Психозония

Литературный перевод из “Hawkwind”

Абу-Вабу
Абу-Вабу
Мабу-Дабу
Мабу-Дабу
Ака-Таба
Ака-Таба
Ката-Бата
Ката-Бата
Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да
Да-Да-Да-Да-Да-Да-Да

Коли хэй чей
Эхей и хэй
Коли я чей
Инэй и джей
Да о на кол
О пчёлы пчёл
Да ты не эсс
Ох вы да эфф
Я джей хэй коль
Да о на кол
Глянь хоим эм
Мне вас за глянь
Эхей и хэй…

Преступны слова. Благородно молчанье.
В безмолвии счастье:
Немая — ты моя:
Моя, когда желанна.
Иди же сквозь меня
Услышать то, что я скажу тебе.

Зариния

Hawkwind, Zarozinia
Попытка литературного перевода

Пыланье судьбы
И пожарища яви —
Зариния.
Горение плоти
И нежное пламя —
Зариния.

Воды бесчисленных слёз,
Чувства бесчисленных лет
Текут надо мной.

Но сон этот слишком реален:
Сквозящая холодность стали —
Зариния.
Вернутся забытые раны,
Но в бездне — палящее пламя,
Зариния.

Сияющий лес

Перевод песни «Domine»
«The Forest of Light»

Я думал всегда — война будет вечной,
И друг мой — только сталь.
Я всю свою жизнь провёл
В битвах с самим собой,

Пока не нашёл Танелорн
И заново не был рождён.

Мы станем свободны,
Достигнем бессмертья.
Мы станем свободны,
пройдём сквозь сияющий лес.
Мы станем свободны,
пройдём сквозь сияющий лес.

Нет боли.
И смерти — тем более.
Святилище мира,
Где жизнь протекает в гармонии.
Где, знаю, мы встретимся вскоре.

Сиянье солнца для героев,
Уставших от боёв,
И призраки минувших войн
Не встанут вновь.

Теперь я нашёл Танелорн,
И к новой жизни рождён.

Пепельный лёд

Перевод песни «Summoning»
«Ashen Cold»

Ремесло моё — слово и смех,
И меня ждёт в жизни успех:
Не широк я в плечах и совсем не смельчак,
Но запомнят меня лучше всех.
Гора стара
И бледен мир.
В огне забытом —
Пепла лёд.

За морем скоро грянет битва;
Рекою будет литься кровь
Там, где с глаз людских укрылся
Тот, кому не должно жить.
Гора стара
И бледен мир.
В огне забытом —
Пепла лёд.

Тогда лишь сделка состоится:
Освободится Саурон.
Я и ты: мы шли сквозь битвы,
Я и ты: мы победим!
Гора стара
И бледен мир.
В огне забытом —
Пепла лёд.

Колдун трубит в свой рог

Перевод песни «Hawkwind» «The Wizard Blew His Horn»
на слова Майкла Муркока

Большой Пёс залаял,
И весь мир побелел.
Большой Пёс заплакал,
И лес умирал.
Колдун Трубит В Свой Рог.
Колдун Трубит В Свой Рог.
Змея зашипела,
И мир повернулся.
Змея засмеялась
В грехах ледяных,
Когда Колдун Трубил В Свой Рог.
Колдун Трубит В Свой Рог.
Конь кровью заплакал —
Земля застонала.
Конь поднимался
Из озера слёз
Воителя найти,
Воителя найти.
Мир мрачен был.
Земля тряслась.
Рог Колдуна.
Волшебный Рог.
Да, он призывал Воителя.
Он призывал Воителя.
Орёл смеялся,
И весь мир чернел.
Гигантские когти
Вцепились в Закон,
И Воитель застонал во сне,
Воитель застонал во сне…

Королева Гвиневейр

Гвинед украсил златом косы Гвиневейр,
А щёки — кораллами, очи — сияньем морей,
А слёзы — хрустальностью снежных вершин,
А губы — сладостью бургундских красных вин.
Капризной Гвиневейр дары принесены.
Трагичной расплатой они обернуться должны.

В золотых волнах востока…

Пер. из Майкла Муркока

В золотых волнах востока колыбель её качалась:
Там, чело венчая звоном, песня дивная поётся,
Вея щедрым ароматом тех морей, где укрывалась
Тайна всех благословений, данных правом первородства,
Мягких, нежных и свободных. И она, взлетев, смеялась,
В клевер облаков поднявшись, чтоб обнять руками солнце!

Лорд Сулис

Пер. из Алджернона Чарльза Суинбёрна

Лорд Сулис — коварный волшебник.
Он жадный старец-лгун.
Тех, кто к нему в лапы попался,
Не пощадит колдун.

Под дланью своей он три замка собрал,
Сей древний старец-маг:
Восток впереди, Закат — позади,
Меж них — Пустыни Мрак.

Под дланью своей он держит трёх фей,
Красивей нет на свете;
Одна — Аннет, а другая — Жанет,
И Марджори — имя третьей.

У первой — златой венец на челе,
У второй — златое кольцо;
У третьей без злата душа богата
И нежность красит лицо.

У первой — прекрасная роза в руке,
У второй — нарциссовый цвет;
У третьей же — самый чудесный цветок,
Которому равных нет.

Византийские беседы

Пер. из Майкла Муркока

Что? Нашему народу срок
отмерен, жребий уготован?
Мой друг, ты чересчур жесток
к дню этому. День нынче — новый.

Ты в нас увидел самомненье эгоизма?
Беспомощную спесь?
Но ты не прав:
смех над собой и мудрость долгой жизни —
вот всё, что встретишь здесь!

Когда боги смеются

Пер. из Майкла Муркока

Я вихрь, когда смеются боги. Я —
Страстей водоворот в тиши морей,
Чьи волны гладят брег души моей
И сердце мглой надеются объять.

Некам, Адонай!

Пер. из Алистера Кроули

Обращение прецептора к своим тамплиерам

Сэру Джеймсу Томасу Уиндраму

Любовь, спасающая мир,
Да будет предана бичу!
Иных скорее — сей кумир
С небес низвергнуть я хочу.

Любовь, что очищает всё,
Омыта кровью и слезой
Своей да будет. Принесёт
Ей мука — вечности покой.

Любовь, блаженства пустоту
Заполня, бурю пресечёт,
Излечит бездны боль — но тут,
Бледнея, кровью истечёт.

Любовь, лаврового венца
Не сняв, согнётся от потерь:
Её в стыдливый цвет лица
Вгоняет падаль на кресте.

Сквозь сердце — острие меча,
В уста — Иуды поцелуй,
Над бровью — похоти печать,
Из глаз же — радости стрелу.

Жизнь, сводник злобы, словно зверь,
Рыча, насилует Любовь,
В гниющей осенью листве
Оставив девственную кровь.

И мы стоим, рабы Любви,
Устами, веками дрожим;
А тот, кому дорога — ввысь,
Сквернит святилище души.

Из богохульств, не убоясь,
Творим молитву всех молитв,
И то, что для профана — грязь,
Нам святость Таинства сулит.

О тамплиер, ликуй! Пора!
Коль клялся — злую месть сверши!
Будь чуток с ночи до утра
В гробнице, где живой лежишь.

Смерть суевериям! Ответь,
Мой Брат! Тиранам — смерть! Смелей!
Магистр мой, призываю смерть —
И то, что может быть за ней.

Топчи распятие, отринь!
Целуй клинок, прими его!
Предателя — в песок сотри;
Червя — размажь по мостовой.

Эй, рыцарь! Обнажи печать!
Хоругви — вверх! Вздохнуть успей!
К присяге! К испытанью! Встать!
Из чаши горестной испей!

Простёрся ль Beauséant, крылат?
Vexillum Belli — ввысь воздет?
Марш, тамплиеры, стар и млад!
О, славься, славься, Бафомет!

Псалом

Пер. из Алистера Кроули

Господь наполняет уста мои благодарением; Праведность Господня нашла приют в гортани моей.
Шатёр Господень — кровля рта моего; врата Господни — слоновой кости.
Язык мой — служанка Господа; возрадован Господь во дворце порфира.
Губы мои ликуют в праведности Господней; чрево моё даёт благодарственное, ибо Господь наполняет его благословением.
Я ладья Господня; Господь благоволит мне; Господь привёл меня к свершению.
Возносите хвалу Господу, все любящие Его; возрадуйтесь в Нём, сыны и дщери Просвещения.
Вот, Господь возвысился в праведности; правота Его наполняет землю хвалою.
Ибо Господь наполняет уста мои тишиною; и блаженство Господне — искупление моё.
Песнью тайною восхваляю я Господа; и слово Его есть Свет.

Женщина и стихи

Пер. из Таслимы Насрин

Сколькой болью с рождения женское сердце отмечено,
Что чуть более боли — с Поэзией будет повенчано.
Слово требует срока — пока не сомкнулись глаза.

Если пишет стихи, значит, полною мерою женщина,
Ибо зрела довольно — и знает страдания вечные;
Ибо знает всю цену словам и всю цену слезам.

Чтоб родились стихи — надо быть, без сомнения, женщиной,
Ибо слово без боли — хромое, слепое, увечное.
Кто уверенней женщин о боли сумеет сказать!

Женщина ломает кирпичи

Пер. из Таслимы Насрин

Женщина ломает кирпичи.
Она сидит на тротуаре
в красном сари,
когда ломает кирпичи
под жарким солнцем,
когда она ломает кирпичи,
бронзовокожая,
когда она ломает кирпичи.
Двадцать один?
Но дома — семеро детей,
как будто в сорок,
и десяти часов работы не хватает,
чтоб прокормить хотя бы одного,
не то что семерых.
Она ломает кирпичи,
весь божий день ломает кирпичи.

Вот рядом с нею, отдыхая
под зонтиком —
мужчина, что ломает кирпичи,
весь долгий день ломает кирпичи.
Мужчина, что в тени,
работает дней двадцать,
ломая кирпичи.
О чём мечтает он,
мужчина, что ломает кирпичи,
мужчина, что стоит
под зонтиком, ломая кирпичи?
О чём она мечтает —
она, та женщина,
которая ломает кирпичи?
Есть у неё мечта,
мечта о зонтике,
чтоб кирпичи ломать
не под палящим солнцем,
чтобы стоять с мужчиной рядом
дивным утром
и вдвое больше получать,
ломая кирпичи.

Её мечта — это её мечта,
но поутру
она все та же женщина,
которая ломает кирпичи:
без зонтика,
хотя бы даже драного;
ломает кирпичи
под жарким солнцем.
Дороги новые, высокие дома
построит кто-нибудь из кирпича,
который женщина ломает,
но крышу её дома
сдул прошлогодний шторм,
вода течёт сквозь тент, а у неё,
есть у неё мечта
о крыше жестяной.

Её мечта — это её мечта,
но поутру
водой пропитан её скудный дом.
И потому она кричит соседям,
на весь мир:
Есть у меня мечта,
есть у меня мечта.
Но нету ни зонта,
ни крыши жестяной.

«Взгляните, — говорят соседи,
плюясь ей вслед, —
ведь семеро её детей —
голодные,
а ей же подавай
и масло для волос,
и пудру для лица!»
Цвет кожи у неё —
день ото дня темнее,
а пальцы у неё твердеют,
как кирпичи,
которые она ломает.

Поэтому, сжав молоток,
она продолжает,
она продолжает ломать кирпичи,
сама становясь как кирпич:
кирпич, что не может быть сломан
пылающим солнцем,
голодным желудком,
мечтательным сердцем.

Ядовитые

Пер. из Таслимы Насрин

Куда опасней человек двулицый
Опаснейшей змеи о двух клыках.

Укушенный змеёй
способен исцелиться.
Укушенный лжецом
погиб наверняка.

Мастурбация

(Женщина без мужчины — что рыба без велосипеда)

Пер. из Таслимы Насрин

Без мужчины женщине не справиться?
Ха! Ни слова правды в этом мнении!
Поцелуй мужской обманом славится:
Лживы их объятья орхидейные.
Не ходите в джунгли, яда полные:
Сами не убогие, не сирые.
Есть у вас колчан и стрелы-молнии:
Девочки, давайте мастурбировать!

Ева, о Ева

Пер. из Таслимы Насрин

Ах, почему бы Еве плод не съесть?
И руки, чтобы брать, у Евы есть,
И пальцы, чтобы спелый плод обвить…
Не для того ли Еве дан живот,
Чтоб чувствовать, когда желает плод?
Язык — для жажды? сердце — для любви?

Так почему бы Еве плод не съесть?
Зачем себе отказывать ей здесь
В невинных радостях, твердя всё время «нет»?
Зачем в Эдеме сотворён запрет?
Не для того ль, чтоб Ева и Адам
В плену вовеки оставались там?

Из-за того, что Ева съела плод,
У нас есть небеса, моря, земля.
Из-за того, что съела плод —
Луна, деревья, солнце и поля.
Из-за того, что съела плод —
Берёзы, розы, лозы, тополя.

Беги, беги!

Пер. из Таслимы Насрин

Держись подальше от собак:
Подхватишь бешенство.

Держись подальше от мужчин:
Подхватишь сифилис.

Мечети, церкви

Пер. из Таслимы Насрин

Пусть храмы всех религий на Земле
рассыплются, как прах,
пусть кирпичи мечетей и церквей
сгорят в слепых кострах,
а на руинах этой пустоты
пусть вырастет цветов прелестных сад
и свежий источает аромат:
театров лес и детских школ цветы.
Во имя Гуманизма — пусть растут
музей, приют, больница, институт.

Там, где молитвы сыпались из уст —
пусть будет академия искусств.
Там, где цвели дворы монастырей —
пусть бьются волны рисовых полей.
В морях бескрайних пусть проснётся жизнь,
и пусть щеки коснётся лёгкий бриз:
Религия, чьё имя — Гуманизм.

История матери

Пер. из Таслимы Насрин

1
Моей мамы глаза у последней черты
становились похожи на жёлтые пятна глазуньи,
а живот распухал, как готовая лопнуть в любую минуту
канистра студёной воды.
Неспособная больше стоять, ни сидеть, ни рукой шевельнуть,
мать лежала, недвижная, втуне.
Она даже уже не казалась похожей на Мать,
очутившись у этой последней черты.
А родня приходила, родня уходила,
и вечером — так же, как утром —
уверяла, что время готовиться к встрече
с реальностью этой священной,
и что в Пятницу, в праздник святой,
умирать для неё будет более мудро;
все иллах иляллах да Аллаху Акбар:
мол, лишь верь — и обрящешь спасенье.

Мункир и Накир.
Эти двое крылатых пришли, ожидая ответов;
призывая очистить от бренного дом и окрестность,
чтобы знать, что возляжет душа на их быстрые дроги,
когда смерть запоёт на пороге.

Здесь голодный недуг танцевал, приглашая в могилу,
пил устами кривыми последние мамины силы,
ослепляя глаза,
иссушая слова на излёте,
похищая дыханье из лёгких.

Когда силилась мама дышать,
лоб и брови кривились от этого ада,
а домашние стали кричать,
умоляя привет передать Мухаммаду.
Все уверены были: на небе седьмом будет мама ко сроку
и под ручку пройдётся с Пророком
по залитому солнцем сияющим дивному саду.
И вино, и копчёная дичь будет маме наградой.
Об одном лишь мечтала она — чтобы сбылось когда-то:
чтоб пройтись с Мухаммадом по дивному Райскому Саду.
Но теперь, покидая земные чертоги —
скажите на милость! —

к своему удивленью, в желаньях подобных она усомнилась.
Не прогулок за Гранью, не райских садов золотистых, —
захотела она приготовить мне рис по-индийски,
сделать рыбного карри, поджарить куриную ножку,
острый соус сварить с ароматнейшей красной картошкой,
Захотела она мне набрать самых спелых кокосов
в своём скромном — не райском — саду,
где пригрелись фиалки.
Захотела она босиком прогуляться по росам,
молодой плод гуавы сбить с ветки бамбуковой палкой.
Захотела она отогреть меня ласковым словом,
непокорную прядку на лбу моём смуглом поправить.
Захотела она постелить мне перинок пуховых,
сшить мне платье и тонкую вышивку сделать по краю.
Захотела она петь в саду мелодичные песни:
«Никогда ещё в небе так ярко луна не блестела,
никогда ещё ночь не была столь нежна и чудесна…»

В общем, что говорить: очень жить моя мать захотела.

2
Я знаю, что никто не возродится
и трубы в судный день не вострубят:
все гурии, сирени, вина, птицы —
ловушки, что религии таят.
Мать ни в какое не прорвётся небо
и под руку ни с кем не ступит в сад.
Проникнут лисы сквозь прореху в склепе
и плоть, плутовки, мёртвую съедят.
Но я хочу поверить в Небеса
над высшим небом или где-то выше:
прекрасные, святые небеса,
куда она — от мига к мигу ближе —
поднимется сквозь вечный Пульсират.
И сам Пророк, прекрасный Мухаммад,
введёт её в свой дом, нальёт ей чаю,
потом обнимет, рая посреди,
и сердце утомлённое растает
в непостижимой маминой груди.
Она захочет искупаться в росах,
Она захочет прыгать, танцевать
И все причуды разом сотворять.
И дичь внесут на золотых подносах,
И мама будет дивных яств вкушать.
И сам Аллах сойдёт её встречать,
вплетать свои цветы в седые косы
и прямо в губы страстно целовать.
Она уснёт на пуховóй перине,
ей гурий веера взлелеют сон,
пока в серебряном бокале стынет
нектар, что серафимом поднесён.
Её печаль коснуться не посмеет,
что на Земле туманила глаза…
Я — атеист —
так здорово умею
мечтать,
что есть на свете небеса!

Назад Предыдущие записи