Мошонка Безумия

Часть 1

Привет, оккультята! Я тян, пруфов не будет. Сегодня я расскажу вам об одном эпик-фейле, который недавно со мной приключился. Вобщем, не повторяйте ошибок…
Началось всё просто и даже банально — я нашла остроконечную шляпу и сфоткалась в этой шляпе и с метлой, на фоне кладбищенского забора. Получилось очень аутентично, я поставила эту фотографию на аву, и посыпалась куча лайков и восторженных комментариев, про то, что я выгляжу как самая настоящая ведьма. Мне было прикольно от такого внимания, потому что в школе на меня все смотрели как на дурочку, а тут вот как-то сразу добавилась куча интересных людей в друзья. Я подписалась на разные оккультные паблики, в том числе и на «Кабак Гебура», чтобы побольше узнать о ведьмах, и соответствовать имиджу. Стала фоткаться с чёрным соседским котом и картами таро, типа я шарю.
Из оккультных пабликов я узнала, что настоящие ведьмы слушают музыку, которая называется «Вичхауз» что означает ведьмин дом, носят только чёрное, и читают Алистера Кроули. Алистер Кроули мне понравился, настоящий оккультист — жалко что мы с ним живём в разное время, было бы интересно с ним пообщаться. Самые сочные высказывания Алистера Кроули я стала публиковать у себя на стене, сопровождая их подходящими по атмосфере треками в стиле «Вичхаус».
В комментариях стали отписываться очень умные люди, и из содержания их комментариев, я узнала о творчестве Лавкрафта, о магии хаоса, о тифонианском потоке и о том, как правильно устраивать шабаш на Вальпургиеву Ночь. Оставалось только понять, где взять чёрного козла — я живу в городе, и козлов тут, разумеется, никто не держит. Но похоже, мне не суждено в эту вальпургиеву ночь устроить каноничный шабаш.
Однажды мне написал странный человек, оккультист и поэт. Внешне он был похож на Хармса и Лавкрафта одновременно. Он методично лайкнул все мои фотки в волшебной шляпе, с котом, и с метлой, и написал мне что я богиня какого-то там древнего культа. Он сказал, что он помнит меня со своего прошлого воплощения, в котором он был, собственно говоря, верховным жрецом, и он обещал мне, что при помощи специальных жертвоприношений и ритуалов, он воскресит во мне память о моём прошлом величии. Этот странный демонический человек стал присылать мне свои стихи, о тайных древних культах, о безумной колдовской луне и о сущностях, что ждут за Великим Пределом, сущностях, которых не может представить человек с здоровым воображением. Он рассказал о безднах, населённых хтоническими чудовищами, которые никогда не видели света. О мрачных культах дегенеративных божеств, которым поклоняются безумные дикари, принося им человеческие жертвы. Он рассказал о храмах, погребённых подо льдом Антарктиды, и о разумных грибах, летающих на космических кораблях, сделанных из очень плотной энергии. Это всё было очень интересно.
А ещё этот человек пообещал, что как только я вспомню себя, он раскроет врата в другое измерение, и мы попадём в город, с циклопическими строениями немыслимой архитектуры, где рассветы и закаты преломляются в перламутровых шпилях, и создают такую причудливую игру света и тени на глыбах мрамора и базальта, что кажется, будто бы Древние Боги никуда и не уходили оттуда — и мы войдём в храм, где мне уготован трон — и я буду тысячу лет править полулюдьми-полурыбами. Это было забавно, и я решила ему подыграть, отвечая так, будто бы мне возвращается память.
Но с приходом весны, этот странный человек как будто бы обезумел. Он стал писать очень много и очень часто, требуя, чтобы я отвечала ему сразу — стоило отвлечься на полчаса, как личка была завалена кучей сообщений «Ты где?». Однажды он написал мне, что хочет чтобы я начала с ним встречаться, и добавил, что знает где я живу. Я решила превратить эту неудобную ситуацию в шутку, и ответила ему, что буду с ним встречаться, только если он отрежет себе яйца, сделает из них кошелёк, и подарит мне. Я как раз читала в это время про культ Кибелы, жрецы которой оскопляли себя в экстатическом безумии. Я была уверена, что после такого ответа, он либо отвалит, либо напишет мне «КЕК, ЛОЛ!», и мы просто поржём.
Шутка оказалась неудачной. Этот странный дядька перестал мне писать, и я уже с облегчением подумала, что он отвалил, но через несколько дней мне в дверь позвонил почтальон, и сказал что на моё имя пришла посылка. Я распаковала коробку, и в ней оказался кошелёк, сделанный из дублёной мошоночной кожи. Это было довольно жутко, сначала я бросила кошелёк на пол, и мне захотелось немедленно выкинуть его. Однако, затем мне стало любопытно, потому что на коже была нанесена какая-то татуировка. Я взяла кошелёк в руки и внимательно рассмотрела. На мошонке был татуирован какой-то сигилл, и надпись на непонятном варварском языке. От этой надписи исходило ощущение запредельного ужаса, казалось, что в нём зашифровано то, чего лучше не знать. В кошельке было что-то.
Я открыла его, и оказалось, что там лежит клочок бумаги и серебрянный ключ странной формы. На клочке было написано «Это моя мошонка, как ты и просила. Используй ключ, чтобы открыть врата!». Я внимательно рассмотрела ключ. Его формы были какими-то дикими и неземными, такое не могли изготовить люди. Металл зловеще блестел и обжигал холодом руку. Я убрала ключ обратно в кошелёк, и спрятала его.
Ночью я долго не могла заснуть, мне казалось, что кто-то тяжело дышит под дверью, я слышала топот маленьких лапок и чавканье слизи, ветер зловеще завывал, а в окно билась ветка дерева. Пересилив свой страх, я провалилась в сон. Во сне я услышала визг дьявольских флейт, и увидела тусклый свет, исходящий сразу со всех сторон. Сначала кроме этого света не было ничего, но потом появилась процессия существ. Я не знаю, как описать этих существ. Это были какие-то гротескные уродцы, с перекрученными конечностями, щупальцами, перепончатыми крыльями и фаллоподобными хилицерами. У некоторых из них были фасеточные глаза, некоторые были сросшимися в разных местах, как сиамские близнецы. Вой дьявольских флейт и бой барабанов нарастал, сливаясь в однородный, леденящий душу гул, существа шли бесконечной цепочкой, вскидывая щупальца в приветственном жесте, шурша кожистыми крыльями и чавкая слизью. Над процессией показалась колоссальная фигура чего-то омерзительного и запредельно ужасного — оно клубилось во мраке, щупальца бились в экстатическом экстазе, этот жуткий колосс непрестанно что-то жевал, а из самого центра переплетения щупалец мне прямо в душу смотрел ужасающий глаз.
Проснувшись, я обнаружила, что у меня стало много седых волос. Меня всё время тянет достать этот ключ из мошоночного кошелька, подержать его в руках, поиграть с ним. Но при этом, меня пробирает дрожь от воспоминания о богомерзких нечестивых созданиях, шевелящих во мраке щупальцами, об их зловещем божестве и его ужасающем взгляде. Реальность стала тонкой и похожей на затянувшийся кошмар. Я уже неделю не сплю. Судя по логике квестов, теперь я должна найти скважину, к которой подойдёт этот ключ, и отправиться в путешествие, в этот город с циклопическими строениями и перламутровыми шпилями, где живут полулюди-полурыбы. Но я не знаю, где искать, и существуют ли эти врата вообще. Безумие крепчает. Всю ночь напролёт я слышала какие-то звуки за дверью, идиотическое бормотание, склизские ритмичные шлепки и взвизгивания флейт. Кажется, они пришли за мной. Сейчас я встану, и открою им дверь…

Часть 2

Привет, оккультята, я снова выхожу на связь! Недавно я написала пост о кошельке из мошоночной кожи, в котором лежит загадочный серебрянный ключ. Наверное, вам интересно, что же со мной случилось дальше. Что ж, вы будете удивлены…
Я сидела в своей сычевальне, сжимая в руках кошелёк из морщинистой кожи, на которой был татуирован жуткий сигилл и надпись на варварском наречии. За дверью скреблось и похрюкивало, я выкурила 5 пачек сигарет, а в голове появились голоса. Это было похоже на то, как когда крутишь ручку радиоприёмника, и иногда среди разрядов молний и белого шума, становятся слышны обрывки радиопередач, которых на самом деле нет. Полярники зовут этот голос Грейс. Говорят, его начинают слышать люди, слишком долго пребывающие в одиночестве в условиях крайнего севера. Этот голос говорит о таких вещах, что вся предыдущая жизнь кажется человеку лишь сном, и если голос позовёт, он готов оставить свою службу на метеостанции, и уйти в белый гул, навстречу богам льда и снега, навстречу северному сиянию, навстречу Грейс…
Этот голос позвал меня. Когда я собиралась, я подумала, что наверное, моё тело найдут через 350 лет, где-нибудь в тундре, глаза будут открыты, и в ледяных зрачках будут танцевать отблески северного сияния. Поэтому, я оделась как на северный полюс — у меня как раз был свитер с оленями, мохнатая шапка и мохнатые сапоги. Я взала зарядку для телефона, деньги, паспорт и кошелёк из мошонки с загадочным серебряным ключом. Когда я выходила, какие-то тени в подъезде метнулись за мусоропровод. За мной громко лязгнула старая железная дверь.
Многоэтажки дышали холодом и отчаянием. Они были похожи на гнилые зубы какого-то мёртвого гиганта, и я остановилась, чтобы посмотретьна них. Улицы были пусты и безлюдны, горела всего пара окон. Город спал. Я стояла и смотрела на них, снежные вихри раскачивали провода со спящими воронами. Вдруг я увидела одинокую фигуру человека, который куда-то шёл метрах в ста от меня. Этот человек был высок и невероятно худ. Он оглядывался, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним.
Этот человек меня не заметил. Он подошёл к одной из многоэтажек, и его руки и ноги стали удлинняться. Он начал карабкаться по стене, превратившись в огромного палочника. От ужаса у меня перехватило дыхание. Палочник вскарабкался на крышу многоэтажки, и перепрыгнул на другую. Он полз в мою сторону. Матюгаясь, я побежала прочь. Метро ещё не открылось, я не знала, где прятаться.
Добежав до круглосуточного магазина, я купила сигарет, и немного подождала внутри, пока не откроется метрополитен. Прикинув, с какой скоростью ползает этот палочник, я поняла, что вагон метро он обгонит, а прятаться под землёй получится только до закрытия. Однако, теоретически, была возможность спастись — этому существу нужны были многоэтажки, чтобы прыгать с крыши на крышу, так что, нужно было всего навсего уехать в район с малоэтажной застройкой. Но я не знала, какой район выбрать, поэтому, просто кружила по кольцевой, и ждала, что вселенная даст мне знак.
Внезапно моё внимание привлёк спящий мужчина в неброской одежде, с телефоном Моторолла в руке. Его вид был предельно измождённым, будто он всю ночь убегал от ползающих по домам палочников. Он спал, уронив голову на грудь, а из его уха торчала маленькая красная ленточка. Осторожно, чтобы не разбудеть его, я потянула за ленточку. На ней был узелок, с маленькой биркой. На бирке было написано «Тяни ещё!». Я потянула ещё, мужчина с Мотороллой пошевелился и издал странный стон. Но на ленточке появилась ещё одна бирка, с надписью «Дальше!». Тогда я стала тянуть дальше. Очень долго тянуть. Я не понимала, как эта лента могла поместиться в его ухе — тут явно была какая-то магия, ну не мог же этот человек носить рулон красной ленты внутри головы! Показалась новая бирка, на ней было написано «Москва-Петушки». Я подумала, что сейчас будет знак, и потянула ещё. Вытащилась четвёртая бирка. На ней было написано «А теперь вали отсюда!!!».
Я поняла — это был знак. Доехав до Площади Ильича, я, оглядываясь на многоэтажки, добежала до вокзала пригородных электричек. Внезапно я почувствовала нечто странное — у меня зачесалось влагалище. Это было очень невовремя. Зуд был каким-то странным и эзотерическим. Наверное меня заколдовал тот мужик с Мотороллой, подумала я. Я взглянула на кошелёк с сигиллами и серебрянный ключ, но они не подавали сигналов. Зуд нарастал, мешал думать, и мне было необходимо срочно его унять. Почему-то я подумала, что помочь справиться с зудом может свежий и холодный огурец.
В супермаркете я выбрала огурец без пупырышков, достаточно длинный и идеально ровной формы. Кассирша пробила его с безучастным выражением лица. Я то думала, она будет на меня странно смотреть — много ли людей с утра пораньше приходят в магазин, чтобы купить себе один огурец? Я закрылась в кабинке туалета, чтобы применить огурец по назначению. И тут случилось странное. Влагалище откусило кусок огурца, и стало с хрустом его пережёвывать. На огурце остались следы мелких острых как бритвы зубов. Я еле удержалась от того, чтобы не закричать от удивления. Зубастое влагалище ело огурцы! Видимо, этот зуд был пробуждающимся чувством голода… Огурец помог немного утолить этот голод, но я быстро поняла, что зубастое влагалище требует другой пищи.
Тогда я зашла в парочку эзотерических пабликов, и стала рассылать случайным адептам сообщение о том, что я желаю срочно приобщиться к тантре левой руки, и постичь тайны XI градуса. Мне сразу же написали в ответ десятки взбудораженных таким предложением мужиков — я выбрала одного из них, который жил в Петушках. Спустя час, я уже звонила в его дверь.
Маленькую квартиру в двухэтажном доме заволокло маслянистым одуряющим дымом благовоний. Пахло какими-то специями, блевотиной и старыми книгами. На советских фотообоях с берёзками висели портреты Кроули, Блаватской, Кеннета Гранта и картины Рериха с гималайскими пейзажами. Меня встретил коренастый лысеющий мужчина, с кудрявой библейской бородой и безумными глазами. Он явно был под веществами. Он предложил мне вина из картонной коробки «Каждый день», и я немного выпила. Он представился именем какого-то демона, я не запомнила, потому что мне это было не важно. Я испытывала жуткий голод, который срочно надо было утолить, и поэтому, я быстро скинула с себя всю одежду, и побросала её в угол. В квартире было очень много книг. Я подумала, что надо будет взять парочку, когда буду уходить.
Библейский демон и знаток тантры видимо не был готов к такому повороту, что я разденусь сразу на пороге, поэтому, он залпом высосал всю коробку вина, расправил бороду, и тоже скинул одежду. Я подумал «Правильно сделал, что выпил, так будет гораздо легче». Я встала на четвереньки, и скомандовала «Начинай!». С обречённым видом ягнёнка, которого ведут на заклание, он пристроился ко мне сзади. Кажется, он подсознательно чувствовал, на что он идёт, но разве мог он противиться моему зову?
Он успел сделать несколько толчков, перед тем как зубы впились в его плоть. Я ожидала услышать его крик, однако, крика не последовало. Он просто упал на пол, как мешок с картошкой, закатив глаза. Зубастая вагина пережёвывала и переваривала добычу. Я свернулась калачиком и мне захотелось спать.
Но я всё же пересилила сон, потому что мне было интересно — что же случилось с несчастным тантриком? Он лежал на спине, закатив глаза, как в экстазе сильнейшего оргазма. Он был явно жив, но глубоко спал. Я осмотрела его промежность — всё было откушено под корень, очень ровно, но крови вытекло совсем чуть чуть. Я поняла — мои новые зубы выделяют специальный яд, парализующий жертву, это было удобно — у меня было время, чтобы одеться и уйти — кроме того, это было довольно гуманно, ведь яд останавливал кровотечение, а значит, он не умрёт от кровопотери. Хотя, когда он проснётся, ему будет немного грустно… Мне нравилось смотреть на его спящее блаженное лицо, и я поцеловала его на прощание. Перед тем как уйти, я взяла с собой несколько интересных книг.
Голод быстро вернулся, моя трапеза оказалась слишком маленькой. Благо, в желающих посвятить меня в тантру недостатка не было. Они писали и писали мне, один за другим. Я отвечала всем. Теперь ни один оккультист не мог быть в безопасности. Меня забавляло, что некоторые из них, предвидя свою судьбу, говорили мне о мрачных сторонах архетипа Великой Матери, сравнивали с древними богинями, которым приносили кровавые жертвоприношения. Я просто улыбалась им в ответ. Ни один из них не написал мне после этого, хотя я много раз видела, как кто-то из них появляется онлайн. Наверное, они стеснялись.
Я поняла, что питаясь оккультными фаллосами, я быстро крепну и набираюсь сил. Мои глаза приобрели блеск, а походка легкость, будто бы на ногах были крылатые сандалии, а не пушистые сапоги. Мне не нужно было спать, палочника я уже не боялась — я уже знала, что встретив его, я обращу его в бегство своей силой. Так прошло несколько дней. Я уже стала чувствовать, что эзотерики никогда не закончатся — бесконечная вереница хрущёвок, книжных полок с оккультной литературой, реки коробочного вина… Не знаю, что наделило меня волшебными зубами — то была магия серебряного ключа, или мужик с ленточкой в ухе наколдовал, но это было явно то, о чём я всегда мечтала. То были счастливые дни моей жизни — однако, сжимая в руках сморщенный кошелёк с серебряным ключов внутри, я думала — куда мне пойти дальше?
И вот однажды, мне пришло сообщение от оккультного поэта, того самого, похожего на Лавкрафта и Хармса одновременно, того, кто подорил мне морщинистый кошелёк. Он написал мне «Няша, ты накушалась?;)» и подмигнул смайликом. Я задумалась — что же ему ответить…

Часть 3

Привет, оккультята! Третья серия немножко задержалась, потому что тут случилось непредвиденное. И так, я остановилась на том, что загадочный оккультист, похожий на Лавкрафта и на Хармса одновременно, сделавший для меня кошелёк из своих яиц, написал мне «Няша, ты накушалась?;)». Перед этим я основательно подкрепилась магуйскими хуйцами, но по инерции, мне хотелось съесть ещё. Один раз начав питаться таким образом, трудно остановиться.
Спустя несколько минут, он написал «Приезжай к нам в храм, я покажу тебе, как пользоваться ключом», и скинул адрес каких-то складских помещений на окраине Москвы. Логика квеста звала отправиться туда, однако, мне не хотелось спешить. «Хорошо, перекушу ещё по дороге, и заеду». Ну вы понели, что именно я хотела перекусить… Путь до складских помещений предстоял неблизкий…
Я выбрала мага, который находился более-менее по пути. По моим прикидкам, весь процесс должен был занять совсем немного времени, но в этот раз всё получилось не так как всегда. Мне открыл дверь симпатичный молодой человек в пилотке и с холёной боярской бородой. Странности начались сразу — вместо того, чтобы представиться именем библейского или гоэтического демона, или на худой конец, античного бога, он сказал, что его зовут Александр. Это было необычно, это было странно. А потом стало совсем странно, когда он вместо коробочного вина налил зелёный чай, в фарфоровые китайские чашки, из пузатого медного самовара драконами. В ответ на мой немой вопрос, как он это пьёт, он ответил «Моя печень была на войне, она пережила кислотные дожди, ковровое бомбометание и радиацию — и с тех пор я пью только зелёный чай. И вам советую».
В квартире было чисто, даже слишком чисто. Как будто бы в ней не жили постоянно. Вещей было мало, книг не было. Ещё меня настораживало то, что этот человек говорил с каким-то заморским акцентом — не очень заметным, его речь была правильной, даже слишком правильной. Тут-то мне следовало бы прислушаться к своей интуиции, и уйти, однако зелёный чай сделал своё дело, и после третьей кружки я почувствоала, как меня прошибает пот, разум несётся куда-то вдаль как бешеный скакун, а в грудной клетке порхают маленькие волнистые попугайчики.
— Ну что ж, Вавилонская Блудница — давай я познакомлю тебя со своим Великим Зверем!
Ну, наконец-то, подумала я, допивая уже пятую по счёту чашку чая. Мы прошли в комнату, с потолка свисал ловец снов, в центре комнаты стояла кровать с причудливыми кованными завитушками в изголовье, на подушках и одеяле цвели бело-розовые лотосы, одеяло было заправлено очень ровно, и кажется, накрахмалено. На нём даже виднелись стрелочки. Вот тут-то любой нормальный человек дал бы дёру. Только у маньяка, ужасного извращенца с самыми гадкими фантазиями, могут быть накрахмаленные одеяла со стрелочками! Но я уже слишком верила в себя, так легко расправившись с десятками оккультистов, чьи гениталии бесследно растворились в моих недрах. Я присела на краешек кровати, а Александр, хитро взглянув на меня, сказал:
— Но для начала, давай поиграем. Видишь вон те розовые пушистые наручники? Мы будем сковывать ими друг друга. Сначала ты прикуёшь меня, а потом я тебя. Мы будем щекотать друг друга вот этим пером павлина. Как ты знаешь, в алхимии фаза павлиньего хвоста занимает центральное место. Это стадия, на которой алхимик приходит к непосредственному осознанию своего астрального тела, это — преломный момент. Ранние алхимические тексты (в частности Rosarium philosophorum) дают такую картину алхимии души с параллельным описанием напряженных работ на физическом уровне. Таким образом, духовное развитие алхимика шло рука об руку с реальными физическими операциями. В ходе таких операции (многие детали которых сохранились до сих пор) происходили изменения формы и цвета содержимого запечатанной колбы, соответствовавшие внутренним изменениям на уровне алхимии души, этапы которой выражены символами птиц. Первая птица — Чёрный Ворон, связанный со стадией нигредо, или работой в чёрном. Это первая стадия великого делания, первая встреча алхимика со своим внутренним космосом, она описывается как погружение во тьму, сознательное отсечение от внешнего космоса. Вторая стадия — Белый Лебедь, птица, скользящая по поверхности души, это первое озарение белым светом духовного мира. Третья птица — Павлин, и из рассматриваемых пяти птиц эта — самая важная, и поэтому на символизме Павлина я предлагаю остановиться, и рассмотреть его более поднобно, тем более, что две следующие птицы — Пеликан и Феникс, по сути своей лишь отражения первых двух — Пеликан есть опыт очищения тела, а Феникс — окончательное освобождение от его пут. Мы будем считать, что у нас эта стадия алхимического делания, в символической форме, займёт 45 минут — стандартное время для лекции.
С этими словами он нажал кнопку на таймере, побежал обратный отсчёт.
Всё это время Александр расхаживал из стороны в сторону, как профессор, ведущий лекцию, задумчиво поглаживая свою бороду, так, будто бы именно из своей бороды он доставал все эти пышные алхимические метафоры — и я не заметила, как он успел при этом полностью разоблачиться, оставшись только в пилотке и в тонких очках. «Великий Зверь» у него был и впрямь великим, и я подумала, что ради такой-то трапезы можно и подождать, простив человеку его маленькие чудачества. Он вручил мне павлинье перо, и улёгся на кровать. Я защёлкнула на его запястьях розовые наручники. «Стоп слово — Арктогея!» — сказал он, и закрыл глаза.
Мне раньше не приходилось щекотать людей павлиньими перьями, и сначала я решила внимательно рассмотреть тело Александра. На широкой груди кустились кудрявые волосы, почти такие же густые, как и его борода. Я робко начала щекотать его павлиньим пером, начав с пяток, ожидая, что он начнёт смеяться или дёргаться, но Александр лежал, твёрдо как кусок скалы. Лишь мерно вздымающаяся и опадающая грудь говорила о том, что он жив. Глаза его были полуприкрыты, он ловил кайф. Я прошлась пером снизу вверх по всему телу, затем обратно. Потом ещё раз и ещё. Вдруг Александр тихонечко запел. В начале мне было трудно разобрать, что он поёт себе под нос, но оказалось, что он напевает Стеньку Разина.

Из-за острова на стрежень
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны.

На переднем Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной,
Свадьбу новую справляет
Он, веселый и хмельной.

Почему-то, эта песня подействовала на меня гипнотически — мне казалось, что Александр — это огромный, исполинский кот, который лежит, и мурлыкает. Запищал таймер. Я отстегнула наручники, Александр был довольным и раскрасневшимся, как после хорошей баньки. «Ещё чайку?» — предложил он. Мы выпили ещё чаю. Самовар был бездонным.
Александр приковал меня наручниками к кованному изголовью кровати, взял в руки перо, и начал выписывать им в воздухе восьмёрки. Какое-то время ничего не происходило, и тут он заговорил:
— Я вот что скажу: вообще не понятно, как можно не любить стволы родных берез? Человек, родившийся и выросший в России, не любит своей природы? Не понимает ее красоты? Ее заливных лугов? Утреннего леса? Бескрайних полей? Ночных трелей соловья? Осеннего листопада? Первой пороши? Июльского сенокоса? Степных просторов? Русской песни? Русского характера? О детстве всегда приятно вспоминать. Мы жили в Быково. Дачные места. Сосны. Аэродром. Помню, когда я его увидел года в три, там страшно и трудно было разобрать что где — где небо, где блестящие на солнце дюралевые плоскости. И все ревело, так что земля тряслась. А отец держал меня за руку. Мы жили в двухэтажном доме с котельной внизу, с чердаком наверху, и с крыш текло весной, висели метровые сосульки, и жильцы, привязавшись веревками, скидывали снег. Двор был большой, но остальные пять домов были одноэтажными. В них коммунальные квартиры. И детей было много. И много интересного пространства: помойка в одном углу двора, крыши, сараи, бузина, и она подпирала сараи, и в сараях, «сараи — могилы различного хлама» (И. Холин). Это верно, там был хлам и сундуки, банки и тряпье, и дверцы, и замки, висячие замки, а потом огороды. Огороды, разделенные по-справедливому, по-народному, и там росло все, что могло расти — морковка, лук, репка, редиска, помидоры, цветы, георгины, гладиолусы. А летом — гамак между сосен. Сосны высокие и скрипели, а земля была мягкой от хвои. Так вот. И было одно переживание в пяти- шестилетнем возрасте…
На этом месте Александр сделал небольшую паузу, чтобы глотнуть чаю, и я почувствовала, что мне неистово хочется в туалет — чаю было выпито просто немеренное количество, и до меня стало доходить, в чём состоит его хитрый план — он хотел, чтобы я обоссалась, под его монотонное вещание. Я попыталась вспомнить стоп-слово. «Арктика!» «Антарктида!» «Антарктика!». Ничего подобного. Он поправил очки, и продолжил.
— Так вот, было такое переживание в детстве. Мы просыпаемся, Игорь открываю форточку, я задумчиво лежу на кровати, спрашиваею: «А вот где у нас Омск находится?» Игорь говорит: «Ну, где: на югах Сибири. Рядом с Казахстаном». — «Казахстан рядом у вас? А что если казахи ветер отравили? Они же могут ветер отравить! Ну-ка, срочно форточку закрой: ветер отравленный!» Причем, на полном серьезе: испугался страшно, начал по комнате ходить. «Казахи, блин, ветер отравили — как же я пойду? Так оно и есть, точно. Я знаю, у них есть камышовые люди. У них есть озеро Балхаш, и там в больших количествах растет тростник, камыш. И там живут тростниковые, камышовые люди, которые никогда не высовываются, только через трубочку дышат. А посередине Балхаша есть огромный остров, где живет гигантский, исполинский кот, которому все они поклоняются. Блин, камышовые люди кругом, что же делать? Они же нашествие могут устроить! Это ведь все — нам тогда конец! Если камышовые люди вылезут — и на нас полезут со своим котом! А кот огромный, три метра ростом!»
Дальше Александр что-то вещал. Он говорил о мудрости котов, о том что кот является органичной частью своего рода, он не ОППОНИРУЕТ ему — в отличие от человека. Человек — частичка человеческого рода, но он воспринимает это не с котовым спокойствием, а выёживается и вибрирует, тем самым делая себя несчастным. Немного подумав, он добавил, что по Аристотелю, то, что может двигаться само (например, животное или МЫСЛЬ), является более высшей формой по отношению к тому, что само двигаться не может (например, растение или КАМЕНЬ). Соответственно, кот круче кирпича. В таком духе он разглагольствовал о мудрости котов очень долго. Таймер почему-то не срабатывал, видимо, он сломался. Я попыталась вытащить руки из наручников, но ничего не получилось, они только выглядели декоративными, но держали, как самые настоящие. И тут мой взгляд случайно упал на соседнюю многоэтажку, которую было видно в окне. По многоэтажке неспеша полз огромный палочник.
Я попыталась обратить внимание Александра на палочника, но тот, довольно поглаживая бороду, продолжил рассказывать про кота в себе как непознаваемый феномен. Палочник прыгал с крыши на крышу, и он приближался. Сейчас что-то будет. Я увидела его колючую морду с антеннами в окне. Он как будто подмигивал. Немного поковырявшись с защёлкой, палочник открыл окно, сократил длинну своих членов, и вошёл в комнату. Александр, наконец, заметил его, и невозмутимо поздоровался. «О, а вот и вы! Мы как раз вас и ждали. Чай в самоваре, проходите, мы уже заканчиваем».
Палочник отряхнулся, и принял форму человека. С удивлением я узнала того самого оккульного поэта, который пожертвовал для меня своей мошонкой. С ещё большим удивлением, я увидела, что его яйца на месте, и на них — точно такая же татуировка, как и на моём кошельке.
— Объясните пожалуйста, что всё это значит? — обратилась я то ли к Палочнику, то ли к Александру, я уже и сама не понимала.
Палочник улыбнулся, и сказал:
— Ну что, не заебал он тебя своей философией? Это у нас такой обряд, посвящение в пионеры. Традиция такая. Начну с простого — яйца я отрастил заново, татуировку пришлось переделывать, она ещё свежая. Теперь несколько слов о том, как я это сделал. Как известно, насекомые отличаются повышенной способностью к регенерации — богомолы и палочники способны отращивать себе новые конечности, более того, при сильной надобности, палочник в состоянии отрастить себе новый мозг. У богомолов есть примечательное свойство — после совокупления, самка испытывает непреодолимый голод, и может откусить голову самцу — впрочем, тот продолжает совершать все нужные для продолжения полового акта телодвижения, как ни в чём ни бывало. Но все эти факты общеизвестны. А вот сейчас я раскрою тебе первую эзотерическую тайну. (Он сделал многозначительную паузу, во время которой Александр сбегал за самоваром и чашками). Существует пещера, в которой растёт необычный сталактит из неизвестного науке грибка. С него медленно капает вода, содержащая в себе эликсир, делающий того, кто его выпьет, практически бессмертным — он может регенерировать разные части тела, удлиннять свои конечности, и превращаться в огромного палочника. Убить его могут только три вещи — яд красной перуанской жабы, радиация, и отсутствие эликсира. Насчёт первых двух, никто не знает, почему это так, но достаточно не брать в руки перуанских красных жаб, и избегать радиации, чтобы быть в относительной безопасности. Нужно только принимать эликсир один раз в год. А за год выделяется всего несколько капель, хватает только на шестерых человек. Мы все живём уже несколько столетий, кстати, я не похож на Говарда Лавкрафта, я и есть Лавкрафт. И Даниил Хармс это тоже я. Александр — один из нас, он намного старше — помнит ещё короля Артура. Сейчас прибудут остальные, и мы начнём церемонию.
— А тот мужик с мотороллой, у которого ещё в ухе были подсказки — это ваших рук дело?
— А, это Дракула, и он скоро придёт.
— А чем я обязана такой честью, что вы приняли меня в свой клуб?
— Дело в том, что недавно одна из нас совершила открытие. Её звали Иштар Борисовна, и она была молекулярным химиком, и оборотнем-лисой. Проанализировав образец грибка, она выяснила, что в этой жидкости содержится сложный многоатомный спирт — глюциллин, и именно он вызывает все эти эффекты. И оказалось, что можно наладить синтез глюциллина из психической энергии людей. Однако, оказалось, что при этом люди распадаются на плесень и на липовый мёд, и поэтому, необходимо, чтобы кто-то следил за процессом. Мы стали разрабатывать проект, по созданию новой религии, где люди добровольно жертвовали бы свою психическую энергию на производство глюциллина. Мы создали бы утопическое общество, и глюциллина было бы много! И он весь был бы наш. Однако, кто-то узнал о наших исследованиях. Мы нашли Иштар Борисовну в её лаборатории, на груди у неё сидела перуанская красная жаба. Кто-то убил её. Мы нашли тебя, чтобы ты заменила Иштар Борисовну, и помогла нам выследить наших врагов, завершить исследования, и поработить весь мир…
После слов «поработить весь мир» Лавкрафт и Александр странно засмеялись. Открылась дверь, и вошёл Дракула. Он был в чёрном кожаном плаще, от него пахло морозом, он явно хорошо выспался в метро.
— Мартин Алексеевич! Здравствуй, дорогой! — хором сказали Александр с Лавкрафтом.
— В этом году — картошка не овощ! — ответил Дракула, снимая плащ.

Часть 4

Привет оккультята! Настало время рассказать вам, чем же закончилась история, которую я рассказываю тут уже на протяжении трёх постов.
И так, со словами «В этом году картошка — не овощ!» в квартиру вошёл Дракула, и повесил плащ. От Дракулы пахло плесенью и влагой, под мышкой он держал свёрток. Поставив свёрток на стол, он быстро развернул его. «Смотрите, что фанаты подарили!» — в свёртке оказался вантус с рукоятью в виде осьминожьего щупальца. Изысканнейшее произведение искусства.
Я окинула собравшихся взглядом «Все в сборе?» — спросила я? «Нет, мы ждём того, кто занимает место Пингвина» — сказал Александр. «Какого ещё нафиг пингвина?».
И он объяснил, какого пингвина. Оказывается, всю эту алхимическую телегу про птиц он толкал не просто так. Эта группа бессмертных называет себя «Парламентом птиц», и должности в ней официально распределены в соответствии с пятью птицами, отвечающими за пять статий трансмутации. И считается, что грибковый сталактит в подземелье выделяет глюциллин тогда, и только тогда, когда все пять птиц в сборе, и люди, которые их представляют, обладают их свойствами. Дракула был вороном, Хармс лебедем, Александр павлином, ну а я замыкала цепь и занимала должность Феникса. Оставалась только одна птица. Но я отчётливо запомнила, что в своей лекции Александр сказал «Пеликан», а не «Пингвин». Почему же пингвин? Непонятно.
Оказалось, что такое изменение символизма вовсе неслучайно. Парламент Птиц противопоставляет себя профанному миру, так же как и Антарктида противопоставлена всем континентам, это вечный антипод, они всегда будут против. Если им дадут линованную бумагу, они будут писать на ней поперёк. Самое близкое по способу питания к пеликанам существо южного полушария — пингвины, но основная суть перестановки не в этом. Оказывается, в восемнадцатом веке один мореплаватель приблизился к Антарктиде. На борту судна, среди прочих пассажиров, присутствовал католический епископ, который отправился в дальний путь специально. чтобы проповедовать антиподам. Они высадились на берег, и тут их окружила стайка пингвинов. Епископу так сильно нетерпелось приступить к миссионерской деятельности, что он. Увидев пингвинов, принял их за людей, и на скорую руку всех покрестил. То, что это были птицы, он понял уже потом…
А дело в том, что у католиков считается, что человек обретает душу в момент крещения. Таким образом, пингвины обрели душу в результате ошибки священника — и раскрестить их обратно было уже нельзя. Таким образом, Пингвин в этой парадигме — это символ священной ошибки Бога, в результате которой человек обрёл пневматическую природу, а вместе с ней — шанс на спасение.
Дверь отворилась, и на пороге оказался невысокого роста мужчина с выпученными и густо подведёнными глазами, из кармана его кожаной лётной куртки торчала бутылка водки, сам он выглядел, как некое среднее состояние между Пахомом с битвы экстрасенсов, и Дженезисом Пи Орриджем.
— Меня зовут Брат Пигидий, и я введу тебя в курс дела. Мы собрались сегодня для того, чтобы употребить так называемый глюциллин, или нектар вечного наслаждения. Это химическое соединение, как изветно, вырабатываемое грибком, растущим в карстовых породах ниже второго уровня Сумрака. Оно делает человека практически неуязвимым для большинства поражающих факторов, за исключением радиации и яда красной жабы. Это тебе, допустим, уже известно. Я бы хотел рассказать вот о чём: выработака глюциллина, как и ритуал его сосания, производится в Сумраке. Целью моей лекции будет введение в природу Сумрака, и предостережение от некоторых опасностей, связанных с погружением в эту область бытия. Начну с того, что Сумрак это не астральная проекция, не осознанное сновидение и т.д. — когда физическое тело перемещается в Сумраке, оно перемещается и в реальности, и любой ущерб, нанесённый телу в Сумраке, отражается на состоянии реального тела. Сумрак неоднороден — нам известно, как минимум, три уровня Сумрака. Первый уровень не представляет из себя ничего интересного — это место обитания домовых, леших и кикимор. В атмосфере сумрака первого уровня равномерно рассредоточено небольшое количество глюциллина, однако нигде в нём он не достигает значимых для промышленного производства концентраций. По сути, Сумрак представляет собой карман пространства времени, искажение, варп. Чем глубже туда погружаешься, тем сильнее чувствуется нарушение пространственно-временных законов, поэтому, воизбежание опасных для жизни ситуаций, запрещается одиночное погружение. Второй уровень Сумрака: это наш уровень. На нём обитают люди-палочники, способные менять длинну своих конечностей, питающиеся психополем людей, практически бессмертные. В мифопоэтическом фольклоре мы отражены в виде вампиров — сосание крови, уязвимость перед изделиями из серебра и осины и т.д. это намеренный вброс с целью исказить информацию. На самом деле, мы не сосём кровь — только глюциллин, вырабатываемый на втором уровне Сумрака сумчатым грибком из рода Кандида, растущем в карстовых пещерах. Перемещение по второму уровню всегда сопряжено с опасностью нападения существ с нижних прослоек. Второй уровень непосредственно граничит с третьим, на описании которого я остановлюсь поподробнее. Мы — не единственные люди-насекомые на этой планете. Палочники и богомолы — это гордые индивидуалисты, насекомые, не образующие ульев. На третьем же уровне Сумрака расположены огромные, на километры уходящие в глубину термитники, представляющие собой ужасающие замки для изнасилований. В термитниках обитают теремиты — обладающие сложной иерархической структурой люди, превращающиеся, собственно, в термитов, ос, пчёл и муравьёв. Всем этим управляет их королева, которую они называют Бабалон. В теремитниках, или в теремах, посредством постоянных астральных изнасилований, происходит постоянное генерирование бета-глюциллина, который на втором уровне сумрака недоступен. Грибок, перерабатывающий энергию похоти, тот же самый — однако, на третьем уровне сумрака действует особое психополе, которое в сочетании с постоянными волнами похоти, приводит к оптической изомеризации глюциллина и придаёт ему новые свойства — он делает разум подобным разуму улья, инсталлируя в него набор базовых архетипов, делающий любого, вкусившего бета-глюциллин теремитом. В официальных источниках сообщается, будто бы Алистер Кроули умер, торгуя эликсиром бессмертия — отличный пример того, как СМИ скармливают массам откровенную чушь. На самом деле, он и его адепты превратились в термитов, и углубились в третий уровень сумрака. (Тут брат Пигидий поперхнулся, и сделал несколько глотков водки. Остальные продолжали пить чай из самовара с драконами). Нам, людям-палочникам, подобная методика производства глюциллина недоступна, по причине того, что наши гениталии покрываются рядами острых зубов, и мы не можем участвовать в оргиях. Поэтому, одним из символов, которые мы внедрили в массовую культуру — серп и молот с герба СССР, которые символизируют инструменты, при помощи которых человек мог бы отсечь в себе всякую сексуальность. В Советском Союзе секса не было, и глюциллин лился рекой. Однако, внезапная смена общественной парадигмы привела к разрастанию теремов-замков для изнасилований в пространстве третьего уровня сумрака. Мы проигрываем в этом противостоянии. На самом деле, гипотетически, должен существовать так же и четвёртый уровень, на котором находятся писатели-постмодернисты, превратившиеся в пауков, и питающиеся всем, что падает с верхних уровней сумрака. Мы пытались пробиться к ним, в надежде на помощь с их стороны, однако, нам преградила дорогу река состоящая из испражнений, и как мы ни удлиняли свои конечности, эту преграду мы не сумели преодолеть.
Мы погрузились в сумрак, при помощи нехитрого заклинания «Дыр Бул Шыр Убещюр», которое следовало произносить, скосив глаза к кончику носа. Первый уровень сумрака кишел комарами, там пахло какой-то тухлятиной, он производил впечатление заброшенности и запустения. Повторив заклинание ещё раз, мы оказались на втором уровне. Брат Пигидий выдал нам белые мантии с вышитыми палочниками на груди — именно в них следовало сосать глюциллин. Мы спустились, у подъезда стоял старый, поеденный молью красный москвич. Александр открыл дверцу, и сел на водительсткое сиденье. Мы все залезли в машину. Зажигание долго не хотело заводиться, однако, через некоторое время двигатель всё же затарахтел. Мы ехали по абсолютно пустынной, вымершей Москве. Белые хлопья снега, но какого-то мертвенного и пластмассового, падали на опустевшее шоссе. Тут и там валялись какие-то комья слизи. Пару раз я заметила исполинские, огромные черепа с бивнями, которые могли бы принадлежать, например, мамонтам. Мы подъехали к какому-то гаражу с ржавой обшарпанной дверью, вышли из машины, и все остановились в каком-то торжественном молчании. Тут меня осенило, и я достала из кармана кошелёк-мошонку, и извлекла из него ключ. Ключ подходил к двери гаража, но замок был несмазанный, и плохо поддавался. Немного покряхтев, я всё же открыла дверь. Мы вошли в пыльный гараж, на полках теснились банки краски, мотки проволоки и какие-то инструменты. «Осторожно!» — крикнул Хармс, и кинул перед собой гайку. Гайка со стуком упала на пол. «Можно идти» — сказал он. Так, кидая гайки каждый шаг, мы дошли до конца гаража, где находился вход в погреб, освещённый тусклой лампочкой накаливания.
В погребе с потолка свисал сталактит, покрытый многочисленными ложноножками и впадинами, похожий на ужасную оккультную сиську какого-то древнего божества. Под ним стояла трёхлитровая банка, на донышке которой плескалось немного желтоватой маслянистой субстанции. «Да, в этом месяце совсем кот наплакал» — процедил брат Пигидий, и принялся разливать жёлтую жижу по стопкам. «Ну, что ж, сегодня особенный день — выпьем за нового члена нашего Парламента Птиц!» — провозгласил он. Мы чокнулись, и выпили, жидкость оказалась пекучей на вкус. Пигидий тут же запил её водкой, высосав всю бутылку до дна. Мы повалились на диван, и тело тут же стало сильно мазать. Лампочка двоилась, шорохи стали складываться в мелодию. Я увидела как на лицах моих компаньонов появляются насекомьи усики и шипы, а глаза становятся фасеточными. Пространство рябило переливами кислотных бликов, перестраивалось и жужжало. Это было прикольно. Мои руки тоже покрылись шипами, превратившись в лапки палочника. Из лба выдвинулись усики. Я погрузилась в водоворот новых ощущений. На секунду мне показалось, что я ползу по длинной ветке какого-то растения, а затем всё потонуло в цифровом глитче.
Из оцепенения меня вывело странное ощущение в области скальпа — там что-то трансформировалось, росло, и пробивалось сквозь кожу. Потрогав лапкой голову, я с удивлением обнаружила, что это хуй. Потом нащупала ещё один, и ещё, и ещё. Ровно 19 хуйцов, по количеству откушенных магуйских жезлов. Все они прорастали прямо у меня на голове. Почему-то, эта трансформация меня пугала. Они угрожающе шевелились, и удлиннялись, извиваясь как змеи.
— Сука, у неё хуи на голове! — я услышала прямо над ухом крик Пигидия.
— Бля, она огоргонивается! Предыдущая стала Горгоной только на второй месяц, это пиздец!
— Она же сейчас огоргонится окончательно, и засмотрит нас досмерти! Я слишком молод, чтобы превращаться в камень… Нужно её нейтрализовать.
— Бля, неси жабу.
— Бля, нет, ты неси жабу.
— Принёс жабу! Щас она откроет глаза, осторожнее…
Голоса палочников доносились до меня сквозь какую-то пелену полусна, но слова о жабе отрезвили меня. Я помнила, что жабы несут смерть. Я поняла, что они что-то задумали, и зашипела на них. Пользуясь секундным замешательством, я выпрыгнула из подпола, и понеслась в сторону выхода. Жаба шлёпнулась об стену, прямо около моей головы. Дверь была открыта, и я выбежала на улицу.
На длинных ходулях палочника было удобно перемещаться — я смогла сразу развить приличную скорость, в надежде оторваться от преследователей. Добежав до высоток, я забралась на крышу, и увидела погоню. Они бежали слишком быстро. Я прыгала с крыши на крышу, однако, дистанция неумолимо сокращалась. Пару раз в меня запустили жабами, но не попали.
Добежав до гостиницы Космос, я поняла, что мне не уйти. Змеефаллосы на голове стали длинными и зелёными, я почувствовала какое-то свербение в затылке — оказалось, от тряски во время погони, они начали вставать. От этого кружилась голова, было сложно думать. Последняя мысль на этом уровне сумрака была «гори оно всё огнём, я отправляюсь дальше» — мои губы сами произнесли «Дыр Бул Шыр Убещюр!», глаза съехались к переносице, и я провалилась в незнакомое пространство.
Огромные строения, украшенные цветными светодиодами, поднимались высоко в небо. В воздухе носился запах каких-то благовоний, где-то вдалеке звучала музыка. Я поняла, что это и есть те самые астральные замки для изнасилований, и по началу мне стало страшно. Вдруг я увидела человека. Он не походил на насекомое, одет был в обычную футболку и джинсы, был бородат. От него исходило какое-то нездешнее ощущение. Человек заметил, что я ползу по стене небоскрёба, и помахал мне. Это было, по меньшей мере, странно — я думала, что мой вид испугает кого угодно.
— Добро пожаловать в наш мир! Меня зовут Атон! — сказал человек, и лучезарно улыбнулся.
— Я не так себе всё представляла.
— Не верь всему, что говорят вампиры — их умы фруструированы тем, что на их причинных местах выросли зубы, и они видят мир в очень мрачном свете — для них реальность это постоянная война, они не в состоянии различить других красок мира.
— Они могут прийти за мной сюда?
— Могут, но тебе стоит подумать не о своих преследователях, а о продолжении своего пути. Ты можешь остаться на нашем уровне бытия, и стать одной из нас, однако, я вижу, что на твоей голове выросли змеи — а это значит, что ты готова проследовать дальше.
— Почему о них не стоит думать? Вампиры не могут сюда пройти?
— О, не стоит беспокоиться об этом.
Атон загадочно улыбнулся, и прищурившись, посмотрел куда-то на горизонт. В этот момент в воздухе, на высоте тридцати метров над землёй, раскрылся портал. Из него вылезли длинные антенны и борода Александра, вскоре показался и он сам. С Атоном тут же стали происходить трансформации — он начал превращаться в осу, огромную, исполинских размеров мохнатую осу. За спиной у него появились перепончатые крылья, огромные фасеточные глаза похожие на лётные очки на голове. Он заработал крыльями, и поднялся в воздух.
Началась эпичная битва. Атон искривлял своими крыльями пространство, создавая смысловые завихрения, в которых разрядами потрескивала Воля, совершенная и неустремлённая к цели. В ответ, Александр выдернул волосок из своей бороды, который превратился в молнию. С чудовищным и оглушительным криком «Брадолюбие!» он метнул молнию в Атона, но чёрно-жёлтый хитиновый панцирь даже не дрогнул, но из бороды Атона стали тянуться маленькие лучи света, заканчивающиеся ладонями, как на древнеегипетских фресках. Я думала, что эти лучи сейчас схватят Александра за бороду, или что-нибудь такое, однако, вместо этого, они сплелись в трёхмерного голографического кота, размером с микроавтобус. Боевой настрой Александра сразу как-то весь улетучился. Несмотря на то, что он был в форме палочника, я различила, что сквозь его бороду проступила добрая улыбка, а на щеках появился румянец. Он будто бы сразу забыл о цели своего визита на третий уровень сумрака, и весь переключился на этого исполинского голографического кота, сотканного из лазеров.
— Котик, иди ко мне! Кис, кис, кис… Не бойся… Смотри что тут у меня. Иди ко мне… Хороший котик… Славный… — Александр взял лазерного кота на руки, принялся поглаживать его, и кормить жабами, которые лежали у него во всех карманах, кот щурил глаза, урчал, и мял лапками воздух.
— Кушай, котейка. У меня есть ещё… Какой же славный котик… Будем мы с тобой хороводы водить… песни петь… про евразийство… про Тёмный Логос…
Кот довольно урчал на руках у Александра, который, казалось, забыл вообще обо всём. Весь запас жаб он скормил коту, и теперь почёсывал кота за ушком, и смотрел на него влюблёнными глазами.
— А как так то? Почему этого философа сумел победить какой-то кот? — спросила я Атона.
— Видишь ли, Демиург этого мира имеет форму кота. Философы, чем тоньше их разум, чем глубже их восприятие, тем они интуитивно ближе к этому Коту. А Александр очень тонкий философ, и поэтому, очень любит котов. Достаточно присутствия даже обычного кота, чтобы очистить его разум от любых мыслей — он тут же устремляется к Коту, исполненный любви, обожания и заботы. А это — не простой кот, а трансцедентальный. Мы зовём этого кота Великим Зверем.
— Что находится на четвёртом уровне Сумрака?
— О, это великая загадка бытия…
— Я хочу туда попасть. Но прежде чем я туда попаду, я хочу избавиться от зубов во влагалище и от хуёв на голове. Ты можешь это устроить?
Вместо ответа, Атон опять начал превращаться в осу. Теперь я увидела его в этой форме на очень близком расстоянии — на самом деле, он был больше похож на шмеля, из-за покрывающей весь его панцирь короткой шерсти. Он повис в воздухе прямо надо мной. Я думала, что он призовёт ещё какого-нибудь кота, или что-то в этом роде, однако, вместо этого, я увидела, как из его брюшка выдвигается жало, толстое, как игла катетера. «Не бойся! Это бета-глюциллин!» — прозвучал его голос прямо у меня в голове. Жало Атона вонзилось в моё предплечье.
Я почувствовала, как куда-то падаю, огни неоновых теремов уносились вдаль, я чувствовала, как моё тело растворяется, словно сахар, погружённый в горячую воду. Я увидела трёх гусей, которые шипели «Врёшшшь, не пройдёшшшь!» — я показала им средний палец, и прошла. Я увидела девять разноцветных свиных рыл, которые таращились на меня из пожирающей тьмы. С их бивней свисала лапша. Они похотливо захрюкали при виде меня. Я зашипела на них, и затрясла фаллосами на голове. Рыла спрятались. И тогда из тьмы вышел кинокефал, в гавайской рубашке, шортах, с печатной машинкой под мышкой и в зеркальных очках. Он шёл разболтанной походкой, и озирался по сторонам, будто бы вокруг него летали стаи летучих мышей, видимых лишь ему одному.
— Я глас Инпу Хетиаменти, который ждёт всех живущих в конце пути.
— Ну привет. А как пройти к реке испражнений?
— Я проведу тебя. Но для начала, тебе нужно оставить на берегу то, что не является тобой.
Кинокефал достал глинянный сосуд, и поднёс его к моей голове. Он щёлкнул пальцами, и 19 фаллосов безболезненно отделились, и сами заползли в сосуд. Другой глинянный сосуд предназначался для зубов.
— Все фаллосы вернутся их владельцам, а зубы, котоыре больше тебе не понадобятся, будут платой за вход. Добро пожаловать в Западные Земли! — провозгласил кинокефал.
Путь в Западные Земли преграждала широкая коричневая река. Издалека были видны огни другого берега. Зажав нос, я спустилась к побережью. Никакой лодки, или других плавсредств, не было. «Вот дерьмо» подумала я. Дерьмо медленно текло себе куда-то вдаль. И непонятно было, как его преодолеть — уж точно не вплавь. Плавать в дерьме нужно совсем не как в воде — в дерьме нужно плавать как червь — вспомнились мне слова одного русского постмодерниста. Красноватые огоньки манили вдалеке. Вдруг я подумала, что ведь в моём организме теперь бета-глюциллин. Я могла мутировать в крылатое насекомое, и просто перелететь реку! Немного поднапрягшись, я выпустила из спины два перепончатых крыла. Брюшко сильно удлиннирось, из его конца показалось очень длинное чёрное жало. Я превратилась в осу-наездника.
Я поднялась в воздух, и полетела над коричневыми барашками волн. Говняный бриз обдавал меня, от запаха кружилась голова. Вскоре у меня возникло ощущение, что способ передвижения был выбран малость неверный — ещё не долетев до середины этой реки, я уже вкрай заебалась. К тому же, запах испражнений подействовал на меня опьяняюще. В нём вдруг стали появляться нотки жасмина, он стал вдруг восприниматься не таким отвратительным, и стали появляться мысли о том, что может быть, стоит присесть отдохнуть прямо на поверхность реки. Я пинками гнала эти мысли прочь. Вдали горели красные огни города — я понимала, что там — ответ на все мои вопросы, и надо лететь, только не засыпать… Не засыпать…
Я приближалась к берегу. Вдалеке я разглядела строения, непохожие ни на один земной ландшафт. Аромат дерьма проникал во все мои поры, и вызывал сильные галлюцинации — я видела паукообразные тени, ползающие по эфемерным конструкциям, их глаза пылали как раскалённые угольки. Красные огоньки свивались в спиральные завихрения, приближались и удалялись. Звон металлических конструкций, наплывы, коридоры из символов. Запах жасмина захлестнул меня тугой волной.
Последней мыслью было «Я что, утонула?»

@@@

Пробуждение настигло меня в какой-то комнате. Воспоминаний о том, кто я, и что я здесь делаю, ещё не было. На столе стоял включенный ноутбук, с открытым текстовым документом. Предплечье болело, и это ощущение вытянуло в воспоминании гигантскую осу, и третий уровень сумрака. За ним, медленной цепочкой, стали постепенно подгружаться и другие воспоминания. Фаллосы на голове? Рука потянулась проверить голову — фаллосов на голове не было, но почему-то, не было и волос. Лысая, как бильярдный шар, бошка. А зубы? Что удивило меня сильнее всего, так это то, что в штанах обнаружился хуй. Кто же я, чёрт возьми? Подойдя к зеркалу, я увидел усатую физиономию с чёрными кругами под глазами…. Воспоминания начали приходить…
Всё началось с того, что у меня в туалете завёлся маленький паучок. Я назвал его Семён Семёнычем, смотрел на него когда какал. Иногда я с ним разговаривал. У меня появился друг. Я ловил для Семён Семёныча мух и тараканов в подъезде, и подкидывал их ему в паутинку. Иногда я рассказывал ему о разных мыслях, которые иногда посещают мою голову. Семён Семёныч внимательно слушал — мне казалось, что он смотрит на меня с пониманием.
Он стал быстро расти, на диете из тараканов. Вскоре, размах лапок у Семёна Семёныча стал размером с мою ладонь. Мне было интересно, до какого размера можно раскормить паука. Однажды я принёс ему сверчка. Но он не захотел есть сверчка — вместо этого, Семён Семёныч укусил меня в предплечье. Я успел только сказать «Бля», и повалился на пол. Оказалось, что он был ядовитым пауком — и его яд содержал какие-то неизвестные науке галлюциногены.
В бреду галлюцинаций, мне привиделось, будто бы я — девушка, у которой во влагалище выросли зубы, откусывающие мужчинам члены. Я видел гигантских палочников, превращающихся в людей, и людей, превращающихся в гигантских палочников. Уровни сумрака, на которых жили странные существа, похожие на насекомых… Так, а на последнем уровне сумрака, кто же там был на последнем?
И тут мне вспомнились слова кого-то из этого странного сна: а на последнем уровне сумрака обитают писатели-постмодернисты в виде пауков, вечно плетущие свои тенёта из иллюзий. Так значит, это оно? Я взял на кухне банку, чтобы поймать в неё паука, и пошёл с ней в туалет.
Но за то время, пока я был в отключке, Семён Семёныч вымахал гораздо больше, чем я думал. В банку бы он уже точно не поместился. В уголке туалета сидел мохнатый паук, размером с крупного кота, и смотрел на меня всеми восемью бусинками блестящих чёрных глаз.
В моей голове раздался паучий голосок «Теперь я буду иногда кусать тебя, и впрыскивать тебе немножко телепатического яда, а ты будешь писать для меня истории. Я не могу писать — видишь ли, у меня лапки. А сейчас, ты закончишь историю, и выложишь её анонимно, в паблике Кабак Гебура. Зачем — я скажу тебе позже, когда ты превратишься в паука. Мы, пауки, пишем книгу, которая будет храниться во всемирной паутине. Каждый прочитавший её станет арахнофилом — таков наш тайный план. А теперь иди, и закончи историю!».
Ну вот, я собственно, её и закончил.

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.