Корпус

Я впервые вошёл сюда юным студентом, спешащим на свою первую пару, или иногородним туристом, ищущим стойку регистрации, — это было так давно и имеет сейчас так мало значения, что никто даже не помнит, был ли этот Корпус университетским или гостиничным, а комнаты в нём давно потеряли свой первозданный вид. Корпус жил привычной утренней жизнью, он был полон народа, спешащего, как и я, по своим делам или, напротив, неторопливо прогуливающегося безо всякой цели.

Я не дошёл и до середины фойе, когда увидел, как одна из подобных друг другу дверей очередной раз открывается (они открывались и закрывались беспрестанно, впуская и выпуская таких же студентов, преподавателей, туристов и персонал), и из неё вышел человек, своим видом полностью диссонирующий с остальным окружением. Он был примерно моего роста (а значит — невысок), его старая, но, очевидно, ещё прочная, хотя местами и изодранная одежда была покрыта пылью, гарью, грязью и ещё бог знает чем и напоминала одежду человека, годами выживавшего в диких джунглях. Его давно не бритое лицо скрывал прибор, похожий на прибор ночного видения или очки виртуальной реальности, а в руках было нечто напоминающее оружие незнакомого мне вида. Весь его облик выражал нечеловеческую усталость, но шаги были уверенны, и в них странным образом сквозило чувство хорошо выполненного долга.

Путь незнакомца пересекался с моим где-то в центре зала. Он небрежно, одной рукой, стянул с лица прибор, я увидел морщины и шрамы, рассекающие его лоб и щёки. Пот смазал копоть и грязь с его лица, прочертив через него новую широкую полосу. Вряд ли он был намного старше меня, но казалось, что он прожил уже множество жизней, в которых было мало радости и много борьбы. Почти не поворачивая головы в мою сторону и не замедляя шага, он устало протянул мне прибор и оружие, как будто был рад избавиться от них при первой возможности, и, как мне показалось, буркнул что-то вроде: «Возьми, пригодится». Я оторопело взял нежданный подарок и остался стоять в недоумении, а он продолжил свой путь к выходу, распахнул застеклённую входную дверь и вышел вон. Кажется, его появление не произвело ни на кого такого впечатления, как на меня, хотя и не было похоже, что он существовал только в моём воображении.

Немного придя в себя, я, куда менее уверенно, чем раньше, и косясь на странные предметы в своих руках, двинулся дальше. Где-то вдалеке раздались первые крики — меня не покидает ощущение, что они были слышны из-за той двери, откуда вышел незнакомец, но я не могу быть в этом уверен, поскольку пару мгновений спустя они были слышны уже со всех сторон. Началась паника, и среди толкотни и давки мелькали какие-то тени, непохожие на человеческие.

Потом во всём Корпусе выключился свет, кроме редких источников автономного освещения, и моя жизнь превратилась в ад.

*

Я забивался в каждую щель, судорожно сжимая оружие и прибор. Крики, визги и стоны не прекращались бесконечно, смешиваясь с ещё более пугающими звуками — биением перепончатых крыльев, топотом огромных хитиновых ног, скрипом челюстей, хрустом ломающихся костей, треском разрываемой плоти, хлюпаньем и бульканьем. Вжимаясь в стену и тяжело дыша от страха, я в сотый раз впервые натягивал маску прибора и понимал, что способен не только видеть, но и отличать тварей от людей — даже когда твари прикидывались людьми, а люди, заражённые тварями, сами перерождались в тварей. Я в тысячный раз впервые брал прицел и видел зеленоватый луч, разрывающий хитин и выплёскивающий из него слизистое содержимое. Я в миллионный раз впервые встречался с теми, кто, избежав первой, самой страшной волны истребления, тоже учился забиваться в щели, вжиматься в стены и выживать.

Иногда я погибал. Они впрыскивали в меня свой яд, раздирали мандибулами, царапали когтями, а самое невыносимое (хвала всем богам, мыслимым и немыслимым — это случалось редко) — откладывали в меня свои яйца, пока я не становился таким же, как они, или не превращался в ещё живой источник белка для их потомства. Но чаще подарки незнакомца спасали меня, и я снова и снова выживал, чтобы истреблять тех, кто убивал меня прежде, и того, во что меня превращали их сородичи.

К счастью, моё оружие было не единственным средством против них, хотя и самым эффективным. Мои выжившие собратья пускали в ход легковоспламеняющиеся аэрозоли, кухонные ножи, огнетушители, стулья, которые в умелых руках (а иные, как правило, становились пищей для тварей ещё в первые часы вторжения) могли творить чудеса. Нас осталось мало, но те, кому удалось пережить первую бойню, цеплялись за жизнь всем, чем могли, и процент смертей среди нас упал в разы. Тем не менее, нас становилось всё меньше, а их — всё больше.

Иногда нам удавалось добраться до входных дверей и, вскрыв изнутри стягивающие их пластиковые хомуты, навешанные полицией, вырваться из Корпуса. Случалось, что в эти моменты нас окружали армейские блокпосты, и мы гибли под пулями испуганных солдат, принимавших нас за вырвавшихся тварей. Иногда их опасения были оправданными: кто-то из нас начинал трансформироваться в нечто с членистыми ногами или щупальцами и атаковать своих бывших товарищей. К счастью, благодаря прибору, это случалось редко, и тогда под огнём с блокпостов умирали обычные люди. Но бывало, что нам, привыкшим выживать в Корпусе, удавалось прорваться и здесь. Мы не убивали себе подобных: видя, что мы так близко, они, молодые солдатики-срочники, сами в панике убегали, бросая оружие, и мы, как правило, решали не портить жизнь городу, а возвращаться на знакомые нам рубежи и продолжать свой бой, используя трофейный арсенал.

Но иногда мы входили в город вслед за бежавшими дезертирами. Чаще всего жители ничего не знали о происходящем за ограждениями, списывая всё то на учения, то на секретные эксперименты правительства, то на прибытие инопланетян с дипломатической миссией. Реже — кто-то из тварей просачивался вместе с нами или за нами вслед, а может, проникал сюда как разведчик ещё до нас, и мы, никому не известные герои, спасали своих соотечественников, пока бездействовали военные. А однажды весь город оказался полон тварями, и мы красиво приняли смерть, все вместе.

Бывало и так, что блокпосты давно покинуты, ограждения — разобраны, а город уже живёт своей обычной жизнью. Тогда мы устало прогуливались по улицам, ловя на себе озабоченные взгляды горожан, не понимающих, кто мы, откуда и почему так выглядим, — ведь события того утра давно стёрлись из их воспоминаний — или из памяти их потомков, никто из нас уже не мог сказать наверняка, как давно всё началось. Ведь мы помним ещё более шокирующие моменты — когда, выходя из Корпуса, мы понимали, что никто и никогда не слышал разносившихся оттуда на несколько кварталов криков, не видел внезапно погасшего света, не знал о стягивающихся к нему войсках…

*

Я не помню, когда и как я впервые остался один. Такое уже случалось, но раз за разом обнаруживалось, что остался кто-то ещё из выживших, кто прятался лучше, чем другие. Но в конце концов я понял, что людей здесь больше нет. В какой-то степени мне стало даже проще — не приходилось ни рассчитывать на чью-то помощь, ни нести за кого-то ответственность, да и твари, похоже, уже ощутили себя здесь полновластными хозяевами и прекратили целенаправленную охоту, так что теперь я сталкивался с ними или случайно, или тогда, когда сам охотился на них (нет, я не решался пробовать их на вкус: в Корпусе хватало запасов консервов). У моего оружия и прибора странным образом не заканчивался заряд — возможно, они подзаряжались автоматически от окружающей среды. Через некоторое время я стал замечать, что тварей становится всё меньше: возможно, они гибли от голода или просто возвращались туда, откуда пришли, понимая, что им здесь больше нечего (и некого) ловить. Я помогал им в этом, истребляя везде, где вижу, и уже почти не скрываясь, но, казалось, они этого не замечают, или им просто не было до меня дела. Прошло ещё немного времени — и я остался единственным живым существом на весь Корпус. Думаю, последнюю оставшуюся тут тварь пристрелил я сам…

С чувством выполненного долга я спустился на первый этаж. Открыв дверь в фойе, ранее более прочих помещений заваленное высохшими человеческими костями, я без удивления отметил, что теперь здесь снова чисто, и идёт обычная человеческая жизнь. Суетятся люди, открываются и закрываются двери — всё как до вторжения. От усталости у меня подкашивались ноги, но я не счёл возможным показать и малую часть своих переживаний всем этим студентам, туристам или кто они там и уверенно направился к выходу, на ходу стягивая с лица запотевшую маску прибора, столько раз спасавшего мне жизнь, и почти не чувствуя в своей руке тяжести неведомого оружия. Никто не обращал на меня внимания, как и те горожане, которых я и мои товарищи столько раз защищали от тварей. Поравнявшись с каким-то студентиком, озадаченно разглядывающим моё лицо, я, не удостоив его и взгляда, сунул ему в руки оружие и прибор, буркнув: «Возьми, пригодится», — и, не оборачиваясь, пошёл дальше.

Я привычно срезал изнутри стягивающие дверь хомуты, навешанные полицией, и вышел на территорию Корпуса. Вскоре раздались первые крики. Я, не останавливаясь, оглянулся через плечо и увидел, как во всём здании погас свет…

*

Ограждения давно разобраны, на единственном оставшемся блокпосту, скучая, несёт дежурство девушка в полицейской форме. Я присаживаюсь рядом с ней и прошу закурить. Она делится сигаретой, некоторое время мы молча смотрим в сторону безмолвной громады Корпуса с давно погасшими окнами.

— В Багдаде всё спокойно? — наконец, спрашиваю я.

— Как обычно, — отвечает она.

Мы снова молча курим. Мимо проползает жук размером с кошку, и она, робко глядя на меня, неуверенно касается кобуры.

— Не, эти безобидные, — успокаиваю я её и беру жука на руки.

Она осторожно трогает его блестящий панцирь.

— Знаешь, на каком расстоянии отсюда видели самую далеко забравшуюся тварь? — спрашиваю я.

Она качает головой.

— Километрах в двух отсюда, у зоопарка, — отвечаю я. — Я сам её прибил.

Она с удивлением поджимает губы.

— Когда это было? — спрашивает она.

— Недели через две, — отвечаю я.

— С того момента, как всё началось?

— Нет.

«Нет, вот с этого момента», — мысленно добавляю я. Но я не хочу ей ничего объяснять. Вместо этого я смотрю, как медленно округляются её глаза, когда она понимает всё сама.

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.