Душа — водоворот в сливной дыре,
Что устремился в сторону морей,
Неся с собою сопли, пыль и пот —
И прах столетий, вымытых из-под.
Пройдя горнила бесконечных труб,
Не оставляет в них гниющий труп,
Но, пронизав границы дат и стран,
Вливается в безбрежный Океан.
………………………………………………..
И здесь легко б остановиться тем,
Кто любит власть божественных систем —
Но ветры ввысь молекулы несут,
И ни Покой не светит им, ни Суд —
Но облако и таинство дождя.
И с ним, шурша, играясь и блестя,
К земле частицы прежних душ неслись,
Вплетаясь наравне в нектар и слизь,
В царей, рабов, нарциссы и червей,
В оттенки кожи и изгиб бровей,
В ростки всех трав, в деревья всех пород
И в тот же — но иной — водоворот.
………………………………………………..
Но ни одна грядущая вода
Нам не смогла похвастаться, что ТА.
После ритуала Самайна я спустился во двор и вынес уголь и мангал. Зажигалка, которая мне досталась, давала лишь искру, а жидкости для поджига было мало, так что я порылся по карманам и отыскал там мятый билетик, подпалил его и разжёг угли.
Когда принесли мясо, я нанизал несколько кусков и раскурил трубку. Мои товарищи взялись нанизывать остальные. Вскоре я присоединился к ним, попыхивая между делом табачком в своё удовольствие.
Я не считал, кто из нас нанизал больше — очень может быть, что это был не я.
Говорят, некоторые куски подгорели, а какие-то остались полусырыми.
Уверен, кто-нибудь сделал бы всё это в тысячу раз лучше, чем я, и даже не отвлекаясь на трубку.
*
Но посмотрел бы я на тот шашлык, который получился бы, не разведи я огонь.
P.S. С глубочайшим почтением к тем, кто дал мне уголь и зажигалку, и к тем, кто купил мясо.
Два масона обедают в шикарном ресторане. Первый — преуспевающий бизнесмен, Великого Архитектора Вселенной воспринимает скорее как символ, к религии относится скептически; второй едва сводит концы с концами, но глубоко верующий, набожный человек. Первый щедро угощает второго, старается поддержать его морально, общается с ним совершенно по-братски, без высокомерия, хотя и немного покровительственно. В ходе беседы он спрашивает:
— Брат, если Бог так любит тебя, как ты говоришь, почему он не послал тебе денег для безбедной жизни?
— Брат, — отвечает второй с искренней благодарностью и Богу, и Брату, — он любит меня ещё сильнее: он послал мне тебя. И хочу тебя обрадовать: тебя он тоже любит так сильно, что послал тебе меня, чтобы ты мог в полной мере проявить свои масонские добродетели.
Люди знающие, знающие,
Пусть встанут и расскажут о смерти.
Пусть приходят знающие, знающие люди!
Пусть думают над этими объяснениями,
Пусть раскроют Тайну Смерти.
Это Тайна, что убивает меня сейчас.
Однажды Он создал мои руки, голову, ноги и тело,
Сказав: «О бедный сын человеческий, встань и живи!»
Эта Тайна сошла сверху, она сотворила мою судьбу.
Я поселился в Океане Истины;
Я оставался там девять месяцев.
По поручению с Небес, по повелению,
Был удалён я из этого Океана.
О Господь, Ты сделал нас счастливыми и процветающими.
О Господь, Ты нас благословил:
Пред днём нашей смерти,
О Господь, нам больше не нужно терпеть.
Ты дал нам золото и имущество,
Нам достаточно получать и отдавать до самой смерти.
Так давай, о бедняга,
Исследуй пути Истины —
И запутаешься пред своим именем и воспоминаниями.
Меня увели из большого дома.
Повели меня в сторону кладбища,
Меня положили в землю гробницы,
И кто-то плакал по этому юноше,
Исчезнувшему с лика земли.
Когда они роют могилу,
С востока на запад
Нет никого, кто не пил бы этого вина.
Они запечатали гробницу грязью,
Они торопливо засыпали меня землёю,
Поставили два надгробия со словами: «Свершилось».
Пожалуйста, возвысьте голос,
Помолитесь за меня погребальными молитвами,
Произнесите надо мною имена Господа и Мелек Тауса.
Два существа подошли ко мне, наделав много шума —
Один глухой, другой немой.
Они вопрошают о жизни моей и временах моих.
Боюсь глухого:
У него булава о семи десятках шипов,
Он приходит ко мне трижды в день.
Боюсь немого:
У него булава, и семьдесят слуг с ним.
Он тот, кто стал испытателем моей души.
Эти двое пришли ко мне и задают мне вопросы.
Их орудия — размером с Престол.
«О бедный сын человеческий, что ты за человек, каков ты?
О сын человеческий, мы не злы.
Мы — верные слуги Всемогущего.
Мы не мучаем людей, творящих добро».
Эти двое подошли ко мне с огромными, как чаши, глазами.
Пальцы их подобны воловьим рогам,
Ногти их похожи на косы.
Я сказал им: «Сотни раз счастлива душа без греха, без порока, без ошибки».
Когда они явились и подошли,
Они произнесли речь.
Они были весьма сведущи,
И знание их было решающим!
Двое суровых привели меня к подножию моста Сират,
Это было место, где ходатайствует Господь.
Ходатайство сие таково:
С одной стороны моста Сират — Рай,
С другой — Тьма,
С третьей — Ад.
Друзья и Брат по Загробной Жизни,
Помогите своему грешному Брату!
Слава святому, почтенному Гуру, подобному Камню Желаний,
Господу слава с павлиньим пером, Чьи стопы исполняют надежды.
Словно Богиня, Чьё счастье — в сияние ногтей на стопах этих нежных,
Новую прелесть находит Джаяшри в спонтанных супружеских ласках.
Он — совершенный объект созерцаний, Которому юность присуща.
Он неподвижен в блаженстве от флейтовых звуков, чарующих гопи,
С коих готовы сорваться одежды, когда б они в них не вцепились.
Он наделяет любовью всех преданных, ибо Он щедрый из щедрых.
Мы темноликому Господу служим, Который на бреге Ямуны
Ищет лукавого взгляда Возлюбленной средь озорных Её спутниц,
Дабы сразить Её стрелами взглядов любовных, танцующих страстно.
Он поливает Царицу любовью и делает сладость доступной.
Пусть этот свет озаряет сердца наши обликом юного Бога!
В кудрях павлинье перо, в лике сладость, нектар в переливчивых песнях.
Господу служат пасту́шки, чьи груди цветочным бутонам подобны.
Он поражает любовью к Единственной средь их бессчётного сонма.
Пусть этот свет, необъятный и лотосоликий, с улыбкою сладкой,
С лотосом глаз, с нежным локоном, с дивным пером молодого павлина,
Сердце моё озаряет навек, что желает владеть вожделенным,
Жгущим, как яд, и связующим сердце заветными узами рабства.
Пусть же лицо Его — лотос, наполненный мёдом звучания флейты,
С нежностью юных ланит, что подобны сапфирным зерцалам, со взором
Полуприкрытых очей лучезарных, подобных цветочным бутонам, —
В озере чистом ума моего расцветает от века до века.
Пусть хоть крупица прекрасного Господа, Что восхвалений превыше,
Луноподобного ликом изящного Юноши в сладком тумане
Звуков божественной флейты, услады извечной для всякого уха,
Речи мои наполняет, в слова проливаясь сладчайшим нектаром!
Слава живительной силе речей моих — Господу с лотосным ликом
(Коего кудри украшены лучшими перьями гордых павлинов),
Томным от вечно взрастающих в ласковом сердце любовных волнений
И подведённым искусно сурьмою пастушек в лесах Вриндавана.
Сердце моё — вместе с Господом, Что утоляет желания гопи;
Что возбуждает умы их звучанием флейты в прекрасных ладонях;
Коего стопы нежнее цветов, а уста двум бутонам подобны;
Коего руки умаслили мазью с грудей полногрудые гопи.
Мы принимаем прибежище у всемогущего Господа Кришны,
Что посреди Вриндавана, в заветном лесу полноводной Ямуны,
Вечно омыт колдовскими потоками взглядов прекраснейших гопи —
Взглядов, родящих желанья любовные в юношей сердце и чреслах.
Пусть же войдёт в моё сердце ярчайший источник небесного света —
Отрок, Что ведает сердце прекрасных, чарующих дев Вриндавана,
Отрок, Чьих трепет очей беспокойных, являющих непостоянство,
Вмиг выдаёт и взаимность в желанье пойти на любовную жертву!
Пусть же у лотосных Кришны ступней будет в вечном блаженстве сознанье,
Кои являются домом богинь процветанья в мирах и вселенных,
Кои, прекраснее множества лотосов, дарят бесстрашие верным
(Гопи подобным, что ночью отправились в лес на служение Кришне).
Пусть же сей Юноша, жизней Господь, затопляет сердца наши взором,
Что озаряет любовью к Шри Радхе, являясь дворцом изобилья;
Что с каждым часом прекраснее; Что каждый миг наполняется страстью,
В очарованье становится всё привлекательней с каждым мгновеньем.
Пусть сей блаженства поток луноликий, украшенный мягкой улыбкой,
Юноше телом подобный, дарящий прохладу и в ярких одеждах,
Что истекает волнами любовного зелья из недр океана,
Ум затопляет мой вечно, его окуная в блаженную сладость.
Пусть же сей свет, все миры озаряющий, радостью сердце наполнит —
Стоп Его лотосных прикосновеньем смягчённое преданных сердце,
Чистыми чувствами ясного лика прекрасного Господа Кришны
И мелодичными звуками флейты, текущими в уши Шри Радхи.
Я преклоняю колена к стопам сладкозвукого Господа Кришны,
Чьи из бесценных металлов ножные браслеты звенят мелодично,
Стоп отпечатки на глине прибрежной, полны удивительных знаков,
Светом небесных огней освещают дорожки в лесах Вриндавана.
Пусть же чарующий звон драгоценных браслетов Любовника Радхи,
Что затмевает любовные песни красавиц-лебёдок Ямуны,
В заводях, лотосами расцветающих, прячущих гибкие станы,
В сердце моём зазвучит благозвучной, чарующей песнею Кришны.
Пусть же подобные Солнцу восходному очи, отзывчиво-нежны;
Пусть же мурашки от полных грудей совершенной Богини Удачи;
Пусть звуки флейты, что разум пленяют; нектарные, сладкие губы, —
Пусть они все покоряют мой ум, опьяняя его ликованьем.
Пусть состояние Кришны, что нынче как Отрок, Чей облик прекрасен,
Что с каждым часом на флейте играет всё лучше и слаще, чем прежде,
Что лобызает, прикрыв свои очи, лицо разомлевшее Радхи, —
Пусть же Его состояние это в моём проявляется сердце.
Он и Она поднимаются с ложа любовного в звоне браслетов.
Волосы их расплелись от истомы, павлиновы перья опали.
Кришна хватает златые одежды, пытаясь отнять у Любимой,
Та же их тянет к Себе. Пусть же эта картина не гаснет пред взором!
Господа видим мы, Что, притворяясь уснувшим, очей не разъемлет,
Слушая шёпоты дев Вриндавана — усладу для мыслей и слуха.
Чуть улыбнётся, не в силах сдержаться: уста наполняет улыбка,
Волны мурашек по телу вздымает любовная Господа сила.
Будем и дальше мы с Господом Кришной, в Чьём сердце останется вечно
Грудь юной Девушки, что украшают узоры побегов и листьев.
Или, возможно, отправимся в лес за цветами. Никто не достоин
Наших молитв, кроме Той, Чьи движенья пленили Хранителя Враджи.
О, суждено ли увидеть мне вновь вечно юного Господа Кришну,
Князя средь тех, чьи исполнены образы сладкой, чарующей негой,
Что извлекает нектару подобные звуки из мраморной флейты,
Щедро насыщенные многозвучием нежных любовных мелодий?
О, освежит ли прохладою наши уста, и ладони, и очи
Юноша этот с пером молодого красавца-павлина в короне
Любящим ликом Своим, что подобен луне, озаряющей чащу?
Скоро ль увижу Его, Чья улыбка струится потоками мёда?
О Луноликий! О Кришна! Прошу, охлади мои очи скорее,
Бросив на них свой окрашенный милостью взор, наделённый блаженством,
Что наполняет живительной силой бессчётные сонмы вселенных
И изумляет бессмертных и смертных своей неземной красотою!
Зодческая 34° A.·.P.·.R.·.M.·.M.·.
Д.Т. «Феникс и Ахерон» на Востоке г. Калининграда
Уппхав
1 Братья, брагу асов[2]
2 Брать не бойтесь, пойте!
3 Мысли мыса копий[3]
4 Мы стреножить сможем.
5 Слушай сладость речи,
6 Следуй зову крови:
7 Корабельщик карлов[4] —
8 Кормчий я и кравчий.
Стевьябалк
Стев: Гюльви[5], прославленный корм воронья[6],
Рядом с тобою и я!
9 Узел павших[7] — узы
10 У знамён союзных:
11 В трелях дома ветра[8]
12 Витражами знамя.
13 Кровлей мира[9] — крона
14 Краше винной чаши,
15 К рунам скачет в круге
16 Крепкий стражник брани[10].
17 Белый коршун крови[11]
18 Криком будит чудищ:
19 Будет город Тора[12]
20 Горд кровавой жатвой[13]!
21 Смерить влагу смерти[14]
22 Смеет недруг змея[15]:
23 Верно, злу не время
24 Бремя цвергов[16] свергнуть[17]!
Стев: Гюльви, прославленный корм воронья,
Рядом с тобою и я!
25 Платьем — плоть Имира[18].
26 Плети ратей[19] пляшут.
27 Псы деревьев[20] дремлют
28 В древних землях килей[21],
29 От корней до кроны
30 Кормят смелых белок[22].
31 Рад изгибам радуг[23]
32 Род игривой ивы[24].
33 Зреет время жатвы[25].
34 Рей, пора буранов[26]!
35 Постели по свету
36 Пасть Эгира[27] шире!
37 За рекою зорки
38 Зори в море зверя[28],
39 Мудро зрят на Мидгард[29]
40 Мира посредине.
Стев: Гюльви, прославленный корм воронья,
Рядом с тобою и я!
41 От корней до горних
42 Кормит древо чрево
43 Бесконечной бездны —
44 Бестий поднебесья.
45 Фьёрды сыну Фьёргюн[30]
46 Вьёт там дочерь ночи[31],
47 Где, как семя смерти,
48 Змей объемлет землю[32].
49 Гложет гладный аспид[33]
50 Глубоко и глупо
51 Слишком сладкий корень
52 Силы Иггдрасиля[34].
53 Где вы, девы битвы[35]? —
54 Девять стран[36] в огне ведь!
55 В сердце всем узревшим —
56 Всеотца[37] на Царство.
Стев: Гюльви, прославленный корм воронья,
Рядом с тобою и я!
Слэм
57 Вот и спета ода.
58 Отдых нужен мужу,
59 Что слагает славно
60 Сложных строк уроки.
61 Слову сердца следуй:
62 Слаще настоящий
63 Жерлу мёда[38] жертвуй
64 Жар прибоя[39], воин!
Комментарии
[1] Драпа — основная форма написания хвалебных песней в скальдической поэзии, а также высшая, торжественная форма хвалебной песни. В щитовой драпе даётся описание изображений на щите, полученном скальдом в дар от прославляемого покровителя (в данном случае под таковым подразумевается Табель градуса).
Драпа состоит из трёх частей: 1) введение уппхав (upphaf), в котором скальд просит выслушать его; 2) средняя часть стевьябалк (stefjabálkr), в которой перечисляются подвиги восхваляемого; 3) заключительная часть слэм (slæmr), в которой скальд обычно просит вознаградить его за сложенную им драпу. Средняя часть обычно самая пространная, и именно в ней присутствует отличающий драпу от других произведений жанра стев — дополнительное предложение, делящее основную часть драпы на фрагменты. Стевы распределяются внутри основной части драпы равномерно, но их количество не предусмотрено каноном и зависит только от желания автора. Стев может быть совершенно не связан с содержанием драпы, и его форма также не ограничена каким-либо строгим каноном.
Драпы обычно пишутся в трёхтактном стихотворном размере дротткветт, наиболее детально разработанном в скальдической поэзии. Строфа дротткветта состоит из восьми строк. В каждой строке должно быть шесть слогов, три из которых несут метрическое ударение, и две-три аллитерации. Ударные слоги одновременно несут и словесное ударение. В нечётных строках используются неполные внутренние рифмы и так называемый скотхендинг (skothending), когда рифма получается одинаковым набором согласных с различными гласными, не обязательно в начале слова. Чётные строки обязательно начинаются с ударного аллитирирующего слога. В них используются полные внутренние рифмы и так называемый адальхендинг (aðalhending) — рифмовка схожих слогов, не обязательно в конце слова. По возможности, эти приёмы использовались и в данной Зодческой работе.
[7] Узел павших — дословный перевод слова валькнут (символ, состоящий из трёх соединённых друг с другом треугольников; является знаком Одина и считается ключом ко всем девяти мирам, который обладает огромной силой).
[8] Дом ветра (дом ветров) — традиционный кеннинг неба.
[9] Кровля мира (шатёр мира) — традиционный кеннинг неба.
[11] Коршун крови — традиционный кеннинг ворона. В данном случае белый коршун крови — это ётун Хрёсвельг, который в обличье орла сидит на верхушке Иггдрасиля.
[12] Город Тора — авторский кеннинг Асгарда. Тор — один из асов, бог грома и молний, защищающий богов и людей от великанов и чудовищ.
[13] Кровавая жатва — привычное обозначение погибших в битве в любой культуре, но можно воспринимать и как модификацию кеннинга жатва крови.
[14] Влага смерти (роса смерти) — традиционный кеннинг крови.
[16] Бремя цвергов (бремя карликов) — традиционный кеннинг неба. Цверги — карлики из западноевропейского, в первую очередь германо-скандинавского фольклора.
[17] Время бремя цвергов (небо) свергнуть — отсылка к Рагнарёку — гибели богов и всего мира, следующей за последней битвой между богами и хтоническими чудовищами.
[18] Плоть Имира — традиционный кеннинг земли. Имир — в германо-скандинавской мифологии первое живое существо, инеистый великан, из которого был создан мир. Из его плоти была сотворена суша.
[19] Плеть рати — авторский кеннинг меча.
[20] Пёс деревьев — традиционный кеннинг ветра.
[21] Земля килей (земля киля) — традиционный кеннинг моря.
[22] Белка — отсылка к белке Рататоск, служащей посредником, связующим звеном между «верхом» и «низом». Бегает по Иггдрасилю как посланец между змеем Нидхёггом и ётуном Хрёсвельгом.
[23] Радуга — отсылка к радужному мосту Биврёст, соединяющему Асгард с другими мирами.
[24] Род ивы — авторский кеннинг людей (Эмбла, т. е. Ива — первая женщина, сотворённая богами; тогда как Аск, т. е. Ясень — первый сотворённый ими мужчина).
[25] Время жатвы (время урожая) — традиционный кеннинг лета.
[26] Пора буранов — традиционный кеннинг зимы.
[27] Пасть Эгира — традиционный кеннинг моря. Эгир — ётун мирового моря. В поэзии является описанием или олицетворением спокойного моря.
[28] Море зверя (море зверей) — традиционный кеннинг земли.
[29] Мидгард — «срединная земля»; мир, населённый людьми.
[30] Сын Фьёргюн — традиционный кеннинг Тора. Фьёргюн (Ёрд) — олицетворение земли и мать Тора.
[32] Змей — отсылка к Нидхёггу — дракону, лежащему в колодце Хвергельмир и грызущему один из корней Иггдрасиля, а также к Ёрмунганду — морскому змею, сыну Локи и великанши Ангрбоды, который вырос таким огромным, что опоясал всю землю и вцепился в свой собственный хвост.
[33] Гладный аспид — авторский кеннинг Нидхёгга.
[34] Иггдрасиль — Древо Жизни в германо-скандинавской мифологии, исполинский ясень, в виде которого скандинавы представляли себе вселенную. Словосочетание сила Иггдрасиля может не только иметь буквальный смысл, но и являться кеннингом с неустановленным значением.
[35] Дева битвы — традиционный кеннинг валькирии.
[36] Девять стран — имеются в виду девять миров скандинавской космологии: Асгард, Ванахейм, Альвхейм, Муспельхейм, Мидгард, Свартальфахейм, Ётунхейм, Нифльхейм и Хельхейм.
Их даже не пытались спрятать: обе медали висели на крючках в прихожей среди верхней одежды. На стальных цепочках, биметаллические, одна — серебро в золотом кольце, другая — золото в серебряном: фоточки на Авито и близко не передавали их настоящую красоту. Я провела пальцами по рельефной поверхности и прочла древние руны, прекрасно сохранившиеся за 200 поколений с момента чеканки, хотя вряд ли кто-то кроме нас мог ещё понять их значение. На секунду меня накрыло искушение забрать их прямо сейчас, но я сочла это неспортивным. Прислушавшись к дыханию спящих, я ещё раз погладила медали — мечта коллекционера, — и неслышно покинула номер.
Мы ждали их к вечеру. В 19-45 я поставила чайник, а их шаги по лестнице услышала в две минуты девятого. Когда они позвонили, я открыла дверь и пригласила их на кухню.
— Они с собой? — перешла я к делу, разлив чай.
Один из верзил кивнул и достал ту, что в золотом кольце.
— Вторая?
— Деньги? — в тон мне спросил он: похоже, хрущёвская двушка не внушала доверия в плане моей платёжеспособности.
Я кивнула за их спины (мизансцена была тщательно просчитана мною чуть раньше). Они вывернули шеи и тут же вскочили, увидев моего угрюмого братца, стоящего в коридоре со взведённым арбалетом. Я приложила палец к губам и прищёлкнула язычком. Поняв, что обойдётся без глупостей, я прильнула всем телом к тому, что поближе, и нежно промурлыкала:
— Вы не сообщите в полицию, потому что они краденые. И даже не думай дёргаться и шуметь, у братика хорошая реакция, у меня много сюрпризов, а маму тебе лучше не будить.
Когда они переварили услышанное, я прошептала, чуть привстав на цыпочки:
— Вторая у вас?
Он мотнул головой.
— Мы отпустим вас, — продолжила я, прижимаясь к нему ещё крепче. — Обоих. Вы спуститесь в машину, возьмёте её и принесёте сюда. — Я даже не пыталась сделать вид, что не знаю, где она. — А если вы не вернётесь, — я вложила в голос всё сладострастие, на какое была способна, и почувствовала, как намокаю от возбуждения, — я причиню вам — такие — страдания, о которых вы — даже в книжках — не читали.
Я вытянулась на цыпочках, сколько могла, пощекотала языком мочку его уха, резко отстранилась и спросила совершенно другим тоном:
— Вы же умеете читать?
— Ты не понимаешь, во что ввязалась, сучка, — опомнился он, наконец. — Ты хоть знаешь, сколько они стоят на самом деле?
— Вы и близко себе этого не представляете, — улыбнулась я.
Эрик красноречиво мотнул головой в сторону двери и посторонился, не сводя с них прицел. В сердцах отпихнув упавший стул, они затопали к выходу, а когда я закрыла дверь, мы услышали их торопливые шаги по лестнице.
— Зачем ты отпустила обоих? — спросил Эрик (спасибо, братик, что не стал препираться на людях). — Теперь ищи её снова…
— Мне скууууучно, — противно протянула я, скорчив рожу, и он обречённо вздохнул.
Я засекла 20 минут — за это время даже самые тупые и нерасторопные успеют завести машину и убраться отсюда подальше. Потом аккуратно прокралась в комнату, стараясь не разбудить спящую мать, и достала из кладовки тяжёлые ножны.
«Давно же ты спал», — подумала я, накидывая портупею поверх битловки и открывая окно.
Вечерний город был прекрасен даже с пятого этажа — пока виды не перегородили убогие новостройки. Я сбросила зримый облик и взмыла вверх, чтобы в полной мере насладиться перспективой. Я не была уверена на все сто, что после такого перерыва в практике легко найду след, но даже 200 поколений с падения Имррира не заглушат кровь чародеев Мелнибонэ. Расфокусировав зрение на высоте птичьего полёта, я разглядела слабое свечение семейной реликвии в астральном спектре: эти двое не были полными идиотами и уже добрались до Окружной.
— Как же ты голоден! — сочувственно прошептала я, извлекая из ножен чёрное лезвие, испещрённое едва светящимися рунами.
Чёрный Меч причмокнул в предвкушении пищи, и я пошла на снижение.
Молчите, Братья!
Не прервётся нить,
Что Сулейман доверил сохранить.
Молчите, Братья!
Кто не промолчит —
Не передаст заветные ключи.
Молчите, Братья,
Дабы не навлечь
Проклятья черни
и тирана меч.
Молчите, Братья!
Кто продолжит труд,
Когда вас измолотят и сотрут?
Молчите, Братья!
Сто причин смолчать,
Когда топор в деснице палача —
И нет Того, чей Суд,
суров и скор,
Остановил в его руках топор.
Куда и мне
судить и осуждать,
коль Света нет,
и неоткуда ждать.
Но через пять,
пятнадцать,
пятьдесят —
Взглянёте ли в глаза,
не пряча взгляд?
RSS
