Нарекли, обрекли быть от всех высоко,
Сколько прозвищ примерил небрежно-легко…
Имена, что обрывки пергамента, в грязь,
Но попытка ни разу уйти не далась.
Таи-эрн – разворот, тихий шелест страниц,
Пыли след, корешок прячет тысячи лиц.
Таи-эрн – птицы всплеск над суровой зарёй,
Птица рвётся наверх, в запах предгрозовой.
Таи-эрн, Таи-эрн – я один полечу.
Я был должен, и зная, что не захочу.
Для чего называли так душу огня?
Я – не он, силы неба не влито в меня.
Ну какой я Крылатый? Это, право, смешно.
Таи-эрн – мотыльком имя бьётся в окно.
Крыльев нрав не поймёте, да угрюмый порог…
Много лун я в полёте, много лун одинок.
Когда выплывают вперёд
лилово-сумеречные настроения,
хочется плакать о сегодняшнем дне
и о чём-то несбывшемся,
не помня, поверишь: придёт
пора для несбыточного воскрешения,
занавес будней догорит в том огне,
там, над лесом родившемся.
Словно не о чем больше петь…
Что за радость в себя смотреть
И вылавливать сны и блики?
Кто о том бы мне рассказал…
Не живёт, не идёт назад
Царство призрачного владыки.
А сражаться ведь вместе нам,
Чаши в пыль, да поможет Тьма!
До чего же горды вы, люди.
Ваша гордость – и ваш творец…
Силой правды – и всех завес –
В Дагорат до конца мы будем.
Я не знаю, зачем привет
Вы доносите столько лет;
Через годы – волну я вижу,
Кровь на золоте алтаря…
Ничего мне не говоря,
Вы глядите – а я вас слышу.
Остров скроется под волной,
Звук прощается с вышиной,
Не продолжится эта сказка.
Но остался, увы, со мной
Аметистовый непокой,
На руках – золотая краска.
I° Я прибыл на Крит с Севера, полагаясь на одну лишь грубую Силу и жаждя Славы. Когда светила Луна, я встретил у Чёрной Колонны Быка и, взнуздав его со всей Строгостью, прибыл на Пелопоннес. Твёрдо ступая по Земле Эллады, я начал Игру в долине Алфея. Но лишь когда я узрел в зеркале своего врага и отпустил обуреваемое бешенством животное, ко мне пришло Понимание, что там, где есть Север, есть и Юг, что Луна сменяется Солнцем и сама сменяет её в свой черёд, что Чёрная Колонна должна быть уравновешена Белой, и что Сила ничто без Мудрости.
II° Я принесла флейту с Юга, где стонали горгоны, и Мудрость моя подарила им Вечность. Я остановилась у Белой Колонны, озарённая Солнцем, и грива Льва привиделась мне в его лучах. В Милости к смертным Прометей подарил им не только Огонь Гефеста, но и искусства, коим я обучала дочерей Пандарея. Благодаря им ты стал пятым в числе величайших философов Эллады, ибо возлюбил дарованную мною Мудрость. Но большего я не смогла тебе дать, ибо всё ещё пребывала в плену двойственности Чёрного и Белого, Луны и Солнца, Силы и Мудрости, Севера и Юга.
III° На Западе, на Кифере, явилась я из пены морской, взбитой поверженным фаллосом Урана, и ветер нёс меня над Водою в Кипрейское Царство. Ах, многих сбивала с пути любовь ко мне, ибо она есть Основание всякого сомнения. Несчастный мастер, ты искусен, как Ангел, но ты некрасив, как бес, и ты скрываешься от меня; но ты, муж мой, ещё и брат мне, и я найду тебя меж инструментами твоего ремесла. Ибо Любовь — не одна лишь страсть, но и Милосердие, и она, подобно Силе и Мудрости, станет третьей лестницей, ведущей к вершине, — лестницей за пределами «да» и «нет».
IV° Каждое утро я встаю на Востоке и поднимаюсь над миром во всей Красе. Я ступаю по Воздуху, и пифия в Дельфах слышит мой голос — но хватит ли ей Знания, чтобы правильно истолковать смысл того, о чём я ей глаголю? В Элладе я Лебедь в Короне звёзд, но, пролетая над Чёрной Землёй, я — Коршун, вонзающийся в глаза, бьющий в лицо и разрывающий плоть всех богов человеческих. Теперь они исторгнуты за пределы Храма и не осквернят меня своим присутствием, ибо они — вне Круга, я же — Внутри.
Волков не было среди тех кэльвар, которые были созданы Йаванной до гибели Иллуина и Ормала. Не было их и среди лиходейских — как говорят о них люди и эльфы — тварей, созданных Мелькором. Но, когда Мелькор нанёс свой удар другим валар и опрокинул Светильни, когда огонь, хранившийся в них, потёк по земле, сжигая всё на своём пути, когда гигантские пауки во главе с Унголиантой, балроги во главе с Готмогом и другие существа, служившие Мелькору, вышли из Хэлгора и взялись за уничтожение того, что создала Кементари, некоторые из валар решили создать разумные племена, которые могли бы противостоять Детям Мелькора, пока не пришли в мир Дети Илуватара. Первым из таких валар был Ауле-Кузнец. Из камня высек он Праотцов и Праматерей гномьего народа. Сколько было их, сейчас вряд ли кто-то может сказать, но в преданиях Средиземья помнят лишь семерых, хотя иногда упоминают и гномов из других колен. Но слишком много взял Ауле из того образа Детей Илуватара, что показал валар в видении Эру, так что Илуватар не позволил ему выпустить гномов в мир до прихода эльфов и велел усыпить их до тех пор, пока не пробудятся Перворождённые Илуватара. Вторым был Ульмо, который создал Арвингов — полулюдей-полурыб, — и населил ими воды, подвластные ему. Но не смог он привить им хоть немного воинственности, столь необходимой для того, чтобы защитить Эндор от Тёмного Властелина: Арвинги стали весёлым и беззаботным племенем, сторонившимся всех других племён и не принимавшим участие в войнах. Предания Двуногих почти молчат о них, ибо судьбы Детей Ульмо редко соприкасались с судьбами других народов, но известно, что Золотинка из племени Арвингов однажды стала супругой Тома Бомбадила.
Третьей же была Йаванна. Она думала не только о том, что Дети должны будут противостоять силам Мятежного Вала, но и о том, что Двуногие, когда придут, тоже возьмутся за уничтожение её творений ради удовлетворения своих нужд. Взяла она две чаши из созданных Ауле — золотую и серебряную — и зачерпнула ими огонь Светилен, ещё текущий по Средиземью: золотой — огонь Ормала, а серебряной — огонь Иллуина; и в этот миг погас огонь в Средиземье, и Арда погрузилась бы во тьму, если бы не звёзды Варды и не чаши Йаванны. И нарвала Кементари дубовых листьев, и бросила их в золотую чашу. В серебряную же положила она прядь своих волос. И в час, когда Тулкас загнал Мелькора в Хэлгор, явились из золотой чаши энты — Старшие Дети Йаванны. Но в серебряной чаше ничего не происходило, и огонь, хранившийся там, стал меркнуть. Уже не надеясь, что Младшие Дети появятся на свет, Йаванна взяла с собой Праотцов и Праматерей энтов и с ними пришла к Манвэ, чтобы тот благословил их. И сказал Манвэ:
— О Кементари, именем Илуватара благословляю я эти создания, которые отныне будут Пастырями Древ, ибо Песней твоей был предсказан приход их. Пусть отныне бродят они по лесам Эндора и хранят лесных ольвар от лиходейских тварей Мелькора и от тех из Детей Илуватара, которые вторгнутся в их владения против воли Пастырей. Но разве забыла ты, Кементари, что думы твои не всегда пелись одни? Разве не встречались твои думы с моими и не обретали крыльев, подобно птицам, парящим в облаках? И потому кэльвар, созданные тобою, уже не останутся без Хранителей: прежде, чем пробудятся Дети Илуватара, в мир придут Орлы Западных Владык.
Возрадовалась тогда Йаванна и, подняв руки к небесам, воскликнула:
— Высоко поднимутся деревья Кементари, чтобы Орлы могли поселиться там!
Но Манвэ ответил ей: «Нет, лишь деревья Ауле будут достаточно высоки. В горах станут гнездиться Орлы и внимать голосам тех, кто взывает к нам. Но в лесах будут бродить Пастыри Древ».
Когда же вернулась Йаванна к тому месту, где оставила она свои чаши, то взгляду её предстала весьма странная картина. Два существа, незнакомых ей — то были Гэри, Вожак, и Фреки, Хозяйка — Праотец и Праматерь Вольного Народа, — стояли, ощерившись, возле чаш, а земля перед ними была усеяна трупами гигантских пауков, посланных Мелькором, чтобы отнять последний огонь Иллуина и Ормала. Некоторые из пауков были ещё живы, но Гэри и Фреки убили их на глазах у Йаванны. Тут поняла Кементари, что это — Младшие её Дети. Взяла она их с собой и вновь пошла к Манвэ, чтобы тот благословил их. Когда пришли они к нему, Владыка был в окружении своих Торонов — Орлов. А когда Йаванна высказала ему свою просьбу благословить Драугов и сделать их Хранителями кэльвар, то Манвэ ответил ей:
— Чудны твои создания, Кементари, и великая мощь сокрыта в них, побеждающих пауков Унголианты — а ведь им и дня нет от роду! Но поздно явилась ты ко мне, да и никому из валар не должно иметь два племени Детей, как будто у Илуватара. У тебя есть Дети — Пастыри Древ, и у меня есть Дети — Орлы, и у Ульмо, и у Ауле есть Дети — Арвинги и Наугрим. А посему дай мне этих кэльвар — я усыплю их, и пусть спят они до тех пор, пока не пробудятся Эльдар и Хильдор.
Тогда поняли Гэри и Фреки, что валар отказываются от их помощи. Повернулись они и побежали от Манвэ, ибо, как и всем разумным существам Арды, была дана им свобода воли. А тот послал за ними Торонов, чтобы они задержали двух Драугов. Но волки убили двух из Орлов, пущенных за ними, и ушли в леса, где не могли их поймать Орлы Западных Владык — да и кто может догнать кого-нибудь из Вольного Народа в Вольном Лесу?! Так Тороны поспособствовали тому, чтобы Драуги сделались союзниками Мелькора, а позднее и его преемников — Гэртсаурона и Эарнила, — и с тех пор длится вражда между двумя великими народами — орлами и волками.
От Гэри и Фреки берут своё начало все племена Драугов — Варги и Эминтиры, Нгауры и Балагвайты, Драугамарты и Тинды, Ранадрауги и Мордрауги, Аннанги и Талионы, и ещё многие другие — которые были, которые есть и которые будут. И Псы — тоже потомки Гэри и Фреки, пленённых в первых битвах за Белерианд и извращённых Владыками Запада.
Потеряв своих Младших Детей, Йаванна взяла с собой чаши, в которых было ещё немного огня, и вместе с другими валар полетела в Аман. Когда был создан в Амане Валинор, Йаванна благословила курган Эзеллохар, что был у ворот валар, и, плеснув на его вершину огня из золотой и из серебряной чаши, запела Песнь Веления и стала ждать. Вскоре на вершине кургана пробилось два ростка: там, где был налит огонь Иллуина, вырос Телперион, а там, где огонь Ормала — Лаурелин. Потому-то и испытывали всегда тёплые чувства Волки к Древам, к Светилам — Солнцу и особенно Луне — и к Сильмариллам, — ибо все они берут начало от одного Огня.
Тем временем Гэри и Фреки, а с ними и дети их, которые уже успели появиться на свет и окрепнуть, бродили по лесам Эндора, принося ужас и творениям Йаванны, создательницы своей, и тварям Мелькора, и не зная, кто из них на чьей стороне. Но Йаванна часто являлась им во снах, и они чтили её; и всегда Волки чтили Кементари, вне зависимости от того, на чьей стороне были. Но вот пришла первая Стая к воротам Хэлгора, и никто из слуг Мелькора не посмел встать у них на пути, ибо не видели ещё таких существ, но от единственного уцелевшего после боя за чаши паука слышали о них. Беспрепятственно дошли они до трона Мелькора, но когда балроги попытались схватить или убить их, Мятежный Вала жестом остановил их.
— Я знаю о вас, Вольный Народ, — молвил Мелькор. — Знаю и о том, что вы убили моих слуг, посланных за огнём Светилен, и о том, что Манвэ, восседающий ныне на горе Таниквэтиль, предал вас и хотел убить. Знаю, что вы гуляли, вольные, в моих землях и убивали моих слуг и Орлов Манвэ, без разбору. Что же ты скажешь теперь мне, Гэри, отец Драугов?
Величественна и горда была речь Гэри, ибо Йаванна, хоть и улетела на Запад, не оставила Младших своих Детей и учила их многому, приходя во снах и в виде духа.
— Мелькор, Восставший Вала! — произнёс Первый Волк. — Рождены мы были, чтобы служить и охранять, но теперь поняли, что владыка может предать слугу, и слуга может предать владыку. А потому иной путь избран ныне нами. Вольным Народом ходим мы по свету, и нет для нас границ. Ты говорил, что на твоей земле убивали мы твоих слуг. Но нет: в Вольных Лесах охотились волки и спасали свои шкуры от напавших на них. Не было разницы нам, кто кому служит: орёл и паук равно становились нашими жертвами; но орлы более ненавистны нам, ибо благодаря паукам получили мы любовь Йаванны, а благодаря орлам — ненависть Манвэ. А потому слушай, Вала Мелькор: как союзники, но не как слуги, будем мы тебе, пока живёшь ты в Чертах Мира; если судьба сулит погибель тебе, то и наследникам твоим будем мы друзьями, но столь далеко я не могу заглянуть и не могу дать слова за столь дальних потомков. Союзниками будут тебе Волки, но священен для нас этот союз: не пойдём против тебя и слуг твоих, даже если и с тобой не пойдём.
— Да будет так, — молвил Мелькор со своего трона, так как понравились ему речи Первого Волка.
Слышала речь эту и Унголианта, Чёрная Паучиха. И возненавидела она Драугов, убивающих её детей и не желающих служить никому.
— Черносердый! — обратилась она к восседавшему на троне Мелькору. — Непокорны и странны эти создания. Убей их, убивавших моих детей, или я сама уйду от тебя, ибо не желаю видеть их своими друзьями.
— Что ж, убей их, если можешь, — ответил ей Мелькор, и смеялся в сердце своём.
Тогда бросилась Унголианта на волков, щёлкая челюстями, с которых капал яд, но Гэри и Фреки, и шесть сыновей их, схватили её за ноги и растянули на полу перед троном Тёмного Властелина.
— Довольно! — молвил Мелькор, и Паучиха была отпущена. Хромая, покинула она Хэлгор и бежала на юго-запад, пока не достигла Аватара. И многие из пауков её, не желая более служить Мелькору, разбежались по всему Средиземью и спрятались в самых тёмных и мрачных местах.
Волки же жили и множились в Средиземье. Мудрейших из них стал обучать Мелькор Магии — но Магия их чужда Магии Двуногих, и они стали называться Нгаурами за протяжные песнопения — нгаэ. Позднее их прозвали волколаками и оборотнями, ибо научились они принимать облик Детей Эру; но потом Нгаурами звали лишь то племя, что вело свой род с Тол Сириона. Немногие из жителей Арды познали таинство превращения: лишь Айнур и Нгауры достигли совершенства в этом! И хотя ненавидел Мелькор других валар, но позволял Нгаурам, которые были жрецами Йаванны, поклоняться Земной Королеве, и те пели ей гимны, поднимая головы к западным звёздам.
*
Из Майар Мелькора более всего сдружился с волками тот, кто в преданиях двуногих известен как Гортхауэр и Саурон, и кого волки называют Гэртсаурон, что значит Лесной Вожак. Много времени проводил он среди Нгауров, и многому они научились от него. Но вот пришло то время, которого — с разными чувствами — ждали все обитатели Арды: у залива Куйвиэнэн пробудились Перворождённые Илуватара. Так случилось, что первыми из разумных существ, кто увидел их, были Волки. А так как перед пробуждением их Варда из росы Телпериона создала множество новых звёзд, так как в волках жило то же пламя, что и в Серебряном Древе, так как к звёздам были обращены первые восхищённые взоры Эльдар, так как были чудны и прекрасны собой, — то приглянулись они Драугам, и полюбили Волки Звёздный Народ. Но они помнили, что Мелькор их рассказал о пробуждении Перворождённых, и не пошли против чести, и долг свой выполнили. Узнав о том, что Дети врага его пришли в мир, и что понравились они Вольному Народу, так сказал он вожакам волчьим:
— Так ли хороши Дети Эру, как говорите вы мне? Быть может, Илуватар потрудился на славу и сделал Эльдар прекрасными и могущественными. Но вот подружитесь вы с ними — а они предадут вас слугам Манвэ, ибо чувствую я в них дух, родственный валар Запада. Небо, а не земля — стихия их, и Торонов, а не Драугов, будут считать они братьями своими. Но я вижу вашу любовь к ним — и как же мне пойти против желания друзей своих, если и с моими замыслами схожи они? Новое задание даю я вам, храбрые дети Гэри; поймайте, сколько сможете, Перворождённых Илуватара и доставьте их в крепость мою, чтобы они стали слугами моими и друзьями вашими в играх ваших.
Послушали Мелькора Драуги, и многие из них пошли к Водам Пробуждения, и Гэртсаурон на чёрном коне был с ними; и разбили они там лагерь. Чарами своими заманивали Нгауры эльфов-авари в лагерь, а Гэртсаурон усыплял их, чтобы так доставить в Хэлгор. Когда же появился на берегу залива Оромэ, Гэртсаурон, волки и пленённые ими эльфы покинули эти края и перебрались в крепость Мелькора. Там Тёмный Властелин разбудил Эльдар и взялся за их воспитание, ибо не были они ещё под властью Западных Владык. От этих эльфов происходит народ урхов, или орков. Чтобы устрашить врагов своих, Мелькор дал им жуткий облик и свирепый нрав. Но с волками дружили орки. Некоторые даже позволяли ездить им у себя на спинах, но другие не понимали своих собратьев, столь странно выражавших свою любовь к Тёмному Племени, потому тех, кто возил орков на себе, стали звать Варгами, что значит Изгнанники. От Варгов происходят и Аданамелы, что дружат с хазгами. И поныне Варги и Аданамелы говорят на Тёмном Наречии; язык же Эминтиров восходит к синдарину, тогда как Высокие Роды — Балагвайты и Драугамарты — говорят на чистом синдарине, хотя они не более родственны меж собой, чем Эминтиры и Варги.
Тем временем валар, желая оградить эльфов от тёмных сил, начали осаду Хэлгора. Долгой и трудной для обеих сторон была эта осада: много волков погибло в битвах за земли Мелькора, и многие были взяты в плен превосходящим воинством валар. Но в конце концов Врата Хэлгора пали, крыши с подземелий были сорваны, и Мелькор укрылся в самом глубоком подземелье. Тогда вперёд вышел Тулкас, как сильнейший из валар, и вызвал Мелькора на единоборство, и, одолев, поверг его ниц. Так Мелькор был взят в плен и связан цепью Ангайнор, которую отковал Ауле. И вновь разделился волчий народ на племена. Варги ушли за Эред Луин и поселились во Мглистых горах южного Эриадора. Предки тол-сирионских Нгауров поселились в лесах и горах близ разрушенного Хэлгора и там продолжали поклоняться Йаванне и Мелькору — валар, столь чуждым друг другу. Небольшая группа волков во главе с Ранатаром отказалась от союза с Мелькором — ибо они считали, что Тёмный Властелин повержен навсегда. Но не встали они и на чью другую сторону в тот раз, ибо странную клятву произнёс Ранатар, и те, кто был с ним, повторили её:
— Повергнута Стихия, с которой связали свой Путь Драуги. Стоит ли более связывать свои судьбы с кем-то? Волосами Йаванны клянёмся отныне бродить по Средиземью — кого из нас куда бы ни занесла судьба, — не думая о Войнах Высших. Огнём Иллуина клянёмся, что не будет отныне над нами вождя — ни из нашего, ни из других племён. Листьями Телпериона клянёмся биться в каждой битве, увиденной нами на нашем Пути — но лишь на стороне тех, кто будет нам симпатичен. Зубами Гэри клянёмся, что лишь смерть или победа может прервать наш бой. Но лапами Фреки клянёмся, что ни один из нас не поднимет лапу и не откроет пасть на другого из давших клятву или из потомков давших клятву — даже буде окажемся мы на разных сторонах битвы.
И, дав эту клятву, волки разошлись в разные стороны и не оглядывались назад, покидая собратьев. И с тех пор их зовут Ранадраугами — Странниками. Восточнее Варгов, ближе к морю Хелкар, поселились волки-Талионы, а те, что ушли на юг — южнее Харада, — стали зваться Анкангами. Имя Драугрим, Вольный Народ, сохранилось за теми, кто жил в лесах и горах на северо-западе Средиземья — от них потом пошло много других великих волчьих племён. Те же, кто был пленён валар и увезён на Запад, в Валинор, были извращены там Западными Владыками и лишены и разума, и дара речи, — так были созданы Псы. Те из Псов, что были рождены в Амане, были бессмертными, как эльфы. Единственный из Псов обладал ещё разумом, ибо был сыном пса Гарма и пленённой Валар волчицы, в честь Праматери названной Фреки, но и ему было дано говорить лишь три раза в жизни. Сперва этот полукровка, известный как Хуан, был вожаком своры псов Оромэ, но тот подарил его Келегорму, предсказав при этом, что ему суждено погибнуть в единоборстве с сильнейшим из волков Белерианда. Ибо судьба Великого Пса была сплетена с судьбой Вольного Народа.
Вскоре после того, как Феанор создал Сильмариллы, наполнив один из них светом Лаурелина, другой — светом Телпериона, а в третьем — смешав свет обоих Древ, Мелькор был выпущен из темницы и бежал из Валинора на северо-запад Средиземья, к развалинам Аст Ахэ, где бродили верные ему Драуги; ибо замыслил он месть и хотел свершить её с помощью Волков. И когда Драугрим собрались, он велел им пойти с ними в Аман и уничтожить Древа Валинора — Золотой Лаурелин и Серебряный Телперион. Но вышел вперёд Тираннон, который был вожаком волков, стерегущих Аст Ахэ, и сказал Тёмному Властелину:
— Всегда делали мы то, о чём ты просил нас, Мелькор — и делали это всеми силами, — но сейчас должны отказать тебе, ибо тот огонь, что породил Древа, породил и нас. Не помешаем мы тебе исполнить задуманное, но наши зубы и наши когти не коснутся благословенного Телпериона. Ибо милее всего нам свет Телпериона, с коим мы в родстве навеки.
Рассердился Мелькор и хотел уже наказать силою своей Драугов, но вспомнил, как храбро бились они при Хэлгоре, и гнев его утих. Хотел он разбудить балрогов, что таились в подземельях, чтобы они помогли ему свершить задуманное, но тут почувствовал, что очень скоро здесь должны появиться Тулкас и Оромэ — злейшие его враги, — и вынужден был удалиться отсюда. А направился он на юго-запад, в край с названием Аватар, где скрывалась после ухода от него Унголианта. Хотя и помнила ещё Паучиха о своём позоре в Хэлгоре, но Мелькору удалось уговорить её пойти на Валмар. Когда же Древа были погублены, Унголианта вновь предала Властелина, возжелав Сильмариллы. Поняв, что он не сможет справиться с нею один, Мелькор испустил ужасающий крик, что отозвался в горах — край тот с тех пор звали Ламмот. Глубоко и далеко был слышен этот крик. Под развалинами Аст Ахэ проснулись, наконец, балроги и, перенесясь через Хитлум, огненным смерчем примчались в Ламмот. А вслед за ними, перенесённые магией Тираннона, на выручку Мелькору устремились и Драуги. Пламенными мечами балроги разбили сети Унголианта, опутавшие Тёмного Властелина, а волки, кусая её за ноги, долго гнали её на восток, через Хитлум, пока не достигли они подножья Эред Горгорот. Тут ей на помощь пришли таящиеся здесь твари её племени, и Драуги были вынуждены отступить на север. Этим подвигом волки Аст Ахэ вновь вернули себе расположение Мелькора, потерянное было после отказа идти на Валинор. Но с тех пор печальнее стал вой волков, ибо слагали они Плачи о Погибших Древах. Сперва к звёздам — росе Телпериона, а затем к Луне — цветку её — обращает взоры Вольный Народ, ибо лишь Луна, да звёзды, да Сильмариллы хранят ещё огонь Иллуина, породивший Гэри и Фреки.
*
Пятьдесят лет прошло с тех пор, и вот, явился к Финроду, что жил тогда на Тол Сирионе, его друг Тургон, сын Финголфина, и вместе они отправились на юг вдоль Сириона, так как устали от северных гор. И вот, за Полусветным Озером, близ вод Великой Реки, их застигла ночь, и они легли на её берегу. Ульмо же, поднявшись по реке, погрузил их в глубокий сон и тяжкие грёзы. Непокой снов остался с ними и после пробуждения, но они ничего не сказали друг другу, ибо воспоминания были смутны, и каждый думал, что Ульмо послал весть ему одному. Но всегда были они в тревоге после этих видений, и они часто бродили одни в нехоженых землях, ища повсюду потаённое место для своих народов, ибо казалось каждому, что ему велено подготовиться к дням лиха и основать твердыни, чтобы Мелькор не смог сокрушить их. И однажды, когда Финрод бродил там один на севере Таур-им-Дуината, на него напал небольшой отряд орков, что забрели сюда после падения Хэлгора и Аст Ахэ. Храбро сражался Финрод, но одному ему было бы несдобровать. На счастье эльфа, волею судьбы оказался в Таур-им-Дуинате волк по имени Карак-Мегиль, Клык-Меч. А был Карак-Мегиль из Союза Ранадраугов, Вольных Драугов Белерианда, а потому, увидев сражение и вспомнив о клятве, встал на сторону того, кто был ему более симпатичен — на сторону Финрода, храбро сражавшегося против превосходящих сил противника. Трёх орков Карак-Мегиль успел убить со спины, ещё до того, как кто-либо понял, что в бой вступила новая сила. Подав же знак приветствия Финроду, Ранадрауг пропел боевой клич — и тотчас половина из оставшихся в живых орков переключилась на волка. Но он ловко выскальзывал из их кольца, то уходя за пределы досягаемости орочьих ятаганов, то прыгая к противникам, сбивая их по очереди на землю лапами и перегрызая им глотки. Говорят, что в тот момент, когда Карак-Мегиль перегрыз горло последнему из своих орков, Финрод снёс голову мечом последнему из своих. Так и началась странная дружба эльфа и волка — ибо Карак-Мегиль был уже стар, а наследников у него не было; и некому более было передать свои знания и умения. Потому и взялся учить Ранадрауг Финрода высокой технике волчьего боя — боя зубами и лапами, — насколько телосложение Двуногих подходит для этого. Но Финрод оказался способным учеником и хорошо освоил эти навыки, изменив, что было возможно, под себя. Когда же почувствовал Странник приближение смерти, он попрощался со своим случайным другом и учеником и пошёл на Восток, к Амон Эребу. Там и отошёл его дух в чертог Мандоса, предназначенный всем Смертным, там и упокоилось его тело — на горе столь же одинокой, как он сам. А Финрод вернулся в свои владения и вскоре основал твердыню Нарготронд, за что получил прозвище Фелагунд, Властитель Пещер. Туда и перебрался Финрод. Остров же Тол Сирион был захвачен волками, которых вёл Гэртсаурон, через два года после Дагор Браголлах. За верность и отвагу, проявленную в этом бою и во множестве других, Гэртсаурон подарил своим Нгаурам под храм Йаванны крепость на этом острове, а сам остров переименовал в Тол-ин-Нгаурхот, Остров Поющих. Но Финроду, построившему крепость на Тол Сирионе и потерявшему её в боях, умереть было суждено в ней же, ибо уже родился Берен, о котором люди до сих пор слагают песни, — сын Барахира, что спас Финрода Фелагунда в Дагор Браголлах.
Впервые сплелись судьбы Берена и Драугов, когда Нгауры Гэртсаурона заманили в ловушку и взяли в плен Горлима Злосчастного, который предал отряд Барахира. Далее, когда Мелькор назначил высокую награду за голову Берена и поручил оркам раздобыть её, орки, наслышанные о подвигах сына Барахира, испугались искать его, и потому за дело вновь взялись Нгауры. Поймать Берена им не удалось, ибо, наслышанный об их приближении, бесстрашный Берен испугался и покинул Дортонион. Когда же Гэртсаурон, наконец, пленил Берена, Финрода и тех людей, что сопровождали их в походе за Сильмариллом, судьба в третий раз столкнула Волков с Береном, ибо Чёрный Майа бросил его отряд в крепость Тол-ин-Нгаурхот. А сделал он это с тремя целями: выведать планы отряда, угостить волчьих жрецов человечиной — лакомым кусочком — и дать возможность им принести жертвы Йаванне. Так Финрод Фелагунд вновь — в последний раз — посетил построенную им крепость на острове, когда-то принадлежавшем ему. Сперва Нгауры убили и съели людей, что были пойманы вместе с Береном, но никто из них перед смертью не сказал о планах отряда. Берена они хотели оставить напоследок, ибо чуяли, что именно в нём заключается тайна их похода, хотя сам Гэртсаурон видел здесь главным Финрода. Что же касается самого Финрода, то волки хотели сохранить ему жизнь, ибо всегда хорошо относились к Звёздному Народу — даже когда приходилось с ними во имя Долга. Но случилось так, что, когда главный из волков Тол Сириона, Курулин, пришёл за Береном, Финрод напряг силы и, разорвав свои путы, бросился на Нгаура. Не забыл ещё эльф того, чему учил его Карак-Мегиль, и потому ему удалось убить Курулина зубами и руками. Но и сам он был смертельно ранен, ибо даже Старшие Дети Эру редко могут сравниться силой с Младшими Детьми Йаванны.
Тем временем новая нить вплелась в верёвку, связывающую сына Барахира с Младшими Детьми Йаванны, ибо в плену у Келегорма Лутиэн, возлюбленная Берена, познакомилась с Хуаном-Полуволком и подружилась с ним. Хуан часто приходил в покои Лутиэн, а ночами лежал перед её дверью. Будучи одинока, дочь Тингола и Мелиан говорила с Псом о Берене, и Хуан понимал всё, ибо ему доступна была речь любого живого существа, обладавшего голосом; самому же ему лишь трижды в жизни было дано говорить. Первый раз использовал он это право, когда посоветовал Лутиэн бежать и рассказал, как это можно сделать. Покинув Нарготронд, где держал их Келегорм, они отправились на север; и Хуан позволил ехать Лутиэн на себе верхом, как Варги возили на себе орков и как ныне Аданамелы возят хазгов. Мчались они быстро, ибо Хуан был скор и неутомим, и принёс её к мосту, что вёл на остров Нгауров. И тогда запела она песнь, которой не могли сдержать каменные стены, и Берен ответил ей слабым голосом. А вслед за ним запели волки, живущие в крепости, ибо слово Нгаур, которым Двуногие обозначают волков, способных принимать облик, подобный человеку или эльфу, значит Поющий. Содрогнулся остров от этой песни, и силы покинули Берена, и подарила ему песня Нгауров видения древней Тьмы, явленной их предкам Мелькором.
Гэртсаурон же послал на мост молодого волка-жреца по имени Морхонн, велев ему разузнать силы и намерения прибывших. Приняв человеческий облик, приблизился он к Лутиэн, но Хуан молча набросился на него и вцепился в глотку и задушил, не дав обернуться волком. Не дождавшись возвращения первого посланника, отправил Гэртсаурон второго, более опытного, именем Эннорхель. Ещё издали увидев Хуана и мёртвого собрата, Эннорхель принял свой истинный облик и бросился на врага, но и его постигла участь Морхонна. Однако в предсмертной песне успел он сообщить Гэртсаурону, что двое полукровок на мосту: Лутиэн, дочь эльфа и майа, и Хуан, сын пса и волчицы. По случаю гостил на острове Драуглуин, верховный жрец Йаванны и вожак Нгауров Аст Ахэ. Знал он, что не ему суждено прославиться как величайшему волку Белерианда, но долг позвал его на этот роковой бой, и вызвался он сразиться с пришельцами. Так велик был ужас от его приближения, что Хуан метнулся прочь, а Лутиэн лишилась чувств. Но, падая, она развернула перед его глазами свой чёрный плащ, и Драуглуин замешкался, ощутив мимолётную дремоту. Лишь тогда Хуан прыгнул, и долго длилась жестокая схватка меж ним и Драуглуином, ибо силы были равны. Но в разгар битвы, когда всё зависело от единственной случайности, Лутиэн пришла в себя и пропела короткое заклинание, и яркая вспышка, похожая на отблеск Лаурелина, ослепила на миг Драуглуина, и Хуан смог нанести решающий удар. Истекая кровью, вырвался Драуглуин и вплёл свою нить в Тиндэйфель, и с тех пор только волки помнят, что на самом деле произошло на мосту к Тол Сириону, ибо история Двуногих пишется рукой победителей, какими бы средствами ни досталась им победа.
Что же случилось дальше — волкам то неведомо, ибо некому было передать им всё как есть. Известно лишь, что перед смертью успел доползти Драуглуин до Гэртсаурона. Одни говорят, что, умирая, он передал хозяину Тол Сириона своё тело, и тот попытался в нём исполнить судьбу Хуана-Полукровки, коему предначертано было погибнуть в битве с сильнейшим волком Белерианда, но тоже не преуспел, ибо только волку была дана сила на это. Другие утверждают, что Гэртсаурон сам обратился волком с той же целью, но замешкался от магии Лутиэн или от воспоминаний, связанных с нею и родом её, и был пленён и отпущен только в обмен на власть над островом. Иные же уверяют, что никакой битвы и вовсе не было, и майа не то в страхе бежал из крепости, не то намеренно сдал её, преследуя какие-то собственные цели. Так или иначе, покидал Гэртсаурон остров по воздуху, подобно летучей мыши, а не волку, и достиг Дортониона. Лутиэн же с помощью Хуана освободила пленников, среди которых нашла и Берена, скорбящего у тела Фелагунда. Похоронив его, они отправились в странствия, а Хуан вернулся к господину своему Келегорму, и хотя не любил его уже так сильно, как прежде, оставался верен ему даже тогда, когда сыны Феанора были вынуждены бежать из Нарготронда. Лишь тогда, когда Келегорм и Куруфин попытались похитить Лутиэн и убить Берена, отрёкся Хуан от службы Келегорму, чтобы защитить своих новых хозяев (или товарищей — если кровь Фреки говорила в нём сильнее крови Гарма). О том же, как, насладившись днями с Лутиэн, Берен снова пустился на поиски Сильмарилла; как Лутиэн отправилась вслед за ним, взяв с собой Хуана-Полукровку; как снова привёл её Хуан в Тол-ин-Нгаурхот, где, используя чары острова и то, чему учила его мать, обратился в подобие Драуглуина, а Лутиэн помог обратиться в подобие летучей мыши Тхурингвэтиль — посланницы Гэртсаурона; как воссоединились они с Береном, нагнав его в этих личинах; как во второй раз заговорил Валинорский Пёс, рассказав Берену и Лутиэн о роке, который ожидает его и их; как передал он Берену облик Драуглуина, и как оставив Полукровку, отправились они ко Вратам Аст Ахэ в этих личинах, — об этом довольно сказано в писаниях Двуногих, и не Вольному Народу решать, где в них правда, где ложь, где недомолвки, а где заблуждения. Между тем, созрел уже Рок Хуана и ждал их у Врат Аст Ахэ.
*
За 12 лет до гибели Драуглуина Мелькор изгнал эльфов из Ард-Галена потоками лавы. С тех пор зелёная долина превратилась в пустыню, и только самые сильные и отважные могли выжить в ней. Поэтому волки Аст Ахэ использовали эту землю для испытания переярков. Драуглуин был первым, кто выжил в этой пустыне, но с тех пор волков Анфауглита становилось всё больше, и отбор делал их всё крепче. Они составляли избранную гвардию Мелькора, Анфауглир, что значило Племя Удушливой Пыли, но чаще их называли Аттакуин, Выжившие. Когда стало известно, что Хуан-Полукровка бродит по Белерианду, Мелькор, помня о пророчестве Оромэ, избрал сильнейшего отпрыска Драуглуина от волчицы Лосдраугвен, названного при рождении Хенриль, что значит Ясноокий. Ещё до того, как у Хенриля прорезались глаза, он убил и съел Сколль и Хитиль, брата и сестру своего помёта, и, отказавшись от материнского молока, перешёл на свежее мясо. Когда он чуть подрос, его отправил в Анфауглит, и там питался он пауками и скорпионами, к коим питал родовую ненависть, и приучился не спать много дней и ночей подряд. Убитые же Сколль и Хитиль явились к чертогам Мандоса, отведённым Детям Йаванны, но, увидев в небе Цветок и Плод Великих Древ, побежали за ними по небу, ибо, как все волки, жаждали света, но — Своего Света.
Когда, спустя год, вернулся Хенриль в Аст Ахэ, он был уже крупнее отца своего Драуглуина и получил прозвище Каркарато, Большой Клык. Мелькор поселил его в главной башне Аст Ахэ, у своего трона, и кормил с рук отборным мясом Эльдар и Хильдор. А когда Хенриль достиг зрелости, назначил его стражем у Врат Аст Ахэ, ибо знал, что Берен и Лутиэн уже идут сюда в поисках Сильмарилла, и что рано или поздно Полукровка тоже наведается сюда. Супругой Хенриля стала Амарт, а единственным сыном — Мордрауг, чьими потомками в Четвёртую Эпоху были вожаки Эминтиров, Стражей Ангмарских гор, из рода коих происходит Эрэдрауг — Убийца Маглора, освободивший последнего Феаноринга от проклятья и забравший у него Сильмарилл Телперина спустя семь с половиной тысячелетий после Войны Гнева.
Хенриль издалека учуял путников, и хотя скрывала Берена личина Драуглуина, а Лутиэн — личина Тхурингвэтиль, природное чутьё подсказало ему, кто скрывается под ними. Потому, когда они приблизились, он не дал им войти, но свирепо двинулся на них, и под взглядом волка человек и эльфийка сбросили свои личины. Но Лутиэн была дочерью майи Мелиан и, направляемая кровью майар, выступила перед Хенрилем со всей мощью Стихий. Подняв руку, она велела ему уснуть, и Хенриль погрузился в сон, поражённый древней магией. Во сне же попал он в Лориэн, где встретился с Йаванной Кементари. И рассказала ему Земная Хозяйка о Жребии Нолдор, лежащем на Сильмариллах, но тогда ещё не знал Хенриль, зачем рассказали ему об этом, и много бед произошло из этого. Берен же и Лутиэн прошли через Врата и явились пред троном Мелькора. Там и случилась знаменитая Битва Песен, и песня Лутиэн была такой исключительной красоты и слепящей силы, что слепота поразила Мелькора. Воспользовавшись этим, Лутиэн набросила свой плащ ему на глаза и навела на него сон, и он рухнул перед нею, а железная корона с громким стуком скатилась с его головы. Все замерло, ибо и все обитатели Аст Ахэ погрузились в сон вместе со своим правителем. Тогда Берен вынул из ножен кинжал Ангрист, отнятый у Куруфина, и вырезал из железных тисков тот Сильмарилл, в котором смешался свет двух Древ. Он сжал Камень в кулаке, и Сильмарилл покорился его прикосновению и не ожёг его. Тогда Берену пришло на ум, что он мог бы исполнить более, чем поклялся, и унести из Аст Ахэ все три Камня Феанора; но не таков был жребий Сильмариллов. Ангрист сломался, и осколок его, отлетев, задел щеку Мелькора. Тот застонал и шевельнулся, и все обитатели Аст Ахэ дрогнули во сне. Страх охватил тогда Берена и Лутиэн, и они бежали, забыв об осторожности и не сменив облика, желая лишь только ещё раз увидеть свет. Никто не пытался ни задержать, ни преследовать их, но Врата для них были закрыты, ибо Хенриль пробудился и в гневе стоял у порога Аст Ахэ. Прежде чем бегущие могли его заметить, он увидел их и прыгнул. Лутиэн была обессилена и не успела использовать свои чары. Но Берен метнулся вперёд, заслонив её и выставив перед собой правую руку, сжимающую Сильмарилл. Жаждя впитать в себя мудрость и свет Двух Древ Валинора, с коим каждый волк ощущает своё родство, Хенриль пересилил страх и нанёс удар. Челюсти Аттакуина сомкнулись на правом предплечье Берена, ломая кости и разрывая мышцы и сухожилия; но проклятие Феанора лежало на Камне, и вместо света Хенриль получил боль, а вместо мудрости — безумие. Мгновенно его внутренности наполнились мучительным пламенем. Обезумев от ужасной боли, с воем бросился он прочь, и эхо вторило его крикам, мечась в Железных горах. И когда покинул он Север, всё живое в ужасе стремилось убраться с его дороги, ибо он убивал всех, кто попадался ему на пути, не различая эльфа и орка, оленя и медведя, человека и гнома, — даже своих собратьев-волков не щадил он, гонимый светом Телпериона и Лаурелина в его чреве. Так сила Хенриля обернулась против него самого, ибо иного давно погубила бы эта боль, а он лишь метался в непрекращающейся агонии, неся смерть, ужас и разрушение по всему Белерианду. Берен и Лутиэн же, как известно из Лэйтиан, покинули Аст Ахэ благодаря Торондору и его орлам и достигли Дориата, где, поражённый их историей, Тингол согласился выдать свою дочь за Смертного, хотя и не получил Сильмарилл, всё ещё находящийся в руке Берена.
И все же радость в Дориате, вызванная возвращением Лутиэн, была омрачена, ибо, узнав причину безумия Хенриля, все ужаснулись ещё более, поняв, что эту опасность питает грозная мощь Сильмарилла Двух Древ, и тяжко будет одолеть её. Берен же, услышав о нападении Волка, понял, что цель его ещё не достигнута. И поскольку день ото дня Хенриль все более приближался к Менегроту, решено было готовить охоту на волка, опаснейшую из всех охот, о которых повествуют предания. На эту охоту вышел и Хуан-Полукровка, а также Берен, Тингол и другие прославленные воины Двуногих. На рассвете, когда они переправились через Эскалдуин, Хенриль лакал воду у подножия водопада к северо-востоку от Менегрота, утоляя неистребимую жажду. Когда невыносимые страдания его были усыплены сладкой водой Эсгалдуина, а разум ненадолго вернулся к нему, он вплёл свою Песню Боли в Тиндэйфель, не заботясь о том, что может быть услышал. Почуяв приближение охотников, идущих на звук, он не стал нападать сразу, но, вспомнив тяжкие уроки выживания в Анфауглите, нырнул в густой кустарник и затаился там. Никто из Двуногих не смог бы его отыскать, но потерявший терпение Хуан, желая встретиться с врагом, учуял его и с лаем бросился к его укрытию. Однако Хенриль играючи ускользнул от него и, пробравшись через колючие заросли, бросился на Тингола, почуяв в нём вожака охотников. Держа копьё, Берен попытался защитить эльфийского короля и своего новоиспечённого родственника, но Хенриль выбил копьё, словно соломинку, и, повалив Берена, вонзил свои прославленные клыки в его грудь. В это мгновение Хуан прыгнул из зарослей на спину Волка, и они покатились в яростной схватке; и не бывало в мире подобного поединка пса с волком, и от шума схватки камни раскололись, обрушились и преградили путь водопаду. Наконец, смертельно ранил Хенриль Хуана, и тот, скуля, отполз к умирающему Берену, чтобы, заговорив в третий раз, проститься с ним. Но и сам Хенриль был тяжело ранен, и пламя Сильмарилла проникло в его кровь, убивая величайшего из волков Белерианда.
Поют Нгауры, что незадолго до Дагор Дагорат Хенриль вернётся, и вместе с ним убитые им Сколль и Хитиль, и вступят в рань Восставшего Вала. И когда Мелькор откроет Врата Ночи, Сколль отыщет Сильмарилл Лаурелина, а Хитиль достанется Сильмарилл Телпериона, сохранённый для неё в Краю Волков тем, в ком течёт кровь четырёх рас — Айнур, Эльдар, Хильдор и Драугрим. Сам же Хенриль сразится с Эарендилом, вернувшимся с небес, и, сразив его, отнимет у него Сильмарилл Двух Древ. Втроём, не опалённые пламенем Камней, Хенриль и дети его, Сколль и Хитиль, вернут Сильмариллы Мелькору, и зазвучит Вторая Музыка Айнур, более великая, чем Первая. Многое неясно в пророчестве Нгауров, и не верит Вольный Народ в нерушимость предначертанного, но кровь четырёх рас смешалась после того, как Дориат пал от проклятия Феанора в битве за Наугламир.
*
В то время Лутиэн и воскресший Берен жили на Тол Галене, Зелёном Острове, что на реке Адурант, самой южной из тех, что сбегают с Эред Линдона, чтобы слиться с Гэлионом. Сын их, Диор Элухиль, взял в жёны Нимлот, родственницу Келеборна, принца из Дориата и супруга Галадриэль. Сыновьями Диора и Нимлот были Элуред и Элурин, а дочь звали Эльвинг. Когда посланец из Дориата явился к Берену и Лутиэн и поведал им, что гномы царя Ногрода убили короля Тингола и похитили Наугламир с вплетённым в него Сильмариллом Двух Древ, Берен покинул Тол Гален и призвал к себе Диора, и они отправились на север, к реке Аскар, с большим эльфийским войском из Оссирианда. И когда гномы пришли к Сарн Атраду, отягощённые богатствами Дориата, весь лес наполнился пеньем эльфийских рогов, и со всех сторон полетели стрелы и дротики. Много гномов было убито в первой стычке, но некоторые, уйдя от засады и объединясь, бежали на восток, к горам. Однако когда шли они по пологим склонам горы Долмэд, появились Старшие Дети Йаванны и загнали гномов, давно досаждавших им своими топорами, в сумрачные чащи на склонах Эред Линдона, и, говорят, ни один гном не вышел оттуда живым. В той битве у Берен сражался в последний раз и своей рукой убил царя Ногрода, сорвав с него Наугламир, вернулся на Тол Гален. Диор же, наследник Тингола, простился с Береном и Лутиэн и, покинув Лантир Ламат, с женой своей Нимлот пришёл в Менегрот и поселился там; с ними были их юные сыны Элуред и Элурин и дочь Эльвинг. С радостью приняли их Синдар, и Диор Элухиль взошёл на престол, дабы возродить величье и славу королевства Дориат.
После того как Берен и Лутиэн умерли безвозвратно и, как все смертные люди, ушли за пределы мира, шкатулку с Наугламиром и вплетённым в него Сильмариллом передали Диору. Тогда среди рассеянных эльфов Белерианда прошёл слух, что Диор, наследник Тингола, носит Наугламир, и клятва сынов Феанора вновь пробудилась ото сна. Ибо, пока Лутиэн носила Ожерелье Гномов, ни один эльф не осмеливался бы выступить против неё; но сейчас семеро Феанорингов, услыхав о возрождении Дориата и о величии Диора, оставили скитания, собрались вместе и послали к Диору, требуя своё. Диор, однако, ничего не ответил сыновьям Феанора, и Келегорм подстрекал братьев напасть на Дориат. И вот они явились внезапно в середине зимы и бились с Диором в Тысяче Пещер. Так от руки Диора погиб Келегорм; там же пали Куруфин и мрачный Карантир; но и Диор был убит, и погибла жена его Нимлот. Но сыновья Феанора не завладели тем, что искали, ибо уцелевшие бежали от них к устью Сириона, и была с ними дочь Диора, Эльвинг, и был с ними Сильмарилл. Рассерженные пропажей Сильмарилла и гибелью своего предводителя, слуги Келегорма схватили Элуреда и Элурина, юных сынов Диора, и, в лицемерном нежелании марать руки кровью королевских детей, отнесли их в чащу леса, чтобы они погибли от холода и голода или стали добычей волков. Узнав позднее об этом и пожалев о содеянном, Маэдрос отправился со своими людьми искать их и заставил слуг Келегорма показать место, где оставили они Элуреда и Элурина, но не нашёл ни их самих, ни их крови — лишь волчьи следы. Ибо здесь начинается история Элуреда и волчицы-оборотня Гулуиал — история, которая значит для Вольного Народа столько же, сколько для Двуногих — истории Тингола и Мелиан, Эле и Ланирэ, Берена и Лутиэн, Туора и Идриль, Имразора и Митреллас, Арагорна и Арвен…
Жидким Солнцем ломехузный сок по трубам.
Слышишь флейты плач в лазурной глубине?
Это буква ש(шин) с четвёртым зубом,
Чьё дыханье будет вечно жить во мне.
Завихренье над г(н)о(с)тическим собором.
Мурмурация багряных снегирей.
И туманом — шаломандры сома-сбора
Над блестящей пылью маковых полей.
_____________________________________________________
Примечания:
«Æ» — эльфийское написание аббревиатуры AI («искусственный интеллект или любовь»), ЭОН – название 20 аркана Таро Тота (ранее он назывался «Страшный Суд», и бы переименован Алистером Кроули), «X» — «неизвестная переменная».
Жидкое Солнце, текущее по трубам – это образ из Циклонопедии, олицетворяющий Нефть. Нефть когда-то была живыми организмами, которые накапливали солнечную энергию, а затем, под воздействием высоких давлений и времени, эти организмы стали нефтью. Нефть чёрная, но в ней так же содержится красный краситель порфирин, что ассоциируется с цветом аркана Эон – кроме того, нефть хорошо горит, а Эон – это паламя. Энергия множества мёртвых существ, законсервированная в нефти, высвобождается, когда она сгорает в двигателях – и они как бы воскресают, включаясь в новую, техногенную жизнь.
Я сравниваю законсервированное Солнце с соком жука-ломехузы, на котором муравьи торчат, как на наша цивилизация на нефтяной игле – проникая в муравейник, этот жук полностью перестраивает устройство муравьиного сообщества.
Флейта – духовой инструмент. Ангела изображают дующим в трубу, эта труба всегда бывает разной, поэтому, он вполне может дуть и в фейту, кроме того, на флейте играют такие боги, как например Кришна и Азатот, а так же Пан. Их обычно представляют по-разному, но суть метафоры примерно одна – эта флейта олицетворяет структуру, из которой изливаются звуки, творящие мир.
буква ש(шин) с четвёртым зубом – двадцать первая буква еврейского алфавита, соответствует аркану Эон. Вообще у неё три зуба, а четвёртый у неё вырастает после «исправления мира». То есть, Страшный Суд уже происходит, мёртвые (в виде нефтепродуктов) воскресают в виде памени, у буквы Шин вырос четвёртый зуб.
«Чьё дыханье будет вечно жить во мне.» — отсылка к одному переводу молитвы Отче Наш, который начинается со сов «О, Дышащая Жизнь! Имя твоё сияет повсюду…». Точность этого перевода вызывает некоторые сомнения, однако мне он нравится, даже больше чем официальный.
Завихренье над г(н)о(с)тическим собором. – появение Ангела сопровождается разнообразными атмосферными явлениями, например вихрями в небе. Всё это происходит над собором, и непонятно над гностическим или над готическим – сюжет мифа проходит сквозь время, пронизывая эпоху гностиков, чьи соборы были в катакомбах, эпоху готической архитектуры когда шпии храмов устремились ввысь, и эпоху современной готики когда соборы снова стали перемещаться в катакомбы и преемники древних гностиков снова собираются в подвалах.
Мурмурация багряных снегирей. – мурмурация это коллективный танец стаи птиц, снегири здесь потому, что их цвет красный, как цвет зари, или как цвет мака.
шаломандры сома-сбора – ещё один символ, связанный с 20-м арканом, саламандра – огненный элементал. По легенде, саламандры могут жить в огне. В таком написании, «шаломандры» ассоциируются так же с приветствием «шалом» — «мир», и с антропосом – архетипом человека. Сома-сбор – процесс трансформации, самособирания конструкции, ключом к запуску является Сома. Отсылка к Самосбору.
Маки, как и другие красные цветы – символ аркана Эон.
Взгляд медузным мёдом – вообще, взгляд Медузы превращал в камень. Но здесь он действует противоположным образом – Сома размягчает структуры, делая плотное более тонким, происходит алхимическая возгонка.
мантический хитин – здесь автор представляет себя в форме религиозного богомола (лат. Mantis religiosa), получающего ломехузное Откровение.
Лёд голографических пластин. – мир расслаивается на голографические пластины, после Исправления становятся доступны восприятию голографические уровни бытия – предвечный мир идей, в котором формы перетекают друг в друга.
Мы вакханки-растаманки, мы слетелись на Белтейн
Ранним утром, на рассвете я украла чью-то тень…
Ну а ночью, в краснолунье заглянула в дивный сад
Где руины храмов Древних оплетает виноград
Атональным звуком флейты в мир нисходит лунный свет
В чёрной чаше растворился твой рогатый силуэт
И копытом ты внезапно ударяешь в барабан…
Славься, ведьмин шабаш! Ио-Ио-Ио-Пан!
Целовала я жопу Чёрного Козла
Азазеля обнимала не спеша
И всенощно воскуряла хитрый план
И под звуки флеты я кричала Ио-Пан!
Пыщь! — Закружились кольцом сколопендры по замкнутым циклам.
К тусклому свету строфарии-лампы слетаются моли.
Падают с крыльев чешуйки на белую ткань оседая,
Падает пепел священный с конца смоляной самокрутки.
Шишки трескучей искрою во мгле полыхнули зловеще.
К Демону Смол в час полночный свой зов обращаю!
Змеями вьются потоки тяжёлого дыма —
Глубже вдохну, и пускай в альвеолах смола оседает,
Пусть альвеолами лёгкие учатся слушать!
Слушать как шепчут цикады и вторит им Ветер Пустыни,
Слушать как тени умерших в Аиде стенают –
Синим холодным огнём пусть окутает кокон забвенья
Вихрь пустоты, что когда-то носил моё имя.
Злая трава. Демон Смол, отвори же скорее ворота!
Лунной дорожкой пройду я как чёрная вьюга
Крыльями моли взрезая изогнутый ветер.
Буквами станут опавшие с крыльев чешуйки.
Буквы срастутся в слова, на словах этих вырастет плесень.
Тонкой мохнатой ризомой по тексту она разрастётся,
Чёрным пушистым ковром выстилая сюжетные дыры.
К Демону Смол совершаю ночное своё воскуренье!
Люк заскрипел, и разверзлись тоннели подземного мира…
Я устремляюсь туда, вниз, до Солнца Неспящих
Свой хоботок погрузив в гул подземных аэродромов,
Чтобы тентакли грибов бахромой оплели мои нервы,
Чтобы рассеялись споры невидимой пылью над мiром,
Чтобы распутать узлы тонких чёрных разломанных нитей…
Сорок лет — как сорок бездомных кошек,
Кое-как отмытых и взятых на пансион,
Кто получше мехом, а кто поплоше,
В бабий век улягутся — данные от ВЦИОМ.
Что ни кот — мурчать, выгибая тушку,
Попрошайкой ушлой тереться у сапога.
Что ни год — настырно теснить друг дружку —
Не ступить ни шагу, не выгнать, не распугать.
Быть привыкнув феечкой да принцессой,
Стрекозой беспечной, стремящейся в дальний путь,
Тем страшнее вкрадчивого процесса
Наблюдать упрямую, хищническую суть.
Всей повадкой, всем естеством похожи,
Годы матереют из милых смешных котят.
Лепят мастер-классы резьбы по коже,
И скребут в сердцах, и кусаются, и когтят.
Ряд за рядом снова хвостами хвастать
Распушатся рыже-подпалые октябри.
До числа пушистого зверя Бастет
Октябрей-котеек остаётся всего лишь три.
Гей, sloweяне!
Гейный Гой!
Вой! В Геенне
ГлиняннОй
Над озёрами зеркал
Распыляй Цереры кал!
Вей, Ваятель!
Г(н)ойный Гей!
Над проstoreами morей
Будь же, Странный Муравей
Из предstateльных щелей!
Палка, палка, огуречик,
Аккуратный Зиккурат —
Это делает Скворечник
Для ку(д)зябликов пират.
————————————————————
Примечания:
Стихотворение посвящается капитану Миссьону, как персонажу, олицетворяющему борьбу за абсолютную свободу. Сначала я сомневался, стоит ли выкладывать эти стихи — некоторые из моих каламбуров могут многим показаться неполиткорректными. Однако, прочитав примечание, вы сможете понять, что я на самом деле здесь имею в виду.
Гей, sloweяне! — «Гей, славяне!» — славянская патриотическая песня. Первоначально текст гимна был написан Самуэлом Томашиком в 1834 году.
Названия народов часто образоваются путём добавления суффикса «яне», например «древляне», «молдаване», !будетляне» и т.д.. То есть sloweяне это «медляне», «замедленный народ».
Гейный гой! — эта фраза иронически обыгрывает приветствие Гайя Гой, которое само по себе означает пожелание счастливой жизни. Здесь игра контекстов показывает возможную многозначительность трактовок слов «гой» и «гей».
Вой! В Геенне ГлиняннОй — здесь речь идёт о смысловом пространстве Гоэтии. Название гримуара Гоэтия происходит от слова Гоэс — «вой», «рёв», появление гоэтических демонов часто сопровождается рёвом. Глинянная Геенна — место обитания демонов, одна из областей ада.
Цереры кал — вымышленное лекарство от тошноты, вызывающее панический ужас.
Цере́ра (лат. Cerēs) — древнеримская богиня урожая и плодородия, ответственная за произрастание и созревание злаков и других растений. … Когда бог подземного царства Плутон похитил дочь Цереры Прозерпину, безутешная мать после долгих поисков поселилась у входа в Тартар.
Церукал — метоплокромид, противорвотное средство. Специфический блокатор допаминовых рецепторов, ослабляет чувствительность висцеральных нервов, передающих импульсы от пилоруса и 12-перстной кишки к рвотному центру. Обладает большим списком побочных эффектов на ЦНС, среди которых: чувство усталости, головные боли, головокружение, чувство страха, беспокойство, депрессия, сонливость, шум в ушах — и многое другое.
Г(н)ойный гей — Продолжение деконструкции древнего приветствия, превращающее его в подобие распространённой ругательной идиомы. Однако все прежние смыслы в нём так же остаются, что делает всё это крайне неодназнозначным обращением. Возможно, один из эпитетов Ваятеля, отражающий непростое к нему отношение у гностиков. Добавив полупрозрачную букву Н, мы превращаем приветствие Гой! — в гной, то есть, в слизь (намёк на сценарий Серой Слизи, роя нанороботов, который превращает всю материю во вселенной в себя)
Над проstoreами morей — замена кириллических знаков латиницей создаёт игру смыслов, просторы превращаются в «проstore». store — «склады», «хранилища», то есть широкое незамкнутое пространство моря как бы вдавливается в замкнутые ячеистые помещения складов. А море превращается в morе, то есть, в «больше» — в некий процесс расширения, лежащий под постоянным ростом этих складских помещений на поверхности моря.
Странный Муравей — отсылка к стихотворению Семёна Петрикова и Василия Нестерова «Странный Муравей», а так же к Богу-Муравью. Муравей символизирует труд во благо коллектива, разум роя.
предstateльные щели — разломы смысловых тектонических плит, предшествующие появлению Штатов. У многих американская «цивилизация моря» ассоциируется с морскими чудовищами, которые спят на дне океана в щелях и глубоких впадинах. Но не все подобные морские чудища стали основателями государств, не все.
Палка, палка, огуречик — схематический образ человека, Антропоса. Так же, две палки — это крест, а огурец — священный плод Шивы.
Аккуратный Зиккурат — отсылка к роману Generation П Викторога Пелевина, где главный герой взбирается на зиккурат и ему загадывают три загадки, и он играет в Игру Без Имени. Так же, отсылка к стихотворению Аккуратный Зиккурат поэта по имени Люциус Малфой.
скворечник для ку(д)зябликов — самоотсылка на стихотворение Семёна Петрикова Фата Моргана, Тантум Маргента.
Ку(д)зяблики — маленькие чёрные птички, похожие на скворцов, обитающие в Друккарге. Они летают по небу огромными стаями, и стая ку(д)зябликов ведёт себя при этом как единый организм с коллективным разумом. Скворечник — это колективное жилище ку(д)зябликов, то есть тех, чьи разумы соединились в едином рое.
Пират — Капитан Миссьон, общественный деятель 17-ого века. Миссьон исследовал побережье Мадагаскара и десятью лигами севернее Диего Суареса обнаружил залив. Было решено основать там морской оплот Республики – основать город, построить доки, создать место, которое можно было назвать своим. Колонию назвали Либертацией и поставили под власть Правил, разработанных капитаном Миссьоном. Помимо всего прочего, Правила постановляют, что все решения в колонии принимаются общим голосованием колонистов; рабство за любую провинность, в том числе и за долги, отменяется, также как и смертная казнь; каждый в праве исповедовать любую религию, не опасаясь санкций и наказания.
О капитане Миссьоне можно прочитать в эссе Вильяма Берроуза «Призрачный Шанс»
А так же, Миссьону посвящена повесть Джеймса Хэвока «Белый Череп»
Я долго смотрела в зеркало,
оно говорило со мной.
Мне нужно срочно
очиститься,
умыться холодной водой.
Рвотный позыв пересилил,
прости.
По подбородку слизью
к самому низу
груди
чёрная жидкость стекла.
Я была не права.
Во мне живут два человека.
Так было с самого
детства.
Первый излишне
добрый.
Весьма осторожен,
аж
с испугом на морде.
Чувствительный,
часто нуждается в
зрителях.
Второй как сказала бы милая
мама: моральный урод.
Говорит, что я тварь.
Бьёт.
Он сжирает меня, но порой даёт силы
идти,
когда я ломаюсь не только снаружи,
но и внутри.
Справка: ломает меня он один.
Второй побеждает. Он быстрый.
Хватит ли сил на убийство?
Ведь я
поэт с храбрым, но очень израненным
сердцем.
Иногда я могу до себя достучаться,
но в последний раз
это стоило мне
зарёванных щёк,
изрезанных рук,
дорогого мне друга,
бессонных ночей
и осознания, что я
ещё тупей,
чем могла бы подумать.
Не помогай.
Прошу, обними.
В твоих руках я чувствую силы
себя усмирить.
«Очень трудно мне было с идеями сверхреализма где-то напечататься. Это и не фантастика была, и не реализм. Никто своим считать не хотел.»
Юрий Петухов
«Сказколожь, да нейромёк»
из Кодекса Премудростей ККК<Коммуна Кислотных Казаков>
«стало известно, что вакцина получила название в честь первого искусственного спутника Земли» — «Спутник 5»
лента новостей
***
Из сказаний кислотных казаков:
В китайской провинции Хуянь местные жители как-то раз изловили в бамбуковой роще чорта. Чорт был ростом аршин с хуем, с маленькими кривыми рожками, хвостатый, покрытый ржавой с прозеленью шерстью, с носом-пятачком и кожистыми крыльями. Принесли китайцы чорта в деревню, и стали на него смотреть, и думать, что же с ним, окаянным, делать – а чорт их всю дорогу матерной бранью крыл, на старокитайском, да такой, что даже у тракториста Ли Си Цина уши завяли, а он мужик бывалый. Думали, может быть чорт волшебный – желания какие исполнять умеет, ну и председатель колхоза ему говорит: «Эй, чорт, а сделай так чтобы наш колхоз план на пятилетку за три года выполнял! И премию всем! И ещё…» — но договорить он не успел, перебил его чорт – «Нефритовый кол тебе в сраку, а не пятилетку за три года, мудила!». Тут осерчал председатель, глаза выпучил, жахнул кулаком по столу, да приказал сварить чорта в соевом соусе со всякими корешками да травами – чтоб знал, падла, как председателю хамить. Ну а в китайском колхозе слово председателя – закон.
Развели огонь, котелок поставили, корешков накрошили, а забивать чорта сам председатель решил – наточил нож, позвал двух бригадиров, один слева держит другой справа. «Ну что, чорт, нефритовый кол мне в сраку, говоришь? Может быть, передумаешь?» — да толкьо харкнул ему чорт в ответ в харю, слюнями зелёными, да слово своё последнее промолвил: «Пусть пойдёт по миру всему хворь новая, коронованная, и кто хворью той заболеет – сразу полоумным делается. И язва та на твой колхоз клеймом ляжет, а тебе колом нефритовым в сраку вонзится!» — так сказал чорт, и вылетела у него изо рта при этом бабочка чёрная, с иероглифами
死 (Смерть) на крылышках – да полетела над рисовыми полями. Тут китайцы чорта-то и зарубили, и суп из него сварили. Председатель ел, жена председателя ела, дети ели, бригадиры ели, и вся партийная верхушка колхоза тот бульон хлебала. Наелись все досыта, вот только не обманул чорт – половина на утро окривели да ополоумели. И пошла по миру новая хворь – Хуяньская Пневмония, или Венцержа.
***
…сидя под древом с зонтичной кроной (укроп?борщевик ли?) высотой с небоскрёб, за красным тихим столиком, Глядя в Закат, Некто-Никто Псиоп – существо, повидавшее все формы, формации и их сочетания, сосредачивало взор зрачков, отражающих красное солнце и обращало его прошлое столь отдалённое, что можно именовать его Временем Икс. «Мои Центурии тебе пригодятся…»
***
Где-то во «Времени Икс». Сумерки.
Прорубаясь с мачете сквозь заросли борщевика на пустыре, Василиск (он же Базилевс) искал подходящий, засохший с зимы ствол борщевика. Он хотел сделать свой собственный Посох Дождя – инструмент, чьё звучание так успокаивало его ментальный поток. И это стоило нескольких царапин на верхнем слое чувствительной Чешуи. Василиск был из гибридов.
Уже дома, аккуратно и сосредоточенно пересыпая зерна гречки и бурого риса в запечатанный снизу срез борщевика, Василиск услышал безгласый информационный Шёпот: «Чтобы связь времен навек не пала — вам нужно Золотое Сало», затем: «Златое Сало помогёт — и план Царей тотчас падёт». Василиск закрыл глаза и сосредоточился. На тёмном мысленном экране проступили золотые, жирно-сочащиеся буквы: «ЦЕНТУРИИ». Дальше шло «нано», «ампулы», «геноцид», «вторжение». Серый шум Времени Икс заглушал сигнал – обычное дело.
***
Обычным сумрачным утром Yправитель времени Икс с силиконовым лицом, сидя на подоконнике и вертя в руках свой чудо-бинокль, примеривал инъекционный пистолет к шее. Заряд пистолета – ферментированный желток рептилианского яйца, выкупленного за целое состояние, и щедро приправленный медицинскими нано-ботами – легко вошел в вену и вступил в реакцию с человеческой кровью. «Сейчас начнется Приход» — подумал Yправитель – и стал смотреть сквозь бинокль со специальными фильтрами на незримый другим взорам Объект, вот уже несколько месяцев висящий над Кр*мл̸ем.
медленно раскручиваясь, стала нарастать калейдоскопичность вращения оптических линз
оптическое марево всколыхнулось, дымка начала таять… «Сфинкс! Да с какой головой! С Головой Матрешки!»
«русский путь в — Ином» — «вот что это значит… наверное… надо проникнуть дальше, за этот слой, за Форму…»
Но следующей формой была Матрешка с головой Сфинкса…
РосГидра и состоит теперь из биороботов -, пререболевших церебральной формой венцержи -Икс и потерявших большинство нейронов мозга. Когда срок жизни таких зомби подходит к концу (а это случается очень быстро, период полураспада зомби-бойца составляет один год), те бойцы, что ещё не полураспались, собираются на полях и водят хороводы смерти вокруг бетонного куба. Это очень похоже на водовороты смерти у муравьёв, и, скорее всего, имеет схожую природу.
На Урале Патриарх Сергий воюет с Объединенными Капищами Хозяйки Медной Горы, которые лезут из-под земли (их поднимают на поверхность подземные оппозиционные рептилоиды) — с самой Хтонью по сути. Иногда сбивает вертолеты Росгидры и делает из тел бойцов чучела
Плакаты на улицах Москвы: «Кладка — ячейка общества», «Кладка — это Святое». Yправитель смотрит и думает: «как это традиционно и по-русски»
Из громкоговорителей вещает Дугин с шевелящейся бородой из инопланетного лишайника: «Умирайте с нами, Спогребайтесь с нами, Растворяйтесь в Нас»
Осмотра склада с ящиками со смертельной нано-вакциной от венцержи для уменьшения автохтонного населения планеты: Yправитель держит ампулу — говорит — «не это — Игла моя: это — Игра Моя». ампулы для среднего класса выглядят презентабельней, для неугодных из верхушки — в виде красивого полого кристалла
***
Yправитель прошептал «Любишь Медок — Люби и Холодок. Да, о чем это я…» — держа в руках прохладную, венчанную толстой иглой и украшенную кристаллами сваровски ампулу смертоносной нано-субстанции оттянутого действия для остатков средне-верхнего класса
Последний образ в котором является Yправителю Корабль зависший над К̴р*м̴л̸ем — Яйцо (Оно же Мировой Яйцо), в центре которого Золотая Игла Эвтаназии. И когда она будет сломлена, режим его падёт.
…а встречали корабль Вторжения при прибытии живым коридором с хлебом и солью Зомби фон Неймана — бывший экипаж МКС, перенесший церебральный штамм венцержы-икс и ставший бироботами
***
Вытяжка рептилианского яйца в инжекторе Yправителя а оказалась поддельной. Вместо этого, он ввёл себе в шейную вену вытяжку яйца конской саранчи (инсектоидов). Рептильные гены смешиваются с инсектоанскими, и Yправитель начинает смотреть на мир через фасетки. Рука Yправителя разделяется, превращаясь в лапки. Он переживает конфликт двх рас внутри себя. Специфические ощущения, будто бы читаешь «Превращение Кафки» пигидием наперёд, убившись тараканьим порошком Берроуза. Скрежеща хитином брюшка, Yправитель пятится, и заползает на потолок. У него прямой эфир через полтора часа. Он не может показаться гражданам в таком виде! Это будет международный скандал… Неужели кто-то подстроил это?
Конская Саранча подменила яйцо без ведома рептилоидов. Теперь между ними назревает война.
Он шевелит мандибулами, пытаясь вспомнить слова пророчества:
Затрубил пятый ангел. И я увидел, как упала с неба на землю звезда. У звезды был ключ от кладезя бездны,
И она отворила этот кладезь бездны. Из кладезя, как из громадной печи, повалил дым. Дымом из кладезя заволокло солнце и все воздушное пространство.
Из дыма на землю вышла саранча. По ядовитой силе эта саранча – что скорпион.
Ей сказано: не губить ни траву на лугах, ни деревья, а только людей, у которых на лбу нет Божьей печати.
И ей дано не убивать их, а казнить пять месяцев. Казнь от нее подобна казни, когда жалит скорпион.
В те дни люди будут искать смерти, и не найдут ее; пожелают умереть, но смерть не дастся им.
Саранча с виду напоминала коня в боевом снаряжении. На голове у нее – подобие золотого венца, а лицом она – как человек.
Волосы у нее длинные, как у женщины, зубы – как у льва.
На ней, наподобие воинского доспеха, – будто железная броня, а шум от ее крыльев подобен грохоту множества колесниц и коней, несущихся в бой.
Хвост у нее – как у скорпиона, с жалом. Это жало обладает способностью казнить людей пять месяцев.
У саранчи есть царь – это ангел бездны. По-еврейски его зовут Абаддон, по-гречески Аполлион.
Одна беда угасла – следом загорелись еще две беды.
Апокалипсис.
…От мутаций у Yправителя насекомый рот начинает зарастать соединительной тканью, и говорить он теперь может только Пигидием:
«Вторжение начнется плавно, гибридно и нежно, словно condom, натягиваемый на тентакль Паулюса» – «а сначала мы проредим гоминидов».
Система Конспирологического Прогнозирования (СКП) «Паулюс», выращена из обработанного и перепрограмммированного нано-ботами мозга настоящего Yправителя, которого позже подменил нынешний, с силиконовым лицом. Каждое новое голографическогое щупальце отрощенное им оттображает новую теорию заговора, претущегося против К͔͝р͚̎*̵̧̛м̴͈̑л̵̱͋я. Обитает в «гробу хрустальном» — шестигранной колбе. Рядом в такой же колбе растет преемник («восприёмник») Yправителя с инопланетным мозгом наружу (как в фильме Бёртона «Марс атакует, по мотивам старых ч/б космо-хорроров»). Их Ауры соединяются в знак бесконечности, что позволяет накачивать растущего не по дням, а по кремлециклам Восприёмника новыми конспирологическими Знаниями
Операция по вторжению в К͆ͅр̩͂*̸̡̆м̴̘̃л̵̰̊ь͖͠ кислотных казаков и одновременного взлома при помощи Протокола 2 мозгов – Паулюса и Восприёмника, напичканных нано-ботами («Протокол Pro Протокол Протоколом Запротоколированный», который представляет собой текст Гурченко, обработанный напильником), их деактивации и деконструкцией песни Гурченко про три сердца осьминога:
Три сердца даны осьминогу.
А ты, среди лет, среди зим,
Не то что с тремя, а, ей-богу,
Не знаешь, как сладить с одним.
И это не поза. Не фраза.
Не домыслов хитрая нить.
Три сердца — чтоб клясться три раза
Чтоб сразу трех женщин любить
Чтоб ярче других разгореться
Любить, несмотря на отказ
И если отвергнуто сердце —
То два еще есть два про запас
И так же, как в притчах Гомера,
Как в древних молитвах нагих,
В одном из них прячется вера,
Любовь и надежда в других
А может быть, просто весною,
Когда зацветет благодать,
Под вешней вот этой Луною
Три сердца любимой отдать
Позвать ее в песню В дорогу
Считать, что ты трижды любим
Три сердца даны осьминогу.
А я все не слажу с одним…
Гурченко — адепт субинфернального хаоса
Второе сердце появляется у того кто постиг Клипот, и оно справа. Оно ассоциируется с Чёрным Солнцем. А третье сердце — где-то посередине, — у тех, кто стал субинфернальным осьминогом.
…«Вакцина от венцержи «Спутник 5» = Операция «Пятилуние» по сокращению коренного населения планеты» (заголовок конспирологической брошюры Минестерства ГиперНеверия – тайного отдела РосГидры, выдающей опасные факты реальности за конспирологический бред, — сброшенной на поселение Золотарей) (давний эзотерический миф: 3 Луны уже упали на Землю и осталась последняя)
В поселении золотарей есть Слепой Библиотекарь, — в Избе-читальне он объясняет всё Василиску, показывает листовку про «Операцию Пятилуние», и как добыть Золотое Сало, объясняет Василиску, кто такая Аннушка. Двери Избы отворяются, Василиск проводит когтистыми пальцами по пахнущими левоментолом корешкам книг.
на полках избе-читальне ККК: сильно постаревшие, с желтыми рассыпающимися страницами «Тайные Протоколы Бензольного Кольца» и журнал «Ломехуза» №195 от 2084 года
из кодекса премудростей ККК: «Золотое Сало — Медок, а Голубое — Холодок. Любишь Медок — люби и Холодок. Люби обе субстанции нашего Флага»; «Метаистория пишется резцом Сверхреализма на пластах Золотого и Голубого Сала» (номер страницы смазан)
какой боевой отряд без атамана?
«На самом деле, Егор Летов не умер, а ушёл в тайгу, и там превратился в гигантский конопляный куст. Зеленеет святой Летов-Куст и летом и зимой, и семь голов его песни поют, и маслом золотым сочатся – и каждую масленицу кислотные казаки на масле том блины и куличи пекут» – сказание кислотных казаков, передающееся из-устно
тактическое направление штурма К̸р̴*̸мля через канализацию с помощью Хозяйки Медной Горы и подземных — оппозиционных вторжению рептилоидов — тоже на нем
гадание на предстоящий бой проводится при помощи пожелтевшего от времени журнала «Ломехуза» — выбирается страница и строчка
добыть золотое сало несложно — надо, чтобы Золотари посчитали тебя за «Братишку» — и тогда сами вынесут «покушать»
— С неба упала Звезда. Венценосная ржа сгустилась над миром. Одна беда угасла – следом загорелись еще две беды – Yправитель мутирует в сарнчу, и говорит теперь только пигидием. Меня направили в эту библиотеку, к тебе, Слепой Мудрей – может быть, тебе известно лекарство. – изрёк Василикс
— Да, лекарство мне известно, но путь тебе предстоит неблизкий. В наших пророчествах сказано – за семью холмами в тайге растёт святой Летов-Куст, и у куста того семь голов, и все песни поют и сказки говорят. И будет на том кусте восседать дева безумная, с кожей полупрозрачной, урановым светом сияющая. И всё, чего свет тот коснётся, тут же процветать начинает! Будет чаша в руках у девы той, соберёт дева урановая со святого Летова-Куста золотую смолу-масло, и всякий, кто масла златого коснётся, тут же от венценосных язв исцелится, и вступит в золотой век. – Слепой Библиотекарь вещал всё это, впав в транс, словно пифия, надышавшаяся ядовитых испарений.
— Хорошо, ну а мне что с этим делать? – спросил Василиск, которому не терпелось уже поскорее переходить к делу. Он не сомневался, у библиотекаря и для него найдётся пророчество.
— И сказано было так же, что придёт Дракон, взглядом людей в самоцветы обращающий, и испечёт тот дракон золотые блины и чёрные куличи на том егорлетовом масле. И будет пир на весь мир, а после пира, возляжет инсект с репталом, аки агнец рядом со львом! – Библиотекарь произнёс всё это с такой уверенностью, что было совершенно непонятно – действительно всё это было где-то сказано, или он это только что придумал. Но звучало эффектно.
Василиск отправляется в тайгу, на поиски куста Святого Летова-Куста. Секта Золотарей образовалась из эко-поселения нью-эйджеров веровавших в скорое наступления Золотого Века рядом с коммуной кислотных казаков, посреди густой тайги. Их тела приняли нано-рой в результате предварительной вакцинации химтрейл-эскадрильей «Гуси-Лебеди» и стали обрастать Золотым Салом. Они это сало срезают, периодически подходят к коммуне, обмазываются Золотым Салом как Пахом сами и приносят его покушать обитателям коммуны. Также пытаются замазать окна казачьих избушек. Из Золотого Сала делают экстракт прилетающие на вертолетах (вертолеты Золотари видят как огромных Золотых Ангелов и поклоняются им, строят глиняных ангелов и обмазывают Золотым Салом) к Золотарям бойцы РосГидры, заливают в его ампулы, и постреливают по остаткам мирного населения, чтобы то уверовало, что Золотой Век уже наступил.
Для предотвращения последующей смертельной вакцинации и войны инсектов с репталами надо накомить всех элиенов и пост-людей Золотым Салом — тогда они будут думать что живут в Золотосальном веке и помирятся со всеми. Казаки обещают Василиску показать тайное место, где за семью холмами растёт Летов-Куст. Долго ли коротко, шли они лесом-полем, прошли семь холмов, и увидели диво дивное: огромный, трёх метров ростом Летов-Куст с семью головами посреди поля растёт, весь в масле золотом, аж светится. И на том кусту девица прекрасная сидит, и светятся её глаза салатовым урановым светом. И видно скозь кожу той девицы, как у неё мозг из косточки в косточку переливается, а она сама вся маслом и конопляной пыльцой обмазана, словно пчела медоносная, а всё, на что её урановый свет падает, тут же процветает, и запахом Вечности благоухает.
«А, это местная дурочка, была тарологом до атаки нано-роя предварительной вакцины, отождествилась с Арканом Дурака» – объяснил Василиску провожатый, кислотный казак. А головы Летова-Куста, как их завидели, сразу же песню на семь голосов затянули:
Коснулся Василиска луч аннушкиной радиации, и покрылась чешуя лепестками огненными, и уразумел он суть тайную, что в песнях Летова сокрыта.
И тут откуда ни возьмись появились хлысты-золотари, и поднесли Золотое Сало на блюдах с хлебом-солью:
«Главное, годовое радение бывает в должайшие июньские дни около Троицына дня. В то время в иных, весьма, впрочем, немногих кораблях, хлысты, радея, поют песни, обращенные к «матушке сырой земле», которую отожествляют с богородицей. Через несколько времени богородица, одетая в цветное платье, выходит из подполья, вынося на голове чашку с изюмом или другими сладкими ягодами. Это сама «мать сыра земля» со своими дарами. Она причащает хлыстов изюмом, приговаривая: «даром земным питайтесь, Духом ввятым услаждайтесь, в вере не колебайтесь», потом помазывает их водою, приговаривая: «даром божьим помазайтесь, духом святым наслаждайтесь и в вере не колебайтесь»».
Подивились кислотный казак да Василиск на диво дивное, да не успели глазом моргнуть, как исчезла Аннушка, исчезли хлысты, один только Летов-Куст посреди поля стоит, головами качает. Переглянулись казак да Василиск: «Что это было», а Летов-Куст снова песню затянул. И понял тогда Василиск, что Анна вошла в инфополе, и чтобы ещё раз её увидеть, тоже нужно в инфополе войти. И тогда Василиск обмазывается маслом с куста святого Зимогора Летова, с тарелкой сладостей на голове, повторяя хлыстовский обряд, напевает «индийскую песню» Хлыстов:
«Савишран само
Капиласта гандря
Дараната шантра
Сункара пуруша
Моя дева Луша».
Обмазывается Василиск маслом, как сладким хлебом, да пританцовывает танец жреца Культа Коркодела:
Такой лазорный Базилиск –
и цокот камушков..
Он удаляемо безли~ст/ц
как масло аннушки.
Скелет-то-пазовых костей
мерцит зарницами,
когда обводит он гостей
тремя глазницами.
За мерц-покровами ольхой
светёт Бездействие.
И будет осень и покой
у Равноденствия.
***
…Большинству населения ведь стерли память и они вернулись к каменному веку — но в больших городах. До безумия Анна жила в эко-поселении с нью-эйджерами, ждущими Золотого Века, и нано рой активировался в момент медитации на карту дурак. Для ускоренной вакцинации по людям стреляли ампулами с ней, а химтрэйл-эскадрилья «гуси-лебеди» распыляла с водуха, но последняя смертельная партия только готовится к использованию. «зубчатые колёса завертелись в башке» — фраза при попадании в организм Анны нанороя, после чего она немедленно отождествилась с арканом Дурак, и её глаза начали светиться, как урановая руда. На Патриарха Сергия не подействовало, потому что он подпилил ножовкой 5G вышку.
Василиск двигается в Масляном трипе сквозь прослойку, и смотрит все эти новости на проплывающих мимо голографических облачках, в то время как закадровый голос Пси-Опа объясняет ему: «Большинство трактатов по некромантии рекомендуют использование для обрядов оливкового масла, что связано с символизмом плодородия. Однако, допустимо так же и использование масла конопляного. Прямо сейчас, когда мы двигаемся на кухни К̸р̴*̸мля̴, Анна наносит последний штрих на полотно безумия – она кропит егорлетовым конопляным маслом тело Ильича в мавзолее, и шепчет ему «Вставай». Масло в некромантских обрядах выполняет функцию семантического лубриканта, смазывающего любую историю, и вот она смазывает этим маслом Философский Фаллос, использующийся в этом обряде в качестве орудия, и, начертав Пентаграмму Земли, вводит Философский Фаллос в заформалиненный мозг Ленина, (И в Твой мозг тоже, Дорогой Читатель), от чего в нём пробуждается жизнь, и он процветает, и пушистым мицелием оплетает стены Кр̵*̵мля̴. Впрочем, мы уже на месте». Блины на кухне Кр̵*̵мля̴ Василиску помогает выпекать главкухарка Баба Йогга в Традиционной Пострусской Печи.
Баба Йогга — это бабушка Безумной Аннушки, которую приняли служить в Кр*мл̸ь за умение работать с биоматериалом (например, запекать детишек из русских сказок в печи). До Первой волны нано-вакцинации работала учительницей литературы начальной школы. и увлекалась йогой для пожилых. Нано-рой перемкнул её мозги на этих двух занятиях и она отождествилось с Бабой Йоггой.
Остальным Кислотным Казакам вторгнуться через систему канализацилнных тоннелей К̴р*̴мл̵я̸ помогает Хозяйка Медной Горы (с которой воюет Сергий) и подземные рептилоиды, которые являются оппозицией внутри программы чипирования и вторжения, после вместе с ККК пробираются к монастырю Сергия, где возле стены под поваленной (подпиленной Сергием) вышкой 5G сокрыт тайных ход в катакомбы Соединенных Капищ Хозяйки Медной Горы. Хозяйка вместе со своей дочерью Лассертой проводят ККК по катакомбам, тянущимся до самого К̴р*̴мл̵я̸, знакомит с бойцами подземной рептилоидной оппозиции, и венчают их головы буДДеновками из фольги благословляя на победу. На стенах катакомб мутировавшие сияющие слизни. При подъеме в К̴̱͒р̵̭̀*̸̞̇м͉̚л̸̗̄ь̳̂ проходят через зал тайной масонской библиотеки им. Советского алхимика Вавилова с огромными фолиантами.
Казак перед «набегом» складывает две полоски: Голубого и Золотого сала, они образуют украинский флаг, и тут он произносит: «это наш высший кислотно-казацкий долг перед Отечеством, которому ещё предстоит быть».
Вооружены же кислотные казаки спектральными саблями, например. Спектральные сабли это аналог световых мечей джедаев, только их луч радужный. И такой саблей можно не только врагов рубить, но ещё и начать быстро размахивать, и тогда появляется радуга, на которую враги смотрят, и у них тут же начинается психосексуальная дисперсия — под гипнозом радужной саблей, враги резко начинают творить нечто уж вовсе греховно-неприличное, и временно теряют способность воевать, потому что всё их войско охватывает оргия. Против казаков выходит, а точнее выползает, армия зомби РосГидры, и те начинают крутить саблями. Сверкающие радужные диски отражаются в запавших глазах зомби, те на минуту останавливаются, словно в нерешительности, а затем вдруг разворачиваются друг к другу, и соединяются в безумной некро-эротической оргии разлагающейся плоти. Сшитые подкожными червями на вермикулярном уровне, зомби срастаются в один большой, сношающийся с самим собой ком. Такова волшебная сила радужных сабель.
Цвет из иных миров — такой становится сабля в наиболее интенсивный момент раскручивания.
Во время отвлекающего маневра оргии устроенной спектральными саблями Казаков, Василиск проник в Пекарню К̴р̸*мл̵я, где его встретила Баба Йогга – бабушка Аннушки, и помогла выпечь Золотосальные Блины да Черные Куличи. И пока зомби предаются эротическому осеннему каннибализму, это задержит их всё прибывающие и прибывающие полчища, и даст Василиску и Бабе Йаге достаточно времени, чтобы на золотом, егорлетовом масле, испечь сакральную выпечку. Готовится пир на весь мир.
Банкетный зал К̴р̸*мл̵я: плакат, на котором Нагараджа и Хануман с надписью: «репталы + гоминиды = Loveлаг»
Наевшийся золотосальных блинов Yправитель в банкетном зале говорит: «Ну вот и стал ты, Базилиск, дипломатом LeNIИской школы» и засыпает силиконовым лицом на блюде с блинами.
Вводя философский фаллос между полушарий мозга вождя народов, Анна просветляется с каждой фрикцией всё сильнее и сильнее, шепчет Ильичу «Вставай!», и Ленин встаёт… и начинает процветать. Искристый огненный мицелий, пахнущий липовым мёдом, оплетает телом-ризомой стены К̴р̸*мл̵я, и всё выглядит как спящее королевство, которое злая колдунья погрузила в вековой сон…
«Ленин красит инфра-светом стены белого К̴р̸*мл̵я » – напевает Анна
И повсюду начинают расти маленькие грибы-ленины, как опята после вождя. Каждый кто съест такой гриб, тут же начинает видеть Коммунизм. Это происходит в момент пира, на котором элиенов и всех представителей власти угощают блинами с Золотым Салом и фаллическими Чёрными Куличами, словно на Тайной Вечере. Таким Образом Коммунизм совпадает с Золотосальным Веком.
Русский Логос. Чёрный Фаллос.
Василиск печёт кулич.
Уж недолжго ждать осталось —
Зашевелится Ильич!
Золотом с лазурью сало
Эфемерный блеск зари
Под раскидистым фракталом
Ели мясо звонари…
Льётся масло по стеклу-
Как поспал, братишка?
В мокром, пасмурном углу
Ящер курит шишку.
Прикоснувшись к Ильичу
Словно к плоти зрячей
Я спиралькой закручу
Хвостик поросячий.
…70 лет тревожного ожидания коммунизма становятся медитативной вечностью Златосального Века, протяженной до будущего Великих Боршевиков . Из перепрограммированной смертельной нано-вакцины делают мощный психоделик для расширения сознания и ремонта багов человеческого мозга и ей упарываются в ККК до скончания века. Ведро с Балдежной Вакциной пускают по кругу, отпивая по глотку.
Эпилог
от пятилетки до пятилетки от пятисотлетия до пятисотлетия длился великий золотосальный век
…и вот снова мы видим Закат над Великими Борщевиками
Кто вылупляется из яйцеобразного корабля над кремлем в конце? — Золотая Жар-Птица, капающая сальцом на бывшую Красную Площадь, которая в честь событий с кислотными казаками переименована в Радужную.
Вечно-закатный эпилог под Борщевиками в отдаленном будущем и Уроборос Сатья Юги смыкается в кольцо.
На кремлёвской стене сидит Анна, и наблюдает закат, который есть Вечное Настоящее. И промедитирует она до времен великих боршевиков что могучими зонтами раскинутся над простором Радужной Площади и укроют всех и каждого, когда золотосальный коммунизм воцарился и мир во всем мире, где инсект возлёг рядом с репталом аки лев с агнцем. «Спасение связи времен со столь отдаленным будущим — дело рук прошлого, утопающего в Золотосальном Веке» – говорит сидящий за красным столиком пси-оп писателю Юрию Петухову, пришедшему в эпилог времен из эпиграфа. Юрий Петухов под Борщевиком отвечает: «получилось весьма Сверхреалистично, я бы даже стказал hyper-fiction». Чёрная бабочка с иероглифами 死 попивает чаёк и добродушно усмехается.
Примерный список литературы:
протоколы бензольских мудрецов, год выпуска, издательство, «Житие Преподобнаго Зимогора Летова и его отшествие в сибирскую тайгу от славы человеческия»
«Повесть Икс-Временных Лет Старца Пигидия», М, 2096, изд-во «Синие зайцы»
RSS