Вброс www 444. Ржавые письма

Кто-то уже сохранил и подписался на твои грехи, сонные петли, твой роботический страстный экстаз, будто в последний раз.

День рождался в восточных окнах, на убыль ушла луна, теперь её не видно. Ночи стали спокойней, но депривация крепко держит, благодарю БОГОВ за последнюю пятку благословенного зелья с именем системной ошибки, но уснуть так просто не выйдет.

В мои руки просятся Арканы, просят касанья моих пальцев, ладоней, небрежных, пока ещё неотработанных жестов.

Яд хищно блестит у меня в глазах, потухшей, безликой желчью, а лицо словно смяли, оно не театрально.

Настало ранее утро, в мы внутри все дряхлые, потрепаны и выжаты, на лимон даже чести не хватило, остались тряпки, рисунок не совпадает с достоверностью.

Кто-то на заднем плане уже перерос в быдло, и считает это нормальным, мода стала пародией или косплеем на жалкие угнетённые времена, в которых, впрочем, они выросли. До чего же дрянная ностальгия. Всё это кислое молоко разлилось по губам, и твои молочные зубы посыпались в снег.

Всё, что угодно, только не спесь! Я вложу в любого своё искомое, как облатку, пусть они поглощают кусочек моей вуали, посасывая его во сне.

Я люблю эти ржавые письма, как гвозди, что поселились тогда, у её груди, тяжёлые и сжатые, вбитые в его ладони, такими они предстали на триптихе, что олицетворяет век падения искусства.

Век падения века, очередная раскраска для бедных школьников, НАТЕ, жрите, ведь вы всё равно не подавитесь.

Вы будете перевязаны и сшиты, наоборот, спиной к спине, вывернутые, измятые, вы будете мне ненавистны, равно – как и я – вам.

И что же я вижу? Разврат, эйфорию? Нет, — толерантность и терпимость, стерильность до ненавистного искривления, против чего вы протестуете этой, уже заряженной, и изрядно грязной иглой?

Во мне установлен сетевой индикатор: 4:44 – и этот торжественный миг уже истёк, запели петухи, начался рассвет. Но в это утро даже петухи настороженно прислушивались, дублируя свой сон в живой виртуальный спектакль. Приоритетный вариант вырывается вперёд, как самый первый, навязчивый сперматозоид.

Я вижу генезис нового дня, но он жалок и выжат, вымучен. Его полоснули свинцовые облака. Я жажду рассвета, в котором бы зародилась истина, или хотя бы прорезалась брешь, через которую можно черпать вечность смятой вуалью беспредельного шёпота. Рок-н-рольный Иисус-камикадзе и Магдалена — отмирающие, словно куски кожи, ежедневные пачки постов, литанией сетевого прошлого.

Мёртвое умереть не может, ведь мы давно уже мертвы, мы родились мертворожденными.

Пусть тогда будет сахарная схватка оргазма, засахаренная индивидуальность, такая же безвкусная, как и пломбир в ванильном стаканчике, просто белое молозиво, надоенное из грудей рожениц, кормящих матерей, сцеженный эстроген, он такой невкусный, но я жрица, я всем раздаю сердца Лжи. Лживые лайкс.

Моя стерео комедия.

Я служу Пророку, твоими стала очами и руками, ведь я несу знамя. Я — твоя пудра из слов, мной прикрываются, как Моной Линзой, Джокондой меж ног.

Идею передаю твою из уст в уста, но грубо, как умею, топором рубить исподтишка, как заразу, как вирус.

Мы растопчем землю своими вихрями, давай, расшатаем этот мир, неся знамя хаоса, разрыв шаблона, ретровирус -в сети, я заражаю вас свей эстетической мерзостью, я чую ваш хрустальный шёпот, когда трусь своим клитором об хрусталь моей вазы, я ласкаю её языком, а затем вытираю кровь об её витиеватые края, она хочет крови, и я кормлю её.

Ты можешь из меня налить стакан или два, но всё окажется для тебя пеплом, ибо я уже сгорела когда-то, невесть что, невесть кто, невесть как открыла себя перед тобой, показала кулак своего гнева, от чрезмерно завышенной гордыни, НАТЕ, жрите, только смотрите не подавитесь – ибо я чёрствая в середине.

Вы в полночь вдруг обнаружите, что облевались своим драгоценным ребёнком или мужем, до дна чего-то хлебнули или перехватили, и вот видите – у вас уже кончается глина для дальнейших ваяний. Гончарный круг ещё вращается, и будет вращаться вечно, покуда имеется создатель, что его беспрерывно вертит. Все рано или поздно окажутся на вертеле, из которого отмотают бинты. А внутри будет пусто, что скажете на это? Когда мир станет тусклым, как затёртая кинолента, когда гнилой грохот мёртвой старухи, прикованной к постели полотенцами и стёклами, сдыхающей, снедающей, себя своею слабостью окончательно тебя прикончит, покалечит своей беспощадной обречённостью. Когда-то я видела её смерть, убогие похороны у подъезда, где росли яблони, я помню её прекрасный комод с мещанской роскошью, для того места они были довольно зажиточной семьёй, покуда их дети не спились и не пустились во все тяжкие, в моей крови течёт и их кровь, кровь дикого и безмерного отчаяния. Я – убогое существо, но сильное духом и северным ветром.

За что же ты так больно ешь, за что ты меня грызёшь? Я ведь навеки твоя, я твоя сила, и твоя грань седая. Я – будто сон, я – безликая, а вы – безымянные.

Мы — грани на этом полотне, растянутые вдаль, растянутые ввысь, возможно путь наш, как у старых магов, развеян в длину и ввысь, растянут будто провод, будто грязь, и нам суждено навеки где-нибудь застрять паразитами, но питаясь всласть, и может быть, когда-нибудь упасть в свой райский сад своими изначальными ипостасями.

Я вижу эти сны каждый раз, когда заряжаю себя химическим топливом.

Я –товар –разверните мою обёртку, как кокон, я из него родилась, а теперь его обрывки станут моей венчальной фатой, моей белой упаковочной бумагой ваших пытливых нажатий, вашей энергии touch и likes. Я чую ваш сладкий шёпот под своими пальцами, всё не зря, дорогие мои сладкие детки, всё не зря.

Разверните меня и жрите – мою блевотину, мои сладкие бананово-горькие испражнения от криогенных капсул.

Я поглощаю их в ночь на чёрное воскресенье, и превращаюсь в степень ci, я замедляюсь, настолько, насколько смогу, чтобы распознать нити мирового полотна, огромной длани космоса.

Когда мои мечты разрушились, мир тыкнул меня носом в моё дерьмо и сказал – на, жри, ты никто. И я приняла этот вызов, я вдруг осмелилась. Он разорвал знамя моих узелков слабости, а затем меня нарисовали, и я восстала из затушенных грёз. Я снова стала сама собой, хрустальной, я -словно шёпот. Мои катодные цепи разрывают твои запястья.

Проблема не решилась мы так и живём с раненым краном. Мы так и спим в скользкой земле. Мы — живые разлагатели, дыра в пространстве, через нас хлещет поток, но мы всё ещё спим.

Кровавым заревом скальпировали землю, и кровь зажглась, преобразилась. И седина волос коснулась слишком рано.

Мой холодный язык пристёгнут к твоим гениталиям.

Славный был плод, а теперь в нас будто гвозди вонзили, твой окровавленный болт. Кровь моя -грязная, но священная.

Я всё никак не могу позабыть тот бабушкин сад, и её старый комод, этот синий платок в розовых розах, такой небесно выцветший, пахнущий старыми залежами, такой запретный, как райский плод.

За распятыми окнами наконец-то начинается май, — такой сладкий, такой больной месяц. Его холодные ветви заразили пол ночи.

Оральные знаки, червивые знамения, распятия, новые заветы в метро.

Я — твой персональный драг дилер, это даже ближе чем личный психолог. Я — твой демон искуситель. Я всегда рядом, доставая это дерьмо и поставляя тебе, и, конечно же, дегустирую вместе с тобой.

Моя дегустация, как правило, затягивается из-за твоих волчьих аппетитов, и мне приходится прокачивать свою печень и другие органы, чтобы вывозить это топливо, ты ведь знаешь, выбор всегда один – либо прокачаемся, либо умрём, так ведь?

Лицо замотано кружевами, бинтами, чёрными проводами, содранными крыльями. Нужно сдерживаться. Всё тело до предела холодеет, покрываясь при этом мерзким, липким потом, лживой испариной сознания, я вижу сны под лупой, ввожу в транс ледяными провалами в силу. Мои кровавые, вагинальные слизни, мои клиторные спазмы, мои верёвки засунуты вам в рот, связывают ваши руки. Мои игры с бабушкой до хорошего не довели. Она умерла. А я продолжаю играть.

Когда всё достигает заветной мечты – происходит коллапс и взрыв, старое умирает, рождается новое, всё просто схлопывается и взрывается где-то в другом месте, исчезая из этого места, отсюда, отовсюду, стирая себя с книги живых, вписывая себя между её строк. Я пишу свой апокриф. И его однажды увидят в себе сети.

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.