Заложники Хагиеля

Розовое масло (люблю розовый лимонад), синички и воробышки, лифчики юных дев, каблуки ночных бабочек, вода с городского фонтана, виагра и дым шпанских мушек – что только не используют некоторые люди, чтобы затащить в свой круг энергии Венеры! Косметика, парфюм, красная помада, чем ещё умеете пользоваться вы, мои беспечные голубушки? А тебе, отвязный оторва, зачем тебе розовая майка с английскими надписями – чтобы соблазнять пташек, да? Зачем тебе берет и помада, о старушонка, зачем прикрепил катафотку к колесу, дед? Всё это он, дух Венеры Хагиель. Томит сердце и пронзает его стрелой. Любовь, разлитая вокруг меня под Project Pitchfork.. Хотя сейчас я слушаю любимый тобой Ace of Base, у меня всегда твои мысли под эту музыку. Наверняка ты прилетал к Есенину, Микеланджело, Клеопатре и Кроули. Ты пасёшься возле публичных домов и секс-шопов, возле букетов роз и моей запачканной спермой рубашки. Наверное, ты скучал и радовался вместе с Джованни Боккачо, Сапфо и Эммануэль Арсан. А некоторые и вовсе соединяются с тобой настолько, что становятся Тобой в ритуале, съев в кульминации персик. Так ты и прилетел ко мне – стукнула синичка в окошко, и пригрезилось мне….

 

Сергей увидел обнажённую Ольгу в душевой кабинке напротив, она мыла волосы. В какой-то момент она оглянулась и увидела Сергея. Она вздрогнула и внутри её безбашно сконфузил смех. Она тут же поспешила к входу в бассейн и стала двигать ручку – верх и вниз – но дверь была заперта Хагиелем. Девочки, девочки, все на выход – громко сказала она, идя к кабинкам, что были справа от Сергея. Девочки вышли из кабинок и оглянулись на Сергея. “А!” – весело сказали они, а потом побежали к двери, ведущей к раздевалке. Но и она была заперта Хагиелем – безуспешно они дёргали ручку.

 

Сергей немного вышел из кабинки и посмотрел в сторону раздевалки – на него шли трое девушек. “Ахаха!” – засмеялась Настя и спряталась в кабинке справа от Сергея.

 

За прошедшее время Сергей узнал, что девчонки из литературного кружка, как заваривать чайный гриб, как выращивать душицу на подоконнике, чуть-чуть понял как отличить постмодерн от метамодерна и как делать лучшую смесь для блинов.

 

А через час по Хагивремени Настя читала ему стихи.

 

О, только б огонь этих глаз целовать

Я тысячи раз не устал бы желать.

Всегда погружать мои губы в их свет —

В одном поцелуе прошло бы сто лет.

 

Но разве душа утомится, любя.

Все льнул бы к тебе, целовал бы тебя,

Ничто б не могло губ от губ оторвать:

Мы все б целовались опять и опять;

 

И пусть поцелуям не будет числа,

Как зернам на ниве, где жатва спела.

И мысль о разлуке не стоит труда:

Могу ль изменить? Никогда, никогда.

 

Какой отличный поэт – сказал Сергей.

 

Мы часто читаем в литературном кружке поэтов романтизма – сказала Настя. Она подошла ближе к Сергею.

 

У Серёги начал вставать. Ольга с улыбкой повернула голову влево. Настя спросила: “Ты хочешь, чтобы мы тебе почитали Пушкина?”

— У меня уже Александр Сергеевич Пушкин (Сергей имел ввиду свой член)

 

(а тем временем Хагиель, конечно же, украл у всех лифчики и трусы)

 

Настя сказала: “Что же нам с тобой делать, Хагиель?”.

 

Хагиель: пауза.

 

— Вставить Байрона в Бэлу Ахмадулину.

 

— Может быть Зинаида Гиппиус – сказала Ольга?

Хагиель: небольшая пауза

 

Серёга стал называть свой член Зинаида Гиппиус.

 

Здесь Настя стала удовлетворять Тютчева рукой, а наш читатель сам представит как это было под нашёптывание нам на ухо Хагиелем “Я памятник воздвиг себе нерукотворный” Пушкина.

 

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

 

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит —

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

 

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

 

Хагиель выжидает паузу.

 

Да здравствует Тютчев, Некрасов, Байрон и Толстой!

 

Хагиель выжидает паузу.

 

Да здравствует Бунин, Байрон, Бодлер и Шекспир!

 

Хагиель выжидает паузу.

 

Да здравствует Лермонтов, Мандельштам, Маяковский и Киплинг!

 

Сергей кончил. Теперь он стал Афанасий Афанасьевич Фет.