Решается жизнь, и счёт идёт на минуты…

Решается жизнь, и счёт идёт на минуты.

Пламенный Феникс — пепел в моей груди.

Прошу тебя, самая быстрая из маршруток,

Не подведи!

La Sonate pour clarinette et piano

Что-то случилось там, в королевстве Датском?

Вроде, всё то же бьётся под левый лацкан,

Вроде, не на двоих сухари и плеер,

Вроде, не стала даже постель теплее.

 

Не написали пьес моему кларнету.

Общие «простыни» — только по Интернету.

Только пол-взгляда — клавишам на рояле.

Рядом — всего лишь пара часов «в реале».

 

Так что и не с чего, вроде, сиять улыбкой:

Ogni speranza перепиши на «гибкий»!

В Нессовы шкуры кутаться до тепла нам:

Где в них согреться нашим мечтам и планам?

 

Счастье моё, что голос мой семижилен.

Боги, какие демоны нам служили!

Только играли порознь — и вот те нате!..

Слушай, а нет ли места в твоей сонате?

Ведьма

Нелепые судьбы, жестокие боги…
Свободных — свободным! Убогих — убогим!
Пора отдохнуть бы для новой дороги
И с чистого взяться листа.
Оставь его, ведьма! Оставь его, ведьма!
Оставь его, ведьма! Оставь его, ведьма!
Оставь его, ведьма! Оставь его, ведьма!
Оставь его, ведьма! Оставь!

У старой усадьбы ворота просели.
Мои жернова закружи каруселью!
Вари своё зелье: всем будет веселье,
Кому ни накличешь беду.
Колдуй, моя ведьма! Колдуй, моя ведьма!
Колдуй, моя ведьма! Колдуй, моя ведьма!
Колдуй, моя ведьма! Колдуй, моя ведьма!
Колдуй, моя ведьма! Колдуй!

Гремучие змеи, распятые жабы…
Сумеешь ли вспомнить полуночный шабаш,
Когда распадался опять от ножа бы
На щепи злачёный триптих?
Лети, моя ведьма! Лети, моя ведьма!
Лети, моя ведьма! Лети, моя ведьма!
Лети, моя ведьма! Лети, моя ведьма!
Лети, моя ведьма! Лети!

Колдунья, как лица твои многолики!
Над бровью — коварный цветок повилики,
Дремучие тени и лунные блики
Тебе, моя ведьма, к лицу.
Танцуй, моя ведьма! Танцуй, моя ведьма!
Танцуй, моя ведьма! Танцуй, моя ведьма!
Танцуй, моя ведьма! Танцуй, моя ведьма!
Танцуй, моя ведьма! Танцуй!
Целуй меня, ведьма! Целуй меня, ведьма!
Целуй меня, ведьма! Целуй меня, ведьма!
Целуй меня, ведьма! Целуй меня, ведьма!
Целуй меня, ведьма! Целуй!

Гормония

Я знаю: это всего лишь гормоны. Я

не верю в заговор купидоний.

Но если между нами гармония,

глупо не падать в твои ладони.

 

Сплелось в оракуле нуклеиновом,

кому быть нежным, кому быть грубым.

Но как же хочется звать по имени,

когда ложатся стихи на губы!..

Τάνις

tanis

Лучезарная Дельта! Поводья коню не помеха:

Всю степенность свою у знакомых границ растерял.

Возвращаюсь к тебе бесконечно, столица Ам-пеха,

Кривоносому богу пустыни творить ритуал.

 

За твоею стеной понимают меня с полуслова,

Над илами твоими цветёт до Разлива весна.

Пермеджетский кумир! Ничего в нём пустого и злого,

Хоть бежит от него и трепещет фиванская знать.

 

Тростниковые земли Верховья укрылись из виду.

Возвращаюсь к тебе бесконечно, мой северный Джант!

Водружаю тебе на алтарь лазуритовый идол —

Кривоносого бога на радость твоих горожан.

Моя перспектива

А знаешь, моя перспектива не так и плоха.

На воду не дую, иллюзий не строю, и видно:

Ты сносишь удары покорно — Иов, не Ахав;

Я Белым Китом обращаю фарерского гринду.

 

Моя Бетельгейзе, и дальше меня сохрани

От этих, не кажущих нос из золы атанора.

Видал я таких — нарушителей типа границ:

Так редко — за Гранью; так часто — по башням да норам.

 

Надёжно хранит океанские волны лохань.

Я, право, не лучше: ленцою и слабостью грузен.

Но знаешь, моя перспектива не так и плоха:

Ползу себе дальше. Поскольку не строю иллюзий.

На одну восьмую кашрута…

На одну восьмую кашрута,
А порой и не видно вовсе.
Я зигую тебе, маршрутка
С бледным номером восемь-восемь!

Ктулху

Был бы полдень сегодня тухлым

И лишённым заветных тайн,

Но приснился мне ночью Ктулху.

Я сказал ему: «Ктулху, фхтагн!»

 

Высотою Кремлёвских башен,

С бородою зелёных змей,

Он был даже не так уж страшен,

Хоть был бога и чёрта злей.

 

Глаз, прищуренный из орбиты,

Погружался в меня, как в сны.

Он меня лобызал сердито,

Как родителя — блудный сын.

 

Неевклидова града пленник,

Он в волнах шерудил хвостом.

Был он мудр и лукав, как Ленин,

Терпелив, как Исус Христос.

 

Был крылами его протоптан

Торный путь от чужих планет…

Я проснулся — и на работу.

Милый Ктулху, вернись ко мне!

Оброк

Рыбья твоя натура бежит полёта.

Сомьим усищам — лишь бы мутнее заводь.

Тот, кто швырнул меня посерёд болота,

Вряд ли хотел, чтоб я научился плавать.

 

Каждому чёрту — ближе бы к броду омут:

Сунулся путник — над головою бездна.

Дверь лабиринта из миллиона комнат

Скалится невозвращенцам своим любезно.

 

Это ли повод ноги держать высо́ко?!

Даром коса ли! Вытянусь из трясины!

Я ли плутал в сладких твоих осоках,

В ряске чешуй змеиных неотразимый?

 

Знаю, ты чёрту брат и чувак олдовый,

Только вот пусто место, где святы мощи.

Я у обрыва снова, Балда Балдою:

Шашни кручу да верёвкою море морщу.

Разочаруй себя по Интернету…

Разочаруй себя по Интернету
Во мне. Меня за тридевять минуй.
Меняй меня на мелкую монету:
Монете не до встреч, не до минета.
Разочаруй себя по Интернету,
А я пошёл влюбляться по нему.

Глаза не опустив, пытаюсь мимо я…

Глаза не опустив, пытаюсь мимо я.

В декабрьские сети улови

Мой дар любви к ногам твоим, любимая —

Отрезанную голову любви.

Живём мы счастливо и дружно…

Живём мы счастливо и дружно,
Любовь далёкая моя:
Мне от тебя ничто не нужно,
Тебе я тоже ни хуя.

Я из сотни истин верю в одну…

Я из сотни истин верю в одну
В лютом шторме и в тихой гавани:
Если вы не готовы идти ко дну,
Ни к чему отправляться в плаванье.

Δαίμων

Одно из моих сердец
нуждается в срочном ремонте.
Мой — седина в бороде —
даймон те-
многлазый,
которому всё и сразу,
обратился за ним
к своим
трём десяткам леди.
С первыми десятью
он будет гулять на обеде.
Половине второго —
вырёвы-
ваться в жилет.
Девятнадцатой
(которой столько же лет)
и двадцать седьмой
(к которой едет домой) —
признаваться в любовях,
в волосах зарываться,
готовить
завтрак,
прощаться — только до завтра.
Остальным —
рассказывать сны,
писать свои лучшие
из стихов или, в крайнем случае,
засиживаться за полуношной
киношкой
и провожать до подъезда.
А у меня сиеста.
Я знаю: он справится
с починкой сердца.
Ему по обоим плечам
быть готовым к любой перемене.
А я набодяжу чай
и сварю пельмени.

גמליאל

Ищи по себе мечтателя —
В твоих облаках витателя,
Губами губ некасателя.

Духовного — не телесного.
К твоим эмпиреям лестного.
В виденьях твоих уместного.

Такого же нелюдимого.
Любовью твоей любимого.
Путём своим оскопимого.

С которым за ручку — запросто,
Который бы верил в «аистов»,
Пугался бы слова «Алистер».

Бесстрастного и бесплотного,
Фиалковым потом потного,
Растительно-неживотного.

Которого б только в рамочки.
Который тебе до лампочки.
Которому ты до лампочки.

3:14-19

Ангел мой Лаодикийский,
Знаю я твои старанья.
Ты не хладен, не горяч ты,
Ангел мой Лаодикийский.
Ах, зачем же ты не хладен!
Ах, зачем же не горяч ты!
Тёплый ангел середины,
Мне ль из уст тебя извергнуть?
Ты твердишь: «Нужды не знаю», —
Ангел мой Лаодикийский,
Но ты нищ, и слеп, и жалок,
Если пламень в сердце гаснет,
Холод разум не тревожит.
Но в моих ладонях злато,
Что прошло и лёд, и пламень,
Чтоб тебе обогатиться.
Мажь незрячие глазницы,
Чтоб узрели лёд и пламень,
Ангел мой Лаодикийский!

………………………………………..

Так сказал я, Амен, Амен,
Верный, истинный свидетель,
Ибо был горяч и хладен,
И не ведал середины.

Языками ангельскими, кимвал звучащий…

Языками ангельскими, кимвал звучащий,
Не пророчь, тайновидец, сожженье тела:
Если в клеть твою сердце не бьётся чаще,
Нет мне к тайнам твоим никакого дела.

לאשטאל

Плавятся в пламени атанора
Все заклинания Reguli.
Что тебе снилось, моя Аврора,
В час Люцифера над Прегелью?

Не рано ли…

Не рано ли оградами изранен,
наградами за гранью и на грани?
Грани гранит.
Храни.
Не хорони.

ГНК

Лёгкий флирт иль тонкий троллинг —
Заплетенье звёздных знаков?
Предъяви наркоконтролю
Лепестки увядших маков.

Пусть обнюхает, оближет,
Пусть задаст свои вопросы:
Не на волос ли вы ближе?
Не желанней стала доза?

Ветка птичке или клетка
Примерещивалась после?
Вот моя бронежилетка:
Вытри, детка, бронесопли!

Берегись, о бодхисаттва,
Воронья словесных полчищ!
Навсегда прощай до завтра.
Главное — расскажем молча.

Назад Предыдущие записи Вперёд Следующие записи