Веретница и священник

Ходила ночами, рубила иконы,
Не для нее создавали законы,
Дочкой была и внучкой умелой,
Хитрою, смелой и самой любимой.

Бабка и мать у нее чернознатки,
Знанья отдали и взятки гладки,
Она ворожила, людей изводила,
Кроме родных лишь его любила.

Она рисовала черные лики,
И окаянной была навеки,
Она не просила на небе рая
И проклинала слово «святая».

Кланялась бесам, плясала с ними,
Чернила храмы, имела силы,
Любою дорожкой, будто волчица,
Гордо пройдет, она – веретница.

Он же был добр, старался не лгать,
Людям последнее мог отдавать,
Церковь считал он местом святым,
Ребенком в семье родился седьмым.

Красавцем он был, каких не видали,
Женой его стать все девицы мечтали,
Хихикали вместе, дружной гурьбою,
Как только он ближней пройдет стороною.

Порою на них он тоже глядел,
В жены достойную выбрать хотел,
Была чтобы мудрой и работящей
И чтоб христианкою настоящей.

Он знал поименно почти весь приход,
Не брезговал нищим подать у ворот,
Саном церковным он не гордился,
Один недостаток, пожалуй, имелся.

Он по-христиански любил прихожан,
Всегда ему времени было не жаль,
Но в детстве его колдунья одна
Мать извела, не подумав сперва.

Он вырос, учился и возмужал,
Матери помнить всегда обещал,
Кто и зачем ее убивал,
Колдующих он никогда не прощал.

*

Ведьма однажды в церковь вошла,
В иконы плевала и свечи не жгла,
Беса Абару просила сказать,
Кого на роль жертвы лучше избрать.

Сестра на полатях больная лежит,
Свет ей помочь ничем не спешит,
В церкви творится черный обряд:
«Абара, скажи, на кого переклад?

Был для тебя бы большой утехой,
Кто служит тебе здесь главной помехой?»
В сердце вонзилась калёна стрела,
Шепот в ушах: «Вот жертва твоя!»

Ведьма увидела в дальнем углу,
Стоит на коленях, склонивши главу,
Тот, кто недавно в церковь зашел,
Батюшка, службу который не вел.

Решил в выходной он в церковь зайти,
Святых попросить помогать на пути,
Чтоб богоматерь по жизни вела,
Чтоб бесов лукавых она изгнала.

Читает уж ведьма темный зачин,
И разболелась грудь без причин,
Он молится жарко и крестится часто,
Но  боль так слепа, велика и ужасна.

Скорее из храма домой он пошел,
И, встретив соседку, помощь нашел,
Медом лечить его начала,
На печку ему залезть помогла.

Ведьма, увидев такое дело,
Три раза направо плюнула смело
И в сторону дома скорее пошла,
Сестру уж в себе, на лавке нашла.

*

Три дня пролетело, священник все болен,
глава городской уже недоволен,
Чувствует сердцем – ведьмы заслуга,
Что смерть настигает давнего друга.

Только какой, какой же из них,
Он знает по городу пятеро их.
Одна – через кладбище порчу наводит,
Вторая – во храмах людей с ума сводит,
Третья – умеет зелье варить,
Что умереть, как только испить.
Четвертая – может душу достать,
Зеркало только в руки ей дать,
Пятую – можно и не считать,
Слишком юна, чтоб так колдовать.

Стал он выпытывать, кто что видал,
И наконец, всю правду узнал.
Ведьма была, веретница в соборе,
Где и случилось с батюшкой горе.

Людей он собрал с пары улиц умело,
Священнику в помощь, на благое дело,
И ночью толпой к колдунье пришли,
В дверь постучались, да так и снесли.

Ведьме вцепилась в волосы кошка,
Хозяйка вскочила раньше немножко,
Чем в дом ворвались ее с топорами,
С колами, вилами и цепами.

Увидев озлобленный, дикий взгляд,
Все мужики отступили назад,
И только церковник стоит недвижим,
Как в море скала: горделив и один.

«Что натворила ты, ведьма лихая,
Чертовка, охульница, дикая, злая,
Священника порчей чуть не убила,
Хворью великой почти изгубила.

Но я то нашел, все узнал о тебе,
Лучше б родиться в адовой тьме,
Не в городе б нашем тебе проживать
И порчей людей богомольных терзать.

Я бы за друга тебя дорогого
Забил бы, не слушая даже и слова,
Но не могу, ты одна только знаешь,
Какими словами хворь насылаешь,

И коли захочешь остаться жива,
Верни ты обратно все эти слова,
Батюшку вылечив, вдаль уходи,
И в город не смей никогда приходить».

Ведьма шипит, как дикая рысь,
Плюется, дерется, только держись,
Но слишком уж много было врагов,
Руки и ноги в клетке оков.

Вскрикнула тут на полатях сестра:
«Мало ей лет», — испугалась она,
Ведьму скрутили и вставили кляп,
И унесли, глаза завязав.

В доме священника староста ей:
«Сроку даю я тебе пять ночей,
Коль лучше не станет святому отцу,
Сотню плетей дам тебе по хребту».

Взъярилась злобою ведьма бессильной,
Глянув на старосту, стала красивой,
Волосы ровной волною легли,
Не клочьями стали, как реки они

За плечи и стан ее обвивают,
Глаза в полумраке мрачно мерцают,
И не бродяжка она в рваном платье,
Скользит смерть как будто иль темная матерь.

Кругом стоят во избе мужики,
А ведьма как тень из черной низги,
Глянет она как будто из ада,
Печаль, беда иль лихая награда

Для верных веретников в город пришла,
Кто бы вы думали? Ведьма. Она.
Бес ей помощник шепчет тихонько:
«Хозяюшка, сводишь с ума полегоньку

Всех, кто вокруг, ведь так и должно.
Ведьмица, как мне с тобой повезло!»
«А что мне священника лучше убить?» –
Ведьма спросила, бес ей в ответ.

Помощник сказал, что «Можно, пожалуй,
Будет в аду он бесовской забавой,
Но если по дружбе тебе говорить,
Я б посоветовал, жизнь сохранить.

На старосту всю мы болезнь переложим,
До дня, до шестого ее заворожим,
Чтобы не смела корчить его,
Ну а потом – нас тут не было».

Ведьма скорее к печи подошла,
Забралась и села, как не жива,
Читает заклятья, молитвы поет,
Одно ей покоя никак не дает.

«Что ж это бес его защищает,
Руками моими жизнь сохраняет,
Ни сколько лечит, сколько глядит,
Красив он, пожалуй, на внешний-то вид.

Русые кудри мягко блестят,
Щеки румянцем сильным горят,
И мечется он в глубоком бреду,
Снимать с него надо злую беду».

Читает уж пятый она наговор,
Глаза открывает священник больной,
Голосом слабым: «Спаси от беды,
Дева, красавица, дай мне воды».

Воду дала с костяным порошком,
Больной выпивает единым глотком,
Ведьма зло шепчет: «Хвороба, уйди
И на вражину ты перейди».

Не слышал священник, что шепчет она,
Думал, что молится тихо одна,
Пыльна и скромна, как будто бродяжка,
Но злоба во взгляде, совсем не монашка.

Чем-то она его счаровала,
Хочется верить, что злости тут мало,
И беспокойство одно за него,
Такого во взгляде совсем не было.

Стукнулось в сердце нежное чувство,
С ним не поборешься, нету искусства,
Под тьмы обаянья просто попасть,
В сердце томится юная страсть.

И цвета лазури очи закрылись,
В избе мужики совсем истомились,
Ведьма закончила чары шептать,
Сумела на старосту хворь отогнать.

И вдруг очень хитро она улыбнулась,
К больному как мать она наклонулась,
И сердце заныло в тихой тоске,
Губами прижалась к мягкой щеке.

Староста рявкнул, что стерва она,
Но уж девица ему не видна,
Ищи-свищи ее в ведьмином доме,
Где в комнате дальней она на запоре.

С бесом держала тайный совет,
Чтоб дал ей помощник нужный ответ,
Что делать с тоскою ей непростою,
Новой, ненужной, какой-то чудною.

Тот расфырчался: «С ума ты сведешь,
В церкви колдуешь, как будто поешь,
И на любого смогла б ворожить,
Врага, как прабабка, навеки изжить.

А что за беда? Все в толк не возьмешь,
Влюбилась девица, никак не поймешь?
-Что значит влюбилась,- она закричала,
-Я, да в попа, никогда не бывало.

Бес тут совсем закатился со смеху:
«Хозяйка, умру, не твори мне потеху,
Разве ты книг никаких не читала?
Любовь ведь не спросит, кто пара так пара.

Кого ей захочется, тех и сведет
На путь, на дорожку друг к другу ведет!»
-Но я не хочу, за него не пойду,
С дороги родимой своей не сойду.

-Но сделать отсушку всегда я могу,-
Ведьма вскричала в прыжке на бегу,
-Постой, не губи судьбину свою,
Я долго устраивал долю твою.

Стежки-дорожки ваши сводил,
В храм одновременно вас приводил,
Крепко должна ты его полюбить,
Чтоб и не бросить, и не забыть.

Но вместе вам быть помочь не смогу,
Все сделаешь верно на долгом веку.
-Вот кто виновен в печалях моих,
Любовью связал он вместе двоих.

Кабы мне знать, зачем это нужно,
Могли бы работать с тобою мы дружно.
Но быть по сему, любовь я свою,
Отсухою темной не изведу.

Слишком уж чашу испить интересно,
Влюбленность мне эта совсем неизвестна,
Я выпью до дна все горьки травы,
Познаю и радость, и красные раны.

Хочу, чтобы сердце забилось мое,
Узнать, почему все так жаждут ее.

*

Следующей ночью ведьма опять
К дому священника, хворь изгонять.

Хотя врачевать его и не надо,
Черным все в даль ушло перекладом,
Но хочется видеть скорее его,
Сердце пылает, любить не легко.

Все вздохи она вспоминает в ночи,
Касанья, что были так горячи,
В доме же староста с прежней толпою
Смотрит на ведьму с лютой враждою.

Та же скорее к печи подошла:
«В гости, пресвитор, лишь к Вам я пришла».
Он приподнялся, а взгляд ледяной,
Совсем тут не скажешь, добряк он большой.

Совсем еще слаб, но как будто бы волхв,
Усилием воли гроздья оков
Сейчас же он хочет навеки сорвать,
Свободным, как птица иль зверь убежать.

-Кто ты, я знаю, — он тихо сказал, —
Таких я, поверь, никогда не прощал,
Убита товаркой твоей моя мать,
Мне не к лицу с вами дружбы искать.

Сам на себя я сейчас удивлен,
Как же приятен образ мне твой,
А если присядешь и скажешь чего,
Забыть я готов, пожалуй, про все.

Сгорает в огне мое сердце, поверь,
Что делать с собою, не знаю теперь.
Веретница, погань, любить не умеешь
И тьмою своей, присутствием греешь.

Тут успокоился и попросил
Выйти стоявших рядом людей,
Ей же сказал, чтоб она сообщила,
Чем и зачем на него ворожила.

Девчонка смутилась, но только сперва,
Глаз не опустит такая, пока
Небо с землей не встретится вновь,
И не пойдет между ними любовь.

-Что ж, — говорит, — ничего не творила,
Волжбою своей тебя не губила,
Сам ты влюбился, я не виновна,
Люблю или нет, не скажу я подробно.

-Еще издеваешься!- как закричит.
Ведьмочка, хитро прищурясь, молчит.
-Я б не влюбился в такую, как ты,
Во тьме у которой все скрыты мечты.

Не только во тьме, но ещё и при вас,
Зачем же скрывать сверкание глаз?
-Ты забавляешься, мне не до смеха.
Ведьма вздохнула: «и мне не потеха,

Что так полюблю, никогда я не знала,
Женою Вам верной навеки б я стала,
Ну вижу совсем я тут не нужна
И предлагать не буду себя.

Я из достойного древнего рода,
В чем-то дворянская наша природа,
Вы же не знаю откуда взялись,
Любовью зачем-то моей нареклись.

Слово ему не сказать никакого,
Ей бы изведать чудо другого,
Из тьмы отворот на себя навести,
Чтоб не осталось ни тени, прости.

Чтоб сердце не маялось долгой печалью,
Застыла б далёкой и тёмною хмарью,
Но поздно сегодня уж наводить,
Надо до завтра ей погодить.

*

Зорька шумит церковным трезвоном,
Молится пригород яростным стоном,
Все шепчут, чекисты шныряют вокруг,
Так мало того, им вздумалось вдруг

В церковь ворваться и службу сорвать,
Пресвитора храма в темницу забрать,
Народ недоволен, какой непорядок:
«Ужасных таких не потерпим накладок».

Пусть революции будут в столице,
Вести летают, как малые птицы,
А в городе нам такого не надо,
И под напором исчезнет преграда.

Что батюшку держит в старинной тюрьме,
Стражу отбросим, нас больше вдвойне,
Только не поняли люди одно,
Чекисты имеют каждый ружье.

Так пригрозят, ничего не ответишь,
А если что скажешь, то пулю приветишь,
Тех простаков была ведьма умней,
И понимала всю тяжесть цепей,

Что оплели святого отца,
Послать захотела милого гонца,
Застенчив он был, но пригожий собой,
Хоть парень женатый, но по уши мой.

Первый он был, на кого ворожила,
По-детски его она полюбила.
Потом разлюбила, а чар не сняло,
Долго за парнем ходила молва.

Ходит к веретницам ночью под окна,
Что ему надо? Они ведь не ровня.
Но свадьба с другою скоро случилась,
Привязанность детства немного забылась.

Чары изношены, душат слабее,
Не шепчет он тихо ведьмино имя,
Но коли попросит, всегда он поможет,
Ни в чем отказать подруге не может.

У дома его она уж присела,
Взглядом все острым вокруг осмотрела,
И у сарая его углядела,
По делу прийти, говорит, захотела.

Взглянул, глаза, как агаты, горят,
И воли ее подчиниться велят,
А он и не против, в доме и в жизни
Раб и слуга жене и Отчизне.

Хочет, не хочет, в деле поможет,
В ответ даже взгляда она не предложит.
-Так вот, – прошептала, – ты близок к тюрьме,
И знаю, что входишь вовнутрь вполне.

Тебе я даю во руки суму,
Ты батюшки в дар отнеси во тюрьму,
Пусть благу послужит моё подношение,
Будет лежать там ему извещение.

Ответ на него ты мне передай,
Не позабудь, все точно узнай.
Вдаль зашагал он по длинной дороге,
К тюрьме повели его быстрые ноги.

*

Снова фигура видна на дороге,
Обратно приводят усталые ноги,
Ведьмы глаза, как уголья горят,
-Мне ты ответь,– ему говорят.

Парень промолвил: «Он не согласен.»
Как же лик ведьмы тогда был ужасен,
Скрючились пальцы и вся побледнела,
Как будто бы рысь она зашипела.

-Он идиот, вражина и сволочь,
Буду с ним рядом в чёрную полночь,
В тюрьме ты останься сегодня, как хочешь,
Двери мне ночью ключами откроешь.

Парень в ответ лишь молча кивнул,
В домишко к жене скорей проскользнул,
Плюнула ведьма и к дому пошла,
Там заговорник чёрный нашла.

Да сумерек ждала, потом встрепенулась,
К ликам бесовым она повернулась,
Читает замолы, псалмы пропевает,
Церковные свечи низом сжигает.

И для Абары плюет на Николу,
Чтоб фарту он дал ей вольную волю.

*

Как звезды небесные уж загорелись,
И бесы подлунные все оживились,
Читает на тьму ведьма свой оберег,
Чтоб бес – помощник и имя рек
С братьями, сёстрами путь охранил,
Всех бы врагов со следа своротил.

Из дома пошла как чёрная кошка,
Смотреть бы ей только помягче немножко,
Крадётся как зверь и волосы – ночь,
Врагам уж никто не сможет помочь.

Входит веретница тихо в тюрьму,
Ищет во мраке дверку одну,
Парень к ней вышел, путь указал,
У ведьмы с души пуд тревоги упал.

Священника видит в рваной одежде,
Есть у неё место новой надежде,
-Зачем ты пришла?– он хмуро глядит,
Голову поднял и гордо сидит,

Как будто он князь во тереме древнем,
Не узник тюрьмы в часу предпоследнем.
-Тебя я, поверь, спасти захотела,
Отворожить ещё не успела.

Я слышала, ты со мной не пойдёшь
И умереть на заре предпочтёшь,
Очень ты хочешь этого сильно,
Сердце твое все просит надрывно,

Меня ты убей и душу пусти,
Счастья земного мне не найти,
Знаешь, в ответ, что тебе я скажу:
«В свет я небесный тебя не пущу».

Раз уж люблю, спасти обязуюсь,
Что ты мне скажешь, интересуюсь.
-Я не пойду, ты меня околдуешь,
В омуте тёмном меня зацелуешь,

И к сатане на поклон уведешь,
Кем там я буду, тогда не поймёшь.
-Очень ты нужен ему на поклон,-
Фыркает ведьму и смотрит в упор.

Он слова не скажет, лишь только молчит,
На ведьму с презрением тихим глядит:
«Ты не сумела, я не поддался,
Душой твоей чёрной не замарался».

-Очень ты нужен. И слёзы в глазах,
Бес утешает, оскал на устах.
-Из чести тебя из тюрьмы вывожу,
Навеки уйти потом попрошу.
Если увижу — убью, я клянусь,
Зачем ты явился — не разберусь.

Вдруг грохот, шаги раздались в коридоре,
Она не в лесу, не в широком во поле,
Не денешься тут от врага никуда,
Сердце забилось, явилась беда.

Ее не увидят, глаза отведет,
Знает, священник скоро умрет,
Батюшку ночью решили казнить,
Чтоб важных людей во граде не злить.

Тут двери открылись, она не видна,
Подходят к священнику стражника два,
Рядом тут больше нет никого,
Кладнем убить как было б легко.

Руки вдруг стали её тяжелы
И неподъемны, как валуны,
Шепчет ей бес: «Хозяйка, не злись,
За вашу любовь ты крепко держись.

Спасти вас могу, лишь надо одно,
В верности тьме поклясться должно
Священнику, что перед нами сидит,
И на тебя злобным волком глядит».

Ведьма хотела б громко смеяться,
Но стоило ей чекистов бояться,
Ответила бесу: «Смеешься ты что ль?
Скажи ещё будет навеки со мной».

Бес говорит: «Ты же ведь хочешь,
Всего с потрохами его заполучишь,
Куда же он денется с тьмою в душе,
Мне не поверить ты не спеши».

Во тьме же он жить один не привык,
К тебе прибежит и кинется в миг,
А если уже я сама не хочу,
Он ненависть будит во мне горячу.

Ну ты же спасти обещала его
Средство моё, поверь, ничего,
Потом на погибель, захочешь – бросай,
В удел ему — ненависть, боль да печаль.

Ведьма вздохнула: «Прав ты во всём!»
Священника уж выводили вдвоём.
Ласкою быстрой за ними вдогонку,
Мчится, как ветер, подобно ребёнку.

Не замечает углов на пути,
Стены остались тюрьмы позади.
На двор они задний выводят Отца,
Отдан приказ стрелять до конца.

Ставят тут к стенке и целят ружье,
Вот настоящее место его.
Ведьма все силы свои напрягла,
И наставление беса смогла
В мысли его перед смертью ввести:
«Выбраться чтоб, должен в тьму ты пойти».

Глаза он расширил и «нет» прошептал,
Тут выстрел раздался и двор задрожал,
Клятва сама срывается с губ,
Бесовскою волей множество труб

Прорвалось, и все заливает водой,
Священник не знает, что делать с собой,
Ведьма за руку его ухватила,
Ко входу другому тюрьмы потащила,
Он, как шальной, и света не видит,
В таком состоянии всякий обидит.

Он потрясённый только молчит,
Уж за воротами ведьма кричит:
«Рубаху сними, завяжу я плечо,
Неужто от крови не горячо?»

Живого тепла на руке ты не чуешь,
Иль смертью святого гордо почуешь?
Он встрепенулся, рубашку содрал,
В руки отдал и рядом стоял.
Чувствовал, душу тьма обнимает,
Свет из него уже утекает.

Он душу сгубил, и сердце болит,
Жизнь не нужна, внутри все скорбит,
Ведьма бежит, таща за собой,
Чекисты погонятся скоро толпой.

Кричит от испуга и дикого счастья,
Что уж прошла половина ненастья,
Куда же им деться, пойти бы теперь,
Придумать она это сможет, поверь.

*

К дому с ним вместе она воротилась,
Из дальнего странствия мать возвратилась,
Стоит на крыльце и смотрит она,
Всю правду читает в их душах одна.

На прислонённая дверь покосилась,
К дочке родной навстречу спустилась,
К груди прижимает дитятко свое,
А на уме лишь только одно.

Она на священника грозно глядит,
Что на траве незаметно сидит,
Дочке шепнула: «Того ль ты избрала?»
Видит, в душе глубокая рана.

Словами, как копьями, не заживёт,
В батюшку смотрит и все узнает.
Фыркает тихо: «Ну вы даете,
Органы вмиг на след наведёте,
Послушайте оба разумный совет,
В Сибирь поезжайте на несколько лет».

Батюшка матери тихо в ответ:
«Украла она из души моей свет!»
Ведьма смеется: «Ну ты залил,
Клятву для тьмы, знать, не ты говорил?

Это все значит, дочура моя,
Свернула тебя с дороги попа»,
Тот покраснел, потом побледнел:
«Господь для меня ещё дорог, теперь».

-Верю я, верю, но это недолго,
Ну-ка скажи, во тьме твоя сколько
Душа прибывает уже без креста,
Подсчета, поверь, тут метода проста.

-Пару часов,- отвечает он ей,
Ведьма сказала: «Не без затей…»
Не может внутри все так быстро смениться,
Тьма уж успела в тебе угнездиться.

Дочка окликнула: «Мама, с тобой
Пред домом беседуем, лучше уйдём».
В горницу входят, сидит там сестра,
Хитро блеснула глазами она.

И тихо, но твёрдо она говорит:
«Любишь ты батюшку», — гордо молчит,
Ждёт пока кто-то задаст ей вопрос:
«Зачем же сует сюда лисий нос.

И продолжает, не в силах сдержаться:
«Когда вы хотите во тьме повенчаться?»
От детского слово мать поразилась
И на меньшую сестрицу воззрилась:

«Ты знать о таком ещё не должна».
-Матушка, книжка открыта была…
Вздохнула тут мать: «С тобою потом…
Сейчас молодых дела разберём».

Девчонка захлопала мило в ладоши:
«Можно, ну можно и я с вами тоже!»
Мать брови сурово тут на неё:
«Нет! Окончательно слово моё!»

И удалилась в комнату с ними,
Где сохраняла вместилища силы,
Карты раскинула в миг по столу,
И начала свою ворожбу.

Скоро на батюшку прямо глядит:
«На ведьм не держите обид, – говорит, —
Вам не к лицу на своих обижаться,
С саном духовным придётся прощаться.

У вас ведь в роду одни лишь волхвы
Идут до крещения нашей страны.
А колдунов… – На картах не с честь,
Предкам вы стали – жестокая месть.

Наша товарка мать не губила».
Память его волками завыла.
«С чего вы решили? Она не виновна,
И говоря о деле подробно,
Силы большой она не имела,
Порчу наслать никогда б не сумела».

«Матушку вашу предки убили,
Они и покой, и радость забыли,
Когда осознали, что хочет она,
Чтоб стала церковной ваша семья.

С детства вы с ней молитвы учили,
На праздник любой во храм вы ходили».
Слушает Батюшка, сердце, как рана,
Смотрит теперь он в кривое зерцало:

«Если не верите, вспомните Вы,
как различали среди детворы
Вора, обманщика и подлеца,
Правду могли узнать до конца».

-Хватит!- священник поднял тут крик,
Колдунья застыла тихо на миг,
Склянку она из шкафа схватила
И пригубить его принудила.

Не рассчитав, он много глотнул,
Расслабило зелье, почти он уснул.
-Нельзя тебе спать, ,– все ведьма хлопочет,
В Сибирь до утра отправить их хочет.

-Ты понял меня?- ему в очи глядит,
Взгляд свой тяжелый смягчить не спешит.
Не смей даже думать в церковь идти,
Молитвы читать иль обеты блюсти.

Поклялся топорно, совсем без обряда,
Но тьма приняла, развалилась преграда,
Следующий ночью дочка моя
Поможет обряд довести до конца.
Любит иль нет, я думать не буду,
Внукам обрадуюсь, право, как чуду.

Должны же теперь попасть Вы в Сибирь,
Найти там знакомый мне монастырь,
Веретников там много живёт,
Научат, подскажет, куда вам вперёд.

По нашему лучше пути уходить
И не забудьте меня навестить.

Ты многого в жизни достоин своей,
Верь, говорю без лукавых затей,
Ты сильный и с дочкой моей шебутной,
Сможешь и горы тащить за собой.

За сим оставляю и жду полчаса,
Вы соберитесь в тайгу, во леса,-
Вышла она и дверь заперлась,
Веретница молча его обняла.

-Я, знаешь, уже не сержусь на тебя,
Чую, внутри меняет уж тьма.
Больше не будешь меня унижать,
Без повода крайнего, вдруг обижать?

— Не буду, не буду, скажи мне одно:
О роде моем ты знала давно?
— Не знала о нем я, поверь, ничего,
Я лишь полюбила сердце твое.
Учуяла, видно, где-то внутри
Скрытую суть в душевной глуби.

Тут затрясло и заколотило,
Священника что-то будто скрутило,
Почуяла ведьма , вскипевшая тьма
Злится, что клятва не верно дана.

Без соблюдения должных обрядов,
Без указания веры и взглядов,
Без отреченья от прежних идей,
Топорно дана и совсем без затей.

Тело его прижимает к себе,
Чтоб сердце не так колотилось в груди,
Долго целует в губы она:
«Тьма, отступи, молю я тебя!»

Батюшка будет навеки её,
Тьма не спешила, ведь пламя одно
Мощным потоком текло изнутри,
К чему же мученья чрезмерны нужны.

Рокочет, сплетается, песни поёт,
Слишком уж любит и слишком уж ждет
Ночи другой, переход в колдовство,
Во тьму изначальную, в  место свое.

-Ты знаешь, — он в губы ей прошептал, —
Ради кого я свет покидал?
Я знаю, небесная есть любовь,
Моя ж под землёю, дилемма и боль.

Против был разум, частично — душа,
Но слишком, поверь, ты была хороша!
Ни телом одним меня ты пленила,
Запомнились взгляд и душевная сила.

И тут меня что-то во тьму потянуло,
Боролся, как мог, но оно не уснуло,
Моим языком успело сказать,
Всю клятву смогло оно прошептать.

Дверь отворилась, мать ведьмы вошла,
Два сундука на крыльцо отнесла:
«Знала я, вещи не соберете,
У молодых душа вся в полёте!

Решила сама тогда вам помочь,
Теперь уж спешите, карета и в ночь,
В Сибирь поскорее, от ЧК отвезёт,
Бесы вам в помощь и полный вперёд!

Священник молчал, на пороге стоял
И без обиды «прощайте» сказал
Старой колдунье пред тем, как шагнуть
На сетью дорог изрезанный путь.

Ведьма не плакала, мать целовала,
Быть непременно ещё обещала,
Сестрёнка малая за руку трясла,
Просит, чтоб свадьба пышной была.

И чтоб по обряду, все честь по чести,
Платье, как ночь, до пят на невесте,
Священник тут бывший ведьму обнял
И с ней по тропе во тьму зашагал.

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.