не ты – они.
Они не знали, что тепло – не в теле.
И сердце не считает больше дни.
Молчит, ликуя: Тано – аст – таэле…

Однажды

Однажды флейта выпадет из рук,
однажды день растянется до ночи,
однажды не заплачешь, недосуг,
однажды попрощаться не захочешь.

Однажды холод скроет все шаги,
однажды не послушаются связки,
однажды скажешь: тень моя, не лги,
не будь моей, но уходи из сказки.

Однажды ты поймёшь, что в сказке – быль,
однажды ты увидишь: не во всякой.
Однажды в сотнях расчудесных миль
заметишь под намереньем бумагу.

Однажды ты один пойдёшь на бой,
от правды жгучей волю не отвадить.
Однажды ты останешься собой:
огонь – огнём, и не отнять, ни сгладить.

Принцесса Астрель

Тёмные башни замка,
Серая их окраска,
Правда или приманка,
Ты не моя сказка.
Переверну страницу,
Жизнь и такому учит.
Правда – или приснится…
Сон весь свет приручит.

Припев:
Только забыла сказка нам объяснить,
Как с чистым воздухом снова встретиться,
Как отпереть дверь домой, нарисованную мелом дверь.
И вся надежда на тонкую сумерек нить:
Помнит ещё, как идти по дождевой лестнице
Полынноволосая принцесса Астрель.

Своды из синих молний,
Свиток забрызган красным,
Что-то такое помню,
Здесь нам быть опасно.
Что же, вперёд, всё дальше,
За голубою искрой,
Нет, не в закат ярчайший.
Снова сны… так быстро…

Припев.

Лист на столе, рисунки,
Утро на старых книгах.
Вынешь мелок из сумки,
Позабудешь игры.
Путь – наверху, в Зодиаке,
Выйди во тьму из сада.
Искра давно уж – факел,
Всё будет, как надо.

Припев.

Ты помни

Нет, не хотел понапрасну, без дела
Будить сокровенные блики.
Но на листе, робкой плавностью тела,
Черты проступают эльфийки.

Видит она тот же ветер сквозь годы,
И в чёрных зрачках боль сомнений.
Серые шёлковые отвороты
Хранят ароматы растений.

Глядя поверх разметавшихся прядей,
Вручает собой дар скитаний,
В капельках тёмно-серебряной глади
Наш день сохранит – юный, ранний…

Что же, Рассветная, мак не подаришь,
Жемчужиной в тонких ладонях?
Знаю… молчи. Бережёшь, понимаешь.
И травами шепчешь: «ты помни…»

Эртэнни ан льонни энно-эме… / Рубины на струнах памяти моей…

Эртэнни ан льонни энно-эме
Ар эртэнни о коирэ.
Аи орэй дэн мэи, ир энгэ’м эрнэ,
Аи орэй, ир аллу эрнэ им эрнэ.
Нинни ан койра…

Аллу-эме эрнэ им эрнэ,
Иэрни-айри тэи ллиэнаньи.
Им нэнна, эс алхо,
Алхо ан коирнар-койра…

*

Рубины на струнах памяти моей –
И рубины в чаше.
Две силы передо мной, а смерть моя одна,
Две силы, а жизнь одна-не-одна.
Слезинки на рябине…

Жизнь моя одна-не-одна,
Рассветные росы твои отпели.
Не будь водой, будь кровью,
Кровью на гроздьях рябины…

Алые миражи

Расскажите мне, алые миражи,
Почему разгорается тайна в цвет спелой ржи,
Почему не меняет баланса сонм тайных знаков,
И стою я, жрец древнейшего Мрака,
Пред лицом нестареющей правды и серой лжи,
Расскажите мне, алые миражи.

По зарницам недремлющим, Эфел Дуат,
По туманным нагорьям и зовам – о, Эред Литуи! –
Да вернусь незамеченным в лагерь ваш тёмный и лунный,
Ждать вести, врагов, новых песен и новой битвы.

Я где-то потерян…

Я где-то потерян,
среди расстояний,
привиделся, нет ли, о том не скажу.

Но, снова, срывая рассеянно лайни,
знакомой тропинкой к ручьям ухожу.

Касается дымно-пахучая лента
кручёной и кожаной – на волосах.

Стели, костерок, над обрывом моменты,
вовек не забуду уют в небесах.

…Вернись, колобродить довольно под небом,
и хватятся скоро в Твердыне друзья.

Цветов собери, где никто раньше не был…
и скоро покажется крепость.
Земля…

Окрашена пеплом.

Нет дома, нет близких.

Далёкие были, да всё унесли.

И сердце… стучит, да так тихо, так низко,
что где-то в золе оседает земли.

…- Очнись, повелитель! Тебе донесенье!
– Меня комендант за плечо тормошит.

Лица испугавшись:
— Что, снова виденья?
Вот письма из Кханда. Вина?
— Нет. Пиши…

Праздник во славу Мелькору

Холод лёг за Гранью, путь во Тьме безвестен,
Но сошлись мы здесь и не отнимем рук.
Небо задрожит от звона наших песен,
Выходи скорее с чашей в яркий круг.

Халлэ, Тано Мелькор! Халлэ, Эрраэнэр!
Это Ты собрал нас и зажёг сердца.
Празднуй, Нуменорэ! Празднуй с нами, Эндор!
Свет и Тьма едины, мир вам без конца.

Храм на Менелтарме в эту ночь всех примет,
И запляшут тени перед алтарём.
Искры небосвода сложат это имя,
Что боятся валар больше, чем закон.

Храм на Менелтарме… путь к горе священной
Пусть не будет страшен, если честен взгляд.
Тьма придаст вам силы и поднимет стены
Там, где вы боялись отступить назад.

Зазвучи же, флейта, подпевай нам, лютня,
Будем славить Крылья, что горят во Тьме.
Светят нам соцветья в праздничном салюте,
Радость древней Ночи – радость в юном Дне.

Ты даруй нам выбор, мудрый наш Учитель,
Мужество свершенья, чтоб с Тобой идти.
Высечен Твой образ, словно на граните,
В душах тех, кто помнит все Твои пути.

Холод лёг за Гранью, но она не вечна,
И вернётся в Арту первый Твой напев.
Не оставим круга, нам с Тобою – легче,
Сгинет вся неправда, вовсе не задев.

Этот праздник Ночи – он Тебе во славу,
Это Ты собрал нас и зажёг сердца.
Так прими к Себе нас, мы Твои по праву.

Свет и Тьма едины. Мир вам без конца!

Зимний Огонь

Когда над брусникой светился туман,
И северный лес был от холода пьян,
Когда уронили мне сумрак в ладонь,
Я в глиняной чаше жёг Зимний Огонь.

Он робко петлял на подкорме своём,
Не смея, колеблясь стать сильным Огнём.
Я тихо спросил: «Почему так несмел?»
«Постой. Разгореться ещё не успел…»

«Не жди холодов ты, – вставай же от трав.
Не жди и ветров, покажи мне свой нрав.
Прочь слабость, мой яркий, – прочь тени и страх!» –
И вспыхнул Собой на моих он глазах.

Не надо стесняться при виде зари,
И думать не время. Ты просто гори.
Пусть ночи привидятся тёплые сны,
Пусть ваши Огни догорят до весны.

Спой мне об осени, когда слова не поются…

Посвящается Марии Чебасовой

Спой мне об осени, когда слова не поются,
И чёрной метелью ноты бредут через тропки в скалах,
Спускаясь с вершин, взирая на звёзды
Так, словно их бросят, сперва дав обет вернуться.

Спой мне о том, что ты видел, ведь здесь твоё место,
И «я так мечтаю» станет лишь присказкой в новом «мало».
Огонь в полутьме… снаружи уж поздно.
Но что мы увидим за нашей последней бездной?

Я крепко сплю. Мне снится жизнь…

Я крепко сплю. Мне снится жизнь
И упорядоченность будней.
И кто-то говорит «держись»,
А кем-то сон мой будет труден.

Я с кем-то ссорюсь и мирюсь,
Не забываю удивиться,
Очаровательный конфуз:
Всерьёз играю роль сновидца.

Несовершенство в этом сне:
Однако всё не безгранично,
Из льдинок песню сложит снег,
Для Хэлгэайни так привычно.

Я крепко сплю. Мне снится мир
Людской, чужой и очень странный.
Здесь разговор – в пределах игр,
Затем молчу. Не поздно – рано.

Слова ничтожны перед Тьмой,
Сердец всех в таинстве началом.
Так пусть мне будет в Ней самой
То, что Она во мне встречала.

И как бы ни давила грусть,
Желая сон собой измерить,
Но Арта приоткроет двери –
Настанет день, и я проснусь.

Назад Предыдущие записи