Расширенное предание

Свежесть первых плодов моего Начала. Роли лежали где-то на химическом цветке, бликовали на чистых ночах. Маска отпадала шестёркой, ночью, богом в порохе, все отравили, пропустили сквозь искусство, застывший пафос из жизни, вырванный из застоявшегося голоса. Шабаши – льдистые, влажные, пронизывающие. Грани растекаются неоновой кислотой. Первобытное причащение, не страшащееся нового бога. Коллаж паров – то, что мы есть. Коллаж химического тела и синтетического скрежета, собственной, перетянутой перевязи, полной химических, дышащих сыростью, вен. Насыщаешь себя химическим дымом и телесными усладами. Не творить бы сегмент, когда вечеринки врезаются, врезаются таинства. Жизни бликовали на бутылках. Тепличное растение, которое возрождает искусство в этот профиль, даже не зная их имени. Маленькая отравившая выцветшая роль развлекается. Мы совершенны, сквозь нас видно проповедь, мы – это родившая сеть. Было бы топливо. Химический дым, свёрнутое откровение, убитые мыслями, города, проломленные барьеры, апостолы в скринах. Шабаш паров – вечное зеркало. Моё гедонистическое обдумывание — просто оттенки, вакуумом, который я оживил из вод в первобытной действительности. Застывшие руки, обнажившие вечеринку. Город становится трубочкой в тёмного человека. Наши изменения уже однажды сделали своё дело. Моё расширенное предание вместо облатки. Вдыхай невыставленное причащение прямо с гитары. Проникает обнажённый грамм, выцветшие спермы поцелуют слияние. В нашем начале истины – лишь шаги. От зелёной роли обросли занавесы, от фото – дышащие трупы. Заснявший пиздец шумов выцвел, надоел, и готов к спящему п(р)ологу. Ты смотришь на вечеринку, мы обнажены – нас ничто не сдерживает. Ты дышишь, шепчешь на застывший в обработках, неоновый занавес, на религиозную ночь, столп из белых богов. Авангардисты создают искусство в эру контентного потребления. Причастивший Иисус умереть не может. Какой тебе — немного есть того, чего вы все так хотели, но это всё лживый зрачок, толстые жизни, купюры. У нас здесь опущенный коктейль с мескалином и химией. Мы – мёртвые занавесы, заснятые особью, взрывные продукты. От вечеринки остались пробелы, от мира – страстные оттенки. Пара ртов – это кино. Пар с искусством и концепцией. Пар – помутнение. Толстый член президентов – это таинство. Холодные лживые камни, яд в моих венах, дурманящий цвет пропасти с зеркал синтетический порошок. Отравленная богом, слизистая, и страстной апостол вместо дома застывшего, в обрезавшей ночи, окна. Меня, как и всех, исследовал поток потребления. Мы – кадры, которые я оживил из жизни, вырванные из зазеркалья, описывающие своё наследство от павших. Видеоряд вымышленных божеств. Ты смотришь на застывший в ноздрях, кинофильм, на разорванную вечеринку, коллаж из сегментов, рот, яд в телах, слизистый сон чёртовой жизни с обязательным молчанием. Вдыхай через слух шум мира, сквозь нас видно зарю, провалы в угаре, и страсть апостолов в доме Мёртвых.

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.