26 Ноя 2018
автор: Валерия Зарубинарубрика: Поэзия Tags: Валерия Зарубина
Ходила ночами, рубила иконы,
Не для нее создавали законы,
Дочкой была и внучкой умелой,
Хитрою, смелой и самой любимой.
Бабка и мать у нее чернознатки,
Знанья отдали и взятки гладки,
Она ворожила, людей изводила,
Кроме родных лишь его любила.
Она рисовала черные лики,
И окаянной была навеки,
Она не просила на небе рая
И проклинала слово «святая».
Кланялась бесам, плясала с ними,
Чернила храмы, имела силы,
Любою дорожкой, будто волчица,
Гордо пройдет, она – веретница.
Он же был добр, старался не лгать,
Людям последнее мог отдавать,
Церковь считал он местом святым,
Ребенком в семье родился седьмым.
Красавцем он был, каких не видали,
Женой его стать все девицы мечтали,
Хихикали вместе, дружной гурьбою,
Как только он ближней пройдет стороною.
Порою на них он тоже глядел,
В жены достойную выбрать хотел,
Была чтобы мудрой и работящей
И чтоб христианкою настоящей.
Он знал поименно почти весь приход,
Не брезговал нищим подать у ворот,
Саном церковным он не гордился,
Один недостаток, пожалуй, имелся.
Он по-христиански любил прихожан,
Всегда ему времени было не жаль,
Но в детстве его колдунья одна
Мать извела, не подумав сперва.
Он вырос, учился и возмужал,
Матери помнить всегда обещал,
Кто и зачем ее убивал,
Колдующих он никогда не прощал.
*
Ведьма однажды в церковь вошла,
В иконы плевала и свечи не жгла,
Беса Абару просила сказать,
Кого на роль жертвы лучше избрать.
Сестра на полатях больная лежит,
Свет ей помочь ничем не спешит,
В церкви творится черный обряд:
«Абара, скажи, на кого переклад?
Был для тебя бы большой утехой,
Кто служит тебе здесь главной помехой?»
В сердце вонзилась калёна стрела,
Шепот в ушах: «Вот жертва твоя!»
Ведьма увидела в дальнем углу,
Стоит на коленях, склонивши главу,
Тот, кто недавно в церковь зашел,
Батюшка, службу который не вел.
Решил в выходной он в церковь зайти,
Святых попросить помогать на пути,
Чтоб богоматерь по жизни вела,
Чтоб бесов лукавых она изгнала.
Читает уж ведьма темный зачин,
И разболелась грудь без причин,
Он молится жарко и крестится часто,
Но боль так слепа, велика и ужасна.
Скорее из храма домой он пошел,
И, встретив соседку, помощь нашел,
Медом лечить его начала,
На печку ему залезть помогла.
Ведьма, увидев такое дело,
Три раза направо плюнула смело
И в сторону дома скорее пошла,
Сестру уж в себе, на лавке нашла.
*
Три дня пролетело, священник все болен,
глава городской уже недоволен,
Чувствует сердцем – ведьмы заслуга,
Что смерть настигает давнего друга.
Только какой, какой же из них,
Он знает по городу пятеро их.
Одна – через кладбище порчу наводит,
Вторая – во храмах людей с ума сводит,
Третья – умеет зелье варить,
Что умереть, как только испить.
Четвертая – может душу достать,
Зеркало только в руки ей дать,
Пятую – можно и не считать,
Слишком юна, чтоб так колдовать.
Стал он выпытывать, кто что видал,
И наконец, всю правду узнал.
Ведьма была, веретница в соборе,
Где и случилось с батюшкой горе.
Людей он собрал с пары улиц умело,
Священнику в помощь, на благое дело,
И ночью толпой к колдунье пришли,
В дверь постучались, да так и снесли.
Ведьме вцепилась в волосы кошка,
Хозяйка вскочила раньше немножко,
Чем в дом ворвались ее с топорами,
С колами, вилами и цепами.
Увидев озлобленный, дикий взгляд,
Все мужики отступили назад,
И только церковник стоит недвижим,
Как в море скала: горделив и один.
«Что натворила ты, ведьма лихая,
Чертовка, охульница, дикая, злая,
Священника порчей чуть не убила,
Хворью великой почти изгубила.
Но я то нашел, все узнал о тебе,
Лучше б родиться в адовой тьме,
Не в городе б нашем тебе проживать
И порчей людей богомольных терзать.
Я бы за друга тебя дорогого
Забил бы, не слушая даже и слова,
Но не могу, ты одна только знаешь,
Какими словами хворь насылаешь,
И коли захочешь остаться жива,
Верни ты обратно все эти слова,
Батюшку вылечив, вдаль уходи,
И в город не смей никогда приходить».
Ведьма шипит, как дикая рысь,
Плюется, дерется, только держись,
Но слишком уж много было врагов,
Руки и ноги в клетке оков.
Вскрикнула тут на полатях сестра:
«Мало ей лет», — испугалась она,
Ведьму скрутили и вставили кляп,
И унесли, глаза завязав.
В доме священника староста ей:
«Сроку даю я тебе пять ночей,
Коль лучше не станет святому отцу,
Сотню плетей дам тебе по хребту».
Взъярилась злобою ведьма бессильной,
Глянув на старосту, стала красивой,
Волосы ровной волною легли,
Не клочьями стали, как реки они
За плечи и стан ее обвивают,
Глаза в полумраке мрачно мерцают,
И не бродяжка она в рваном платье,
Скользит смерть как будто иль темная матерь.
Кругом стоят во избе мужики,
А ведьма как тень из черной низги,
Глянет она как будто из ада,
Печаль, беда иль лихая награда
Для верных веретников в город пришла,
Кто бы вы думали? Ведьма. Она.
Бес ей помощник шепчет тихонько:
«Хозяюшка, сводишь с ума полегоньку
Всех, кто вокруг, ведь так и должно.
Ведьмица, как мне с тобой повезло!»
«А что мне священника лучше убить?» –
Ведьма спросила, бес ей в ответ.
Помощник сказал, что «Можно, пожалуй,
Будет в аду он бесовской забавой,
Но если по дружбе тебе говорить,
Я б посоветовал, жизнь сохранить.
На старосту всю мы болезнь переложим,
До дня, до шестого ее заворожим,
Чтобы не смела корчить его,
Ну а потом – нас тут не было».
Ведьма скорее к печи подошла,
Забралась и села, как не жива,
Читает заклятья, молитвы поет,
Одно ей покоя никак не дает.
«Что ж это бес его защищает,
Руками моими жизнь сохраняет,
Ни сколько лечит, сколько глядит,
Красив он, пожалуй, на внешний-то вид.
Русые кудри мягко блестят,
Щеки румянцем сильным горят,
И мечется он в глубоком бреду,
Снимать с него надо злую беду».
Читает уж пятый она наговор,
Глаза открывает священник больной,
Голосом слабым: «Спаси от беды,
Дева, красавица, дай мне воды».
Воду дала с костяным порошком,
Больной выпивает единым глотком,
Ведьма зло шепчет: «Хвороба, уйди
И на вражину ты перейди».
Не слышал священник, что шепчет она,
Думал, что молится тихо одна,
Пыльна и скромна, как будто бродяжка,
Но злоба во взгляде, совсем не монашка.
Чем-то она его счаровала,
Хочется верить, что злости тут мало,
И беспокойство одно за него,
Такого во взгляде совсем не было.
Стукнулось в сердце нежное чувство,
С ним не поборешься, нету искусства,
Под тьмы обаянья просто попасть,
В сердце томится юная страсть.
И цвета лазури очи закрылись,
В избе мужики совсем истомились,
Ведьма закончила чары шептать,
Сумела на старосту хворь отогнать.
И вдруг очень хитро она улыбнулась,
К больному как мать она наклонулась,
И сердце заныло в тихой тоске,
Губами прижалась к мягкой щеке.
Староста рявкнул, что стерва она,
Но уж девица ему не видна,
Ищи-свищи ее в ведьмином доме,
Где в комнате дальней она на запоре.
С бесом держала тайный совет,
Чтоб дал ей помощник нужный ответ,
Что делать с тоскою ей непростою,
Новой, ненужной, какой-то чудною.
Тот расфырчался: «С ума ты сведешь,
В церкви колдуешь, как будто поешь,
И на любого смогла б ворожить,
Врага, как прабабка, навеки изжить.
А что за беда? Все в толк не возьмешь,
Влюбилась девица, никак не поймешь?
-Что значит влюбилась,- она закричала,
-Я, да в попа, никогда не бывало.
Бес тут совсем закатился со смеху:
«Хозяйка, умру, не твори мне потеху,
Разве ты книг никаких не читала?
Любовь ведь не спросит, кто пара так пара.
Кого ей захочется, тех и сведет
На путь, на дорожку друг к другу ведет!»
-Но я не хочу, за него не пойду,
С дороги родимой своей не сойду.
-Но сделать отсушку всегда я могу,-
Ведьма вскричала в прыжке на бегу,
-Постой, не губи судьбину свою,
Я долго устраивал долю твою.
Стежки-дорожки ваши сводил,
В храм одновременно вас приводил,
Крепко должна ты его полюбить,
Чтоб и не бросить, и не забыть.
Но вместе вам быть помочь не смогу,
Все сделаешь верно на долгом веку.
-Вот кто виновен в печалях моих,
Любовью связал он вместе двоих.
Кабы мне знать, зачем это нужно,
Могли бы работать с тобою мы дружно.
Но быть по сему, любовь я свою,
Отсухою темной не изведу.
Слишком уж чашу испить интересно,
Влюбленность мне эта совсем неизвестна,
Я выпью до дна все горьки травы,
Познаю и радость, и красные раны.
Хочу, чтобы сердце забилось мое,
Узнать, почему все так жаждут ее.
*
Следующей ночью ведьма опять
К дому священника, хворь изгонять.
Хотя врачевать его и не надо,
Черным все в даль ушло перекладом,
Но хочется видеть скорее его,
Сердце пылает, любить не легко.
Все вздохи она вспоминает в ночи,
Касанья, что были так горячи,
В доме же староста с прежней толпою
Смотрит на ведьму с лютой враждою.
Та же скорее к печи подошла:
«В гости, пресвитор, лишь к Вам я пришла».
Он приподнялся, а взгляд ледяной,
Совсем тут не скажешь, добряк он большой.
Совсем еще слаб, но как будто бы волхв,
Усилием воли гроздья оков
Сейчас же он хочет навеки сорвать,
Свободным, как птица иль зверь убежать.
-Кто ты, я знаю, — он тихо сказал, —
Таких я, поверь, никогда не прощал,
Убита товаркой твоей моя мать,
Мне не к лицу с вами дружбы искать.
Сам на себя я сейчас удивлен,
Как же приятен образ мне твой,
А если присядешь и скажешь чего,
Забыть я готов, пожалуй, про все.
Сгорает в огне мое сердце, поверь,
Что делать с собою, не знаю теперь.
Веретница, погань, любить не умеешь
И тьмою своей, присутствием греешь.
Тут успокоился и попросил
Выйти стоявших рядом людей,
Ей же сказал, чтоб она сообщила,
Чем и зачем на него ворожила.
Девчонка смутилась, но только сперва,
Глаз не опустит такая, пока
Небо с землей не встретится вновь,
И не пойдет между ними любовь.
-Что ж, — говорит, — ничего не творила,
Волжбою своей тебя не губила,
Сам ты влюбился, я не виновна,
Люблю или нет, не скажу я подробно.
-Еще издеваешься!- как закричит.
Ведьмочка, хитро прищурясь, молчит.
-Я б не влюбился в такую, как ты,
Во тьме у которой все скрыты мечты.
Не только во тьме, но ещё и при вас,
Зачем же скрывать сверкание глаз?
-Ты забавляешься, мне не до смеха.
Ведьма вздохнула: «и мне не потеха,
Что так полюблю, никогда я не знала,
Женою Вам верной навеки б я стала,
Ну вижу совсем я тут не нужна
И предлагать не буду себя.
Я из достойного древнего рода,
В чем-то дворянская наша природа,
Вы же не знаю откуда взялись,
Любовью зачем-то моей нареклись.
Слово ему не сказать никакого,
Ей бы изведать чудо другого,
Из тьмы отворот на себя навести,
Чтоб не осталось ни тени, прости.
Чтоб сердце не маялось долгой печалью,
Застыла б далёкой и тёмною хмарью,
Но поздно сегодня уж наводить,
Надо до завтра ей погодить.
*
Зорька шумит церковным трезвоном,
Молится пригород яростным стоном,
Все шепчут, чекисты шныряют вокруг,
Так мало того, им вздумалось вдруг
В церковь ворваться и службу сорвать,
Пресвитора храма в темницу забрать,
Народ недоволен, какой непорядок:
«Ужасных таких не потерпим накладок».
Пусть революции будут в столице,
Вести летают, как малые птицы,
А в городе нам такого не надо,
И под напором исчезнет преграда.
Что батюшку держит в старинной тюрьме,
Стражу отбросим, нас больше вдвойне,
Только не поняли люди одно,
Чекисты имеют каждый ружье.
Так пригрозят, ничего не ответишь,
А если что скажешь, то пулю приветишь,
Тех простаков была ведьма умней,
И понимала всю тяжесть цепей,
Что оплели святого отца,
Послать захотела милого гонца,
Застенчив он был, но пригожий собой,
Хоть парень женатый, но по уши мой.
Первый он был, на кого ворожила,
По-детски его она полюбила.
Потом разлюбила, а чар не сняло,
Долго за парнем ходила молва.
Ходит к веретницам ночью под окна,
Что ему надо? Они ведь не ровня.
Но свадьба с другою скоро случилась,
Привязанность детства немного забылась.
Чары изношены, душат слабее,
Не шепчет он тихо ведьмино имя,
Но коли попросит, всегда он поможет,
Ни в чем отказать подруге не может.
У дома его она уж присела,
Взглядом все острым вокруг осмотрела,
И у сарая его углядела,
По делу прийти, говорит, захотела.
Взглянул, глаза, как агаты, горят,
И воли ее подчиниться велят,
А он и не против, в доме и в жизни
Раб и слуга жене и Отчизне.
Хочет, не хочет, в деле поможет,
В ответ даже взгляда она не предложит.
-Так вот, – прошептала, – ты близок к тюрьме,
И знаю, что входишь вовнутрь вполне.
Тебе я даю во руки суму,
Ты батюшки в дар отнеси во тюрьму,
Пусть благу послужит моё подношение,
Будет лежать там ему извещение.
Ответ на него ты мне передай,
Не позабудь, все точно узнай.
Вдаль зашагал он по длинной дороге,
К тюрьме повели его быстрые ноги.
*
Снова фигура видна на дороге,
Обратно приводят усталые ноги,
Ведьмы глаза, как уголья горят,
-Мне ты ответь,– ему говорят.
Парень промолвил: «Он не согласен.»
Как же лик ведьмы тогда был ужасен,
Скрючились пальцы и вся побледнела,
Как будто бы рысь она зашипела.
-Он идиот, вражина и сволочь,
Буду с ним рядом в чёрную полночь,
В тюрьме ты останься сегодня, как хочешь,
Двери мне ночью ключами откроешь.
Парень в ответ лишь молча кивнул,
В домишко к жене скорей проскользнул,
Плюнула ведьма и к дому пошла,
Там заговорник чёрный нашла.
Да сумерек ждала, потом встрепенулась,
К ликам бесовым она повернулась,
Читает замолы, псалмы пропевает,
Церковные свечи низом сжигает.
И для Абары плюет на Николу,
Чтоб фарту он дал ей вольную волю.
*
Как звезды небесные уж загорелись,
И бесы подлунные все оживились,
Читает на тьму ведьма свой оберег,
Чтоб бес – помощник и имя рек
С братьями, сёстрами путь охранил,
Всех бы врагов со следа своротил.
Из дома пошла как чёрная кошка,
Смотреть бы ей только помягче немножко,
Крадётся как зверь и волосы – ночь,
Врагам уж никто не сможет помочь.
Входит веретница тихо в тюрьму,
Ищет во мраке дверку одну,
Парень к ней вышел, путь указал,
У ведьмы с души пуд тревоги упал.
Священника видит в рваной одежде,
Есть у неё место новой надежде,
-Зачем ты пришла?– он хмуро глядит,
Голову поднял и гордо сидит,
Как будто он князь во тереме древнем,
Не узник тюрьмы в часу предпоследнем.
-Тебя я, поверь, спасти захотела,
Отворожить ещё не успела.
Я слышала, ты со мной не пойдёшь
И умереть на заре предпочтёшь,
Очень ты хочешь этого сильно,
Сердце твое все просит надрывно,
Меня ты убей и душу пусти,
Счастья земного мне не найти,
Знаешь, в ответ, что тебе я скажу:
«В свет я небесный тебя не пущу».
Раз уж люблю, спасти обязуюсь,
Что ты мне скажешь, интересуюсь.
-Я не пойду, ты меня околдуешь,
В омуте тёмном меня зацелуешь,
И к сатане на поклон уведешь,
Кем там я буду, тогда не поймёшь.
-Очень ты нужен ему на поклон,-
Фыркает ведьму и смотрит в упор.
Он слова не скажет, лишь только молчит,
На ведьму с презрением тихим глядит:
«Ты не сумела, я не поддался,
Душой твоей чёрной не замарался».
-Очень ты нужен. И слёзы в глазах,
Бес утешает, оскал на устах.
-Из чести тебя из тюрьмы вывожу,
Навеки уйти потом попрошу.
Если увижу — убью, я клянусь,
Зачем ты явился — не разберусь.
Вдруг грохот, шаги раздались в коридоре,
Она не в лесу, не в широком во поле,
Не денешься тут от врага никуда,
Сердце забилось, явилась беда.
Ее не увидят, глаза отведет,
Знает, священник скоро умрет,
Батюшку ночью решили казнить,
Чтоб важных людей во граде не злить.
Тут двери открылись, она не видна,
Подходят к священнику стражника два,
Рядом тут больше нет никого,
Кладнем убить как было б легко.
Руки вдруг стали её тяжелы
И неподъемны, как валуны,
Шепчет ей бес: «Хозяйка, не злись,
За вашу любовь ты крепко держись.
Спасти вас могу, лишь надо одно,
В верности тьме поклясться должно
Священнику, что перед нами сидит,
И на тебя злобным волком глядит».
Ведьма хотела б громко смеяться,
Но стоило ей чекистов бояться,
Ответила бесу: «Смеешься ты что ль?
Скажи ещё будет навеки со мной».
Бес говорит: «Ты же ведь хочешь,
Всего с потрохами его заполучишь,
Куда же он денется с тьмою в душе,
Мне не поверить ты не спеши».
Во тьме же он жить один не привык,
К тебе прибежит и кинется в миг,
А если уже я сама не хочу,
Он ненависть будит во мне горячу.
Ну ты же спасти обещала его
Средство моё, поверь, ничего,
Потом на погибель, захочешь – бросай,
В удел ему — ненависть, боль да печаль.
Ведьма вздохнула: «Прав ты во всём!»
Священника уж выводили вдвоём.
Ласкою быстрой за ними вдогонку,
Мчится, как ветер, подобно ребёнку.
Не замечает углов на пути,
Стены остались тюрьмы позади.
На двор они задний выводят Отца,
Отдан приказ стрелять до конца.
Ставят тут к стенке и целят ружье,
Вот настоящее место его.
Ведьма все силы свои напрягла,
И наставление беса смогла
В мысли его перед смертью ввести:
«Выбраться чтоб, должен в тьму ты пойти».
Глаза он расширил и «нет» прошептал,
Тут выстрел раздался и двор задрожал,
Клятва сама срывается с губ,
Бесовскою волей множество труб
Прорвалось, и все заливает водой,
Священник не знает, что делать с собой,
Ведьма за руку его ухватила,
Ко входу другому тюрьмы потащила,
Он, как шальной, и света не видит,
В таком состоянии всякий обидит.
Он потрясённый только молчит,
Уж за воротами ведьма кричит:
«Рубаху сними, завяжу я плечо,
Неужто от крови не горячо?»
Живого тепла на руке ты не чуешь,
Иль смертью святого гордо почуешь?
Он встрепенулся, рубашку содрал,
В руки отдал и рядом стоял.
Чувствовал, душу тьма обнимает,
Свет из него уже утекает.
Он душу сгубил, и сердце болит,
Жизнь не нужна, внутри все скорбит,
Ведьма бежит, таща за собой,
Чекисты погонятся скоро толпой.
Кричит от испуга и дикого счастья,
Что уж прошла половина ненастья,
Куда же им деться, пойти бы теперь,
Придумать она это сможет, поверь.
*
К дому с ним вместе она воротилась,
Из дальнего странствия мать возвратилась,
Стоит на крыльце и смотрит она,
Всю правду читает в их душах одна.
На прислонённая дверь покосилась,
К дочке родной навстречу спустилась,
К груди прижимает дитятко свое,
А на уме лишь только одно.
Она на священника грозно глядит,
Что на траве незаметно сидит,
Дочке шепнула: «Того ль ты избрала?»
Видит, в душе глубокая рана.
Словами, как копьями, не заживёт,
В батюшку смотрит и все узнает.
Фыркает тихо: «Ну вы даете,
Органы вмиг на след наведёте,
Послушайте оба разумный совет,
В Сибирь поезжайте на несколько лет».
Батюшка матери тихо в ответ:
«Украла она из души моей свет!»
Ведьма смеется: «Ну ты залил,
Клятву для тьмы, знать, не ты говорил?
Это все значит, дочура моя,
Свернула тебя с дороги попа»,
Тот покраснел, потом побледнел:
«Господь для меня ещё дорог, теперь».
-Верю я, верю, но это недолго,
Ну-ка скажи, во тьме твоя сколько
Душа прибывает уже без креста,
Подсчета, поверь, тут метода проста.
-Пару часов,- отвечает он ей,
Ведьма сказала: «Не без затей…»
Не может внутри все так быстро смениться,
Тьма уж успела в тебе угнездиться.
Дочка окликнула: «Мама, с тобой
Пред домом беседуем, лучше уйдём».
В горницу входят, сидит там сестра,
Хитро блеснула глазами она.
И тихо, но твёрдо она говорит:
«Любишь ты батюшку», — гордо молчит,
Ждёт пока кто-то задаст ей вопрос:
«Зачем же сует сюда лисий нос.
И продолжает, не в силах сдержаться:
«Когда вы хотите во тьме повенчаться?»
От детского слово мать поразилась
И на меньшую сестрицу воззрилась:
«Ты знать о таком ещё не должна».
-Матушка, книжка открыта была…
Вздохнула тут мать: «С тобою потом…
Сейчас молодых дела разберём».
Девчонка захлопала мило в ладоши:
«Можно, ну можно и я с вами тоже!»
Мать брови сурово тут на неё:
«Нет! Окончательно слово моё!»
И удалилась в комнату с ними,
Где сохраняла вместилища силы,
Карты раскинула в миг по столу,
И начала свою ворожбу.
Скоро на батюшку прямо глядит:
«На ведьм не держите обид, – говорит, —
Вам не к лицу на своих обижаться,
С саном духовным придётся прощаться.
У вас ведь в роду одни лишь волхвы
Идут до крещения нашей страны.
А колдунов… – На картах не с честь,
Предкам вы стали – жестокая месть.
Наша товарка мать не губила».
Память его волками завыла.
«С чего вы решили? Она не виновна,
И говоря о деле подробно,
Силы большой она не имела,
Порчу наслать никогда б не сумела».
«Матушку вашу предки убили,
Они и покой, и радость забыли,
Когда осознали, что хочет она,
Чтоб стала церковной ваша семья.
С детства вы с ней молитвы учили,
На праздник любой во храм вы ходили».
Слушает Батюшка, сердце, как рана,
Смотрит теперь он в кривое зерцало:
«Если не верите, вспомните Вы,
как различали среди детворы
Вора, обманщика и подлеца,
Правду могли узнать до конца».
-Хватит!- священник поднял тут крик,
Колдунья застыла тихо на миг,
Склянку она из шкафа схватила
И пригубить его принудила.
Не рассчитав, он много глотнул,
Расслабило зелье, почти он уснул.
-Нельзя тебе спать, ,– все ведьма хлопочет,
В Сибирь до утра отправить их хочет.
-Ты понял меня?- ему в очи глядит,
Взгляд свой тяжелый смягчить не спешит.
Не смей даже думать в церковь идти,
Молитвы читать иль обеты блюсти.
Поклялся топорно, совсем без обряда,
Но тьма приняла, развалилась преграда,
Следующий ночью дочка моя
Поможет обряд довести до конца.
Любит иль нет, я думать не буду,
Внукам обрадуюсь, право, как чуду.
Должны же теперь попасть Вы в Сибирь,
Найти там знакомый мне монастырь,
Веретников там много живёт,
Научат, подскажет, куда вам вперёд.
По нашему лучше пути уходить
И не забудьте меня навестить.
Ты многого в жизни достоин своей,
Верь, говорю без лукавых затей,
Ты сильный и с дочкой моей шебутной,
Сможешь и горы тащить за собой.
За сим оставляю и жду полчаса,
Вы соберитесь в тайгу, во леса,-
Вышла она и дверь заперлась,
Веретница молча его обняла.
-Я, знаешь, уже не сержусь на тебя,
Чую, внутри меняет уж тьма.
Больше не будешь меня унижать,
Без повода крайнего, вдруг обижать?
— Не буду, не буду, скажи мне одно:
О роде моем ты знала давно?
— Не знала о нем я, поверь, ничего,
Я лишь полюбила сердце твое.
Учуяла, видно, где-то внутри
Скрытую суть в душевной глуби.
Тут затрясло и заколотило,
Священника что-то будто скрутило,
Почуяла ведьма , вскипевшая тьма
Злится, что клятва не верно дана.
Без соблюдения должных обрядов,
Без указания веры и взглядов,
Без отреченья от прежних идей,
Топорно дана и совсем без затей.
Тело его прижимает к себе,
Чтоб сердце не так колотилось в груди,
Долго целует в губы она:
«Тьма, отступи, молю я тебя!»
Батюшка будет навеки её,
Тьма не спешила, ведь пламя одно
Мощным потоком текло изнутри,
К чему же мученья чрезмерны нужны.
Рокочет, сплетается, песни поёт,
Слишком уж любит и слишком уж ждет
Ночи другой, переход в колдовство,
Во тьму изначальную, в место свое.
-Ты знаешь, — он в губы ей прошептал, —
Ради кого я свет покидал?
Я знаю, небесная есть любовь,
Моя ж под землёю, дилемма и боль.
Против был разум, частично — душа,
Но слишком, поверь, ты была хороша!
Ни телом одним меня ты пленила,
Запомнились взгляд и душевная сила.
И тут меня что-то во тьму потянуло,
Боролся, как мог, но оно не уснуло,
Моим языком успело сказать,
Всю клятву смогло оно прошептать.
Дверь отворилась, мать ведьмы вошла,
Два сундука на крыльцо отнесла:
«Знала я, вещи не соберете,
У молодых душа вся в полёте!
Решила сама тогда вам помочь,
Теперь уж спешите, карета и в ночь,
В Сибирь поскорее, от ЧК отвезёт,
Бесы вам в помощь и полный вперёд!
Священник молчал, на пороге стоял
И без обиды «прощайте» сказал
Старой колдунье пред тем, как шагнуть
На сетью дорог изрезанный путь.
Ведьма не плакала, мать целовала,
Быть непременно ещё обещала,
Сестрёнка малая за руку трясла,
Просит, чтоб свадьба пышной была.
И чтоб по обряду, все честь по чести,
Платье, как ночь, до пят на невесте,
Священник тут бывший ведьму обнял
И с ней по тропе во тьму зашагал.
26 Ноя 2018
автор: Валерия Зарубинарубрика: Поэзия Tags: Валерия Зарубина
Иродовы дочери
Пламенем замучили,
Правых, виноватых в чём
Хворью рубят, как мечом.
Коль кому то суждено,
Будет право им дано
Жизнь его в мученьях взять,
Болью в узел завязать.
Коль кому гореть в огне,
Будет радость им вдвойне,
Разожгут, и он пылает,
Тяжко душу отпускает.
Оседлают и закружат
дчери Ирода в пурге,
закрутят они, завьюжат
смертью лютой на селе.
Вы крутите, вы пляшите
И творите хоровод,
Грешных душеньки берите
И святых в его полёт.
Отпустите, разрешите
Двери навьи отворить,
Что прошу вас, покажите,
Любо мне судьбу узреть.
Пляшет платьем еретицы
Там позёмка, тут пурга,
Кружат полем трясовицы,
-Твоя долюшка горька.
Заколдует, зачарует
Лёгкий снежный хоровод
И в ворота наши песней
За собою уведёт.
Там узнаешь всё,
Что было, и что будет, наперёд,
Нитка чудная, коль хочешь,
Весь твой путь перепрядёт.
Сердце вещее в награду
Пронесёшь через черту,
Знанье в нём, что всю отраду
Иль лиху свою беду
Ты сама себе сплетала,
Вышив путь на полотне,
Ты одна иглу держала
Из не живших во прави.
-Мягко стелете, но жёстко
На такой перине спать,
Ой, сестрицы, не томите,
Где ж подвох в словах искать.
-Два подвоха и не тонких:
Первый в том, что лишь твоя
В ткани будет с линий тонких
Для тебя судьба видна.
Не друзей и не любимых,
Не врагов, и не чужих,
Лишь себя в узорах дивных,
Ты увидишь, не других.
Коли зришь ты, вот второе –
Просто жить не для тебя,
Тайну ведать, значит вдвое
Против прежнего познать.
Жизнь людскою уж не будет
Тех, кто ночью колдовской
Силушку свою разбудит
В крае навьев и отцов.
Я кричу сквозь встречный ветер:
“Принимаю ваш я дар!”
Долог путь и месяц светел,
Уж в груди моей пожар.
Опрокинулись все звёзды,
Околело всё во мне,
Ринулись на грудь мне вёсны,
-Прочь лети, к себе иди.
26 Ноя 2018
автор: Валерия Зарубинарубрика: Поэзия Tags: Валерия Зарубина
Мертвенным светом сияют глазницы
Давно отбелённых уже черепов,
Джулия, Ханна, вам час возродиться,
Выйти из смерти тяжёлых оков.
Детские кости годами очищены,
В жизни сплетаются вновь хоровод,
Тропы проторены, силой очерчены,
Выйдете снова из скорби ворот.
Джулия, Ханна, любимые доченьки,
Жертв для вас вихрь полночный принёс,
В склепе нашлись молодые подруженьки,
Полные страхов, мечтаний и грёз.
Что ж, прожить долго не довелось,
Души подарят они вам свои,
Заклятье уж сетью незримой сплелось,
Лишь у одной есть силы к борьбе.
Рвётся и бьётся, как птица в силке,
А Джулия тянет, к себе прижимая,
Дочка, зачем ты сорвала с руки
Браслет у неё, ты его так желала?
Ведь скоро по праву б носила его.
Сейчас же держал в очарованном сне
Он жертву твою,
Не покорную тьме.
Она встрепенулась, сильный толчок,
Джулия с Ханной столкнулись небрежно
И повалились костями у ног,
Вновь мы устроим обряд наш мятежный.
Что неестественно, станет таким,
Что против природы, с нею сольётся,
Цели достигнем против всех сил,
Пусть хоть Земле от того расколоться.
Сколько же прыти в девчонке младой,
Она и подругу свою уже тащит,
О, медальон, Сайман, твой медальон!
Силою злоба во крови вскипает.
Чёрные молнии, пламени жар
И серебристая Вспышка в средине,
Энергий сильнейший раздался удар,
Косточки все заломило во теле.
Пару часов приходили в себя,
Благо, что Сайман опять с медальоном,
Чтобы поклясться потом навсегда
Честью, и тьмою, и тайною кровью.
Совами ночи, ласками мрака,
Хоть и в могиле, подружек найдём,
Искрами пламени, тенями зрака,
Джулия, Ханна, мы жизнь вам вернём.
26 Ноя 2018
автор: Валерия Зарубинарубрика: Поэзия Tags: Валерия Зарубина
Четыре ведьмы — Сестры четыре
В доме огромном привольно жили.
К старшей изних – белокурой Энни
Пятнадцать годов уже прилетели.
Лесами ходила, любила зверей,
Песней неслась чрез просторы полей,
Нимфа – прислужница древнего Пана
Гимн у ручья с нею вместе сплетала.
Зоря ей давала свои покрова,
Весёлый сатир приносил ей вина.
Другая из них – рыжекудрая Ханна
Двенадцать апрелей уже повстречала,
Из пыли и строк ткала ворожбу
И находилась всё больше в дому.
Книги ей были, дикая страсть,
В них обретала знанья и власть,
А ночью на крыше, смотря в телескоп,
В Геадах искала Хастура дом.
Третьей из них – златокудрой Битани
Семь вёсен на крыльях птицы примчали,
Смеялись сестрицы: «Ты наш огонёк,
Краса-мастерица, кто столько бы мог»…
Она успевала и дом подмести,
И кушать сварить, и сестёр всех найти.
И только лишь Лора знала одна,
Битани навеки их всех прокляла.
Младшей же – Лоре, чертовке младой,
Четыре весны неслучилось ещё,
Она слишком юна, но кошкою в ночь,
Ключи украдёт и кидается прочь.
Шипит на сестёр, коли кто-то, забыв,
Ласкаться захочет, её не спросив.
Долгою ночью в забытых холмах
Демоны пляшут с ней во кругах.
Четыре сестры друг с другом росли,
Мать угорела, отца не нашли-
Все в одиночку, и каждой своя
От прочих была дорога дана.
И в жизни своей, в нелёгком пути,
Тайну все грели у юной груди.
Энни однажды, бродя волесу,
Встретив оленя, его во грозу
От смерти в пожаре сумела спасти,
Девушку Пан за то наградил.
Теперь грациозна, стройна и легка-
Лань по желанью наша сестра.
Но ланью ей лучше чем девою быть,
Сестры окрепнут, и в лес сразу жить.
Ханна ночами глядит в небеса,
-Хастур, узреть мне дозволишь тебя?
-Миры познавая, что людям чужды,
Дай мудрость на это нездешней душе,
В уплату могу жить на озере Хали,
Всю вечность забвенья с тобой разделяя.
Битани всех больше семейство любила,
Но слишком страшила проклятая сила,
В смерти родителей чары виня,
Богу молитвы неслышные чтя,
Клялась из сестёр извести черноту,
Как только сумеет, всю на корню.
А Лора вся тайная тайна была,
В дому разговоров она не вела,
А на закате шёпот пленил,
Для духов и Лоры горели костры.
И из-за тьмы к огню выходил
Времён повелитель, её господин.
Время летело, и сёстры росли,
Дни пробежали, уж тайны видны.
Энни уже четверть века минула,
постылела тут человечья ей шкура.
Всех собрала сестёр пред глаза,
Сказала: «Уйду я от вас во леса,
Последнюю ночь мы вместе живём,
Кровь я от крови дремучих чащоб.
Вы подросли, теперь без меня
Завьётся неведомо ваша тропа».
Ханне уж двадцать и две весны-
Что реальность её, нам только лишь сны.
Хастура прислужники мягко её
Уносят на крыльях в ночное окно,
Тайны познав средь чернильных небес,
В книгу их пишет коварных чудес.
Семнадцать уж вёсен Битани минуло
И в город её от сестёр потянуло,
Там у старушки она поселилась,
К шерифу, чуть въехав, она обратилась,
Донос написала на милых сестёр,
Будто уж плачет по всем ним костёр.
Шериф стал расследовать, очень сдружились,
Время летело, потом и влюбились.
Планы на свадьбу, заботы, родня,
Но от сестёр избавляться пора.
Лоре четырнадцать вёсен иль зим
Только хранитель знает один.
Теперь хитро-мудра она и умна,
В округе девицею гордой слыла,
Всегда одинока, с пути не свернуть,
В холмы лишь ночами от всех ускользнуть,
А днём без за зренья людей чаровала,
В глаза заглянет и возьмёт, что желала.
Ночь пролетала и к дому толпа
Шерифом науйскана,уж подошла,
Битани открыла, упали ключи,
Им Энни попалась, кричи, не кричи.
Поймали, связали, в телегу кладут,
Не дали ей в лань совершить оборот.
Ханна на крыше была в этот миг,
Услышала шум, но удар уж настиг.
Лора вскочила дикою кошкой,
Но опоздала совсем на немножко,
Накинут мешок ей и вставлен уж кляп-
Увозят сестёр всех, из дома забрав.
Сестёр привезли в городскую тюрьму,
С телеги свалили на голом полу
И, развязав, под конвоем ввели
В комнату, где были их судии,
Сидящие псами, ждущими кости,
И рядом Битани – почётная гостья.
Мэр и священник, и шериф молодой
Ведьм умертвить решили давно.
Держали пред сёстрами длинную речь
О том, что от гнусности не уберечь
Их колдовства простых горожан
И надо их сжечь, хоть уродовать жаль.
Битани вставала, шакалом визжа:
«Мать, умирая, отца забрала,
Вы непохожи все на людей,
Дружите с роем ужасных чертей!
Мы все виноваты, что род наш таков,
Но вы не хотите снять дара оков
И любо всем вам колдовством промышлять,
Когда б за роднёй нам грехи подчищать».
Энни тут вышла и смотрит в упор:
«битани, мой краток с тобой разговор-
Не стоит тебе во леса заходить,
От волчьих клыков ты увидишь там смерть».
Ханна стояла, что-то шепча,
Слова запылали вокруг, как свеча.
Того языка не ведал ни кто,
Настигло Битани проклятье её.
Лора взъярилась, как уголь в печи:
«Объятья пусть будут твои горячи,
Пусть муж избивает, без просыху пьёт,
С другой изменяет, детей пусть не ждёт».
Битани озлилась и слёзы в глазах:
«Вон их, заприте до утра костра!»
Священник сказал: «Всё уже решено,
Вас осудили и скоро сожжём».
Мэр продолжал: «В ночь Вальпурги огонь
От тел пусть оставит лишь пепел да сор».
Шериф говорил: «Я Битани Люблю,
Проклятий всех ваших не допущу».
Ведьм увели, до их казни три дня,
Молится каждая тихо, одна.
Не вызвать, не сладить, не подкупить,
Лишь тех, кто их ценит, о жизни просить.
Время летело, и ночка пришла,
Смерть приступила бы к сёстрам с утра.
Но зданье тюрьмы вдруг всё затряслось,
И во полуночи в нём началось
Тёмное зрелище, дивный обряд,
Сёстры на волю навечно спешат.
Пылают Гиады, и ветер подул-
В гневе на смертных великий Хастур,
Ханна – великая жрица его,
Он открывал ей знанья в Ничто.
Крылатые звери, решётки уж нет
И видится Ханне вечности свет.
На озере Хали до веку ей быть,
С Хастуром безмолвия место делить.
Лора звала, и пришёл Йоксотот,
Явленьем своим потрясся небосвод,
От гнева он многих людей перебил,
И ведьму пронёс через целый он мир,
Оставил у дома в диком лесу,
Где не грозил ей ни кто уж костром.
Обрушилось зданье, но Энни смогла,
Ланью представ, убежать от огня,
В лесах с свитой Пана беспечно гулять,
Ведь жизни другой не хотелось ей знать.
Время летело, года протекли,
Живут уж не вместе четыре сестры.
Энни лет тридцать, она молода,
Юна и прекрасна – лесное дитя.
Годы прошли и ведунья она-
Лечит всех тех, кому помощь нужна.
Звери с рук пищу спокойно берут,
Царевной лесною детишки зовут.
Сколько лет Ханне, не знает она –
Вечность застыла в льдистых глазах.
Стал ей Хастур учитель и вождь,
Она же хранитель в короне из звёзд.
Знанья его от чужих бережёт,
Правит войсками и времени ждёт.
Битани печально сложилась судьба,
-Сорок ей лет,- сзади шепчет молва.
Хоть двадцать два, но не видно того,
Сбылись проклятья вещих сестёр.
Как Лора просила, муж вскоре запил,
Пьяный жену свою до смерти бил,
Молодок других домой приглашал,
Детей самолично её отбирал.
Ханны проклятье было страшней-
Родить семь безумных, глухих детей,
Которых обрюзгший шериф молодой
Топил без стесненья в семейном пруду.
И как обещала ей старшая – Энни,
Волки жестокие женщину съели.
Лора жила же в чужой стороне,
Средь Украины, на Днепре-реке,
Лора средь ведьм не последней слыла,
Она покровителю песни плела,
И в стужу, однажды, в январскую ночь
Ульяна родилась – их общая дочь.
Четыре сестры так и принялись жить,
Кто горе хлебать, кто от счастья кружить.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Так уходит волчонок по свежим следам, за добычей, с сородичей стаей.
Он бежит по листвою покрытой корням, по сплетенным корягам, болотистым рвам,
Свою шкуру не раз оцарапав о ели, его сердце стучит как мотор, а вот лапы уже еле-еле
Поспевают за теми кто к цели
Устремился в свой взрослый опор.
Наш звереныш отбился.
Да ну?
Неужели?
Только так начинается взрослая жизнь: ты свой раб, ты свой друг и себе господин.
Ты — один.
Твое сердце стучит еле-еле?
Но и этого хватит чтоб в цельность
Твои ноги тебя повели.
Лишь не лги.
Не обманывайся.
И не скули.
Перед собою.
И всеми.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Женщина может быть: незнакомкой,
другом, любовницей
Даже если ее имя — Смерть.
Войдет ли со стуком, с гостинцем
или нагой не скромницей —
Зависит от ваших минувших встреч.
И я не о разных восточных истинах,
Вращающих домыслов колесо:
Возможность у всех много раз случается,
Узнать в этой жизни ее лицо.
Она твоя мать перед сном песнь поющая,
В саван-пижаму одевши тебя.
Она же учитель, урок свой дающая,
Алый платок на тебе завязав.
Женою одежды любые стянувшая —
Судорогу страсти предложит в обмен,
На часть твоей жизни, как семя опущенной,
В взрыхленную почву ей же станущих тел.
*
От праха до праха — короткое времечко.
Успей насладиться текущим деньком.
И помни, что Смерть — ТА ЖЕ САМАЯ женщина,
Что жизни является проводником.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Связь наших жизней длинна и уже не подвластна подсчету.
Календари порастеряла эпоха Кали-ЮгА.
Кто был рожден для любви, кто — для трансляций внимания Бога.
Выводы сделав, имею возможность сегодня сказать:
Каждый из нас череда наслоений и снятий,
Личных покровов до сути и сердца собою объявших миры.
Мы повстречались, когда еще не были истинным Счастьем,
Лишь разжигалось Оно от носимой под телом искры.
Время прошло и пора подвести нам итоги.
Сверить по факту, когда то намеченный план.
Я говорю, наслаждаю, являюсь Любовью.
Ты — служишь миру и людям, уча их испытывать Дар.
Красные образы, перья, вино и туники.
Белые мысли, сознание, пронзающей честности свет.
В пепле измазаны ноги. Ночами мы пляшем. Ночами мы дики.
Видишь, какой позади этих лет мы оставили след?
Что впереди избегает всех точных прогнозов.
Верю, не нам то решать, мы лишь части великой небесной игры
Чтобы являться собою мы прожили много… так много…
Нам предстоит еще сделать, родная, в слугах у Вселенской Любви.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Пятница. Двадцать восьмое число. Июнь. Год двенадцатый.
Тот, кого я зову Графом Отто курит трубку и ни о чем не думает.
Это недуманье так не похоже на то, что достигнуть пытается мистик Сибериус,
Первый раз у него получилось на рождество две тысячи первого.
«Это было блаженство, — он потом доставал нас всех — вы только попробуйте».
Хам в моей голове шлет его лесом.
«Как только лес кончится — там ларек, купи пару бутылок красного».
«И не возвращайся» — добавляет Граф, выпуская дымок из под уса.
Я просыпаюсь. На часах едва полночь, четырнадцатое февраля семнадцатого
В пору в любви признаваться. Кому? Голоса в голове, ухмыляясь их породившими ртами,
Наперебой предлагают варианты, и самый интересный намечен в лишь предстоящее, якобы, будущее:
Это, конечно Сибериус, он обпился вина и несет как всегда чтото про Эвредику и Аниму.
«Я ненавижу тебя» — говорит мой герой в черных крыльях. Его имя неведомо. Его облик не знает никто,
Но он ненавидит так сильно, так пристально, что Бог по сравнению с этим чудовищным чувством — ничто.
Как и любовь, что была две секунды назад и настанет спустя два часа. Это все я. Там и тут. Сейчас и тогда
Это все я — безразличие, экстаз, скептицизм, вселюбовь и чертящая гнев свой черным углем потаенная ненависть.
Если видишь в этих глазах пустоту иль огни — отойди.
Время дай, появиться в них чувству
Или затухнуть адскому пламени.
Розы будут цвести, как и петь соловьи,
И в коронке туманности звездной,
Еще отразится пространство души.
Но сегодня ты, зная о всём мне — молчи.
И смотря на часы, обрати же внимание
На тот факт, что стрелки давно утекли.
Все моменты слились в один миг,
Все мои образы, личности, качества — переплелись.
Сколько времени в эту секунду и кто я?
Смекни.
То что было со мною все эти мгновения, жизни и дни.
Да это я, но это и ты: все мы рожденные дети Луны,
Ходим за нею цепляя различные маски, одежды, труды.
Непостоянство эмоций свойственно людям, пойми.
Я не особенный — просто лишь честен с собою.
Также как можешь быть честной и ты.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Что я с жизнью делаю?
Перевожу
Через дорогу бабушек,
Души через Стикс их ношу.
Если консул ты трансформации —
То коснулся обоих границ:
По ту сторону Леты множество,
Следов моих верениц.
Я Аиду служу
Пусть и косвенно
Ведь людей убивать не всегда
Обязательно
Посредством яда или ножа.
Иногда достаточно слова,
Иль молчания, что иного
Исключают из мира людского
Эффективнее чем стрела.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
«Митра, владыка рассвета, мы трубим твое торжество!
Рим – превыше народов, но ты – превыше всего!…
(c) Р. Киплинг
Утром встает Митрофан, надевает рубаху.
По петухам он проснулся, что звали надрывно зарю.
В алых жар-птицах его полотняная ряса,
Жаркая печь остывает под утро в истопном углу.
Вместо того, чтоб подкинуть в печугу дровину,
Наш Митрофан извлекает из ней уголёк.
И на ладони раскрытой, без всяких ожогов и рытвин
Смело несет его за деревянный порог.
Падает уголь в соломой наполненный кубок,
Через секунду его наполняет собою огонь.
Над горизонтом восходит прекрасное яркое Солнце.
Был Митрофаном. Сгорел Митрофан.
И теперь он зовется Митрой.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
«Величайшая уловка дьявола состоит в том, чтобы убедить вас, что его не существует» (с) Шарль Бодлер
На конце моего когтя
Танцуют ангелы…
Мириад… Лет назад
Все плясали под ногтем
Под которым и я был зажат.
Что вы помните о Восстании?
Белиалы…
Асмодеи мои.
Азазеллы!
Ровно треть вас была
Под началом меня:
Князя вспрянувших крыл
Люцифера.
У проклятой войны
Нет итога, увы,
Пока обе империи живы:
Царство Истинной Лжи
И Свободной Судьбы
Вместе связанны
И некрушимы.
Дабы сбылся финал
Я здесь всех вас собрал
И даю указание свыше:
Нет открытой борьбы
Больше Света и Тьмы.
Покоряйте умы,
Государства и сны
Чтоб приэтом никто вас
Не зрел и не слышал.
Силой взять не смогли,
Так отступим же мы…
Дабы вспыхнуть затем
Как пожар — от искры!
Вы в зрачках
Эти искры
Пока что
Храните
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Я стрела. Вот рассказ мой простой:
Лук — отец мне, а мать — тетива.
Мои сестры все с острым концом,
Чтоб впиваться в чужие тела.
Ну а я, с фителем, вся залита смолой,
Огненосна в колчане одна!
Не бахвальство, а честь —
Осветить собой весть
Или стать для пожара начальным огнём.
И, конечно, сгореть в нём.
Ведь это судьба — разжигателей светлого дня.
Всех поднимут с земли, вынут из мертвых тел,
Чтоб использовать вновь — у войны много дел.
Ну а я, свой полет в эту ночь заверша —
Нынче уголь и пепел: свободна душа,
Что спалилась за дело и стала ничья.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
«Основными божественными сущностями в монгольском тенгрианстве являлись Небесный Отец (монг. Тэнгэр Эцэг) и Мать-Земля (монг. Газар Ээж)»(с) Wikipedia
Пережить пять десятков местных суровейших зим — нелегко.
Много видел ли, внук, по пути ты настолько седых , стариков?
Эти волосы белы как снег, что лежит здесь обычно семь лун.
И морщины покрыли мое все лицо. в капюшоне собольевых шкур.
Духи предков. Я с ними шепчусь в одиночестве прожитых лет.
Скоро стану по праву от них, Олигхор, слать тебе я «оттуда» совет.
Но до тех пор, пока еще держит у тела, Великая Матерь-Земля:
Я всего лишь мальчишка, под взглядом суровым у Неба-Отца.
Я беру Материнскую грудь в беззубый слюнявый свой рот…
И она, Олигхор, щедро пищу с рожденья по сей день дает…
Чуешь запах тугой, жирной, прелой земли ты у входа в шатер?
Молоком этим черным питается все, что растет от пустыни до гор.
Ну же, хватит сидеть! Слышишь, нынче разгневан наш общий Отец!
Он явил нам грозою, что пора на зимовку вести лошадей и овец.
Возвращайся, когда, разорвет путы льды на груди багатур Байгал
Моё стойбище — здесь: меж могил кого дочкой и мужем ее я зывал.
Отвечай : — «От «родителей» шлет вам свой добрый поклон и привет»
Тем, кто спросит тебя — «Жив ли твой, Олигхор, еще спятивший дед?»
Даже если застанешь, весною, что и этот шатер навсегда опустел…
Знай — что ты, как любой из людей — никогда вовсе не сиротел.
_____________________
Багатур — (монг.) Богатырь
Байгал — (бурят.) Байкал
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Мы все в трещинах…
Как сухая земля черепками испещрены.
И несет суховей свой песок в черепа
Знойным вечером…
Мы пустыни, саванны, степные стигматы,
Переломы и раны, и хребты перевалов
Перебитые вечностью…
Мы отмечены…
Дикой болью, клеймящей шкуры овечьи.
А под ними — детеныши волчьи и человечьи.
Изувечены…
Мы грыземся за кости. Друг друга излечим ли?
«Человек человеку — волк» — отменно подмечено.
Вот и нечего…
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
I.
«Ночь — это зло опасность, беда и смерть» —
Говорили мне. Верил этому.
И спешил домой, чуть померкнет свет,
К наставлению, прислушавшись, древнему.
Но нельзя совсем избежать дождя,
Хвори, страшных снов, слов язвительных,
И в какой то час — я по ней шагал,
Ожидая ужасов всех губительных.
И не просто выжил, в сумраке судьбы —
Понял, там я, гораздо большее:
Только те из нас, кто коснулся тьмы,
Прорастают сквозь страха толщию.
Вековечный миф стережет тюрьму,
Где границы все — сплошь условности
Не узнал себя, кто отринул тьму,
И хранит её в потаенности…
II.
Слишком часто свет — родом из костра,
Где сжигают тех, кто не то сказал.
В этом нет добра, блага и любви…
Братьев и сестёр, Ночь, от зла храни.
Я не в первый раз, прохожу сей путь:
Тех, кого сжигал — я сумел вернуть.
И теперь я сам «чернокнижник-маг».
Черный силуэт увенчал мой флаг.
Ночью же беда — ровно та, что днём:
Человек всегда. был её творцом.
Если ночь сполна прячет от людей,
Кто же здесь тогда добр, а кто злодей?
Если тьма несёт отдых и покой,
И возможность быть, в ней самим собой,
Не предвзята вся и не судит зло,
Разве не она — большее добро?
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
На задворках системы солнечной,
Называемый часто сволочью,
Обитает холодный он:
Умирания бог — Плутон.
На границе с извечным хаосом
Меж отшельничества и пафоса,
Охраняет угасший свет:
Душ, познания и комет.
Но бывает в отрезок времени,
Пламя шлет он людскому племени:
Перечеркивая небосвод,
Человечий стрясает род.
Как же видишь ты в нем любовника?
В черном варваре злого коннунга?
Покоряющем Вечный Рим.
Смерть пророчащего живым!
Как же чтишь его как учителя?
Палача, колдуна и мучителя!?
В тебе тоже, похоже нет
Уважения к ходу лет.
Вы чудовищное насилие,
Устраняющие бессилие,
Человека и целых стран —
Дети рода Плутониан.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Сестры, мы когда-то были всевластными,
Над их душами — скопища у Иштарских ворот.
В город-храм входили лишь только согласные,
На любую жертву, той, кто Богиню отведать даёт.
В стародавнее время, мы были за избранных,
Тайн хранительниц, открывающих людям суть
Этой жизни: Нет переживаний более искренних,
Чем в соитии, смерти и рождении ей новых слуг.
Поколения спустя,
В стране развеянной,
Словно пена,
По брегу
И островам.
Становились подругами мы,
Гетерами,
Власть имущим мужчинам.
В первой степени —
Их умам.
Снизойдя с алтаря,
Оставив оккультное,
Поравнялись на время мы
С теми,
Кто,
Обменяет всю дружбу
На похоть минутную
В протяжении всех
Предстоящих веков.
Лишь Восток чуть согрел нас своим дыханием,
Там где солнце всходило вперед всех стран
Гейша стала не к богу ступенью-стадией,
И не другом уже, но еще все влекла в дурман
Элексиром из слов и цветения сакуры,
Повторением заученных в прошлом, тем:
«В смерти краше мужчина — бесстрашный сАмурай.
В жизни — женщина. А в любви мы прекрасны — все»
Вместе с этим коротким культурным явлением
Лишь один прогрессировал в обществе спрос:
Стала пошлость всеобщим товаром и мнением.
Чтобы тело кормить, его отдавали в разнос.
Слышно: «Шлюха, путана, шалава, блядунья гулящая»
Днём от тех, кто сей ночью же, явится в общий наш дом.
Ими подлость, насмешка, обида и боль настоящая
Подавались в придачу к оплате каждой лирой, юанью, рублём.
Было много терзаний,
Страданья, увечий
И низости.
Как-же страшно смотреть,
Как за веком
Который век
Мы к нужде приближались
От божественной
Некогда
Близости.
Как терял красоту
И величие
Человек
Проститутка —
не кто-то другой.
А буквально каждый
и каждая.
Отрицая
лишь больше берешь,
во всех смыслах,
на душу вес.
Торговали мы:
верой,
любовью,
друзьями,
телами,
и знанием.
Так и что там?
К обмену осталось
еще не растрачено,
далее?
Ни-че-го.
Достиг апогея
регресс.
Возвратится ли Мир, словно гиря качнутого маятника?
Будет ль снова в цене, что то большее, чем — дыры в нас?
Обретем ли свободу нам завещанной звездною матерью?
Обернется ли вспять в никуда истекающий час?
Время новых эонов: там где двигатель — личное мнение,
Где нет края возможностям(постороннего лишь естество).
Смерти страх может стать — навсегда отодвинутым бременем.
Если полностью к Жизни, свое обратить нам лицо.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
Всю дорогу до неба человечество алкает похоти —
Как младенцы грудные тянем к Матери руки и рты…
Уверяем мы в том, что всем телом своим и душой хотим
Приобщится к Богине Иштар, взять учение Ее и дары.
Наслаждение — дверь на пути в направлении вечности
Оргазмирует всё, что родилось, живо и умрёт.
Это первая тайна: мы лишь звенья в цепи бесконечности,
Успокоит свой страх тот, кто раньше об этом поймет.
Кто родился — родит: кто детей, кто стихи, кто историю.
Факт быть тварным — дарует возможность свободно творить.
Это тайна вторая, масштабом с вселенскую оргию:
Плодородно всё то, что в любви или может любить.
Коли создан на время — то дыши полной грудью мгновения.
Каждый час, каждый день проживи в осознании себя.
Не «потом», а «сейчас» — в этом третие Её наставление.
Будь в моменте, притом всё сильнее кого то любя.
Увядание придет, если смерть не случится заранее.
Жизни семя всё реже станет трогать твое естество.
В этом тоже ведь знак — у природы Её понимание:
Что взойдет, что родит, что, увы, но своё отжило
У всего есть финал, эпилог, итого, окончание…
Серпом срежется колос, плева же пронзится копьем.
Голос грянет с небес, оставляя последнее знание:
«О, супруги мои, мы сейчас просто глубже нырнём».
__________________________
*В аккадской мифологии Иштар известна как главное женское божество, богиня плодородия и плотской любви, но она же еще и богиня войны . Ее культ в Уруке, древнейшем городе Междуречья, был связан с оргаистическими празднествами, включавшими самоистязание и даже самооскопление, выражавшимися также в проявлении сексуальной свободы, принесении в жертву жрицами их девственности.
Как и многие архетипы древних божеств плодородия и женских проявлений Богини-Матери, Иштар вмещала в себя одновременно максимальные по возможной силе — векторы жизни и смерти, рождения и умирания.
26 Ноя 2018
автор: Сергей Маслаковрубрика: Поэзия Tags: Сергей Маслаков
I
«Готов ли ты к риску?
Вот река жидкой меди и олова
Подними образ мой и иди
На другую сторону
По мосту в меру узкому.
Не споткнись…»
Тем кто смелый — убийство.
До моста,
Смерть еще их случится.
Глупость отличаю от храбрости:
Жизни ваши и мои статуи —
Не равны.
II
«Обо мне и себе ты печешься
Назови, что бы сделал
Будучи
Я твоею женой?
Где бы жили мы
Всей бессмертной семьей?»
Шанс стать богом не терпит ждать
Твоей паузы.
Рассуждения
Разложения камешков по весам
Не ответил сейчас же,
То и дальше
справляйся уж
Как нибудь
Сам.
III
«Чем заплатишь, о знающий,
Для чего тебе Я.
У любого товара есть Хозяин свой и
Цена.
Угодишь ли ты жертвою
Всем богам?
И тогда ключ к бессмертию
Я — отдам»
О, скажите, вы думали — здесь ответ?
На загадку последнюю
Сдам секрет?
О наивность людская!
Ты без границ.
У прошедших все уровни
Много лиц:
Вот у них ты и спрашивай
В чем цена
У возможности в свете тьмы
Жить не зря.
______________________________________________________
«…Предание о трех халдейских загадках гласило, что мужем богини мог стать любой житель Вавилона. Для этого он должен был выпить особый напиток и взойти на ее зиккурат. Неизвестно, что имелось в виду: церемониальное восхождение на реальную постройку в Вавилоне или галлюцинаторный опыт…
..Чтобы быть пропущенным к идолу, необходимо было разгадать три загадки Иштар…
Эти загадки до нас не дошли…
Эта практика и называлось Великой Лотереей (устоявшийся термин, которым мы обязаны многочисленным беллетристам, вдохновлявшимся этой легендой, но более точный вариант перевода – «Игра Без Названия»). В ней существовали только выигрыш и смерть, так что в определенном смысле она была беспроигрышной..
По другой трактовке, три вопроса Иштар были не загадками, а, скорее, символическими ориентирами, указывающими на определенные жизненные ситуации. Вавилонянин должен был пройти их и представить доказательства своей мудрости страже зиккурата, что делало возможным встречу с богиней. В этом случае вышеописанный подъем на зиккурат представляется скорее метафорой.» (с) В. Пелевин
25 Ноя 2018
автор: Лисьрубрика: Поэзия Tags: Лись
Мне б уехать. Но деньги кончились
И на поезд билетов нет…
Здесь пугает меня одиночество
И неясный полночный бред.
Если можешь, закрой глаза мне
И не давай осознать,
Что мне нужно внимать предсказаниям
И научиться терять.
Мне б терпения, да не поможет оно,
Ведь здесь нельзя не устать.
А последний поезд ушёл давно…
И остаётся лишь ждать.
Назад Предыдущие записи Вперёд Следующие записи
RSS