Мечети, церкви

Пер. из Таслимы Насрин

Пусть храмы всех религий на Земле
рассыплются, как прах,
пусть кирпичи мечетей и церквей
сгорят в слепых кострах,
а на руинах этой пустоты
пусть вырастет цветов прелестных сад
и свежий источает аромат:
театров лес и детских школ цветы.
Во имя Гуманизма — пусть растут
музей, приют, больница, институт.

Там, где молитвы сыпались из уст —
пусть будет академия искусств.
Там, где цвели дворы монастырей —
пусть бьются волны рисовых полей.
В морях бескрайних пусть проснётся жизнь,
и пусть щеки коснётся лёгкий бриз:
Религия, чьё имя — Гуманизм.

История матери

Пер. из Таслимы Насрин

1
Моей мамы глаза у последней черты
становились похожи на жёлтые пятна глазуньи,
а живот распухал, как готовая лопнуть в любую минуту
канистра студёной воды.
Неспособная больше стоять, ни сидеть, ни рукой шевельнуть,
мать лежала, недвижная, втуне.
Она даже уже не казалась похожей на Мать,
очутившись у этой последней черты.
А родня приходила, родня уходила,
и вечером — так же, как утром —
уверяла, что время готовиться к встрече
с реальностью этой священной,
и что в Пятницу, в праздник святой,
умирать для неё будет более мудро;
все иллах иляллах да Аллаху Акбар:
мол, лишь верь — и обрящешь спасенье.

Мункир и Накир.
Эти двое крылатых пришли, ожидая ответов;
призывая очистить от бренного дом и окрестность,
чтобы знать, что возляжет душа на их быстрые дроги,
когда смерть запоёт на пороге.

Здесь голодный недуг танцевал, приглашая в могилу,
пил устами кривыми последние мамины силы,
ослепляя глаза,
иссушая слова на излёте,
похищая дыханье из лёгких.

Когда силилась мама дышать,
лоб и брови кривились от этого ада,
а домашние стали кричать,
умоляя привет передать Мухаммаду.
Все уверены были: на небе седьмом будет мама ко сроку
и под ручку пройдётся с Пророком
по залитому солнцем сияющим дивному саду.
И вино, и копчёная дичь будет маме наградой.
Об одном лишь мечтала она — чтобы сбылось когда-то:
чтоб пройтись с Мухаммадом по дивному Райскому Саду.
Но теперь, покидая земные чертоги —
скажите на милость! —

к своему удивленью, в желаньях подобных она усомнилась.
Не прогулок за Гранью, не райских садов золотистых, —
захотела она приготовить мне рис по-индийски,
сделать рыбного карри, поджарить куриную ножку,
острый соус сварить с ароматнейшей красной картошкой,
Захотела она мне набрать самых спелых кокосов
в своём скромном — не райском — саду,
где пригрелись фиалки.
Захотела она босиком прогуляться по росам,
молодой плод гуавы сбить с ветки бамбуковой палкой.
Захотела она отогреть меня ласковым словом,
непокорную прядку на лбу моём смуглом поправить.
Захотела она постелить мне перинок пуховых,
сшить мне платье и тонкую вышивку сделать по краю.
Захотела она петь в саду мелодичные песни:
«Никогда ещё в небе так ярко луна не блестела,
никогда ещё ночь не была столь нежна и чудесна…»

В общем, что говорить: очень жить моя мать захотела.

2
Я знаю, что никто не возродится
и трубы в судный день не вострубят:
все гурии, сирени, вина, птицы —
ловушки, что религии таят.
Мать ни в какое не прорвётся небо
и под руку ни с кем не ступит в сад.
Проникнут лисы сквозь прореху в склепе
и плоть, плутовки, мёртвую съедят.
Но я хочу поверить в Небеса
над высшим небом или где-то выше:
прекрасные, святые небеса,
куда она — от мига к мигу ближе —
поднимется сквозь вечный Пульсират.
И сам Пророк, прекрасный Мухаммад,
введёт её в свой дом, нальёт ей чаю,
потом обнимет, рая посреди,
и сердце утомлённое растает
в непостижимой маминой груди.
Она захочет искупаться в росах,
Она захочет прыгать, танцевать
И все причуды разом сотворять.
И дичь внесут на золотых подносах,
И мама будет дивных яств вкушать.
И сам Аллах сойдёт её встречать,
вплетать свои цветы в седые косы
и прямо в губы страстно целовать.
Она уснёт на пуховóй перине,
ей гурий веера взлелеют сон,
пока в серебряном бокале стынет
нектар, что серафимом поднесён.
Её печаль коснуться не посмеет,
что на Земле туманила глаза…
Я — атеист —
так здорово умею
мечтать,
что есть на свете небеса!

Гимн Сатане

Из Джозээ Кардуччи

1. Для тебя, творенье
Высшего искусства,
И души, и плоти,
И ума, и чувства, —

2. Хоть вино искрилось
В хрустале бокала,
Как души крупица
Во зрачках сияла;

3. Хоть Земля и Солнце
В странствиях по кругу,
Улыбаясь, пели
О любви друг к другу,

4. Хоть дрожали руны,
Тайны упокоя, —
По горам, по долам
Жизнь текла рекою.

5. Песнь моя — во славу
Храбрых да великих,
Чтоб ты правил балом,
Сатана-владыка!

6. Брось-ка, поп, кадило,
Приглуши молитвы:
Сатана с тобою
Не оставит битвы!

7. Глянь: огнём и ржою
Меч священный червлен
В пальцах Михаила,
И архангел верный

8. Устремился к Бездне,
Обескрылен, скован
Хлёсткой плетью молний
В дланях Иеговы.

9. Бледным метеором,
Обречённым смерти,
Ангелы низверглись
С ясно-синей тверди.

10. Одинокий пленник
Средь земель бессонных,
Господин явлений,
Повелитель формы,

11. Сатана таится.
Мощь трепещет с болью
Пламенем пожаров
В чёрных глаз угольях,

12. Иль во взоре томном,
Непокорном, царском,
Иль в блестящем, влажном,
Плутовском, бунтарском.

13. Он сияет яркой
Кровью винограда,
Что стремится в тело
И дарует радость,

14. Мимолётность мига
Жизнью наполняет,
Держит скорбь в темнице
И любовь вселяет.

15. Сатана, вольётся
Дух твой в эти строки,
Если сердце гордо
Усомнится в боге —

16. В том царе всесущем,
В том царе жестоком, —
И пронзит рассудок
Дерзновенным током.

17. Для тебя, Астарта,
Ариман, Адонис —
И холсты, и мрамор,
И перо в ладони

18. Там, где безмятежность
Ионии пенной
Славила Венера
Анадиомена.

19. Для тебя в Ливане
Расцветал терновник
И святой Киприды
Воскресал любовник;

20. Для тебя и песни,
И лихие пляски,
Для тебя и девы,
Чьи безгрешны ласки,

21. И душистый ветер
В пальмах Идумеи,
Где Киприды пена —
Всех снегов белее.

22. Что же делать, если
Варвар назарейский
Яростью Агапе
Ритуал злодейский

23. Сотворил, лампадой
Возжигая храмы,
Знаки Арголиды
Разметав по травам?

24. Не забудь, о беглый,
Тех, кто в час немирный
Дал тебе обитель
На своей кумирне!

25. А затем, наполнив
Чашу страсти женской,
Бог-любовник пылкий,
Мудростью вселенской

26. Вдохновлял ты ведьму,
Бледную, нагую,
Утоляя к миру
Тягу колдовскую.

27. Вот колдун и скептик,
Вот алхимик мудрый:
Их очей сияньем
Ты наполнишь утро,

28. Явишь звёзд сиянье,
Неба озаритель,
Позади оставив
Сонную обитель.

29. Вот монах унылый
В Фиваиде ноет,
От всего укрывшись,
Что сквозит тобою.

30. О душа, тропинка
Здесь твоя ветвится.
В Дьяволе — блаженство:
Дар твой — Элоиза!

31. Ни к чему вериги,
Вретища и стоны:
Строки и шептанья
Флакка и Марона —

32. Средь псалмов Давида,
Панихидных песен;
И играет лира
Средь Дельфийских весей.

33. Светлое — страшнее
Чёрных орд без меры,
Волей Ликориды,
Волею Глицеры.

34. Но иных видений
О годах манящих
Захлестнули тени
Взор его неспящий.

35. И страницы Тита
Распалят трибунов,
Консулов горячих,
Толп народных, буйных,

36. Пробуждая страсти;
Итальянцев волю
Не вернёшь, отшельник,
В древний Капитолий.

37. Вас же, кто неистов,
Пламень не укусит:
Рок вплетётся в слово
Виклифа и Гуса.

38. Зов ваш неусыпный
Целый мир объемлет:
Новому рассвету
Наступило время!

39. И уже трепещут
Митры и тиары:
В монастырских кельях —
Мятежа пожары.

40. В проповедях пылких
Льёт елеем голос,
Завернувшись в рясу,
Брат Савонарола.

41. Как свою сутану
Скинул Мартин Лютер,
Разум человечий
Сбрасывает путы.

42. Молнией сверкает
Разум, торжествуя;
Восстаёт мирское;
Сатана ликует.

43. Дивным и ужасным
Грозным великаном
По земле гуляет,
Рыщет в океане;

44. Пламенный, чадящий,
Как вулкана горло,
Покоряет долы,
Пожирает горы;

45. Пролетит над бездной,
Мрачный и неслышный,
В потаённых гротах
Отдохнёт недвижно,

46. И, неукротимый,
С берега на берег
Вихрем пронесётся
Он, свой край измерив.

47. Вихрем разнесутся
Голоса и крики:
Вот идёт он, люди,
Сатана великий!

48. С места и до места
Он летит, как птица,
На неудержимой
Жгучей колеснице.

49. Славься же, о Дьявол,
О стезя восстанья,
О отмщенье мысли,
Разума и знанья!

50. Ты вкушаешь запах
Ладана и слова, —
И поповский сброшен
С неба Иегова!

Summa spes

Пер. из Алистера Кроули

I.
Всё бытие — страданье,
Желанья в том повинны.
Струн лёгких трепетанье
Зажечь я не премину:

Пусть смерть в свои пределы
Возьмёт — не сокрушаюсь.
Я жил, и жизнь кипела, —
И проклят, коль покаюсь!

II.
Разумно рассуждая,
Надежду мы лелеем:
Коль ничего не знаем,
О чём же сожалеем?

Сознание зависит
От мозговой каши́цы;
Коль та сгниёт да скиснет,
Час боли завершится.

III.
Смеёмся и танцуем,
Покуда сердце бьётся!
Уста — для поцелуя,
А дьявол — обойдётся!

Коль старость одолеет
Болячкой в каждом нерве,
Даруй нам сон, Морфея!
Пусть попируют черви!

IV.
Но если (брешут люди,
Чей мозг — и правда каша)
Жить дольше разум будет,
Чем плоть истлеет наша, —

Страданья длить не стану
(Прости, Господь Пречистый!):
Дойду до Мартабана,
Чтоб сделаться буддистом.

V.
И всё ж куда вернее,
Что смерть — уничтоженье.
О Франция! мы с нею,
Страною Просвещенья!

Попов лукавых байка —
Спасенье, вера, гнозис!
Испей меня, Хозяйка
Артериосклероза!

Припев:
Пусть, проклят людьми,
Без виски засохну,
В канаве подохну
Иль в постели с блядьми!

На свалке я рос,
В грязи алкогольной!
Пусть сдохну, как пёс;
Помру — и довольно!

Я был в том краю, где погиб Гвендолеу…

Пер. из Майкла Муркока

Я был в том краю, где погиб Гвендолеу,
Сын Кейдау, песен оплот,
Когда вороны кричали над кровью.

Я был в том краю, где Бран был убит.
Сын Иверидда, прославленный в мире,
Когда вороны в поле брани кричали.

Я был там, где Ллахеу погиб,
Сын Урту, воспетый в стихах,
Когда вороны кричали над кровью.

Я был там, где Меуриг был убит,
Сын Карреана, увенчанный славой,
Когда вороны кричали над плотью.

Я был там, где Гваллауг был убит,
Сын Гонолета, достойнейший,
Соперник Ллоэгира, сына Ллейнауга.

Я был там, где воины мабденов погибли,
От Востока до Севера:
Я провожал их в могилы.

Я был там, где воины мабденов погибли,
От Востока до Севера:
Я жив, их же смерть приняла!

Я был на могилах Сидов,
От Востока до Запада:
Ныне вороны кличут по мне!

Чёрный Бык

Пер. из Майкла Муркока

Ты пройдёшь сквозь Врата Камней, ты, Чёрный Бык.
Ты придёшь в этот край, когда призовёт Кремм Кройх.
Коли дремлешь ты, Чёрный бык, просыпайся.
Коль проснулся ты, Чёрный Бык, подымайся.
Коль поднялся ты, Чёрный Бык, приди. Пусть дрожит земля, Чёрный Бык.
Приди к той скале, где зачат ты, — где родился ты, Чёрный Бык.
К тому, кто держит копьё, к судьбы твоей властелину.
Брийонак, Камнем Сидов рождённый, скованный в Кринанассе,
Вновь разит Фои Миоре ужасных, — и ты их срази, Чёрный Бык.
Приди, Чёрный Бык. Приди, Чёрный Бык. Приди домой.

Хобовакан

Пер. из Майкла Муркока

Не пытай, откуда родом,
Не пытай про дом и имя,
Но останься и послушай,
Песнь зовущую послушай,
Как я видел путь далёкий,
Как я грезил сон прекрасный,
Грезил, как творят все вместе,
Мир творят свой и законы
И вигвамы ставят рядом,
Видел я людей могучих,
Что идут и ищут страстно,
Ищут правду гор высоких,
Ищут мудрость в чащах диких,
Ищут у пустынь видений,
А найдя, несут их к дому.
Мы раскурим трубку мира,
Трубка говорить позволит,
Говорить про добродетель.
Красной трубки дух расскажет
Сны благие и деянья.
Ты себя в других увидишь,
Ты своих услышишь братьев,
Матерей, сестёр услышишь,
Ты услышишь духов неба,
Обитателей лесных.
Будут вечны наши песни
Про уменье и удачу,
Как она являлась Зайцем,
Как летал и каркал Ворон,
Как Медведь был беспокоен,
Как в войне с врагом сходились.
Я скажу, что все мы братья,
О делах скажу и грёзах,
Дым вдохнув, что душу тешит.

Роза и Крест

(Перевод стихотворения Алистера Кроули)

 

Из бед моих кипящего котла,

Где сахар, соль и горечь я варил,

Где музыкой я дивной говорил,

Где звёзды падшие собрал я в острова,

Где страсть моя размытая плыла

Дорогой странною, и где святой любви

Беззвучное сияло попурри —

Мистическая Роза расцвела.

 

Бесчисленные лепестки её — из света,

Блестящие смарагды — её листья,

А сердце — пламенный рубин; при виде этом

Возвысил сердце я, и к Богу обратился:

«О, как изгнать мне сон своих желаний?»

Крестом в ответ всё озарило Пламя!

Средь моря

(Перевод стихотворения Алистера Кроули)

 

Как корабли в ночи плывут

Под светом северной звезды –

Так губы чудные ведут

К душе, не знающей узды.

 

Стремлюсь вослед я бликам зримым,

Но воды тёмные манят

В её сердечные глубины,

Где небеса мои и ад.

 

Лишь в ней я жив, какой-то миг

Танцуя в солнечных лучах.

Лишь в ней я мёртв: вот, я притих,

Забывшись в сумрачных тенях.

 

Я растворяюсь в ней, как соли

Щепотка средь морей без края,

Но страсть моя врачует боли,

В которых я себя теряю.

 

Бог освятит любовь мою,

Как миро – розой и крестом!

Благие слёзы я пролью

В миропомазаньи благом.

 

О, как я бесконечно мал,

Коль надо мной весь небосвод.

Но небеса я сам создал:

О, как я бесконечно горд!

Фэн-пьеса для Ее Императорского Величества

Эзра Паунд

о поклонница белого шелка
чистая словно иней на лезвии трав
ты возляжешь вдали от меня

2011

Ручная кошка

Эзра Паунд

я отдыхаю
средь прекрасных дам
к чему мне лгать об этом?
я повторю:
я отдыхаю
в разговорах с ними,
пусть даже говорим о пустяках
мурчание невидимых усов
и возбуждает
и волнует

2015

Зима пришла

Эзра Паунд

зима пришла
пой громче, черт возьми!
сыплются камни
льются помои
врывается ветер
так пой: будь проклята!

автобус занесло
и мы высыпались из него
лихорадка вонзилась мне в мясо
река застыла отказала печень
пой, черт возьми: будь проклята!

проклятье, проклятье
о чем я там? а! проклятье!
ну его, этот зимний бальзам!

пой, черт возьми, проклятья
пой их, пой их, черт побери

2015

Альба

Эзра Паунд

прекрасно
как бледные влажные листья лилеи долин
она возлежала со мной на заре

2006

Девушка

Эзра Паунд

древо вошло в мои кисти
сок поднялся в мои руки
древо растет
вниз из моей груди
ветви растут из меня словно руки

ты древо
ты мох
ты фиалка над ними на ветру
дитя, ты так высоко
только все это — безумие мира

2015

Роза и Крест

Пер. из Алистера Кроули

 

Из жаркого котла моих невзгод,

Где сладость, соль и горечь я вкушал,

Где чары нот язык мой источал,

Где под ноги стелился хоровод

Упавших звёзд; где лижет страсти жар

Чудны́е берега; где посреди

Огней — любви мелодия в груди, —

Пылает Роза, Тайны Госпожа.

 

В бессчётных лепестках — мерцанья пыл,

А листья изумрудами блестят;

Огонь в груди — рубин. И, обратясь

Всем сердцем к Господу, я вопросил:

Как выразить, что в сердце у меня?

Но Ио! здесь вознёсся Крест Огня!

Гимн Люциферу

Пер. из Алистера Кроули по подстрочнику Comahon

 

Вещь: ни добра, ни зла; зачем она?

Без пика смерти — жизни вкус претит!

Машина безупречная точна,

Шагая по нелепому пути,

Чтоб жажду ненасытную унять.

Как скучен он, кому себя познать

Дала Любви и Пламеня печать!

Непознанная в душах и в сердцах

Жизнь — без весны, без стержня, без конца.

 

Он — кровью полыхающий рубин,

Он — Люцифер, он — Солнца гордый дух:

Зарёй развеял, словно исполин,

Мрак тупости в Эдемовом Саду.

Небытие проклятьем освящал,

Души безвкусье горем приправлял,

Бесплодный космос жизнью наполнял;

Невинность жёг Любви и Знаний луч…

От Радости сокрыт в Бунтарстве ключ!

Скаутский гимн

Вольное переложение «Скаутского гимна» Ральфа Ридера

 

Я на пороге, на избранном пути.

Всё в моих силах: играй, дерзай, трудись!

Да, моя клятва — мужество и честь.

Я стану лучше — лучше, чем я есть.

 

Проще с тобою творить судьбу свою.

Буду ли верен в смертельнейшем бою?

Дай же мне воли идти к своей звезде!

Я буду биться за благо всех людей.

 

Очи открой мне, даруй мне верный взгляд!

Взялся за дело — не отступлю назад.

Дай же мне силы нужду преодолеть!

Я стану чище мечтать, творить и петь.

 

Вот я в дороге, на избранном пути.

Всё в моих силах: играй, дерзай, трудись!

Да, моя клятва — мужество и честь.

Я стану лучше — лучше, чем я есть.

Император Глаукома

Т. Диш (пер. с англ.)

 

Император Глаукома

оглядел с моста

мрачных стражей вдоль аркад

и вышел на базар,

где жаркий день настиг

поверженных владык:

рыцари Креста,

мудрый Оттоман,

Абиссинский царь

и великий хан

сидят

с протянутой рукой

у храма над рекой.

К их молитвам Император

оставался глух:

пленили

слух

тромбоны,

что трубили

в честь Имперского парада.

 

В час регаты

канонада

над рекой гремела страстно.

Глаукома-Император

демонстрировал

стигматы

Ватиканскому послу.

 

Взял он

шар из алебастра,

меч Дамасский,

камень красный

из гробницы

Зороастра,

где паслён

и в цвет зарницы

клён.

 

А поэт придворный в лаврах

и оранжевой парче,

весь в топазах,

и сапфирах,

и сияющих алмазах,

с головою погружённый

в запах мирра

и лаванды,

в бриллиантах

Самарканда,

распростёрся

пред владыкой,

 

пал, осанною

сражённый,

хору вторя

непрестанно.

Вмиг на тело

непреклонно

златой стопой

и тростью белой

ступил

самовлюблённо

смертный бог!

 

С ажурных балконов

весёлой метелью

гирлянды бутонов

и ярких цветов

из детских ладоней

летели:

разноцветные букеты —

гладиолусы, и розы,

и пионы,

и мимозы

пред идущим Глаукомой.

С парапетов

с крыш, со шпилей

дети вниз

венки бросали

маков, лилий

и фиалок, —

и порой

бросались сами

с крыш под ноги Глаукомы.

 

Луна

взошла,

но тишина

огнём в ночи

полна,

и звёзд лучи,

как серафим,

возносят

гимн.

Вот-вот

Император

достигнет священных руин

величаво,

коснувшись замка на двери,

которую вправе

один

только он отворить.

 

Он бродил

с лицом печальным

сквозь старинные порталы,

средь колонн, зеркал хрустальных,

бриллиантов, и опалов,

и рубинов. Он ходил

там, где наполнялись залы

звоном дальним,

тихим пеньем,

где смешались

ароматы

прелых трав, листвы осенней

с дымом жертвенных костров.

 

Выпускает Император

птицу белую, как снег!

Голубь

бел,

как белый

свет.

Голубь,

тебе равных нет!

 

Император выпускал

голубя белей, чем снег.

Тот взлетал

и до небес

мчался — в облаках исчез,

позади оставив крыши,

выше крыши,

неба выше, —

прямо

к солнцу,

чтоб погибнуть

в честь владыки Глаукомы!

Вперёд Следующие записи