Несчастная страна! гордись своим размером…

Несчастная страна! гордись своим размером,
Смакуй минувших лет истории и даты,
Как старый импотент с большим обвислым хером
Вздыхает томно: «Эх, а ведь и я когда-то…»

Кровь мирская и кровь святая

Кровь мирская красная. Кровь святая белая.
Крови мирской море. Крови святой капля.
Кровь мирскую проливают в злобе, теряют с болью.
Кровь святую проливают в любви, теряют с удовольствием.
Кровь мирская — к смерти. Кровь святая — к жизни.

Туше́, Шут!

Туше́, Шут,
Магам
И
Папессе Пап!

Ценит Шива Виштинец

Ценит Шива Виштинец,
Ценит Шиву Виштинец.

Заговор на погоду

Прах, обратись ко праху,
Грех, обернись ко смеху.
Тучи, идите нахуй:
Мне завтра к морю ехать!

Предчувствие осени

Гонимый ветром лист
подобен мыши:
бежит к мышатам в норку.
Не спеша
Котейка Осень
на охоту вышел
гонять мышат.

Бетономешалка

Мне не больно, не стыдно, не жалко —
И иначе не станет потом.
Жизнь — большая бетономешалка;
Все мы в жизни немножко бетон.

И никто тут не выше, не ниже:
Всем со смертью тягаться слабо.
Всяк рождён из клубящейся жижи,
Но не всяк вознесётся столпом.

У косы её множество лезвий,
Как бы ни был ты весел и крут.
Но кладу я на это железный
Арматурный фаллический прут.

Экзистенциальное

…А ты такой к райским вратам пришёл,
Готовишься молвить: «Я чист, я чист!»
Какой был отвержен тобой грешок,
Кого озарили твои лучи,
Как путь твой, вспомнишь, бывал кайфов,
Как мил был с кошками и с детьми…
А Бог такой спросит: «Какой айфон
Носил ты в последний миг?»

Дочери

Зачем, скажи мне, скажи, зачем
Огонь в камине, свеча в окне,
Когда спит дочь на моём плече,
Устав от гордых своих коней?

По лобовому смывает дождь
Любовь ли женщин, восторг толпы,
Когда к плечу прислонилась дочь,
И сердце бьётся под стук копыт.

Пещера Вечности

Перевод из Винченцо Картари

…Ниже, в долине (укрывшись надёжно от глаз Аполлона,
В крепких объятиях двух угрожающих Небу уступов,
Коих недвижные лона, ярясь, покидают по кручам
С силою неодолимою два ручейка быстрокрылых),
Древних древнее, пещера зияет, не ведая смерти,
Хоть отпечаталась смерть на её ужасающем лике.
Время она изрыгает и снова к себе призывает.
С нею оно остаётся на все Времена и Эпохи.

Вот возлежит перед нею Змея с чешуёю зелёной,
Чья необъятность доверху её широту наполняет.
Пламени искры из глаз её сыплются, жаром пылая,
Всё пожирает она, что найдёт на пороге пещеры.
Хвост свой морщинистый встретив, зубами его охватила.
Даже его (хоть он часть её) гложет голодною пастью.
Свившись кольцом, возлежит она, так упоённой собою,
Прочную цепкость её никогда и ничем не расторгнуть.

И у дверей, обрамляемых этою дивной оградой,
В платье матроны, в своём цвета летней листвы одеянье,
Матерь-Природа стоит, благодатна, пером отмечая,
Если кого выпускает и если впускает обратно;
Вкруг же пещеры, сокрытой уступами, души людские
Носятся в разные стороны, как бы стремясь и пытаясь,
Страстно желая вернуть себе Небо; но им оставаться
Должно с Природой, покуда им смерть не раскроет объятья.

В самом далёком углу, в закоулке кромешной пещеры,
Древний старик восседает, чьи волосы снега белее —
Ни на одном языке белизне этой нету названья! —
Лик же его красотой превосходит любые красоты;
Пишет законы для тех, кто пещеры вокруг обитает,
Дабы в отчаянье Землю невежеством люди не ввергли.
Сидя в пещере, любую звезду отделяет от прочих,
Каждую водит планету дорогой, что ей предназначил.

Предначертав с непреложною строгостью всем в мирозданье,
Каждому путь свой, как лежит он нитью златою на ткани,
Как всем живущим созданиям (кем бы они ни являлись),
Жизнь обретать или смерть, их ведёт он по жизни и в смерти.
После кругом обращается старец, желая увидеть,
Как по орбите, ему предназначенной, шествует Арес —
Тот, кто, хотя и путями неровными долго петляет,
Всё же к единой дороге стопы устремляет в итоге;

Как не подводит товарищей в мире подзвёздном Юпитер,
Как направляет он цепи свои через кротость лазури;
Как в путешествии с братьями к дому Луна, возвращаясь,
Великолепная едет в лиловой своей колеснице;
Как, осторожно ступая, Сатурн идёт четвероликий;
И как Венера прекрасная бабочкой в небе порхает;
Рядом же с нею несётся Меркурий, небесный посланник,
Весть отправляя в любые чертоги предвестником Феба.

И, если к дому подходит в своём он всеславном сиянье,
То на пороге встречает великая Матерь-Природа
Старца, пред ним преклоняется в мудрости благоговейной;
Если же старец ей делает знак, то она провожает
Вежливо, хоть собирался он сам подниматься в дорогу.
Двери прямые великого этого Божьего Дома
С дивным изяществом вновь перед старцем седым распахнутся:
В их адамантовой клети увидишь, что было в Начале.

Каждому Веку в ней есть воплощение в разных металлах:
Годы, присущие им, восседают на должных ступенях;
Именем этих металлов Века по сей день величают.
Будь он Древесным, Латунным, Стальным ли, Железным ли, Медным —
Их ты узришь; и Серебряный Век вместе с ними оформлен:
Он сохраняет блестящую прежнюю ясную пробу;
Но коль увидишь ты Век на ступени из чистого злата —
Прочим металлам, в ком нет благородства, уж ты не поддашься.

Душа

Душа — водоворот в сливной дыре,
Что устремился в сторону морей,
Неся с собою сопли, пыль и пот —
И прах столетий, вымытых из-под.
Пройдя горнила бесконечных труб,
Не оставляет в них гниющий труп,
Но, пронизав границы дат и стран,
Вливается в безбрежный Океан.
………………………………………………..
И здесь легко б остановиться тем,
Кто любит власть божественных систем —
Но ветры ввысь молекулы несут,
И ни Покой не светит им, ни Суд —
Но облако и таинство дождя.
И с ним, шурша, играясь и блестя,
К земле частицы прежних душ неслись,
Вплетаясь наравне в нектар и слизь,
В царей, рабов, нарциссы и червей,
В оттенки кожи и изгиб бровей,
В ростки всех трав, в деревья всех пород
И в тот же — но иной — водоворот.
………………………………………………..
Но ни одна грядущая вода
Нам не смогла похвастаться, что ТА.

Где так больно дышать — не правда ли?…

Где так больно дышать — не правда ли? —
Я не знаю страны иной.
…Быдло, дрочащее парадами,
Оргазмировало войной.

Масонская притча о шашлыке, записанная на салфетке после ритуала Самайна

Первый шаг дорогого стоит

Жизнь всегда преподносит притчу к случаю.

*

После ритуала Самайна я спустился во двор и вынес уголь и мангал. Зажигалка, которая мне досталась, давала лишь искру, а жидкости для поджига было мало, так что я порылся по карманам и отыскал там мятый билетик, подпалил его и разжёг угли.

Когда принесли мясо, я нанизал несколько кусков и раскурил трубку. Мои товарищи взялись нанизывать остальные. Вскоре я присоединился к ним, попыхивая между делом табачком в своё удовольствие.

Я не считал, кто из нас нанизал больше — очень может быть, что это был не я.

Говорят, некоторые куски подгорели, а какие-то остались полусырыми.

Уверен, кто-нибудь сделал бы всё это в тысячу раз лучше, чем я, и даже не отвлекаясь на трубку.

*

Но посмотрел бы я на тот шашлык, который получился бы, не разведи я огонь.

P.S. С глубочайшим почтением к тем, кто дал мне уголь и зажигалку, и к тем, кто купил мясо.

Сон перед Работами в гостях у Брата С. и Сестры Т.

Два масона обедают в шикарном ресторане. Первый — преуспевающий бизнесмен, Великого Архитектора Вселенной воспринимает скорее как символ, к религии относится скептически; второй едва сводит концы с концами, но глубоко верующий, набожный человек. Первый щедро угощает второго, старается поддержать его морально, общается с ним совершенно по-братски, без высокомерия, хотя и немного покровительственно. В ходе беседы он спрашивает:

— Брат, если Бог так любит тебя, как ты говоришь, почему он не послал тебе денег для безбедной жизни?

— Брат, — отвечает второй с искренней благодарностью и Богу, и Брату, — он любит меня ещё сильнее: он послал мне тебя. И хочу тебя обрадовать: тебя он тоже любит так сильно, что послал тебе меня, чтобы ты мог в полной мере проявить свои масонские добродетели.

Lucky Hoodoo

На веку семь пятниц — и только один Суббота.
Что напела тебе зима — не твоя забота.
В нейросеть ловил Паук для неё букеты —
Но иные сети нынче расставят геде.
Мне давно пора бы молчать и не верить слову,
Да другого ждут от меня поклоненья лоа:
Как бы в мире ни было пусто, темно и худо —
Суждено прославлять мне духов Счастливым Худу.
Не носить решетом воды и не падать в снег бы,
Если кровным братом тебя величает Легба.
Сколько горьких вёсен годы с листа слизнули —
Но рука рисует веве твоё, Эрзули!

ложи и орды

ложи и орды,
дожи и лорды,
рожи и морды,
кожи и хорды
гожи и го́рды.

*****

На медвяном бреге следы копыт.
Сосен, рвущих небо, чудны столпы.
Лисы рыжей кометой хвостом вильнут.
Ни причины нет вспоминать войну.

Птицы грают, словно полощут рот.
Лес до края полон своих щедрот.
Куст ракиты — золотом, и вдвойне
Ни строки не хочется о войне.

Лес узоры листьями начертал.
Разве искры выстрелов им чета?
Но рука над строчками не вольна:
В каждой точке ныне сквозит война.

AššuR

Его десница велика —
Сияющий опал!
Восславлен будет на века
Ашшурнацирапал!

Не быть в Ассирии войне,
Не разожгут запал:
Надёжный щит своей стране —
Ашшурнацирапал.

Он храм курганами сложил
Отрубленных голов.
Узнают все, кому служил
Великий Зверолов!

Дымят поля, и плоть гниёт,
Где б враг ни отступал.
Родной Ассирии оплот —
Ашшурнацирапал!

Из квартиры выветрен запах тлена…

Из квартиры выветрен запах тлена.
До и После линия рассекла.
Сероглазой птицей моя Селена
Притаилась вновь в глубине стекла.

В коридорах прошлого мрак и затхло:
Ни упасть в траву, ни рубить сплеча.
Мы давно не встречались с тобою, Завтра.
Ставь-ка чайник, милое. Я скучал.

Астрея

Пер. из Ральфа Уолдо Эмерсона

Герольд свой титул объявил
И плащ под ноги расстелил.

Ни губернатор, ни король
Герою не назначит роль;

От прочих всякий защищён
И до зубов вооружён,

Покуда «раб» иль «господин»
Сам не напишет на груди.

Я видел: в городе, в селе
Ходили люди по земле;

Их шею гнул таблички пуд:
«Ищу того, кто справит суд».

Не в ратуши, не ко дворцам,
Не к стряпчим, не к святым отцам —

К дверям друзей, к дверям родни
Спешат скорей на суд они;

И всяк спросить у друга рад:
«Каков я? — подскажи мне, брат!»

И без стеснений может друг
Ему назначить цель и круг;

Не в заплетеньях слов ответ,
Но лучше и понятней нет;

Ведь каждый каждого вблизи
Зеркальный образ отразит.

И каждый встречный на пути
То, что сказал он, подтвердит,

Запишет то, что он признал,
На языке своих зеркал;

От плоти плоть, от нерва нерв, —
И мысль его — грызущий червь.

Но есть умы, чей путь суров,
Любимцы звёзд, небес, ветров,

Что, над страстями воцарясь,
Свой статус не роняли в грязь;

Зевак смущая с давних пор,
Явив пред их пытливый взор

Лишь твёрдость неприступных скал.
Тем, кто их взглядом отыскал,

Они — для пользы, для побед;
Они являют чистый свет;

Их мысли отгоняют шторм;
В их глубине — исток всех форм;

Такой к бесчестью глух и слеп:
Не делит ангел с бесом хлеб.

Он не найдёт уютный грот
Иль дом, сокрыт в который вход,

Но Справедливость каждый день
К нему идёт вздремнуть под сень.

Назад Предыдущие записи