17 Июн 2019
автор: Лап-Данилевская [V.H.]рубрика: Проза Tags: Лап-Данилевская [V.H.]
-1-
Когда я впервые собиралась на Преображенскую площадь, даже подумать не могла, насколько там всё-таки красиво. От Комсомольской и до Преображенской площади глубоко под землёй тянулась вторая линия подземных путей. Впервые за всё время за окнами была не всепоглощающая пустота, а бело-зелёные, мерцающие ярким светом огни. Массивные опоры серели на фоне испещрённых проводами, словно матрицы-схемы, чёрных стен, подсвеченных слабым светом фонарей проходящего поезда.
Я, невольно залюбовавшись этим зрелищем, вдруг подумала: ведь эти огни он видит почти каждый день, и, наверняка, это всё ему триста раз уже успело наскучить. Если поделюсь с ним, он даже не оценит, как не смог когда-то проникнуться чистотой первого в моей жизни московского снега. Но для меня увиденное оказалось чем-то волшебным. Живой сказкой. Это было чем-то выходящим за рамки привычной реальности. Чем-то особенным, поведавшим о том, что он видит, когда каждую ночь возвращается домой. Сеть этих туннелей настолько зачаровала меня, что, когда поезд тронулся, покинув Сокольники, я закрыла глаза, с трепетом пытаясь запечатлеть в памяти каждую увиденную мною деталь. А когда под негромкие удивлённые возгласы открыла их, слепящий свет хмельного солнца, падающего за Второе московское кольцо, залил весь вагон: мы проезжали открытый участок, пролегающий среди белоснежных зданий Преображенского района. Они все пронеслись перед глазами за несколько секунд и, словно белый туман, растаяли, растворились в лучах уходящего солнца. А затем свет померк, и нас накрыла чернота нового туннеля.
Когда, спустя какое-то время, стеклянные двери метро выпустили меня из подземного перехода, Преображенская площадь заискрилась передо мной во всей своей красе. Она утопала в крови морозного февральского заката, а я потихоньку проникалась любовью к только что открытому мною прекрасному месту вечно красной Москвы.
-2-
Может, потому, что снова идёт снег, а может, потому, что лавина неразобранных заметок на телефоне и исписанных стихами тетрадных листов всё растёт, голова раскалывается. Невыносимо. И надо бы попросить у подруги «нимесил», да только эта тупая пульсирующая боль в висках не отступит до самого вечера. Хоть с его помощью, хоть без.
Когда уже наступит весна? Та самая, которая и посреди зимы, и осенью, и даже в самый разгар лета остаётся чистейшей весной?
Кто-то сказал: «Весна начнётся тогда, когда ты сама этого захочешь». Но одного моего желания мало. И даже белые найки, пылящиеся в коробке на самой нижней полке так, чтобы в любой момент на подхвате, не спасают ситуацию. Потому что моя весна если и придёт, то уже наверняка обледенелая. Потому что уже ничто не будет, как раньше. Потому что снег в середине марта — для Москвы вполне обычное явление. Потому что невыносимо смотреть на то, как ты растворяешься в толпе за надвигающейся на город стеной снега. И как же паршиво знать: что бы я ни делала, этого всегда оказывается недостаточно. Знать, и при этом всё равно всё помнить.
Когда уже там весна?
-3-
Есть моменты, о которых не напишешь. Знаю. Ты будешь долго водить пером по бумаге, пахнущей почти так же режуще-остро, как свежескошенная трава. И ни одна буква не коснётся твоего листа. Ты будешь проживать их снова и снова. Не важно, на замедленной ли или ускоренной киноплёнке. Они будут только твоими. Не поделиться. Не закричать о них на весь мир, потому что они просят пронзительной тишины. Они не требуют того, чтобы быть рассказанными.
Есть такие моменты, которые хочется оставить только себе. Спрятать их от посторонних завистливых глаз. И поэтому они забываются, чтобы в нужный момент ты не нашёл для них слов.
Есть такие моменты, которые необходимо уметь оставлять себе. Хотя бы для того, чтобы они хоть изредка, но повторялись. Для тебя.
-4-
На общажной кухне пахнет панкейками с корицей, и когда я переступаю её порог, начинает казаться, что вчерашнего дня вроде бы и не было вовсе. Сегодня уже тепло. Солнечный свет заливает комнату, подтверждая это.
Но я всё равно забираюсь под одеяло по возвращении в свою комнату. До конца сессии остаётся каких-то несчастных семь дней и гала-концерт, а мне начинает казаться, что семестр только начался. Хотя бы потому, что и мы, и преподаватели, и, конечно же, наш вечно чем-то недовольный деканат умудрились скинуть всю учебную нагрузку на последние несколько дней.
И теперь, когда утром солнечные лучи разбиваются об окна чертановских многоэтажек, я сама не замечаю, как ночь плавно в это самое утро и перетекает.
А потом иду на кухню, чтобы приготовить те самые блинчики, пахнущие корицей. Да так, чтоб пряный запах разносился по всему коридору. Ну и заваривать себе чай с тремя ложками сахара и лимоном, как минимум. Потому что иногда этого достаточно, чтобы просто почувствовать себя живой.
А ещё потому, что сидеть на подоконнике, сжимая чашку в руках и искоса поглядывая на плиту, иногда необходимо вдвойне, потому что то зыбкое чувство надежды на лучшее, поднимающееся с самого дна души, иногда почти всё, что у нас есть.
-5-
«Пиши! — говорит мне мама. — И, возможно, однажды у тебя получится написать что-то стоящее».
Ручка скрипит, соприкасаясь с бумагой, расчерчивая на ней иссиня-чёрные кровоподтёки. Слова ложатся на лист как-то криво, оставляя в памяти грязные разводы, чёрные точки на радужках глаз и следы подводки на тыльной стороне ладони.
«Пиши! Потому что и сама прекрасно знаешь, что мысль, однажды ворвавшаяся в голову, будет гореть внутри, выжигая всё дотла, пока не перегорят все остальные.
Пиши. И в холодные, по-зимнему тёмные пасмурные летние вечера. И в переливающиеся тёплым дождём дни, когда не сидится ни на уроках, ни дома. И после изматывающих до предела тренировок, после которых остаётся пьянящее чувство лёгкой эйфории. И через пять лет, когда наступит экватор университетской жизни, и поток мысли немного изменит своё русло, потому что ты станешь старше. Взрослее. Возможно, будешь сбивать локти и коленки, как в детстве, а может, синяки и ссадины, невидимые постороннему глазу, проявятся на твоей душе от бесконечных потерь.
Пиши. Когда будешь счастлива, и когда абсолютно не.
Пиши, даже не “почему”, а “вопреки”. И когда-нибудь обязательно напишешь именно то, что всегда хотела сказать».
«Пиши! — говорит мне мама. — И, возможно, однажды он захочет прочитать то, что написано в твоих глазах».
«Пиши!»
Я, сцепив зубы, снова берусь за перо.
17 Июн 2019
автор: Катерина Шевельковарубрика: Поэзия Tags: Катерина Шевелькова
Из шумного мира я унесён
Ночной дремотой, чуткой, некрепкой,
В этот охотничий древний сон —
Дар моего легконогого предка.
Ветра пустыни не воют — поют,
Мерный гул песков разметают в клочья.
И раскинула руки над дюнами Нут,
Распласталась томной и тёмной ночью.
В пути; вдвоём сквозь тростник бредём.
Мне старика даже жаль отчасти,
Но время пришло: в мой сакральный дом
Вернуться пора — в город-храм Бубасти.
Здесь я аватар двух богинь, фетиш,
Плоть для в камне выточенного тела.
Ласка пусть не хуже изловит мышь,
Но стать ласка ласковой не сумела.
И я буду смотреть сны сквозь призмы веков,
Где всё ярче блики в глазах потомков.
Возвращаясь домой, не втянув коготков,
Из-под каменных плит, костяных обломков.
Память скрыта полосками мягкого льна,
Исчезает, бледнея, старик безбровый…
…А луна — всё та же сырная голова
Из молока Небесной Коровы.
17 Июн 2019
автор: Карабутова Мария Геннадьевнарубрика: Поэзия Tags: Карабутова Мария Геннадьевна
Фрагменты забыли: их суть — превращение в давность.
Боятся стареть и потухнуть, оставив зачёркнутый блик.
Бегут и кричат не бросать, принимая как данность,
И я уступаю, вернув очертания тем, кто безлик.
Пройду по дорогам, встречая забытые лица:
Вчерашние образы явит сегодня о прошлом альбом.
С одними захочется выбросить всё, заблудиться,
Другие распорют по швам, заведя диалог о больном.
Запомнила больше имён уходящую поступь,
Какой рисовали — без сходства по стилю и краске чернил.
Исчезли из жизни со встречей спокойно и просто,
Но были, кто память со мной, не стыдясь, расколол, исчернил.
Повтор невозможен, но всем отыскала «спасибо»:
Кто рядом, кто стёрт, кто оставил наполненный горечью ком.
Осмыслив, приняв, поняла, как спасали ушибы,
Но их не лечили бы люди, смотря на других не мельком.
17 Июн 2019
автор: Карабутова Мария Геннадьевнарубрика: Поэзия Tags: Карабутова Мария Геннадьевна
Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. [Еккл.1:4].
Камень источенный, стёртый гранит:
Города вечно-забытого, спящего
Город гудящий под гранями плит
Прячет обломки немые, молчащие.
Ластик невидимый стёр имена.
Где направление странного вектора?
Нас не прочтут по слогам в письменах,
Скроют следы времена-архитекторы.
Шаг — под ногами моими моря
Мёртвые скрыты асфальтом графитовым.
Слышишь, гармония мраморная:
Голос столетий за шумом резиновым?
Лица иные ведут диалог
В этом же месте с другой декорацией.
Дом без людей стал угрюм, одинок,
Прежде искрящийся песнями, танцами.
Знают проспекты улыбки, черты,
Все поцелуи проснувшейся нежности,
Смерти ладони насколько черны,
Сколько хранится на свете нелепостей.
Сфинксы злорадны, отдали ветрам
Тайны беречь неизменно и преданно.
Ветер не скажет — прижмётся к плечам,
Вот и стоишь, поражённый неведомым.
17 Июн 2019
автор: Карабутова Мария Геннадьевнарубрика: Поэзия Tags: Карабутова Мария Геннадьевна
Если окажешься в яростном шторме,
Пусть что-то напомнит, расскажет о «где-то».
Рядом всегда, но невидим, бесформен
Реальности отзвук, наполненной светом.
Стали известными древние тайны.
Слова превращаются в нити жемчужин.
Здесь наши встречи бесследны, случайны,
Но там ты безвременно, искренне нужен.
В этом похожем, другом всё же, месте
Иные условия, время, детали.
Где-то на свете мы близко и вместе,
Но это по кругу сто раз забывали.
Сколько иллюзий рассыпано в небе?
По миру блуждаем в пути бесконечном.
Память возьми об отрезке, где не был,
Но мы проходили до самой конечной.
Вспомнятся солнечных дней переливы.
Расскажешь — отвечу, не веря в них, смехом.
Снова пройдём к уже виденным ивам,
И время другое откликнется эхом.
17 Июн 2019
автор: Карабутова Мария Геннадьевнарубрика: Поэзия Tags: Карабутова Мария Геннадьевна
Небо завёрнуто синей вуалью.
Вечер целует прохладой ладони.
Движется тень над земной магистралью:
Шар ускользает. Неясное гонит
Мчаться за ней и уехать куда-то
Дальше черты проходимой, возможной.
Вычеркнув числа, претензии к датам,
Стать невесомой, почувствовать кожей
Силу внутри и отсутствие граней
Между землёю на сумрачной глади,
Между собою сегодняшней, ранней.
Детство коснётся и робко погладит
Волосы. Скажет: «Пошли, обратимо
Всё колдовство, чем с тобою мы стали.
Долго бродили, скитались по мнимой.
Хватит, откроются новые дали».
Но недвижимо стоишь, наблюдая
Многоэтажки, весь город на склоне.
Мир, развлекаясь, на блюде из мая
Краски мешает на сером балконе.
Чёрные всплески легли на полотна:
Люди назвали творение «ночью».
Ночь дотянулась до пола, и в окна
Скоро заглянет, и вечер закончит.
«Завтра» придёт с неизменного края.
Всё волшебство упакуется в ящик.
Вечер волшебный, продлись, я желаю
Дольше сегодня побыть настоящей.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
Как будто опали снежинки тяжелым свинцом.
Как будто попали по пальцам, сломав и лишив.
Не глядя разбитой вчера амальгаме в лицо,
Я делаю вид, будто жив.
Крещенный под Аугсборгом, где-то гудит самолет,
Секунды меняют абстрактное «где-то» на «тут»
Я делаю вид, что люблю вместо чая лед,
А город твердит, что его никогда не сдадут.
Из масляных красок съедобней всего лазурь,
Но прусского много, а синего больше нет.
Я делаю вид, будто сна ни в одном глазу,
Как будто спасает от холода мой жилет.
Обои закончились, дверь нараспашку, мрак.
Не врет календарь. Сегодня – цвета шунгит.
Наощупь от серого к черному, дальше никак.
Святого и жалости нет – я делаю вид.
Эскизы, альбомы, бумага и черная тушь –
Всего за минуту годы развеются в гарь.
Расчерчены окна следами витражных стуж,
И требует жертв от искусства блокадный январь.
Буржуйка сжирает прозрачный закат, акварель,
Стакан и обломки сиреневого куста.
Прости меня, девочка в платье цвета апрель,
За то, что сгораешь, срываясь с льняного холста.
На улицах взрывы, а в Урицке – дас ист гут.
Холсты умирают без звука, горят, не треща.
Прости меня, девочка, взрослые часто лгут,
Ведь я одуванчик когда-то тебе обещал.
Но рваные раны наносят на спины крыш,
И помощи нет опаленным пальцам в снегу.
Наивная девочка, ты-то меня простишь,
Но я отогреться потом никогда не смогу.
…Я делаю вид. Над замерзшей Невой – облака.
Бредущие люди, кажется, дочь и мать.
Я делаю вид на несломленный город, пока
Замерзшие кисти способны кисть удержать.
Я делаю вид, добавляю лазурь вдалеке,
Пока есть цвета. Если сможешь, прости меня,
Счастливая девочка с солнцем на стебельке,
Ведь я мог бы раньше достать тебя из огня.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
Монохромные дети на санках каталис,
Пер’вый снег застывал в некрещеный январь.
Ингибируйте мой гомогенный катализ,
Мой распад из творения в тварь.
Монохромною булошной пахнет за стенкой,
И потоками патока с плюшек течет.
Пририсуйте окно, отоприте застенки,
Я уже не нечет и не чет.
Словно камни и соль прокаженным по коже,
По Москве монохромные хлещут дож’ж’и.
Абырвалги скрипят на промокших прохожих,
Приглашая на борщ и на щи.
Существуют бесцельно пустые тростинки.
Вхолостую круги нарезают часы.
Я хронический стресс заедаю пластинкой,
Не вставая потом на весы.
Нет инструкций ТБ и т.д., даже ес’ли
Одолжить и занять RGB под процент.
Монохромное небо не ведает, есть ли
У бараков кирпичный акцент.
И пока серо-серые сумерки дышут,
Расплываяс по грязной оградке пруда,
Я стою босиком на поехавшей крыше,
Понаехавшая не туда.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
Когда пустота, будто в высохшем русле,
И трудно дышать, будто в воздухе смог,
Представь, что в степи дремлет маленький суслик,
Свернувшись в пушистый и теплый комок.
А где-то над сусликом плещутся маки,
Коробочки зерен и шелест семян.
И снятся ему золотистые злаки
И солнечный воин, и отблеск стремян.
И травы покрыты хрустящею коркой,
Которая сладко трещит на зубах.
Темно и уютно у суслика в норке,
И сам он степными лугами пропах.
Спит суслик. Он дергает левою лапой
И острую мордочку прячет под хвост.
А ветер разносит чарующий запах
Тревоги, полыни и конских волос.
И если весь мир, угловатый и жесткий,
Несется с обрыва, круша и дробя,
Пусть маленький суслик с пушистою шерсткой
Увидит прекрасные сны за тебя.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
У книжных детей было много больших забот,
Добро, справедливость и храбрость, эт сетера.
Все это – пока апельсин не утратил завод
И звезды вину берут на себя до утра.
Бумажные дети освоили устный счет:
Четыреста сорок, четыреста сорок два.
Отращивать сломанный хрящик их не влечет,
Пусть лужи себе под размер подбирает плотва.
Дома осыпают чешуйками этажи,
В глубинах мерцает люминесцентный планктон.
Серебряный век, переплавленный на ножи,
Лежит под подушкой, завёрнутый в плотный картон.
Покуда монетка решает, кто победит,
Бумажные дети не спят и не верят окну.
А Маугли на ветке в каменных джунглях сидит
И воет на синтетическую луну.
Четыреста сорок, четыреста сорок шесть.
Все жалобы крыши – на совести потолка.
Нельзя ни понять, ни сравнить убогую жесть
С блестящей жестокостью жала в стальных руках.
Зачем, если в планах десяток хороших дел,
Побед, эполет и полетов ветрам назло?
Бумажные дети считают в уме предел:
Четыреста сорок девять – плохое число.
От списка судов до Ахилла, от «альфы» до «хи»,
От Лимба и до зеленеющей финифти трав.
И дети с бумажными крыльями пишут стихи,
От собственных перьев большую часть отодрав.
Но жизнь не швыряет перчатки, а метит под дых,
Поправки внося в голубой выпускной альбом.
Порою приходится любых менять на любых,
Тестировать стены на стойкость собственным лбом.
В условиях рынка надо стоять на земле,
Когтями фундамента впиться в сухую треть.
Финансовый план создавая на восемь лет,
Всем надо крутиться и надо считать уметь.
Феномен слона в удаве необъясним.
Его в формалин или в топку, взрослеть пора.
Уходит детство в зольный остаток, а с ним –
Добро, справедливость и храбрость, эт сетера.
Фонарик угаснет на желтых сухих листах,
Бесшумно скользящих в ромашковый мягкий сатин.
А книжные дети заснут на четырехстах,
Не в силах прибавить еще пятьдесят один.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Поэзия Tags: Зарина Бикмуллина
Она разрешила себе: дыши,
Теперь ни к чему беречь кислород.
Она разрешила и «жы», и «шы»,
Держа на кончиках пальцев восход.
Она разрешила глаголы с не,
Накинув на киноварь киноварь,
Пока не заплакал чернилами снег,
Пока на дворе был седой январь.
Она разрешила пломбир зимой
И танцы в бледной дымке ветвей.
Скроить волшебное платье самой:
Осталась неделя, быть может, две.
Она разрешила и пить, и петь:
Причина и следствие, А и Я.
С разбега запрыгнуть на скучную треть,
Слегка растянув земные края.
Аляска где-то над головой,
В ногах развалился Советский Союз.
Она решила остаться собой
И вместо крестика ставить плюс.
Успеет потрескаться тонкий лед,
Но вряд ли под зонтик спрячется сныть.
Она разрешила корицу и мед,
Ведь следующей осени может не быть.
Статистика жить не дает до ста,
Но кто запрещает прожить на сто?
Усталой стали моста достать:
Металл – такой же осенний листок.
Не доверяя случайным свечам,
Голодный камин доедает тетрадь:
Никто не узнает, как по ночам
Она заставляла себя дышать.
17 Июн 2019
автор: Зарина Бикмуллинарубрика: Проза Tags: Зарина Бикмуллина
— Следующий.
Тео глубоко выдохнул и осторожно потянул вниз тяжёлую ручку двери.
— Можно?
Профессор Каррел кивнул, заполняя какой-то бланк. Остальные члены комиссии — их имён Тео не помнил — пребывали в прострации: женщина в малиновом пиджаке со скучающим видом чистила ногти карандашом; старичок явно маразматического вида дремал, молодой мужчина чертил на листке бумаги абстрактные круги.
Тео, стараясь не уронить коробку с бесценным грузом, вошёл в аудиторию. Женщина с неохотой отложила карандаш. Многозначительно задержала взгляд жёлто-медовых глаз с тёмным ободком вокруг радужки на студенте. Наконец Тео догадался, что оставил открытой дверь, и, оскальзываясь на истёршемся паркете, кинулся её закрывать, при этом зловредная коробка выскальзывала, когда он пытался удержать её одной рукой.
Профессор Каррел поднял на него глаза.
— Представьтесь, пожалуйста.
«Доклад забыл на подоконнике», — пронеслось в голове у Тео.
— Т’heoRaienn, — собственный голос показался ему чужим.
Профессор с серьёзным видом записал имя, но в глазах у него плясали искорки.
— Итак, молодой человек, что же вы нам представите?
Тео облизал пересохшие губы.
— Свою дипломную работу, наверное, — предположил он.
Члены комиссии заулыбались.
— У вас пятнадцать минут, — сухо сообщила женщина в малиновом пиджаке, явно не настроенная на любезности со студентами.
Тео поставил коробку на середину стола и осторожно вынул содержимое.
— Позвольте представить вам… Земля.
В воздухе парила маленькая нежно-голубая планета. Вглядевшись, можно было увидеть белые полупрозрачные потоки ветров в атмосфере и жёлто-зелёные пятна континентов.
Председатель едва заметно вздрогнул. Члены комиссии недоуменно переглянулись.
— Тео, вы наш лучший студент. Два года назад вашей курсовой была отличная планета — как там она называется? Сэ… су…
— Сатурн, — подсказал он.
— Вот-вот, Сатурн. Идеальная, лаконичная, с прекрасным поясом астероидов, а это что? Вы на первом курсе делали Меркурий — и то это было более достойно. И мы ожидали от вас нечто большее, чем просто маленький камень с атмосферой…
— Поверьте, это действительно нечто большее. Такой планеты не было ещё никогда.
Каррел вскинул бровь.
— Смелое заявление. И чем же она уникальна?
— Жизнь, — улыбнулся Тео.
Даже если бы он на глазах у комиссии превратился в ондатру, такого эффекта ему бы достичь не удалось. Женщина в малиновом пиджаке выронила карандаш. Маразматический старичок приоткрыл левый глаз и изумлённо уставился на студента.
Профессор аж привстал со стула.
— То есть, вы считаете правомерным… — медленно проговаривая каждое слово, начал он, — создавать планеты, населённые живыми существами?? Вы же знаете, что это строго запрещено правилами!
— В этом и уникальность моей работы, — пожал плечами Тео.
Побагровев и тяжело дыша, председатель комиссии процедил:
— Продолжайте.
— Планета Земля, масса — 5,9726•1024 кг, диаметр — 12 742 км… Профессор, вам это точно будет интересно?
— А у вас есть другие варианты? — ядовито поинтересовалась женщина.
Молодой мужчина тоже решил выразить своё веское мнение.
— Форма, я так понимаю, идеальный шар — как и принято?
Тео потупился.
— Эээ… во время эксперимента с полями произошёл небольшой сбой. Поэтому Земля немного сплющена у полюсов.
Комиссия была в ярости.
— Мало того, что вы нарушаете все правила, так ещё и канонам не следуете?? Идите и почитайте требования к работам — что там сказано? Правильно, пункт третий, форма — исключительно идеальный шар, и никаких компромиссов! — брызгал слюной старичок.
Тео покраснел.
— Это… это нисколько не влияет на результат! — робко запротестовал он. — Моя цель — не сделать идеальную планету, а создать принципиально ново…
— В любом случае, ваша оценка будет снижена, — перебила его женщина — малиновый пиджак.
Студент поник и принялся доставать из рюкзака толстые шуршащие папки.
— Что это? — сдвинул брови профессор.
— Это документы. Проекты, схемы, чертежи. Например, вот… — он протянул папку чёрного цвета. — Комбинации генов. Несколько миллиардов вариаций.
Каррел взял папку в руки и стал внимательно изучать.
— Царства организмов — растения, животные, грибы и так далее. Строение, клеточная организация — всё расписано, — продолжил ободрённый студент.
— Это всё вы сами разработали? Путём экспериментов? — поинтересовалась женщина.
Тео кивнул.
— Неплохая у вас фантазия. И трудоспособности можно позавидовать.
На столе появилась ещё одна папка.
— Это — языки. Более десяти тысяч вариаций. Я немного поэкспериментировал с системами письменности и диакритиками, одних ударений придумал четыре вида.
— Языки?? Вы хотите сказать, что ваши… ээ… творения разговаривают? — изумился молодой член комиссии.
— Не все, конечно, но разговаривают, — не без гордости подтвердил Тео.
— И они разумны? — глухо поинтересовался профессор.
— Конечно. Я назвал их «люди».
— И чем вы, интересно, руководствовались, давая им разум?
— Я ставил целью создать открытую систему, которая, к тому же, способна к саморазвитию. Они начинают созидать. Творить, сочинять стихи и музыку. Мне было интересно, чего они смогут достичь.
— Вы дали им разум. Создали языки. Дали возможность творить. Может быть, нам и на покой теперь можно — все наши обязанности будут выполнять на вашей Зельме? — голос Каррела дрожал от ярости.
— Не надо преувеличивать, — Тео старался говорить спокойно. — Они создают прекрасные произведения искусства, не более того… Просто посмотрите!
Члены комиссии вооружились лупами и впились взглядами в «объект исследования».
…скульптура была ещё не закончена, но уже сейчас в ней угадывались изящные черты лица, непринуждённое движение руки — нет, скорее, даже едва заметное напряжение мышц, предшествующее жесту — и полупрозрачные складки мягкой ткани, ниспадающей на плечи. Мрамор казался прозрачным — словно вуаль сделана из обычной ткани, а не из камня. Мастер спал на столе, положив голову на руки; на полу, свернувшись калачиком, спал мальчишка-подмастерье.
— Изумительно, — прошептала женщина — малиновый пиджак.
— Это… невозможно… — пробормотал молодой эксперт.
На лице Тео появилась торжествующая улыбка.
— Вот видите!
Профессор Каррел покачал головой.
— Вы ещё и создали их по нашему образу и подобию? Зачем?
— Я… Просто хотел показать, как они близки к нам.
— Лучше признайтесь, что фантазия всё-таки закончилась, — ехидно заметила женщина.
— Возможно, — спокойно признал Тео. — Кстати, это ещё не все! Посмотрите!
Через лупу можно было увидеть крошечную фигурку студентки, представляющей свой проект, и хмурые лица комиссии. Из рук студентки выпали листы доклада и разлетелись по аудитории, и она суетливо подбирала их, роняла, поправляла сползающие очки, снова поднимала бумаги, неловко улыбаясь и делая вид, что все так и должно быть.
Повисла пауза.
— Какие космические законы действуют на вашу планету? — продолжил допрос Каррел.
— Профессор, я знал, что это ваш любимый вопрос, — не без удовольствия сообщил студент. — И подготовился.
Пухлая папка легла на стол комиссии. Профессор пробежался глазами по списку.
— Хм, на планете существует время? Зачем? Это не является обязательным параметром.
— Чтобы у людей была возможность развиваться. Они со временем умнеют, изобретают что-то новое, кстати, — на стол легла ещё одна папка.
— Что это?
— Список запланированных изобретений и открытий. Слева — открытие, справа — имя человека, который его совершит, и дата.
— Вы всё предусмотрели.
— Стараюсь.
— Что ж, вы отлично подготовились. Но всё же у вас есть ошибка в расчётах. Грубейшая.
— Какая? — заволновался Тео.
Профессор медленно подошёл к планете, как ни в чём не бывало вращающейся вокруг своей оси, и замер, внимательно глядя на неё. Маленькая голубая планета невинно парила в воздухе, оживлённо обсуждая что-то на сотнях языков, смеясь, рыдая и шепча о чём-то мелком и приземлённом.
— Видите ли, Тео, — сказал он уже громче. Члены комиссии старательно изображали солидарность. — Не только вы пробовали создать жизнепригодные планеты и населить их живыми существами. Не только вы хотели дать обитателям своих миров разум, возможность творить, развиваться и самим решать свою судьбу. Пробовали и до вас. Но это тщетно — они всегда умудряются выбирать неправильный путь. Поэтому ваш… творческий поиск, так сказать, бессмыслен. Понимаете? Они не могут пользоваться тем, что вы им дали.
Тео недоуменно моргнул.
— Профессор, я не до конца…
— В таком случае, посмотрите вот сюда, — перебил председатель, указав карандашом на крупный континент. Из зелёного он постепенно становился жёлтым. — Они рубят лес, Тео.
— Зачем? — изумился студент.
— Спросите их самих. Может, чтобы сделать кресло-качалку. Или детскую погремушку.
— Но… по плану, этого делать нельзя! — возмутился парень.
Профессор искренне рассмеялся.
— Неужели вы думали, что, давая людям разум, вы обеспечите чёткое и строгое следование плану? Вы меня забавляете, молодой человек! Они всегда будут стремиться делать то, что им хочется, и то, что принесёт им больше денег, выгоды или удовольствия. Вы для этого создавали эту планету? Для того, чтобы все ваши труды были разрушены? Только что они писали стихи и создавали изумительные скульптуры, а сейчас…
Профессор протянул студенту лупу.
— Посмотрите.
Сквозь лупу было видно, как летят над мирными городами самолёты с символикой, похожей на крест, на хвосте. И как разрываются бомбы.
Тео побледнел.
— Что это?
— Человеческий разум во всей своей красе. Вряд ли вы рассчитывали на это, да?
— Это единственное, чего я не учёл, — опустил голову Тео. — Я же сделал всё, чтобы они изобретали новые технологии и писали картины! А они вместо этого грызутся по любому поводу — из-за территории, из-за веры, из-за ресурсов… — он остановился, беспомощно хватая ртом воздух.
— Не всякий может пользоваться разумом правильно, — мягко пояснил профессор. — Я просто указал вам на ошибку.
— Дайте мне шанс! Я научу их, я всё им объясню!
— Вы оптимист, Тео. Жизнь любит оптимистов — они в гробу улыбаются.
Каррел снова смерил взглядом планету.
— Вы знаете, почему запрещено создавать населённые проекты?
Студент покачал головой.
— Потому что все они развиваются по одному и тому же сценарию. Всё в них одинаково. Начинается с прекрасного, чистого, невинного… а заканчивается абсолютным разрушением.
Голубая планета висела в воздухе, споря о том, какие туфли сегодня надеть и что приготовить на ужин.
Неожиданно что-то изменилось. Что-то пошло не так. Внешне планета выглядела точно так же, но край какого-то крупного материка начал обугливаться, как головёшка. Каррел знал, чем всё закончится.
Профессор схватил шарик и со всей силы швырнул его в стену. Земля с жалобным звоном разлетелась на мелкие кусочки.
Повисла мёртвая тишина.
И лишь спустя несколько секунд, осознав, что произошло, Тео закричал, напрочь позабыв о субординации.
— Как вы посмели? Я в неё всю душу вложил!!! Она же… такая маленькая… Такая слабая, — голос студента сорвался и стал тихим и неразборчивым.
— Они бы всё равно сами уничтожили её, — тяжело дыша, ответил Каррел. — Они уже начали её уничтожать.
Тео молча покачал головой.
— Я пойду покурю… — пробормотал молодой член комиссии. У всех тут же нашлись срочные дела — малиновому пиджаку позвонила сестра, и она вылетела за дверь, чтобы ответить; старичок вспомнил, что забыл принять таблетки от амнезии…
Студент всё так же молча собирал в ладонь осколки своего творения.
— Тео?
Тот начал тихонько напевать какую-то песенку, баюкая кусочки планеты в ладонях.
— Тео!
— Тшшш… Тшшш, маленькая, всё хорошо… — убаюкивал Тео.
Каррел тяжело вздохнул.
— Ты просто не видел. Твоя планета умерла ещё до того, как я её уничтожил. Она начала умирать уже тогда, когда они стали путать интеллект с разумом и вообразили себя хозяевами мира. И поверь, видеть, как она умирает сама, заживо сгорая в пламени войн и пожаров, как она задыхается, лишившись зелёных лёгких, и как отчаянно молит о помощи на всех своих языках, намного больнее. Я-то знаю.
Тео вздрогнул и поднял на него глаза.
— Откуда?
— Неважно. Просто не вини себя и приступай к новому проекту.
— Странно, да? — глупо улыбаясь, сказал студент. — Я создавал её с жидким ядром, а она похожа на стекло. Такая же хрупкая, и руки режет, — он помолчал. — Наверное, опять ошибка в расчётах.
Тео сжал кулак, не обращая внимания на острые осколки Земли, режущие кожу, и вышел из аудитории.
— Приходите через год, Тео.
Дверь закрылась бесшумно.
* * *
Профессор выдвинул ящик стола и достал из чёрного футляра маленький обугленный шар, в котором ещё угадывались черты планеты — некогда, вероятно, прекрасной. Шар не был идеально ровным — были и горы, и равнины, и впадины. Кое-где, если приглядеться, можно было увидеть остатки строений — тоже, вероятно, когда-то красивых.
Бесконечно мёртвая планета тоскливо смотрела на своего создателя.
— Это всё равно бесполезно, Тео, — вздохнул он.
17 Июн 2019
автор: Зайцев Никита Николаевичрубрика: Поэзия Tags: Зайцев Никита Николаевич
Рождённый при взрыве погасшей звезды,
последней энергией мёртвого тела,
скользящий вдоль мрака пленяющих дыр,
зовущих к себе так, что сердце робело,
узревший в далёких пучинах вселенной
те тайны, что жаждет учёный украсть,
я рос, проклиная тот космос безмерный,
где падал и падал в надежде упасть.
Спустя миллионы (по меркам людским),
уставшее в длительном, нудном пути,
ударилось тело о третью, засим
волна разошлась по планете, уйти
никто, к сожаленью, не смог — всё мертво.
Так радость мою приземленья сюда
лишь труп динозавра (урод-существо)
делил, догнивая. Менялась среда.
Бродил, пожираемый голодом, я,
пока не нашёл на планете существ,
что предки коров, и собак, и курья,
чем жажду свою утолил, что съест,
давясь, так давно голодающий зверь.
И, силы набрав в величавые крылья,
взлетел, разрывая потоки аер —
всё падало ниц предо мной от бессилья.
Боялся меня прародитель людей,
охотился даже — отважных сжигал.
Он в страхе бежал, забывая детей,
когда я с пугающим воем летал,
но помнится племя одно — Атлантида!
Умны не по возрасту Терры, скупы
в полученных знаньях. Отправил к Аиду!
За наглость! Пытались поймать! Вот ослы!
Я видел рождение древнего Рима,
буддизма зачаток и саван Сократа,
нагорные звуки Исусова гимна,
последние дни под вулкана раскаты,
падение Ромула, Западной крах,
орудие в камне, что вынул король,
на земли славян как позвали варяг,
царей, что умножила жизнь лишь на ноль.
Я был для вас демоном, богом и знаком
скорейшей кончины, разрухи кровавой.
Я был для вас вестником только лишь мрака,
но люд убивал в наказанье, вдобавок,
те сами меня вынуждали их сжечь,
ведь силами общими брали, но нет,
слабы, не смогли так коснуться и плеч,
пока та звезда, чьё наличие — бред.
И, встретив меня над Нихон, унесла
вглубь бездны, под толщу воды океана,
вглубь разума, в царство Морфея и сна.
В падение звёзд Нагасаки был втянут.
Очнувшись, взлетел. В голове лишь одно —
та мысль поглощает мой мозг, я постиг,
зачем был рождён, для чего занесло
на третью, кто я, и что значит мой лик.
Я в женских рыданьях по пеплу мужей!
Я в стонах разодранных в клочья врагов!
Я страх, что пугает рассудок людей!
Я мудрость! Я сила! Посланник богов!
Вселенной отлита с рожденья броня,
что крепче земли, а здесь в пасти сгореть,
а в крыльях потоки ветров. Я судья.
Я вынес вердикт. Я Дракон, и я Смерть.
17 Июн 2019
автор: Зайцев Никита Николаевичрубрика: Поэзия Tags: Зайцев Никита Николаевич
«Предвижу всё…» пустынный взгляд,
дробящий вскользь предел стены,
как мысль презреньем уязвят
слова и помыслы… черны?
Пожалуй, только от чернил!
В толпе глухих, незрячих,
бездумно-вольных я бродил,
когда был искрой озадачен.
Безумный разум ей не верил,
считал тот «розовый пустяк» —
обременитель вольным перьям,
не стоящий затрат… дурак
цветок невинности спалил
с циничной миной на лице.
На дно отныне тянет ил
в обилье едких мух цеце.
Спасение в твоей улыбке,
рождающей в туманный день
рассветные лучи и зыбкий,
почти незримый, словно тень
в подлунный хронос, поцелуй.
Спасение в одной руке
скользящей вдоль щеки… гарцуй
отчаянье, в твоей реке
настало время мне топиться,
лишённым нежных благ земных,
там будет время мне темницей.
«Всё решено…» последний штрих
остался на холсте, судьбой
окрашен в тусклые тона.
Картина серости полна,
но я навеки буду Твой!
17 Июн 2019
автор: Доноррубрика: Поэзия Tags: Донор
я отброшен на шаг обратно, выбирая вперёд идти. мне — зародышу аргонавта — посылается шторм, но штиль избегает меня так ловко, что не верю глазам своим. он поглядывает с издёвкой,
я подглядывал бы за ним, но назначено не руно мне и не царствие чёрт-те где — лишь баркасом разбиться в море на Харибдовой стороне. размотает меня подобно светлым жизням, пропавшим там, где не встретит любой бездомный в небо поднятого перста.
надо мной не стервятник кружит, не орёл, и не смерти лик — сыпят вороны крупной стружкой мне в ладони и грай, и крик. умываюсь. смеётся птица и мазутным своим крылом — по глазам мне, как будто кистью — и опять всё черным-черно.
ни за что не очистить глаз мне. ни за что не найти пути, где заклёванный /пусть и насмерть/ упаду, но начну ползти. я пытался смотреть иначе, не пуская весь мир в утиль, но как жизни своей палач, я не рублю её на пунктир. не рублю чёрно-белых полос из жирнеющей мрачной мглы. я бы выслушал внутренний голос, только все голоса немы.
мне уставшую печень ворон разорвёт как победный стяг.
так всё было.
и будет снова.
даже тысячу лет спустя.
17 Июн 2019
автор: Доноррубрика: Поэзия Tags: Донор
Ветер надрывно считает кости,
Чует мандраж
И берёт на зуб.
Солнце за жидкой стеной из сосен
Скрылось, но светит:
«Спасу, спасу!».
Тянутся нити, и вьются волны,
Чутким лассо пробивают брешь.
Так разгорается звёздным соло
Вектор озябших вконец надежд.
Нити подвешены вдоль дороги,
Реют над домом,
Горят в окне.
Даже прохожий — и тот в восторге —
Вдруг забывает порядок дней.
Вспыхнувший вечер искрится.
Тает
Снег под ногами
И снег внутри.
Десять мифических Солнц Китая —
Битые фонари.
Реки весны соберутся в стаю,
Вырвав из ветра колючих лап.
Я за мгновение перелистаю
Майские дни твоего тепла.
Не надышаться в который раз мне
Книгой из милых двухсот страниц.
Мысли о прошлом — всегда заразны,
Мысли о будущем — вечный риск.
Только по-прежнему скачет лучик,
Щёлкая строчек моих курсив.
В небе бесцельно танцуют тучи,
Чёрные гривы ко мне спустив.
По освещённым тобой дорогам
Я покидаю объятья тьмы.
Нам остаётся совсем немного.
Выжить во время зимы.
17 Июн 2019
автор: Доноррубрика: Поэзия Tags: Донор
Если общаться письмами,
Значит, общаться искренне,
Значит, разлив по буковке,
Пить неземную суть.
Значит, дарить эмоцию
Всю. Бесконечно острую.
Словно в кромешном сумраке
Живо зажечь свечу.
Я опишу эскизами
То, что во мне записано.
То, что не знает выхода
И бесконечно ждёт.
И как всегда попробую
Выйти из зяблой проруби.
Станут метели тихими.
Громким же станет
Всё.
17 Июн 2019
автор: Доноррубрика: Поэзия Tags: Донор
Мне приснилась зима.
И она набирает силу.
Ожидая в высокой башне, потирает морозный трон.
В окружении грозных стражей, где давно заведён будильник,
Нервно стуча зажигалкой,
Думает о своём.
Мне приснилась зима,
Впопыхах собиравшая вещи,
Чья чувствительность вновь застряла между осенью и весной.
Начиная свой путь сначала, я по-прежнему ей отмечен.
Я бросаюсь от нашей встречи,
А она, как всегда, — за мной.
Мне приснилась зима.
Я отчётливо помню саван,
Ослепительно белой смертью простиравшийся вдоль холмов.
Осторожно попавшись в сети,
Я полюблю тебя заново,
Бесповоротно веруя
В чистое волшебство.
17 Июн 2019
автор: Доноррубрика: Поэзия Tags: Донор
кружит голову воскресенье. каждый раз, как в последний путь. я на острове невезений, но когда-нибудь да проснусь. если выживу, то оставлю пачек пять никаких стихов. с незаточенной дикой саблей выживается нелегко.
если к старости не повешусь и не сгину в глухих тенях, я вам всё расскажу про нежность, лишь бы выслушал кто меня. лишь бы мой не отнялся голос, а надежда — не гиблый сюр.
я отхаркиваю влюблённость. и отхаркивать буду всю.
не поймите меня превратно, поколение скорых клятв. я из пепла рождаюсь в марте — без весны мне никак нельзя.
пару лёгких, как два Грааля, я наполню совсем другим. тем, что вышло за грань реалий и навряд ли вернётся к ним. тем, что выжжено, словно поле, и обронено, будто миг.
кто впускает любовь в ладони, непременно сжимает их.
рефлекторно. железной хваткой до последнего давит пульс, превращая в ничто заплатки. за укусом — ещё укус. и с надменной своей высотки рассмеётся тоскливо так.
но кто зеленью чистой соткан, не танцует из уст в уста, а вальсирует в рамках пары, не забыв ни одной из нот. лишь надежда совсем пропала — мир подавится новизной.
я хочу, чтоб лоза сквозь ниши прорастала в глубины стен. только вряд ли меня услышат с ветром делящие постель.
сутки вьются по шее лентой, отдавая приказ простой — закопать на четыре метра всё, что я называл весной.
17 Июн 2019
автор: Бакуменко Александра Викторовнарубрика: Проза Tags: Бакуменко Александра Викторовна
Часть 1. В коморке
Это произошло совсем недавно, а такое чувство, что так давно… Мне исполнилось 16 лет, а это значит, что ума у меня не прибавилось, дома полное непонимание с родителями, отсутствие настоящих друзей, рутина в школе, музыка, чай, в общем, стандартный набор подростка. Только радости нет…
Единственная отрада была, когда я закрывалась у себя в коморке. «Коморкой» папа называл мою комнату потому, что она была меньше всех остальных комнат в нашем частном доме, и в ней чего только не было: помимо кровати, шкафа, рабочего стола и книжных полок, в комнате стояло пианино, на котором я не умела играть, а только на слух набирала мелодии, все полки были забиты статуэтками и прочими безделушками, а также на полу стояли коробки со всяким барахлом: старыми фотографиями, плакатами, глобусами, инструментами для черчения, открытками, блокнотами с моими записями и кучей другого хлама. Периодически заходя в мою комнату, мама ужасалась, а однажды даже хотела выбросить все эти коробки на свалку. Но я не позволила сделать этого, и мои протесты и истерики помогли сохранить мои сокровища. Каждый день, как в будний, после школы, так и в выходной, я проводила время в своей комнате.
Была пятница, и я, расслабившись после школы, заперлась у себя и включила музыку. Подошла к зеркалу, посмотрела на себя внимательно: русые волнистые волосы, круглое лицо, розовые щеки, серо-зелёные глаза, губки бантиком. «Не девушка, а мечта», — подумала я, смеясь про себя. Распахнула окна, благо был апрель, и смотрела, что происходит на улице.
Была жуткая жара, зелёные листья на деревьях под лучами солнца искрились, как изумрудики. Несмотря на музыку, игравшую из колонки, было слышно пение птиц. «Как бы технологии ни развивались, природа всё равно побеждает», — подумала я.
По асфальту шли прохожие в панамках и очках. Ездили на велосипедах дети разного возраста. Шла девочка с мороженым в руках, которое вот-вот растает. Будто была не весна, а лето.
Среди всех этих прохожих я заметила взгляд, направленный на меня. Обычно в таких случаях я теряюсь и отвожу глаза. Но в этот раз я смотрела в глаза, не отрываясь, как под гипнозом. В конце концов, придя в себя, я стала разглядывать человека, которому принадлежал этот взгляд. На меня смотрел парень, приблизительно моего возраста, среднего роста. Лицо у него было овальное, тёмные волосы падали на лоб. Одетый в чёрную рубашку и брюки, в руках он держал веточку орхидеи голубого цвета. Ещё мгновение постояв, он начал приближаться к моему дому… И — о, чёрт! Парень споткнулся о бордюр и упал!
Часть 2. Гарри
Я сильно испугалась и закрыла лицо руками, чтобы не видеть этого зрелища. Но, взяв себя в руки, пролетев, как комета, мимо родителей, я выбежала из дома и подбежала к парню. За это время незнакомец успел встать и отряхнуть пыль с одежды. Немного помятая веточка орхидеи всё ещё лежала на земле.
— Вы не ушиблись? — спросила я, подойдя к парню
— Нет, всё нормально. Смешно получилось, правда?
— Я больше испугалась, чем развеселилась… Ваша орхидея помялась, так жалко, — сказала я, подняв цветок с земли.
— Её нужно немного напоить, чтобы она в конец не засохла, и всё будет с нею нормально, — с полной уверенностью ответил парень, — меня зовут Гарри, — представился и протянул руку.
— Алекс, — ответила я и протянула руку для рукопожатия, — пойдём ко мне в гости, поставим в воду твой цветочек.
Гарри без всякого стеснения согласился и пошёл со мной. Когда мы зашли в дом, нас встретил отец:
— Что случилось, Алекс? Почему ты выбежала на улицу? — спросил он, явно волнуясь.
— Мой новый знакомый споткнулся и немного помял свою орхидею. И мы сейчас пойдём и польём цветок, — улыбаясь, ответила я.
— Так… Про знакомого я понял… А «мы сейчас пойдём»… «Мы» — это кто? — недоумевая, спросил отец.
— Я и мой новый друг Гарри, — вполне серьёзно ответила, и, пока папа ничего не успел сказать, взяла Гарри за руку и повела к себе в комнату.
Оставив нового знакомого в своей «коморке», я пошла на кухню, чтобы набрать воду в высокий стакан. Ожидая, когда стакан наполнится, я услышала, как на кухне папа разговаривает с мамой обо мне:
— Мне кажется, что она с ума сошла… Говорит о каком-то друге, о каком-то цветке.
— Да, это, конечно, ненормально. Надо ей побольше уделять времени, общаться с нею, — ответила мама.
Не желая больше слушать это, я вернулась в свою комнату… «Они что, ревнуют меня к друзьям? Этого ещё не хватало…» — промелькнуло у меня в голове.
Гарри сидел за моим рабочим столом и разглядывал стоящую на ней статуэтку японского танцора. Я поставила стакан на стол, сама села на кровать, а Гарри опустил в стакан орхидею. Не зная, о чём можно поговорить с мальчиками, я начала с самого банального:
— Расскажи о себе, откуда ты, чем ты занимаешься, увлекаешься?
— Я человек мира: живу, то там, то сям, — ответил Гарри, — а вообще, у меня очень скучная жизнь… Лучше расскажи о себе.
— Моя жизнь не интересней твоей. Прихожу в школу — просиживаю штаны, прихожу домой — бездельничаю.
— То есть, учиться ты не любишь? — поинтересовался Гарри.
— Мне нравится литература и история. А остальные предметы мне не даются… — ответила я, явно желая закрыть неинтересную тему об учёбе.
— Ты знаешь, — начал рассказывать Гарри, — однажды на улице я увидел кошку. Захотел её погладить, но она убегала и не давалась мне на руки. Даже угощения не помогали с нею подружиться. Тогда я поменял тактику — начал каждый день приходить на то место, где с нею встретился. А она там была постоянно. Просто садился с ней рядом и ждал…
— Чего ждал? — спросила я.
— Когда она ко мне привыкнет. Потом снова начал приносить ей угощения. А позже она уже сама ко мне прибегала и прыгала на руки. Смекаешь, к чему я это рассказал?
— Чтобы развить нашу беседу?
— Нет. Чтобы ты поняла, что если предмет не даётся тебе, ты не должна опускать руки, а наоборот, проявить терпение, упорство, смекалку. И тогда, ты хоть чуть-чуть начнёшь вникать в науку.
— Ох… Спасибо за совет.
— И вообще, ты знаешь, раз нам обоим так скучно, то завтра мы должны обязательно развлечься.
— Я не против, — ответила я нерешительно.
Я так редко выходила за границы своей коморки, разве что в школу или по делам, и поэтому мне было немного не по себе от таких предложений…
— Ну вот и отлично! Завтра утром я к тебе приду. Если б ты только знала, какой сюрприз тебя ожидает! А сейчас мне пора.
— Я тебя провожу, — я уже собралась встать, но Гарри отказался:
— Спасибо, не стоит.
Гарри попрощался и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Я всё-таки, подумав, что он может заблудиться, тоже вышла из комнаты, но Гарри уже не было. Тогда я вернулась к окну — и там он не появлялся.
«Странно», — подумала я и, обернувшись, на столе увидела голубую орхидею, которую забыл Гарри. Потёртостей и вмятин от падения как и не было, она приняла свой изначальный красивый вид, цвет её стал ещё ярче, она как будто светилась и, как мне показалось, даже сильнее запахла.
Часть 3. Концерт
Настало утро субботы. Я, как валенок, валялась в постели и видела седьмой сон. Меня потревожил стук в окно. Нехотя проснувшись и встав с кровати, я посмотрела в окно и увидела стоявшего во фраке Гарри. Волосы его были красиво уложены, взгляд как у герцога, а в руках уже у него была орхидея белого цвета.
— Доброе утро, Алекс! — с улыбкой поздоровался Гарри.
— Доброе… — сонно ответила я.
— Ох, сон — дело прекрасное, но так можно и всю жизнь проспать, — сказал Гарри, — а если ты сейчас не проснёшься, то не увидишь, какой я сюрприз тебе подготовил.
— А почему ты надел фрак?
— Всему своё время, ты всё узнаешь.
— Хорошо, заходи в дом, а я пока приведу себя в порядок.
Переодевшись и расчесав волосы, я пошла на кухню. Как раз мама готовила завтрак.
— Доброе утро! — поздоровалась мама.
— Доброе утро! Не могла бы ты приготовить ещё одну порцию завтрака для моего друга, он как раз пришёл ко мне и наверняка не завтракал.
— Для друга?! — с явным удивлением спросила мама. — А когда же он успел прийти? Странно, я не слышала, чтобы открывалась входная дверь…
Сделав паузу, она вполголоса спросила:
— Это тот друг, который приходил к тебе вчера?
— Да, его зовут Гарри.
— Ах, Га-а-арри… Хорошо, я приготовлю порцию и для него…
Получив две порции завтрака и поставив их на разнос, я понесла их в свою комнату. Гарри сидел на уже заправленной кровати и терпеливо ждал меня.
— Ты, наверное, не успел ничего поесть, сейчас мы с тобой позавтракаем.
— Да, я ничего не ел. Но и сейчас не хочу. Ты завтракай, а я пока подберу тебе платье.
— Платье?! — вскрикнула я. — Зачем платье?
— Было бы нелепо, если бы ты надела спортивный костюм, имея кавалера, одетого во фрак, — ответил Гарри и открыл шкаф с моими вещами.
Я ела молча, анализируя происходящее. Поев, я получила от Гарри своё лёгкое бежевое платье с чёрным пояском и чёрные туфли.
— Надевай! — приказал он и вышел из комнаты.
Как только я переоделась, Гарри вошёл обратно, посмотрел на меня, улыбнулся и, не дав сказать мне ни слова, показал на пианино:
— Ты умеешь играть на нём?
— Нет, не умею, — ответила я, — но могу на слух пальцем мелодии подбирать.
— Мне кажется, ты просто скромничаешь и стесняешься показать свой талант!
Рассмеявшись, я села за пианино:
— Какую мелодию тебе «сыграть»? — с наигранным пафосом спросила я.
— Мне бы хотелось что-нибудь игривое, живое, — с таким же наигранным пафосом ответил Гарри.
Единственное, что я помнила подходящее по описанию, — это была «Весна» Вивальди. Начиная бить по клавишам мелодию одним пальцем, незаметно для себя я стала играть всеми пальцами руки, а через минуту подключила и вторую руку. Примитивный набор нот превратился в профессиональное, грациозное исполнение музыкального произведения! Осознав это, я обернулась, чтобы посмотреть на Гарри, но вместо него и своей коморки я обнаружила, что нахожусь на сцене концертного зала, и на меня смотрит более пяти тысяч зрителей!
Закончив играть «Весну», я замерла в оцепенении, а зрители, все как один, встали и зааплодировали мне!
— Только для вас и только сегодня выступает всемирно известная пианистка Александра! — восторженно звучал знакомый голос.
Я обернулась, чтобы посмотреть, кто это, и увидела, что это был Гарри! Он был моим конферансье!
Взяв себя в руки, я поняла, что теперь мне никуда не деться, и продолжила своё выступление. Из-под моих рук зазвучали шедевры таких композиторов как Моцарт, Бетховен, Штраус, Бах, Россини. И между каждым номером выходил Гарри и объявлял название произведения.
Так прошёл весь концерт. Овации не утихали минут двадцать! Это был успех! Мне дарили цветы, брали автографы, фотографировались. Корреспонденты задавали вопросы… А Гарри стоял в стороне и только молча улыбался… Еле вырвавшись из толпы поклонников, я подошла к Гарри.
— Что это было? — хочу, наконец, узнать я.
— Это то, что должно быть, Алекс. Но раз ты такая счастливая, то видно, что ты мечтала об этом давно.
Я действительно была очень счастлива, и, не в силах сдержать эмоции, закрыв глаза, я обняла Гарри… Как только я открыла их, я увидела, что мы опять находимся в моей коморке. За окном уже темнело.
— Всё так быстро закончилось… Жаль, — немного расстроилась я.
— Лови момент! — ответил Гарри. — На сегодня всё. На этом я покидаю Вас, — мой конферансье поцеловал мне руку и удалился из комнаты.
Даже не пытаясь провести Гарри, я переоделась, зашла на кухню. Родители сидели за столом, пили чай.
— Как можно целый день провести в своей комнате, не выходя из неё? — с возмущением спросила мама.
— Что творится в твоей голове? — подхватил «эстафету» папа.
— В моей голове сейчас каша. А в жизни творятся крутые перемены, — мечтательно ответила я.
Сделав себе чай, я зашла в плохо освещённую комнату. И только на углу рабочего стола что-то светилось. Подойдя ближе, я увидела светящуюся белую орхидею, которую утром держал в руках Гарри.
— Спасибо… — прошептала я.
Часть 4. Карнавал
Воскресенье начиналось с недоброго утра. Едва я открыла глаза, в мою голову пришли мысли о выполнении домашнего задания, уборке в комнате и о том, что это последний день выходных. Настроения не было. И лишь воспоминания о вчерашнем дне вызывали у меня улыбку.
На столе так и стояла орхидея, а также тарелки: одна пустая, а вторая — с так и не тронутой едой. Взяв тарелки, я понесла их на кухню. Мама сидела за столом и пила кофе.
— Доброе утро, соня! Не устала ещё до обеда спать?
— Мам, сейчас только пол-одиннадцатого. Это ещё не обед, — ответила я, закатив глаза.
— Ты поняла, о чём я. Ты не соблюдаешь режим дня, и это плохо, — сказала мама и, посмотрев на тарелки, спросила:
— А что ж твой друг ничего не ел?
— Он не был голоден, — ответила я, пожав плечами.
— Хм… А, может быть, познакомишь нас со своим другом? Ты так редко приводишь друзей к себе в гости… А с появлением этого…
— Гарри, — напомнила я.
— Да, Гарри… С появлением Гарри ты стала другая. Как-то загадочно разговариваешь, глаза блестят, — заметила мама.
— Хорошо. Как только Гарри придёт, я обязательно вас познакомлю, — ответила я и ушла в ванную.
Включив воду в умывальнике, я всё равно услышала, что отец зашёл на кухню, сел рядом с мамой, и мама начала разговаривать с ним обо мне:
— Ты знаешь, мне кажется, этот Гарри как-то влияет на Алекс, но как, ещё не могу понять… — рассуждала мама.
— И ты туда же? Ты хоть раз видела его? Ты заметила, как она странно себя ведёт? — возмутился отец.
— Она ведёт себя так же, как и я, когда познакомилась с тобой, — улыбаясь, ответила мама.
Папа больше ничего не ответил…
Приведя себя в порядок, я завтракала с папой на кухне, замечая его назойливый взгляд за мной. Меня это смущало, но ни я, ни отец не сказали друг другу ни слова.
Вернувшись в свою комнату, я уже собралась выполнять домашнее задание, но мне помешал стук в дверь. Я открыла дверь, и передо мной стоял Гарри. Он был одет в белую рубашку и чёрные брюки. И на этот раз он пришёл без орхидеи. Его лицо было бледным, в глазах была грусть.
— Привет, Гарри. А как ты зашёл? Тебе открыли мои родители? — спросила я.
— Дверь была открыта… я зашёл… но никого не встретил, — запинаясь, ответил Гарри.
— Что-то случилось?
— Да… Я давно хотел рассказать… Точнее, ты должна сама была почувствовать, понять, что сегодня последний день…
— Выходных! — не дала договорить я. — Да, я знаю! Так не хочу в школу!
— Выходных?! — не понимая, спросил Гарри. — То есть, ну, да… Выходных… — неуверенно ответил он.
— А мне ещё уроки делать, — начала я жаловаться.
— Знаешь что, Алекс, в этот последний день выходных я тебе хочу устроить небольшой праздник.
— Я уже заинтригована, — радостно ответила я.
— Готова? Тогда пойдём со мной.
Гарри взял меня за руку. Покинув дом, мы вышли на главную улицу, свернули в узкий переулок, в котором я никогда не была, и пришли к огромным чёрным воротам.
— Я побаиваюсь туда заходить, — дрожащим голосом сказала я.
— Никогда и ничего не суди по внешнему виду, — ответил Гарри и постучал в ворота. Через мгновение ворота открылись, и нас встретил мужчина низкого роста, с разрисованным лицом, как у клоуна, и в пёстром красно-жёлтом костюме. На голове у него был колпак с колокольчиками. Он мило улыбался, глядя на Гарри, а когда увидел меня, радостно запрыгал и захлопал в ладоши:
— Ура!!! У нас новая гостья!!! Добро пожаловать на наш карнавал! — произнёс этот мужчина и впустил нас.
— Карнавал?!!! Как же это здорово! Я всегда хотела побывать на карнавале!!! — обрадовалась я. Гарри молчал и только улыбался, но глаза были грустными.
Мы шли по тёмному коридору с красным освещением, издалека доносилась весёлая музыка, которая со временем ставала всё громче и громче. Гарри завёл меня в какую-то комнату. Как оказалось, это был гардероб.
— Выбирай любой костюм! Переодевайся, и выходи.
Костюмов было не то что много, их было очень-преочень много! Глаза разбегались, глядя на это изобилие! Были костюмы принцесс, животных типа зайчиков, котят, тигрят, лягушат. Я успела разглядеть костюмы ведьмы, жар-птицы. Мне очень понравился костюм лебедя. Но что же выбрать?! В углу гардеробной комнаты за шторкой что-то излучало свет. Я бы и не обратила внимания, если бы свет не увеличивался. Пойдя ближе и отодвинув шторку, я увидела прекрасный костюм.
Это был костюм инопланетянки. Невозможно сказать, какого он был цвета, но голубой и белый цвет, которые преобладали в костюме, переливались друг с другом. Как же это завораживало! К костюму прилагался голубой парик с прямыми волосами и белые туфли на громадной платформе.
— Здорово! — единственное, что смогла произнести я, и начала переодеваться.
Выйдя в коридор в своём новом обличии, я увидела, что Гарри меня уже ждал. Он был одет в фиолетовый костюм рейнджера, а в руках держал шлем.
— Мы с тобой точно как с другой планеты, — засмеялась я.
Пройдя дальше по тёмному коридору и слыша уже совсем громкую музыку, мы упёрлись в дверь.
— Добро пожаловать в твой мир чудес, Алекс! — сказал Гарри и открыл дверь.
Сильный поток света ударил мне в глаза, и я закрыла их рукой. Немного подготовившись, я открыла глаза и увидела чудо!
Божественно голубое небо, которое разрезала радуга! А под небом необычайно яркий, разноцветный, кричащий, поющий, танцующий карнавал!
Люди, переодетые… Хотя нет, они на самом деле были клоунами, шутами, принцами и принцессами, зверушками, морячками, волшебниками, магами, всякими страшилками, вроде графа Дракулы и ведьмочек, был даже человек в костюме японского танцора, как будто моя статуэтка ожила. Все они танцевали под праздничную музыку и иногда в один голос выкрикивали:
— Славься, мир чудес!
Мы с Гарри не отставали за остальными и танцевали, пели, кричали от счастья!
«Почему? Зачем? Ведь не было никакого повода, праздника… Почему все так счастливы? Всё-таки для счастья не должно быть причин…» — подумала я.
С неба на танцующий народ падали разноцветные ленточки, шарики! Было так волшебно!
Музыка начала утихать, и послышалось, что кто-то бьёт по микрофону, и чей-то знакомый до боли молодой женский голос начинает что-то говорить. Не знаю, как всем, а лично мне этот голос слышался в голове, как будто, я слышу свои мысли.
— Раз-два, раз-два-три… Здравствуйте! Здравствуйте, гости нашего карнавала! — приветствовал нас голос. — Было нелегко собрать вас всех здесь: у кого-то работа, у кого-то учёба. Мы стали очень занятыми и совсем забыли об отдыхе, о покое… О своих мечтах… Я очень рада, что, помимо наших завсегдатаев, наш карнавал посещают и новые гости. А всё благодаря кому? А я вам отвечу. Все благодаря моим помощникам! Именно они протягивают руку помощи тем, кому нужно разобраться в себе, расслабиться. Именно они приводят вас сюда! Так случилось и в этот день: мой чудесный помощник Гарри привёл гостью! Это гостья сегодня — гвоздь нашей программы. Ради неё мы и устроили это парад-карнавал!
Все сразу обернулись на нас с Гарри и начали аплодировать. Я, не совсем понимая, в чём дело, но вспомнив свой вчерашний концерт, решила особо не возникать и воспринимать всё как должное, а после всего уже задавать Гарри вопросы.
Карнавал продолжался до самого вечера. За это время мы успели посмотреть весёлые номера с фокусами от клоунов, узнать, что нас ждёт в будущем, от магов, поесть мороженого с принцессами и даже поболтать с графом Дракулой. К вечеру, когда совсем стемнело, нас всех пригласили на специально подготовленную поляну. Мгновение — и в тёмно-синем небе начали появляться первые искорки фейерверка, которые постепенно вырастали в большие шары и с характерным для них хлопком расширялись и таяли в воздухе. Завораживающее зрелище длилось минут десять, и когда всё закончилось, гости стали расходится.
— Гарри, мне же завтра в школу! Уроки! А что я родителям скажу?! — спохватилась я.
Гарри крепко обнял меня, я закрыла глаза, пытаясь придумать, что же мне делать. И как только я открыла глаза, я увидела, что мы в моей комнате. Всё случилось точно так же, как и в день концерта.
— Что происходит, Гарри?! Где мы были? Кто ты?! Зачем ты всё это делаешь?! — пыталась выяснить я.
Лицо Гарри изменилось до неузнаваемости. Оно было бледное, почти прозрачное, только глаза видны. Плечи опустились, он совсем сгорбился. Ему было тяжело выдавить из себя даже слово:
— Как тяжело, как больно… — начал говорить Гарри. — Я, в принципе, никто. Меня нет. Я плод твоего воображения. Ты меня сама придумала. Я — лишь маленькая частичка того, что твориться в твоей голове. Концерт, на котором ты выступала, — его тоже не было на самом деле. Это всего лишь твоя мечта. Я лишь напомнил тебе о ней, я привёл тебя в твою мечту. Карнавал — это не просто праздник для тебя. Это мир, в котором ты хотела жить ещё в детстве, но со временем, из-за школы и других дел и забот, ты забыла о нём. Неужели ты не помнишь, как ещё совсем маленькой была в своём мире чудес? Неужели ты не узнала голос, нежный, молодой голос, который нас приветствовал? Это твой голос, Алекс. Это ты нас приветствовала! Это ты нас придумала, создала! Это не я — твой гид по твоим мечтам, а ты сама!
Я смотрела на него, открыв рот, и не знала, что сказать.
— Прощай, Алекс! Не забывай о своём мире чудес! Заглядывай иногда! И помни: для прекрасного будущего нужно строить прочное, достойное настоящее!
Договаривая свои последние слова, он начал рассеиваться в воздухе… Я ничего не могла понять. Темнело в глазах… Начала болеть голова… Я чувствовала, что падаю…
Часть 5. Прочное настоящее
Очнулась я в своей постели. Меня разбудил будильник. Я встала с кровати, подошла к столу… Домашнее задание сделано… Что?! Когда же я успела? Мой реальный и воображаемый мир настолько перемешались, что я не могла ничего сообразить. Боясь выходить из своей комнаты, зная, что меня ждёт разговор с родителями, я тихо начала собираться в школу…
Первый день в школе для меня был тяжёлым. После того, что со мной произошло, мне было тяжело прийти в себя.
Второй день прошёл лучше. Я начала общаться со своими одноклассниками, стала внимательной на уроках.
Неделя пролетела быстро. За это время я успела записаться на курсы предметов, которые не понимаю, и договориться о встрече с парой ребят. Так и началось моё стремление учиться и заводить общение с другими.
Решив наладить контакт с родителями, я начала подробно рассказывать им о своих делах, делиться своими мыслями, мечтами. Стала больше проводить с ними времени. Мама с папой были в восторге от моих перемен! Как хорошо, что они не задавали вопросов о моём… Друге… Мне было бы тяжело им отвечать…
Всё-таки поставив для себя цель, я записалась на уроки сольфеджио. Также со своими новыми друзьями решила каждый месяц устраивать карнавал с переодеваниями. Так проходили недели, месяца…
Моя жизнь круто изменилась благодаря… Кому? Получается, благодаря мне… Как много осталось вопросов… Почему этот воображаемый друг появился так резко? Почему так же быстро исчез? Почему я нафантазировала себе это именно так? Но так как на эти вопросы даже я не в силах ответить, я больше к ним не возвращалась.
Единственное, что действительно тронуло меня, — это веточки орхидеи… Мне очень понравился этот цветок, и я решила их разводить.
На выходных я решила сходить в ближайший магазин комнатных растений, чтобы купить один такой цветок.
Зайдя в магазин, я увидела довольно много разных цветов в горшках, они были везде: на полу, на полках, они висели под потолком. И помимо орхидей здесь были фикусы, замиокулькасы, розы, кактусы, пальмы, фиалки, в общем, было такое ощущение, будто я попала в джунгли… И в этих зелёных зарослях я увидела что-то чёрное. Имея плохое зрение, я подошла ближе и увидела продавца с тёмными волосами, одетого в чёрную рубашку и брюки. Он стоял ко мне спиной и брызгал чем-то на орхидеи, которые стояли на полках.
— Простите, пожалуйста, — попыталась позвать я продавца.
Продавец обернулся и посмотрел на меня своими серыми глазами… От изумления я открыла рот:
— Боже мой! Гарри…
Назад Предыдущие записи Вперёд Следующие записи
RSS