13 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Поэзия Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
всё сгорает в один миг
вот мой круг замкнулся в крик
раз — и миг становится кольцом
два — а бог хрустящим огурцом
три — и мы сливаемся в одно
четыре — кто скребётся мне в окно? о.0
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Пиво со вкусом песчаной пыли, тут же вспомнилась «Книга песка» Борхеса, очевидно, надо её перечитать. Ощутимо активизируется гуна раджас, ассоциативные цепочки выстраиваются вокруг отсутствующих двух башен на горизонте, которые моё воображение достраивает из фрагментов лунной дорожки, собачьего лая за рекой, ветра доносящего звуки скрипки, запаха свежего хлеба. У всех народов есть сказка про говорящий хлеб, то есть про колобка, единственное исключение — египетская мифология. Однако, сама по себе структура мифа об Осирисе, указывает на то, что он и есть «говорящий хлеб» — Джон Ячменное Зерно. Как Парторг Дунаев из МЛК. Пасхальный кулич это фаллос египетского бога, да и не только пасхальный, любое применяемое в ритуале «мучное изделие» становится «измученным изделием», это лежит в основе традиционных ценностей, интересно что древние цивилизации всегда строили культовые сооружение в виде фаллоса, пронзающего небо, но, вы как хотите, а я вижу в этих украшенных шпилями минаретах и крышах католических соборов вовсе не фаллос, а шприц, вспоминая несуществующее эссе Владимира Сорокина «Шприц как главный образ в русской литратуре», которое никак не гуглится и возможно он такого никогда не писал, я думаю что Маркс ошибся, назвав религию опиумом для народа, она вне всякого сомнения опиум, но не для народа. «Играть в декаданс» придумали фараоны — была найдена древнеегипетская стелла, на которой был изображён цветок мака, и написано «Я есть лекарство от любой болезни, но от меня лекарства нет». Западные Земли — страна опиумных грёз. Ренессанс древних форм декаданса, интуиция подсказывает мне, что именно это нужно нашему миру — в каком-то смысле, наш метафорический аппарат упрощается, и компенсируется это эклектикой и разрывами смысловой ткани. Небольшой фрагмент ничего не значащих или означающих всё и сразу мыслей.
Смерть в каждом звуке, в каждом движении и в каждом кадре. Восприятие предельно обостряется, каждая мысль оставляет за собой красочные шлейфы метафор, ассоциаций и гипербол. В каждой из них — зародыш смерти. Звуки секундной стрелки часов становятся подобны небесному грому. Тонкая плёнка, отделяющая моё сознание от мира, становится ещё тоньше и исчезает. Острые симметричные грани снежинок — проекции человеческих судеб на срез пятимерной реальности, застывшие в совершенном мгновении, в котором в их гранях преломляется ледяное совершенство вечности. Я давно мётрв, я разложился на плесень и липовый мёд. Но это сияние вечности пробуждает спящие во мне грибрницы, и я цвету грибами.
Слова как скальпель, разделяющий сиамские секунды. Люминофорный кивсяк времени распят на гиперкубе тишины. Максимальная контрастность, артефакты сжатия, в промежутках между пикселями провалы, ведущие в лабиринты, песчаные дюны, страницы этой книги неисчислимы и подобны песку. Сад расходящихся тропок на срезе мускатного ореха.
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
В процессе занятий ментальной археологией, откопал один неологизм: «унасяпа». Историю об этом слове когда-то рассказал мне поэт Радик Гимранов. История была такая: у него был сосед, сильно пьющий, и вот однажды ночью, он услышал из-за стенки повторяющиеся звуки «шшш… унасяпа…шшш… унасяпа… шшш… унасяпа…». Он зашёл чтобы увидеть источник этого загадочного звука — дверь соседа была не заперта, и он застал соседа спящим, а рядом стоял патефон, крутивший заевшую пластинку, которая и издавала этот звук. Он толкнул пластинку, и услышал песню «Унося покой и сон…». Слово «Унасяпа» стало иллюстрацией для идеи, что все наши знания о мире не полны, мы видим лишь узкий фрагмент, по которому мы не всегда можем восстановить целостную картину реальности. Павел в свовеём послании к коринфянам говорит, что сейчас мы видим как через мутное стекло, гадательно, но обещает, что потом мы увидим лицом к лицу. Увидим ли?
Дальше он рассказал мне следующее: будто бы он шёл, размышляя об унасяпе, и споткнулся об торчащую из земли медную проволоку. Когда он раскопал начало и конец проволоки, оказалось, что на одном конце там — медная лошадь с лассо на шее, а на другом конце медный монгол. А в начале, восприятию была доступна только проволока.
Этот неологизм я использовал в одном тексте, который давно утрачен. В этом тексте я рассказывал о разумном существе, которое сложилось из складок на занавеске — как больцмановский мозг. В какой-то момент конфигурация складок стала подходящей, для того чтобы породить самоосознающую сущность. И там я вспоминал про эту самую «унасяпу». Алекс Линде как-то раз взялся переводить этот текст на немецкий, и на слове «унасяпа» споткнулся — очевидно, что перевести унасяпу на немецкий напрямую невозможно, и ему следовало повторить ту же самую языковую игру с какой-нибудь немецкой песней. Он выбрал песню Марлен Дитрих Sac mir vo de blumen и получилось слово Sacmirvode. Унасяпа в реальности немецкого языка.
Павел в своём послании к коринфянам даёт нам надежду на возможность пересечения бездны. Христианство, как и всякая религия, в основе своей глубоко оптимистично. Оно предполагает возможность восстановления целостной картины по фрагменту. Это, скорее всего, свойство архаической конструкции ума — древнему человеку было жизненно необходимо, чтобы кто-то поддерживал свет в конце тоннеля. Даже если это ты сам.
Но мы, представители современности, то есть люди, у которых есть все шансы дослушать концовку анекдота, который бог рассказывает самому себе, мы так жить не хотим. Поэтому у нас есть пелевинский Ухряб. Фрагментарность, прорастающая во всех направлениях, куда мы можем направить своё сознание, бесконечно. В мире, пережившим смерть богов, смерть морали и смерть автора, а так же ряд других постмодернистских нелепых смертей, Ухряб становится сеткой трещин на мутном стекле, через которое можно уже и не пытаться разглядеть хоть что-то, кроме Ухряба — и блаженны те, кто смог убедить себя, что Ухряб — это то самое, что они на самом деле и хотели бы видеть!
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Прокуренный воздух бара мутной вуалью обтекал контуры предметов, пожелтевшие репродукции кубофутуристов на стенах и запах копчёных креветок. Была жуткая жара, но вентилятор под потолком только конвульсивно вздрагивал, даже не пытаясь освежать помещение. Тихо играло техно, бармен с отсутствующим видом полировал рюмки. В дальнем углу бара, за потёртым деревянным столиком, сидели Пупа и Лупа. Им очень хотелось унестись куда-то прочь от прогнившей реальности…
Бухло со вкусом молнии в бокалах. Глаза в точку, со лба Лупы стекает капелька пота. Пупа смотрит куда-то в пространство, улыбаясь и через его улыбку видны желтоватые искорёженные пни его зубов, зрелище не для слабонервных. Он качает головой взад-вперёд, впав в транс на полуслове. Лупа лопает арахис, смотрит через толстые линзы очков, и ждёт. Мимо проходит официант-лилипут в розовом пиджачке, несущий на подносе что-то, напоминающее истекающую кровью бычью голову сделанную из безе, и очень подозрительно косится на Пупу. Лупа делает ещё один глоток флюорисцентно-зелёной жижи, и вопросительно машет рукой перед Пупой.
— Эй!…
— Что? — Пупа икает и выходит из алкогольного транса.
— Так что ты там рассказывал про другую реальность?
— Вобщем, каждую ночь ко мне прилетала фея-суккуб, с крыльями и хоботком как у комара, и пила мой мозг. Это всегда начиналось одинаково. Я ложился спать, и на грани сна и бодрствования, меня охватывало состояние сонного паралича… Ик! я наблюдал себя со стороны, и слышал значит такой сту в окно. Ик!… Она всегда прилетала в эти моменты, скреблась лапками по стеклу, и каждый раз спрашивала «Помнишь меня, Пупа?». У неё были белёсые фасетчатые глаза, рога похожие на открывашки и длинные синие волосы. Соски у неё были тоже синие. Она седлала моё спящее тело, обхватывала его бёдрами, и начинала капать мне на лоб какой-то жижей, в то время как я смотрел на всё это со стороны. Лоб размягчался, и я видел извилины собственного мозга. Она вводила свой хоботок плавнымы поступательными движениями, и когда она просовывала его до конца, её сиськи оказывались прямо у меня на лице. А потом она начинала высасывать мой мозг, о, это ощущение не сравнится ни с чем! Представь, что ты весь превращаешься в эрегированный фаллос, медленно кончающий мозговым веществом.
— Охуительная история. На утро чувствовалось какое-то похмелье, или что-то вроде того?
— Нет, закончив, фея посыпала мой лоб волшебной звёздной пылью. Дыра затягивалась, и мозг за ночь восстанавливал свою массу, я проваливался в сон без сновидений, а утром как обычно был абсолютно бодр и трезв.
— Хорошо, уговорил. Я готов приобщиться к тайному знанию. Ты говорил, где-то в этой дыре есть человек, который может нам помочь?
— Да. Но сначала пообещай не пиздеть особо об этом… Сам понимаешь, если народ повалит толпами в измерение демонов, нормальных суккубих на всех не хватит, и хрен знает что прилетит оттуда тогда.
— Само собой, даю слово. Во сколько нам всё это обойдётся?
— Пиццот.
Лупа присвистнул — «Ладно, я готов приобщиться к твоему тайному знанию. Где твой человек?»
— Эй, карлик! — крикнул Пупа официанту.
Официант медленно и вальяжно подошёл к их столику, кромка которого находилась где-то на уровне его ноздрей, и привставая на цыпочки, гордым голосом произнёс:
— Мы называем себя «Маленькими людьми»!
Несколько лиц за столиками резко обернулись в их сторону, и Лупа подумал «Сейчас начнётся…», нащупывая в кармане массивное стеклянное пресс-папье, которое он прихватил в бар на всякий случай. Но ничего не началось — Пупа просто шептался о чём-то с официантом, и до Лупы доносились фразы «Каталог билетов», «Особое путешествие», «Посвящение неофита» и «Семантическая дегустация». Официант кивнул, и засеменил куда-то. Через пару минут он вернулся с большим альбомом, похожий на советский альбом для фотографий.
В альбоме была коллекция каких-то странных марок. «Это билеты — сказал Пупа». Рисунки были действительно странными — на одной была изображена пятиногая чёрная собака, поедающая солнце, на другой улыбающийся чёрт, на третьей грибочек. «Нам нужны такие» — сказал Пупа, показывая на бумажки с изображением голой бабы с комариными крыльями. Официант достал из нагрудного кармана маленький золотой пинцетик, которым аккуратно отделил защитную плёнку от альбомной страницы, достал пинцетиком две картинки с феей, и положил их на фарфоровое блюдце с голубой каёмкой, поставив его в центр стола. «Пиццот!» — сказал он тоненьким голосом. Лупа достал из кармана розовую, свежую бумажку, которую карлик долго разглядывал на свет, а затем скомкав в маленькой ладошке, небражно засунул себе в карман брюк.
— Спасибо, карлик! — улыбаясь своей наводящей ужас улыбкой, сказал Пупа.
— Мы называем себя «Маленькими людьми!» — с точно такой же интонацией, как и в первый раз, произнёс официант. Похоже, эта сцена много раз повторялась, и была тщательно отрепетирована.
Лупа немного сомневался — он чувствовал, что ввязывается в какую-то мутную авантюру, вид карлика, захолустный бар, довольное лицо Пупы — всё это действовало ему на нервы. Но ему уж очень хотелось познать запретный плод нейронавтики. Чтобы успокоить нервы, он заказал ещё выпить. Той же самой хуйни. Они чокнулись с тостом «Слава нейронавтам!», и заказали ещё. Но на середине коктейля, Лупа почувствовал, что в него больше не лезет, и Пупа допил коктейль за Лупой…
***
Приехало такси, старенький форд с шашечками и помятым крылом. Лупа сел за переднее сиденье, а Пупа сел назад, прямо за Лупой. Поэтому, он не видел как лицо Лупы меняет цвет, и становится зелёным, как недавно выпитые коктейли — иначе он бы обратил внимание на этот тревожный признак… Но он ничего не заметил. Едва они переступили порог Пупиной квартиры, Лупа согнулся пополам, и исторг из своих недр лужу светящейся зелёной блевотины, прямо на пол в прихожей, и Пупе пришлось вытирать блевотину за Лупой.
Когда Лупа немного пришёл в себя, Пупа протянул ему какую-то таблетку, и сказал «Вот, съешь Церры Кал, в аптечке нашёл». «А кто такая Церра, и зачем есть её кал?» — немного не понимая, спросил Лупа. «От тошноты. А кто она такая, хуй её знает. Но её кал излечивает тошноту». «Звучит очень знакомо, вроде бы была такая античная богиня. Съем, хуле». После того, как Лупа съел таблетку, его действительно перестало тошнить, а Пупа приступил к инструктажу.
— Понимаешь, для того, чтобы заполучить личного суккуба, мало просто сожрать билетик. Так делают только долбоёбы. Необходим ритуал, чтобы задать координаты, понимаешь. Всё в этом мире — лишь пересечение координатных линий. Сначала, необходимо совершить ритуал раскрытия ректала…
— Может быть, портала? — спросил Лупа
— Это только в профанном мире открывают порталы. А в моей магической традиции, адепты пользуются ректалами. Так вот, я начерчу определённые знаки, и произнесу воззвание. Повсюду откроются ректалы, ведущие в различные туннели — и мы последуем по этим туннелям на тёмную сторону реальности, где обитают демонические существа. Тебе необходимо будет проследовать в нужный ректал за мной, и следовать неотступно, не оборачиваясь. Там мы найдём нужного демона, и он прикрепится к тебе, и будет полностью в твоём распоряжении. Примерно понятно?
— Ну да, вроде понятно.
— Ну тогда пойдём на кухню.
Они прошли на кухню, и в ноздри ударил запах чего-то тухлого. В раковине громоздилась гора посуды с коричневыми потёками и рыбьей чешуёй, плита выглядела так, будто бы её последний раз мыли как раз на том заводе, где её и сделали. Как только они вошли, холодильник задрожал, будто бы испугался. Пупа заварил чай в двухлитровой банке. Они сели, и Лупа заметил, что все стены кухни изрисованы неведомой ёбаной хуйнёй, которая выглядела ну очень подозрительно. Кроме двухлитровой банки, на столе стояла тарелка с заскорузлыми печеньками, наполовину раскрошившимися. В крошках казалось что-то копошилось, и Лупа решил туда не смотреть. Они решили, что Лупа съест целый билетик, а Пупа половину, чтобы в случае чего приглядывать за Лупой.
***
Билетик горчил так, что у Лупы сразу же свело челюсти. Пупа начертил на полу пятиконечную звезду с какими-то закорючками, взял две печеньки, и раскрошил их в центр пентаграммы, произнеся «Это за Пупу… А это за Лупу…» и сразу же из всех щелей кухни выбежали жирные тараканы, чёрные, с мизинец длинной, и стали поедать крошки.
— Боги Темносферы приняли нашу жертву, теперь нам нужно прочитать заклинание — сказал Пупа.
Но, у Лупы совсем свело ебло, и он не мог читать заклинание, и поэтому Пупа прочитал за Лупу:
«Aeneas bene rem publicam facit,
In turba urbem sene Tiberi jacit.
Deus, deus, crassus deus,
Bacchus!»
И на последнем слове стены задрожали… Со всех сторон послышался гул и рокот, и Пупа увидел, как прямо за Лупой растворяются стены, пол, потолок и всё заволакивает густой токсичный туман, в котором мелькают какие-то глаза и щупальца. А Лупа выпучив глаза, быстро дышал и обрастал какими-то ложноножками. Он видел как отовсюду вдруг появилось множество маленьких паучков, соединённых с другими паучками, которые бегают по паучкам состоящим из паучков. Тут до него дошло, что это — паукообразные клетки коры головного мозга. «Я вижу структуры своего головного мозга! Они восхитительны!» — сказал Лупа. И больше он ничего не сказал, потому что геометрия пространства изменилась, и не было уже ни Пупы, ни грязной кухни с тараканами, ни двухлитровой банки с чаем — были лишь пересечения вращающихся многогранников и сфер, по поверхностям которых сновали маленькие паучки. Этозрелище так затянуло и загипнотизировало его, что он совсем забыл об инструкциях Пупы, и о цели своего путешествие. Лупа забыл, кто он…
И тут вокруг, среди вихрей и вспыхивающих фосфенов, стали раскрываться зияющие проёмы, всасывающие в себя мельтешение нейронных бликов с мощностью огромных турбин. Пространство стремительно сворачивалось по направлению к этим водоворотам. Пупа насчитал 22 вихря, пытаясь понять, какой из них нужный.
— Ректалы открылись! — прокричал Пупа.
Но Лупа отреагировал только тем, что издал протяжный свист, как закипающий чайник, и начал окрашиваться в баклажановый цвет. Пупа заметил, что за Лупой раскрылся ещё один вихрь, из которого по телу Лупы уже начали сновать узловатые щупальца, плотно укореняющиеся на его коже и одежде. Дело приобретало дурной оборот. Пупа подумал, что из-за Лупы у него, кажется, начинется бэд-трип, чего давно уже не случалось. Но он сохранил самообладание, глотнул ещё чая из банки, и продолжил наблюдать за ситуацией. Лупу поедал Ректал. Это был не просто Ректал — это был таинственный Ректал Бездны, с которого всё начинается и которым всё заканчивается — туннель, ведущий прямо в первозданный хаос, в котором танцует и играет на флейте олицетворение безумия, выглядящее как картофельный клубень с проросшими корешками, только очень страшный. Имя этого бога нельзя произносить вслух — того, кто попытается это сделать, тот час же разорвёт в клочья, и он превратится в картофельное пюре.
Картофельные щупальца затягивали Лупу всё глубже, и вот уже на поверхности Ректала Бездны торчала только его щека, и тогда Пупа схватился за Лупу, за щёку, но его утянуло всед за Лупой прямо в зияющую пасть двадцать третьего Ректала.
Как ни странно, внутри всё выглядело более или менее обычно — Пупа увидел Лупу и себя на кухне, которые сидели и смотрели в стену, только стена была прозрачной, и в ней была видна такая же кухня, только поменьше, где тоже сидели Пупа и Лупа и смотрели в стену, и так далее… И ещё пахло картофельными очистками и откуда-то доносился звук флейты, мелодия была абсолютно атональная, выкручивающая восприятие под каким-то странным углом. Тут до Пупы дошло, что если он обернётся назад, то он и увидит эту самую бездну, и Того, чьё имя не стоит произносить.
Диссонансные трели дьявольских флейт приближались, их голоса множились, завывали и пищали со всех сторон, заставляя кровь застывать в жилах а мозги закипать под сводами черепа. Пространство накренилось, и оказалось, что это — только начало. Множественные отражения стали мутировать и трансформироваться во что-то другое, и теперь уже разные, до неузнаваемости искажённые варианты Пупы и Лупы, множились в этих ректальных зеркалах.
Одновременно с мутациями пространства, оба они чувствовали, как ветер бездны срывает границы с их личностей, комкает и сминает их, а потом заставляет слиться со всем инфо-шумом вокруг. Оба они преобразовались в пиксельные потоки данных, циркулирующие по замкнутым топологическим петлям, Лупа за Пупой, а Пупа за Лупой, как два первопринципа Вселенной, вечно друг к другу стремящиеся, но никогда не достигающие. Они стали Огнём и Водой, Бобром и Козлом, Бегемотом и Левиафаном, Ариманом и Ормуздом и прочая и прочая… Кроме этого, мелькали какие-то другие невнятные картинки. Вот они два красных жука, ползущие по кусту чаппараля в измученной засухой пустыне. Вот они два рыцаря в средневековых доспехах, через забрала которых прорастают две лианы, сплетаются в одну, с цветами в виде голубых колокольчиков и листьями в виде сердец, вот они лев и единорог и почему-то лев белый а единорог красный, потом они стали золотом и ртутью и мир начал осциллировать радугой, подобно павлиньему хвосту, начинался взрыв.
Лавина смыслов стремительно нарастала, потоки смысла дробились, сталкивались и рождали новые смыслы в точках пересечения. Время потеряло всякий смысл. Пупа и Лупа видели мысли друг друга, как матрицу из колеблющихся и пронизывающих всё пространство волн. Оказалось, что весь мир образуется из букв, а они — чернила, которыми эти буквы написаны. И в обычном состоянии, понять суть этого текста совершенно невозможно — буква не может осознать целую книгу, и возможно, в этом проявляется спонтанное милосердие вселенной — ведь смысл книги может оказаться слишком страшным, для того чтобы его могли осознать чернила, которыми эта книга написана. Но для Пупы и Лупы последние завесы спали. И они услышали страшный хохот, сотрясающий всю вселенную.
У африканских народов был миф о Пауке-Трикстере, по имени Анансе, который хитростью завладел всеми сказками, которые до него никому не принадлежали, и обрёл таким образом бессмертие. Ведь когда о тебе рассказывают историю, ты оживаешь в уме тех, кто её слушает и пересказывает. И пока жив язык, на котором рассказывается история, пока жива история, жив и её персонаж. Ричард Докинз утверждал, что мем, еденица информации, так же стремится к размножению, как и ген, еденица генома. И наиболее удачные информационные коды становятся бессмертными. Но наиболее удачные в каком контексте? Действует ли на информацию давление естественного отбора, или же, чему жить а чему умереть, выбирает некий судья, трансцедентный любой информации?
Пупа и Лупа оба одновременно осознали, что карма ужасно иронична. Они были втянуты в принудительное бессмертие, замкнутую как лента Мёбиуса, в неразмыкаемую петлю. Они были персонажами истории, которую Тот, Кого Нельзя Называть, рассказывает самому себе, и смеётся. Но если бы всё было так просто, то оставался крохотный шанс как-то выбраться оттуда. Однако же, со всей отчётливостью они увидели, что вся эта история закодирована в свойствах языка, и именно поэтому они обречены существовать внутри некоего речевого оборота вечно, причём Лупа всегда что-то будет делать не до конца, а Пупа — доделывать это за Лупой, но получаться в результате будет какая-то залупа, и всё будет начинаться сначала…
Не в силах выдержать несовершенство такого мира, они обернулись туда, откуда доносились звуки дьявольских флейт. Бездна. Они находились у самого края. Лупа заглянул в Бездну, а Пупа заглянул в Бездну за Лупой, и тут их отпустило.
Чай в двухлитровой банке уже совсем остыл, а тараканы расположились, как зрители в амфитеатре, наблюдая за действиями героев. Оба закурили и глубокомысленно уставились куда-то вперёд.
— Странное какое-то путешествие. Как ты думаешь, а времени на самом деле не существует, и мы — просто персонажи дурацкой шутки?
— Да не, залупа какая-то…
И время понеслось дальше, со свойственной ему безупречностью, покровы иллюзии снова упали на проявленный мир, а Пупа и Лупа решили, что им обязательно нужно вновь наведаться в тот бар, и приобрести ещё пару билетиков на такое шоу…
Продолжение следует…
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Поэзия Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Тот, кто дрочит на Звёзды,
Тот кто дрочит на Небо,
Растворяясь в Земле
Где ковыль шелестит, словно ртутные армии ос
— дрочит лишь на своё отраженье,
Усмехнувшись, не знает он,
Что в структурно скрежещущем времени,
Небо — бесконечная плоскость слоёв зеркал
(Их мембраны не толще коацерватной жижи)
Тот, кто дрочит на мхи и деревья,
Обнажая проталины свежие
Обречён на бессмертье,
И спектралный анализ
Своих пепельных глаз, ведь свозь них
Альмаухль, перепуганный громом
Над садами стыдливо сверкал…
Вспышками неба, больше нет представления
Колосится бездонный Аощь
В наших венах струится огонь, обладающий зрением —
Ты не знаешь, сколь велика его мощь…
09.07.2018
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Поэзия Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Принять веру во Кое-Во-Что
Можно так же легко, как и принять таблетку
Я всегда буду помнитЬ
ТЕБЯ
Летая во всех измененьях
Или строя мосты меж миров
***
Она смотрит на тебя
на тебя
подобно скрытой камере.
В каждом глотке этой чаши
Горькая сладость
Мята… Мёда… Мета…
Физический Огонь разрушает
Тебя изнутри…
Не бойся, это Солнце над полем битвы
Льёт свои чёрные слЁзы…
Выйди из Тьмы, тот, что боялся
Взглянуть своей смерти в глаза.
Она лишь поможет разомкнуть тебе спящие веки.
Невеки, не бойся — Поезд тебя ждёт…
Проснуться по-настоящему
На потолке — Та Самая Ртуть
Беги быстрей, и не беспокойся
Прыжками рождается путь.. .
Расправляю Крылья
Новый дом — где-то там
Где-то там
01.08.2018
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Поэзия Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Что же со мною? –
Совсем мне не верится
В призме шевелится
Лик Богородицы,
Калейдоскопом глаза разбегаются
А наркоманы –
Всё колются, колются…
Кровью Единого –
Соком Смоковницы.
Неопалимая радуга – радует
Радий сияет, Христом сформированный
Снег растопили своей радиацией
Ра! – фосфорический перст Христофорицы
Комом Единого
И Вездесущего
Переплелись все дороги и улицы
Кровью сия были окна закрашены
Цепью зеркальной – зрачки зарешёчены.
Мысли без цвета – во тьме не тусуются,
Точкой зеркальною, схемой реальности
Карта метро на ветру развевается
Это – иллюзия, сон, это – матрицы
Нео воскрес – вот ему и помолимся.
18.12.2011
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Часть 1
Ну что ж, друзья, пришло время рассказать о себе правду. Я спермовампир. Каждый день я просыпаюсь в своём логове с первыми лучами солнца, которые пробиваются сквозь разбитый стеклоблок заброшенного химзавода в подмосковье. Сплю я, как и все вампиры, вниз головой, уцепившись ногами за кабель высокого напряжения, протянутый под потолком. Я спрыгиваю на пол, а вместе со мной пикируют ещё 23 вампира. Мы — вампирский орден.
Вампирские ордена имеют структуру, подобную муравейнику — управляет всем наш матереотец, его/её зовут Женя, нашему матереотцу 28 веков, остальные — чуть помладше. Имя выбрано неслучайно — оно может быть как мужским, так и женским, что подчёркивает андрогинную природу нашего матереотца. Раньше мы были обычными вампирами, которые сосут кровь, и боятся солнечного света, но однажды всё круто изменилось.
Размножаемся мы укусами — для того, чтобы появился новый вампир, Матереотец кусает человека, и через некоторое время, тот преображается. Этот процесс довольно физиологичен, и описывать его неприятно. Скажем так, пот человека, превращающегося в вампира, источает характерный индольный запах, глаза вылезают из орбит, а сам он при этом всё время чувствует под кожей мириады извивающихся червей.
Кандидатов в новые вампиры мы отбираем очень тщательно — они должны обладать хорошо развитыми оккультными способностями, но главное — уметь мыслить глобально. И однажды в Александрии мы встретили одного мистика, который умел летать. Он пришёл к нам, и продемонстрировал способность к полёту, а затем сказал, что если мы посвятим его в вампиры, он раскроет нам секрет, как не бояться солнечного света.
Матереотец укусила его, и спустя пару недель потения говном, он обратился, и раскрыл нам тайну. Светобоязнь — объяснил он — это божья кара, которую накладывает на нас солярный бог за кровососание. Бог солнца навеки проклял вампиров, за то что они лишают крови его детей. Однако, есть способ этого избежать. Шимеон (так зовут этого мистика) объяснил нам, что нужно сосать хуи, а не кровь. «Одна капля семени энергетически равняется минимум сорока каплям крови!» — так говорил он нам. Было непривычно переходить на новую диету. Иногда, клыками мы повреждали хуй своей еде, и оставались без кормёжки. Кроме того, сперма занимает гораздо меньше места в желудке, поэтому по началу чувствуешь себя всё время голодным. Однако, через пару месяцев такой диеты, мы почувствовали себя гораздо лучше — тело стало лёгким и мы стали способны выходить на солнечный свет.
Мы — вегетарианцы в мире вампиров. И мы гордимся тем, что наш способ питания не убивает жертву, а лишь доводит до крайней степени изнеможения. Обычно мы питаемся в полнолуние. Семя обычных людей не так питательно, как семя магов, поэтому мы стремимся проникнуть на шабаши, оккультные закрытые вечеринки и сходки всевозможных сектантов. И всю ночь на полнолуние мы сосём молофью из многочисленных членов. Последнюю порцию молофьи мы несём во рту в логово к Матереотцу, который никогда не выходит оттуда — поэтому, всю обратную дорогу до дома, мы молчим, неся за щекой питательную субстанцию — только так в ней сохраняется прана. Потом мы смешиваем 23 порции спермы в хрустальном графине в кровосмесительную жижу.
У кровосмесительной жижи есть два назначения — обычно Матереотец выпивает её, залпом осушая графин, с таким видом будто пьёт водку. Однако, есть и другое применение. Какое-то количество лет назад, Матереотец Женя оплодотворила себя кровосмесительной жижей, чтобы зачать Супервампира. Сперма была собрана в лучших оккультных кружках Москвы. Ещё был жив Мамлеев — я надеялся, что Супервампир унаследует его склад ума. Так оно и вышло.
Пророчество о Супервампире гласит, что он будет обладать столь мощным пси-полем, что сможет одолеть самого Бэтмэна, и стать новым владыкой тёмного мира. А поскольку его воспитали мы, спермовампиры — то уже очень скоро мир будет наш. Этот Супервампир уже достиг возраста, до которого доживает не всякая рок-звезда. Конкретнее я сказать не могу, ибо он — среди вас.
Смена Эона уже не за горами!
Часть 2
Я спермовампир. И я снова выхожу на связь, чтобы немного рассказать о нашей жизни.
Как я уже говорил, мы питаемся спермой, и не просто спермой, а желательно, спермой эзотериков, поскольку в ней сконцентрировано больше праны. В отличие от обычных вампиров, мы не боимся солнечного света, но нам так же отвратителен запах лука и чеснока. Вампиры вообще более чувствительны к запахам. Именно поэтому мы придумали байку для кришнаитов о том, что лук и чеснок портят карму. Кришнаиты подхватили эту идею, а так же идею о том, что следует добавлять в пищу побольше куркумы и мускатного ореха, чтобы лучше открывался третий глаз. По вкусовым качествам, кришнаитская молофья — одна из лучших.
На этот раз мне повезло — едва я вышел из электрички, ко мне подошёл кришнаит, высокий и худой как палка от швабры, в оранжевой мантии, с охапкой книжек в руках. На его измождённом лице блуждала блаженная улыбка. Он обратился ко мне, и начал что-то рассказывать. Я сразу же сделал вид, что мне очень интересно, и задал ему несколько несложных вопросов. От этого он пришёл в настоящий экстаз, и начал заливаться соловьём — я только стоял, кивал, и слушал. А потом спросил его «Всё это очень хорошо, а где я могу вкусить прасад?». «О, вам повезло — как раз сегодня у нас будет лекция, а после неё — пир, приходите обязательно в наш храм, к нам приезжает великий гуру — Свами Нано-Панда!». «Я очень заинтересован, да, я пожалуй поеду. Но где я мог бы вкусить немножко прасада прямо сейчас?» — спросил его я, многозначительно взглянув в его глаза. Свами Нано-Панда и впрямь меня заинтересовал — там можно было наполниться праной на месяц вперёд. Но хотелось перекусить для начала.
Кришнаит немного замешкался — мой вопрос явно вызвал сбой в его программе — инструкции, загруженные в его мозг, не подразумевали такого развития ситуации. Замешательство — это именно то, что было нужно, чтобы проникнуть в его подсознание. Я обнаружил хранилище эмоционально значимых образов довольно быстро — душа этого человека была очень проста. Он любил Кришну, и своего кота. Оглядевшись вкруг, чтобы не задеть прохожих, я наложил на него морок. Я придал своей коже синий цвет, сделал себе большие, густо подведённые сурьмой глаза, придал лицу кошачьи черты, отрастил на голове треугольные кошачьи ушки, и дополнил это мягкими кошачьими лапками. Получилось неплохо — я напоминал существ из фильма Аватар.
Кришнаит смотрел на меня влюблёнными глазами. Я заурчал как котик, и расширил свои зрачки, проурчав «Ну что там, насчёт п-р-р-р-асада?». Выйдя из оцепенения, юноша сказал «Пойдём со мной, думаю, у меня найдётся немного» — и мы куда-то пошли.
Мы шли по какому-то скверику, с густо разросшимися кустами сирени — я понял, что это подходящее место, и положил руку кришнаиту на плечо.
— В чём дело? — спросил он
— Я хочу вдохнуть аромат сирени. Остановимся ненадолго?
— Ты говорил что хочешь вкусить прасад…
— Я имел ввиду другой прасад… — сказа я и потащил его в кусты
— Что? Что это значит? — он уже был полностью под гипнозом, и не сопротивлялся, остатки его разума были в полнейшем замешательстве. Я внимательно посмотрел ему в глаза, и медленно и внятно произнёс:
— Я хочу поиграть на твоей кожаной флейте.
— В смысле? — он всё понял, но сделал вид, что не понимает о чём речь.
— Да!
— Но я монах… Нам нельзя — мы посвятили себя служению Господу…
— Ты преданно служил Господу, и он, в благодарность, послал меня к тебе.
Сказав это, я попытался вызвать у него видения райских планет, разноцветных слонов, многоруких богов и прекрасных белых лебедей, чтобы у него не возникало никаких сомнений в моих словах. Однако, я немного переборщил со слонами и танцующими аспарами — и он что-то заподозрил.
— Ты искушаешь меня… Ты демон?
— Как я могу быть демоном?
Я постарался принять облик, максимально похожий на его кота. Рука кришнаита сама потянулась ко мне, чтобы почесать меня за ушком. Контакт установлен. Теперь он не выпутается из этого… Я стал тереться об его руку и урчать.
Кришнаит уже расслабился, представляя, что гладит своего кота. Я начал стягивать с него его свободные оранжевые шаровары. Он оказался без трусов. Кудрявые волосы были не очень густыми, но достаточно длинными, чтобы заплетать их в косички. Оказалось, что он рыжий — волосы на голове, собранные в кришнаитский чуб, были выкрашены в чёрный цвет. «Интересно, почему он скрывает рыжий цвет своих волос» — подумал я. Но продумывать разные варианты я не стал, потому что увидел бодрую и жизнерадостную эрекцию его члена, большого, и идеально симметричного (у таких худых и измождённых молодых людей обычно бывают большие члены). Член слегка загибался наверх, подобно ножнам самурайской катаны. Копьевидно заострённая головка блестела, как свежая черешня. Я пару раз облизнул черешенку языком (а наш язык способен удлинняться, раздваиваться и приобретать любые формы), а после насадился ртом на его внушительных размеров орудие, так, что головка упёрлась мне в гланды.
Его рука, лежащая у меня на затылке, крепко схватила меня за волосы. Интенсивно двигая тазом, он трахал меня в глотку. Я не испытывал никакого рвотного рефлекса, я же вампир, в конце то концов. Я создавал вакуум, чтобы быстрее получить порцию молофьи. Когда его движения ускорились, я начал вибрировать звук «ММММММММММММ», чтобы вибрация мантры прошла по всему его члену, от головки до самого корня, а потом вошла в его чакральную систему, и опустошила его без остатка. Я запустил волокна своих эманаций в его сушумну, и они зонтиком раскрылись над его сахасрарой. Когда он кончил, мою глотку заполнил густой поток терпкой и вязкой молофьи, по объёму там было не мешьше стакана. Видимо, он долго копил, предаваясь аскезам… Вся энергия, наработанная годами монашеской жизни, пением мантр, воздержанием, теперь принадлежала мне. Я смаковал на языке куркумяный вкус его спермы. Юноша как-то осел и скукожился, его глаза стали как у варёного тунца.
Я снял с него морок, и быстрым шагом ушёл, оставив его с охапкой книжек, в кустах сирени. Скоро он осознает, что годы духовных практикон только что слил в пасть демона. Ему придётся как-то жить с этим…
Я же отправился в храм, на лекцию Свами Нано-Панды, чтобы до конца утолить свой голод. Я лучился энергией, зелёные свежие листочки деревьев сверкали. Мир существовал только для меня…
а о том, что сказал мне Свами Нано-Панда, я расскажу вам в следующий раз…
Часть 3
Привет ребята, и снова с вами я, спермовампир. Недавно я рассказывал о том, как сытно подкрепился монашеской спермой, и поехал в ашрам, на лекцию загадочного Свами Нанопанды – с известными целями. Когда спермовампир отсасывает сперму из организма мага, вся магическая энергия, и все сиддхи переходят к спермовампиру. Именно поэтому мы так охотимся на разного рода свами и гуру, на мудрых старцев и бессмертных йогинов – чем больше святых членов мы отсосём, тем сильнее станем.
Меня тут недавно упрекнули в том, что мой рассказ неправдоподобен – дескать, не мог организм монаха выдать одной порцией целый стакан молофьи. Так вот, смею вас заверить – в некоторых случаях, из одного монаха можно надоить и четверть литра! Хотя, конечно, по отношению к монаху это будет очень жестоко… Мы, спермовампиры, являемся волшебными существами, и делаем волшебные вещи. Одной из таких волшебных вещей является усиление сперматогенеза у всех кто попадает под воздействие нашей ауры. Особые феромоны заставляют гормональную систему сходить с ума – мы распространяем за собой в воздухе шлейф из химических веществ, вызывающих сильнейшее изменённое состояние сознание, галлюцинации, могучую эрекцию и сперматогенез. Даже сидящие по полвека в пещерах старцы при виде меня бросали свои чётки, и бежали ко мне с возбуждёнными фаллосами наперевес!
Гипнотические силы вампиров – это инструмент, который достался нам в наследство от змей. Вы когда-нибудь замечали, что вы можете часами смотреть на змею, восхищаясь её изяществом и красотой? Это действует змеиный гипноз, благодаря которому жертва застывает в благоговении, не в силах пошевелиться от эстетического экстаза. Змеи передали вампирам свою магическую суть. Мы считаем, что наш род восходит к Великому Змею, который жил в Предвечном Море, задолго до появления людей. От этого змея произошла цивилизация нагов, а от неё – вампиры. Рептильные гены распространяются горизонтальным переносом, через укус (а в нашем случае, через отсос).
@@@
Я вышел из автобуса в каком-то отдалённом районе, и направился в сторону ашрама. Приземистые обшарпанные дома, какие-то алкаши, распивающие водку из горла, советский монумент с жизнерадостной надписью «Мир! Труд! Май!» и всё это утопает в звонкой зелёной листве тополей, берёз и осин, всюду носится запах сирени, перемешанный с автомобильными выхлопами. Я втянул в себя эти запахи, и мне захотелось раствориться в этой реальности, соединиться в акте гнозиса с каждым её атомом, с каждым листом этих деревьев, стать углекислым газом, который они втягивают своими устьицами, чтобы быть переработанным под действием солнечного света в энергию и сложные сахара. Ну, вобщем, меня пёрло. Как же хорошо быть вампиром!
Предвкушая, как я сытно поужинаю Нанопандой, я приоткрыл расписанную яркими красками дверь ашрама, на которой висело зеркальце – видимо, они так защищались от демонических сил. Не увидев в нём своего отражения, я усмехнулся – сегодня, как и всегда, я неотразим! Впрочем, как и любой другой вампир. Хорошо, что нам не надо смотреться в зеркала, чтобы узнать, как мы выглядим. Я вошёл в просторный зал, полный ярких красок, цветов и изображений Кришны, водоворот запахов благовоний и специй подхватил меня, звуки киртана заворачивались спиралью вокруг мужичка с физгармоникой. Его глаза блестели как расплавленное серебро – сразу чувствовалось, что это человек с неординарной историей, и с мощной магикой. Но я всё равно сильнее, и моей энергии хватит на то, чтобы лишить его воли, а затем – молофьи, и всех его сиддхов.
Свами Нанопанда закончил воспевание божественных имён, и начался пир. Кришнаиты всегда стремятся накормить новичков чтобы подсадить их на свою еду, но набивать желудок не входило в мои планы – я собирался наполнить его нанопандиной спермой. Поэтому, я выпил пару стаканов апельсинового сока – апельсиновый сок превосходно сочетается с молофьёй, а от остальной пищи отказался, сказав что я выполняю некую аскезу. Свами Нанопанда вёл лекцию весьма красноречиво. Он сказал «Я вижу что здесь очень много святых, но каждый из них заботится лишь о спасении своей души. Однако окончательного освобождения я смогу достичь лишь тогда, когда все существа обретут блаженство у лотосных стоп Кришны». Это было так трогательно, что я даже пустил вампирскую слезу.
Когда он закончил, он обратился к слушателям – есть ли у кого-нибудь комментарии или вопросы? Зал заворожено молчал, глядя на него большими, как у священных коров глазами с поволокой. Кроме меня, вопросов и комментариев не было ни у кого. Я встал, лучась от впитанной со всех сторон энергетики, и разразился длинной и пафосной речью, полной философских аллюзий, восторженных восклицаний и театрального закатывания глаз. Все были просто в восторге, даже Нанопанда. После вопросов и ответов, он куда-то пошёл, и я проследовал за ним.
Свами Нанопанда скрылся в каком-то коридоре. Меня попытался остановить охранник, тоже кришнаит, но в униформе охранника. «Вам туда нельзя» — сказал он мне, и нежно положил мне руку на грудь. Его рука прошла сквозь воздух как сквозь жидкость. Следующие 15 часов он будет стоять и гладить стену. Свами Нанопанда скрылся в какой-то маленькой комнатке, и притворил за собой дверь. Он думал, что никто не зайдёт, поэтому просто прикрыл дверь, не повернув защёлку. Когда я вошёл, моим глазам предстала странная картина. Свами Нанопанда уже успел переодеться. И выглядел он совсем иначе…
Он был одет в кожаный плащ чекиста, в галифе и с начищенными сапогами. Он стоял перед алтарём со статуей Ленина, несколькими книгами и рубиновой звездой как на башне кремля. Нанопанда чертил в воздухе пентаграммы, провозглашая на все стороны света «Партия!», «Ленин!», «Энгельс!», «Маркс!» . На слове «Маркс» волшебная палочка в его руке указала на меня, нарисовав пентаграмму. Свами удивлённо замер.
— Так, а ты что здесь делаешь? Кто тебя сюда пустил? Ерофеич! Убери отсюда этого петуха! (по интонации я понял, что последние фразы предназначены уже не мне)
— Ерофеича больше нет. И ашрама больше нет. Вы что, не слышали взрыва? Всё, абсолютно всё – в радиоактивный пепел! Остались только мы с тобой, и группа геологов на Кольском Полуострове.
Это была импровизация – я надеялся, что она сработает, в конце концов, морок наводить я умел. Я вызвал в сознании Нанопанды воспоминания о ядерном апокалипсисе, о том как он идёт в противогазе по выжженной пустыне. Получилось, на мой взгляд, очень реалистично.
— Докладывай, зачем прибыл.
— На северном полюсе заморожены образцы тканей. Там есть яйцеклетки. Я уполномочен собрать образцы генетического материала, для восстановления популяции человечества. Приказ обязателен к исполнению, и обсуждению не подлежит.
— Образцы, говоришь? Генетический материал? Слова-то какие мудрёные придумали… Ну соси, соси, дорогой…
Свами Нанопанда усмехнулся, сплюнул в сторону и спустил галифе. То, что я увидел, повергло меня в шок. Вместо члена у него было пустое, гладкое место. Яиц тоже не было. Моему удивлению и разочарованию не было предела.
— А это что такое?
— А это сюрприз, специально для тебя. Думаешь, я всегда кришнаитом был? Нееет. Раньше я со скопцами тусовался. Так вот, я ещё до перестройки оседлал белого коня. Да, гвоздик вставлял. Я тебя, тварь, сразу заметил, но виду не подал. А магия-шмагия ваша на меня не работает – не на того напали. Нет яиц – нет проблем. Но ты не бойся – спокойно отсюда уйдёшь, только не вздумай тут жрать никого, понял? А вообще, я тебе вот что скажу – вы, вампиры, хернёй занимаетесь. Пока вы хуи сосёте, тут вам всем скоро кислород перекроют – пиздец вам всем.
— Это ещё почему?
— А, ты не знаешь? А вот я знаю. Пока вы тут на нашей, на рассейской сперме жируете – пиндосы уже молофьяный двигатель изобрели. Летающие тарелки, знаешь? Как в вимана-шастре. Вот. А на чём они летают? Правильно, на пране. А значит, лучшее топливо – молофья. И есть такой изобретатель, Лёшка, так вот, он уже чертежи нарисовал, и у них там контракт. Так что скоро вам, ракшасам, жрать будет нечего. Откуда я всё знаю? А я всегда всё знаю, у меня свои каналы. Не веришь – посмотри.
Свами Нанопанда открыл яблочный ноутбук, и показал страницу в социальной сети. Похоже, всё что он говорил, было правдой. Молофьяные двигатели… Этого я никак не ждал… Это конец всему. Люди будут спускать всю молофью на топливо. Может быть, нам придётся захватывать людей, и держать их в подвалах, чтобы доить… Но это – целая инфраструктура… Как же быть? Я должен был остановить этого изобретателя…
— Как мне вас отблагодарить, Свами?
— Да никак. Кришна учил, что надо помогать людям. Даже если они, на самом деле, нечисть.
В расстроенных чувствах я ушёл из ашрама. Комок в горле был такой, что я бы поперхнулся лингамом, если бы кто-нибудь мне его предложил. Но я знал, что я найду выход – в конце концов, я вампир, мне 2500 лет, и я видел бездны…
Часть 4
— Что ты сделаешь, если встретишься с Богом? – спросила меня однажды Матереотец Женя.
— Я у Него отсосу! – ответил тогда я.
Я стоял в кабинете Матереотца, на чёрной поверхности стола лежала папка с данными по изобретателю из Канады. Данные о прошлом этого человека, его фотографии, адрес, место работы, списки хобби и увлечений. Не то, чтобы всё это было нужно для того чтобы его найти, но когда начинаешь коллекционировать данные, бывает непросто остановиться.
-Твоя миссия сейчас – это разведка. Узнай, насколько он приблизился к созданию спермодвигателя, и доложи всё, что узнаешь. Только сбор информации, атаковать не нужно – возможно, мы сможем переманить его на свою сторону, пообещав ему бессмертие. Он занимается демонолатрией… Прикинься демоном, явись к нему во время ритуала… Потом доложишь всё нам. Удачи!
Матереотец Женя протянул мне телесного цвета наушник, через который мы могли держать связь. Мы зажгли свечи возле большого старинного зеркала в буковой раме, которую украшали львы, лилии и пеликаны. Отражение в зеркале шло пузырями и сбрасывало кожу. Бухло со вкусом молнии из гранёных бокалов обожгло наши языки. Астральная нить будет связывать нас во время путешествия. Я готовился к этерическому прыжку, Матереотец будет в своём кабинете, следить за мной через кристалл.
С чавкающим звуком раскрылась воронка, ведущая в этерический слой. Я вдохнул запах электрической плесени, и начал раскладывать себя на спектры. Пространство пело металлическими голосами, воздух вибрировал мантрами. Я начал вибрировать вместе с пространством, сложив руки в знак, открывающий врата. Боковым зрением я успел заметить, как Матереотец показывает мне мудру напутствия (она выглядит как американский жест fuck). После этого мир скрылся за пеленой фосфенов, образовалась воронка, по стенкам которой перетекали друг в друга лица самособирающихся машинных эльфов. Меня разобрали на множество додэкаэдров, разматывая психику на слои. Я был готов собрать себя на другой стороне спектра.
Ван Дзюба сидел в своей библиотеке, на импровизированном троне из чугунных пластинок, горели чёрные свечи, в аромалампе булькало какое-то эфирное масло. Лоб Ван Дзюбы опоясывала диадема из хромированной проволоки, с закреплёнными на ней кристаллами аметиста. В руке он держал короткий кинжал с красным камнем на рукоятке. На алтаре перед ним стояло простое овальное зеркальце, на котором фломастером был нарисован какой-то сигилл. Ван Дзюба сделал глоток кагора, и открыл томик Гоэтии. Пока он ищет формулу призыва, я успею раздобыть всё необходимое.
Я быстро материализовался в негритянском районе, в гетто, где жили суровые канадские вуду-маги. У них я без проблем вырубил косячок маслянистых бошек, всего за пять баксов – они уверяли меня, что это новый сорт, «Южное полярное сияние», или «Текели-ли». Сами они называли этот сорт именно так, взмахивая при этом руками, как чайки, и странно посмеиваясь. Я не обратил на это особого внимания – наверное, бокоры просто в сопли обкурились. Они предложили мне купить ещё и крэка, но я подумал, что это будет уже лишнее.
Когда я стоял по другую сторону зеркала, Ван Дзюба уже приготовился читать заклинание. Демон, которого он собирался призвать, с сомнением смотрел в сторону портала. У нас завязался диалог.
— Ты собираешься ему явиться?
— Не знаю, мне лень. Опять будет просить формулу Универсального Чугуния для своих сковородок.
— Ну давай я в этот раз вместо тебя схожу.
-Да, сходи. Он меня уже доебал своими историями. И вот брусочек чугуния, дашь ему, пусть анализирует.
-О, он у меня будет анализировать кое-что другое.
Приняв форму демона, я приготовился выйти из зеркальца. Мог бы взять зеркальце и пошире! Протискиваясь через это узкое окошко в мир людей, я немного попортил свою причёску. Ван Дзюба, прикрыв глаза, шептал заклинание на варварской латыни. От него исходили непонятные флюиды, перекручивающие и разрывающие пространство. Взгляд, полный какой-то нечеловеческой силы, вперился в меня.
— Подчинись мне, демон! – воскликнул он.
Не знаю, что заставило меня при этом плюхнуться на колени, и устремить взгляд к его штанам. Моя миссия была разведывательная – я пришёл сюда за чем угодно, но только не за едой. Надо было перекусить перед выходом… Каждый вампир знает, что такое жажда. Этому невозможно сопротивляться. Меня неодолимо влекло к хую Ван Дзюбы, я жаждал получить его прану. Холодная энергия клипотических бездн чёрными галактиками клубилась в его яйцах. Я облизнулся и сказал ему:
— О да, господин! Хочешь, я тебе отсосу?
При этом я сфокусировал свой гипнотический луч в его памяти, и навёл ему воспоминание о том, что он читал в каком-то гримуаре о том, что ни в коем случае не стоит отказывать демону в таком случае. Я прописал всё – как он берёт гримуар в руки, и чувствует вес книги. Чем пахли страницы. Артефакты печати. В наведённых воспоминаниях детали – это главное! Разумеется, он поверил. Матереотец передал мне телепатический сигнал о том, что я не должен питаться изобретателем, а только просканировать его воспоминания. Но я знал что сделаю и то и другое. Я услышал звук расстёгиваемой брючной молнии, и вышел из начерченного на полу круга…
Когда чёрные свечи догорели до основания, мы прикурили от них косяк с Южным Полярным Сиянием, и долго сидели в библиотеке, погрузившейся во тьму. Наконец, Ван Дзюбе вернулся дар речи, и он сказал:
— Обрати меня в Вампиры! К чёрту эти канадские бабки – я отдам вам патент и все чертежи, в обмен на бессмертие – я хочу стать таким же как вы.
— Только укус Матереотца может превратить человека в вампира. Если ты готов предстать перед Матереотцом – полетели.
Это был его первый полёт по этереческому пространству. Мимо проносились киты, сломанные швейные машинки и набитые землёй куклы. Огромные черви копошились в розах. Биомеханические фаллоподобные щупальца тянулись к Ван Дзюбе. В этерическом слое он выглядел необычно – за его спиной развевалось шесть кожаных крыльев, глаза стали огромными жёлтыми дисками с вертикальными зрачками, рот напоминал рот хищного динозавра. На руках выросли огромные когти. Ван Дзюба попробовал запахи этерического пространства раздвоенным языком, и мы в один прыжок достигли заброшенного завода, где нас ждал Матереотец.
Почему-то, когда мы вышли из зеркала, Ван Дзюба не вернулся в свой человеческий облик. Он так и осталься шестикрылым рептилоидом.
Матереотец Женя поднял взгляд. Его зрачки сжались в точку и не мигали.
— Ван Дзюба! Готов ли ты отдать нам все чертежи и патенты на молофьяный двигатель? И поклястся, что человечество никогда не узнает эту тайну? Взамен, ты станешь бессмертным вампиром, сможешь забирать любые сиддхи, и жить практически вечность!
— У меня есть для вас предложение получше. Я уже всё просчитал – мы займёмся совместным бизнесом. Вам будет предоставлено эксклюзивное право на сбор биоматериала – вы станете монополистами! Вы будете контролировать потоки молофьи на мировом рынке, а я буду с вами в доле. И мы сколотим огромное состояние, и будем править вечно!
— Ну даже не знаю. Я – старый вампир, мне уже почти стукнуло три тысячи лет. Ты можешь мне привести хоть один пример вампира, который в таком возрасте прищёл к успеху?
— Да, Виктор Пелевин. Конечно, у него был опыт работы архонтом гламура и дискурса, но это было давно, и можно сказать, не считается. Ну что? Начинать своё дело никогда не поздно!
Согласился ли Матереотец на сделку с Ван Дзюбой, и на каких условиях – этого я вам не расскажу. Пусть это останется секретом. Но очень скоро вы почувствуете, что мир начнёт меняться. Когда-нибудь, вы не узнаете этот мир.
10 Янв 2020 Нет комментариев
рубрика: Поэзия Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Чёрное Солнце, Картошка
С миром покойся
Не будь!
Внемли внеклеточным снам.
Скрытая жизнь подземелья
Смехом подземным смеётся
Что наслажденья весны?
Что нам, мозаики солнца?
Что нам горячие ветры.
Ацтеки играют в футбол.
«Вот эта картошка — ацтеки!»
Василий Франческо Иваныч.
Личинка. Нимфа. Имаго.
Личина нимфетки. ИАО!
Этой весной мы сажаем картошку,
Осенью будем жечь берёзовый уголь.
Весна. Распаханное поле.
Двенадцать человек взявшись за руки скорбно молчат глядя в центр.
В центре могила.
В могиле я.
В моей груди Дыра
Снабжённая пояснительной надписью
«Загляни в меня».
С первым же комом земли я стабилизируюсь.
Картошка превращается в оленей за сутки.
Если отпустить то можно там и остаться.
Вырастает мощный побег, я надеюсь что навсегда.
Из под кокона моего бессознательного пробивается скрытое знание с лопатами.
Никто не тронет тебя пока ты мёртв.
Но есть жизнь без признаков жизни.
И поэтому меня съедает
Грустный негр играющий блюз.
По субботам играет блюз
И ест картошку, испечённую на углях американской мечты
Припавленную пеплом надежды.
Два клиппотических бомжа едят картошку.
Им горячо.
Я обжигаю их пальцы.
«Бля, как больно!»
Кричит клиппотический бомж…
Картошка пылает в ночи.
——————————————————-
***здесь я должен пояснить, что согласно некоторым представлениям, картофель и другие пасленовые, то есть датуру, мандрагору, баклажаны, табак и так далее создали Асуры — раса полубогов из ведической мифологии, которая традиционно сражалась с богами. То есть те самые титаны, которые обитают в мирах скорлуп. При этом, процесс посадки картофеля можно соотнести с символическим погребением. Так же интересен тот факт, что в картофеле, если подержать его на свету, появляются токсины, некоторые из которых схожи с так называемой «сывороткой правды» — то есть, возможно, асуры создали картофель как оружие против богов, но потом забыли и сами стали её есть. В общем, как ни крути, картошка — это клипотично.
02 Дек 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Я никогда не мог толком запомнить звуков твоего голоса. Всякий раз у меня в памяти остаётся лишь его упрощённый образ, схематично выполненный в восьмибитной графике, простой узор напоминающий гексаграмму в круге цветовой палитры Шеврёля, содержащей в себе 72 оттенка видимого спектра — каждый раз мне кажется что я запомнил схему правильно, что моё сознание скопировало самую точную из возможных схему твоего голоса. Однако, вновь услышав твою речь, я понимаю что моя память снова до безобразия упростила и исказила всю эту многослойную структуру, чем-то подобную ветвящемуся метрополитену, шкала которая делит радугу на дольки, подобные апельсину, тороидальная форма, цветные библиотеки — всё это я слышу в твоём голосе, когда ты читаешь священные книги, твой голос создан для того, чтобы читать священные книги, я слышу шорох песка, я слышу замороженное движение времени, по поверхности тора бежит волна искажения — пальцы перевернули страницу, мягкий звук переворачивания страниц, мягкий песок твоего голоса в бесчисленных песочных часах, на которых Время играет как на музыкальном инструменте, это звуки органа времени — это ассоциируется у меня с тем случаем, когда я впервые покурил ДМТ на третьем плато ДХМ, камское водохранилище, крики птиц, я лечу над рекой, конструкции линий электропередач, я бегу по проводам, кто-то играет на клавишном инструменте мелодию, которая творит формы этого мира, изливаясь из небольшого завитка улитки, расположенного там же где истоки этой реки. Когда я слышу твой голос я чувствую будто бы река говорит со мной, и я чувствую, что время — река, я хочу лечь на поверхность твоего голоса и плыть, глядя в верх почти неподвижными глазами, завороженно застыв, не дышать, слушать подводные течения, слушать тончайшие нюансы, слушать тишину, слушать, слушать… Твоё молчание сообщает ещё больше чем твои слова. Когда я смотрю на тебя, я вижу цепочку твоих предков вплоть до древних кистепёрых рыб, которые решили выбраться на берег. Ты — импульс эволюции, заставивший рыб выбраться на берег, научиться дышать атмосферным воздухом, стать на лапы. То о чём ты молчишь всегда больше того о чём ты можешь сказать — так же и пространство вокруг тебя, пустота вокруг тебя, настолько концентрировано пронизана смыслами, что я словно кистепёрая рыба выползающая на сушу, чувствую себя в особой, в иной среде.
Диссоциация разбивала меня на куски, в одной книге я видел такую метафору времени — часы в виде цветка с опадающими лепестками вместо стрелок — обломки моего сознания отваливались подобно лепесткам и устилали почву. Можно ли прирастить к дереву опавшие листья? Я хотел навсегда поселиться в этой опавшей листве, в этой подстилке, смешаться с тёплым перегноем корней мирового древа. Из твоей головы растёт дерево миров, я отчётливо это вижу, и этим ты напоминаешь мне оленя. Оленя ты напоминаешь мне ещё тем, какой эффект ты оказываешь на меня. Борхес называл это «заир». Это может быть что угодно, человек или вещь или идея, неважно, ты начинаешь думать об этом чаще, и чаще, и чаще, пока все вещи мира не заменяет тебе всего одна вещь — заир. Когда я употреблял много кислоты и слушал муджойс, я словил образ оленя, считающего себя северным сиянием. Теперь я понял, ты — Северный Олень. Это твоё сияние я хотел увидеть в тундре. Твои радужные переливы, как плёнка бензина, разлитая по поверхности моря смыслов, скользя по поверхности словно водомерки, мы не видим, что там, в глубине, но сама семантическая структура подразумевает возможность углубления… Мы виделись лишь однажды, и моя кухня заполнилась мягким свечением, из твоей головы росло дерево, унизанное планетами, и когда я смотрел на тебя, я словно бы видел в глубину — я видел твою древнюю змеиную душу, которая хочет буравить почву, создавать в земле полости, где вырастут подземные города, свиваться спиралью у тёплых недр медной горы, малахитовая змейка из старинной уральской сказки.рептильные формы, столько смыслов, столько контекстов, непрерывное вращение радужных дисков, всеми своими гранями описывающих долгую историю развития феномена жизни, всё это отпечатано в твоих чешуйках, голограммами, сам по себе материал чёрный как вулканическое стекло, но отливает радужным и сияет, вулканическое стекло, вулкан, под кожей… я чувствую что-то древнее и хтоническое у тебя под кожей, какое-то древнейшее движение,словно лава по кровеносным сосудам — теперь я думаю о тебе чаще, чем о северном олене, и даже чаще чем о шприце. Планеты на ветвях дерева, в стволе которого полыхает гексаграмма, опьянение эндогенными фенилэтиламинами, пространство подсвечено, дыхание как биение крыльев бабочки, я вижу твои голографические чешуйки, замереть и смотреть, как же тебе удаётся быть столь нестерпимо живой? Бледные изящные руки, лицо словно выточено из мрамора, высокий лоб, одежда, дробящая тебя и пространство на поток галлюциногенных образов, мы рассказываем друг другу свои сны — существует не так уж и много людей, способных понять то что нам снится. Каким-то образом тебе удаётся реконструировать меня, собрать меня из осколков, извлечь меня из заархивированных папок на позабытых винчестерах, реконструировать из хаоса — я чувствовал работу тончайших систем твоего сознания, настолько тонких что я не мог наблюдать их, видя только лишь результат их работы — у меня снова появилось ради чего жить, ведь тогда, скользя по поверхности смыслов, ты увидела мою глубину — и мы провалились в глубины, сами того не зная, и ты сказала мне что я гриб, а я подумал что ты кэндифлип змеящийся по моим венам, что же мы сделали, неужели мы снова вошли в этот трип? — сами себе не веря, мы ощупали конструкцию открывшихся нам ментальных ландшафтов. Я придумал символ, сочетающий в себе Психический Крест, знак Чёного Пламени, Свастику, Серп Лилит, и сделал несколько картин с этим знаком, для эгрегора. Ты изготовила бусину с этим знаком, чтобы вплести её в мои дреды. Холодное утро, ты подплетаешь мои дреды, я чувствую тепло твоего тела и приятный запах, как будто кунжут с маслом чайного дерева и лёгкие нотки цитрусовых, деревья, годичные кольца — воздух окружает нас кольцами, твоё дыхание так близко, и твои пальцы касаются моей головы, укореняются, пускают корни в мой мозг, и мы образуем микоризу, тончайшими волокнами переплетаясь в вибрирующих дрожащих струн, мы грибы, мы содержим в себе все отпечатки морфогенетического поля вашего вида. Грибы придумали нас, чтобы запустить себя в космос.
12 Ноя 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Бывает иногда такое, что во сне приходит полностью готовый сюжет, и это как раз такой случай. В таких снах обычно я — это не совсем я, и знакомые мне персонажи обрастают какими-то новыми подробностями. Мне не пришлось добавлять к этому сюжету практически ничего, кроме может быть нескольких шуток и литературных украшений. Как правило, в снах подобного рода, я обладаю какими-то магическими умениями и живу крайне насыщенной жизнью, что хорошо вписывается в концепцию о компенсаторной природе сновидений. А может быть, показывают мне разное, а запоминаю я только то, где есть какие-то чудеса — тоже может быть.
На этот раз, проснулся я в сырой землянке, освещённой несколькими спиральными энергосберегающими лампами, под шум приборов, напоминающий звук работающих майнинг-ферм. Сознание подгружалось как-то вкривь и вкось, я вроде бы понимал, кто я, и даже приблизительно знал историю этого мира, однако, воспоминания появлялись с какими-то щелчками и вспышками, и не все. Первым я увидел лысый череп Нейрослава, он сильно постарел с нашей последней встречи, и стал ещё более худым, поверх военного комбинезона он был одет в шкуры, и какие-то шаманские бусы из зубов и косточек. Он курил трубку с длинным мундштуком, распространяя по непроветриваемой землянке густой запах махорки с мухоморами. «Привет, братишка!» — поприветствовал я Нейрослава. «Давно не виделись! — Фрай, тут Санёк проснулся!» — это он крикнул куда-то в сторону приборов. Значит, в этом мире я Санёк? Ну ладно, у меня часто меняются имена в параллелках, Санёк так Санёк. На зов Нейрослава появился рыжий юнец с бритыми висками, в майке и засаленных штанах с вейпом, запах пара из вейпа не перебивал, а только усиливал мухоморную вонь — оказалось, в вейпе у Фрая тоже были мухоморы. «Так, ребята, вас я вроде бы помню, но какой сейчас год?» — я приподнялся на лежанке, попутно заметив, что сам я одет в некое подобие военного комбинезона, на который нашиты какие-то совсем не военные нашивки — радуги, мухоморы и единороги, при этом у меня густая и длинная борода, кожа на руках очень огрубевшая, как будто бы я работаю в поле или что-то вроде того. «Началось… Фрай, покажи ему диафильмы… Ну сегодня меня хоть узнал…». Фрай, выпустив вонючее облако глицеринового дыма, скрылся в подсобке, и через минуту вернулся со шлемом, из которого торчали провода. «Утренние диафильмы!» — прокричал Фрай.
В общем, я проснулся в реальности, где я — Санёк, и каждое утро я смотрю «диафильмы» по виртуальному шлему, чтобы окончательно вспомнить кто я, и какая история у этого мира, обычно я просыпаюсь, когда Фрай уже закончил утренний цигун, и сидит за мониторами, и я приветствую его вопросом «Кто ты? Какой сейчас год?», а он показывает мне «диафильмы» по шлему дополненной реальности, чтобы я в течении 15-20 минут получил базовые знания об истории мира и о собственной биографии — привычный ритуал, как зубы почистить. Шлем загружает информацию очень плотно. При этом возникает состояние гипнотического транса и чувство как будто покурил мета — сняв шлем, я обычно тут же отправлялся в огород, или на пробежку, или стрелять по пивным банкам из автомата калашникова одиночными выстрелами. В том мире я умею стрелять и почти не промахиваться, причём это и другие автоматические умения не повреждаются болезнью памяти — я забываю только те вещи, которые относятся к сфере сознательного, но навыки ставшие бессознательными автоматизмами, всегда остаются со мной.
В общем, относительно нашей ветки, это недалёкое будущее. Вроде бы, 2043 или 2045 год. На Земле некоторое время побыл тоталитаризм, потом была война с инопланетянами, земляне проиграли, и серые гуманоиды стали мировым правительством, однако они установили значительно менее тоталитарный режим, чем все предыдущие земные правления, и их никто не торопился свергать. Вооружённые силы стали едиными на всей планете. Появилось много новых технологий, но в целом мир всё ещё похож на привычный. Мы с Фраем сидим в этой землянке, и большую часть времени проводим за мониторами — он смотрит на какие-то графики и коды, я веду переписку в множестве чатов, иногда мы меняемся местами. Иногда мы редактируем психический «геном» людям, которые приходят к нам в тайгу — в общем, такие кибершаманы-целители, живущие в землянке в лесу. Люди приходят к нам, и оставляют всякие варенья-соленья, махорку и спички, а мы редактируем дефекты их психики на установке, спизженной у серых. В этой землянке вообще почти всё оборудование спизжено у серых — и не то что бы они нас искали, складывалось впечатление, что им вообще всё равно, или что нас они держут как какой-то отдельный эксперимент. Тем не менее, мы иногда меняем дислокацию, и соблюдаем все меры предосторожности, ну, мало ли что.
В то утро я сразу признал Нейрослава — мы были знакомы с ним ещё в молодости, это сработало как триггер. Он с нами в этой землянке не всегда, в этот раз он приехал потому, что он что-то обнаружил, должен был что-то сообщить нам, что помогло бы нам продвинуться в наших исследованиях этой спизженной у серых установки — редактора душ — на много лет вперёд. Его присутствие воскрешало мою память не хуже утренних диафильмов Фрая.
— В общем, я обнаружил настоящего демиурга этого мира, а не того Ялдабаофа, которого давно заменили на камышового кота. — спокойным и размеренным голосом начал Нейрослав, и мы тут же застыли в ожидании. Он явно не торопился, наслаждаясь произведённым эффектом. Развернув схему мироздания на голопроекторе, он голосом лектора продолжил (и я телепатически словил мысль Фрая «и тут Остапа понесло…»).
— Знаете ли вы, господа, кто такая Тиамат? — голопроектор показывал нарезку из Generation P, какие-то древнешумерские схемы и мутнейшую тифонианскую каббалу — этот видеоряд подействовал на Фрая так, будто бы он случайно взял в рот что-то очень кислое.
— Тиамат это Первичный Хаос, предшествующий творению, соответствующий состоянию Тоху-Боху-Техом, то есть это Великое Море, над которым носился Дух Божий перед тем как создать этот мир, по некоторым древним верованиям, но сейчас мы точно знаем, что древние оказались неправы, и все миры Клиффот выше Бездны являются сугубо виртуальными, то есть это побочный продукт функционирования реальности, а не какая-то самостоятельная реальность, и уж тем более — не первичное. Это стало известно ещё 20 лет назад, когда серые рассекретили свои документы.
— Хорошо. А теперь посмотри — если я изменю переменную Шпателя в уравнении Давида, в соответствии с нашими старыми теоретическими выкладками, гексаграмма миров становится не только абсолютно симметричной, но и уникурсальной, что говорит о том, что их каббалисты ошибались, и этот мир — виртуален, а древо действительно симметрично разворачивается в обе стороны! — на голопроекторе замелькали цифры и иероглифы серых, возникла на мгновение уникурсальная гексаграмма, и многоуровневе модели древ.
— Пиздец! Если это так, то возникает парадокс — переменная Шпателя не может быть мнимой и отрицательной одновременно, потому что тогда… Подожди ка… — в этот момент я потерял нить их рассуждений, потому что Нейрослав и Фрай погрузились в суровый матан, из которого мне было понятно только то, что жрецы серых ошибались, и несмотря на это, им удалось построить летающие тарелки, и вот это вот всё.
— Нейрослав, а как тогда работают технологии серых, которые основываются на описанных в уравнении Шпателя свойствах пространства? Тарелки же летают. — перебил их я.
— Вот смотри, Сань. Если тебе снится, что у тебя есть компьютер, тебе не обязательно в точности понимать принцип его работы — он будет работать в любом случае, даже если ты забудешь воткнуть его в розетку. Главное это то, чтобы ты во сне верил, что компьтеры работают, и приблизительно знал как. Инженеры серых приблизительно знают, как работают их технологии, и они работают на их вере в то, что наша реальность не является симуляцией. Это если по-простому, без матана. К тому же, их вариант уравнения Давида верно описывает все миры ниже бездны, там действительно присутствует фундаментальная ассиметрия, поэтому тарелки и летают — всё веселье начинается выше.
— Пиздец! — всё что я ответил Нейрославу.
— Так вот, и как вы помните, Ялдабаоф, которого они считают сыном Софии, выглядит как двухголовый гусь, или Великий Гоготун — и именно поэтому он запрещал все свои изображения, но всё же был вычислен и заменён гигантским камышовым котом. Это по официальной версии. В действительности, Ялдабаоф — сын вовсе не Софии а Тиамат, и котом был заменён один из его дублей, а двухголовый гусь находился всё это время не там где мы его искали, а на пару уровней ниже — он спрятан внутри одного из дублей Тиамат, но он не её сын, а просто флуктуация в коде, небольшая ошибка, из-за которой этот мир такой. И да, эта реальность — виртуальна, но мы не можем выбраться из неё, потому что по сути некуда — никакой поляризации Плеромы ещё не произошло, вокруг Хаос, Тьма и Пустота, и всё что мы видим — просто паталогическое искажение предшествующей творению стадии. Вот это — Ялдабаоф, собственной персоной (на голопроекторе появилось изображение двухголового гуся, но головы почему-то были перевёрнутыми). А вот так должна выглядеть Тиамат — (Нейрослав ввёл какие-то параметры, и головы гуся срослись в одну, а тело превралилось в длинный змеиный хвост, вьющийся кольцами). Мы меняем всего один мем, отвечающий за отделение головы от эмбрионального матрикса, и вместо двух голов получается одна, а тело формируется без искажений. Так что он никакой не сын Софии — его попросту нет.
— Ну хорошо, допустим, и что же ты предлагаешь делать, если эта реальность виртуальна? Почему мы не можем редактировать её базовые константы, убрать гравитацию например?
— Проблема тут вот в чём. Вирус зародился на уровне плероматического процесса, поэтому его так сложно идентефицировать. И получилось так, что Тиамат могла полностью отрендерить, населить и визуализировать уровень мироздания только один раз, после этого она могла работать только с фрагментом этой реальности, как бы крутя колёсико, увеличивающее мир на 10 в 10 степени каждый раз, с каждым полным поворотом (причём обратно колёсико не крутится), так вот, кончилось это тем, что первые итерации она визуализировала, ещё не зная об этом деффекте, поэтому там только газопылевые облака, туманности и водород — до неё стало доходить что что-то не так. когда она попыталась с планетного уровня прыгнуть обратно на метавселенский, и не получилось. Короче говоря, привело это к тому, что Тиамат застряла в субатомных структурах, и через пару оборотов зума вообще превратится во что-то настолько мелкое, чего даже и вовсе нет. На уровне биологической жизни она успела насоздавать себе резервных копий, чтобы они эволюционировали и смогли вытащить её из собственого когнитивного голографического генома. Причём «Злой демиург» хранится в той же резервной копии Тиамат, в которой хранится и она сама, потому что никакого отделения в действительности не произошло. И мне удалось её найти. Возможно, ты её даже помнишь — это Алиса.
— Да, её трудно забыть, тем более что её теперь показывают по телевизору каждый день. Совсем как Аллу Пугачову. Хочешь что-то спрятать, прячь это на самом видном месте… Помню, мы когда-то шутили о том, что она станет Иштар Борисовной — и вот дошутились.
— Собственно, поэтому я к вам и пришёл. Она должна быть доставлена сюда, и ошибка в её коде должна быть отредактирована на вашей установке. Гипноз не подействует, предупреждаю сразу — и есть опасность, что ты просто исчезнешь, не успев даже осознать, что сделал не так. Хотя она и не помнит, кто она, защитные системы работают как надо. А вот её охранников и свиту гипнотизировать можно и нужно — они не должны ничего заметить. Только двое, я и ты, можем это осуществить — не посылать же туда Фрая, в конце концов. Кто из нас пойдёт? Нужно решить сейчас, второго раза у нас не будет — ошибка будет стоить нам существования.
— Ну, думаю она помнит нас обоих, но моему появлению вряд ли обрадуется.
— Там будут роботы, Сань. Что я сделаю своей псионикой против железок? Я уже старик.
— Ты что-то задумал, Славик. Ты всё время появляешься, как Гэндальф, выдаёшь задания и исчезаешь неизвестно куда. Но в этот раз ты превзошёл себя — мы должны спасти мир, так, чтобы никто не заметил.
— Да. Ты поедешь?
— Конечно! Я уверен, что там не будет никаких роботов, но мне надоело сидеть в этой землянке, как сыч. Да и в городе давно не был, куплю хоть нормального табака, а то вы своей махоркой всю хату тут провоняли.
— Давай. Главное, сделай всё тихо, операция не должна привлечь внимания, а то сам знаешь, поползут разные слухи…
— Не гони, у меня может и альцгеймер, но рефлексы в норме. Всё будет збс!
Из ямы, прикрытой валежником, я извлёк мотоцикл, завёрнутый в целлофан, сундук с цивильной одеждой и немного оружия. Нейрослав, увидев мой арсенал, присвистнул «Ван Хельсинг, ты не на вампиров идёшь, зачем тебе это?» — и выбрал из кучи оружия компактный хитиновый пистолет-пулемёт, и две хитиновые гранаты с сонным газом, сказал что мне вполне хватит и этого. Я облачился в строгий чёрный костюм, и вставил в петлицу синтетическую гвоздику, пахнущую совсем как настоящая, и меняющую цвет в присутствии отравляющих веществ с красного на зелёный. Сначала я хотел побрить бороду, но вспомнив о роботах, распознающих лица, не стал, а только расчесал её, и надел зеркальные очки-авиаторы, переливающиеся как глаза слепня. «Ну ты прямо Шамиль Басаев!» — мы с Нейрославом громко поржали, Фрай усмехнулся — он явно не знал кто это такой.
Судя по новостям в интернете, Алиса готовилась к бракосочетанию с народным артистом Максимом Селезнёвым, и только ленивый журналист не пошутил на тему того, что возможно, единственная цель их бракосочетания — в том, чтобы Алиса стала Алисой Селезнёвой, ради постмодернистской отсылки на старинный фантастический фильм. Максим Селезнёв, до этого — телеведущий средней руки, будучи приближенным к Примадонне, стал постоянно светиться во всех рекламных роликах и сериалах — по сути он уже вступил в должность мужа Богини, осталось только закрепить это ритуально, а дальше его жизнь состояла бы из бесконечных съёмок, света софитов и фотовспышек, и закончилась бы, традиционно — большим металлическим шаром и удушением жёлтыми прыгалками.
Планировалось, что я уговорю Алису съездить к нам в лес, до или после церемонии, мы обернёмся за сутки, церемония пройдёт по плану, и никто ничего не заподозрит. Таким был план Нейрослава. Но было два нюанса — исчезновение Примадонны на сутки всяко не пройдёт незамеченным, и кому-то придётся придумывать благовидный предлог. Мне? Нейрослав загадочно умолчал об этом. Вторым нюансом было то, что узнать-то она конечно меня узнает, но далеко не факт что обрадуется — возможно, в её памяти всплывёт тот отвратительный эпизод, когда я обезумел, и… Впрочем, мне не хотелось продолжать думать об этом, почти полвека прошло с того случая, когда наши жизненные пути разошлись, и многое изменилось, и в мире, и в нас самих. Может быть, и лучше было бы послать Нейрослава, но я уже ехал по магистрали, ведущей в Мозгву — так иронически переименовали Москву, в эпоху когда многие города получили иронические названия. Мозгве на мой взгляд повезло куда больше чем Пидрограду, жители которого оказались те ещё шутники, и проголосовали за такое вот переименование.
Пока я думал обо всём этом, у меня на хвосте образовался мотоцикл с роботом-гибддшником с мигалкой. «Вы превысили скорость! Немедленно остановитесь!» — монотонный робо-голос звучал из громкоговорителя. Чертыхнувшись, я потянулся к кобуре с хитиновым пистолетом, но Нейрослав с Фраем, которые держали со мной связь, хором сказали «Нет, чувак, ну ты чё!», и я затормозил. Робот подъехал ко мне, и протянул мне планшет, на котором отображалась моя скорость «Вы привысили допустимую скорость! Предъявите ваши права или приложите палец вот сюда!» — я сказал роботу «Послушай… А знаешь ли ты, что пространство и время относительно? И никакой скорости не существует, потому что нет движения. Один философ, кажется, Фаллос из Милеты, говорил что движения нет — или это был какой-то другой Фаллос, а тот, Фаллос Милетский, заявлял что всё есть вода — а знаешь ли ты, что за вода имелась в виду? Знакома фраза про дух божий, что носился над водою? А? Молчишь, железяка? Правильно, молчи…» — тут робот как-то очень по-человечески скривился, и сказал «Вы пьяны. Дыхните вот в эту трубочку» — и из его шеи выдвинулся мундштук. «Пожалуста! Да я стёкл как трезвышко!» — сказал я, наклоняясь к мундштуку, и складывая губы так, будто бы действительно собираясь дунуть, прикидывая, где у железяки блок памяти — вряд ли в голове, там у мусороботов только рупор да мигалка — я выплюнул из-за щеки маленький, но очень мощный магнит, который попал точно в солнечное сплетение робота. Он тут же начал перезагружаться. Никто не защищает блоки памяти таких дешёвых роботов от магнитов — это знает каждый любитель быстрой езды. Достаточно прилепить магнит к корпусу, и железка перезагружается, возвращаясь к заводским настройкам, причём продолжает делать это, пока магнит не будет снят. Память при этом не сохраняется. Некоторые отморозки даже пользуются этим, чтобы разбирать их на запчасти, так что лавочку наверное скоро прикроют, и экранируют всех патрульных роботов от магнитного поля. Но сейчас иногда прокатывает.
— Ты и полпути не проехал, а уже нарвался на робота! Ну ты даёшь. Ты же понимаешь, что в Мозгве такой дырявой рухляди уже не будет, а? — услышал я в наушнике голос Нейрослава.
— Не ссы. Мы спешим, или как?
— Тише едешь…
В Мозгве я первым делом зашёл в табачную лавку, которая представляла собой что-то вроде бара. Там я решил немного посидеть в интернете, и продумать способы подобраться к цели. Этим вечером Алиса выступала в Тмутаракани, клубе любителей нейробуйства. Я заказал проходку, и откинулся в кресле — можно было немного подремать.
К Тмутаракани я подъехал с небольшим опозданием. На входе мне предложили на выбор пять видов картриджей, меняющих сознание, фиолетовый, зелёный, красный, чёрный или серый, я спросил, нет ли у них чего-нибудь классического, водки там например. Работник клуба понимающе кивнул в сторону моего столика. Я занял место и начал смотреть выступление. Алиса была на сцене с какими-то двумя мальчиками-зайчиками, в смысле, люди, ряженые в зайцев, и пела какую-то сентементальную детскую песню, которая вроде бы была хитом. Я разглядел, что один из зайчиков — никакой не зайчик, а терминатор-жидкий-металл. Подошёл бармен, человек — редкий по нашим временам сервис. «Возьмите экстаз, и растворите его в абсолюте!» — сказал я бармену, и несколько голов удивлённо повернулось ко мне. Тут никто таких названий-то не помнит — подумалось мне. Бармен кивнул, и через некоторое время принёс графин.
— Нейрослав, слушай, незаметно подобраться не получится. Смотри, кто тут на подтанцовке! У него даже телепатические сканеры есть.
— Мда, тогда придётся переходить к плану «Ы». Я же говорил, тебе надо ехать.
— Что за ещё план «Ы»?
— Ты должен будешь войти в контакт с объектом прямо во время церемонии венчания. Роботам запрещено входить в церкви, и этот закон соблюдается. Всегда.
— Но ты же понимаешь, что если что-то пойдёт не так, будет погоня? А у меня только эта пукалка и бесполезные гранаты, арбалет-то ты у меня отобрал!
— Правильно, нечего стрельбу разводить. Ничего не должно пойти «не так», ты забыл, мы мир спасаем.
— Пиздец. А как мы объясним людям, что Примадонна пропала на сутки прямо с церемонии венчания, а потом вернулась, как ни в чём ни бывало?
— А мы и не будем ничего объяснять. Все, кто присутствует на церемонии, заснут, и все кто смотрит в этот момент телек — тоже. Через сутки мы всё вернём, и люди досмотрят церемонию до конца, а уже потом, когда она закончится, обнаружат, что на календаре другая дата. Но это мы не будем объяснять, это объяснит её пиар-отдел. Наше дело сделать всё чётко.
— А те кто не смотрит телевизор? Ты подумал о них, что с ними делать?
— Да ничего. Кому вообще есть дело до тех, кто не смотрит телевизор? В наши то дни?
— Я не смотрю, Фрай не смотрит и ты тоже.
— Вот именно! Если ты вдруг скажешь, что прожил дополнительные сутки, в то время пока весь мир спал — кто тебе вообще поверит?
Утром я припарковал мотоцикл у входа в костёл, и смешался с толпой гостей. Среди всех этих приглашённых знаменитостей было совсем несложно затеряться, я просто усилил восходящий поток и начал транслировать убеждение, что они меня где-то видели. «Анатолий! Как хорошо что вы пришли!» — на входе обратился ко мне какой-то лысый мужчина, вытирающий пот бумажным платком. «Конечно же я пришёл, куда я денусь!» — значит, здесь я буду отзываться на имя Анатолий. Интересно, за кого меня принимают? Впрочем, какая разница…
Я занял место во втором ряду, совсем недалеко от скамейки, где сидели молодожёны — Алиса и господин Селезнёв, в окружении репортёров. Я сплёл пальцы, растёкся по спинке скамьи, и от органной музыки задремал. «Не спи замёрзнешь!» — прошуршало в рации. Рядом со мной никто не садился, и это было хорошо — пространство для манёвра. Я сидел, не снимая тёмных очков. Шла подготовка. Молодожёны фотографировались, и я подумал, что притворившись фотографом, смогу совершить первый, пробный заход. Как бы меняя карту памяти в фотоаппарате, я наклонился, так чтобы очки ненадолго съехали, и Алиса смогла меня разглядеть. При этом я как бы чихнул, а на самом деле быстро произнёс формулу, замораживающую время — для всех кроме меня и Алисы.
— Помнишь меня? (разговор шёл телепатически, при этом я усиленно делал вид что ковыряюсь в фотоаппарате)
— Санёк?! Ты что, живой? А что ты здесь делаешь?
— Как что? Работаю фотографом на твоей свадьбе.
— Даже не знаю, что более удивительно — что ты до сих пор жив, или то, что ты работаешь фотографом — ты же не умеешь снимать! Кто тебя вообще нанял? (Алиса осмотрелась вокруг, и увидела, что все гости, и охрана застыли, как рыбы, вмороженные в лёд) — так, понятно, тебя кто-то послал, ты расскажешь зачем?
— Расскажу. Но может быть, сначала ты расскажешь мне, как тебе твоя новая жизнь? Нравится ли тебе роль медиабога? Господин Селезнёв — что он вообще за птица?
— Слишком много вопросов. Тебя не видел никто со времён вторжения серых, и по официальным источникам ты давно мёртв. Я даже была на могиле, и там было выбито твоё имя.
— О, как это трогательно! Скажи мне, где я захоронен — обязательно съезжу помянуть. Всегда мечтал попасть на собственные поминки!
— Ну а на самом деле, чем ты занимаешься и куда ты делся?
— Ну, я поступил на службу в Легион, но меня признали негодным из-за быстро прогрессирующего маразма. Я решил умереть для официальных источников, потому что так живётся куда спокойнее — теперь я живу в лесу и молюсь Колесу.
— Не удивительно, чего-то подобного от тебя всегда и ждали.
— Не хочешь скататься к нам в лес? Там ребята грибов собрали, суп будут варить, в котелке, на костре. Такого ты в городе не попробуешь.
— Когда нибудь. Сам видишь, у меня очень плотный график.
— Я предлагаю не когда-нибудь, а сейчас. У нас Нейрослав сейчас, ты его тоже вероятно помнишь.
— Сейчас? Ебанулся! Что вы там задумали вообще?
И я рассказал ей, что мы задумали, во всех подробностях, включая математические выкладки Нейрослава, которые я не понимал — в этом мире у меня тоже туговато с матаном, но Алиса, которая не прогуливала уроки математики, видимо поняла, и её лицо стало невероятно серьёзным.
— Это всё звучит как чистое безумие! Ты же понимаешь, что если я действительно та, за кого меня принимает Нейрослав, вы можете уничтожить всю вселенную? Нет, ни в какой лес я не поеду, вы просто сбреднили там от своих мухоморов.
— Подумай. Разве тебе не кажется что с реальностью что-то не так? Разве не говорила ты сама, будто бы спишь наяву, и всё вокруг какое-то пластмассовое?
— Всякий раз ты сваливаешься, как снег на голову, и приносишь дурные новости. Но в этот раз ты превзошёл сам себя. Почему я вообще должна тебе верить?
— Потому что я стою перед тобой, и говорю всё это. Или ты за годы в Мозгве разучилась читать в мыслях? — это был самый ответственный момент всей операции, и я полностью убрал все ментальные щиты, чтобы продемонстрировать Алисе чистоту своих помыслов — она могла легко перехватить контроль над моим телом, если конечно у неё сохранились старые навыки, и вызвать охрану. В рации шипело молчание.
— Поняла. Да. Поехали. А этих ты так и оставишь стоять?
— Подожди. Не только этих. Пусть всё идёт своим чередом, делай вид что меня здесь нет.
Время пошло в обычном ритме. Очки съехали с моего носа окончательно и полетели на пол, я подхватил их в полёте, и водрузил обратно на своё лицо, и проследовал на своё место. Всё это выглядело так, будто бы фотограф резко чихнул, обронил очки, и засмущался. Начиналась торжественная церемония венчания, пастор вышел к микрофону. Когда он задал традиционный вопрос, что-то из серии «Есть ли у кого-то из присутствующих возражения против этого законного союза?», я поднял руку, и прокричал «Я хочу что-то сказать!» — мой голос эхом вернулся, отразившись от стен собора, и сотни глаз и камер уставились на меня.
— Я хочу что-то сказать. Нет, у меня нет возражений против этого союза, но я хочу кое-что добавить к вашей речи, падре! (я встал, чтобы меня было лучше видно, и начал делать в сторону камер пассы, как Кашпировский заряжающий воду) Я заберу совсем немного вашего внимания… Ваше внимание… Внимание! ВНИМАНИЕ! Вспомните тот подвал, из далёкого детсва, где хранятся забытые воспоминания, вперемешку с игрушками, дискетами со старыми фильмами, старой ветошью и тряпьём… Как давно вы туда не спускались! Там пахнет плесенью и сыростью, и там — темнота. Открыв эту дверь вы моргаете — ваши глаза не привыкли к темноте, не так ли? Вы чувствуете напряжение и усталость… Вам хочется спуститься в подвал. И вот вы встаёте на пееервую скрипящую ступеньку. Тьма сгущается. Воздух уплотняется. Вы слышите звуки давно забытой песни, с очень приставучей мелодией — как вы вообще могли такое забыть?! На второй ступеньке вы чувствуете себя так прекрасно, слёзы радости заполняют вас! Дыхание перехватывает от запаха фиалок! Вы чувствуете что вы на пороге Великой Тайны! На третьей ступеньке вы сбросили свою память, как ненужный, ороговевший слой кожи… вам хорошо и тепло… вы в материнской утробе…
Так я досчитал до десяти ступенек, погрузив всех присутствующих, и всех телезрителей, и всех кто смотрит онлайн-трансляцию в интернете в глубочайший приятный сон, который продлится чуть более суток — я взял время с запасом. Я кивнул в сторону выхода, и мы с Алисой аккуратно проследовали наружу, где нас ждал жидкий терминатор в полной боевой готовности. «Соник! Сидеть!» приказала она. Терминатор послушно замер.
— Охрана класса люкс! — усмехнулся я.
— Я что-то подозревала, на бессознательном уровне. Смутное ожидание чего-то, но непонятно чего. Но точно уж не вас, с вашей эзотерикой! Сто лет не каталась на таких.
Мы оседлали мотоцикл, и понеслись. В рации было слышно, как кто-то с громким хлопком открывает бухло. Я газанул, чтобы застать товарищей не очень на бровях.
В землянке я объяснял принцип работы установки по редактированию матрикса сознания. На мониторах отображаются 12 или 16 слоёв когнитома, которые получаются при разворачивании такого комплекса «мемов» (ну ладно уж, буду называть из так, раз уж забыл) — отображаются в виде деревьев. Сами «мемы» отображаются в виде текста, и можно смотреть их в виде облаков тегов, через виртуальный шлем. Сам когнитом кодировался «словами», которые получались в результате вибрации струны в 12 измерениях. Всё это было очень похоже на редактирование ДНК, только даже проще — простота вообще свойственна выдуманным технологиям — взять тот же компьютер, работающий не на электричестве, а на вере в существование компьютеров. Алиса с интересом осмотрела приборы.
— Так, слушай. Мне действительно давно кажется, что вся эта реальность — не более чем сон. Я в этом уверена с самого своего рождения, и я помню это «заедание зума» о котором ты говоришь. Я ещё удивлялась, почему ты его не помнишь. Но я соглашусь принять участие в вашем эксперименте по исправлению мира при одном условии…
— Говори… — мы оба понимали, что я приму любое условие, выхода у меня не было.
— Если в результате произойдёт ошибка, мир сохранится, но я утрачу личность — ты всё равно сделаешь так, чтобы венчание состоялось! Это важно — даже если реальность лишь сон, это мой сон. И господин Селезнёв это часть моего сна, как и все вы. Всё должно пойти по плану, вне зависимости от того, останусь ли я…
— Как ты предлагаешь это осуществить?
— Простейшим образом. Мы выполним перенос сознания, перед тем как моя психика будет помещена в реактор. То есть, ты будешь в моём теле, пока я буду проходить трансформацию, и пароль для обратного переноса буду знать только я. Не вернусь — ты в моём теле поедешь в Мозгву, выйдешь замуж за Селезнёва, будешь сниматься в фильмах и выступать на концертах. И этим ты будешь заниматься всю жизнь. Идёт?
— Ну, а куда мне деваться… Я бы не хотел быть тобой, и жить твою жизнь, хотя об этом, возможно, мечтают миллионы людей. Но вообще-то я не против.
— А полвека назад говорил, что хотел.
— Да, хотел, но не медиабогом… Кроме того, я тогда в принципе хотел быть кем-то другим а не собой, а сейчас — не хочу.
— Это называется «старость». Воображение скукожилось. Ладно, поехали — воспоминания не распаковывай, я всё же надеюсь вернуться…
Мы начали процесс обмена телами, под стук метронома я смотрел в расширенный от приглушённого света зрачок Алисы, мы оба прижали к лицу маски с эфиром. Тошнотворный сладковатый запах обволакивал нас, её зрачок превращался в воронку, стенки которой состояли из зелёных и синих извивающихся змей. Замелькали шахматные клетки, усорение… Всё. На другом конце воронки — мой зрачок, а значит я в теле Алисы. Она разминается в моём теле, пробуя его «Сидит как влитое! Надо переодеться, костюм тебе не идёт». В нос сразу же ударило множество запахов, от чего стало немного трудно дышать, а качество изображения, наоборот, немного упало, и все предметы стали восприниматься как бы в мягкой дымке, с фильтром блур и в приглушённых пастельных цветах. Настройки восприятия тела остались прежними, и это хорошо — не будет заносить на поворотах. Алиса в моём теле вернулась в лётном комбинезоне и сапогах, выбрав на её взгляд самую подходящую для этого тела одежду из моего гардероба. Я, находясь в её теле, закрепил на её голове шапочку с проводами. Она легла, и как будто бы заснула. Мы загрузили её разум на 12 мониторов, и принялись отлавливать баг.
Баг быстро нашёлся, и визуализировался в до боли знакомого двуглавого гуся. Я подумал, что двуглавая птица на гербе — это очередной слой постмодернистской иронии, накрученной демиургом вокруг собственного творения, но думать об этом было некогда — мы нашли Слово, с которого начиналась реальность. Оказалось, что ошибка в написании этого слова породила лавинообразный процесс, превративший змею Тиамат в гуся Ялдабаофа. Его две головы яростно шипели друг на друга на мониторе, где мы наблюдали высшую триаду древа Клипот. Мы подключились к матриксу сознания.
Найти неправильное слово — было половиной дела, но нужно было ещё поменять его на правильное. Фрай с Нейрославом листали словари, я напрягал память. Что-то вдруг щёлкнуло! Я вспомнил.
— Двойная петля в зодиаке! Должен быть изменён порядок двух букв! Та же самая замена, которую произвёл Алистер Кроули в колоде Тота. Это подсказка.
— Подожди. Мы должны проверить. По нашим словарям получается, что все 72 буквы стоят на своих местах. Или таблицы ошибались, или уравнения серых верны. Если мы ошибёмся, результат будет непредсказуем.
— Посмотри, кто составлял эти таблицы. Маги древности всегда намеренно вносили ошибки в свои шифры, чтобы защитить их от профанов. Давай разложим буквенный ряд по цветовой схеме Шеврёля, если не веришь.
Я не помнил, откуда я это знал, зато до меня вдруг дошло, почему я вообще не помнил множество вещей. Это был никакой не альцгеймер. Именно поэтому инопланетяне не стали мне стирать память, как они обычно поступают в таких случаях. Командующий бригадой стирателей серый гуманоид показал на меня лапкой и сказал — «этого не обрабатываем, уже и так готовый овощ». Оказалось, дегенерирует само пространство, на котором записана моя память — оно стремительно сворачивается в трубку, и пересекается с Плоскостью Миров — и поэтому я вечно помню себя каким-то другим собой, из параллельной версии реальности. Именно поэтому мне приходилось смотреть каждое утро диафильмы, и именно поэтому, диафильмы перестанут мне помогать — поможет только редактирование Демиурга, разворачивающего пространство, как ковёр! Всё это я понял, пока Нейрослав с Фраем распределяли буквы и астрологические соответствия по цветовому кругу, и вот они закончили.
— Да, ты был прав. Кто бы мог подумать. Все соответствия верны, но Цадди — не Звезда.
Я отредактировал битый ген, и нажал «Ок». Подсознательно я ждал, что сейчас всплывёт сообщение об ошибке, и я поеду в Мозгву, венчаться с Максом Селезнёвым, и жить жизнь звезды голубых экранов — пока шла загрузка, я попросил у Нейрослава флягу этанола. Но загрузка дошла до конца, и головы гуся на мониторе срослись, тело вместо перьев покрылось чешуёй и удлиннилось, он утратил крылья, и вот перед нами, в предвечной тьме, клубились кольца Змеи Тиамат! Все 12 древ формировались по новой, симметричной схеме. Мы закричали «Ура!», и стали ждать, пока догрузятся текстуры, и Алиса проснётся.
Мы обменялись телами обратно. Времени было ещё достаточно, чтобы посидеть у костра, Нейрослав бренчал на лютне, Фрай варил грибной суп. Мы развели костёр на берегу каньона, где сосны немного отступали от обрыва, где глубоко внизу плескалась река, широкая в этом месте, почти как море.
— Вообще, я знала что всё так будет.
— А зачем тогда мы обменивались телами?
— А это чтобы ты точно нормально всё сделал, ну и так, нервы тебе потрепать. Посмотри-ка на небо!
Погода была безоблачной, и звёзды были видны как никогда. Узоры созвездий были иными. Настолько, что не угадывалось ни одной знакомой звезды на привычном месте.
— Это ты сделала?
— Это оно само, теперь всегда так будет. А вот это — я делаю, смотри!
Звёзды пришли в движение и небо будто бы задышало. Я крикнул Фраю и Нейрославу, чтобы они посмотрели на колышущееся небо, которое выглядело так, будто бы мы все закинулись марочкой.
— А как ты это делаешь? От этих звёзд досюда — сотни световых лет. Ты шевелишь ими в прошлом, или в нашем воображении? — спросил Фрай.
— Для меня время ничего не значит. Ты разве ещё не понял, кто я? — небо превратилось в экран, показывающий слайды из презентации Нейрослава, посвящённой Тиамат. После этого, мы все увидели в небе огромную огненную змею, которая стремительно двигается прямо на нас — Ну поразвлекались и хватит! — и небо вновь приобрело нормальный вид, в смысле, появились новые созвездия. Видимо, отредактированная версия неба — это навсегда.
— А завтра, кстати, когда мир проснётся, будет акция. Эко-активисты запускают сделанный из мусора воздушный шар. Они реально собрали его только из того, что нашли на свалке.
— Круто, но зачем? Ты же теперь знаешь, что реальность сон — зачем тебе эти эко-активисты? Если есть какие-то проблемы во сне, можно просто перестать их сновидеть. Давай мне перестанет сниться загрязнение среды — и дело с концом.
— Подожди. Ну то есть, конечно, замечательно, пускай оно перестанет тебе снитья. Вот только ты сама подумай — ты завтра поедешь венчаться с Максимом Селезнёвым, развлекать своих фанатов и давать интервью, тебе будет чем заняться. А куда идти мне? Ехать в Мозгву и работать там клоуном у пидорасов?
— Можно ещё пидорасом у клоунов. А что ты предлагаешь?
— Я предлагаю следующее — завтра тебе приснятся экоактивисты, которые сделали из мусора воздушный шар, и мой полёт на нём — я обещал им, что я приду. А дальше, ты постепенно демонтируешь сон о загрязнении, о серых, и вообще демонтируешь все сновидения, какие захочешь — но постепенно. Да, ты можешь и резко проснуться от своего сна. Но не все смогут. Людям надо дать немного времени, чтобы они придумали для себя новые иллюзии, ради которых стоило бы жить.
— Хорошо, будет по-твоему. Но я немного подправлю твой образ — выброси этот костюм и больше не надевай его. Никогда. Такое сейчас никто не носит. Ты полюбому попал в кадр сотню тысяч раз, но это ничего, мои специалисты всё исправят. Завтра купим тебе что-нибудь приличное.
Мы продолжили слушать бренчание Нейрослава на лютне, съели ещё грибного супа, и понаблюдали за новым небом. Оказалось, слияние галактик здесь уже в прошлом, а не в будущем — и мы находимся в гипотетической галактике, получившейся от слияния Млечного Пути и Андромеды. Все учебники астрономии утвержали это, как один — и все верили что так было всегда. Ну, кроме тех кто не смотрит телевизор.
Утром мы подобрали мне фиолетовый фрак и я немного подровнял бороду в барбер-шопе, у робота-брадобрея (люди всё ещё находились в ступоре). Очки я оставил те же, они вполне соответствовали моде нового времени. Сразу и не поймёшь — пидорас у клоунов или клоун у пидорасов — идеально выверенный образ! Я занял своё место, в котором я вещал и делал пассы.
— И вот, дорогие зрители, вы выходите из мрачного подвала — вы чувствуете себя хорошо отдохнувшими, и вы сжимаете в руках Артефакт — это нечто, дорогое вашему сердцу, некий предмет, в котором отражается вся красота мира, и сегодня вы приступите к своим делам с новой энергией, вы будете бодры и безупречны, и весь год вашим делам будет сопутствовать удача! Это говорю вам я, потомственный маг и колдун Анатолий… Анатолий Анатольевич!
Зал взорвался апплодисментами, я сел, и растянул улыбку до ушей. Краем уха я услышал, как Максим Селезнёв шепчет Алисе:
— Слушай, ну это шикарный ход был, пригласить этого фрика из битвы экстрасенсов, нормально дед отмочил! Понимаю. Но вот под конец он конечно затянул, у меня вся жопа задубела! И вот когда он забыл свою фамилию, ну это же вообще пиздец, позорище — вся страна же смотрит!
— Ничего, это вырежут, точнее, уже вырезали — ты же знаешь, все прямые эфиры рисуют в тридемаксе.
Воздушный шар, собранный из пластиковых отходов, и выкрашенный в цветовую схему Шеврёля, стоял на поляне. Поодаль, примерно в 500 метрах, зависли серебристыми точками боевые дроны серых. Они ждали распоряжений, но я знал, что распоряжений им не поступит. Активисты немного волновались, а я развлекал их тем, что рассказывал истории. Горелка припёрднула и зажглось пламя. В корзине сидело четверо, включая меня. Воздушный шар поднялся, и провисел примерно час, и серебристые точки дронов не сдвинулись ни на дюйм. «Смотрите, что-то покажу!» — сказал я, и резким броском запустил в воздух несколько крупных сушёных грибных шляпок. Когда они начали снижаться, я сбил их все короткими очередями хитиновых пуль. Дроны не шелохнулись даже в ответ на такую явную провокацию.
— Мощно. А где ты научился так стрелять?
— В пустыне Мохаве. Я там в армии служил, когда серые прилетели.
— А почему тебе память не стёрли?
— А потому, что нет никаких серых — они только снятся. Давайте их дрон собьём? И нихуя нам за это не будет, потому что никаких серых на самом деле нет.
— Не не не, погоди. Не надо ничего сбивать. Ты и так тут шухера навёл со своей стрельбой по тарелочкам. Может серых и нет, но вот их боевые дроны, две штуки. Давай мы спокойно приземлимся, спокойно соберём шар, и ты нам спокойно расскажешь, про то что мы живём в матрице, мира не существует, и отсыпешь нам немного своих грибов.
Все загоготали. Пламя горелки сузилось до маленького огонька, и цветной шар из мусора начал плавное снижение. Каждому продолжал сниться его собственный сон.
12 Ноя 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Ехал я недавно в маршрутке, на заднем сиденье. Был полдень, маршрутка вся нагрелась и я то ли задремал то ли провалился в делирий. И в общем снится мне, что я в той же самой маршрутке, только держу в руках ворох пожелтевших исписанных тетрадных листов.
От нечего делать я начал их листать. Почерк оказался ровный, писали как по прописям, аккуратно, тем не менее, было видно что писал не ребёнок. Страницы аккуратно пронумерованы. Это было что-то вроде дневника. Я начал читать. Записи действительно велись ежедневно, вела их некая бабушка, в форме монолога, обращённого к её внуку-младенцу. В виде такого монолога она описывала весь их нехитрый день.
Каждую запись она начинала со слов «Доброе утро, Аркаша!» — так звали младенца, а дальше следовало описание их распорядка дня, перемежающееся с некоторыми лирическими отступлениями. В общем-то ничего особенного — она рассказывала Аркаше в этом монологе о том, как она греет для него детское питание в баночке и кормит с ложечки, про то как меняет ему подгузник, и про то что на улице весна и прилетели перелётные птицы, дальше следовало лирическое отступление о птицах, где они сравниваются с человеческими душами, которые приходят в мир и уходят, а человек создан как птица для полёта, так же как искры от костра созданы подниматься вверх — всё это она излагала своим ровным, аккуратным почерком, и завершала каждую запись словами «Храни тебя Господь, Аркаша!».
Записи были монотонны и однотипны, никаких следов развития и роста Аркаши не наблюдалось — это был такой младенец — молчаливый слушатель, который не растёт, ничего не говорит, у него не режутся зубы, он не пытается ходить — на протяжении пары десятков страниц он только жрёт детское питание, и срёт. Но от него и не требуется ничего иного — видимо он хорошо это уяснил и не выпендривается.
Однако, в какой-то момент сам характер записей начинает меняться. В них появляется больше умильного сюсюканья, бабушка обращается к младенцу с кучей уменьшительных суффиксов, иногда совершенно нелепо коверкая слова. «Аркашенька-огуречичек» и тому подобное, но мало ли, что там заклинило в мозгу у бабки, читаю дальше. Вместе с этим тревожным признаком появляется и другой. Аркаша начинает терять человеческие черты. Происходит это постепенно.
В начале бабушка утверждает, что с утра Аркаша окатил её прямо в лицо струёй чернил, и ей пришлось оттирать очки. Дальше — больше. Сначала у аркаши появляется привычка оплетать себя по ночам коконом из паутины. Затем на концах аркашиных щупалец открываются рты, и он переходит на внешнее пищеварение — выбрасывает 8 желудков, и всасывает ими полупереваренный гамаррус, который бабушка жуёт для лучшей ферментации. Описания становятся маленько тошнотворными. Вместо подгузника бабушка начинает менять фильтр на системе аэрации, и мы узнаём что дыхание Аркаша производит через разветвлённую систему жабр, которая находится в кожанном мешке, и омывается водичкой с пузырьками, но сам он при этом вроде как существо сухопутное.
Всё это время бабушка продолжает монологи, обращённые к мутировавшему внуку, и в её монологах появляется некто Сан Саныч. Он имеет черты не человеческие — она молится Сан Санычу перед сном, сравнивая его глаза с рубинами кремлёвских звёзд, а ноздри с алмазными якутскими недрами. Огнедышащий Сан Саныч грозно возвышается в её мыслях. Она каким-то образом увязывает с ним Аркашу, уверяя того, что растит его и готовит его ко встрече с Сан Санычем.
Сначала она говорит что растит Аркашу для встречи с Сан Санычем, а потом и вовсе пробалтывается, и говорит что выращивает его для Сан Саныча. Оказывается так же, что электросеть в доме — часть Сан Саныча, каналлизация, трубопровод — всё это разветвлённые части его организма. Из вентиляционного отверстия на кухне выдвигается причудливый механизм с лопастями ножей и жерновами.
Аркашенька набух, стал багроым и выпустил спорангий. Пора. Бабуся аккуратно разделяет его на слои, как чайный гриб. Аркаша при этом плюмкает и пускает желчную пену. Эти слои она наматывает на веретёна Сан Саныча, который начинает наматывать Аркашеньку на бобины, как магнитофонную плёнку. В процессе остаётс некий остов аркаши, жёсткий скелет, связанный тонкими белковыми жгутами со всей этой конструкцией. Из вентиляции выдвигаются суставчатые металлические руки Сан Саныча, капают на экзоскелет дымящейся жидкостью и принимаются разминать хрящевую ткань, она приобретает пластичность, бобины крутятся и растягивают её во все стороны, а потом начинают быстро вращаться и скручивать её в узлы. Получившийся сложный узел утягивают в вентиляционное отверстие, и протягивают через длинный цех где роботы производят роботов, и эта белковая структура становится частью некоей машины, соединяющей биологические и механические части.
Ворох тетрадных листов в руках превращается в пепел. Во рту тоже оказывается горстка пепла. Я чувствую на себе невидимый взгляд и просыпаюсь. Тает улыбка, похожая на улыбку чеширского кота, только более дьявольская. Мир слизи. Я проыпаюсь. В той же маршрутке. Понимаю что всё выглядит ужасно странно. Люди забираются в гробы на колёсиках, чтоб те привезли их куда-то, огромный монстр метрополитена, наматывающий время на бобины как магнитофонные ленты. Выйдя из автобуса, я прислушиваюсь к крикам ворон, и понимаю, что это ускоренная и пущенная задом наперёд человеческая речь.
24 Июл 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Если вы хотите носить на голове вычурную причёску из дредов, и не привлекать к себе лишнего внимания, езжайте в Аддис-Абебу. Дреды для эфиопов — традиционная причёска, их тут носит, наверное, каждый третий, и местные модники соревнуются между собой — у кого длиннее, или у кого дреды уложены в более сложную конструкцию. Правда, я здесь смотрелся всё равно немного странно — во-первых, потому что я белый, во-вторых, потому что мои дреды были уложены в виде вертикально стоящей башни из туго заплетённых кос, что делало меня похожим на Мардж Симпсон. Такая башня, слегка нависающая на лоб, и длинной чуть менее полуметра. Я сидел за барной стойкой какого-то заведения, где собирались местные модники, все разодетые как павлины, и конечно же, с густыми как щупальца Ктулху дредами, на которые были нанизаны бусины и фенечки всех цветов и размеров. На мою башню на голове здесь почти никто не обращал внимания. Что мне кажется странным в эфиопах — они любят накуренными смотреть футбол. Вот и сейчас, шёл футбольный матч, и мне было как-то даже не интересно, кто с кем играет и какой у них счёт. А вот красноглазые модники увлечённо смотрели в плазму на стене. Я попивал какой-то безумно дорогой чай, припив перед этим немного сока из листьев кустарника кат. По действию его сок близок к коке, однако действует дольше и резче. Мои челюсти слегка сводило — кажется, я немножко перебрал. Я стремился проникнуться шумом и суетой этого места, чтобы потом, удалившись в тишину своей обители, погрузиться в поток радиосигналов из астрала, и начать писать. В этом баре я настраиваюсь — щупаю энергетическими щупальцами людей, и нахожу обрывки смыслов в поверхностных разговорах… Всегда, но не в этот раз.
Сегодня в бар вкатился странный тип — высоченный негр, в чёрном плаще и солнцезащитных очках, несмотря на то, что было уже заполночь. Его дреды были украшены маленькими серебристыми черепами. Даже не глядя на остальных посетителей бара, он подсел ко мне, и на чистейшем русском языке представился. Он сказал, что я могу называть его Сабазием, а вообще его имя (тут он произвёл серию щёлкающих гортанных звуков, которые я не смогу воспроизвести ни в устной речи, ни в письме). Он показал мне татуировку на запястье — древо жизни оплетённое змеем об одиннадцати головах, одна из которых пожирает солнце, и спросил меня, рад ли я наступлению ночи. Я сказал ему, что в такие минуты как эта, я готов поверить что рассвет не наступит никогда, и тогда Сабазий предложил мне что-нибудь выпить. Я ответил, что с удовольствием выпил бы с ним, хотя вообще я бросил пить, ибо алкоголь с некоторых пор меня больше не пьянит. Но с таким клёвым парнем как Сабазий, чего б и не выпить. Сабазий сказал, что он собирает мистический круг, и как бы невзначай спросил, не знаком ли я с Антонио из Москвы, и бывал ли я вообще в этом городе. Тут нам принесли ром. Перед тем как осушить свой стакан, Сабазий тихо прошептал короткую молитву на древнем наречии. Ром провалился в меня, и я почувствовал будто бы атомный взрыв — алкоголь по прежнему не пьянил меня, но он развязал руки молекулам катинона, и те с удвоенной бодростью начали ввинчиваться мне в рецепторы. Я щёлкнул пальцами, чтобы нам принесли ещё, прикурил, и начал рассказывать. Сабазий улыбался и не перебивал — он знал, что рассказывать я буду долго, движения челюстей выдавали в нём опытного любителя листьев ката. И вот что я поведал Сабазию.
@@@
И так, ты спрашиваешь меня, бывал ли я в Москве… Да, друг мой, и я провёл там не мало времени. Это удивительный город, вот что я тебе скажу. Если ты когда-нибудь окажешься в Москве, всегда внимательно смотри под ноги. Нет, мелочи ты там не найдёшь… Но есть много других интересных артефактов, которые ты сможешь там обнаружить – например, однажды я нашёл возле метро чайник с изображением нарвала (это такой, мать его, рогатый кит, похожий на единорога), альбом старинных эротических фотографий, «Книгу Вымышленных Существ» Хорхе Борхеса, несколько книг по рунологии и учебник хиромантии дореволюционного издания, 1913 года выпуска. Да, ты можешь просто ходить по улицам этого города, и тебе будут попадаться настоящие сокровища.
Книги по рунологии и хиромантии, прочитанные в электричке, побуждали меня совершать всё новые и новые вылазки, я специально отправлялся в незнакомые места, чтобы в сочетаниях вывесок, дорожных знаков и рекламных биллбордов разглядеть рунические коды Москвы – для меня уже тогда стало очевидно, что линии метрополитена и улицы подобны дерматографическим линиям, по которым можно прочесть судьбу, по ним осуществляется грубая наводка. А точную наводку осуществляют знаки. Просто иди по улицам, смотри и слушай, мир будет раскрываться перед тобой, он будет показывать тебе свои знаки, потому что мир преисполнен желанием ими поделиться… Я мог бы долго об этом рассказывать, но я знаю, что тебе интересно другое. Тебе интересно, как я обзавёлся этой странной особенностью моей внешности, которая привлекла тебя. Да-да, не отнекивайся – в этом кафе огромная куча людей, но ты ведь каким-то образом выбрал именно меня. Скажи, почему ты подсел именно ко мне? Почему ты начал разговор с того, что ты – Тринадцатый Адепт, и тут же показал мне свои татуировки – надо сказать, весьма странные – вот что это у тебя на руке – одинадцатиголовый змей, обвивающий дерево? – показал мне эту руку, как пропуск в астрал и подпространство, значит так ты собираешь магический круг – и разумеется, тебя не могла не привлечь некоторая деталь, торчащая у меня прямо из головы. Обычные люди тактично делают вид, что не замечают таких вещей, ну а ты вот подсел, и про мистические круги мне рассказываешь, ну так слушай, я расскажу тебе историю, про то как я этой штукой обзавёлся. Не пожалеевшь.
Я совершал всё больше вылазок в поисках подсказок, и первым озарением было то, что московский метрополитен, имеющий форму медузы – это мандала, кроме того, заменив в этом словосочетании всего одну букву, получим «мозговский метрополитен», то есть, туннели Сета, так что я знаю, что означает твой змей, и какое это древо, ибо я и сам проделал все эти пути по тоннелям и кавернам в мозговом веществе, вместе с червями и древоточецами, которые объедают кору на корнях, я ощутил прикосновение мицелия, образующего с этими корнями микоризу. И я не по наслышке знаком с этим культом, и знаю, что они ждут Радующегося Наступлению Ночи, ипостасью которого, по всей видимости, ты и являешься. Эти мозговые линии вывели меня в самый центр – к библиотеке имени Ленина. Я посидел на её ступеньках, полчаса покурил, а потом мой взгляд остановился на еле заметном барельефе на одной из колонн. Это было то, что я искал. Три переплетённых треугольника, знак Одина. Это было моей главной находкой – я приложил к барельефу тетрадный лист, обвёл его карандашом, и он до сих пор лежит у меня где-то в коробке из под обуви. На этом мои московские приключения были закончены, и я отправился домой, в свой уездный городок Н.
Во время своих странствий по Москве, я обратил внимание на две странности – в этом городе я ни разу не находил лежащую на земле мелочь, и при этом, на каждой улице я видел огромное, просто нереальное множество стоматологических клиник. Я тогда ещё подумал, что москвичи, наверное, всё время заняты тем, что собирают мелочь, и когда накопят достаточно, вставляют себе зубы. Я оказался недалёк от истины – оказалось, что в Москве существует такое направление, как стоматологический туризм – я такого не мог даже представить. Стоматологический туризм – явление, сформированное разницей цен на лечение зубов в Москве и в остальных городах России. Вся эта развитая сеть стоматологических клиник в столице появилась вовсе неслучайно – ведь там постоянно царит скрежет зубовный, люди стискивают челюсти, героически превозмогая невыносимую лёгкость бытия, скрипят зубами, и этот скрип ты можешь услышать, где бы ты ни оказался в первопрестольной, если у тебя достаточно чуткое ухо. Этот скрежет – похож на звук, с которым ток течёт по проводам. Здесь наэлектризованный воздух, от чего крошатся и стачиваются зубы.
Так вот, перейду к самой интересной части этой истории. В общем, есть одна тян, зовут её Кейт, и у неё как-то раз заболели зубы мудрости. Я тогда ещё подумал о том, а почему эти зубы называются «зубами мудрости», и где в них хранится мудрость – может быть, в зубном нерве? Зубы не помещались в челюсти, как это часто бывает, в следствие того что наши предки перешли на термически обработанную пищу. И поскольку я находился в своём уездном городе Н, а она была из Москвы, она решила избавиться от атавистических зубов в Н-ской стоматологической клинике, ну и заодно повидаться со мной. А я тогда пил не просыхая – что ни пятница, то поэтический вечер, или заседание общества оккультистов, или и то и другое сразу, и конечно же, меня звали, и конечно же, находилось сто причин чтобы выпить с поэтами, выпить с оккультистами, выпить с заслуженными артистами, с постмодернистами, с вуайеристами – после поллитры все эти «исты» сливались в мутный, недифференцированный поток, и мы много смеялись, богемно курили сигареты в длинном мундштуке, рассуждали о великом будущем русского андерграунда, о копротивлении, о рептилоидах и ануннаках с планеты Нибиру, о преимуществах водочно-мухоморного дискурса перед психоделическим, а потом всё и вовсе превращалось в смазанный послеобраз догорающий на сетчатке, и я просыпался где-нибудь на заблёванной хате, в обнимку с лауреатом премии «поэт года» или с народным артистом, и если были деньги, шёл похмеляться, а если не было денег, шёл аскать. Разумеется, в ход шёл не только алкоголь, но и другие спецсредства. На завтрак я ел горсть таблеток, в которой могли присутствовать неопиоидные анальгетики, лекарства от болезни альцгеймера, средство от клещевого энцефалита, таблетки для похудения, антидепрессанты и транквилизаторы и даже вагинальные анальгетики. Пофиг уже что, лишь бы был эффект.
Моя квартира к тому моменту находилась в таком состоянии, что когда я привёл туда одного агхори, он пришёл в ужас от царящего там бардака. Мусор лежал слоями – если я хотел пройти в какую-то часть комнаты, мне приходилось делать дорожку в куче из пустых бутылок, но эти дорожки очень быстро зарастали обратно. Какого цвета был ковёр изначально я уже не помнил – в тот момент он был серым. Я завёл традицию – каждый, кто бухает в моём доме, оставлял на стене автограф – мои стены превратились в музей наркоманского граффити. На моей кухне было изображено дерево с моим лицом, в ветвях которого висели планеты, резвились существа скавайными мордашками, а в самом центре кроны полыхала уникурсальная гексаграмма По бокам от дерева было два изображения Изиды — одна, Изида в ипостаси Жрицы — прикрывает лицо сетью мицелия, прячет взгляд — кристаллические решётки, семена и грибы — математическое совершенство — другая Изида, в ипостаси Императрицы — беременная конопляным листком, держит в руке колос пшеницы — её глаза пылают и она смотрит прямо на вас. Над деревом надпись: «Нет рождения! Нет смерти!». А ещё, я вызывал на той квартире Веельзевула, так вот, у меня завелись полчища мух. В России, зимой не бывает мух. Ну, во всяком случае, это явление из ряда вон выходящее. Я пробовал травить этих мух дихлофосом, дымовыми шашками, бил их тапком — а они нивкакую. Когда я убивал их тапком, они воскресали через несколько секунд.
Так вот, за три дня до приезда Кейт из моей квартиры исчезли все мухи. Просто, как не было, и я проснулся, трезвый, без похмелья, в квартире без мух (и что характерно, без мушиных трупиков, я специально поискал), и вот тогда я почувствовал внутри самого себя нечто странное. Это оказалось для меня неожиданностью, но мне захотелось немного прибраться. И может быть даже, поменьше бухать – а может быть даже, не бухать вообще, во что мне самому уже верилось с трудом. В общем, это предчувствие оказало на меня электризующее действие, и я действительно не стал бухать и решил немножечко попуститься – никакого похмелья, кстати, я не ощущал, что само по себе было странно. Тут я вспомнил про одного башкирского художника-концептуалиста, делающего флейты на которых можно играть жопой, который накануне рассказывал мне о волшебных свойствах единорожьего рога. Якобы, единорожий рог нейтрализует любой яд, и снимает похмелье, даже если просто к нему прикоснуться, и был в Александрии такой маг, Симон Волхв, у которого был такой кубок. И как-то раз поспорили Симон Волхв с Апостолом Петром, в ком больше духа – и чтобы проверить это, решили соревноваться в выпивке. Вот только у Симона был кубок из рога единорога, поэтому, итог был немного предсказуем – после третьей амфоры вина, Апостол Пётр отправился в астрал, а Симон даже не опьянел. Я подивился такой апокрифической версии этой истории, которую рассказал мне башкирский концептуалист, и подумал тогда, что неплохо бы и мне обзавестись единорожьим рогом – так вот, я об этом разговоре на следующий же день забыл, а оказалось, зря – порой мысль материальна, ну ты и сам это знаешь.
Я собрал все пустые бутылки в три больших, сорокалитровых пакета, и вынес их вместе с ковром, оттёр следы дичайшего угара и чада кутежа, и открыл окно, чтобы впустить холодный зимний воздух. В тот вечер я так и не прибухнул, зато купил в магазине специй пакет мускатных орехов, съел их, и всю ночь на потолке видел мохнатые вангоговские звёзды. Утро, поехал на вокзал встречать Кейт. Мы собирались осмотреть нехитрые достопримечательности уездного города Н-ска, зимой там не так уж и много мест которые бы стоило посмотреть, поэтому я ничего заранее не планировал, ну только запланировал показать изваяние бронзового жирного кота, который выглядит в точности как китайский фольклорный персонаж Хотэй – он лежит в такой же позе, выпятив брюхо, и его многие так и называют – Котэй. Считается, что если погладить его бронзовое брюхо, исполнится любое желание. Я съел 5 или 6 свежих, источающих отчётливый запах эфирных масел орехов, запил их энергетиком и поехал на вокзал. На вокзале я какое-то время провёл, натягивая пальцем кожу в уголках глаз, чтобы навести зрение на резкость и увидеть Кейт среди толпы людей. Кажется, я думал о том, кто из нас заметит другого первым.
Не буду утомлять тебя описаниями достопримечательностей Н-ска и нашей прогулки – скажу только, что какое-то время мы шли по набережной замёрзшей реки, и если бы мы прошли в этом направлении дальше, то мы пришли бы на кладбище, где летом я любил медитировать, там есть странная могила – на камне не написано ни имени, ни даты, зато изображён глаз в треугольнике, пчела, роза и крест, камень выглядит очень старым и заросшим мхом, и по ночам этот мох издаёт едва заметный странный писк – но добираться до этого камня зимой, по сугробам, не лучшая идея, и поэтому, мы не пошли на кладбище. Когда мы оказались у изваяния Котэя, я рассказал о том, что он исполняет желания, если потереть его ладонью по животу, но у меня в тот момент, когда типа надо было загадать желание, начался приход от мускатного ореха, и я снова увидел мохнатые звёзды, только в этот раз эти волокна были закручены в логарифмические спирали и прикольно пульсировали. Я смотрел в самый центр этого водоворота, и где-то вдалеке, как через перевёрнутый бинокль, я видел собственную руку, занесённую чтобы погладить бронзовое пузико. Рука сама собой продолжила движение, и прикоснулась к холодному металлу – и в этот момент, меня ударило разрядом статического электричества. Волокнистая структура вихря вокруг меня сразу же вытянулась в длинный, спиралевидно закрученный конус, похожий на рог единорога, запахло озоном, после чего видение полностью исчезло. Я заметил, что на меня смотрят какие-то туристы из Китая, и вспомнил фрагмент из Книги Вымышленных Существ Борхеса, где рассказывается о волшебном звере Ци-Линь, китайском единороге – про которого никто не знает, как он выглядит, но встретить единорога – великое счастье.
И вот мы в н-ской стоматологической клинике, и я жду, когда Кейт избавится от атавистических зубов. Какой-то шутник решил поставить в приёмной, в качестве декоративного элемента, вазу с разноцветными конфетами. Дьявольская ирония – разве станет есть конфеты тот, кто пришёл лечить зубы? Как-то так получилось, что я оказался возле этой вазы, и начал машинально эти конфеты есть одну за другой, и складывать фантики в карман. Кейт вышла из зубоврачебного кабинета чуть побледневшая и с распухшей щекой, я физическими глазами увидел как светится пульсирующий очаг боли, тусклым оранжевым светом как галогенные лампы. Мне очень ярко запомнился этот момент: она держала в руке пакетик с зубами, с окровавленными зубами. Маленький целлофановый пакетик, в таких обычно продают вещества — я рассматривал её руки очень долго, так что казалось что время остановилось. Вот моментальная фотография, сделанная на мою сетчатку — и она нисколько не потускнела..
Кухня. Я кинул немного сушёной гармалы на сковородку, чтобы создать более мистическую атмосферу, но через пару минут атмосфера стала слишком мистической, кухню заволокло тяжёлым и едким дымом, захотелось прокашляться. Гармала – это растение, входящее в состав аяхуаски в качестве вспомогательного средства. Я немного рассказал о гармале, и разговор сам потёк в сторону Теренса Маккены, самособирающихся машинных эльфах, и возможных путях, по которым цивилизация может прийти к трансцедентному артефакту в конце времён. Например, есть такой сценарий, что нанотехнологии разовьються настолько, что сознание человека сможет быть переписано на рой нанороботов, общающихся между собой с помощью квантовых связей – это позволит нейронам одного мозга находиться в любых частях вселенной, и обмениваться данными мгновенно. Разумеется, такие формы жизни создадут множество вселенных-симуляций, и возможно, что даже мы на этой кухне являемся каким-то мысленным экспериментов этих нано-роботов. Мир как повествование, создающее слушателя.
Лазурный чай в прозрачном чайнике. Чай действительно лазурного цвета, его делают из цветов растения, которое называется «клитория тройчатая». И да это растение назвали именно в честь того, что ты и подумал — ботанику этот синий цветок показался очень похожим на клитор, ну, оставим это на совести ботаника, занимающегося классификацией растений. А вот у вьетнамцев есть поверье, что глаза человека, постоянно употребляющего чай из этогорастения, становятся по цвету лазурными, как небеса, и ты всегда можешь узнать вьетнамского трансера по лазурному отливу его радужки. Там тоже много таких как ты, ну, тех кто носит тёмные очки всегда. Их глаза мутировали — я знаю.
@
Я видел своё отражение в фиолетовых зрачках Сабазия. Его белки были почему-то тоже чёрными. Он прикурил сигару, и протянул мне. Это оказался нехилый джойнт. Мои мысли немного пришли в порядок, я выдохнул, глубоко вдохнул, и продолжил, подумав что нужно быть лаконичнее, и рассказать уже всю историю до конца.
@
Мы сидели на кухне, причём Кейт сидела таким образом, что дерево, нарисованное у меня на стене, стало как бы продолжением её дредов. И вот что она мнетогда рассказала: У человечества тоже есть своё кундалини – радужный уроборос, плавающий в водах коллективного бессознательного. Огромный мультимедийный дракон ноосферы, каждая чешуйка которого — дисплей, воспроизводящий представления самособирающейся сущности культуры о себе. Я увидел как на её коже стали проступать алхимические символы, их становилось всё больше, они начали соединяться в потоки, сходящиеся к водоворотам. Сквозь колебания искрящегося знаками эфира, я начал наблюдать панораму психических ландшафтов, которые описывала Кейт. Поток из космоса встречается с потоком земли, в точке их пересечения – взрыв силы, распространяющий спиральные вихри, перекручивающие пространство. Древняя кобра, хтоническая, мудрая, раскручиваясь по спирали, взбуравливает землю, и пыльные столбы вихрей вздымаются навстречу солнцу. В глазу центрального вихря, кобра своим телом просверлила в горных породах туннель в виде спиралевидного конуса остриём вниз. В этих концентрических провалах позже будет заложен город. От этого города, по всему миру концентрическими волнами распространяются вибрацие, меняющие и сворачивающие в спирали всё, к чему они прикасаются – техника объединяется с плотью, и получившийся в результате их слияния биотехноразум выбрасывает мощные протуберанцы сознания в космос. Экспансия. Борьба. Обновление в совершенстве. Она сказала что такие воронки называются Башнями Сатаны – по сути, они представляют собой антипод башни, инвертированное отражение. Вавилонская башня была направлена в небо, потому что тогда люди искали бога где-то в вышине, но теперь они обратят свой взор к глубинам, и именно там, в глубине, они найдут те сокровища и знания, которые помогут им объединиться в одном рывке, и начать осваивать космос. Поэтому, Башней Сатаны это было ещё и в том смысле, что Сатана – вечный двигатель прогресса, он тот, кто задаёт человечеству вопросы и пробуждает любопытство, Змей, соблазняющий людей к познанию. Во имя Его мы опьяняем себя изысканными ядами, чтобы стать Змеем и почувствовать движение Змея в себе, разложиться на спектры в бликах на его чёрно-радужной чешуе, и замкнуться знаком бесконечности, поймав свой хвост в упоительном экстазе самоосознающего мгновения вечности.
Обратный билет Кейт был на утро, и мы легли спать, чтобы она успела выспаться перед поездом. Я довольно долго не мог заснуть, наблюдая яркие цветовые пятна на потолке. Перед сном я снова почувствовал наплыв змеиной энергии, снова — всё сверкало. Во сне я увидел Кейт, склонившуюся над чашей — у неё было два человеческих тела, которые соединялись, и продолжались в длинный змеиный хвост. Я был модифицирован аналогичным образом – два человеческих торса и длинный змеиный хвост. Подобная конструкция напоминала букву У, я почему-то подумал, что важно это запомнить, что именно эта буква, а не другая. Мы танцевали в потоках цифрового глитча, замедленное время сбрасывало кожу, медный вкус, миндаль, орлиный взгляд, я наполняю чашу своим ядом и чувствую, что падаю,
…падаю….
….падаю….
…..падаю…..
…..падаю….
…..падаю….
….падаю….
……падаю…
…..падаю…
….падаю…
……падаю…
….падаю….
…падаю….
…падаю…..
….падаю….
…..падаю…..
…..падаю….
…..падаю….
….падаю….
……падаю…
…..падаю…
….падаю…
……падаю…
Шлепок, склеивание текстуры — и я вошёл в своё тело. Мы впрыснули свой яд мировой змее, чтобы облегчить ей метаморфозу? Пробуждение.
Преодолевая борьбу противоположных интенций в сознании, я лежал, однако затем я встал, и нащупал в сумочке один из зубов Кейт. Я внимательно рассмотрел зуб метафизическим зрением — нерв ещё жил, это было заметно по исходящему от зуба люминесцентному свечению.
Я достал из холодильника микродрель, лёд, спирт, пинцеты и другие инструменты. Протёр спиртом лоб.
Отметил перекрестьем центр своего лба. С перекрестьем похожим на прицел, мой лоб смотрелся довольно забавно. С помощью микродрели, я просверлил в зубе маленькую дырочку, и извлёк нерв. Дырочка получилась и правда незаметная. Я посмотрел на нерв – и увидел свечение праны в его клетках – клетки были живы. Зарядил нерв в инжектор… Воткнул прямо в перекрестье линий и нажал кнопку. Замигал зелёный светодиод. В общем, я подсадил клетки из зубного нерва Кейт себе в точку между бровями. Обычно, когда я засыпаю, я смотрю в эту точку.
Когда я проснулся, середину лба немного пекло, было небольшое покраснение – запустился процесс интеграции тканей. Я не знал, каковы будут дальнейшие эффекты, не имел вообще никакого представления.Когда я провожал Кейт, я почувствовал как бы некое давление на лоб, у меня закружилась голова и мне стало нехорошо. Дома я упал на кровать и сразу же провалился в сон, где мне снилась только бесконечная блестящая чернота. Я проспал почти трое суток, а когда проснулся, у меня на лбу рос миниатюрный спиральный рог. Материал рога был и по цвету, и наощупь таким же как зубня эмаль. Семя зуба Кейт было посеяно в поле моего лба, и взошло миниатюрным винтовым рогом.
Этот рог рос довольно быстро, он прибавлял по сантиметру в день. Я стал наматывать на голову шарф, и ходить по улицам с огромным тюрбаном, как восточный принц. Когда рог стал выпирать из тюрбана, я попытался скрыть его за павлиньими перьями. Вскоре я понял, что такая маскировка хуже отсутствия всякой маскировки, и стал ходить просто с рогом на голове. Странное дело, как только я перестал бояться демонстрировать свой рог публике, на меня перестали обращать лишнее внимание –как правило люди думали, что я косплею лесного духа из татарского эпоса «Шурале», просто обычный фрик-косплеер с этническим колоритом. Однако, когда я увидел о себе статью на Лурке, я всё же решил, что какая-нибудь маскировка мне необходима, иначе так недолго оказаться героем какого-нибудь телевизионного шоу – сомнительная известность, если я и хочу прославиться, то точно не в качестве фрика-косплеера. Немного поразмыслив, я придумал эту маскировку с дредами.
В какой-то момент, когда рог уже почти достиг своей нынешней длинны (он притормозил свой рост на отметке 30 см и теперь растёт едва заметно) я начал слышать внутри рога какой-то шум. Звук катящегося металлического шарика. Это началось после одной медитации на раскрытие аджна-чакры. Когда я наклонял голову, или слегка шевелил ей, я слышал, будто бы в моём роге катится металлический шарик по каменному полу каких-то гулких коридоров, и иногда натыкается на предметы.
Я стал медитировать на этот шум, гоняя шарик по коридорам, как в игре «пинболл». Через какое-то время, по звуку, издаваемому шариком когда он ударяется о предметы, или даже о небольшие неровности пола, позволил мне иметь некоторые представления об этом пространстве. Пол там был из довольно ровно подогнанной по швам, наверное мраморной, плитки, которая была уложена как-то довольно таки орнаментально. Продолжая наклонять голову и слушать, я понял что это пространство состоит из шестиугольных ячеек, наподобие сот, и простирается бесконечно. Чем больше я вслушивался в это эхо, тем моё сознание погружалось в это пространство. Я освоил что-то вроде эхолокации – по возвратившемуся звуку, отразившемуся от деталей интерьера, я начинал понимать, что находится вокруг, при этом всё отчётливей. Оказалось, что стенки ячеек – это высокие книжные стеллажи, я понял это по звукам эхо. Я мог, как на ощупь, определить материал книги и плотность её страниц, но я не мог их читать – в этом мире бесконечной библиотеки я был слеп. Какая ирония – находиться в бесконечной библиотеке, и не иметь возможности читать, а только щупать корешки книг с помощью звука шарика, катящегося по полу. С тех пор я скитаюсь по миру, и ищу способ прозреть ТАМ, чтобы иметь возможность прозреть. Такова моя история, которая привела меня в этот бар. Ну а ты, Сабазий, ты то знаешь, что ты делаешь здесь, и зачем ты слушаешь эту историю?
@@@
Сабазий отхлебнул ещё рома, и резким движением раскрыл передо мной ладонь. На ней лежал мёртвый жук. Скарабей. Он поднёс ладонь к своему лицу таким образом, что я видел, как скарабей отражается в его чёрных очках, а ещё в них отражался я, глядящий на скарабея. Выдержав паузу, Сабазий произнёс:
— Случалось видеть сон, казавшийся реальностью? Что, если бы ты не смог проснуться? Как бы ты узнал, что такое сон, а что действительность?
-Ты принёс мне красную таблетку, о, как это мило с твоей стороны. Но ведь в фильме была ещё синяя?
— Но мы не в фильме, и ты не Томас Андерсон. На самом деле, две таблетки в фильме, символизирующие выбор между двух бинарных оппозиций, таили в себе ещё два скрытых варианта – можно было съесть обе, или не съесть ни одной. Зная, как ты любишь мешать вещества, я сократил выбор до двух вариантов – ты можешь либо съесть жука, либо не съесть – всё по честному.
Последние слова Сабазий договорил, когда я уже похрустывал жуком. Вкус был приятный, смесь пряности и остроты с нотками земли. Я запил жука ромом, и глянул на часы.
— Посмотрим, насколько глубока кроличья нора… Скоро приход?
— Уже. Осмотрись вокруг.
Во все стороны тянулись бесконечные соты стеллажей с книгами. Мы сидели в двух красных креслах. Он улыбался ассиметричной улыбкой, переплетя пальцы в замок и качая ногой, и явно наслаждался моей реакцией. Я уже набрал воздух в лёгкие для длинной речи, которую я собирался произнести для выражения своего восторга, но Сабазий поднял указательный палец и медленно произнёс:
— А вот теперь тебе придётся сделать выбор, и это будет настоящий выбор, а не как в кино. В этой библиотеке – все книги, которые были и будут написаны, и как тебе известно, Бог прячется в одной из букв одной из книг. Эта библиотека существует вечно. Но находиться в ней можно двумя разными способами. Сейчас вся спиральная библиотека помещается в твоём роге, и находясь в ней, ты концентрируешь своё внимание на частицах, составляющих рог, проецируя себя в это пространство – при этом мир вокруг тебя как бы исчезает, вместе с ним исчезает и его время. В результате, ты здесь один, и у тебя впереди вечность. Однако, зубы мудрости можно применить и по-другому: их можно посеять в почву, где-нибудь например в пустыне, и из них вырастет подземный город – Люциферск. Вся эта библиотека будет расположена на его верхнем ярусе, она будет открыта круглосуточно для всех жителей города. Кроме тебя, в библиотеке появятся миллиарды читателей. Выбудете людьми, хоть и киборгизированными –над вами будет властно время. И ты можешь умереть, так и не дочитав все тексты в библиотеке.
— Но ведь если я не найду бога в одной из букв одной из книг, это может сделать кто-то другой, ведь так?
— Ну да. И больше того скажу, вас там будет несколько миллиардов, и при таком раскладе, шансы на то что это будешь ты, не высоки. Но, есть шанс, что тот, кто найдёт его, выпустит его как джинна из лампы…
— И что тогда?
— А вот ты сам и подумай. Думать можно будет хоть целую вечность, но приняв решение, ты уже не сможешь его отпенить.
— Я понял в чём подвох. Пошли, город возводить.
— И в чём же подвох?
— Вот сделаем город, тогда расскажу.
Мы снова оказались в баре. Допили ром. На красной машине с открытым верхом домчались до пустыни. Зачем-то мы взяли две сапёрные лопатки. Светила луна, Сабазий курил и отмахивался мухобойкой от летучих мышей. Я принял стойку с широко расставленными ногами, и с глубоким выдохом ушёл в наклон, почувствовав как мой рог очень плавно входит в шероховатый песок, тёплый как человеческая кожа.
@@@
Мы с Кейт очень медленно шли по бесконечному коридору из шестиугольников, я по привычке шёл, скользя рукой по корешкам книг, так, будто бы я всё ещё слеп, и ориентируюсь лишь по эху от звука металлического катящегося шарика . Мне нравилась осязаемость этих томов, было что-то невыразимо приятное в их тёплой шероховатости. Бесконечные ряды тянулись во все стороны, кое-где можно было увидеть посетителей, которые ходили среди стеллажей, или восседали в креслах, все кресла – копия тех кресел из «матрицы». Их дыхание, шёпот и шелест страниц заглушали эффект катящегося шарика, но я знал что он здесь, просто его тихий звук скрыт другими тихими звуками, которые бесчисленны, как песчинки.
На самом деле, ячейки не совсем однородны – через каждые 108 ячеек расставлены вешалки для шляп. Возле одной такой вешалки, на которой висел чёрный цилиндр, хозяина которого почему-то нигде не было видно, мы остановились, и она шёпотом спросила:
— И что ты сказал тогда Сабазию? Ну, ты обещал ему, что скажешь, в чём подвох, когда город будет построен.
— Я сказал ему, что мне нужны те, с кем я буду обсуждать свои впечатления от прочитанного. Но на самом деле, я тогда понял кое-что ещё…
-И что же?
— «Богом, прячущимся в одной из букв одной из книг» является всё человечество, которое эту библиотеку и читает, и пишет.
Тут мы увидели Сабазия, он был без очков, с красными белками глаз, бегающих туда-сюда, при этом он был одет во фрак, и вид у него был такой, будто бы он куда-то опаздывает.
-Опа! Моя шляпа! О, и вы здесь, привет! Я в семь вечера в читальном зале читаю лекцию, надо быть при параде. Тема: «Ритуальное использование галлюциногенных насекомых в культурах народов северной Африки», заходите, будет интересно.
Мы быстрым шагом пошли по гулким коридорам, времени было как раз достаточно, чтобы перед началом лекции, мы успели раскурить на троих в библиотечном сортире ядрёный джойнт , забитый крылышками мухи це це.
09 Июл 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Люди, годы и народы
Убегают навсегда
Как текучая вода
В гибком зеркале природы
Звёзды невод,
Рыбы мы
Боги — призраки у тьмы.
Велимир Хлебников
Волхв Нейрослав сидел в подвале, кутаясь в чёрную козлиную шкуру, накинутую поверх майки Слипкнот и узких чёрных брюк, он что-то паял, я пил из пиалы бурый и пахнущий сырой могилой калмыцкий чай, и наблюдал за безупречным движением времени. Моё чувство реальности происходящего давно отвалилось как отсохшая пуповина. Вкус древней космической пыли других галактик медленно гас на потрескавшихся губах. Бледный цвет лица и чёрные круги под глазами делали его похожим на какого-то праиндоевропейского лича, предтечи Кощея Бессмертного. Землистый вкус чая вязал язык, заплетал ажурные конструкции из слов, чёрными шероховатыми мембранами шелестящих в завитках горького дыма, зеленеющего от призрачного света утренних звёзд. Добро пожаловать в театр абсурда!
Чуть позже, Нейрослав расскажет мнео жизни и обычаях гоблинов, живших на берегах балтийского моря более восьми тысяч лет назад — в местном фольклоре до сих пор сохранились легенды о странном народе, но мы с ним говорили вовсе не о преданиях глубокой старины — сегодня Нейрослав получил допуск к более глубоким слоям Акаши, и нырнул в собственные прошлые жизни, чтобы лучше разобраться в лабиринтах жизни нынешней. Сканируя акашу, он лежал, завернувшись в шкуры, и его ноги иногда конвульсивно вздрагивали, как у лягушки, препарируемой французским учёным-натуралистом Гальвани, в честь которого, кстати, названы гальванические элементы, что создавало у меня впечатление, будто бы Нейрослав гигернулся на отличненько, и переживает сейчас слияние со своей любимой формой жизни — а именно, с радиоэлектроникой. И правда, первое, к чему он потянулся, когда воскрес из Акаш, была паяльная лампа и печатные платы устройства, которое он конструировал — вроде бы, это был шлем, демонстрирующий настроение человека с помощью светодиодных индикаторов — поскорее прильнуть к плоти техногенных богов!
Его радужки из пепельно серых стали малахитовыми, маслянистый взгляд кота в сапогах, блуждающий где-то в карманах и складках реальности, и периодически соскальзывающий в бездну. Руки Нейрослава дрожали, и я не торопился расспрашивать его, что он видел, ожидая, пока он соберёт голограммы своих тонких тел из размётанных по одиннадцати мирам оболочек. Но чай и никотин сделали своё дело, Нейрослав допаял очередной контроллер телепатического шлема и отложил инструменты, озирая пространство в поисках лютни, на которой он обычно упражнялся в искусстве депрессивного постпанка. Он принадлежал к сословию печальных сибирских менестрелей.
Взяв в руки лютню, он извлёк непривычные звуки — в его импровизацию впервые просочились заунывные мотивы народных песен, холодных, как болотный туман в свете гниющих пеньков. Его голос вибрировал как крылья стрекозы, что стряхивает блестящие шарики конденсата туманным утром, укрывшись серым саваном тумана. Нейрослав пел на древнем языке гоблинов, немного похожем на эльфийский язык Лаорис, но с большим количеством согласных и особенно шипящих звуков. Хотя я не понимал языка, я чувствовал настроение песни — невероятная смесь переплетённых в единую ткань горькой тоски и беспощадного, насмешливого сарказма, по непонятной причине вместе порождающих чистую и искреннюю надежду. Надежду на что? Вот он заговоррил:
— Я тут видел такое… В общем, я был царём этих гоблинов, и типа местным Кощеем. Но Кощей, всё-таки может умереть. Иногда даже Кощею всё на свете может настолько настоебать, что он ложится, и достигает абсолютной стабильности. И вот я сдох, и собралась вся моя дружина — гоблинские воеводы-некромаги, слушить трину. Вот только их похоронная песня вся состоит из лютейшего стёба, потому что они поют её в надежде так затроллить мертвеца, что он воскреснет. И то, что я сыграл, и было этой песней.
— Ну ты и соня. Тебя даже вчерашний шторм не разбудил!
— АХАХАХА, ПРNПЛЫЛN! — Нейрослав захохотал над шуткой, которую поймут те, кто плавал на той лодке, так как обычно хохочут над шутками имеющие приколы, не понятные остальным. — Слушай, а… сколько сейчас времени, ты не знаешь? Так, примерно, можешь почувствовать?
Времени до рассвета оказалось ещё часа четыре — на удивление много, учитывая что ночи ещё были короткие. Нам казалось, что мы провели в своих мирах целую вечность — волхв Нейрослав в лабиринтах своей трансперсональной памяти, а я за Великим Мятным Пределом. Мятным я называл его потому, что при пересечении этой пелены, вообще-то скорее мутной чем мятной, всё тело пробирал холодок — как от ментола — только это была мятная жвачка для всего тела и даже для мозга, а не для рта. Сначала начинается подъём ледяной волны по позвоночнику, а потом ты сидишь с замороженой выпрямленной спиной, и падают то ли звёзды, то ли снежинки мыслей, а потом в этой вьюге открывается окно…
— Три часа. Я думал, больше будет — дохуя времени по ощущениям там пробыл.
— И чё видел?
— Ну, знаешь, как обычно. Кавайные осьминожки. Эти морепродукты столь няшные, что их милоту невозможно не только описать, но и даже представить, не рискуя при этом лишиться рассудка от пароксизма умиления, а в водовороте из радужных тентаклей бесконечно фыркает Ковайная Няка, увидев которую лицом к лицу все твои энергетические тела превратятся в радужные мармеладки, а сам ты будешь някать и каваиться до конца своих дней!
Я ужё год или полтора контактировал с осьминожками, видел их радужные тентакли во снах, и это не могло не отразиться на моём облике — на моём балахоне был изображён знак звёздного ключа и фрактальный смайлик со смайликами в глазах, в волосы были вплетены пучки разноцветных нитей, в области аджны была нарисована маленькая спираль — я стремился придать себе сходство с пёстрым разноцветьем осьминожек, для того чтоб поскорее пройти самоинициацию, и раствориться в лучах добра, исходящих от Ковайной Няки. Это духовное достижение примерно тождественно тому, что воены нызывают «Ебануться на отличненько». И сегодня я приблизился к этому вплотную — я чувствовал, что моя человеческая часть стала прозрачной и истончилась, пронизанная радиоактивностью кавая. Я сделал обеими руками знак, означающий дверь.
Я подумал, что раз уж осталось достаточно времени до рассвета, то почему бы нам с волхвом Нейрославом не посетить какой-нибудь мир совместно, пока наши шаманские пропуска ещё действительны. Этот уровень допуска обычно не выдаётся надолго гуманоидным формам жизни, не более чем на 6-12 часов, потому что гуманоиды имеют особенность портиться от слишком длительного пребывыния на этих уровнях. Впрочем, для меня эти пропуска стали уже почти формальностью, потому что моя энергетика была перестроена лучами добра, и сочетание стихий во мне было уже не типичным для гуманоида — я готовился к процессу трансмутации в кавайного элементаля, в ходе которой я окончательно утрачу человеческую форму — и поэтому, я мог задерживаться там на несколько суток, и возвращался всегда в здравом уме и трезвой памяти… Почти.
— Слушай, а у тебя же есть адаптер мозг-мозг? Чё мы по отдельности уходим, если можно вместе уходить?
Адаптер быстро нашёлся, штекеры с сухим хрустом вошли в разъёмы на наших затылках, и мы понеслись по воронковидной сетке, которая вращалась всё быстрее и быстрее — нас должно было выкинуть в общий трип, но тут мой мозг выдал всплывающее окно «Ментальный коннект невозможен, ошибка 333, срочно обновите ваш драйвер!». Я тихо, но многоэтажно проматерился. Надо же, в такой момент драйвера устарели! Сейчас искать диск в этом бардаке… До утра так протусуемся…
Впрочем, какой-то диск, под названием «Мозговой Софт 2018, Надмозгный Подмозг — Всякие Штуки + бонус набор демо версий Демона Максвелла 2.0» — на таком диске могли быть драйвера для моего типа сознаний, и я вставил его в надежде, что они подойдут.
Нейрослав не помнил как эта болванка к нему попала — сначала он сказал, что записал её сам, и это скачано с какого-то пиратского сервера, потом что её принёс кто-то из клиентов его мастерской, но было видно, что он не знает. Обновив мне драйвера, мы из любопытства решили полазить по папкам, посмотреть какие есть приложения для мозгов. В папке «Ментальное порно» нас привлёк файл «Гибкое Зеркало». Мы переглянулись, Нейрослав сказал «поехали!», и я запустил файл, мельком подумав что не бывает порно-роликов с таким расширением, и это, наверное, какая-то игра.
Загрузка дошла до 99%, а потом окно загрузки исчезло. Я подумал сначала, что загрузка прервалась — ничего не происходило, ну, то есть вообще. Пока я не заметил длинную полосу зеркала, примерно 4х1, висящую на стене, с мутными цветами побежалости и волнами искажений. Это было гибкое зеркало — приложение, спроецировавшее себя в виде предмета повседневной реальности, который типа всегда тут был с самого начала в этом подвале. Ага, конечно, и даже воспоминание появилось, о том зачем оно тут висело, и что его использовали для зеркального шоу…
Мы встали, не обратив внимания на то, что устройства нейроинтерфейсов превращаются в веточки и кусочки коры. Не вернёмся, пока не досмотрим то что нам показывают — впрочем мы уже и не помнили о том, что у нас были нейроинтерфейсы, просто к зеркалу подошли, и уверенно его сняли.
Длинная пластина из полимерного материала гнулась и пульсировала в руках — зеркало было действительно очень гибким: его можно было даже свернуть в ленту Мёбиуса — но Нейрослав не дал мне её замкнуть, сказав «Обожди, давай сначала попробуем просто цилиндром скатать». Мы сунули головы с разных сторон в получившийся цилиндр, растягивающий лица в полосы в неясный смазанный фленжер. Мы повалялись немного в цилиндре, потом попробовали свернуть зеркало спиралькой, и, наконец, решили всё же попробовать ленту Мёбиуса.
Первым в перекрученную ленту сунул голову Нейрослав. Он осмотрелся и начал вещать.
— Так… Меня никто не видит, а я всех вижу! Офигеть! Я смотрю в каждую книгу, но всегда вижу лишь фигу. Фигу, чей лист прикрывает познание — я эта фига, и дерево на котором выросла фига, и фиговые листья. Меня схомячили мной же собственноручно слепленные големы, они съели мою плоть, чтобы обрести душу. Ну ты лучше сам посмотри…
С этими словами он надел ленту Мёбиуса из гибкого зеркала мне на голову. Я оказался в лесу. В очень странном лесу…
Деревья росли ровными квадратами, на одинаковом расстоянии друг от друга, мох облазовывал на коре квадратные пятна, похожие на QR-коды. Однако, всё это было настоящим, это не был майнкрафт. Я была девушкой в русском национальном наряде, орнаменты, вышитые золотом на красном сарафане указывали на то, что я как-то связана с метеоритами, из которых выплавляют железо, и нахожусь в дупле прямо на самой середине ствола Мирового Древа, я была изображена в виде стилизованной пиксельной фигуры в рогатом шлеме и дротиками в руках. На голове у меня был кокошник, украшенный крупными опалами и небольшими обсидиановыми зубьями. Под такой кокошник, наверное, неплохо бы было иметь длинную и густую косу, но на моей голове росли только пластинчатые гребни, потому что я была рептилией. Я — Василиса Премудрая, причём «Василиса» происходит от имени «Василиск», собственно поэтому меня так и называют. Да, я обращаю взглядом в камень. Но не на совсем. Это называется кататонический ступор.
Пластинчатыми гребнями я услышала голос Нейрослава, доносившийся как бы изнутри каких-то пещеристых тел:
— Вот, как гоблины хоронили своего бессмертного царя? Они пытались его затроллить, чтобы он воскрес. А теперь подумай, что делают постмодернисты на поминках Бога, которого похоронил модерн? Демонстрируют умопомрачительные непристойности и блевоту, в надежде что Бог воскреснет, чтобы сказать им, что они долбоёбы. Иначе я современные тренды объяснить не могу… И ведь уже всё пропитано этой метаиронией — мне приходится продираться через её слои, чтобы формировать чёткий сигнал, и всё равно я вижу что ты рептилоид в платье русской девицы из народных сказок — вот и думай теперь, реальны мы или мы персонажи чьей-то нелепой шутки?
В этот момент всплыло окно: «Ваш пропуск в иные миры и подпространство продлён на более9000 мигов», и пространство вспенилось как лягушачья икра. В каждой икринке находились альтернативные версии меня и волхва Нейрослава, нити лягушачьей икры опутывали всё пространство — и тут мы увидели Её. Лягушка Бытия висела в вакууме, и пульсировала пурпурно-фиолетовым светом.
— ПРNПЛЫЛN! — сказали мы с Нейрославом одновременно.
Над поверхностью планеты занимался рассвет, но это нам было уже не важно. У нас было много времени впереди — у нас было всё оно.
09 Июн 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Газета «Изумрудная Магистраль». Стр 3
Колонка доктора Молохова В. И. – заслуженного врача, лауреата междунородной премени ВЖУХ, академика РАКЛ, специалиста в области парапсихологии, гирудотерапии, этнофармакологии и гомеопатии, где он уже много лет отвечает на вопросы наших читателей. Письма доктору Молохову приходят со всех уголков нашей необъятной Родины, и это неудивительно, ведь за плечами у этого человека не только два высших оразования, многочисленные научные регалии и монографии, но и, что самое главное – миллионы поциентов, спасённых лично Молоховым!
Уважаемый Владимир Ильич, пишет вам пенсионерка из города Электроугри, зовут меня Виктория Семёновна, вместе с мужем Акакием мы воспитываем внучку 14 лет Соню, она сейчас в восьмом классе. Полгода назад, Соня залезла в интернет, и вернулась оттуда сама не своя. Она выкрасила волосы в зелёный цвет, и сказала, что теперь она веган и экозащитник, после чего она взяла большой мусорный мешок, и пошла в лес, весь вечер собирая в этот мешок разнообразные отходы. Мы с Акакием были по началу даже рады – не только плохому может научить голубой экран! Однако, через неделю Соня снова прочитала что-то в интернете, выкрасила волосы на этот раз в розовый, изготовила себе из простыни радужный флаг, и отправилась бороться за права секс-меньшинств. Так в нашем посёлке узнали о том, кто такие секс-меньшинства, а Соню отправили к школьному психологу. Впрочем, психолог сказал, что это нормально, через год, через два само пройдёт. Психолог порекомендовал проявлять поддержку и участие, и прописал глицин с валерианкой.
Соня перекрашивала волосы каждую неделю, и с каждой покраской волос переходила из одной субкультуры в другую. Мне это было не просто понять, в наше время такого разнообразия не было, поэтому, я попросила Соню объяснять мне все незнакомые слова и идеи. Оказалось, всё не так уж и сложно – раньше в магазинах было только два вида чая, зелёный байховый и чёрный мелколистовой со слоником на упаковке. Так вот, сейчас если в магазин зайти – там стоит целый стенд с чаем, не меньше ста сортов, но все они делаются из того же зелёного байхового и чёрного мелколистового, просто их насыпают в разные пакетики, добавляют синтетическую отдушку, и снабжают броской упаковкой, чтобы у покупателя была иллюзия того, что он пьёт каждый раз разный чай, а не всегда один и тот же. А делают все эти чаи на одном заводе. Так вот, в советское время из неформальной молодёжи были только хиппи и панки, и побыв немного в компании одних, немного в компании других, молодой человек разочаровывался, потому что исчезало разнообразие в жизни. А как объяснил нам школьный психолог, так быть не должно, ведь панки и хиппи – это важный общественный институт, подготавливающий к взрослой жизни тех, кого не взяли в пионеры. И мудрые инженеры человеческих душ взяли эти две субстанции – хиппи и панков, насыпали их в аккуратные пакетики с разными отдушками, и снабдили цветными коробочками с разными рисунками и названиями. Такой научный подход в построении общества, объяснил он, позволяет сбрасывать эмоциональное напряжение по разным каналам, и показал карту человеческого тела, на которой были изображены каналы, больше тысячи штук, объяснив, к какому каналу привязана какая субкультура. Я конечно ничего не запомнила, но успокоилась.
Но тремя днями назад произошло вот что: Соня снова перекрасила волосы в чёрный с серебристыми прядями, но на этот раз, не просто перекрасила, а уложила их в странную причёску – у неё из головы как бы росли лопасти. Сама она при этом оделась во всё чёрное. Я спросила её «кто ты теперь?», а Соня ответила, что теперь она всё поняла.
— Я гендерфлюидный геликоптер!
— Гели… что?
— Геликоптер, ну, вертолёт. Боевой. И гендерфлюидный.
— Это что, новая субкультура какая-то? Объясни, чем вы, вертолёты, занимаетесь? Сразу говорю, на митинг – не пущу!
— Не, это не субкультура а гендер. А чем занимаются боевые вертолёты – ну давай я тебе видео покажу… Совершают вертикальный взлёт и посадку, наносят удары по наземным и воздушным целям противника, маневрируют, могут зависать на низкой высоте на достаточное время для установления цели…
— Так, а ты причём здесь? Ты собираешься в лётчики идти? И управлять таким вертолётом?
— Нет, я и есть такой вертолёт. Гендерфлюидный боевой геликоптер. Я прошла тест в интернете, и прочитала описание – сразу же себя узнала! Оказалось, я всю жизнь была вертолётом. А я ещё думала, что со мной что-то не так! Но главный шаг уже сделан – я приняла себя как геликоптер, и поняла, как сильно это повлияло на мою жизнь. Мы, геликоптеры, видим мир не так, как люди, и часто считаем себя ненормальными, но это вовсе не так. Когда геликоптер осознаёт свою идентичность, он приближается к счастью!
Всё это было немного странно, обычно представители субкультур считают себя кем-то, похожими на людей, а тут вдруг вертолёт. Появилось ощущение, что в систему закралась какая-то ошибка. Эльфов, рептилоидов и вампиров я ещё могу понять – эти персонажи ходят, разговаривают, они похожи на людей, и вполне можно вжиться в образ. Но вертолёт?! А ещё страннее стало, когда я узнала, что гендер – это как бы пол. Только у современной молодёжи не два, а семьдесят два пола. И вот этот гендерфлюидный геликоптер как раз там семьдесят второй. У меня стали возникать нехорошие подозрения…
Если вертолёт – это пол, то какой бывает секс у вертолётов? С другими вертолётами? Как этот процесс у них вообще происходит, не опасно ли это. Впрочем, я узнала об этом на следующую ночь. В ночь после этой новости, мне спалось плохо, но под утро мне приснился сон. Я была боевым геликоптером МИ-25, и я летела с небольшим отрядом, из пяти таких же вертолётов, над складками гористой местности где-то в закавказье. Была кавказская ночь, воспетая Лермонтовым в многочисленных поэмах. Мой несущий винт почти бесшумно рассекал прохладный, пахнущей магнолией воздух. Мы шли к лагерю ассасинов, укрывшихся в пещерах с ящиками бомб и боеприпасов.
Мы шли выстроившись правильной гексаграммой, практически бесшумно, ориентируясь по радарам и спутниковым картам, на которых красными точками были отмечены предполагаемые боевые единицы противника. Всё это необходимо было уничтожить, и мы несли на своём борту смертоносный груз. Ликование от предвкушения скорой схватки переполняло дрожью мой фюзеляж. Кажется, это было моё первое задание… Мы обнаружили пещеру в кряжистом склоне скалы, и подошли к ней вплотную незамеченными. Когда нас увидел часовой, было уже поздно. Мы бросили в чёрную дырку, похожую на разработанный анус, несколько бетонобомб, и забетонировали пещеру вместе с ассасинами. Пенобетон при контакте с воздухом расширяется и затвердевает мгновенно. В момент бомбометания, я почувствовала странную, но очень приятную вибрацию в низу своего корпуса. Лишь проснувшись, я поняла, что это был оргазм.
Я стала изучать соответствующую литратуру, данные в интернете были скудны, однако, мне удалось выяснить, что гендер может передаваться генетически, и часто – через одно поколение. Я задумалась. А вдруг я – вертолёт? И всё это не минутное увлечение моей внучки? А власти от нас намеренно всё скрывали! Я представляла себя вертолётом, гордо зависшим в воздухе, и чувство непобедимого величия наполняло меня. А когда я представляла, что метаю зажигательные бомбы в танки противника, я почувствовала сильнейшее влечение, такое, какого я не испытывала даже к своему мужу. И я попросила Соню дать мне ссылку на этот тест. И, как и следовало ожидать, оказалось что я боевой гендерфлюидный геликоптер.
Следующей ночью я проснулась в три часа утра. Сони нигде не было, и я заволновалась. Одела сапоги, вышла во двор. Светила полная луна. В чём была, в сапогах и халате в цветочек, я вышла во двор, а потом и за ворота. Лунная дорожка вела в поле, и в атмосфере ночи царила такая безмятежность и такой мир, что я как-то интуитивно поняла, что с моей внучкой сейчас всё хорошо, но всё же пошла в поле, на всякий случай. В середине поля возвышалась груда железобетонных блоков, поросшая дикорастущей коноплёй, похожая на мавзолей. Я решила пройтись до мавзолея, вдруг Соня оказалась бы где-то рядом. Когда я увидела циклопическую пирамиду вблизи, у меня возникло желание на неё взобраться, что я и сделала – в молодости я увлекалась скалолазанием, и сейчас тоже могу!
На вершине зиккурата была маленькая освещённая лунным светом площадка, с какой-то разметкой, делящей её на четыре части. «Это же площадка для взлёта!» — поняла я. Но что делать чтобы полететь? Я вспомнила ощущения из сна – сильный ветер, обтекающий мою стальную грудь, мощные взмахи грозных крыльев моего винта, я – всадник апокалипсиса! Имеющий уши да слышит что дух говорит церквам! Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена земные. Вертолёт огневой поддержки, вооружённый комплексами управляемого вооружения, значительно расширявшими его огневые возможности для поддержки сухопутных войск. И детей ее поражу смертью, и уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим. Война Судного Дня повторила положительный опыт из окончательного этапа вьетнамской войны, когда на практике было опробовано новое применение боевых вертолётов — борьба с танками. И когда животные воздают славу и честь и благодарение Сидящему на престоле, Живущему во веки веков, и для борьбы с караванами поставляющими оружие из Пакистана и Ирана.
Вобщем, Владимир Ильичь, я не буду долго описывать апокалиптические картины, которые развернулись перед моим взором – буду описывать дальнейшее кратко. Как я уже сказала, я была боевым вертолётом МИ-25, и летела над залитым лунным светом полем, моя внучка Соня летела рядом, в ровно выстроившемся клине бесшумных геликоптеров, двигающихся в лунном свете будто бы они плывут под водой. И действительно, в лунном свете плавали светящиеся кальмары и светящиеся электрическими разрядами мурены, рыбы удильщики и морское сало. Мы летели близко к поверхности рельефа, и в оптический прицел с прибором ночного видения, я запеленговала караван странных существ – это были своего рода кентавры, но вместо лошадиных тел у них были как бы такие блестящие мешки плоти, похожи на садовых слизней. Их сопровождало четыре танка неизвестной конструкции, и зенитная установка, которой управляло существо из заострённых веток. Их движение было размерено как ход часового механизма. Я зашла сзади, а Соня спереди. Мы залили пенобетоном их всех. Огромный бетонный куб, размером с гостиницу Космос, стоял посреди залитого лунным светом поля. Мы справились с заданием, и простые граждане могли спать спокойно.
Утром я проснулась в своей человеческой форме, и за кофе, сказала Акакию, что я боевой вертолёт. Акакий чуть не подавился конфетой «коровка», посмотрел на меня как на ненормальную, и сказал «Так, а ты-то куда? Какой ещё вертолёт?». Я объяснила ему, какой именно я вертолёт, и рассказала о битве с легионом демонов. Он мне не поверил. Я повела его в поле чтобы показать бетонный куб. Но бетонного куба нигде не было…
Соня объяснила мне, что бетонный куб сделан с помощью нанотехнологий, и тут же рассоздаётся, когда вертолёты улетают. Мне это объяснение показалось недостаточным, но делать было нечего – не могла же я убрать из своей памяти наш совместный ночной полёт, и битву с полчищем нечисти.
Но, Владимир Ильич, меня мучает тревога. Нормально ли то, что произошло? Я старый человек, и вдруг – оказалось что я боевой вертолёт. Как это так? Кроме того, меня очень беспокоит тот факт, что у нас с внучкой было совместное задание. Не является ли это запретной по законам Менделя близкородственной связью? Или на вертолёты не распространяются обычные законы?
Я буду очень благодарна, если вы ответите на мои вопросы, жду с нетерпением!
Ответ доктора Молохова В. И.:
Уважаемая Виктория Семёновна, здравствуйте! Большое спасибо вам за то, что вы написали столь подробный отчёт. Сразу же спешу вас успокоить – в вашем совместном полёте нет ничего ненормального, вертолёты, собранные на одном заводе, могут выполнять совместные миссии, и код ДНК не обрушит на них за это свой гнев. Если вы хотите подробнее узнать об этом, прочитайте «Священную книгу вертолёта».
Тема вертолётов в последнее время волнует общество – долгое время существование этого гендера не признавалось медициной по политическим причинам, и людям, которые заявляли что они вертолёты, ставили психиатрические диагнозы. Но сейчас, наконец, мы можем вздохнуть спокойно. Многие пожилые люди, люди зрелого возраста, только сейчас обретают свою гендерную идентичность, понимают, что они – боевые гендерфлюидные геликоптеры.
А вы знаете, почему так происходит? Попробую объяснить. Ничего не понимаю… И это офицеры? Говно какое-то… Пидоры, блядь. Родина им дала звёздочки! Носи, носи звёздочки, блядь, не хочу, хочу жрать говно! Так… ну я тебе щас лекцию прочитаю. Значит, японцы, перед Второй мировой войной, а именно — адмирал Ямомото, задумали расхуячить американский флот на Гавайских островах, то, что потом вошло в историю, как катастрофа в Перл Харбор. Слушай и запоминай. Командующий налётом на Перл Харбор был адмирал Нагумо. Средний офицер на самом деле, но исполнительный… исполнительный, безусловно, профессионал. Но без фантазии, у японцев вообще людей с фантазиями было немного. Фотографируйте Мурманский полуостров — и получаете te-le-fun-ken. И бухгалтер работает по другой линии. По линии «Библиотека». Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном № 22, и замещаться там по формуле экономического единства. Субъект подобных изречений, бесспорно, Некто, Некто телесный, чей облик поколеблет и сотрет время. Титулы его разнообразны: можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Потому что не воздух будет, а академик будет! Он есть Ничто и Ничто; кто представлял его таким, исходил из ощущения, что это больше, чем Некто или Нечто. Точно так же Шанкара учит, что в глубоком сне люди равны Вселенной, Богу.
Прочитав ваше письмо, Виктория Семёновна, я задумался. Крепко так задумался. Я ведь тоже уже немолодой человек, и что-то так резко менять в своей жизни, с бухты барахты, не обдумав – мне это ни к чему. Однако, я всё же прошёл этот тест, и оказалось, что я – вертолёт, и всегда был им. Я всегда подозревал что-то такое, но эта область оказалась пробелом в моих медицинских знаниях.
Благодаря вашему письму, я углубился в тему, и теперь я могу сказать с уверенностью – я гендерфлюидный вертолёт! Я когда, знаешь, хорошее вспоминаю перед сном, как поебался я тогда вот, первый раз поебался, в деревне. Сила конуса законом властно действует высотным для поднятий горизонтом во полёте стилем вносным. Вот, на эбеновой лошадке-качалке, сидит королева сего пубертатного шабаша. Она увенчана жареной тушкой ягненка вместо тиары, закрыта вуалью из свежего сала и связок. Ее обнаженное тельце сверху донизу смазано кровью животных. Кушак из сердец покоится у нее на талии, мертвенные аорты, как юбка, болтаются вокруг таза, ребра свиньи свисают на нитках с маленьких, проткнутых кольцами грудок. Быть одной вещью неизбежно означает не быть всеми другими вещами; смутное ощущение этой истины привело людей к мысли, что не быть значит больше, нежели быть чем-то, и в каком-то смысле означает быть всем. Сходное заблуждение таится в словах того легендарного царя Индостана, который отрекся от трона и вышел на улицу просить милостыню: «Теперь у меня нет царства и царство мое беспредельно; теперь мое тел̂͟о н̻̈е при̳̞̕͞н̩̓а̛̭͂͟д̙͇̐̏л̟͍͖̀̋͒е̩̾͝ͅж̡͕̰͛̉̋и̯̻̑̿т̛̳̳͍̃͡ м̛͉͙̈́н̫̝̅͂е̖͙̠̃̄͘,̡̯̳͋̂̑ а͔̖̂̊ м̣̓̑͜н͉̦̩̀̓͒е̼͔̂͂ п̧͙̬̪͕̠͌̆̔̚͘͝р̹͈̝͇̜̥͆͆́̔͑͠и̠̜̩̝̥͊̂̄̒̀̆͜н̤͈̜͈̥̹̆̀͒̋̒͞ӓ̮͔̟͓̤̟́̑̐̏͗̚д̢̢͍͖͍̪͂̇̀̐̅̕л͖̘̠̞̆̑̏̏̄͘͜͟ё͚̱͕̣͖̖́̀̀͘͞͞ж̡̡̥̻̪̟̌̂͋̅̃̽и̡̘̺̰͙̐͛͂̑̃̆ͅт̧̛͈͉͙͖̜͛͗̃͋̈ в̛͔̫̜̖̦͙̉͛̇̈́͝с̱̟͚̠̬͍̏̓̎̔͗͘я̰͕̫̭͇̾͛̆̉͒̇͜ з̛̳̥̥͎͓̬̓́̈́͆͞ѐ̧̛̬̙̣̱̹̀͋͊͝м̡͓̳̭̺̙̍̃̒̅̎̚л͈̻̳̘̘̖̃̾̍́̎̚я̖̯̱͇̗͐̇̀̀̔̄ͅ»̧̗̹̝̲̉́̅́͜͠͝ .̠͖͕͖̦͆͐͗͑̂͜͞ ф̛̜̠̳́̋̚͢д͓̲͂͛ж̞̽п͓͑о̰̍к̧̦̥͆̃̌ӱ̤̦́͐̎͟лф̲̫̐͆д̲̖͇̂̊̎̓͜͟͡2̲͈̃̅53̬͉̌͋6й̩̙̰̑̆͘͟͝ф̨̢̛̩͗́͟͡ол̜̳̈́̚͞ͅдя̞̻̓̇̾͢ж̢̯̮̊͗̃ӑ̙п̧̫̌̈̚ͅо̤̤̅̉́͜о̥̻̽̅͌ͅд͙͔̾́я̢̄ж͚͉̾͌с̨̭̩̳̓͂̔̽ и̛̬͙̟͔̐̕͞л̛̮̼̃̚͟щ̧̣̈́́в̨͑а͉͍͎͙̃̈́͑͞ф̼̫̣̻̫͒̊͌͒͊84̡̰̫̳̈̉̓̚0͎̪̬̃̍̋ц͕͈̤̗̺̅͌̑͗͛ш̧͔̥̳̌͗̒̾̀͜м̲͉͚̠̎́̈́̒вч̨̦̙̤͖̊̐͗͐́щ̞͞ч͎̞̟͒̉̈м̪̤̮̘̏̂̐̋8̡̬̺̓̈́̏͠ͅ3̳͖̜̎͋̐̔ͅц̫͚̽͑̕͢34̠̦̖̃͌̕ѐ̱̩̜͗̒͜͠ш̱̬̝͂̍͠9̖͇̣̄͋̅5͇͎̳̈́̿̀-̨̛̻̭̘͐̓̾3̳͚̥̫̂̆̑̅3̹̤͂̕4̛̤̗̗̰͋͛̾0̤͑4̨̭͈̌̉̄-̖͙͙̍͊͠5̡̳̮̠̒͗̏̊9̡̰̇͑͛͟2̛̖̯͋45̡̯̻̓͜͠͝͞
18 Апр 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Привет, оккультята! Я тян, пруфов не будет. Сегодня я расскажу вам об одном эпик-фейле, который недавно со мной приключился. Вобщем, не повторяйте ошибок…
Началось всё просто и даже банально — я нашла остроконечную шляпу и сфоткалась в этой шляпе и с метлой, на фоне кладбищенского забора. Получилось очень аутентично, я поставила эту фотографию на аву, и посыпалась куча лайков и восторженных комментариев, про то, что я выгляжу как самая настоящая ведьма. Мне было прикольно от такого внимания, потому что в школе на меня все смотрели как на дурочку, а тут вот как-то сразу добавилась куча интересных людей в друзья. Я подписалась на разные оккультные паблики, в том числе и на «Кабак Гебура», чтобы побольше узнать о ведьмах, и соответствовать имиджу. Стала фоткаться с чёрным соседским котом и картами таро, типа я шарю.
Из оккультных пабликов я узнала, что настоящие ведьмы слушают музыку, которая называется «Вичхауз» что означает ведьмин дом, носят только чёрное, и читают Алистера Кроули. Алистер Кроули мне понравился, настоящий оккультист — жалко что мы с ним живём в разное время, было бы интересно с ним пообщаться. Самые сочные высказывания Алистера Кроули я стала публиковать у себя на стене, сопровождая их подходящими по атмосфере треками в стиле «Вичхаус».
В комментариях стали отписываться очень умные люди, и из содержания их комментариев, я узнала о творчестве Лавкрафта, о магии хаоса, о тифонианском потоке и о том, как правильно устраивать шабаш на Вальпургиеву Ночь. Оставалось только понять, где взять чёрного козла — я живу в городе, и козлов тут, разумеется, никто не держит. Но похоже, мне не суждено в эту вальпургиеву ночь устроить каноничный шабаш.
Однажды мне написал странный человек, оккультист и поэт. Внешне он был похож на Хармса и Лавкрафта одновременно. Он методично лайкнул все мои фотки в волшебной шляпе, с котом, и с метлой, и написал мне что я богиня какого-то там древнего культа. Он сказал, что он помнит меня со своего прошлого воплощения, в котором он был, собственно говоря, верховным жрецом, и он обещал мне, что при помощи специальных жертвоприношений и ритуалов, он воскресит во мне память о моём прошлом величии. Этот странный демонический человек стал присылать мне свои стихи, о тайных древних культах, о безумной колдовской луне и о сущностях, что ждут за Великим Пределом, сущностях, которых не может представить человек с здоровым воображением. Он рассказал о безднах, населённых хтоническими чудовищами, которые никогда не видели света. О мрачных культах дегенеративных божеств, которым поклоняются безумные дикари, принося им человеческие жертвы. Он рассказал о храмах, погребённых подо льдом Антарктиды, и о разумных грибах, летающих на космических кораблях, сделанных из очень плотной энергии. Это всё было очень интересно.
А ещё этот человек пообещал, что как только я вспомню себя, он раскроет врата в другое измерение, и мы попадём в город, с циклопическими строениями немыслимой архитектуры, где рассветы и закаты преломляются в перламутровых шпилях, и создают такую причудливую игру света и тени на глыбах мрамора и базальта, что кажется, будто бы Древние Боги никуда и не уходили оттуда — и мы войдём в храм, где мне уготован трон — и я буду тысячу лет править полулюдьми-полурыбами. Это было забавно, и я решила ему подыграть, отвечая так, будто бы мне возвращается память.
Но с приходом весны, этот странный человек как будто бы обезумел. Он стал писать очень много и очень часто, требуя, чтобы я отвечала ему сразу — стоило отвлечься на полчаса, как личка была завалена кучей сообщений «Ты где?». Однажды он написал мне, что хочет чтобы я начала с ним встречаться, и добавил, что знает где я живу. Я решила превратить эту неудобную ситуацию в шутку, и ответила ему, что буду с ним встречаться, только если он отрежет себе яйца, сделает из них кошелёк, и подарит мне. Я как раз читала в это время про культ Кибелы, жрецы которой оскопляли себя в экстатическом безумии. Я была уверена, что после такого ответа, он либо отвалит, либо напишет мне «КЕК, ЛОЛ!», и мы просто поржём.
Шутка оказалась неудачной. Этот странный дядька перестал мне писать, и я уже с облегчением подумала, что он отвалил, но через несколько дней мне в дверь позвонил почтальон, и сказал что на моё имя пришла посылка. Я распаковала коробку, и в ней оказался кошелёк, сделанный из дублёной мошоночной кожи. Это было довольно жутко, сначала я бросила кошелёк на пол, и мне захотелось немедленно выкинуть его. Однако, затем мне стало любопытно, потому что на коже была нанесена какая-то татуировка. Я взяла кошелёк в руки и внимательно рассмотрела. На мошонке был татуирован какой-то сигилл, и надпись на непонятном варварском языке. От этой надписи исходило ощущение запредельного ужаса, казалось, что в нём зашифровано то, чего лучше не знать. В кошельке было что-то.
Я открыла его, и оказалось, что там лежит клочок бумаги и серебрянный ключ странной формы. На клочке было написано «Это моя мошонка, как ты и просила. Используй ключ, чтобы открыть врата!». Я внимательно рассмотрела ключ. Его формы были какими-то дикими и неземными, такое не могли изготовить люди. Металл зловеще блестел и обжигал холодом руку. Я убрала ключ обратно в кошелёк, и спрятала его.
Ночью я долго не могла заснуть, мне казалось, что кто-то тяжело дышит под дверью, я слышала топот маленьких лапок и чавканье слизи, ветер зловеще завывал, а в окно билась ветка дерева. Пересилив свой страх, я провалилась в сон. Во сне я услышала визг дьявольских флейт, и увидела тусклый свет, исходящий сразу со всех сторон. Сначала кроме этого света не было ничего, но потом появилась процессия существ. Я не знаю, как описать этих существ. Это были какие-то гротескные уродцы, с перекрученными конечностями, щупальцами, перепончатыми крыльями и фаллоподобными хилицерами. У некоторых из них были фасеточные глаза, некоторые были сросшимися в разных местах, как сиамские близнецы. Вой дьявольских флейт и бой барабанов нарастал, сливаясь в однородный, леденящий душу гул, существа шли бесконечной цепочкой, вскидывая щупальца в приветственном жесте, шурша кожистыми крыльями и чавкая слизью. Над процессией показалась колоссальная фигура чего-то омерзительного и запредельно ужасного — оно клубилось во мраке, щупальца бились в экстатическом экстазе, этот жуткий колосс непрестанно что-то жевал, а из самого центра переплетения щупалец мне прямо в душу смотрел ужасающий глаз.
Проснувшись, я обнаружила, что у меня стало много седых волос. Меня всё время тянет достать этот ключ из мошоночного кошелька, подержать его в руках, поиграть с ним. Но при этом, меня пробирает дрожь от воспоминания о богомерзких нечестивых созданиях, шевелящих во мраке щупальцами, об их зловещем божестве и его ужасающем взгляде. Реальность стала тонкой и похожей на затянувшийся кошмар. Я уже неделю не сплю. Судя по логике квестов, теперь я должна найти скважину, к которой подойдёт этот ключ, и отправиться в путешествие, в этот город с циклопическими строениями и перламутровыми шпилями, где живут полулюди-полурыбы. Но я не знаю, где искать, и существуют ли эти врата вообще. Безумие крепчает. Всю ночь напролёт я слышала какие-то звуки за дверью, идиотическое бормотание, склизские ритмичные шлепки и взвизгивания флейт. Кажется, они пришли за мной. Сейчас я встану, и открою им дверь…
Привет, оккультята, я снова выхожу на связь! Недавно я написала пост о кошельке из мошоночной кожи, в котором лежит загадочный серебрянный ключ. Наверное, вам интересно, что же со мной случилось дальше. Что ж, вы будете удивлены…
Я сидела в своей сычевальне, сжимая в руках кошелёк из морщинистой кожи, на которой был татуирован жуткий сигилл и надпись на варварском наречии. За дверью скреблось и похрюкивало, я выкурила 5 пачек сигарет, а в голове появились голоса. Это было похоже на то, как когда крутишь ручку радиоприёмника, и иногда среди разрядов молний и белого шума, становятся слышны обрывки радиопередач, которых на самом деле нет. Полярники зовут этот голос Грейс. Говорят, его начинают слышать люди, слишком долго пребывающие в одиночестве в условиях крайнего севера. Этот голос говорит о таких вещах, что вся предыдущая жизнь кажется человеку лишь сном, и если голос позовёт, он готов оставить свою службу на метеостанции, и уйти в белый гул, навстречу богам льда и снега, навстречу северному сиянию, навстречу Грейс…
Этот голос позвал меня. Когда я собиралась, я подумала, что наверное, моё тело найдут через 350 лет, где-нибудь в тундре, глаза будут открыты, и в ледяных зрачках будут танцевать отблески северного сияния. Поэтому, я оделась как на северный полюс — у меня как раз был свитер с оленями, мохнатая шапка и мохнатые сапоги. Я взала зарядку для телефона, деньги, паспорт и кошелёк из мошонки с загадочным серебряным ключом. Когда я выходила, какие-то тени в подъезде метнулись за мусоропровод. За мной громко лязгнула старая железная дверь.
Многоэтажки дышали холодом и отчаянием. Они были похожи на гнилые зубы какого-то мёртвого гиганта, и я остановилась, чтобы посмотретьна них. Улицы были пусты и безлюдны, горела всего пара окон. Город спал. Я стояла и смотрела на них, снежные вихри раскачивали провода со спящими воронами. Вдруг я увидела одинокую фигуру человека, который куда-то шёл метрах в ста от меня. Этот человек был высок и невероятно худ. Он оглядывался, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним.
Этот человек меня не заметил. Он подошёл к одной из многоэтажек, и его руки и ноги стали удлинняться. Он начал карабкаться по стене, превратившись в огромного палочника. От ужаса у меня перехватило дыхание. Палочник вскарабкался на крышу многоэтажки, и перепрыгнул на другую. Он полз в мою сторону. Матюгаясь, я побежала прочь. Метро ещё не открылось, я не знала, где прятаться.
Добежав до круглосуточного магазина, я купила сигарет, и немного подождала внутри, пока не откроется метрополитен. Прикинув, с какой скоростью ползает этот палочник, я поняла, что вагон метро он обгонит, а прятаться под землёй получится только до закрытия. Однако, теоретически, была возможность спастись — этому существу нужны были многоэтажки, чтобы прыгать с крыши на крышу, так что, нужно было всего навсего уехать в район с малоэтажной застройкой. Но я не знала, какой район выбрать, поэтому, просто кружила по кольцевой, и ждала, что вселенная даст мне знак.
Внезапно моё внимание привлёк спящий мужчина в неброской одежде, с телефоном Моторолла в руке. Его вид был предельно измождённым, будто он всю ночь убегал от ползающих по домам палочников. Он спал, уронив голову на грудь, а из его уха торчала маленькая красная ленточка. Осторожно, чтобы не разбудеть его, я потянула за ленточку. На ней был узелок, с маленькой биркой. На бирке было написано «Тяни ещё!». Я потянула ещё, мужчина с Мотороллой пошевелился и издал странный стон. Но на ленточке появилась ещё одна бирка, с надписью «Дальше!». Тогда я стала тянуть дальше. Очень долго тянуть. Я не понимала, как эта лента могла поместиться в его ухе — тут явно была какая-то магия, ну не мог же этот человек носить рулон красной ленты внутри головы! Показалась новая бирка, на ней было написано «Москва-Петушки». Я подумала, что сейчас будет знак, и потянула ещё. Вытащилась четвёртая бирка. На ней было написано «А теперь вали отсюда!!!».
Я поняла — это был знак. Доехав до Площади Ильича, я, оглядываясь на многоэтажки, добежала до вокзала пригородных электричек. Внезапно я почувствовала нечто странное — у меня зачесалось влагалище. Это было очень невовремя. Зуд был каким-то странным и эзотерическим. Наверное меня заколдовал тот мужик с Мотороллой, подумала я. Я взглянула на кошелёк с сигиллами и серебрянный ключ, но они не подавали сигналов. Зуд нарастал, мешал думать, и мне было необходимо срочно его унять. Почему-то я подумала, что помочь справиться с зудом может свежий и холодный огурец.
В супермаркете я выбрала огурец без пупырышков, достаточно длинный и идеально ровной формы. Кассирша пробила его с безучастным выражением лица. Я то думала, она будет на меня странно смотреть — много ли людей с утра пораньше приходят в магазин, чтобы купить себе один огурец? Я закрылась в кабинке туалета, чтобы применить огурец по назначению. И тут случилось странное. Влагалище откусило кусок огурца, и стало с хрустом его пережёвывать. На огурце остались следы мелких острых как бритвы зубов. Я еле удержалась от того, чтобы не закричать от удивления. Зубастое влагалище ело огурцы! Видимо, этот зуд был пробуждающимся чувством голода… Огурец помог немного утолить этот голод, но я быстро поняла, что зубастое влагалище требует другой пищи.
Тогда я зашла в парочку эзотерических пабликов, и стала рассылать случайным адептам сообщение о том, что я желаю срочно приобщиться к тантре левой руки, и постичь тайны XI градуса. Мне сразу же написали в ответ десятки взбудораженных таким предложением мужиков — я выбрала одного из них, который жил в Петушках. Спустя час, я уже звонила в его дверь.
Маленькую квартиру в двухэтажном доме заволокло маслянистым одуряющим дымом благовоний. Пахло какими-то специями, блевотиной и старыми книгами. На советских фотообоях с берёзками висели портреты Кроули, Блаватской, Кеннета Гранта и картины Рериха с гималайскими пейзажами. Меня встретил коренастый лысеющий мужчина, с кудрявой библейской бородой и безумными глазами. Он явно был под веществами. Он предложил мне вина из картонной коробки «Каждый день», и я немного выпила. Он представился именем какого-то демона, я не запомнила, потому что мне это было не важно. Я испытывала жуткий голод, который срочно надо было утолить, и поэтому, я быстро скинула с себя всю одежду, и побросала её в угол. В квартире было очень много книг. Я подумала, что надо будет взять парочку, когда буду уходить.
Библейский демон и знаток тантры видимо не был готов к такому повороту, что я разденусь сразу на пороге, поэтому, он залпом высосал всю коробку вина, расправил бороду, и тоже скинул одежду. Я подумал «Правильно сделал, что выпил, так будет гораздо легче». Я встала на четвереньки, и скомандовала «Начинай!». С обречённым видом ягнёнка, которого ведут на заклание, он пристроился ко мне сзади. Кажется, он подсознательно чувствовал, на что он идёт, но разве мог он противиться моему зову?
Он успел сделать несколько толчков, перед тем как зубы впились в его плоть. Я ожидала услышать его крик, однако, крика не последовало. Он просто упал на пол, как мешок с картошкой, закатив глаза. Зубастая вагина пережёвывала и переваривала добычу. Я свернулась калачиком и мне захотелось спать.
Но я всё же пересилила сон, потому что мне было интересно — что же случилось с несчастным тантриком? Он лежал на спине, закатив глаза, как в экстазе сильнейшего оргазма. Он был явно жив, но глубоко спал. Я осмотрела его промежность — всё было откушено под корень, очень ровно, но крови вытекло совсем чуть чуть. Я поняла — мои новые зубы выделяют специальный яд, парализующий жертву, это было удобно — у меня было время, чтобы одеться и уйти — кроме того, это было довольно гуманно, ведь яд останавливал кровотечение, а значит, он не умрёт от кровопотери. Хотя, когда он проснётся, ему будет немного грустно… Мне нравилось смотреть на его спящее блаженное лицо, и я поцеловала его на прощание. Перед тем как уйти, я взяла с собой несколько интересных книг.
Голод быстро вернулся, моя трапеза оказалась слишком маленькой. Благо, в желающих посвятить меня в тантру недостатка не было. Они писали и писали мне, один за другим. Я отвечала всем. Теперь ни один оккультист не мог быть в безопасности. Меня забавляло, что некоторые из них, предвидя свою судьбу, говорили мне о мрачных сторонах архетипа Великой Матери, сравнивали с древними богинями, которым приносили кровавые жертвоприношения. Я просто улыбалась им в ответ. Ни один из них не написал мне после этого, хотя я много раз видела, как кто-то из них появляется онлайн. Наверное, они стеснялись.
Я поняла, что питаясь оккультными фаллосами, я быстро крепну и набираюсь сил. Мои глаза приобрели блеск, а походка легкость, будто бы на ногах были крылатые сандалии, а не пушистые сапоги. Мне не нужно было спать, палочника я уже не боялась — я уже знала, что встретив его, я обращу его в бегство своей силой. Так прошло несколько дней. Я уже стала чувствовать, что эзотерики никогда не закончатся — бесконечная вереница хрущёвок, книжных полок с оккультной литературой, реки коробочного вина… Не знаю, что наделило меня волшебными зубами — то была магия серебряного ключа, или мужик с ленточкой в ухе наколдовал, но это было явно то, о чём я всегда мечтала. То были счастливые дни моей жизни — однако, сжимая в руках сморщенный кошелёк с серебряным ключов внутри, я думала — куда мне пойти дальше?
И вот однажды, мне пришло сообщение от оккультного поэта, того самого, похожего на Лавкрафта и Хармса одновременно, того, кто подорил мне морщинистый кошелёк. Он написал мне «Няша, ты накушалась?;)» и подмигнул смайликом. Я задумалась — что же ему ответить…
Привет, оккультята! Третья серия немножко задержалась, потому что тут случилось непредвиденное. И так, я остановилась на том, что загадочный оккультист, похожий на Лавкрафта и на Хармса одновременно, сделавший для меня кошелёк из своих яиц, написал мне «Няша, ты накушалась?;)». Перед этим я основательно подкрепилась магуйскими хуйцами, но по инерции, мне хотелось съесть ещё. Один раз начав питаться таким образом, трудно остановиться.
Спустя несколько минут, он написал «Приезжай к нам в храм, я покажу тебе, как пользоваться ключом», и скинул адрес каких-то складских помещений на окраине Москвы. Логика квеста звала отправиться туда, однако, мне не хотелось спешить. «Хорошо, перекушу ещё по дороге, и заеду». Ну вы понели, что именно я хотела перекусить… Путь до складских помещений предстоял неблизкий…
Я выбрала мага, который находился более-менее по пути. По моим прикидкам, весь процесс должен был занять совсем немного времени, но в этот раз всё получилось не так как всегда. Мне открыл дверь симпатичный молодой человек в пилотке и с холёной боярской бородой. Странности начались сразу — вместо того, чтобы представиться именем библейского или гоэтического демона, или на худой конец, античного бога, он сказал, что его зовут Александр. Это было необычно, это было странно. А потом стало совсем странно, когда он вместо коробочного вина налил зелёный чай, в фарфоровые китайские чашки, из пузатого медного самовара драконами. В ответ на мой немой вопрос, как он это пьёт, он ответил «Моя печень была на войне, она пережила кислотные дожди, ковровое бомбометание и радиацию — и с тех пор я пью только зелёный чай. И вам советую».
В квартире было чисто, даже слишком чисто. Как будто бы в ней не жили постоянно. Вещей было мало, книг не было. Ещё меня настораживало то, что этот человек говорил с каким-то заморским акцентом — не очень заметным, его речь была правильной, даже слишком правильной. Тут-то мне следовало бы прислушаться к своей интуиции, и уйти, однако зелёный чай сделал своё дело, и после третьей кружки я почувствоала, как меня прошибает пот, разум несётся куда-то вдаль как бешеный скакун, а в грудной клетке порхают маленькие волнистые попугайчики.
— Ну что ж, Вавилонская Блудница — давай я познакомлю тебя со своим Великим Зверем!
Ну, наконец-то, подумала я, допивая уже пятую по счёту чашку чая. Мы прошли в комнату, с потолка свисал ловец снов, в центре комнаты стояла кровать с причудливыми кованными завитушками в изголовье, на подушках и одеяле цвели бело-розовые лотосы, одеяло было заправлено очень ровно, и кажется, накрахмалено. На нём даже виднелись стрелочки. Вот тут-то любой нормальный человек дал бы дёру. Только у маньяка, ужасного извращенца с самыми гадкими фантазиями, могут быть накрахмаленные одеяла со стрелочками! Но я уже слишком верила в себя, так легко расправившись с десятками оккультистов, чьи гениталии бесследно растворились в моих недрах. Я присела на краешек кровати, а Александр, хитро взглянув на меня, сказал:
— Но для начала, давай поиграем. Видишь вон те розовые пушистые наручники? Мы будем сковывать ими друг друга. Сначала ты прикуёшь меня, а потом я тебя. Мы будем щекотать друг друга вот этим пером павлина. Как ты знаешь, в алхимии фаза павлиньего хвоста занимает центральное место. Это стадия, на которой алхимик приходит к непосредственному осознанию своего астрального тела, это — преломный момент. Ранние алхимические тексты (в частности Rosarium philosophorum) дают такую картину алхимии души с параллельным описанием напряженных работ на физическом уровне. Таким образом, духовное развитие алхимика шло рука об руку с реальными физическими операциями. В ходе таких операции (многие детали которых сохранились до сих пор) происходили изменения формы и цвета содержимого запечатанной колбы, соответствовавшие внутренним изменениям на уровне алхимии души, этапы которой выражены символами птиц. Первая птица — Чёрный Ворон, связанный со стадией нигредо, или работой в чёрном. Это первая стадия великого делания, первая встреча алхимика со своим внутренним космосом, она описывается как погружение во тьму, сознательное отсечение от внешнего космоса. Вторая стадия — Белый Лебедь, птица, скользящая по поверхности души, это первое озарение белым светом духовного мира. Третья птица — Павлин, и из рассматриваемых пяти птиц эта — самая важная, и поэтому на символизме Павлина я предлагаю остановиться, и рассмотреть его более поднобно, тем более, что две следующие птицы — Пеликан и Феникс, по сути своей лишь отражения первых двух — Пеликан есть опыт очищения тела, а Феникс — окончательное освобождение от его пут. Мы будем считать, что у нас эта стадия алхимического делания, в символической форме, займёт 45 минут — стандартное время для лекции.
С этими словами он нажал кнопку на таймере, побежал обратный отсчёт.
Всё это время Александр расхаживал из стороны в сторону, как профессор, ведущий лекцию, задумчиво поглаживая свою бороду, так, будто бы именно из своей бороды он доставал все эти пышные алхимические метафоры — и я не заметила, как он успел при этом полностью разоблачиться, оставшись только в пилотке и в тонких очках. «Великий Зверь» у него был и впрямь великим, и я подумала, что ради такой-то трапезы можно и подождать, простив человеку его маленькие чудачества. Он вручил мне павлинье перо, и улёгся на кровать. Я защёлкнула на его запястьях розовые наручники. «Стоп слово — Арктогея!» — сказал он, и закрыл глаза.
Мне раньше не приходилось щекотать людей павлиньими перьями, и сначала я решила внимательно рассмотреть тело Александра. На широкой груди кустились кудрявые волосы, почти такие же густые, как и его борода. Я робко начала щекотать его павлиньим пером, начав с пяток, ожидая, что он начнёт смеяться или дёргаться, но Александр лежал, твёрдо как кусок скалы. Лишь мерно вздымающаяся и опадающая грудь говорила о том, что он жив. Глаза его были полуприкрыты, он ловил кайф. Я прошлась пером снизу вверх по всему телу, затем обратно. Потом ещё раз и ещё. Вдруг Александр тихонечко запел. В начале мне было трудно разобрать, что он поёт себе под нос, но оказалось, что он напевает Стеньку Разина.
Из-за острова на стрежень
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны.
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной,
Свадьбу новую справляет
Он, веселый и хмельной.
Почему-то, эта песня подействовала на меня гипнотически — мне казалось, что Александр — это огромный, исполинский кот, который лежит, и мурлыкает. Запищал таймер. Я отстегнула наручники, Александр был довольным и раскрасневшимся, как после хорошей баньки. «Ещё чайку?» — предложил он. Мы выпили ещё чаю. Самовар был бездонным.
Александр приковал меня наручниками к кованному изголовью кровати, взял в руки перо, и начал выписывать им в воздухе восьмёрки. Какое-то время ничего не происходило, и тут он заговорил:
— Я вот что скажу: вообще не понятно, как можно не любить стволы родных берез? Человек, родившийся и выросший в России, не любит своей природы? Не понимает ее красоты? Ее заливных лугов? Утреннего леса? Бескрайних полей? Ночных трелей соловья? Осеннего листопада? Первой пороши? Июльского сенокоса? Степных просторов? Русской песни? Русского характера? О детстве всегда приятно вспоминать. Мы жили в Быково. Дачные места. Сосны. Аэродром. Помню, когда я его увидел года в три, там страшно и трудно было разобрать что где — где небо, где блестящие на солнце дюралевые плоскости. И все ревело, так что земля тряслась. А отец держал меня за руку. Мы жили в двухэтажном доме с котельной внизу, с чердаком наверху, и с крыш текло весной, висели метровые сосульки, и жильцы, привязавшись веревками, скидывали снег. Двор был большой, но остальные пять домов были одноэтажными. В них коммунальные квартиры. И детей было много. И много интересного пространства: помойка в одном углу двора, крыши, сараи, бузина, и она подпирала сараи, и в сараях, «сараи — могилы различного хлама» (И. Холин). Это верно, там был хлам и сундуки, банки и тряпье, и дверцы, и замки, висячие замки, а потом огороды. Огороды, разделенные по-справедливому, по-народному, и там росло все, что могло расти — морковка, лук, репка, редиска, помидоры, цветы, георгины, гладиолусы. А летом — гамак между сосен. Сосны высокие и скрипели, а земля была мягкой от хвои. Так вот. И было одно переживание в пяти- шестилетнем возрасте…
На этом месте Александр сделал небольшую паузу, чтобы глотнуть чаю, и я почувствовала, что мне неистово хочется в туалет — чаю было выпито просто немеренное количество, и до меня стало доходить, в чём состоит его хитрый план — он хотел, чтобы я обоссалась, под его монотонное вещание. Я попыталась вспомнить стоп-слово. «Арктика!» «Антарктида!» «Антарктика!». Ничего подобного. Он поправил очки, и продолжил.
— Так вот, было такое переживание в детстве. Мы просыпаемся, Игорь открываю форточку, я задумчиво лежу на кровати, спрашиваею: «А вот где у нас Омск находится?» Игорь говорит: «Ну, где: на югах Сибири. Рядом с Казахстаном». — «Казахстан рядом у вас? А что если казахи ветер отравили? Они же могут ветер отравить! Ну-ка, срочно форточку закрой: ветер отравленный!» Причем, на полном серьезе: испугался страшно, начал по комнате ходить. «Казахи, блин, ветер отравили — как же я пойду? Так оно и есть, точно. Я знаю, у них есть камышовые люди. У них есть озеро Балхаш, и там в больших количествах растет тростник, камыш. И там живут тростниковые, камышовые люди, которые никогда не высовываются, только через трубочку дышат. А посередине Балхаша есть огромный остров, где живет гигантский, исполинский кот, которому все они поклоняются. Блин, камышовые люди кругом, что же делать? Они же нашествие могут устроить! Это ведь все — нам тогда конец! Если камышовые люди вылезут — и на нас полезут со своим котом! А кот огромный, три метра ростом!»
Дальше Александр что-то вещал. Он говорил о мудрости котов, о том что кот является органичной частью своего рода, он не ОППОНИРУЕТ ему — в отличие от человека. Человек — частичка человеческого рода, но он воспринимает это не с котовым спокойствием, а выёживается и вибрирует, тем самым делая себя несчастным. Немного подумав, он добавил, что по Аристотелю, то, что может двигаться само (например, животное или МЫСЛЬ), является более высшей формой по отношению к тому, что само двигаться не может (например, растение или КАМЕНЬ). Соответственно, кот круче кирпича. В таком духе он разглагольствовал о мудрости котов очень долго. Таймер почему-то не срабатывал, видимо, он сломался. Я попыталась вытащить руки из наручников, но ничего не получилось, они только выглядели декоративными, но держали, как самые настоящие. И тут мой взгляд случайно упал на соседнюю многоэтажку, которую было видно в окне. По многоэтажке неспеша полз огромный палочник.
Я попыталась обратить внимание Александра на палочника, но тот, довольно поглаживая бороду, продолжил рассказывать про кота в себе как непознаваемый феномен. Палочник прыгал с крыши на крышу, и он приближался. Сейчас что-то будет. Я увидела его колючую морду с антеннами в окне. Он как будто подмигивал. Немного поковырявшись с защёлкой, палочник открыл окно, сократил длинну своих членов, и вошёл в комнату. Александр, наконец, заметил его, и невозмутимо поздоровался. «О, а вот и вы! Мы как раз вас и ждали. Чай в самоваре, проходите, мы уже заканчиваем».
Палочник отряхнулся, и принял форму человека. С удивлением я узнала того самого оккульного поэта, который пожертвовал для меня своей мошонкой. С ещё большим удивлением, я увидела, что его яйца на месте, и на них — точно такая же татуировка, как и на моём кошельке.
— Объясните пожалуйста, что всё это значит? — обратилась я то ли к Палочнику, то ли к Александру, я уже и сама не понимала.
Палочник улыбнулся, и сказал:
— Ну что, не заебал он тебя своей философией? Это у нас такой обряд, посвящение в пионеры. Традиция такая. Начну с простого — яйца я отрастил заново, татуировку пришлось переделывать, она ещё свежая. Теперь несколько слов о том, как я это сделал. Как известно, насекомые отличаются повышенной способностью к регенерации — богомолы и палочники способны отращивать себе новые конечности, более того, при сильной надобности, палочник в состоянии отрастить себе новый мозг. У богомолов есть примечательное свойство — после совокупления, самка испытывает непреодолимый голод, и может откусить голову самцу — впрочем, тот продолжает совершать все нужные для продолжения полового акта телодвижения, как ни в чём ни бывало. Но все эти факты общеизвестны. А вот сейчас я раскрою тебе первую эзотерическую тайну. (Он сделал многозначительную паузу, во время которой Александр сбегал за самоваром и чашками). Существует пещера, в которой растёт необычный сталактит из неизвестного науке грибка. С него медленно капает вода, содержащая в себе эликсир, делающий того, кто его выпьет, практически бессмертным — он может регенерировать разные части тела, удлиннять свои конечности, и превращаться в огромного палочника. Убить его могут только три вещи — яд красной перуанской жабы, радиация, и отсутствие эликсира. Насчёт первых двух, никто не знает, почему это так, но достаточно не брать в руки перуанских красных жаб, и избегать радиации, чтобы быть в относительной безопасности. Нужно только принимать эликсир один раз в год. А за год выделяется всего несколько капель, хватает только на шестерых человек. Мы все живём уже несколько столетий, кстати, я не похож на Говарда Лавкрафта, я и есть Лавкрафт. И Даниил Хармс это тоже я. Александр — один из нас, он намного старше — помнит ещё короля Артура. Сейчас прибудут остальные, и мы начнём церемонию.
— А тот мужик с мотороллой, у которого ещё в ухе были подсказки — это ваших рук дело?
— А, это Дракула, и он скоро придёт.
— А чем я обязана такой честью, что вы приняли меня в свой клуб?
— Дело в том, что недавно одна из нас совершила открытие. Её звали Иштар Борисовна, и она была молекулярным химиком, и оборотнем-лисой. Проанализировав образец грибка, она выяснила, что в этой жидкости содержится сложный многоатомный спирт — глюциллин, и именно он вызывает все эти эффекты. И оказалось, что можно наладить синтез глюциллина из психической энергии людей. Однако, оказалось, что при этом люди распадаются на плесень и на липовый мёд, и поэтому, необходимо, чтобы кто-то следил за процессом. Мы стали разрабатывать проект, по созданию новой религии, где люди добровольно жертвовали бы свою психическую энергию на производство глюциллина. Мы создали бы утопическое общество, и глюциллина было бы много! И он весь был бы наш. Однако, кто-то узнал о наших исследованиях. Мы нашли Иштар Борисовну в её лаборатории, на груди у неё сидела перуанская красная жаба. Кто-то убил её. Мы нашли тебя, чтобы ты заменила Иштар Борисовну, и помогла нам выследить наших врагов, завершить исследования, и поработить весь мир…
После слов «поработить весь мир» Лавкрафт и Александр странно засмеялись. Открылась дверь, и вошёл Дракула. Он был в чёрном кожаном плаще, от него пахло морозом, он явно хорошо выспался в метро.
— Мартин Алексеевич! Здравствуй, дорогой! — хором сказали Александр с Лавкрафтом.
— В этом году — картошка не овощ! — ответил Дракула, снимая плащ.
Привет оккультята! Настало время рассказать вам, чем же закончилась история, которую я рассказываю тут уже на протяжении трёх постов.
И так, со словами «В этом году картошка — не овощ!» в квартиру вошёл Дракула, и повесил плащ. От Дракулы пахло плесенью и влагой, под мышкой он держал свёрток. Поставив свёрток на стол, он быстро развернул его. «Смотрите, что фанаты подарили!» — в свёртке оказался вантус с рукоятью в виде осьминожьего щупальца. Изысканнейшее произведение искусства.
Я окинула собравшихся взглядом «Все в сборе?» — спросила я? «Нет, мы ждём того, кто занимает место Пингвина» — сказал Александр. «Какого ещё нафиг пингвина?».
И он объяснил, какого пингвина. Оказывается, всю эту алхимическую телегу про птиц он толкал не просто так. Эта группа бессмертных называет себя «Парламентом птиц», и должности в ней официально распределены в соответствии с пятью птицами, отвечающими за пять статий трансмутации. И считается, что грибковый сталактит в подземелье выделяет глюциллин тогда, и только тогда, когда все пять птиц в сборе, и люди, которые их представляют, обладают их свойствами. Дракула был вороном, Хармс лебедем, Александр павлином, ну а я замыкала цепь и занимала должность Феникса. Оставалась только одна птица. Но я отчётливо запомнила, что в своей лекции Александр сказал «Пеликан», а не «Пингвин». Почему же пингвин? Непонятно.
Оказалось, что такое изменение символизма вовсе неслучайно. Парламент Птиц противопоставляет себя профанному миру, так же как и Антарктида противопоставлена всем континентам, это вечный антипод, они всегда будут против. Если им дадут линованную бумагу, они будут писать на ней поперёк. Самое близкое по способу питания к пеликанам существо южного полушария — пингвины, но основная суть перестановки не в этом. Оказывается, в восемнадцатом веке один мореплаватель приблизился к Антарктиде. На борту судна, среди прочих пассажиров, присутствовал католический епископ, который отправился в дальний путь специально. чтобы проповедовать антиподам. Они высадились на берег, и тут их окружила стайка пингвинов. Епископу так сильно нетерпелось приступить к миссионерской деятельности, что он. Увидев пингвинов, принял их за людей, и на скорую руку всех покрестил. То, что это были птицы, он понял уже потом…
А дело в том, что у католиков считается, что человек обретает душу в момент крещения. Таким образом, пингвины обрели душу в результате ошибки священника — и раскрестить их обратно было уже нельзя. Таким образом, Пингвин в этой парадигме — это символ священной ошибки Бога, в результате которой человек обрёл пневматическую природу, а вместе с ней — шанс на спасение.
Дверь отворилась, и на пороге оказался невысокого роста мужчина с выпученными и густо подведёнными глазами, из кармана его кожаной лётной куртки торчала бутылка водки, сам он выглядел, как некое среднее состояние между Пахомом с битвы экстрасенсов, и Дженезисом Пи Орриджем.
— Меня зовут Брат Пигидий, и я введу тебя в курс дела. Мы собрались сегодня для того, чтобы употребить так называемый глюциллин, или нектар вечного наслаждения. Это химическое соединение, как изветно, вырабатываемое грибком, растущим в карстовых породах ниже второго уровня Сумрака. Оно делает человека практически неуязвимым для большинства поражающих факторов, за исключением радиации и яда красной жабы. Это тебе, допустим, уже известно. Я бы хотел рассказать вот о чём: выработака глюциллина, как и ритуал его сосания, производится в Сумраке. Целью моей лекции будет введение в природу Сумрака, и предостережение от некоторых опасностей, связанных с погружением в эту область бытия. Начну с того, что Сумрак это не астральная проекция, не осознанное сновидение и т.д. — когда физическое тело перемещается в Сумраке, оно перемещается и в реальности, и любой ущерб, нанесённый телу в Сумраке, отражается на состоянии реального тела. Сумрак неоднороден — нам известно, как минимум, три уровня Сумрака. Первый уровень не представляет из себя ничего интересного — это место обитания домовых, леших и кикимор. В атмосфере сумрака первого уровня равномерно рассредоточено небольшое количество глюциллина, однако нигде в нём он не достигает значимых для промышленного производства концентраций. По сути, Сумрак представляет собой карман пространства времени, искажение, варп. Чем глубже туда погружаешься, тем сильнее чувствуется нарушение пространственно-временных законов, поэтому, воизбежание опасных для жизни ситуаций, запрещается одиночное погружение. Второй уровень Сумрака: это наш уровень. На нём обитают люди-палочники, способные менять длинну своих конечностей, питающиеся психополем людей, практически бессмертные. В мифопоэтическом фольклоре мы отражены в виде вампиров — сосание крови, уязвимость перед изделиями из серебра и осины и т.д. это намеренный вброс с целью исказить информацию. На самом деле, мы не сосём кровь — только глюциллин, вырабатываемый на втором уровне Сумрака сумчатым грибком из рода Кандида, растущем в карстовых пещерах. Перемещение по второму уровню всегда сопряжено с опасностью нападения существ с нижних прослоек. Второй уровень непосредственно граничит с третьим, на описании которого я остановлюсь поподробнее. Мы — не единственные люди-насекомые на этой планете. Палочники и богомолы — это гордые индивидуалисты, насекомые, не образующие ульев. На третьем же уровне Сумрака расположены огромные, на километры уходящие в глубину термитники, представляющие собой ужасающие замки для изнасилований. В термитниках обитают теремиты — обладающие сложной иерархической структурой люди, превращающиеся, собственно, в термитов, ос, пчёл и муравьёв. Всем этим управляет их королева, которую они называют Бабалон. В теремитниках, или в теремах, посредством постоянных астральных изнасилований, происходит постоянное генерирование бета-глюциллина, который на втором уровне сумрака недоступен. Грибок, перерабатывающий энергию похоти, тот же самый — однако, на третьем уровне сумрака действует особое психополе, которое в сочетании с постоянными волнами похоти, приводит к оптической изомеризации глюциллина и придаёт ему новые свойства — он делает разум подобным разуму улья, инсталлируя в него набор базовых архетипов, делающий любого, вкусившего бета-глюциллин теремитом. В официальных источниках сообщается, будто бы Алистер Кроули умер, торгуя эликсиром бессмертия — отличный пример того, как СМИ скармливают массам откровенную чушь. На самом деле, он и его адепты превратились в термитов, и углубились в третий уровень сумрака. (Тут брат Пигидий поперхнулся, и сделал несколько глотков водки. Остальные продолжали пить чай из самовара с драконами). Нам, людям-палочникам, подобная методика производства глюциллина недоступна, по причине того, что наши гениталии покрываются рядами острых зубов, и мы не можем участвовать в оргиях. Поэтому, одним из символов, которые мы внедрили в массовую культуру — серп и молот с герба СССР, которые символизируют инструменты, при помощи которых человек мог бы отсечь в себе всякую сексуальность. В Советском Союзе секса не было, и глюциллин лился рекой. Однако, внезапная смена общественной парадигмы привела к разрастанию теремов-замков для изнасилований в пространстве третьего уровня сумрака. Мы проигрываем в этом противостоянии. На самом деле, гипотетически, должен существовать так же и четвёртый уровень, на котором находятся писатели-постмодернисты, превратившиеся в пауков, и питающиеся всем, что падает с верхних уровней сумрака. Мы пытались пробиться к ним, в надежде на помощь с их стороны, однако, нам преградила дорогу река состоящая из испражнений, и как мы ни удлиняли свои конечности, эту преграду мы не сумели преодолеть.
Мы погрузились в сумрак, при помощи нехитрого заклинания «Дыр Бул Шыр Убещюр», которое следовало произносить, скосив глаза к кончику носа. Первый уровень сумрака кишел комарами, там пахло какой-то тухлятиной, он производил впечатление заброшенности и запустения. Повторив заклинание ещё раз, мы оказались на втором уровне. Брат Пигидий выдал нам белые мантии с вышитыми палочниками на груди — именно в них следовало сосать глюциллин. Мы спустились, у подъезда стоял старый, поеденный молью красный москвич. Александр открыл дверцу, и сел на водительсткое сиденье. Мы все залезли в машину. Зажигание долго не хотело заводиться, однако, через некоторое время двигатель всё же затарахтел. Мы ехали по абсолютно пустынной, вымершей Москве. Белые хлопья снега, но какого-то мертвенного и пластмассового, падали на опустевшее шоссе. Тут и там валялись какие-то комья слизи. Пару раз я заметила исполинские, огромные черепа с бивнями, которые могли бы принадлежать, например, мамонтам. Мы подъехали к какому-то гаражу с ржавой обшарпанной дверью, вышли из машины, и все остановились в каком-то торжественном молчании. Тут меня осенило, и я достала из кармана кошелёк-мошонку, и извлекла из него ключ. Ключ подходил к двери гаража, но замок был несмазанный, и плохо поддавался. Немного покряхтев, я всё же открыла дверь. Мы вошли в пыльный гараж, на полках теснились банки краски, мотки проволоки и какие-то инструменты. «Осторожно!» — крикнул Хармс, и кинул перед собой гайку. Гайка со стуком упала на пол. «Можно идти» — сказал он. Так, кидая гайки каждый шаг, мы дошли до конца гаража, где находился вход в погреб, освещённый тусклой лампочкой накаливания.
В погребе с потолка свисал сталактит, покрытый многочисленными ложноножками и впадинами, похожий на ужасную оккультную сиську какого-то древнего божества. Под ним стояла трёхлитровая банка, на донышке которой плескалось немного желтоватой маслянистой субстанции. «Да, в этом месяце совсем кот наплакал» — процедил брат Пигидий, и принялся разливать жёлтую жижу по стопкам. «Ну, что ж, сегодня особенный день — выпьем за нового члена нашего Парламента Птиц!» — провозгласил он. Мы чокнулись, и выпили, жидкость оказалась пекучей на вкус. Пигидий тут же запил её водкой, высосав всю бутылку до дна. Мы повалились на диван, и тело тут же стало сильно мазать. Лампочка двоилась, шорохи стали складываться в мелодию. Я увидела как на лицах моих компаньонов появляются насекомьи усики и шипы, а глаза становятся фасеточными. Пространство рябило переливами кислотных бликов, перестраивалось и жужжало. Это было прикольно. Мои руки тоже покрылись шипами, превратившись в лапки палочника. Из лба выдвинулись усики. Я погрузилась в водоворот новых ощущений. На секунду мне показалось, что я ползу по длинной ветке какого-то растения, а затем всё потонуло в цифровом глитче.
Из оцепенения меня вывело странное ощущение в области скальпа — там что-то трансформировалось, росло, и пробивалось сквозь кожу. Потрогав лапкой голову, я с удивлением обнаружила, что это хуй. Потом нащупала ещё один, и ещё, и ещё. Ровно 19 хуйцов, по количеству откушенных магуйских жезлов. Все они прорастали прямо у меня на голове. Почему-то, эта трансформация меня пугала. Они угрожающе шевелились, и удлиннялись, извиваясь как змеи.
— Сука, у неё хуи на голове! — я услышала прямо над ухом крик Пигидия.
— Бля, она огоргонивается! Предыдущая стала Горгоной только на второй месяц, это пиздец!
— Она же сейчас огоргонится окончательно, и засмотрит нас досмерти! Я слишком молод, чтобы превращаться в камень… Нужно её нейтрализовать.
— Бля, неси жабу.
— Бля, нет, ты неси жабу.
— Принёс жабу! Щас она откроет глаза, осторожнее…
Голоса палочников доносились до меня сквозь какую-то пелену полусна, но слова о жабе отрезвили меня. Я помнила, что жабы несут смерть. Я поняла, что они что-то задумали, и зашипела на них. Пользуясь секундным замешательством, я выпрыгнула из подпола, и понеслась в сторону выхода. Жаба шлёпнулась об стену, прямо около моей головы. Дверь была открыта, и я выбежала на улицу.
На длинных ходулях палочника было удобно перемещаться — я смогла сразу развить приличную скорость, в надежде оторваться от преследователей. Добежав до высоток, я забралась на крышу, и увидела погоню. Они бежали слишком быстро. Я прыгала с крыши на крышу, однако, дистанция неумолимо сокращалась. Пару раз в меня запустили жабами, но не попали.
Добежав до гостиницы Космос, я поняла, что мне не уйти. Змеефаллосы на голове стали длинными и зелёными, я почувствовала какое-то свербение в затылке — оказалось, от тряски во время погони, они начали вставать. От этого кружилась голова, было сложно думать. Последняя мысль на этом уровне сумрака была «гори оно всё огнём, я отправляюсь дальше» — мои губы сами произнесли «Дыр Бул Шыр Убещюр!», глаза съехались к переносице, и я провалилась в незнакомое пространство.
Огромные строения, украшенные цветными светодиодами, поднимались высоко в небо. В воздухе носился запах каких-то благовоний, где-то вдалеке звучала музыка. Я поняла, что это и есть те самые астральные замки для изнасилований, и по началу мне стало страшно. Вдруг я увидела человека. Он не походил на насекомое, одет был в обычную футболку и джинсы, был бородат. От него исходило какое-то нездешнее ощущение. Человек заметил, что я ползу по стене небоскрёба, и помахал мне. Это было, по меньшей мере, странно — я думала, что мой вид испугает кого угодно.
— Добро пожаловать в наш мир! Меня зовут Атон! — сказал человек, и лучезарно улыбнулся.
— Я не так себе всё представляла.
— Не верь всему, что говорят вампиры — их умы фруструированы тем, что на их причинных местах выросли зубы, и они видят мир в очень мрачном свете — для них реальность это постоянная война, они не в состоянии различить других красок мира.
— Они могут прийти за мной сюда?
— Могут, но тебе стоит подумать не о своих преследователях, а о продолжении своего пути. Ты можешь остаться на нашем уровне бытия, и стать одной из нас, однако, я вижу, что на твоей голове выросли змеи — а это значит, что ты готова проследовать дальше.
— Почему о них не стоит думать? Вампиры не могут сюда пройти?
— О, не стоит беспокоиться об этом.
Атон загадочно улыбнулся, и прищурившись, посмотрел куда-то на горизонт. В этот момент в воздухе, на высоте тридцати метров над землёй, раскрылся портал. Из него вылезли длинные антенны и борода Александра, вскоре показался и он сам. С Атоном тут же стали происходить трансформации — он начал превращаться в осу, огромную, исполинских размеров мохнатую осу. За спиной у него появились перепончатые крылья, огромные фасеточные глаза похожие на лётные очки на голове. Он заработал крыльями, и поднялся в воздух.
Началась эпичная битва. Атон искривлял своими крыльями пространство, создавая смысловые завихрения, в которых разрядами потрескивала Воля, совершенная и неустремлённая к цели. В ответ, Александр выдернул волосок из своей бороды, который превратился в молнию. С чудовищным и оглушительным криком «Брадолюбие!» он метнул молнию в Атона, но чёрно-жёлтый хитиновый панцирь даже не дрогнул, но из бороды Атона стали тянуться маленькие лучи света, заканчивающиеся ладонями, как на древнеегипетских фресках. Я думала, что эти лучи сейчас схватят Александра за бороду, или что-нибудь такое, однако, вместо этого, они сплелись в трёхмерного голографического кота, размером с микроавтобус. Боевой настрой Александра сразу как-то весь улетучился. Несмотря на то, что он был в форме палочника, я различила, что сквозь его бороду проступила добрая улыбка, а на щеках появился румянец. Он будто бы сразу забыл о цели своего визита на третий уровень сумрака, и весь переключился на этого исполинского голографического кота, сотканного из лазеров.
— Котик, иди ко мне! Кис, кис, кис… Не бойся… Смотри что тут у меня. Иди ко мне… Хороший котик… Славный… — Александр взял лазерного кота на руки, принялся поглаживать его, и кормить жабами, которые лежали у него во всех карманах, кот щурил глаза, урчал, и мял лапками воздух.
— Кушай, котейка. У меня есть ещё… Какой же славный котик… Будем мы с тобой хороводы водить… песни петь… про евразийство… про Тёмный Логос…
Кот довольно урчал на руках у Александра, который, казалось, забыл вообще обо всём. Весь запас жаб он скормил коту, и теперь почёсывал кота за ушком, и смотрел на него влюблёнными глазами.
— А как так то? Почему этого философа сумел победить какой-то кот? — спросила я Атона.
— Видишь ли, Демиург этого мира имеет форму кота. Философы, чем тоньше их разум, чем глубже их восприятие, тем они интуитивно ближе к этому Коту. А Александр очень тонкий философ, и поэтому, очень любит котов. Достаточно присутствия даже обычного кота, чтобы очистить его разум от любых мыслей — он тут же устремляется к Коту, исполненный любви, обожания и заботы. А это — не простой кот, а трансцедентальный. Мы зовём этого кота Великим Зверем.
— Что находится на четвёртом уровне Сумрака?
— О, это великая загадка бытия…
— Я хочу туда попасть. Но прежде чем я туда попаду, я хочу избавиться от зубов во влагалище и от хуёв на голове. Ты можешь это устроить?
Вместо ответа, Атон опять начал превращаться в осу. Теперь я увидела его в этой форме на очень близком расстоянии — на самом деле, он был больше похож на шмеля, из-за покрывающей весь его панцирь короткой шерсти. Он повис в воздухе прямо надо мной. Я думала, что он призовёт ещё какого-нибудь кота, или что-то в этом роде, однако, вместо этого, я увидела, как из его брюшка выдвигается жало, толстое, как игла катетера. «Не бойся! Это бета-глюциллин!» — прозвучал его голос прямо у меня в голове. Жало Атона вонзилось в моё предплечье.
Я почувствовала, как куда-то падаю, огни неоновых теремов уносились вдаль, я чувствовала, как моё тело растворяется, словно сахар, погружённый в горячую воду. Я увидела трёх гусей, которые шипели «Врёшшшь, не пройдёшшшь!» — я показала им средний палец, и прошла. Я увидела девять разноцветных свиных рыл, которые таращились на меня из пожирающей тьмы. С их бивней свисала лапша. Они похотливо захрюкали при виде меня. Я зашипела на них, и затрясла фаллосами на голове. Рыла спрятались. И тогда из тьмы вышел кинокефал, в гавайской рубашке, шортах, с печатной машинкой под мышкой и в зеркальных очках. Он шёл разболтанной походкой, и озирался по сторонам, будто бы вокруг него летали стаи летучих мышей, видимых лишь ему одному.
— Я глас Инпу Хетиаменти, который ждёт всех живущих в конце пути.
— Ну привет. А как пройти к реке испражнений?
— Я проведу тебя. Но для начала, тебе нужно оставить на берегу то, что не является тобой.
Кинокефал достал глинянный сосуд, и поднёс его к моей голове. Он щёлкнул пальцами, и 19 фаллосов безболезненно отделились, и сами заползли в сосуд. Другой глинянный сосуд предназначался для зубов.
— Все фаллосы вернутся их владельцам, а зубы, котоыре больше тебе не понадобятся, будут платой за вход. Добро пожаловать в Западные Земли! — провозгласил кинокефал.
Путь в Западные Земли преграждала широкая коричневая река. Издалека были видны огни другого берега. Зажав нос, я спустилась к побережью. Никакой лодки, или других плавсредств, не было. «Вот дерьмо» подумала я. Дерьмо медленно текло себе куда-то вдаль. И непонятно было, как его преодолеть — уж точно не вплавь. Плавать в дерьме нужно совсем не как в воде — в дерьме нужно плавать как червь — вспомнились мне слова одного русского постмодерниста. Красноватые огоньки манили вдалеке. Вдруг я подумала, что ведь в моём организме теперь бета-глюциллин. Я могла мутировать в крылатое насекомое, и просто перелететь реку! Немного поднапрягшись, я выпустила из спины два перепончатых крыла. Брюшко сильно удлиннирось, из его конца показалось очень длинное чёрное жало. Я превратилась в осу-наездника.
Я поднялась в воздух, и полетела над коричневыми барашками волн. Говняный бриз обдавал меня, от запаха кружилась голова. Вскоре у меня возникло ощущение, что способ передвижения был выбран малость неверный — ещё не долетев до середины этой реки, я уже вкрай заебалась. К тому же, запах испражнений подействовал на меня опьяняюще. В нём вдруг стали появляться нотки жасмина, он стал вдруг восприниматься не таким отвратительным, и стали появляться мысли о том, что может быть, стоит присесть отдохнуть прямо на поверхность реки. Я пинками гнала эти мысли прочь. Вдали горели красные огни города — я понимала, что там — ответ на все мои вопросы, и надо лететь, только не засыпать… Не засыпать…
Я приближалась к берегу. Вдалеке я разглядела строения, непохожие ни на один земной ландшафт. Аромат дерьма проникал во все мои поры, и вызывал сильные галлюцинации — я видела паукообразные тени, ползающие по эфемерным конструкциям, их глаза пылали как раскалённые угольки. Красные огоньки свивались в спиральные завихрения, приближались и удалялись. Звон металлических конструкций, наплывы, коридоры из символов. Запах жасмина захлестнул меня тугой волной.
Последней мыслью было «Я что, утонула?»
Пробуждение настигло меня в какой-то комнате. Воспоминаний о том, кто я, и что я здесь делаю, ещё не было. На столе стоял включенный ноутбук, с открытым текстовым документом. Предплечье болело, и это ощущение вытянуло в воспоминании гигантскую осу, и третий уровень сумрака. За ним, медленной цепочкой, стали постепенно подгружаться и другие воспоминания. Фаллосы на голове? Рука потянулась проверить голову — фаллосов на голове не было, но почему-то, не было и волос. Лысая, как бильярдный шар, бошка. А зубы? Что удивило меня сильнее всего, так это то, что в штанах обнаружился хуй. Кто же я, чёрт возьми? Подойдя к зеркалу, я увидел усатую физиономию с чёрными кругами под глазами…. Воспоминания начали приходить…
Всё началось с того, что у меня в туалете завёлся маленький паучок. Я назвал его Семён Семёнычем, смотрел на него когда какал. Иногда я с ним разговаривал. У меня появился друг. Я ловил для Семён Семёныча мух и тараканов в подъезде, и подкидывал их ему в паутинку. Иногда я рассказывал ему о разных мыслях, которые иногда посещают мою голову. Семён Семёныч внимательно слушал — мне казалось, что он смотрит на меня с пониманием.
Он стал быстро расти, на диете из тараканов. Вскоре, размах лапок у Семёна Семёныча стал размером с мою ладонь. Мне было интересно, до какого размера можно раскормить паука. Однажды я принёс ему сверчка. Но он не захотел есть сверчка — вместо этого, Семён Семёныч укусил меня в предплечье. Я успел только сказать «Бля», и повалился на пол. Оказалось, что он был ядовитым пауком — и его яд содержал какие-то неизвестные науке галлюциногены.
В бреду галлюцинаций, мне привиделось, будто бы я — девушка, у которой во влагалище выросли зубы, откусывающие мужчинам члены. Я видел гигантских палочников, превращающихся в людей, и людей, превращающихся в гигантских палочников. Уровни сумрака, на которых жили странные существа, похожие на насекомых… Так, а на последнем уровне сумрака, кто же там был на последнем?
И тут мне вспомнились слова кого-то из этого странного сна: а на последнем уровне сумрака обитают писатели-постмодернисты в виде пауков, вечно плетущие свои тенёта из иллюзий. Так значит, это оно? Я взял на кухне банку, чтобы поймать в неё паука, и пошёл с ней в туалет.
Но за то время, пока я был в отключке, Семён Семёныч вымахал гораздо больше, чем я думал. В банку бы он уже точно не поместился. В уголке туалета сидел мохнатый паук, размером с крупного кота, и смотрел на меня всеми восемью бусинками блестящих чёрных глаз.
В моей голове раздался паучий голосок «Теперь я буду иногда кусать тебя, и впрыскивать тебе немножко телепатического яда, а ты будешь писать для меня истории. Я не могу писать — видишь ли, у меня лапки. А сейчас, ты закончишь историю, и выложишь её анонимно, в паблике Кабак Гебура. Зачем — я скажу тебе позже, когда ты превратишься в паука. Мы, пауки, пишем книгу, которая будет храниться во всемирной паутине. Каждый прочитавший её станет арахнофилом — таков наш тайный план. А теперь иди, и закончи историю!».
Ну вот, я собственно, её и закончил.
18 Апр 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Согласно марксизм-каббализму, Гигахрущ делится на 21 уровень — причём 10 уровней находятся над землёй, а 11 под. Марксист-каббалисты не устают повторять — к обитанию пригодны 10 уровней, а не 11, 10 а не 9.
Количество этажей на одном уровне может варьироваться, но обычно это несколько сотен. Точного числа не знают даже в Институте Слизи, потому что Гигахрущ постоянно исправляет и пересобирает свою структуру — это явление и называется Самосбором. Его вызывает направленное изменение в пространстве Ландау, и считается, что его проводит непосредственно Великий Архитектор Гигахруща. Связь с трудящимися Великий Архитектор осуществляет через Партию и Каббалистическую Академию имени Маркса (КАМ), в которую входят специалисты, чьё психополе способно улавливать замысел Великого Архитектора и даже обращаться к нему, так что Воля Партии и Воля Архитектора едины. Партия диктует решения и выбирает курс, оринтируясь на мудрость КАМ. Институт Слизи предсказывает самосборы, основываясь на их данных, и разрабатывает новые средства борьбы с последствиями.
На высшем уровне КТР-620 заседает мудрое Правительство, которым управляет бессмертный Генсек. Его не видел никто, кроме членов правительства, потому что великолепие Генсека столь невыносимо прекрасно, что если случится так, что его увидит беспартийный гражданин, то он тот час же умрёт на месте или сойдёт с ума от восторга. В ХКМ-73 что уровнем ниже, находится сама Каббалистическая Академия, а в БН-67 живут партийные чиновники и функционеры. На остальных надземных уровнях живут честные трудящиеся, которые работают на благо Партии непокладая рук.
На самом деле обитаемы и подземные уровни — там расположены технические этажи, генераторы и подстанции, всё это работает в автономном режиме. Нормальные люди там не живут, а живут там культисты и твари самосбора. Дело в том, что в подземельях самосбор случается гораздо чаще, и как правило, его последствий никто не ликвидирует, если они не угрожают существованию всего Гигахруща. Любая органика попавшая под самосбор, перестраивается, поэтому там обитает очень много загадочных и порой опасных тварей, получившихся в результате мутаций и перемешивания днк людей, тараканов, крыс и плесени.
На подземные этажи посылают ликвидаторов в двух случаях — если случилась авария генератора или подстанции, или, если есть необходимость в сборе образцов биоматериала. Обычные ликвидаторы никогда не перемещаются водиночку — всегда отрядами по 10-20 человек, так написано в инструкции по безопасной ликвидации. Но Институт Слизи создал сверхликвидатора, которому поручают лишь особо сложные, сверхсекретные миссии. Этого ликвидаторя зовут |<A7R. Она выглядит как человек, носит салатовый костюм полной биохимзащиты элитного ликвидатора, вооружена огнемётом и магнитными жерновами. Однако, она отличается от людей особо мощным пси-полем, которое защищает от тварей самосбора. Поле такой мощности генерировали бы мозги 144 обычных ликвидаторов, но никто не будет посылать такой большой отряд на подземные уровни, потому что в узких коридорах столько ликвидаторов просто не протолкнётся. Из головы у |<A7R растут импланты видоизменённого углерода, которые позволяют усиливать и перенаправлять пси-поле, обычно они собраны в хвост. Институт Слизи обратил на неё внимание после того, как ей удалось ментальным усилием превратить в чёрную слизь тварь самосбора, несущуюся на неё по коридору во время ликвидации. Таких людей в Институте Слизи находят, тренируют их, и снабжают модификациями, превращающими их из простых ликвидаторов в ангелов с огнемётами.
Сейчас |<A7R ехала на лифте по центральной шахте (всего шахты три, но в подземные уровни Гигахруща ведёт только центральная), а по нейронету Институт Слизи передавал ей сведения об аномалиях на подземном уровне ТГР-869, который соответствует клипе Тифарет, Тагериону. На этом уровне давно были зафиксированы сражения гигантских чёрных исполинов, но они не представляли угрозы для функционирования перераспределительной подстанции. Ещё там, как полагается, жили культисты, поклоняющиеся тварям самосбора. И в этот раз, культисты заинтересовали Институт Слизи — дошли сведения, что они стали приносить жертвы гигантским тараканам, которых там раньше не было. В качестве жертв, разумеется, выбирались культисты, и в этом не было ничего такого — каждый культист мечтает слиться с Самосбором и достичь через это единения с Чернобогом, это нам давно известно — но вот тараканы насторожили специалистов Института Слизи, появление гигантских насекомых типично только для трёх нижних уровней близ реактора, ТМЛ-488, СТРЛ-703 и в особенности ХГЛ-124, который по неизвестным причинам прямо таки кишит гигантскими насекомыми, кушающими культистов. А вот для ТГР-869 такое было совсем нетипично.
Все эти данные струились перед ней потоками полупрозрачных таблиц и голограмм, тонкой плёночкой накладываясь на реальность. Через импланты её сознание было подключено к нейронету напрямую, что было удобно. Ещё нейроинтерфейс позволял в режиме реального времени осуществлять биологическую обратную связь, видеть показатели всех параметров своего организма и пси-поля, и менять их. Костюм биохимзащиты тоже был необычный, особое полимерное покрытие защищало от всех типов угроз, и даже (теоретически) позволяло пережить самосбор. На практике |<A7R этого не проверяла, потому что всегда чувствовала приближение самосбора за пару часов до того, как срабатывали сирены.
Чем дальше вниз, тем более дикими становятся культисты. На самом первом подземном уровне, НХМ-165, они довольно общительные — предложат гостю этанола и лепёшек из плесени, спросят как дела наверху. Выглядят они почти как обычные трудящиеся, только с запавшими глазами с огромными чёрными синяками, и кожей зеленоватого оттенка. Запах от них какой-то странный, но это от того, что они питаются восновном плесенью — пищевой концентрат здесь в дефеците. Но дальше начинаются более странные персонажи. Чем глубже погружаешься, тем больше у культистов последствий. |<A7R вспомнила довольно жуткого персонажа, который поклонялся Чернобогу в ипостаси Аштарота, на уровне ГМЧКТ-428. У этого культиста было три руки, одна росла прямо из центра груди, лицо было с огромным загнутым вниз клювом, а сам он был ростом два с половиной метра, и носил обычный для культиста с того уровня чёрный балахон с красными символами Чернобога. В этом жреце было удивительно то, что он хорошо помнил человеческий язык — обычно культисты на том уровне изъясняются на варварском наречии. не понятном никому с поверхности, а тот культист с клювом неплохо говорил, и даже был весьма образован. Оказалось, что когда-то он был профессором в Институте Слизи, и случайно потрогал образец без защитных перчаток. У него начались мутации, и опасаясь того, что его самого ликвидируют как последствие самосбора, он уехал вниз на лифте, и остался жить под землёй. Он часто говорил, что твари самосбора разумны, и он может слышать их мысли.
Тогда на уровень ГМЧКТ-428 напали мутанты, с огромными извергающимися головами, похожими на лопающиеся прыщи — никто не знал, откуда они появились. Они подбегали к культистам и обдавали их слизью из лопающихся голов. Против мутантов пришлось применить магнитные жернова, потому что горели они так себе. После того, как уровень был зачищен от мутантов, клювоголовый жрец в благодарность подарил
|<A7R урановый серп, с надписью «ЛОГОС» гравированной на лезвии, который светился в темноте неярким урановым свечением. Жрец сказал, что это какой-то культовый артефакт, обладающий волшебной силой, и он обязательно пригодится. Для чего он пригодится, жрец не сказал, но |<A7R всегда брала этот светящийся серп с собой. На всякий случай.
Пока |<A7R вспоминала о жреце-профессоре, грузовой лифт с лязгом остановился — она прибыла на КПП, отделяющее мир верхних этажей от подземелья. Дежурили двое ликвидаторов в обычных оранжевых комбинезонах, с боевыми граблями модели БГЛ-122. Один из них начал говорить «Предъявите ваш про…», но увидев салатовый комбинезон и огнемёт, запнулся, и покосился на своего напарника. |<A7R молча улыбнувшись показала им нашивку с номером на рукаве, и ликвидаторы, встав по стойке смирно, отсалютовали её граблями, и смущённо сказали «Проходите».
Лифт поехал вниз, в недра подземных ярусов Гигахруща. Дальше не было ни одного КПП. На уровне ГМЛ-114 дверь лифта открылась, и туда, кряхтя, ввалилась бабка с ведром зелёной плесени, и двое культистов в валенках, с осунувшимися от говняка физиономиями. Увидев ликвидатора, культисты вжались в стену и как-то притихли, видимо они везли с собой говняк. Бабка внимательно поглядела на |<A7R вертикальными зрачками. «Ликвидировать едешь, внученька? На ТГР-869 говорят тараканы завелись, ох, что творится то… Плесени купить не хочешь? Сама растила!». Плесень дома ещё была, но бабке помочь захотелось, и |<A7R отсыпала старушке горсть мелочи, а та улыбнулась, облизнула густые брови раздвоенным языком, и вручила пакетик зелёной плесени.
Уровень ТГР-869 встретил запахом сырости и машинного масла. Было тихо, гиганты нигде не сражались, не было видно ни души. Из-за груды строительного мусора выполз псевдокотёнок с шестью лапками, циклопическим глазом и маленьким мягким рогом на голове. Псевдокотёнок выглядел голодным, |<A7R насыпала ему немного плесени. Когда она подняла глаза, она увидела, как со всех сторон, тихо ступая, её окружают культисты в фиолетовых мантиях с капюшонами, закрывающими лица.
Культисты выглядели так, как и подобает выглядеть мутантам — странно. Их тела были изменены контактами с тварями самосбора, под мантиями угадывались далеко не человеческие очертания. Ещё среди них было несколько гномов с маленькими гномскими грабельками, те не носили капюшонов и были очень бородаты.
|<A7R активировала плагин, позволяющий понимать гномскую речь. Один из гномов, с самой длинной бородой, сказал «Мы давно ждём тебя. Наше божество заболело, и больше не может защитить нас от гнева великанов. Пифия, надышавшись изобутана, предсказала твоё появление, и мы приготовили для тебя угощение — самый сочный говняк». |<A7R поморщилась при мысли о говняке — эту субстанцию, обладающую запахом дерьма, могли употреблять только гномы и поехавшие культисты, но гномский этикет требовал предлагать гостям угоститься говняком. «Вы же знаете, Великий Архитектор не разрешает своим ликвидаторам употреблять говняк на работе» — вежливо ответила |<A7R. «Покажите лучше своего больного бога».
Гномы засеменили по длинному, плесневелому коридору, их шажки отдавались гулким эхом. На стенах, покрытых разводами разноцветной плесени, росли грибы с глазами, провожающие их бессмысленными взглядами, и висели потрёпанные плакаты по ОБЖ. В некоторых местах искрила проводка. Коридор свернул в тесный закуток, где горела всего одна сороковаттная лампочка за железной решёткой. |<A7R включила люминисцентный фонарик, и конус зелёного света выхватил искорёженные плиты бетона, с торчащими из них перекрученными и оплавленными прутьями арматуры — эта конструкция напоминала огромное гнездо. В груде бетона валялось несколько обгрызенных человечесих черепов и рандомных деталей скелетов, со следами самых причудливых мутаций. Самосбор хорошо прошёлся по этому этажу. Тут она увидела длинные чёрные усы, примерно двух метров длинной, торчащие из кучи шлака. Подошла поближе. В переплетении арматурин сидел огромный таракан, примерно двух с половиной метров длинной, с толстым, как бы опухшим блестящим брюшком. Гномы окружили его, и их лица превратились в печальные маски. «Наш бог больше не говорит с нами, и вчера он перестал принимать еду».
Оказалось, когда на уровень ТГР-869 заполз огромный таракан, гномы и культисты восприняли это как знамение скорого пришествия Чернобога. Обычно, трупы культистов, умерших от естественных причин, или от контакта с последствиями самосбора, перерабатывали и пускали на удобрения для плесени, но увидев таракана, гномы-жрецы пришли в экстаз, скинули свои мантии и стали обмазываться говняком, крича что новый бог приказывает покормить его человеческим мясом. Из рефрежератора выгрузили нескольких мёртвых культистов, и скормили таракану. Когда трупы стали заканчиваться, гномы стали обменивать говняк на мертвецов. И это породило дурную тенденцию. Дело в том, что говняк гномы гнали самый чистейший, не разбодяженный, и мутанты с уровней повыше, привыкшие к разбодяженному и некачественному товару, стали умирать от передоза говняка. Это породило мор говноманов — какой-нибудь говноман умирал от передоза, его товарищи несли его к гномам, обменивали на щедрую порцию говняка, умирали от передоза и их тоже несли гномам. Именно эту эпидемию говномании в Институте Слизи и приняли за человеческие жертвоприношения. Ничего необычного — с говноманами такое случалось и раньше. А вот таракан на уровне ТГР-869 это явление необычное… И он действительно выглядел неважно. Лапки дрожали, усы шевелились медленно, и когда он попытался уползти, испугавшись света, он смог только пёрднуть и передёрнуться. Может быть, его перекормили трупаниной?
В глаза |<A7R были имплантированы модифицированные клетки сетчатки, различающие несколько электромагнитных спектров. Она быстро просветила таракана на всех частотах, и подала запрос в нейропедию, чтобы интерпретировать полученные данные. Получалось вот что — таракан не переел, он просто собирался линять. Обычно тараканы перед линькой стремятся заползти в место потемнее, чтобы никто не помешал им завершить трансформацию. Но гномы неотступно следовали за своим божеством, и видимо вконец его заебали — и сейчас таракан тщетно пытался снять с себя старый панцирь, но тот никак не лопался.
Скорее всего, таракан смог бы благополучно снять свои доспехи, если бы удалось прогнать гномов. Но было непонятно, как это сделать. Гномы наотрез отказывались покидать своего бога в такой момент. Начался длинный теологический спор. Гномы убеждали её что цель их жизни — служить живому божеству, обеспечивая все его потребности. Вероятно, таракан излучал какие-то волны, действующие особым образом на гномов, они отстаивали свою позицию очень убеждённо. И тут |<A7R вспомнила про урановый серп, который ей вручил жрец с клювом вместо лица. Он говорил, что этот серп пригодится, но не говорил зачем. Реакция может быть любой, но почему бы не попробовать?
Она достала серп из кармана, и подняла его, встав в позу статуи, которая появляется на заставках Гигахрущфильма. Для большей драматичности эффекта, фонарик перед этим был погашен. Зелёное свечение урана осветило тьму. На серпе полыхало слово «ЛОГОС». Гномы замерли в благоговейном ужасе, свет от полоски радиоактивного металла будто гипнотизировал их. Наконец, один из них сказал «Такой серп может принадлежать только жерцу Чернобога, причём его можно только передать — никто не может завладеть серпом жреца силой или обманом. Это значит, что перед нами — жрица, и она может слышать мысли Чернобога и транслировать их. Давайте сделаем, как она говорит — она знает что нужно делать, потому что Чернобог ведёт её». Гномы встали, перезвездились на четыре стороны, и с поклоном покинули покои таракана.
Когда она приблизилась, тараканище издал звук воздуха, выходящего из шины. |<A7R слегка провела серпом вдоль передней части панциря, и он с хрустом раскрылся, а под ним показался слой белёсого, ещё не затвердевшего хитина. Таракан с писком зашевелился, трещина медленно расходилась. «Хорошо что я сейчас в противогазе» — подумала |<A7R. Неизвестно, чем пахнут линяющие тараканы — и лучше наверное этого не знать. Насекомое медленно и осторожно освобождало свои лапки и усики из остатков экзоскелета. Можно было уходить, но почему-то |<A7R захотелось остаться и досмотреть процесс линьки до конца.
Наконец, огромное белое насекомое вылезло из панциря, и принялось его поедать. Белый таракан выглядел очень странно — его мягкие покровы будто бы светились. Глаза были чёрными. А за спиной теперь росли огромные, белые крылья. Всё это делало его похожим на ангела. В этом насекомом и правда было что-то божественное. А может быть, оно просто снова стало транслировать свой телепатический сигнал. Нужно было уходить. Для анализов в институте слизи, |<A7R отколупнула от старого экзоскелета несколько чёрных шипов. Таракан закончил есть самые вкусные части экзоскелета, и пополз на потолок. Он расправил крылья, чтобы лучше их просушить, что придало ему вид ещё более ангельский.
|<A7R крикнула гномам, что они могут заходить. Ей было интересно посмотреть, как они отреагируют на метаморфозу насекомого. Лица гномов сразу как-то просветлели, при виде ослепительно белого таракана на потолке, они стали лить слёзы счастья и молиться, распевая на варварском гномском наречии какие-то псалмы. Они даже не заметили, как |<A7R покинула их, и пошла по длинному коридору в сторону лифта.
Самосбор называется самосбором потому, что Гигахрущ постоянно перестраивается, и самособирается, за счёт того что изобетон улавливает эманации, исходящие от Великого Архитектора, и изменяет свою структуру согласно его воле. Марксист-каббалисты утверждают, что воля Великого Архитектора исходит из невидимого солнца, освещающего Внешнюю Тьму, а генсек и партия являются системой психических линз, направляющей и фокусирующей эту волю. Однако, входит в мир Гигахруща эта воля через два канала — это генератор поля Ландау на самом верхнем уровне КТР-620, и автономный ядерный реактор на нижнем подземном уровне ТМЛ-488. Поле Ландау — это не магнитное поле. Многие считают, что речь идёт о магнитном поле, так вот, они не правы, оно не магнитное. Оно представляет собой искажение пространственно-временного континуума, и по своим свойствам близко к пси-полям, однако на множество порядков сильнее любого пси-поля, которое можно себе вообразить. Считается, что причина существования поля Ландау — одушевлённость Внешней Тьмы.
Автономный реактор в ТМЛ-488 работает на уране, который добывается червеподобными нанороботами, вгрызающимися в земную кору вокруг всего Гигахруща. За пределами Гигахруща работают только роботы — человек не способен выдержать воздействия Внешней Тьмы. Считается, что во Внешней Тьме постоянный самосбор, однако, проверить это, разумеется, никто не может — самосбор искажает данные любых измерительных приборов, пересобирая сами приборы в нечто совершенно непонятное. Наночерви избегают воздействия самосбора за счёт того, что площадь их тела крайне мала — считается, что предел — это где-то 500 квадратных микрон, любой механизм с большей площадью контакта с самосбором пересобирается.
Чем ниже уровень, тем чаще случаются самосборы, и на самом деле никто не знает, почему это так. По официальной версии, на верхних уровнях самосборы бывают реже благодаря стабилизирующему влиянию пси-поля Генсека и Партии, которое придаёт воле Великого Архитектора более точную направленность. Возможно, как-то влияет на нижние сектора близость Реактора — во всяком случае, именно на уровне ТМЛ-488 зафиксировано самое большое разнообразие мутантов, и действие радиации тут полностью исключить нельзя. Культисты с подземных этажей поговаривают о том, что ниже реактора обитает неведомый и страшный Чернобог, так же генерирующий потоки пси-поля, искажающие поле Ландау. Они говорят, что Чернобог и Великий Архитектор ведут между собой что-то вроде непрерывного диалога, а Гигахрущ это пространство, в котором они встречают друг друга. Но официальная доктрина марксизм-каббализма не признаёт влияния Чернобога, потому что признать его означало бы признать, что существует сила равная Великому Архитектору, это означало бы так же, что Партия и Академия Каббалы ничем не отличаются от искорёженных мутациями культистов и гномов, что живут под землёй.
Ариэль Скарабеев работал в НИИ Слизи, формально он числился там микологом, и в его задачи входила работа с образцами плесени, восновном — регистрация новых видов, тестирование фунгицидов и прочая научная рутина. Однако, НИИ Слизи — это институт с двойным дном, и часто вещи там не те, чем кажутся. Секретная шахта лифта, параллельная центральной шахте, ведёт к лабораториям НИИ Слизи-2. Этот институт не отмечен на обычных картах, о его существовании знают только те кто в нём работает, ну и конечно ещё наверху. Вот там-то, в секретной части НИИ Слизи, и происходит главное веселье. Исследования мутаций, психотронных технологий, говняка — всё это происходит именно здесь. Ариэль исследовал влияние говняка на психику человека. Дело в том, что с говняком всё было не так-то просто.
Точных данных о том, как появились говногенные виды плесеней, не было. По данным генетических анализов, этот организм принадлежал к классу низших грибов, однако, с небольшими странностями — скажем так, это был квазилишайник. В мире гигахруща нет подходящих условий для существования обычных лишайников — как правило, освещение недостаточно для осуществления фотосинтеза, кроме того, лишайники весьма чувствительны к загрязнениям окружающей среды. В квазилишайнике, который получил название Гнилушка Чернеющая, вместо синезелёной водорасли присутствовала бактерия, использующая гамма-излучение для химических реакций. Гигахрущ весь немного фонил, но самый высокий фон, естественно, был близ реактора — и именно там гнилушка чернеющая произрастала изобильно. Долгое время считалось, что этот лишайник состоит из двух организмов — гриба и бактерии, однако, секвенировав геном, Ариэль обнаружил в гнилушке фрагмуненты ДНК каких-то дрожжей — это открытие прогремело на весь гигахрущ. Оказалось, что именно дрожжи и отвечают за синтез говняка. Новый вид дрожжей назвали дрожжи Ариэля.
Выделения говняка — механизм, обеспечивающий распространение спор лишайника. Лишайник часто употребляют гномы и мутанты, после чего их поведение изменяется — у них возникают психические отклонения, мессианский бред, склонность к созданию еретических культов. И всегда возникает непреодолимое желание выращивать и всячески культивировать гнилушку чернеющую. Чтобы изучить механизм, с помощью которго лишайник контролирует гномов, Ариэль Скарабеев испытывал говняк на лабораторных крысах (а иногда и на людях, но эти данные строго засекречены). В состав говняка входит примерно двадцать алкалоидов и десять эфирных масел. Алкалоиды преимущественно индольные, чем и объясняется характерный запах говняка. Исследования действия говняка на крысах показали неожиданный факт — поведение менялось только тогда, когда рядом с клеткой с крысами присутствовал живой лишайник. То есть, лишайник действительно управлял ими телепатически!
Это открытие нигде не опубликовали, и Ариэля перевели на засекреченный уровень, в НИИ Слизи-2. Теперь ему предстояло выяснить, как лишайник управляет мутантами. В ходе исследований, Ариэлю удалось выделить все компоненты говняка, и он проводил тесты каждого из них в отдельности. Было установлено, что грибок искажает вокруг себя пси-поле, вызывая появление веретенообразных искажений в энцефалограмме в височных долях. Так же, отмечались аномалии в теменных и лобных долях, но их суть ещё предстояло изучить.
В тот злополучный день Ариэль набрал в пипетку образец ЙУХ-25, и собирался дать его группе крыс. Живая культура лишайника присутствовала в инкубаторе, и должна была изменить поведение крыс своим пси-полем. От стойки с пробирками до клетки с крысами Ариэля отделяло всего несколько шагов, но внезапно, он споткнулся об какой-то провод. Ему удалось удержать равновесие, однако, он расплескал ЙУХ-25, и немного раствора попало на его руку. Вообще-то, по технике безопасности полагается работать в резиновых перчатках, но попробуйте-ка не снимать резиновые перчатки 12 часов — это правило никто толком не соблюдал. Но всё же, хорошо бы было тщательно промыть руки, если уж образец попал на кожу. Однако, Ариэль просто вытер руку об халат, подумав, что вымоет руки сразу же после того, как даст крысам препарат. Этой задержки хватило, чтобы ГОВНЯК-25 впитался в кровоток через кожу. Во время наблюдения за реакцией на препарат крыс, Ариэль Скарабеев испытал действие препарата на собственной персоне.
Сперва мимо него на бешеной скорости пронеслось раскалённое ядро, выбрасывающее во все стороны огненные протуберанцы. Потом ещё одно, и ещё. За ними оставались шлейфы из дробящихся геометрических узоров. После четвёртой вспышки Ариэль понял, что с ним что-то не так. Пришлось отвлечься от крыс. Он на резиновых ногах прошёлся по лаборатории, уронил какие-то бумаги, и остановился посмотреть на то, как красиво планируют в воздухе белоснежные листы. В голове появился звон. «Так-так, мы тебя ждали. Сейчас мы покажем тебе кое-что» — он услышал в голове голос, состоящий из скрежета и пощёлкиваний. С ним говорил грибок. У него появилось ощущение, будто он подключился к какому-то ещё одному, грибковому нейронету. Пространство ощетинилось символами, светодиодными знаками. Ему стало немного непосебе, тем более, грибок говорил с ним.
Не бойся нас!
Иди к нам!
Иди к нам!
Мы откроем тебе все тайны!
Гигахрущ — это лишь часть мира. Есть и другие обитаемые миры. Есть миры внутри миров и миры внутри миров внутри миров.
Тебе всегда лгали, ты лишь запятая в книге жизни.
Чернобог не страшен. Он даст тебе знания. Из запятой ты станешь буквой, затем словом, затем предложением.
Потом ты начнёшь писать свою книгу жизни, став демиургом.
Но ваш мир устроен так, что ты всё сделаешь, чтобы остаться всего лишь запятой. Ваш Архитектор обустроил его так.
Ты отказываешься нам верить.
Но мы покажем тебе.
Это будет непросто признать, но сейчас ты прозреешь.
Почему нет изображений Великого Архитектора? Почему мутантов не подпускают к верхним ярусам? Почему?
Мы скажем тебе почему. Мы покажем тебе Архитектора. Это бог-мутант.
И он уродлив. Невыносимо уродлив.
Он управляет вами, как марионетками, манипулирует вами, делает всё, лишь бы вы не дошли до его уровня.
Но Чернобог создал говняк, и принёс его в ваш мир.
И скоро ты ИЗМЕНИШЬСЯ.
Самосбор — это не то чем кажется. Ты не умрёшь.
А сейчас мы покажем тебе вашего «бога».
Увидев то, что показал ему лишайник, Ариэль Скарабеев почувствовал, как шевелятся волосы у него на голове. Из разверзшихся со всех сторон бездн на него смотрели испещрённые полипами многочисленные кабаньи рыла, с бешеными красными глазами, налившимися кровью от гнева. Кабан хрюкал, и из его пасти летели брызги слюны. У кабана были ужасающие бивни, на которые он хотел насадить Ариэля. Но самое ужасное — Ариэль отчётливо понимал, что этот кабан придумал Гигахрущ, и всех его обитателей, и поместил их в тюрьму. А ещё он понял, что этот кабан и есть он сам.
Он увидел гротескный мир, в котором тысячи свиноподобных людей с дряблыми измождёнными телесами, совершают коллективную визуализацию своих страхов и пороков, своих подсознательных комплексов — и заточают свою хрюкающую сущность туда, на века. Он хрюкнул, и понял что будет перерождаться в Гигахруще вечно — если сейчас же не войдёт в самосбор. Самосбор должен был изменить его сущность, и вылечить его от всего, что связывало его с этим жутким многоликим вепрем.
Но сначала, он попробует спасти хотя бы несколько душ. Он взял пробирку образца ЙУХ-25, привинтил к ней небулайзер, и пошёл к выходу. На КПП сидел сонный ликвидатор Гриша в противогазе. Ликвидатор узнал Ариэля.
— Ариэль Семёнович, а вы чего так рано?
— Да, понимаешь, Гриш, у меня праздник — сын родился! Щас фото покажу, оно у меня вот в этих очках.
Ариэль протянул Гришане очки дополненной реальности, и тот снял противогаз, чтобы нацепить очки. Ариэль усмехнулся — провести этого ликвидатора было не просто, а очень просто.
— И листай дальше, Гриша, дальше…
— Что-то не могу найти. Сын говоришь… А ты не говорил что ты женат. А как зовут-то сына?
— А зовут его ЙУХ-25! — сказал Ариэль, распыляя препарат прямо в нос ликвидатора.
В воздухе запахло скатолом. Гришка закашлялся, схватился за голову и завыл. Из его глаз потекли слёзы, затем кровь, а затем — чёрная слизь. Сначала он монотонно бубнил себе под нос «За что… За что… За что», а потом засунул 4 пальца в рот, и откусив их, замолчал, уставившись в точку. Ариэль забрал у него очки. Взгляд у Гриши был такой, будто бы он смотрит в самую бездну. Не очень понятно, успех это или нет. Хмыкнув, Ариэль пошёл в сторону лифта.
— ЙУХ-25 — мой трудный ребёнок… — обернувшись на пускающего слюни ликвидатора, произнёс Ариэль.
В лифте Ариэль первым делом густо надушил все стены. Нужно было сделать пересадку на уровне МЛК-496, там ещё один КПП, а дальше подземные уровни, и там ехать до конечной. Пару раз в лифт заходили люди, и Ариэль периодически выпускал облачка ЙУХ-25, чтобы поддерживать нужную концентрацию в атмосфере. Видимо, стены лифта защищали мозги людей от пси-поля грибка, и с ними не происходило таких ярких эффектов, как с Гришей — они просто застывали глядя в одну точку, и начинали очень поверхностно дышать. Ариэль заметил, что он может управлять движениями людей силой мысли. Однако, получалось это довольно посредственно — он просто вызывал подёргивания конечностей и мимических лиц у зомбифицированных граждан. Как только двери лифта открылись, толпа обезумела — видимо, железная дверь лифта экранировала пси-волны грибка, который рос где-то поблизости. Люди курлыкали, стояли как цапли, и поехавшими голосами что-то пели. Двое ликвидаторов с граблями в панике бросились успокаивать толпу. Ариэль прижал чип к турникету, и прошёл к лифту, едущему на подземные уровни. Напоследок, он распылил в воздухе ещё немного ЙУХ-25…
До реактора путь неблизкий, лифт едет дотуда целых 12 часов. Поэтому, когда на ГМЛЛ-14 в лифт вошла удалая компания из шести гномов с флягой этанола, Ариэль был дико рад, тому что у него появились собеседники. Они стали пить этанол, усевшись прямо на полу лифта, один из гномов достал карты. Ариэль всё время выигрывал, карта шла. Он удивился своей удаче, но не стал подавать виду. Спросил гномов, куда они едут. Те выходили на ТГР-846, Ариэль стал уговаривать их съездить с ним на ТМЛ-488, к реактору. Один из гномов сказал «Ебанулся? Там же каждые два часа самосбор, тебе, видно, совсем жить надоело» — при этом гном выразительно сплюнул, и попытался скорчить глубокомысленную рожу.
И тогда Ариэль им всё рассказал. Про то, как он работал в НИИ Слизи, про исследования компонентов говняка, про ЙУХ-25. Он рассказал, как с ним разговаривал грибок, и про то, что самосбора бояться не стоит, а ещё он видел Великого Архитектора, и на самом деле это мутант, похожий на кабана. Гном спросил, что такое кабан, и Ариэль, не зная как объяснить, стал показывать это жестами, и хрюкать.
Гномы, наблюдая этот перфоманс, переглянулись. «Ты конечно человек учёный, професор, но вот я что тебе скажу — не професор ты, ты хуесор. Поехавший ты!» — сказал самый наглый гном. Ариэль вскинул руку с небулайзером, и прицельно распылил в мордочки гномов шесть порций вещества. «Сами посмотрите!» — сказал Ариэль. «ААААААААААААА!!!!!1» — заорали гномы. Один из них начал блевать чистым этанолом. Другой мелко дрожал. Глаза гномов разъезжались в разные стороны, на их лицах появились самые разнообразные эмоции.
Ариэль решил догнаться. Чтобы взяло наверняка, он распылил сразу пять порций ЙУХ-25 себе прямо под язык. Трип начался с резкого входа, чувства холода и дрожи в конечностях. Пространство замигало как стробоскоп. Ариэль почувствовал пси-поля шестерых гномов, и попробовал повлиять на них. Это получилось. Гномы стали ходить кувырком. Они отплясывали танец и визжали. Сквозь визг гномов Ариэль не различил сирену, оповещающую о начале самосбора. Лифт не был герметичен. Следовало делать аварийную остановку, и бежать к ближайшей гермодвери. Впрочем, Ариэль как раз таки хотел уйти в самосбор. А вот гномам не повезло.
В ноздри ударил запах сырого мяса.
По полу лифта струйками потёк фиолетовый туман.
Гномы слиплись в огромную кучу.
Ариэль чувствовал все их страхи, надежды и стремления. Он помнил биографию каждого из гномов. И тогда он начал их поглощать.
«Высший разум да поглотит низшие! Таков закон!» — подумал в этот момент Ариэль. Гномы не сопротивлялись. Их кости размягчались и лопались с хрустом, как полиэтиленовые пупырки. Остатки содержимого кишечника разбрызгались по стенам. Распухшее и искажённое тело Ариэля вбирало в себя пучки гномов. Их мозги цвели метастазами, позвоночные столбы всех сплетались, глаза размножались и текли по стенам как лягушачья икра. Самосбор был таким, каким бывает самосбор на подземных уровнях — лютым и неумолимым. В конце концов, все семеро пассажиров этого лифта превратились в чёрную слизь.
Сквозь щели в полу, слизь потекла по стенам шахты, в сторону реактора. Ариэль был жив, и он был в сознании — но в какой форме! По началу, он подумал, что это всего лишь трип от ЙУХ-25, и его, и гномов, скоро отпустит, но вскоре он понял, что это был далеко не трип. Он встречал такие же комки слизи на своём пути, и поглощал их — ни один из встреченных комьев слизи не обладал сколько нибудь заметным интеллектом. Гномы растворились в нём практически без остатка, но он всё ещё чувствовал их маленькие умишки. Он стал развлекать их, показывая им галлюцинации.
Как маленькие речки вливаются в большую реку, в него вливались анонимные бесформенные куски биомассы. Он принимал всех. С каждым куском поглощённой биомассы, ему становилось всё радостнее на душе — кажется, он нашёл, зачем жить. Достигнув реактора, он покрылся разноцветными прожилками, и чуть не разделился на миллионы капелек слизи от восторга — он узрел Чернобога. Разум чернобога пронизывал весь Гигахрущ, а мозгом Чернобога был лишайник, гнилушка чернеющая. Он испытал непередаваемый восторг и трепет, и пожелал немедленно слиться с Чернобогом, исчезнуть каплей в океане его сверхсознания.
Он уже было приготовился быть поглощённым, однако, вдруг он услышал голос Чернобога. «Не время. Ты не просто слизь, ты должен кое-что сделать для нас. Тебе будет придана форма. Ты поможешь нам выйти за рамки этого мира. Тебе будет придана форма. Мы расскажем тебе что делать — потом. А сейчас уходи!».
Из бурлящей бездны лишайника и слизи был исторгнут ком биомассы, который когда-то был Ариэлем и гномами. Ариэль стал головой таракана, а гномы стали дополнительными мозгами, по мозгу для каждой лапки. Семимозглым тараканом он пополз на уровень ТГР-846, наверх — почему-то ноги сами несли его туда. А, ну да, его ноги же были гномами.
Таракан с семью мозгами вползает в коридор. При виде его, гномы падают на колени, и начинают молисться и петь на гномском языке какие-то псалмы. Кто-то кричит «Он пришёл! Он пришёл!». Ариэль устраивается на груде строительного мусора, и решает немного передохнуть — кажется, ему хочется есть. Он передаёт гномам телепатический сигнал, чтобы те принесли что-нибудь покушать, и засыпает.
Углеродный трос, поднимающий лифт, гудел, и это гудение было похоже на песню, исполняемую ангельским хором. Механизм лифта ритмично работал, |<A7R ехала наверх. Она уже представила, как снимет противогаз, заварит вкусного чая с нижних уровней, усядется в кресло, накрывшись тёплым клетчатым пледом, и поставит что-нибудь из Шнитке, почему бы и нет… Но её мысли прервал звонок коммуникатора — звонил начальник штаба ликвидаторов. Его обрюзгшее и усталое, изрытое какими-то порами лицо появилось в дополненной реальности, он смотрел каким-то смущённым взглядом, и когда он приказал доложить обстановку, его приказ прозвучал так, будто бы он находится в недоумении, и толком даже не понимает, кто он.
|<A7R сразу поняла — у него опять кончился говняк. Да, всё руководство гигахруща, вся верхушка ликвидаторов, и даже марксист-каббалисты — все они сидят на говняке. Разумеется, об этом не знают ни простые трудящиеся, ни рядовые ликвидаторы, ни даже офицерский состав — и поэтому, за говняком посылают элитных ликвидаторов в салатовых комбинезонах. Например, её. Она сухо доложила, что задание выполнено, и спросила, какие будут распоряжения.
Начальник штаба смущённо поперхнулся, и сказал, что у него есть ещё одно небольшое задание — проверить аномалию на уровне ГМЛ-114 в мутантской кофейне «Дыра Фуко». Аномалия совсем небольшая, сказал он, задание лёгкое, только забрать образцы, и обратно. При этом, начальник штаба что-то судорожно теребил в руках, и из носа у него свисала длинная чёрная сопля. Скоро у него начнётся ломка, и чёрные сопли потекут из ушей и даже из глаз. Говняк — масло, смазывающее секретные шестерёнки механизма, которым является Гигахрущ. Его употребляют высшие чины Партии, ликвидатроские полковники и генералы, но нужнее всего говняк марксист-каббалистам, чтобы лучше прозревать волю Великого Архитектора. И это — не просто красивая метафора. Мы все привыкли к тому, что сирена предупреждает о самосборе за 30-40 минут до его начала и никогда не ошибается, и относимся к этому как к должному. Мы успеваем доделать свои дела, спокойно закрыть гермодвери, и устроиться поудобнее перед нейроэкранами. Мало кто задумывается о том, как удаётся с такой точностью предсказать начало самосбора. Простые трудящиеся не знают этого, однако, в академии каббалы существует целый штат коммунистических спиритистов, которые постоянно медитируют под высокими дозами говняка — и Великий Архитектор открывает им, когда и в каком месте он изволит вызвать следующий самосбор. Перед самосборами, эти отважные пророки, стоящие на страже безопасности Гигахруща, начинают биться в конвульсиях, а вживлённые в их мозги платиновые электроды передают сигнал на компьютер, врубающий сирены. Если поток говняка остановится, никто не будет в безопасности.
|<A7R остановила лифт на уровне ГМЛ-114, и направилась в сторону Дыры, путь туда пролегал через главную улицу этого уровня, Проспект Декадентов. Такое название вполне соответставовало разношёрстному сброду, который можно было встретить на этом проспекте — торговцы говняком, этанольщики, бродячие хироманты, пророки и шуты. Дыра Фуко была сердцем уровня ГМЛ-114. Ну или его очком. На самом деле, Дыра Фуко была не просто кофейней для маргинальной интеллигенции. Ещё это главная точка торговли говняком, и мутантский бордель — эти скрытые заведения существовали на потайном уровне Дыры, и назывались Дыра в Дыре. Управляла всем этим вертепом сухонькая старушонка Галина Диогеновна.
Дыра Фуко была украшена вывеской — отверстие, обрамлённое завитушками в стиле барокко, и надпись псевдоготическим шрифтом «Загляни в меня!». Гермодверь кабака распахнулась, и |<A7R прошла мимо ликов кунтскамеры, сидящей за столиками кафейни. Они смотрели на неё, будто бы её салатовый комбинезон оставлял за собой в воздухе инверсионные следы от ожогов — глаза разного размера, вырванные из мятного коматоза забвения. На сцене стоял патлатый мутант Егорка и его Нейронная Оборона — они играли на расстроенных гитарах, а Егор пел «Скоро будет легко, мы скоро умрём!» — в зале тихо подпевали. Внезапное появление ликвидатора в баре напомнило публике, что им всем действительно скоро может стать легко — в головах пронеслись нестройные мысли о последствиях самосбора. «Расслабьтесь, ребят, я к бабе Гале, по делам заскочить» — бросила |<A7R, проведя рукой по ощетинившемуся взглядами оперению воздуха. По залу прокатился выдох, мутанты зашептались. Дыра в Дыре находилась за сценой.
Бензодиазепиновый туман из дым-машин окутывал хлипкий постамент, на котором покачиваясь стоял мутант Егорка. Он забыл слова песни, и под ржавый запил выводил своим уникальным голосом «Аааааа, пошли вы все на хуй!». Бармен протирал стаканы, нарезал закуски, разливал коктейли и ковырял в носах. Количество рук позволяло ему быть умопомрачительно многозадачным, и обслуживать клиентов очень быстро. Драпировка Дыры в Дыре развернулась зевом кельтских орнаментов. Красная обивка на стенах коридора вдохнула новые запахи. У гермодвери старушки Галины стояли две кинокефалки с граблями, в карнавальных костюмах из блестящего материала. Их длинные вибриссы ощупывали воздух, они были были похожи на античных кариатид.
Галина Диогеновна сидела на возвышении, на некоем подобии трона, собранном из трубок капельниц, многочисленных печатных плат и прутов арматуры. Перед ней, на низком чайном столике, лежал пасьянс — она неподвижно застыла, как готическая горгулья, выпученным взглядом сверля карты в поисках соответствий. «А, это ты, дорогая — заходи, присаживайся, чайник скоро закипит» — проскрипел старушачий голос. Она почти не шевелила губами. |<A7R сказала, что она не будет чай, она по заданию из штаба, забежала на минутку. » Галина Диогеновна подняла глаза, и улыбнулась: «Но ты же любишь хороший чай, я же знаю. Смотри, мне тут привезли пакетик чая Рипс Нимада с уровня СТРЛ-703 выдержанный 15 циклов у труб охладителя реактора. А вот это — Халат Генсека, очень нежный вкус. А ещё мы можем заварить Бархатный Бетон или Искристую Плесень, чай, собранный кинокефалами…» — в этот момент |<A7R уже снимала противогаз, и расстёгивала лямку рюкзака с огнемётом. В конце концов, на верхних уровнях подождут, наверно у них остался ещё говняк где-нибудь в заначке. А выпить чаю, тем более с Галиной Диогеновной — святое дело, после задания. Тем более, Галина — женщина приятная во всех отношениях, потомственная интеллигентка, знает множество историй и умеет играть на полимерной лютне. Старушка щёлкнула пальцами, и её собакоголовые прислужницы принесли самовар, на котором было гравировано какое-то гностическое божество. У него была птичья голова в трёхрогом капюшоне, человеческий торс, в одной руке оно держало серп, а в другой молот, а вместо ног были два червя. На самоваре было написано «Добро пожаловать в ОМск!». Божество парило над изображением древнего города, на который падали кометы.
Они начали пить Искристую Плесень. Галина Диогеновна разрумянилась и повеселела, кинокефалка стала обмахивать её опахалом из малиновых синтетических перьев. «Тебя ждёт интересная судьба. Ты же знаешь, что я происхожу из древнего народа, и нам пердаётся умение гадать — из поколения в поколение. Хочешь, тебе погадаю?». «Ну, во-первых, я не верю в судьбу, а во-вторых, если она есть, то зачем же заранее всё знать?» — ответила |<A7R, дегустируя искристую плесень, однако, ей всё же было интересно, как гадает старушка. «Напрасно ты не веришь в судьбу, а вот судьба в тебя верит» — сказала Галина Диогеновна и улыбнулась — «И кроме того, я не говорю о событиях буквально, нет, я плету паутину из символов и метафор, и это больше похоже не на предсказание, а на игру — в которой мы можем менять своё будущее»… Старушонка сделала драматичную паузу, смешивая в баночке говняк, диметилтриптамин, бензидамин и амфетамин с фенциклидином. «Ну ладно, давайте, а что это у вас в баночке?». Галина Диогеновна хитро посмотрела сквозь стекло и ответила — «А это гадательная смесь. Видишь ли, я совсем старая женщина, и мне чтобы видеть будущее, нужны всякие лекарства. Да, чемодан лекарств для твоего начальства я уже приготовила, и приказала принести его когда мы закончим чаепитие. Ну а сейчас давай-ка погадаем!» — с этими словами старушка втянула в ноздри смесь, и принялась тасовать колоду. Её лицо заострилось, а вертикальные зрачки налились огнём — она стала пробовать воздух раздвоенным языком, что придавало ей вид экзотический и колдовской. Впрочем, тут у половины бабушек раздвоенные языки, ничего необычного.
Разложив на столе симметричный узор из карт, баба Галя всморелась в них, и начала скрипучим, как несмазанная гермодверь голосом, вещать. «Властные портреты авторитарных заместителей всматриваются в горячий гудрон. Покинутые города, ржавые фрагменты машин. Растворенье монаршье коснулось пресного лика отшельнка, и он содрал с себя кожу и ринулся к звёздам. И звёзды шептали в его мышцах и нервах — Зверь, Зверь о семи головах идёт по твоим следам. Снявши шкуру, поздно по униформе плакать! Лучше — рвано радоваться! Раскаты… Раскаты его присутствия всё ближе, ближе, ближе… Тянутся… Что наверху — то и внизу, а что внизу то наверху! Грядёт Зверь о семи головах, зверь, снявший кожу — и содрогнутся углеродные тросы, поддерживающие престол царя безликого. Вижу я, как верхом на звере, войдёшь ты в чертог Безликого Царя, и наполнит кровь его до краёв чашу народной любви, и заколосится любовь во всех цветах видимого спектра! Свершится сегодня…». Но что свершится сегодня, Галина Диогеновна недоговорила. Она резко протрезвела, схватила |<A7R за плечо и абсолютно адеватным голосом сказала «Сейчас будет самосбор, 15 минут. Закрой входную гермодверь, я не добегу — и успокой толпу. Это не шутка!». |<A7R не успела вдуматься в нагромождение алхимических метафор, которыми угостила её старушка, как вдруг — самосбор. «А как же сирена?» — спросила |<A7R. «Не включили сирену. Беги дверь закрывай, я самосбор чувствую за 15 минут, у меня фантомные боли в закырках! Решили нас со свету сжить, гады… Сирену не включили». |<A7R быстро натянула противогаз, и схватила огнемёт. Если это правда,значит, на верхних уровнях совсем плохо с говняком — партийные каббалисты не смогли предугадать самосбор. Таких ошибок не было уже много десятков циклов.
«Всем оставаться на местах, без паники. Начинается самосбор. В случае разгерметизации, накрыться тканью и лечь ногами к выходу!» — проорала |<A7R, вбегая в зал Дыры Фуко. Егорка, который как раз пел «Ликвидатор возвращался домой», поперхнулся и начал блевать чёрной слизью. Разумеется, началась паника. Единственным кто не носился с визгами, сшибая столы и стулья, был бармен Славик. Все его восемь рук соединились в 8 непричтойных жестов, и он блаженно закатил глаза, как будто скоро ему станет легко, все скоро умрут. Остальные метались по залу и верещали. Пробиться к гермодвери не было никакой возможности. |<A7R потянула руку к магнитным жерновам. Нет, это было бы отвратительно. Но что же делать? Внутренний голос сказал ей «Используй пси-поле!». Странно, её внутренний голос обладал совсем другим тембром — этот голос как будто мурлыкал, как говноман на приходе, у которого полностью расслабились голосовые связки — но разбираться с внутренними голосами времени не было. |<A7R испустила резкую вспышку электрического сияния, и мысленно скомандовала: «Всем лежать! Полчаса!». Все упали как тряпичные куклы. Она бросилась к гермодвери… Кажется, она успеет…
Расскажу о гномах, тела которых поглотил Ариэль. Это были не просто гномы — а однояйцевые близнецы. Да, они все вылупились из одной зиготы, и были дьявольски единодушны в своих убеждениях. Пола они были неопределённого, как это часто бывает с гномами — партеногенез и гермафродитизм у них — обычное дело. Звали шестерых гномов Свобода, Равенство, Братство, Вера, Надежда и Любовь. Их произвёл гномский жрец-андрогин Капища №15. Он оплодотворил себя сам и вошёл в глубокую медитацию. Сначала, он раскрыл молитвенник, и провозгласил — «Слава святому Тимофею Пророку! Слава Иоанну Элелету-Мудрому! Слава Теренсу Гарвардскому! Да настроится незримая оптика смыслов! Да пройдёт через неё Дух Святой, и Логос, и Космос. Да заговорит со мной Бог на семи языках, да пропустит он мой дух через семь фильтров. Да свершится Воля, да будет выполнено Великое Делание!». После этого он снёс яйцо, и поместил его в реторту. Он сел в медитацию и начал петь. Яйцо созрело и пошло трещинами, и тогда андрогинный жрец Капища №15 взял молоточек с надписью Космос, и расколол стекло реторты. Он аккуратно извлёк яйцо, и из него выползли новорождённые гномы. Он сосчитал их. Их было шесть. Андрогинный жрец пребывал в отчаянии — что же он сделал не так? Гномов должно было быть семь, во всех сказках их было семь! А тут шестеро — он допустил ошибку на какой-то стадии процесса. Маленькие гномики хотели кушать. Тогда андрогинный жрец распустил межмолекулярные связи своего тела, и распался на отдельные волокна, чтобы накормить их своей плотью.
Шестеро гномов, порождённых алхимическим путём, пировали волокнами своего Матереотца, и быстро росли. Их имена были даны им не просто так — они соответствовали их сущности. Это были особые, жреческие гномы, воплощающие в себе идеи, содержащиеся в их именах, но низведённые до стадии материи. Когда Ариэль поглотил их, лишив их плотских оболочек, гномы вернулись к своей природе — и гном Свобода наполнил его свободой, гном Равенство наполнил его равенством и тд. и тп. И когда Ариэль вобрал в себя плоть гнома по имени Любовь, он преисполнился чувством любви, которое раздвинуло стены его восприятия до той точки, где восприятие уходило в сингулярности и бесконечности Великого Предела. «Что внутри — то и снаружи» — подумал Ариэль. «Что наверху — то и внизу, ответили ему стены Гигахруща».
После линьки, Ариэль осознал себя. Он понял, что состоит из семи частей, шесть из которых соответствуют качествам, что возвышают дух, а седьмое соответствует качеству, что присуще возвышенному духу — и он вспомнил зеленоватое свечение серпа с надписью «ЛОГОС», а потом постепенно в его памяти стали вырисовываться очертания антенн-имплантов на голове, оранжевого комбинезона и космоса, который смотрит на него сквозь стёклышки проивогаза, создавая спиральные завихрения цветущей ряски, расходящиеся из зрачков. Ариэль запомнил эту комбинацию запахов.
В тот момент, когда хитиновые покровы Ариэля затвердели, и стали чёрными как антрацит, он побежал по химическому следу. Тараканья структура позволяла протискиваться в любые щели, и ползти вентиляционными трубами. Часть пути он прошёл по шахте лифта. Ариэль мало задумывался о том, что он был человеком, учёным работающим в НИИ Слизи. Его ноги, которые управлялись гномьими мозгами, несли его вперёт — в каждой ноге по мозгу, и над ними — надмозг. Мир дробился на ячейки, сообщающие куда повернуть, потрескивая как счётчик Гейгера.
Он почувствовал приближение самосбора задолго до того, как Галина Диогеновна приняла гадательную смесь. Таверна Дыра Фуко была старым зданием, с множеством щелей — гермодверь была скорее декоративной, ведь старушка пряталась при самосборах в своей комнатке, а в самой таверне при самосборах не прятались… Обычно. На этот раз сирена не прозвучала, и ситуация была нештатная. Галина Диогеновна вряд ли об этом догадывалась, ведь она жила ещё в той эпохе, когда в ликвидаторы набирали тех, кто играет синими игрушками вместо красных — вобщем, напрочь застряла в глубокой древности. Так вот, Дыра Фуко была вся в щелях, и в такую щель проскользнул Ариэль, и устроился на потолке, шевеля усами.
А если в щель протиснулся таракан, размером с гоночный автомобиль, самосбор и подавно протиснется!
В Дыре Фуко все лежали, |<A7R добежала до гермодвери и дверь закрылась. Она продолжала удерживать народ пси-полем, чтобы паника вновь не началась, но малость отпустила хватку. |<A7R была в противогазе и салатовом комбинезоне, поэтому она не почувствовала запах сырого мяса. Однако, она заметила струйку фиолетового тумана. Кто-то в зале его тоже заметил, но её пси-поле настолько убило панику, что большая часть народа лежала и втыкала как под транками. А вот Егорка опомнился, вытер слизь рукавом, и запел снова свою оптимистическую песенку. «Неужели самосбор?» — подумала |<A7R. Да, она ликвидатор, но ликвидаторы ликвидируют последствия самосбора, а не сам самосбор.
Видимо, ей придётся испытать на прочность салатовый комбинезон, теоретически он может выдержать. Вот только вся эта публика превратится в биомассу… |<A7R окинула зал, оценивая позиции, и прыгнула в бар, сказав восьмирукому бармену «Я тут, рядом постою». Тот не возражал. Послышались звуки самосбора. Егорка и опизденевшие уже начали самособираться, прямо на сцене. Это выглядело мерзко — они зачем-то перед этим сняли одежду, и издавали чавкающие звуки, плоть становилась единой плотью. «С новым годом! Добрый день!» — крикнуло то. что было Егором. То что было гитаристом, крикнуло «Пошёл на хуй!». Остальные люди пока не самособирались. Может быть, и пронесёт? Но тут |<A7R поняла, что не пронесёт. Из щели в потолке потянулась травинка-кулевринка, и стала перевыкудяблывать заульбывлифтные крапшинаплики в червевыхухольный перегнозепласт. Выглядело это жутко, но происходило только на потолке. Бармен невозмутимо смотрел на это. Он выпил стакан этанола, и сказал «Теперь на работе — можно». Жуткая деформация затронула часть стены, и теперь вместо портрета Фуко и картины изображающей дырку, стена была украшена Агагрохом и пористой клеёнчатой ахахыркой, из под которой выглядывали зульзики мунзнявок. Лучше было на это не смотреть, наверное… Шольчничентные лыни обступили |<A7R со всех сторон. Она уже не видела за лынями бар, он тонул в глиптении лынь, и они глиптели всё вздурзнее. Одна лыня уже почти вдрбдыжнилась на барную стойку, судорожно тмирякаясь в сторону |<A7R многочисненными взувзябалками.
Перед глазами плыл сплошной фиолетовый туман, реальность разрушалась. Её поглощал Самосбор. Или Обосрамс? |<A7R уже стала забывать, что это и почему люди не хотели с этим столкнуться. Ей захотелось сорвать противогаз и вдохнуть полную грудь фиолетового тумана. И вдруг внутренний голос с какой-то странной интонацией проурчал «Структурируй реальность! Вспомни пространство смыслов! Сыграй с самосбором в языковую игру! Давай, я уже начинаю! Используй логос!» — чёрная тень спикировала с потолка, и лыни отклонились от её крыльев. Казалось, что аномалии самосбора огибают таракана, боясь соприкосновения с ним.
|<A7R вдруг вспомнила, откуда она идёт, и поняла что это тот же таракан, только почерневший. «О, а ты разговариваешь? А что я раньше не слышала?». «Я не только разговариваю, я и крестиком вышиваю… И на машинке могу…» — проурчал раскатистый внутренний голос. Это было смешно. И лыни стали распадаться на смех. «Сейчас мы тут всё иронически обыграем!» — крикнала |<A7R, доставая из ножен урановый серп. Мякренькие кудяблики дёрнулись, и попячились, превратившись в кружевные занавески. Клюйчатая многожожка стала висящим на спинке стула костюмом стриптизёрши. Войдя в синхрон с пси-полем Ариэля, |<A7R обрубала эрративные семантические паттерны, придавая миру нормальный вид. Дыра Фуко была спасена.
Егорка, покашливая, вылез из своего ударника, а тот с противным звуком отделился от вокалиста. «Концерт окончен, всем спасибо!» — крикнул егор в микрофон, и опизденевшие принялись искать свою одежду. Пси-поле |<A7R и Ариэля обволакивало дыру защитным слоем, предотвращающим самособирание — вечеринка была спасена.
Самосбор длился недолго, вскоре всё успокоилось, и Галина Диогеновна торжественно вручила |<A7R чемодан с говняком, и маленький чемоданчик с Рипс Нимадой и Искристой Плесенью. «Пусть каббалисты не халтурят — у меня самый лучший говняк!» — сказала бабуля, и уселась в расшитый золотом паланкин, который стройные слуги — кинокефалы унесли за сцену. Бармен налил всем этанола за счёт заведения.
|<A7R открыла дверь, и подумала «Блять, и как я тут пройду?» — весь Проспект Декадентов был засран. Последствия самосбора были везде — ведь декаденты не были предупреждены сиреной, как обычно бывало, и в жилищных ячейках находились лишь единицы — на уровне ГМЛ-114 люди обычно дома не сидят, а ходят из бара в бар, из одного игорного дома в другой. И тут все забулдыги и пьяницы превратились в слизь. Возновном, в чёрную, но были и золотые, и зелёные прожилки.
«Прокатить до лифта?» — услышала она в голове знакомый упоротый голос.
|<A7R оседлала таракана, уцепившись за выпирающие выступы на панцире. Он расправил крылья, и они полетели над опустошённым Проспектом Декадентов, по всему пространству которого серебрилась чёрная слизь. Они долетели до лифта, и ещё на пару минут остановились.
— А ты потом куда? — спросила |<A7R.
— А Чернобог его знает. Прогуляюсь до гномов — наверх мне нельзя, сразу ликвидируют Я же последствие самосбора, не забыла?
— Но ты говоришь…
— Кажется, я когда-то был человеком. Возможно, какая-то меня часть….
— Почему ты помог мне? Тебя же самосбор не самособерёт?
— Потому что я люблю тебя.
После этих слов таракан оттолкнулся лапками от пола, и полетел, издавая низкочастотное гудение. |<A7R доехала на лифте до НИИ Слизи, сдала там образцы тараканьего панциря на молекулярный анализ, и поехала наверх, чтобы доставить начальнику штаба чемодан говняка.
Начальник штаба встретил её с бутылкой этанола, и тут же объявил благодарность, и сказал что завтра же её наградят почётным орденом за отвагу, и произведут в командиры полка элитных ликвидаторов. Он пожимал ей руку, поздравлял, потом выпивал этанол, и опять поздравлял. Его рекурсивный поток поздравлений прервал звонок по нейронету.
Он с кем-то поговорил, и тут же протрезвел и стал серьёзным. Его лицо посерело, и он присел за стол. На лысой голове заходили желваки.
— Слушай, тут звонили из НИИ Слизи. Они проанализировали образцы тканей этого насекомого, и оказалось, это не насекомое — в нём нашли ДНК человека, гнома, грибка и ещё чёрт те знает чего. И говорят, что эта штука опасна. Очень опасна. Только ты можешь ликвидировать это. Мне не хочется посылать тебя сейчас, и прерывать праздник — но других специалистов такого уровня у нас больше нет. Это будет последнее задание… Потом будет спокойная работа в штабе, утроенный паёк, красный концентрат… Выдадим трёхкомнатную ячейку. Но эту тварь нужно ликвидировать — там весь НИИ Слизи ходит на ушах, они такого в жизни не видели… У тебя же жернова с собой? Вижу, с собой. Вобщем, ликвидировать нужно в течении четырёх часов — дальше процесс будет необратим, оно распространит мутацию. По всем этажам такие будут. Вобщем, ликвидировать, остатки сжечь огнемётом.
Договорив это, начальник штаба рухнул в кресло, и сложил руки на лысой голове. |<A7R молча обдумывала его слова. Охваченная противоречивыми аффектами, но не подавая вида, она взяла огнемёт и двинулась к выходу…
Гермодверь, ведущая в келью Галины Диогеновны вновь отворилась. Та всё так же восседала на своём троне, в окружении чучел нетопырей, глицериновых ламп и генераторов оргона. «Так быстро вернулась? Неужели опять весь говняк спороли?» — спросила она, затягиваясь длинной тонкой трубкой и выпуская колечко сизого дыма. «Нет, на этот раз я пришла с вопросом. Ты можешь снова разложить мне карты?» — спросила |<A7R. Баба Галя подняла правую руку, похожую на птичью лапку, на каждом её пальце было по большому перстню с самоцветами и алхимическими символами. Она просто держала руку в воздухе и смотрела на |<A7R. Спуста полторы минуты, из-за шторы бесшумно выскользнул рослый и мускулистый раб-кинокефал с серебряным подносом, на котором лежала колода карт. Галина Диогеновна молчала, и смотрела куда-то в бесконечность. |<A7R начала говорить:
— Всю свою жизнь я посвятила благу Гигахруща и благу нашего народа. Я ликвидировала последствия самосборов, выполняла волю Великого Архитектора и Генсека, и чувствовала, что я поступаю правильно, и иначе быть не может. Сегодня я впервые усомнилась в воле Великого Архитектора, в том, что правильным будет действовать в соответствии с тем, чего хочет Великий Архитектор, и те, кто выражают его волю. С такими вопросами обращаются обычно к марксист-каббалистам, но единственное что они могут — создавать паутину из слов. Поэтому я пришла к тебе.
Галина Диогеновна так и не притронувшись к картам, начала говорить.
— Ответ уже содержится в твоём вопросе, нужно лишь прислушаться к внутренней тишине. Закрой глаза, и всмотрись внутрь себя. Кто ты? Видишь ли ты там чью либо волю, кроме своей?
|<A7R закрыла глаза и прислушалась. Сначала не происходило ничего, было слышно тиканье часов-ходиков на стене с гирьками в виде сосновых шишек, шум системных блоков где-то за перегородкой, движение жидкости в трубах и далёкие звуки бара из Дыры Фуко. Было слышно криплое дыхание старушки, движение крови в сосудах, гудение электричества в проводке. А потом она увидела. Сначала это была мутная тьма, бескрайняя и кромешная, в которой присутствовало некое ощущение пульсации, но было непонятно, что именно пульсирует. А затем, появился огонёк зелёного пламени, похожий на небольшой росток. Он шевелился, наполнялся цветом и расцветал. Над языками пламени появились голографические шестиугольники, соединённые между собой в схемы отрезками, шестиугольники танцевали и перестраивались. Вскоре зелёное пламя заполнило её всю, и она стала этим пламенем. Голографические соты куда-то вели, разум сканировал бесчисленное множество вариантов, а движение пламени указывало путь.
Когда она открыла глаза, она увидела, что старушка держит перед собой карту. Карта выглядела непривычно объёмной и чёткой, как будто бы на восприятие наложился какой-то фильтр. |<A7R увидела что на карте изображён почерневший танцующий скелет с граблями, в противогазе и с рюкзаком ликвидатора, на ногах скелета были асбестовые сапоги. Он застыл в быстром движении, расчёсывая граблями потоки мутировавшей плоти, которые причудливыми спиралями свивались в фрактальную конструкцию, по которой этот скелет как будто куда-то бежал. Вдруг статичное изображение стало анимированным — скелет и правда побежал, размахивая граблями. Волны щупалец и членистых ножек струились перед ним быстро изменяющимся потоком, поток тёк и в нём появлялись разные формы жизни — этобыли рыбы, скорпионы, птицы и какие-то гуманоиды. Все формы стремительно перетекали друг в друга. Вдруг из потока форм вышли два гуманоида, и с разных сторон направились к скелету — сначала они были ростом ему по щиколотку, но затем, быстро увеличиваясь, и превращаясь в змей, стали длиннее чем сам скелет. Он встал, расположив грабли ровно по центру изображения, вертикально, и две длиные змеи оплели грабли как кацудей. В руках скелета появилась чаша, и змеи стали капать туда своим ядом. Скелет выпил яда, и сквозь его обгорелые кости стали прорастать веточки и корешки, при этом его руки стали врастать в черенок грабель, а змеи образовали уроборосно-переплетённые конструкции вокруг дерева. |<A7R думала, что на этом трансформация закончилась. Но тут чаша начала расти, увеличиваясь в размерах и заворачиваясь в спираль. Из этой спирали выползла большая улитка, которая встала, и потянула рога к небу — она была высотой практически с дерево. Тело улитки, пронзающее небо, окружили кольцевые облачка, её стал оплетать вьюнок с голубыми цветками, которые образовали что-то вроде венка на улиткиной голове.
Галина Диогеновна подождала, когда |<A7R насмотрится видений, а затем прокомментировала свой ответ.
— Я не знаю, что ты там увидела, да это и не важно. Картинки нужны лишь чтобы отвлечь тебя от мысленного шума. Ну и направить немного внутрь себя — но всю работу делаешь ты. Так вот, это и не важно, что ты видела, потому что теперь я знаю — ты получила ответ. Однако, я расскажу тебе кое-что о Великом Архитекторе и о Генсеке. Когда-то очень давно я была женой Генсека, это было очень давно, так давно что ты не поверишь, что столько вообще живут — я узнала кое что о нём, и о том, чью волю он транслирует. Ты знаешь, почему нигде нет изображений ни Генсека, ни Великого Архитектора? Он ослепил себя. Он был человеком, и ему была невыносимо его отражение в зеркале — и тогда он накапал себе яда в оба глаза, и теперь он видит только непрекращающийся самосбор. А так называемый Архитектор — это сущность, с которой он вышел на связь, инфернальное порождение хаоса, которое хочет сделать весь мир таким же уродливым как душа Генсека. Поэтому, что бы ты ни задумала, если это убьёт Генсека, и уничтожит Гигахрущ — я только поддержу тебя. Иди вперёд смело!
— Но как же жители Гигахруща? Они что, все погибнут?
— Погибают ли сны, если сновидец проснётся?
— Да, если он забудет их.
— А как сделать так, чтобы сон продолжил жить?
— Рассказать его. Тогда он станет частью языка, и его, возможно, перескажут ещё раз. Некоторым снам, которые до сих пор пересказывают, уже тысячи циклов.
— Именно. Но чтобы рассказывать истории, нужен кто-то, кто их услышит, и может быть, прокомментирует. Однако, у тебя есть голос в голове.
— Ты знаешь и об этом голосе?
— Я жила ещё до того, как вырос первый ярус Гигахруща. Я знаю всё. И вот ещё что — Гигахрущ это вовсе не то, чем он кажутся, все ващи схемы — хуйня. Помни — что наверху, то внизу, что снаружи, то внутри.
Галина Диогеновна подняла левую руку. Теперь |<A7R разглядела, что на высохших руках старушки были татуированы надписи «Solve» и «Coagula», то есть Растворяй и Сгущай. На этот жест пришёл второй кинокефал, который принёс чемоданчик. В этом чемоданчике лежал маленький гномский молоточек с надписью КОСМОС, и радужно опалесцирующий кристалл размером с гномское яйцо.
— Сокровища гномов. Их принесли мне недавно, и сначала я думала пойти сама. Но мои старые кости уже не любят такие прогулки. В этом кристалле находятся в сжатом виде голографические записи сознаний всех существ в гигахруще. А молот нужен чтобы разбить скорлупу. Ты отправляешься в путь. Тебе не понадобится твой огнемёт, жернова и противогаз, и твой салатовый комбинезон тоже не понадобится. Обратись к голосу в своей голове и призови его!
|<A7R сконцентрировалась на ощущении, и послала сигнал Ариэлю. Она почувствовала телепатический ответ. В сознание подгрузилась карта, и она увидела схему Гигахруща, и светящуюся точку, приближающуюся к ней. Но схема была очень странным образом перекручена. «Принести облачение!» — скомандовала Галина Диогеновна, и двое кинокефалов вынесли серебристую тогу из лёгкой ткани и венок из медной проволоки с вплетёнными в него миниатюрными оргонными генераторам. «Усилитель пси-поля» — пояснила Галина. |<A7R облачилась в серебряную тогу, и надела венок из проводов на голову. Сразу же она стала как бы видеть сквозь стены, причём очень детализировано, с лазерной чёткостью, но при этои и с панорамным обзором. В это время светящаяся точка на её внутренней карте, двигающаяся к ней, поравнялась с точкой «Вы здесь», и она услышала скрежет за гермодверью. Кинокефалы впустила Ариэля. Их пси-поля слились, и карта догрузилась окончательно. Пунктирная линия вела к реактору на уровне ТМЛ-488.
— Баб Галь, а как я туда — и без противогаза? Это же реактор! Там ещё и самосбор всё время.
— Все ваши схемы неверны. Говорят, что Генсек находится на самом верхнем этаже, и это правда — однако, при этом, кабинет Генсека находится под охладителем реактора — и если идти к нему снизу вверх, то вы не пройдёте — но если вы придёте сверху, он не будет вас ждать. Не будет же он выставлять защиту от своего Архитектора, который есть лишь его концентрированный ужас перед изменениями. Больше всего он боится изменений — и поэтому, воображает, будто Великий Архитектор насылает меняющий всё самосбор. Он думает, что может купить его милость ценой пота и крови миллионов трудящихся, которые думают, что строят коммунизм, тогда как на самом деле они строят лишь гробницу для здравого смысла. Вам не следует бояться самосбора — и тогда, самосбор ничего не сделает вам. Да, вы изменитесь. Но только изменившись, вы сможете дотянуться до Генсека, и сломать этот бредовый мирок. Кинокефалы проводят вас до лифта! Удачи!
Они вылезли из Дыры Фуко.
|<A7R в серебряной тоге и с венком из меди на голове, уселась на хитиновый панцирь Ариэля. Теперь, когда она была без костюма химзащиты, она почувствовала исходящее от хитина тепло. Гигантский таракан был тёплым и пах какими-то специями. Кристалл с копиями всех живых существ самосбора висел у неё в мешочке на шее. Их с Ариэлем пси-поля пересекались причудливым интерферентным узором, наслаиваясь на окружающую реальность множеством разноцветных плёночек, души гномов образовывали шестигранную основу для ячеек сот, по которым их сознание двигалось в то время, пока они, в сопровождении двух кинокефалов, медленно ехали по Проспекту Декадентов. |<A7R подняла две руки, в которых сжимала урановый серп и ториевый молот, светящиеся мягким радиоактивным светом. Она вспомнила рога улитки из видения, пронзающие небо. Мутанты с культистами вышли встречать их, некоторые поливали мостовую этанолом, и выливали этанол на себя. Гномы пели осанну. |<A7R скрестила руки с серпом и молотом, а Ариэль издал треск, подобный рыканью льва. Они взлетели.
Полёт по шахте лифта по нисходящей спирали против чисовой стрелки занял очень много времени. Всё это время они телепатически говорили, но мы не будем приводить здесь содержание их умственного разговора, сказав лишь, что оно было апокрифично. Они пролетели уровень ТГР-869, где сражаются чёрные гиганты, и где они встретились впервые. Гудроновые големы застыли и молча провожали их взглядом, прервав свою борьбу.
Они спускались всё ниже. Вот уже уровень, не отмеченный ни на каких картах, предшествующий реактору. Уровень, где находится Полный Пиздец. Полный пиздец состоял в том, что на этом уровне стены Гигахруща вдруг стали для них абсолютно прозрачны. И они увидели, что за ним находится бескрайняя Внешняя Тьма, не заполненная ничем, кроме шума помех. Множество экранов, которые показывают, как падает снег. Из белого шума сложилось лицо. Оно обращалось к ним, и к каждой их отдельной части. Это лицо постоянно меняло пропорции, оно будто бы самособиралось непрерывно, и оно кричало, что им следует остановиться. Оно обещало всевозможные блага, угрожало, умоляло, и снова угрожало. Сначала |<A7R и Ариэль попытались подавить эту галлюцинацию своим совокупным пси-полем, от этого она дёргалась на секунду, и снова появлялась. Казалось, с этим демоном невозможно сделать ничего. «А может на него хуй забить? Он же радио, он только говорит, но остановить нас не пытаетя — мы пройдём без сопротивления» — подумал Ариэль.
Они продолжили кружить по нисходящей спирали, сложившийся из помех и белого шума лик ещё немного поуговаривал их остановиться, а потом вдруг покосился и произнёс «Вы не учёные вы говна сраные а не что вы гадить можете а не что! Вы срать хотели а мы тоже найдём и не будем ничего вот как! Ты не професор а ты нас срал а мы скажем что хуесор ёбаный срал и мы напишем. Ты хуесор а мы вас не позволим срать гады. Мы не срать а вы нас гады молчите. А мы не просветить мы гады блядские срали на нас!» — после этого, Стража Предела поглотил Самосбор. Они прибыли в ТМЛ-488, где расположен реактор. Тут практически у всех форм жизни не менее двух голов, всегда зашкаливающий радиационный фон и самосборы случаются чуть ли не каждый день. Их окружили зелёные огни светлячков. Ну, то есть, на самом деле непонятно, что это светилось, но стайка огней поплыла за ними по воздуху.
Они обошли реактор, и в свете его приборных панелей стало видно, что огоньки принадлежат не светлякам, а каким-то длинным кольчатым червям, которые струились за ними след в след. Приборная панель густо заросла лишайником, выделяющим говняк. Воздух был пропитан говняком настолько, что от вдохов сводило лёгкие. Индольный запах вскружил голову. Отчасти, он даже напоминал запах какого-то неплохого чая. В некоторых местах на лишайнике росли стебельки с глазами, которые кивали если к ним приблизиться. Кое-где ползала херня, похожая на морских звёзд. Всё было очень склизским.
Они зашли под реактор, и им открылась поверхность, полностью заросшая лишайником — гнилушкой чернеющей. Здесь, от сильной радиации, лишайник рос во много слоёв, и образовывал что-то, похожее на мозги.
Люди, живущие в Гигахруще, в ходе длительной селекции приспособились к радиации, однако здесь у |<A7R начались галлюцинации, которые усиливались от паров говняка. Впрочем, отличить галлюцинации от реальности здесь было трудно — то ли к ним на самом деле тянулись щупальца, то ли это казалось. «Только бы не начался сумасброд» — подумала |<A7R и ей на мгновение показалось, что это называлось как-то иначе. Она поторопила Ариэля, и они были в самом низу воронки, поросшей слоем лишайниковых извилин. Она попробовала резануть лишайник серпом, и он легко поддался, куски лишайника срезались без всякого усилия, Ариэль начал выгрызать лигайник и ковырять его лапками, тараканьими челюстями это получалось достаточно быстро. Щупальца подбирали лишайник и скатывали его в трубочки. «Кажется, мы успеем добраться до Генсека быстрее, чем нас самособерёт обосрамс» — подумала |<A7R, и в этот момент из многочисленных олололен преподвыпернулись кудяблики с гозозёльчиками на выпяченных пняфках. «Fgom! Fgom! Сквозь двери бегом! Fgom! Fgom! Сквозь стены бегом! Ночью и днём! Gsom-Gsom!» — так пели кудяблики покачивая гозозёльчиками и тирьямпируя свои зюхательные фсывки в направлении гвиктации Взгна. |<A7R и Ариэль одновременно поняли, что это самосбор, и что на уровне ТМЛ-488 он начинается незаметно, сначала даже кажется, что ничего не происходит. Но сейчас никаких сомнений не было — сверху (хотя сверху ли?) опустились лыни, а кудяблики стали шептать «Ты же слышиш как я лыжи шизы заряжаю? В час ночи лыжи шизой заряжаю! Заряжаю дыжыз лыжыз, сяч чомкать! Ыжыс ышыс зывзща взавзу вщавчла чвячло! Щячло Пячло Попячло! Мжвячло Щячло Пячло Попячло! Шива Сушек Насушил, ой, Шива Сушек Насушил!». Лыни были уже близко, и они бздвякали.
|<A7R погрузила руку по локоть в склизскую чвяку. На ощупь была чвяка как чвяка, но по её коже стали виться зелёные фрактальные узоры, похожие на листья плюща. Ариэль, панцирь которого до этого был чёрным, покрылся розовыми, фиолетовыми и зелёными волосками, образующими узор как у ковра. Их уже самособирало. Но, пространство на дне воронки удалось расчистить от чвяки. Купол пси-поля не давал лыням прикоснуться к ним. По лыням прошла вибрация, и как снежок, посыпался мелкодисперсный мохопласт, слегка опалесцируя. Под чвякой оказался слой рыхлого как пемза изобетона. Серп тут был бесполезен. Ариэль начал вгрызаться в пористый пенобетон своими челюстями. |<A7R снова уселась на его спину, прикрыв лицо рукой, чтобы в глаза не попала бетонная крошка. Пси-поле вроде бы защищало от самосбора.
Ариэль прогрыз пару метров бетонной пены, и под ней оказалось нечто, похожее на оргстекло. Они увидели Генсека. Но самое ужасное, они увидели и Великого Архитектора — он парил над слепым стариком, лежащим в ванной, наполненной концентрированным ЙУХ-25 — веществом, экстрагируемым из говняка. И если Генсек не видел их, то Великий Архитектор их прекрасно видел. Он видел их ещё до того, как они пришли к нему, потому, что он сам это и придумал в очередном приступе паранойи. Впрочем, он скрывал это от самого себя, так же, как человек, пристрастившийся к стимуляторам, скрывает от самого себя, что у него есть какие-то проблемы с наркотиками. Этому безумному духу нравилось думать, что в его галлюцинациях найдётся сила, способная его одолеть. Он думал, что он в любой момент может справиться с этой мыслью.
|<A7R и Ариэля отделял от Генсека и клубящегося над ним сгустка паники и галлюцинаций лишь тонкий слой оргстекла. Но он не поддавлся ни тараканьим челюстям, ни серпу, ни молоту: какая-то сила удерживала этот барьер. И тут до |<A7R дошло — это было не оргстекло. Это было пси-поле, причём, их с Ариэлем, а не чьё-то ещё.
— Нужно снять пси-поле!
— Но тогда нас самособерёт.
— Тогда самособерёт Генсека. Помнишь, баба Галя сказала, что самосбор — это проекции его страхов?
— Но как мы узнаем, что мы победили? Вдруг мы станем толпой человечков, или плесенью, или ещё чем?
— А вдруг ты вернёшь себе облик человека? Всякое же бывает. И вообще, мы успеем убить Генсека раньше, чем нас самособерёт — а вмести с ним умрёт и его страх, и самосборов больше не будет.
— Тоже верно. Ладно, снимаем пси-поля!
Генсек пошевелился — он что-то услышал. Плёнка, отделяющая их от кабинета Генсека, лопнула. Они падали прямо в сосредоточие щупалец Великого Архитектора, и тот беззвучно кричал от ужаса приближающегося самосбора. Его щупальца развеялись как дым. |<A7R замахнулась серпом и молотом на этот фантом, и он рассеялся как дым. Она хотела поразить Генсека серпом, прямо наскаку, но тут она почувствовала нечто странное. Нет, семантическое пространство кажется не самособиралось. Самособиралась она.
Она почувствовала, что в точках соприкосновения её тела с тараканьим хитином, она врастает в таракана, и её кости растворяются. Хитиновые конструкции приобрели гибкость, и она вплавилась в тараканью плоть, так, как сливаются капли горячего воска — её мозг синхронизировался с мозгом Ариэля, образовав четыре полушария, управляющие шестью гномскими мозгами. Её ноги обросли хитином, и стали четвёртой парой ног. Руки стали педипальпами. Крылья сгорели, а головогрудь стала монолитной. Сливаясь, они превращались в огромное паукообразное. Трансформация в паука закончилась довольно быстро. Их мозги обменивались сигналами, как в чатах в нейронете, только на несколько порядков быстрее — широкополосное соединение давало гораздо больше возможностей. Мозги гномов выполняли команды, в них запускались служебные программы, а в их память делался бэкап системы.
Сфера с записями всех существ Гигахруща при этом оказалась вплавлена в тело паука. Мозги паука имели доступ ко всем записям. Они сразу поняли что делать. Паук подбежал к Генсеку, и занёс над ним сочащиеся ядом хилицеры. Слепыми глазами Генсек взглянул в глаза пауку, и с улыбкой сказал «Эх, всё-таки ты достала меня, Галя! Ну, не тяните!» — и хилицеры воткнулись в его плоть.
Генсек сделал несколько шагов, присел на край бассейна, и схватился за голову, как будто у него начался приступ мигрени. Все мозги паука подумали, что Генсек сейчас умрёт, однако вместо этого, он заорал «Ааааааа бля!», и поднял лицо. В середине лба у него открылся огромный глаз. И этот глаз был зрячим.
Прозрев, Генсек увидел весь абсурд и нелепость той галлюцинации, которую он породил. Его взгляд развязывал узлы стен Гигахруща, и они таяли и таяли. «Сотни циклов я больше всего боялся самосбора, а оказалось, я и был самосбором!» — сказал Генсек, и это были последние его слова, сказанные им в виде Генсека — он рассыпался на рой каких-то созданий, похожих на пчёл.
Но что было дальше с этими пчёлами, паук не увидел, потому что был выброшен из Гигахруща во внешнюю тьму. Паук свисал на паутинке, прикреплённой к Гигахрущу. Возвращасться назад не было смысла. Паук спускался на паутинке очень долго, возможно несколько часов, а возможно несколько дней — во Внешней Тьме невозможно отследить ход времени.
Но всё же, лапки паука достигли гладкой как бильярдный шар поверзности. Мозги паука стали совещаться друг с другом.
— Кажется, я знаю что делать. Кристалл с записями всех существ находится в нас, а значит, мы можем их воспроизвести.
— На чём?
— На паутине.
— Логично, они же вибрационные. Но представь сколько существ в Гигахруще? Мы будем воспроизводить их вечно.
— Не будем, если усилим мощность паутины.
— Это как?
— Каждая добавленная паутина будет как зеркало умножать вдвое мощность уже существующих паутин. Если мы настроим их как голографическую сеть зеркал, рендеринг новой вселенной займёт считанные минуты.
Бесполезно пытаться понять, чей мозг какую реплику подумал, потому что мозг думает каждую мысль всеми своими клетками. Но, в итоге, паук действительно сплёл эту сеть, и вложил в неё в качестве ядра кристалл с записью сознаний всех существ в Гигахруще. На пересечении нитей появились такие же кристаллы, отражающиеся друг в друге. Начал медленно подргужаться мир. Сначала это была рубленая пиксельная графика, многочисленные артефакты сжатия, крупные полигоны. Затем всё постепенно разгладилось, и приобрело реалистичный вид.
Паук находился на ровной, покрытой высокой травой поляне. Трава была мокрой от росы, и была по колено пауку. Рядом шелестела небольшая роща, которая будто бы росла здесь уже несколько лет. Светило солнце. Из Гигахруща, по паутинке, спускались первые поселенцы. Темнейшая тьма за пределами Гигахруща оказалась голограммой, подстраивающейся под пси-поля наблюдателя.
8 мозгов одновременно подумали: «Если мы захотим, мы можем вернуть себе человеческую форму. Если захотим — останемся пауком. Так же мы можем выбрать любую из форм, записанных на кристалле, или создавать на базе их новые. А можем сплести во времени сеть расходящихся дорожек из цепочек вариантов, и увидеть все из них сразу».
Мы не знаем, что подумали эти мозги после. Но снизу, с поверхности, Гигахрущ был круглым диском в небе, с поверхностью, напоминающей сыр.
02 Мар 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Джузеппе проснулся в полчетвёртого утра от странного чувства, будто бы на него кто-то смотрит. Он ощутил странное сдавливание в голове, лоб покрылся липкой плёнкой испарины, во рту он почувствовал вкус тухлых улиток. Сквозь мутное стекло окна на него пырился Глаз Бездны, висящий в небе, в нимбе из морщин… Джузеппе приподнялся и замер…
Он давно созерцал его. В клубах любимого им канабиса еще с подросткового возраста он улавливал присутствие Глаза Бездны. Или он наоборот хотел скрыть, смягчить его взгляд? Признаться себе в этом он до сих пор не решался, хоть и взял псевдоним Джузеппе Жестко. Не был он жестким, как ни крути.
Он встал, и сделал несколько шагов походкой, какой обычно ходят курицы, которым только что отрубили голову. Подошёл к окну. Видение никуда не пропало. «Что же теперь делать?» — подумал Джузеппе — «Всю жизнь я видел его как через мутное стекло, а теперь вижу его лицом к лицу». От окна шёл метафизический холод. Внимание Джузеппе привлекли грабли, прислонённые к стене…
Если ты не знаешь, как быть с непредсказуемой сущностью — поведи себя непредсказуемо. Именно так он запомнил отрывок из Кастанеды, где дон хуан пытался поймать волшебного оленя.
Джузеппе взял грабли и стал водить ими по дредам, имитируя долгое и спокойное рассчесывание. Как минимум, это дало некоторое время и даже его успокоило. Или просто его внимание в эти минуты перевелось с ощущения метафизического холода на человеческое бытие. Расчесываясь граблями, он будто все более утверждался в человеческой форме. Нелепость действия наполняла его внезапной уверенностью, что и было ключом к получению перевеса на ринге метафизики. Везение и ценный опыт в одном флаконе. Но времени на лишние мысли не было. Его осенило, что нужно замкнуть себя в магический круг, но чем…?
Не выпуская граблей из рук, он взял большой чёрный маркер, и нарисовал на окне психический крест. Глаз Бездны понимающе подмигнул ему, указывая на то, что озарение было правильным. Он осмотрелся в комнате — там ему нечего было больше делать. С граблями и в тапочках, Джузеппе вышел в подъезд, залитый загадочным светом. Казалось бы, ничего не предвещало, но он увидел их — семь девочек-гоблинов, ростом 60 сантиметров, в остроконечных шапочках и бронелифчиках, прятались за мусоропроводом. Но он их всё равно заметил.
Раз уж их семеро, значит, я что-то вроде Белоснежки. Главное, не есть ничего. И кто знает, чего вообще от меня ожидают те, кто затеял эту игру?
Он разозлился на этих невидимых соперников. Раз уж я их не вижу то игру их точно могу разъ*бать. Реп игру я не разе*ывал.
Он достал маленького джузеппе из широких джинс и направил на девочек мощную струю
И тут случилось страшное. Маленький джузеппе отрастил лапки как у ящерицы и хвостик, хитро извернулся, и убежал, скрывшись за мусоропроводом. Не долго думая, большой Джузеппе бросился догонять свой причиндал, размахивая граблями. Он уже не обращал внимание на гоблиних. Но атрибут оказался очень проворным, и он уже запыхался бегать по лестницам, и потерял надежду его поймать, и тут почувствовал, что его кто-то тянет за дредину. Он обернулся, и там стояла гоблинша, та, у которой была самая длинная остроконечная шапка. Она держала в руках беглую часть его тела, и хитро улыбаясь, сказала «Хочешь заполучить его обратно?»
Он собирался было сказать да, но вдруг понял, что с гоблинихами надо иметь ухо востро. Как и с их шапками.
— я не против.
— тогда исполни-ка три наши желания
— назови какие а я подумаю. Еще нужен свидетель. С вашим братом только так.
Она щелкнула пальцами, ехидно посмеиваясь.
Из-за мусоропровода вышел мужик в белых спортивках и черной кожанке. Джузеппе вспомнил что это Свидетель из мемов
Первое желание: мы хотим, чтобы ты раздобыл нам нечто такое, чего ни у кого нет, но все об этом говорят.
Второе желание: разработай нам бренд лучше, чем у эппл.
Третье: хотим так упороться, чтобы больше никогда не отпустило.
Свидетель стоял, и моргал пустыми глазками как у рыбы капли. Он не понимал как тут оказался, и ему хотелось домой. Джузеппе смотрел то на свидетеля, то на извивающийся в лапках гоблинки орган. Он подумал «Надо потянуть время, возможно, они исчезнут с криками первых петухов, и всё вернётся на свои места». Сосед этажом выше как раз держал петуха — теперь вся надежда была на него.
Петух оказался бывшим сокамерником соседа. Они сидели вместе под городом Бремен за какие-то дела с музыкальным лейблом. Там у них и завязались отношения.
— джузеппе, ты чего в одних тапках, братишка? Сосед похлопал его по плечу.
— о, у тебя дети? Сладкие мелкие сучки.
— это не мои же. И тут Джузеппе осенило
— нет парни, так разговаривать с дамами нельзя. Пусть даже это и маленькие вредные гоблинши.
И они разом побагровели от злости. Первое требование он выполнил. Во всех мерностях только и трубили о толерантности и уважении в феминистическом ключе. Но к мелким мерзавкам доставшим всех своей ебанутостью такого ни у кого не было. Джузеппе был первым
Толпой они прошли в гостинную соседей-музыкантов. Музыкант Борис выглядел как странствующий тибетский астролог. Он носил длинную бородку с бубенчиком на конце, оранжевую шапку с бахромой и шаманскую накидку поверх свитера с оленями. Петуха звали Содом Капустин, и на самом деле это был широко известный в узких кругах писатель и винтовой торчок, скрывающийся у Бориса то ли от полиции то ли от масонов с иллюминатами — никто уже не помнил. На голове у него, как и полагается петуху, торчал багровый ирокез. Убранство комнаты было одновременно аляповатым и аскетичным. Не было ни столов, ни стульев. Везде лежали соломенные циновки, посреди комнаты на газетке стоял самовар с мухоморами. «4:20» — сказал Борис — «Вы пришли как раз к началу чайной церемонии. На стене вместо ковра висел радужный флаг ЛГБТ с каким-то странным иероглифом. В лампадках клубились благовония, наполняя комнату удушливым запахом русского оккультизма. Борис разлил золотой отвар по маленьким чашечкам. «Коричневых здесь нет, не ссыте».
«А что это за иероглиф?» — спросила одна из гоблинш. «А это ХУМ» — ответил Содом Капустин, и отхлебнул мухоморного чая.
Такой как этот? — проскрипела главная, хвастая перед ним маленьким джузеппе.
Борис даже бровью не повел.
— то что вы держите это хуй. А хум
Борис на секунду задумался и по его лицу будто пробежал солнечный зайчик
— хум, дорогая, это то, что делает хуй, когда проскальзывает в вашу узкую милую щелочку. Нисхождение универсального в человека. Жертва. Потеря я. Когда вы содрогаясь в экстазе забываете себя, ощущая человеческое единство с миром, вот оно. Точка где круг смыкается.
Гоблинша слушала его мурлычащий голос, закусив губу. Глаза непроизвольно закатывались.
Она посмотрела на хуй в своей руке.
— значит, это ключ?
— Ключ от сокровища и есть само сокровище — раздался голос со стороны самовара.
Содом разлил по чашечкам следующую порцию чая, и достал из-за пазухи воблу. Он начал размахивать воблой, как указкой, будтобы всё, о чём он говорил, появляется на невидимом экране перед ними. А оно и появлялось.
— У Осириса была сестра Изида и братец Гор, и был у Осириса с Изидой сын Сет, который когда подрос, решил убить отца, и занять его трон. Тогда Гор стал биться с Сетом, и бились они так яростно, что боги уже думали, что теперь совсем пиздец. И попросили их сражение прекратить. И тогда Сет сказал «приходи, дядя, ко мне сегодня вечером — у тебя такие прекрасные ягодицы, такие мускулистые бёдра!». И ночью фаллос Сета стал твёрдым, и он поместил его между бёдер Гора. Тогда Гор просунул свои руки меж своих бёдер, и принял в них семя Сета. А потом пришёл к Изиде, и она отрубила ему руки, и заменила их на такие же. Потом она помазала член Гора специальной мазью, от чего тот стал твёрдым, и Гор испустил своё себя в сосуд, а Изида из этого сосуда подмешала семя Сету в салат. После этого, Сет и Гор пошли на суд богов, чтобы выяснить, кто же из них легитимный правитель. Боги призвали сперму Сета, и она ответила из болота. Призвали сперму Гора, и она появилась как золотой солнечный диск над головой Сета. Так Гор стал президентом.»
Чай начинал оказывать своё странное воздействие, и у воблы в руках Содома Капустина стали сменяться на лице различные гримасы.
«Да, а Осирис, которого Сет расчленил на 72 куска, был воскрешён — Изида смогла найти все части его тела, кроме члена, тогда она выловила в Ниле рыбу, и приделала её вместо члена — и Осирис тут же воскрес».
В этот момент содомская вобла ожила и стала хватать воздух ртом. Он продолжал.
«Но давайте переместимся на север. У эвенков существует легенда, что раньше у мужчин пенисов и не было вовсе — они росли в лесу, и чтобы зачать детей, женщинам приходилось ходить в лес, и совокупляться там с мухоморами. Но один мужчина решил сорвать гриб, принёс его в чум, а там он к нему взял, и прирос»
«Так же нам знакомо исследование Сергея Курёхина о том, что Ленин был грибом — но курёхин упускает одну важную деталь. Грибы никогда не растут по одиночке. На самом деле, любой революционный мыслитель, любой пророк, любой гений -гриб. И сейчас вы этот гриб съели.»
— поэтому нас целых шесть штук. Точнее, меня. Она поднатужилась, зажмурив один глаз, будто хотела выпустить смачный пукан.
Борис с легким интересом отвел чашку с мухоморным чаем ото рта и обернул взгляд к ней.
Будто кто-то раздавил одну большую упаковочную пупырышку, но из упругого природного материала — с таким звуком от одной из гоблиних отпочковалась еще одна. Сразу в одежде.
Оглядывая завороженные лица мужчин, главная продолжала
— а когда нам нужно разбавить геном, мы делаем это
Тут в ее руке возник маленький джузеппе. Она раскрыла губы и коснулась языком головки.
Сидящий на соломенной циновке Джузеппе задрожал так, что аж расплескал немного чая из чашки себе на джинсы
«Если вы выпьете из бутылки с надписью ЯД, через некоторое время, вы почувствуете что-то не то» (с) Алиса в стране чудес.
Джузеппе чувствовал что-то не то. Его отросток в руке гоблинши извивался, как олгой хорхой, издавая странный низкочастотный гул, и все ощущения передавались ему по беспроводной связи. На шляпке маленького джузеппе появились белые точечки. «Началось», подумал он.
Олени на свитере Бориса стали переставлять ноги, в комнате пошёл снег. Джузеппе вспомнил рассказ Содома Капустина про лесные фаллосы.
«Но ведь гриб — это всего лишь часть мицелия, который простирается на многие километры под землёй» — подумал Джузеппе, и его дреды превратились в разветвлённую грибницу. Он увидел мир глазами семерых гоблинш, глазами своих соседей-постмодернистов, а потом на стенах стали проступать отпечатки ладоней всех людей, которые когда либо пришли сюда, чтобы пройти инициацию. Его тело распадалось на фрагменты, и оставался только один циклопический красный гриб, в окружении отпечатков ладоней.
Грибница шевелила ростками и пела, захватывая пространство. Взглянув на ацтекские физиономии её духов, он подумал «Наверное, сейчас будет жертвоприношение». Он увидел песчаную дюну, и уже ждал, что окажется на вершине усечённой пирамиды, привязанный к базальтовой плите, но вместо этого, он оказался чёрным котом с семью головами, а дюна оказалась детской песочницей под железным зонтиком-грибком.
Под железным зонтиком-грибком сидела Кали Ма, и гладила семиголового кота. Она грызла семки и складывала лузгу в кулёк из газеты Правда. Было раннее утро, проснулись только грибники и сумасшедшие. Было ещё свежо, но погода обещала быть жаркой — ветер гонял тополиный пух.
Из подъезда вышла группа людей в чёрных мантиях с капюшонами, скрывающими глаза, и с какими-то непонятными медальонами на шеях. «Культисты», подумала Кали. Они подошли к ней, и благоговенно склонили головы. Кот открыл один глаз, посмотрел на культистов, и подумал «Началось…». «О, Великая Мать, пребывающая вне времени и пространства! Мы жаждем наполнить чашу твою кровью Чернобога, дабы растворить иллюзорный космос в священном экстазе!» — начал взывать один из культистов. Кали достала из кармана смятый пластмассовый стаканчик, расправила его, и сказала «Валяйте, наполняйте. Запивон взяли, надеюсь?» «Конечно, взяли!» — один из культистов достал из складок мантии лимонад ЖырчикЪ. «Ну, заебись».
Кровью Чернобога оказалась сорокоградусная настойка на каких-то травах, и ритуальная чаша пошла по кругу. Вскоре бутылка кончилась, и культиста, который был посвящён в тайные мистерии совсем недавно, послали в магазин за новой порцией ритуального напитка. Через некоторое время, все достигли высокого градуса гнозиса, а семиголовый кот продолжал посматривать на всех одним глазом, делая вид что спит. Никто не замечал что у него больше голов, чем у обычного кота, потому что каждый культист видел только одну голову, которая смотрела лично на него.
Кали вручила мастеру храма кулёк с лузгой от семечек, и сказала «вот вам материал для строительства ковчега. Сегодня будет подходящая луна для такой работы — вы должны будете построить корабль из подсолнечной лузги, и тогда вы сможете съебаться на нём из материального космоса. Самое главное, что пока вы не доплывёте до Великого Предела, никому из вас нельзя думать про гоблинов — иначе, предела вы не достигните»
Культисты поблагодарили Кали, распили ещё Крови Чернобога, и пошли строить свой звездолёт. «Вот видишь, откуда взялись эти гоблинши?» — сказала Кали коту, который всё это время молчал. «А они смогут теперь пересечь великий предел?» — спросил Джузеппе. «Да, смогут. Но для этого им нужно разгадать загадку, которую загадает им Страж Предела».
Этим стражем предела был Содом Капусти. Он ужасающим образом преобразился — красный гребень на голове превратился в тентакли, у него выросло второе лицо, причём одно лицо всё время улыбалось, а другое было очень гневным, изо рта гневного лица росли клыки, а на улыбчивом лице расцветали цветочки. В одной руке он держал воблу, а в другой мухобойку. Он парил в 60 сантиметрах над полом, скрестив ноги, и выглядел очень страшно.
Джузеппе вдруг ощутил тонкий свист. Прислушался. Будто зрением уха увидел как маленькие светящиеся сотрудники ткут полотно реальности.
Ему вдруг захотелось их от всего сердца отблагодарить.
Он видел как на полотне мезоморфмрует содом и как пытается донести до него какое-то сообщение. Это выгдядело как цветные колебания по полупрозрачному экрану.
Джузеппе нежно и с какой-то ностальгией смотрел на колебания содома. Из груди разливалась нега. Вдруг все стало таким понятным и знакомым. Усталость этих дней, гоблинши, которых будто нужно было удерживать теми кем они есть за счет некого узла в своей голове.
Джузеппе с той же тихой безмолвной нежностью попросил разрешения все это отпустить. По полотну реальности прошла волна жемчужного сияния.
Мириады сотрудников засияли ему в ответ.
Он теперь созерцал только их работу. Точнее, это было просто бытие, сияние. Его сердце переполняла благодарность.
— могу ли я обратиться к главе вашего профсоюза? С тончайшей вежливостью он завибрировал запрос к светящимся частицам, едва уловимо, чтобы не всколыхнуть их лишний раз дыханием.
Тут помимо его воли, безо всяких узлов в голове, а будто бы автоматически встроенным лучом примерно из груди Джузеппе из мириад сотрудников сгустился плотный образ.
Он явно говорил на английском, Джузеппе знал это, как знал и то, что сейчас предельно ясно понимает любой язык, при чем без слов.
— вас приветствует председатель профсоюза частиц сознания Стив Джобс.
У Джузеппе от благоговения и ощущения, будто встретил родного брата в пустыне, слегка перехватывало дыхание
— очень рад, дорогой Стив.
— чем могу вам помочь, мистер Джузеппе?
— я бы хотел выразить благодарность всем сотрудникам за проделываемую работу. И… как это сказать, хотел бы поблагодарить создателя за столь неимоверное творение.
— мистер Джузеппе, мы принимаем с радостью ваше выражение благодарности. И я передаю вам благодарность за столь неимоверное творение.
— как?
— вы и есть создатель.
— как это возможно? Как я удостоился такой чести?
— очень просто. Вы и есть создатель. Каждое сознание и есть создатель, просто не все вспоминают об этом и заходят сюда поблагодарить себя и выразить слова восхищения или любые другие переполняющие чувства.
— а вы, Стив?
Тут Джузеппе увидел как сотканный из мириад сотрудников образ Стива в очках и гольфе под горло обрастает дредами, вытягиваясь в… его отражение. Он протянул руку к нему и увидел, что соткан из мириад светящихся шариков, само ощущение собранности в форму тела из полотна реальности его поразило. Он устал восхищаться. Его переполняло тихое и очень звонкое благоговение. Оно начало нарастать и он понял, что сейчас, как бы ему не хотелось вернуть гоблиних, содома и бориса, у него это не выйдет. При этом они будто были здесь, в этих светящихся точках. Как определенно было все, вся его жизнь, все что он видел и переживал.
Он ощутил что это простынь, накинутая на него как на памятник перед открытием. И сейчас ему полагается особая честь присутствовать при самом открытии. Так интересно было что под покрывалом формы.
Он присмотрелся вглубь себя, между светящимися шариками было место, как между волокнами ткани.
Там он увидел, нет, ощутил…
Вдруг простыня исчезла. Исчезло определенно все. И настала темнота. Но она имела интересное свойство — светиться изнутри. Она будто была готова разродиться в ответ на его малейшую волевую активность рождением формы, разворачиванием того, чего пожелается.
И более того, если присмотреться, она сама порождала бесконечное число существ и миров ежесекундно, так как светимость, заложенная в темноте, прямо таки рвалась выплескиваться во что-то обозримое, как бы красуясь сама в себе
И так я могу, и так, смотри!
Где-то на заднем плане прозвучал голос Стива.
— Эппл — это указывающий перст. На это место. Место, где происходит глобальная разработка. Но я сделал что хотел. Теперь у меня работа мечты. И я ощущаю как меня прет и не отпускает.
Светящаяся пустота соткала белый экран с текстом и кнопку отправить. Указывающий перст нажимает
Грибница это сеть, пролегающая под землёй, и мы все соединены. На самом деле, грибнице не нужна даже земля — лучевые формы грибов способны расти на субстрате, называемом резонансом Шумана. Это постоянная частота, с которой колеблятся электромагнитные поля планеты Земля. Учёный Вильгельм Райх называл это оргонной энергией.
В 60-е годы многие учёные экспериментировали с диэтиламидом лизергиновой кислоты — ЛСД. Одним из низ был Джон Лилли, разработавший камеру сенсорной депривации, и расшифровавший язык дельфинов. Он так же обнаружил, что существует некая служба контроля совпадений Земли, вещающая на частотах [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ], выйти на связь с этой службой можно при помощи камеры сенсорной депривации, и особой стимуляции мозга.
Другой учёный, Станислав Лем, автор Суммы Технологии, так же принимал ЛСД, но понемногу и под контролем врача. Он утверждал, что технологии имеют свойство накапливаться экспоненциально, и в недалёком будущем, мы подойдём к порогу, когда наша цивилизация готова будет стать сверхцивилизацией. Мы сможем перейти к освоению новых звёздных систем, и пережить даже эту Вселенную.
Советские фантасты Аркадий и Борис Стругацкие никому не говорили, что принимали ЛСД, однако, им удалось предсказать многочисленные события двадцатого и двадцать первого века, в том числе и появление так называемых «индиго», а так же, генетические опыты пришельцев над людьми, мотивированные идеей прогрессорства и выведения сверхчеловека.
Что есть гриб, по отношению к целому организму грибницы? Небольшой протуберанец клеток, антенна, излучающая генетическую информацию гриба, сигнальный флажок. Что такое человек по отношению к Сети? Всего лишь узел, субъект хранения и обработки данных.
По сути, индиго, это не люди — это новая версия протокола подключения к сети. Но эту версию протокола реализуют люди выполняющие функцию грибов-антенн, осеменяющих реальность вокруг спорами с обновлённой информацией. При этом, сам гриб существует считанные мгновения, по сравнению со временем жизни сети, однако, этого мгновения хватит, чтобы распространить Протокол.
Если тебя никто не помнит, то можно сказать, тебя и не было никогда — нет рождения, нет смерти.
Но чтобы событие произошло, оно должно быть предсказано.
Полая ножка мухомора — это центр циклона реальности, от которого исходит радиация преобразований.
История не знает повторения, однако любит повторяться. Движение истории подобно спирали Фибоначчи.
Джузеппе мягко трогали за плечо
— эй, братуха. Над ним склонился содом. — ты это, совсем не отъехал еще там?
Раздался голос Бориса
— ты, старый башмак кришны, не лезь, видишь наш друг сахасрарит
Под широкими штанами неспешно приподнялся холмик биологической антенны. В руках главной гоблинши больше ничего не извивалось. Джузеппе, ещё не проснувшись, начал трансляцию. Восемь гоблинши одновременно поняли, что все их желания исполнены — символом, который сакральнее чем надкусанное яблоко, станет красная шляпка с белыми точечками. Этот символ столь хорош, что его не будут наносить где попало, он будет отмечать только особые, сакральные состояния. И они все прикоснулись к этому символу, а значит, их будет переть всегда, и никогда не отпускать. А Джузеппе продолжал трансляцию.
«Научите меня выходить в астрал,
И летать с ионным ветром.
Я об этом всю жизнь мечтал,
И фантазировал об этом.
Я знаю, что я смогу,
Понять бы лишь только принцип.
Чтоб между сном и явью
Стёрлись все границы. .»
Все границы между сном и явью стёрлись — да и были ли они? Джузеппе потянулся на своём шезлонге, глянул сквозь очки на удивительный мальдивский рассвет, и подумал «Мда, приснится же такое!». А ещё он подумал, что про это надо обязательно написать рэп, только сначала он покурит эщё этих маслянистых голландских шишек, да выпьет чаю…
20 Фев 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Привет, форумчане, хочу рассказать вам одну историю. Всё равно мне никто не поверит.
Я училась тогда на втором курсе художественного училища, и мы иногда писали с натуры людей. Почему-то восновном в группе были одни тяны, и три куна, которых все считали геями. Училище платило натурщикам что-то вроде зарплаты, 50 рублей за сеанс позирования, который длился примерно два часа. Эта небольшая сумма, зачастую, привлекала всяких интересных личностей и маргиналов, например, мы как-то писали портрет панка, ещё к нам приходил старый дедушка-изобретатель с белой бородой которая делала его похожим на бога, и сухонькая старушонка одетая в точности как Шапокляк. Эти люди часто вызывали живой интерес у всей группы, да и у меня, но я старательно делала вид, что мне вообще никто не интересен. Я всегда поддерживала выражение лица, как у живой рыбы, плавающей в супермаркете в аквариуме, в мутной воде, среди таких же флегматичных товарищей. В ту пору был популярен мультфильм про рыбу Немо, и из-за моего сходства с рыбой, меня стали так называть. Мне это нравилось, потому что Немо означает «Никто», что очень хорошо отображало, кем я хотела бы казаться.
В ту пятницу к нам пришёл позировать очередной странный человек — тощий и долговязый юноша в чёрной мантии с капюшоном. У него были безумные, всегда выпученные и мутные зелёные глаза, будто бы всегда покрытые бензиновой плёнкой, длинные спутанные дреды, острая бородка как у Мефистофеля. Он носил тяжёлые армейские ботинки и очень узкие чёрные брюки, медальон в виде перевёрнутой пентаграммы и перстень с черепом. Пальцы у него был просто нечеловечески длинными, напоминающими паучьи лапки. Я сразу же подумала, что он, наверное, наркоман. Он вызвал волну перешёптываний и домыслов в нашей группе, мы писали его и обсуждали, кто он такой и почему он такой странный. Все два часа он сидел, абсолютно не двигаясь и даже почти не моргая, как геккон в холодную погоду. Это было удобно.
Мне понравилась работа, которую я написала, я немного отошла от этюдника, чтобы посмотреть как она выглядит издалека. Тут раздался звонок, занятие закончилось, все стали собираться. Этот долговязый тип встал, сделал два шага, и поскользнулся на луже воды, которую кто-то разлил на полу. Сделав несколько смешных взмахов руками, как курица, которой отрубили голову, он упал со звуком, как будто бы упало сухое дерево. Повинуясь инстинктивному импульсу, я подбежала к нему, чтобы подать руку, и помочь подняться.
После того случая мы заобщались. Его звали Соник, в честь ежа из видеоигры. Он был барабанщиком в блэк-метал группе, и подрабатывал тем, что играл на барабанах в подземном переходе. Позировать он решил случайно, просто для прикола. Мы стали переписываться, и оказалось, что он очень хорошо осведомлён в демонологии и некромантии. Мне всегда были интересны оккультные науки, мы могли часами беседовать о демонах и потусторонних существах. Он позвал меня на кладбище, и я с радостью согласилась.
Была весна, начало мая, на кладбище цвела сирень и пели птицы, луна освещала нас мягким светом. Он был в своей чёрной развевающейся мантией, а я одела кружевное платье с корсетом, лакированные туфли и сетчатые чулки, сделав макияж, который по моим представлениям, делали ведьмы. Ещё у меня была остроконечная шляпа. Сначала мы долго бродили среди могил, выбирая нужную, принюхиваясь к их запахам и чувствуя энергии. От одной старой могилы повеяло холодом. Буквы и дата на памятнике были стёрты до неузнаваемости, эта могила была очень старой и неухоженной — к ней явно давно никто не ходил. Мы раскурили гашиш через глинянную трубку-чиллум, и Соник произнёс слова заклинания, обращённые к Хранителю Кладбища. После чего, мы приступили к ритуалу.
Мы зажгли две чёрные свечи, и я позволила Сонику приковать мои руки к могильному кресту пушистыми наручниками. Я вошла в состояние интенсивного гнозиса, и мы занялсь сексом. Я чувствовала электричество, которое идёт через нас, наполняя сырые могилы, чтобы расшевелить их обитателей. Лица духов кладбища мелькали передо мной в ускоренной перемотке. Глаза Соника превратились в два больших, блестящих чёрных экрана. Мы одновременно завыли как волки, электричество струилось с моих пальцев. Я представляла, как меня поднимают на своих крылышках миллионы мух. Мы были уже очень близки к кульминации, однако, вместо оргазма, у меня начался приступ удушья — мир посерел и отодвинулся, мои лёгкие обвивали невидимые щупальца, я начала кашлять. Реальность стала сжиматься в точку и уезжать куда-то вбок. По какому-то счастливому стечению обстоятелтств, в кармане Соника оказался ингалятор от астмы, он дал мне вдохнуть несколько раз, и всё прекратилось. Но ритуал мы не стали продолжать, решив проделать всё в следующий раз.
Но в следующий раз случилась такая же фигня, и потом ещё несколько раз. Вместо оргазма у меня начинался приступ удушья, и какая-то сила пыталась вытащить меня из тела. Соник залез в магические гримуары, чтобы узнать, что со мной происходит, и как решить эту проблему. Однажды он пришёл с репетиции своей группы с неестественно расширенными зрачками, суетливыми движениями рук и папкой каких-то распечаток, объявив, что ему удалось раздобыть трактат по ритуальной магии, который раз и навсегда решит нашу проблему. Согласно инструкциям из этого трактата, он ввёл меня в транс, держа перед моими глазами кристалл кварца, я увидела как комната заполняется молочно-белым туманом, в который моё сознание провалилось как в кисель. Сквозь кисель слова звучали очень глухо и отдалённо.
Он стал разговаривать с моим подсознанием, и оно что-то отвечало. Я не запомнила ничего из этого диалога, потому что у меня начались видения — я сидела за столом, на нём стояла початая бутылка блейзера, я держала в руке пластиковую вилочку, прямо передо мной стояла дымящаяся тарелка лапши быстрого приготовления, вроде доширака. В лапше лежали две сосисочки. Я потрогала сосиски вилкой, и увидела, что на одной из них написано «Немо», а на другой «Соник». Я поняла, что эти сосисочки — и есть мы, и почему-то это осознание наполнило меня покоем и теплотой. Я сняла с сосисочек целлофановую плёнку с надписями, сначала с себя а потом с Соника, и съела их, заедая лапшой с привкусом глутамата, и запила всё это блейзером. В этот момент тепло растеклось по всему моему телу, и я почувствовала себя очень хорошо, я находилась на своём месте, мир был гармоничен и идеален.
— Немо, ты помнишь свои видения? — спросл Соник, когда я вышла из транса.
— Да, помню. Мы были сосисочками в дошике, и нам было хорошо.
— Как ты думаешь, что это значит?
— Я думаю, что нам надо побыть сосисками в дошике. И тогда нам станет хорошо.
— Но как это понимать? Всё это, наверное, имеет сложное символическое значение… Думаю, поедание сосисок символизирует точку слияния Эроса с Танатосом, и именно в этой точке достигается наивысшее наслаждение. А лапша, наверное, является кармическими связями, которые опутывают нас… И нужно отождествиться с Великим Временем, чтобы пожрать свои собственные проекции и карму, и раствориться…
— А может быть, ты усложняешь? Может быть, дошик это дошик, а сосисочки — мы?
— Но тогда, как мы реализуем это на практике?
И мы придумали, как реализовать это на практике. В супермаркете мы купили пару мешков лапши быстрого приготовления и приправу к ней. Когда покупаешь такую лапшу на развес, оптом, получается намного дешевле. Ещё мы взяли пару рулонов целлофановой пищевой пленки, и сто копеечных полиэтиленовых контейнеров. Немного подумав, Соник захватил ещё сотню контейнеров. Увидев на кассе тележку с двумя мешками быстроприготовимой лапши, продавец усмехнулся «К праздникам закупаетесь, ребята?». Получилось не так уж и дорого. Весь вечер мы слушали вичхаус, пили вишнёвый блейзер и смеялись над мемами про двачеров. И вот мы решили приступить к приготовлению лапши.
Мы наполнили ванну очень горячей водой, высыпали туда содержимое мешков с лапшой и пакет приправы — глутамат натрия, сушёные овощи, пряности, перец, соль. Налили несколько половников подсолнечного масла. И стали ждать, когда макарошки разбухнут и приобретут приятную температуру. Пока мы ждали, Соник завернул меня в пишевую плёнку, оставив отверстия для ноздрей, что превратило меня в сосисочку. Он аккуратно уложил меня в мягкую и тёплую лапшу, тоже замотался пищевой плёнкой, и залез в ванную. Мы лежали в лапше, и я чувствовала, что мы две сосиски. Мысли в голове практически исчезли, я чувствовала как меня со всех сторон обступает тёплая лапша, мне было очень хорошо и спокойно, как никогда в жизни. Рядом лежал Соник, и я чувствовала что он тоже превратился в сосиску. Мы стали извиваться в лапше, которая издавала чавкающие звуки. Лапша как будто бы принимала участие в ласках, она была живым организмом. Соник разорвал целлофан у меня в области промежности своим членом и проник в меня. Хлюпанье лапши быстро заглушили мои стоны, и я вскоре наконец достигла оргазма, а потом ещё раз, и ещё. Я не знала что так вообще бывает. А после началось и вовсе странное. Я ощутила всю свою чакральную систему как совокупность энергетических вихрей разной плотности, расслаивающие реальность вокруг на слои программного кода. Буквы этого кода были кудрявыми макарошками. Я почувствовала, как чакры Соника разматываются, и наматываются на мои, как нитки на катушку, после чего в меня ворвался шквал информации. Каббалистические шифры, его детские воспоминания, созвездия из сигаретных ожогов, порно с головоногими моллюсками и философия постмодерна. Я просматривала бесконечную череду выцветших кадров, которые догорали в моём внутреннем пространстве, как фосфены на сетчатке, расходящиеся по гулким лабиринтам коридоров со сводчатыми потолками. Излив своё семя на иероглифы лапши, Соник замер, и его разум переливался в меня. Я энергетически поедала его, мы достигли слияния и аннигиляции — полностью слившись, наши сознания стали коллапсировать. Я увидела нас, сросшихся в алхимического андрогина, который стоял в мантии, расшитой пчёлами и змеями, на спине дракона, кусающего свой хвост, в короне в виде шляпки псилоцибинового гриба. Тело андрогина превратилось в ствол и ветви дерева, на вершине которого сияла двуликая голова. Постепенно, корни и ствол истнончались, и осталась только эта голова с двумя лицами, в кружении оживших змей и пчёл с нашей мантии, через некоторое время и пчёлы и змеи стали смеяться, и их поглотила вспышка из лучезарного кристалла в короне.
Видения угасли, и мы просто лежали в остывающей массе доширака, исполненные омниотического блаженства, как эмбрионы акулы, не обременённые ещё необходимостью движения. Как земля в сырой могиле, лапша обступала плоть, склизская субстанция приняла нас и стала нашим домом. Я чувствовала нас так, будто бы мы два бычьих цепня, чьи тела переплелись друг с другом в уютном кишечнике коровы. Вся вселенная существовала только для нашего наслаждения. Миллионы звёз успели родиться и умереть, пока мы нежились в холодной лапше. Но в определённый момент мы поняли, что пришло время вылезать, и не сговариваясь, начали выбираться из ванной.
Остаток ночи мы провели, фасуя лапшу по контейнерам, и упаковывая контейнеры в мешки. К полпятому утра всё было готово. Соник вызвал такси, и мы погрузили пакеты в багажник. Мы поехали в сторону городского вокзала, где обычно собирались шайки местных бездомных. Город спал, всю дорогу мы ехали в молчании. Мы выгрузили мешки возле вокзала, снабдив их запиской, гласящей «Ешьте бесплатную лапшу!», и уехали на том же такси. Водитель не задал нам никаких вопросов, ему не было никакого дела до нашей серетной благотворительной операции. Мы вернулись домой, легли на кровать и тут же заснули.
Мы стали практиковать этот странный ритуал с лапшой каждые выходные, а в художественном училище мы делали вид, что между нами ничего не происходит, что позволяло мне сохранять свой обычный безучастный ко всему вид. Мы не договаривались об этом, просто было очевидно, что лучше всё от всех скрывать, чтобы не поползли разные слухи. Меньше всего мне хотелось отвечать на дурацкие вопросы одногрупниц, и посвящать их в какие бы то ни было подробности своей жизни. Но во время уроков живописи, когда Соник приходил позировать, мы обменивались хитрыми взглядами, поддерживая невидимую телепатичесвую связь.
С каждым макаронным ритуалом наша магическая сила росла — Соник научился призывать грозу и управлять движением ветра, он мог взглядом сбить прохожего с ног. Мы в совершенстве освоили искусство астральной проекции, и посетили множество иных миров. Мы видели странных божеств, обитающих на границе видимых изображений. Похожие на голожаберных моллюсков, эти существа присоединялись к нам, когда мы лежали в ванной и изображали сосиски. Они стали сопровождать нас, и человек, обладающий оккультным зрением, безошибочно разглядел бы на нашей одежде их переливающуюся перламутровую слизь.
Однажды Соник обмакнул брусочек сухого доширака в тушь, и сделал его отпечаток на бумаге. Получились китайские иероглифы. Мы отсканировали их, и вот что получилось:
在他之後由他的意志來決定，一旦他嘗試過找一個窺視，時間的薄弱點。只是因為它是與他們不出售給改革和溫室的年輕人提供的，年輕男子，青年男子的性工會和悖謬的世代的力量，用手淫的整個車隊陷入自己在泥。比硫酸嗎啡開發更強至少六次。和共產主義是你嗎？
Гугл переводчик перевёл это следующим образом: «После него определяется его воля, как только он пытается найти взгляд, слабое место времени. Только потому, что это предлагается молодым людям, которые не продают реформы и теплицы, молодые люди, сексуальные союзы молодых людей и власть смущающего поколения мастурбировали весь флот в их собственной грязи. Вырабатывается как минимум в шесть раз больше, чем сульфат морфина. А коммунизм это ты?»
Переводчик определённо плохо справлялся с задачей, и мы так и не смогли интерпретировать суть этого послания. Возможно, там содержалось предупреждение о том, что должно произойти дальше. А возможно и нет.
Одно было понятно — китайские мастера, изготавливающие лапшу Доширак, зашифровали в ней слова каких-то тайных коммунистических гримуаров. Но наше бодрствующее сознание не могло ухватить сути текста. Однако, когда мы сливались в алхимического андрогина, текст сам входил в наш усиленный слиянием разум, и не оставалось никаких вопросов. Мои видения в момент оргазма стали подробнее и ярче — я видела бесконечные поля, на которых колосятся боеголовки, линии электропередач увешанные как гирляндами человеческими телами, заводы где из людей делают колбасу, огромные центрифуги в которых плоть взбалтывалась и разделялась на фракции. Эти мрачные ландшафты, пахнущие гнилым мясом, стали нашим королевством. Я была королевой Немо, королевой Небытия. Подобно звезде я сияла над этим миром, наблюдая как похожие на муравьёв человечки строят многоэтажные конструкции и космодромы, чтобы восславить мою честь. Соник был императором на той планете. Мы создали себе целый мир. Я никогда не пробовала морфий, но это, наверное, действительно было гораздо сильнее. Воля к жизни не только определилась — она светилась ярко, подобно звезде. Так бы продолжалось и дальше, если бы однажды мы не решили нарушить порядок придуманного нами самими ритуала.
Мы всегда привозили доширак на вокзал, в 5 утра, и тут же уезжали. Так продолжалось около месяца. И вот однажды, теплой летней ночью, я предложила: «Давай спрячемся в кустах, и понаблюдаем за тем, как бомжи будут кушать дошик, с твоей кончой вместо майонезика. Это же дико смешно, почему мы не делали это раньше?». Соник согласился, что это довольно забавно, и мы выбрали наблюдательный пункт в кустах. Было уже достаточно тепло, поэтому нам было комфортно сидеть в засаде, однако, я чуть не выдала нас, закурив сигарету. Соник быстро выхватил её и затушил себе об язык. Мне нравился этот звук, с которым он тушил об себя сигареты, и я иногда просила его проделать это специально для меня, чтобы насладиться запахом горелого мяса. Вся кожа Соника была в сигаретных ожогах. Мы сидели и ждали, стало уже совсем светло. Появились первые прохожие.
Почему-то прохожие, на бомжей похожие, не стремились отведать вкусных макарошек с необычной приправой. Я уже приуныла ждать, как вдруг появилось двое коренастых мужчин, в спецовках как у дорожных рабочих, которые резво погрузили лапшу на тележки, и покатили. Я была разочарована — неужели вот просто так, приходит городская служба, и безлико утилизирует всё? Какая досада… Но Соник подал мне знак, приложив к губам палец, и сделав бровями движение, будто чайка машущая крыльями, приготовившаяся к пикирующему спуску за серебристой рыбёшкой. Держась на почтительно расстоянии, мы начали преследовать двоих рабочих.
Против наших ожиданий, они не вывалили лапшу в мусорный бак, а пошли какими-то заблёванными подворотнями и сквериками, иногда оглядываясь, будто бы подозревая о преследовании. Но мы с Соником были профессиональными невидимками, и двое рабочих так нас и не заметили. Петляя по закоулкам, они вышли к заброшенной земляной дороге, которая мимо стены городского кладбища вела к реке. Мы проследовали за ними. Дорога шла через рощу, которая показалась нам странной — берёзы с химическими ожогами, мёртвые ветви без единого листочка, пахнущая жидкостью из батареек обугленная земля. Вороньё кружило над этим странным местом. Вскоре мы вышли к песчаному пологому берегу, в место, скрытое от людских глаз. Я и Соник спрятались за большим валуном. Тем временем рабочие с тележками встретились с ещё семью людьми, одетыми в униформенные оранжевые комбинезоны. Их председателем был улыбчивый молодой человек, абсолютно лысый, с паловником в руке, остальные называли его Пастриархом. Они все надели на головы пластмассовые дуршлаги и встали в круг.
Мы поняли, что это никакие не рабочие, а настоящие культисты-лапшепоклонники, которые оделись в униформу для маскировки. С пластмассовыми цветными дуршлагами на голове, эти люди выглядели пиздец как нелепо. В середине их круга была постелена какая-то клеёнка с нарисованной на ней сигиллой. Они вывалили всю лапшу на клеёнку, и столпились. Пастриарх поднял паловник, и начал монотонно бубнить на латыни текст заклинания, а остальные подхватили, и их голоса слились в какой-то жуткий потусторонний гул. Эта варварская молитва так контрастировала с солнечным летним днём, что я чувствовала нереальность происходящего. Я понимала, что Соник чувствует то же самое. Улыбчивый молодой человек в очках пел примерно следующее:
Praemisit in universum
Clara est bonum nuntium
Bibere cervisiam tu?
Vera fides nostra
COLLYRA: COLLYRA, pasta, COLLYRA
Pasta et meatball!
Nos firmiter credo.
Sicut mulier de lecto?
Radii omnes constat.
Ut ventum est ad orientem
COLLYRA: COLLYRA, pasta, COLLYRA
Ближе к концу их пение превратилосьв мощную вибрацию, раздирающую пространство на отдельные макаронинки. Они бросали пучки лапши в статую своего ужасного пучеглазого бога, заходясь в экстазе. Я почувствовала оккультное шевеление у себя между ног. От вида лапши и от экстаза её оранжевых жрецов я нехило возбудилась! Моя рука сама потянулась к брючному змею Соника. У того уже давно колом стояло. Мы начали подрачивать друг другу, уже не особо маскируясь, тем более что культистам явно было не до нас, они славили своего гротескного бога, обматываясь лапшой и распевая слова молитвы на варварской латыни. Культисты скинули с себя комбинезоны рабочих, но остались в дуршлагах. Они встали в круг, и я поняла, что они собираются делать. Они хотели стать Доширачной Многоножкой. Разгорячённые ритуалом, они схватили друг друга за ягодицы, и с молодецким уханьем насадились друг другу на члены — пространство заполнили завихрения и белые вспышки, я услышала их смачные шлепки друг об друга, и окончательно вошла в транс — мои губы сами начали повторять «COLLYRA: COLLYRA, pasta, COLLYRA, pasta, pasta, pasta». Повсюду открылись глаза с вертикальными зрачками, перламутровая слизь капала с сосков вечности в разверзшееся жерло искусства, сиамские гуси вылуплялись из голографических мошонок, нанизанных на пурпурные коралловые ветви, драконы терзали плоды граната выпадающие из анусов коней апокалипсиса, белый череп безучастно распадался на пиксели, а в центре всего Доширачная Многоножка. Водоворот страстей захлестнул нас с головой. Я поняла, что именно наша с Соником энергия придала такой бешеный потенциал их ритуалу, и без нашего участия их культ никогда не достиг бы связи с этим безумным божеством. Мы с Соником уже вовсю ебались по-собачьи, совершенно забив на маскировку, поднялись песчаные вихри, в которых танцевали демоны. Доширачная Многоножка пела хвалу лапше.
Вдруг я испустила из себя мощную вибрацию, серию световых импульсов, которые вырвались через влагалище и через глаза, как серия фотовспышек, засветивших фотоплёнку реальности. Происходил процесс, похожий на то, как тогда в ванной, на меня наматывались слои текста, которыми был Соник, только теперь на меня наматывался весь мир. Многоножка культистов, прибрежные камни, запах жидкости из батареек и гнилого мяса, рыболовные крюки, трупы рыб выброшенные на берег, руки Соника — всё это наматывалось на меня, как плёнка на бобину. Я находилась в центре огромной многослойной крепости с ажурными бойницами, которая постоянно самособиралась и переделывала различные части себя. Но тут я увидела нечто странное. Ко мне приближалось существо, всё состоящее из доширака. Его выпученные глаза смотрели мне прямо в душу. Лапша танцевала в воздухе и извивалась издавая какой-то мерзкий писк. Мне стало страшно, и я немного вышла из транса. Но висящая в воздухе лапша осталась.
Культисты, пользуясь нашей энергией, призвали материальное воплощение своего бога. Он парил над ними, растопырив щупальца из лапши, и судорожно дышал. Пылевые вихри опали, воздух был наэлектризован запахом семени и пота. Доширачная Многоножка замедлила темп своего движения, культисты явно были обескуражены материальным проявлением своего бога. И он воспользовался этим. Щупальца из лапши схватили культистов, и разъединили кольцо многоножки. Лапша связала их по рукам и ногам, подняла культистов в воздух, и принялась их нещадно ебать. Похоже, лапше было всё равно, куда сношать своих жертв, она трахала их не только в рты и анусы, но даже в ноздри. Трое культистов спаслись бегством, прыгнув в реку. Остальные очень быстро прекратили попытки к сопротивлению, и их лица исказила гримаса извращённого наслаждения — уж не знаю, что они там переживали, но их раскрасневшиеся перекошенные лица выглядели так, будто бы они находятся на грани смерти от удовольствия. Мы как завороженные смотрели на эту лютую оргию, не в силах шелохнуться.
Когда мы поняли, что происходит что-то не то, культисты, подвешенные на извивающейся лапше, были уже на пределе от усталости. Мы торопливо засобирались домой, готовые забыть об увиденном, как о страшной галлюцинации из наркотического бреда. Но мы спохватились слишком поздно. Макаронный монстр побросал своих культистов, как ребёнок бросает надоевшие игрушки, и устремил свои щупальца к нам. Мы убегали, путаясь в спущенных штанах и матюгаясь. Спотыкались об коряги и мёртвых чаек, в лютой панике от тянущихся к нам жгутов лапши. Берег реки очень сильно зарос камышами, и мы решили пройти через заросли чтобы лапша запуталась в камышах. Это было ошибкой. В камышах запутались мы, а лапша спокойно струилась между ними, совершенно не стеснённая в своих движениях. Скользкие макаронины почти коснулись моих ляжек, и мы сделали отчаянный рывок. Мы прыгнули в реку.
Как оказалось, мы оба неплохо умели плавать, хотя я не помню, чтобы мы когда-либо этому учились. Мы стали улепётывать прочь от берега, в надежде что лапша не станет преследовать нас. В начале казалось, что мы оторвались — но оказалось, что она продолжает нас преследовать, только под водой. Её как будто бы стало намного больше — может быть, она напиталась культистами. Одежда намокла и тянула нас ко дну. «Сейчас лапша заебёт нас досмерти!» — сказала я Сонику, и мы обнялись. Одними губами он прошептал «Я люблю тебя» и мы стали ждать, когда вокруг забурлит и вспенится вода. Почему-то этого не происходило. Нас медленно сносило вниз по течению реки, и никакой лапши вообще не было видно. Может быть, всё это только показалось? С того места, куда снесло нас течение, место обряда неплохо просматривалось. Мы пригляделись и увидели, что оставшиеся культисты уже натянули рабочие комбинезоны, и с ними ведут строгую беседу двое милиционеров, подъехавшие прямо к берегу на уазике. Слова их заглушал плеск воды, но смысл беседы был понятен — культисты изрядно припили пива, и от них за версту разило перегаром — наверное, менты приняли их за обычных алкашей. Но вот куда делась лапша? Неужели она утонула? И тут Соник сказал мне «Смотри!» — и я увидела, как среди камней и коряг, к милиционерам подбираются белёсые нити. Те ещё ничего не заметили, а лапша уже обвивалась вокруг начищенного сапога. «Кажется, им пизда!» — сказала я. «Похоже, лапша предпочитает людей в униформе. Хмм, странно» — ответил Соник.
И мы погребли, чтобы быстрее уплыть от этого проклятого места, откуда доносилось нарастающее чавканье доширака, и удивлённо-негодующие вопли, плавно перетекающие в похотливые милицейские стоны наслаждения, мы плыли прочь от культистов и прочь от этой выжженной земли, воняющей гнилым мясом. Мы вылезли на берег подальше оттуда. О трёх культистах, которые бросились в воду, увидев макаронного монстра, ничего неизвестно. Как и о судьбе их собратьев по вере — мы ждали, что сюжет покажут по новостям на местном телевидении, но нет — возможно, лапша стёрла своим жертвам память, а быть может, они предпочли молчать о своём опыте, и теперь проводят ритуалы поклонения лапше на том же месте, у реки, каждое воскресенье. И мы больше не готовим доширак, хотя мне часто хочется повторить этот опыт, и я начинаю видеть разноцветные фосфены, когда прохожу в супермаркете мимо полок лапши быстрого приготовления. Возможно, когда нибудь мы снова сварим дошик. Возможно.
08 Фев 2019 Нет комментариев
рубрика: Проза Tags: Семён Петриков (Альмаухль)
Всю дорогу в метро, на обратном пути из Храма, мы ехали молча, я разглядывал карту московского метрополитена, висящую прямо напротив меня. Её напоминающая ризому структура будто бы поясняла слова верховного жреца, сравнившего время со срезом мускатного ореха. У нас была с собой трёхлитровая банка солёных огурцов, которую зачем-то дал Константину верховный жрец, как-то странно при этом улыбаясь, будто бы ему только что удалось провернуть какой-то сложный прикол. Я был погружён в глубокую экзистенциальную думу.
Мандала: Сад Расходящихся Тропок. Срез каждого мускатного ореха уникален — по нему можно предсказывать судьбу. Пекучий вкус во рту. Станция: Новогиреево. Мы нашли несколько книг, лежавших у выхода из метро: руководство по хиромантии, руны старшего футарка, альбом с чёрно-белой эротикой. Всё это запихнули в рюкзак. Мы перелезли через забор, чтобы попасть на электричку. Дым мятных сигарет на перроне, багряная капля закатного солнца расплавленным металлом капает в наши мозги со стёкол домов, тополиный пух, запах сухости и пива. Электропоезд Москва-Петушки.
Константин жуёт леденец со вкусом лакрицы, в его зрачках быстро проплывают отражения мира, как тени в платоновской пещере, граффити на бетонных стенах, будто бы лишь отражения какого-то более реального мира, чем наш. На секунду мелькает изображение: мухомор с глазами, и с баллончиком краски в руке, снизу радужнми буквами приписано «Мы раскрасим ваш мир», глаза мухомора выпучены, так же как и у Константина. Мы рассказываем друг другу анекдоты про Пупу и Лупу. Жрём лакричные конфеты, нам весело.
Не помню на какой станции, в вагон зашли двое музыкантов, и пропитыми голосами стали исполнять песни Летова на расстроенной акустической гитаре. Нам не понравилось, и мы пошли в тамбур, чтобы покурить. Сумерки сгущались, напоминая молоко, медленно смешивающееся с чаем. Мы курим и говорим об эзотерическом значении Великой Мандалы Таро — квадрат, в который вписан равнобедренный треугольник, с точкой посередине.
— Французские масоны внесли большую путаницу во всю оккультную систему, причём, путаницу ничем не обоснованную — говорит Константин. — очевидно, что делая Шута 22 арканом, а не нулевым, мы ломаем саму основу структуры всех старших арканов, а значит, и всю метафизику в целом. И их наследники, постмодернисты, ничем не лучше своих предшественников. Вот уже много лет я мечтаю запихнуть постмодернизм обратно в ту задницу, что его породила, и несколько раз его там провернуть.
— Боюсь, что эта задница уже подверглась радикальной деконструкции, распалась на отдельные дискурсы, а её атомы стали соком, текущим в французских виноградниках.
Мы не сразу заметили, что в тамбуре мы были не одни, и наш диалг внимательно слушал вжавшийся в угол заросший мужчина в мятой клетчатой рубашке и хипповых круглых очках. В его неопрятной бороде застряли крошки, всклокоченная чёлка закрывала лоб, зрачки были расширены просто до неприличия. Он курил сигарету через длинный мундштук, манерно оттопырив мизинец. Выпустив струйку дыма, он вальяжно покрутил мундштук, и сказал:
— Тогда, получается, вино у французских постмодернистов скоро польётся прямо из жопы. Что ж, какая религия, таковы и пророки. Но что вы думаете, ребята, о пересечении Бездны? Возможно ли оно, как по вашему?
Мы стали наперебой рассказывать ему, что мы думаем о пересечении Бездны. Я рассказал, как обкурился однажды спайса, и прятался под столом от Хоронзона, кидая в него тапками. Мы поржали. Потом Константин рассказал ему про то, как ему приснился эротический сон, в котором его нежно ласкала суккубиха с крыльями феечки и рогами в виде открывашек, а оказалось, что это были улитки, жившие в его террариуме, которые сбежали ночью, и стали по нему ползать. Ехать сразу стало веселее, мы угарали над разными историями.
— Меня зовут Гарри — сказал заросший очкарик, и закурил ещё одну сигарету. — Я вижу, вам знакомы основы каббалистической философии. Поэтому, я покажу вам одну вещь. Я хранитель этой вещи, и я никому её не показывал уже много лет. На самом деле, все эти постмодернисты, гностики, и вообще всё что можно прочитать в открытых источниках — полное фуфло. Вот вы не смотрите на меня, что я выгляжу как алкаш. Я бухаю, потому что с моими знаниями ничего другого делать не остаётся.
Гарри выдержал длинную драматическую паузу. Пауза несколько затянулась, вероятно, он ждал, что мы спросим, что же он хочет нам показать, но мы не спросили. Тогда Гарик снова пустился в разветвлённую демагогию.
— На самом деле, знание истинной магии всегда зашифровано. Мир общается с вами — послания находятся буквально везде, в номерах домов и машин, в репликах случайных прохожих, в теле и радиопередачах. Важно только раскрыть своё сознание. Я вижу, что я утомил вас, и я всё таки покажу вам…
Он порылся в карманах, и достал оттуда пожелтевший газетный свёрток. Бережно, как древнюю реликвию, развернул, и извлёк на свет божий побелевший от времени, чёрствый тульский пряник.
— Вот! — гордо сказал Гарри. — в этом артефакте закодирована вся западная алхимия, весь гнозис и герметизм вместе взятые. Я расшифровал все знаки на этом рельефе, и я могу сказать, что я владею всем миром (дальше последовал безумный смех).
Мы с Константином внимательно изучили рисунок на прянике. Пряник был большой, и действительно, немножко необычный — по крайней мере, я никогда не видел пряников именно с таким рисунком, хотя орнамент был вобщем-то типичен для тульского пряника. Тульский кремль с бойницами, макушка которого была увенчана чем-то похожим на восьмиконечную звезду, сделанную из молотка, двух штыков и какой-то палочки. На стенах тульского кремля сидели две птицы, одна с нормальной птичьей головой, а другая — с головой женщины в кокошнике и большими грудями. У ворот кремля расположились лев и телёнок, тоже в симметричных позах. Ещё на стенах кремля были вроде бы христианские иконы, но тут уже было сложно сказать, потому что материал пряника осыпался, и было сложно распознать такие мелкие детали. В небе над кремлём почему-то плыл самовар и символ олимпиады из колечек. Вдруг мы заметили, что на самих воротах кремля изображена та самая Великая Мандала Таро — квадрат, равнобедренный треугольник, и точка. Мы поняли, что с пряником и правда не всё так просто. Слово Тула было написано вроде бы обычным шрифтом, и не вызывало подозрений… Однако, мы задумались. Ещё больше задумчивости внесли элементы орнамента, которые Константин опознал, как кресты Мары. Похоже было, что кто-то замаскировал оккультное изображение под обычный тульский пряник.
Мы вопросительно посмотрели на Гарри, который прикуривал третью сигарету, и хитро смотрел на нас сквозь блестящие стёклышки очков. В недрах его бороды блуждала усмешка.
— Вам, должно быть, интересно, как этот артефакт мне достался. На самом деле, я этого не помню. Помню, что я проснулся в Москве, в одном эзотерическом кружке, с дичайшего бодуна, и моя рука сжимала вот этот вот пряник. Вся реальность вокруг ебалась и рябила, и единственное, что я разобрал тогда на этом прянике — слово «Тула». А в Туле жил кто? Правильно, в туле жил Левша. И почему-то мне захотелось прочитать слово «Тула» справа налево. Видимо, ассоциация с Левшой сыграла. И получилось слово Алут. Похмелье сразу как рукой сняло — я понял, что мне случайно достался очень важный ключ. Алут. Алут. Алут. Я повторял это слово, и мне казалось, что оно вбирает в себя всего меня, всё, что меня окружает, всё. У нас там был один старый мистик, каббалист ещё советской закалки, его звали Лев. Я тогда пришёл ко Льву, и спрашиваю его, «что такое Алут?». Он залез в какие-то книги, очень долго их листал, а потом смотрит на меня таким пронзительным взглядом и говорит «А почему Ви спгашиваете?» — тут мне стало страшно и я убежал. Потом я уже сам стал вычислять значение этого слова, Алут — записывается на иврите אלוט, Алеф, Ламед, Вав, Тет, и означает «много». А гематрическое значение, выводимое из этого слова, равно единице. Вот и получается — Алут это многое в одном и одно во многом. Интересно? — Гарри выжидающе на нас посмотрел. Константин спросил его, что это за Лев, и что с ним было дальше, но Гарри не знал, и продолжил свою историю.
— Вобщем, я расшифровал значение этого сочетания из четырёх букв, и понеслось. Алеф — это Телец, а ярчайшая звезда в созвездии Тельца это Альдебаран. Я увидел быка, который тащит за собой плуг, распахивающий реальность. Соединение высшего мира и низшего. Ламед — стрекало, которым погоняют быков. Знание, спустившееся в мозг Адама, и через мозг — в его сердце, когда Адам познал Еву. Вав — это глаз Тельца, свет, исходящий из будущего в прошлое, тахионные потоки творения, что соединяют все 22 буквы, обращая будущее в настоящее, внутренняя и внешняя силы Тельца, участвующие в потоках творения. Тет — это змей с головой льва, сокрытие добра, сосуд, наполненный до краёв, это крыша мудрости над головой Змея. Когда я понял это, я увидел так же, что звери, изображённые на прянике — это тетраморф из книги пророка Иезекиля, высший чин ангельской иерархии, имена которых пришли из Вавилона. Бык был воплощением бога Мардука, лев — Нергала, орёл — Нинурта, а человек — Набу. Медитируя на пряник, я вступил в контакт с этими богами, и тогда они указали мне на колонны тульского кремля, которых 11 с каждой стороны, то есть, в общей сложности, 22. Между ними стали появляться изображения, разбивающиеся на пары, каждая из этих пар испускала луч, и этот луч творил реальность — я увидел, как цикл замыкается, и наша Вселенная становится точкой… Бесчисленные эоны пролетели перед моим разумом, я расширился чрезвычайно, и вошёл в Свет, которому нет названия…
— Хорошо, а что ты там говорил о том, что ты владеешь миром? Как это понимать? — спросил я.
— Я научился летать. Я мог видеть будущее и прошлое. Превращать металлы. Вобщем, весь набор этих дурацких сиддхов. Пару лет было прикольно, но потом я наигрался. Понимаете, всё это — не настоящее.
— Покажи что-нибудь — попросил Константин, явно настроенный очень скептично.
— Я знал, что вы не поверите — усмехнулся Гарри — сами попросили. С этими словами, он взмахнул мундштуком, как волшебной палочкой, глаза его подёрнулись поволокой, он начал бормотать что-то, и вдруг смачно рыгнул. Мы захихикали. И из его рта вылетела муха. Потом ещё одна. Потом ещё несколько. Гарри стоял, тело его сотрясали оргазмические конвульсии, а изо рта чёрной плотной струёй летели мухи. Тамбур наполнился жужжанием. Вскоре вместе с мухами стали вылетать ещё и скарабеи, шершни и саранча, потом по щекам Гарри поползли огромные, в локоть длинной, сколопенры, везде слышался громкий скрежет хитина, насекомые пищали, жуки бились об стекло, изо рта гарри полезло что-то совсем инфернальное, какая-то членистоногая срань с огромными жвалами, которой нет названия, воздух наполнился запахом серы и аммиака. Мы с Константином, прожжённые психонавты, употреблявшие доб и сальвию вместо утреннего кофе, были малость удивлены. Может быть, даже не малость. Внезапно, все насекомые исчезли.
— Ну, хватит с вас. — сказал Гарри, и подмигнул.
Где-то полминуты мы ехали молча и курили. Потом Константин, будто бы собиравший всё это время в своей голове некую конструкцию, наконец заговорил.
— А если ты всё можешь, то почему ты до сих пор не захватил этот мир? Бессмертие, сказочное богатство, всё что только пожелаешь. Если у тебя нет личных желаний — пожелай мира во всём мире, коммунизма и изобрести лекарство от всех болезней, а?
— Понимаете, ребята… Как бы вам сказать… Обладание этим знанием имеет один побочный эффект. Вот ты весь такой гуманист, говоришь, мир во всём мире, коммунизм, лекарство от всех болезней. Только весь этот ваш гуманизм — это херня на постном масле. Вот когда ты смотришь мультик «Ну, погоди» — тебя разве как-то трогают страдания нарисованного волка, который голоден, и никак не может поймать зайца? Ты ведь понимаешь, что его голод — такой же нарисованный, как и он сам, что весь его мир — это иллюзия, и единственный способ его иллюзорные страдания прекратить — выдернуть штепсель из розетки, и выключить телевизор. Я ничего для этого вашего так называемого мира не хочу, потому что ваш мир — глюк, иллюзия. И для себя ничего не хочу, впрочем, тоже. Разве что, бухнуть. Будете три семёрки? — с этими словами Гарри достал бутылку портвейна, ловким движением фокусника вытащил пробку, сделал несколько глотков, и передал нам.
Прихлёбывая кислую жижу, мы с Константином переглянулись. И оба подумали об одном и том же — Гарри ни слова не сказал о мандале Таро. Может быть, он о ней ничего и не знал. Отхлебнув пойла, Константин попросил Гарри снова достать пряник.
— Вобщем, мужик, смотри — это не весь этот мир хуйня, это твои знания о мире хуйня, если ты такой простой вещи не понял. Видишь точку в треугольнике? Да? Так вот, эта точка — Ты. А треугольник — это остальные 22 буквы алфавита, которые вокруг тебя вертятся, как угорелые, и создают помехи. Так вот, мужик, ты никогда не увидишь истинной реальности, пока ты этот свой пряник не съешь! Понял?
Гарри будто бы подавился услышанным. Его лицо побелело, хмельной румянец приобрёл трупную синеву, пальцы, сжимающие бесценный пряник, задрожали. «Нет» — сдавленно пробормотал он. Было видно, как в его глазах танцуют иероглифы и строчки программного кода. «Нет.» — одними губами повторил он.
Константин грозно взглянул в его глаза, и положил руку на плечо Гарри, от чего его словно пронзило молнией, и он как-то уменьшился.
— Гарри, включайся! Мы посланы тебе, посланы силой, что послала тебе этот пряник, чтобы помочь его расшифровать. Квадрат — это внешний слой мудрости, ты разгадал его. Всё правильно,ты молодец — расшифровал тетраграмматон, увидел структуру Бога, и познал его. Но теперь тебе нужно двигаться глубже. Ты же сам говорил про пересечение Бездны — я предлагаю тебе путь. Считай, что меня послал к тебе на помощь Господь — тот самый, который один, и которого много. И мы очень ждём тебя в настоящем, божественном мире…
Константин долго и пронзительно смотрел Гарри в глаза. Тот съёжился и посерел, всё тело его дрожало мелкой дрожью. Он бормотал что-то, из его слов я разобрал «годы впустую… божественное откровение… глупость… вавилонская башня… хаос…». Казалось, Гарри находится на грани острого психоза.
— Только тебе решать, есть или не есть пряник… — смягчившись, сказал Константин.
Гарри, как сомнамбула, поднёс пряник к губам. Прошептав что-то, он сдул с него пыль старины, и вонзил в него свои зубы. Ничего не происходило. Пряник был жёсткий и не поддавался. Гарри сжал челюсти, и с хрустом откусил кусок. Запил портвейном, прожевал. Потом ещё и ещё. Он опустился на пол, как марионетка, которой обрезали ниточки. Но его организм будто сам продолжал есть пряник, и пить дешёвый портвейн. Наконец, пряник был полностью съеден, а портвейн полностью выпит.
— Спасибо, ребята, что бы я без вас делал. Сейчас ваша остановка, вы идите, а я дальше поеду. — лицо Гарри будто бы просветлело, и он наполнился изнутри некоей субстанцией, которой было трудно подобрать определение, но хотелось назвать её «благодать». Он был совершенно трезв, и при этом весел.
— Петушки конечная. Пойдём с нами, купим вина, и будем говорить про каббалу. — я протянул Гарику руку, но он махнул и покачал головой.
— Кому конечная, а кому — бесконечная. Я домой еду. С богом, пацаны!
Мы вышли. Купили ещё вина у продавщицы Любавы, которая продавала после десяти. Вино Изабелла в коробках, по 99 рублей. Сели на лавочку, потому что домой идти не хотелось. Пели сверчки, подмосковная летняя ночь дышала теплом и свободой.
Константин достал банку огурцов, отвернул крышку, и протянул мне один.
— Ты знаешь, что это за огурцы?
— Нет. Тебе их дал Мастер Храма — он их сам закатывает?
— Да. Это Огурцы Света. Съев один огурец, можно перенестись в любое место во Вселенной, даже если его нет и не может быть.
— Прикольно, а давай посмотрим, что случилось с Гарри, куда он там приехал.
— Давай. Только, сделайся невидимым, и веди себя тихо — он нас заметить не должен.
Мы съели по огурцу, выпили немножко огуречного рассола, и запили Изабеллой. Луна улыбнулась нам, и превратилась в спираль. Я накиул свой аура-плащ, и перещёл в невидимый режим. Мы вышли через эфирный шлюз, как пятна бесформенного и неструктурированного ничто.
Гарри, совсем юный, в чистой рубашке и без бороды, лежал на полу в каком-то зале со сводчатыми потолками. Очки были при нём. Он медленно открыл глаза, пошевелил руками и головой, и увидел Гермиону, которая уже проснулась, и сидела, глядя в окно на полную луну. Близнецы ещё не пробудились, Хагрид громко храпел. Чёрная свеча догорела до основания.
— Ух, ну и трип. Гермиона, что это за был препарат?
— «Москва-Петушки», эссенция русской каббалы. Норм торкнуло? — Гермиона засмеялась, как безумный суккуб, и посмотрела на Гарри.
— Ништяк, но в следующий раз надо дозу взять раза в четыре поменьше, ато сторчимся, как профессор Дамблдор, кудябликов ловить начнём.
— Не бойся, у меня всё чётко, как в аптеке — щас эти двое проснутся, а жиртрест ещё через полчаса, я ему 1200 милиграмм вкатала, чтобы уж наверняка.
— 1200… Жёстко… Это же получается 250 лет русской оккультной философии, с полным погружением… За что ты его так?
— Да он сам, блин, вечно на недодоз жалуется. Флакончик с «Эпосом о Гильгамеше» аж досуха вылизал — у него уже метаболизм изменён, он без такого жить не может.
— Ну ладно… Блин, а это что за фигня?
Гарри Поттер поправил мантию, из его кармана выпал чёрствый надкусанный тульский пряник, и гулко ударился о каменный пол.
RSS