Пушкин и Йа
30 Окт 2022 No Comments
рубрика: Проза Все произведения: Семён Петриков (Альмаухль)
Многим наверное знакомо выражение: «Кто будет делать … ? Пушкин?». Обычно, это выражение используют учителя или родители, напоминая о невыполненных обещаниях. Не совсем понятно, почему именно Пушкин. Когда я был школьником, я часто что-нибудь обещал и не делал, и часто слышал «А кто это будет делать? Пушкин?» — и каждый раз я думал «Да, Пушкин!»; и представлял, как Пушкин это дело вместо меня делает. Оказалось, что фраза носит довольно таки буквальное значение. Пушкин всё сделает. Наверное, у Александра Сергеевича напряжённый график — успеть выполнить обещания и доделать недоделанное за тысячами распиздяев, которые наглым образом экспулуатируют его, даже после смерти. Пушкин очень устал. Но пока это выражение существует, он будет обречён исполнять поручения, ведь призвать его очень просто — нужно мысленно ответить на этот вопрос «Да, Пушкин!» — и визуализировать, как Пушкин доделывает за вас недоделанное. Его посмертное существование напоминает ад, собственно, адом оно и является. В чём-то его положение созвучно с муками Сизифа: оба приговорены к вечному напряжению сил во имя абсурда; только в случае с Сизифом это абсурд монотонности, Пушкин же был приговорён к абсурду разнообразия. Я стараюсь без нужды не гонять Пушкина, но иногда всё же приходится прибегать к его эвокации, чтобы не просрать какие-нибдь дедлайны, или чтобы спихнуть на него какое-нибудь дело, которое мне очень не хочется делать. Мне иногда становится интересно — кто и за что обрёк его на такую посмертную судьбу? Чую здесь след неорганических существ… Впрочем, может быть, он обрёк себя на это сам — он ведь хотел бессмертия, и он получил его. Его тело идей было помещено на пьедестал, и набито ментальными выделениями масс, которые молились ему, как солярному богу — его поэзия стала совершенно не важна, в тот момент когда его приговорили к этой роли. Кажется, я ему немного сочувствую, потому что я в тайне боюсь и в тайне хочу занять его место.
Я расскажу вам одну историю, из детства, чтобы вы поняли, что меня связывает с Пушкиным. В школьные годы я был кудрявым. Этого достаточно, чтобы заслужить кличку «Пушкин». Тень Пушкина с тех пор всюду падала на меня, где бы я ни был. При этом, мне ведь даже и не слишком-то нравились его стихи. Дома, в углу рядом с иконами, прямо над моим письменным столом, стояла бронзовая статуэтка юного Пушкина. Этот бронзовый лицеист меня изрядно раздражал. Дело в том, что Пушкина и иконы поставила там моя бабушка, а я бы предпочёл не иметь ничего из этого над своим рабочим столом. Если бы я мог выбирать, я поставил бы в этом углу большого мохнатого паука. Но выбора не было — всякий раз, когда я убирал Пушкина, и снимал иконы, бабушка молча или с недовольным бурчанием возвращала их на место, не объясняя, зачем они мне нужны. «Ну как же, это же святое…». Я снимал иконы и Пушкина, бабушка устанавливала их вновь. Это противостояние могло продолжаться долго, если бы однажды я не придумал кое-что повеселее. У меня был скульптурный пластилин, много скульптурного пластилина, который по цвету примерно такой же, как и бронза. Короче, я слепил Пушкину хуй. Я не пожалел пластилина, и теперь статуэтка напоминала египетского бога Мина. Скульптурный пластилин держит форму лучше, чем обычный, поэтому хуй Пушкина не опадал, и простоял бы Мин знает сколько времени, если бы бабушка не обнаружила и не оторвала его. В этот раз уже не обошлось недовольным бурчанием — она громко и драматично возмущалась такому осквернению святыни. Это было очень смешно. Через некоторое время я повторил это снова. И снова. И снова. Эта шутка не становилась менее смешной от повторения, наоборот, каждый раз это действо становилось ещё комичнее и абсурднее. Я вынуждал свою бабушку отрывать Пушкину хуй, ругаться на чём свет стоит, и всё это перед иконами — я готов был это делать снова и снова, а пластилина у меня хватило бы надолго. В конце концов, она сдалась, и унесла Пушкина к себе. Иконы были нейтрализованы чуть позже, культовыми предметами других религий, которые я установил рядом с ними. Почему-то, бабушку совсем не возмущало наличие в красном углу статуэтки будды, дощечки с именем Аллаха, павлиньего пера и каменного скарабея. В таком виде этот алтарь меня тогда устраивал — главное что в этой компании не было Пушкина, он был символически кастрирован и низвергнут, и с тех пор меня даже совсем не задевало, когда в школе меня кто-нибудь «Пушкиным» называл.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.