Сквозь прорехи на платье врывается свет…

Сквозь прорехи на платье врывается свет,
Сквозь осиновый крест прорывается стон.
Так и взять, да попасть на вселенский обед —
Распластаться измученным телом на стол.
В свете кафельной плитки
Упрямо лежать,
Под ножом не дышать,
Никуда не бежать.

Во мраке снов…

Во мраке снов,
В тени шизофрении,
И время в перевёрнутом стакане.
Я полон слов,
Не сделав харакири,
Я захлебнулся новыми словами.
Порезать руки,
Не имея бритвы,
Весь мир вокруг своим забрызгав бредом,
Кромсая звуки
В хохоте молитвы,
Топить в себе расплавленное небо.

Прошлогодний снег меняю…

Прошлогодний снег меняю:
Вполбеды на полкопейки…
Да вполголоса на ёлке пели матерные песни,
Да вполсилы пили горе,
Тёплым хлебом заедали,
Да вприсядку, да внакладку
Всех землёю закидали.
Черпать ложкой свет из чашки
С тёплым чаем вперемешку,
Загасить свечу подушкой,
Да зарыть в неё усмешку,
Да запрятать своё сердце,
Задушить слезу в потёмках,
Опалить свечою дверцу
В паутинках, в жёлтых шторках…
Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу,
Лепестки лесной ромашки
Расплывались в битой чашке…
Да пойти слезой по миру,
Узнавая цену лиху,
А потом взбеситься с жиру,
Только тихо, тихо — тихо,
Чтоб никто тебя не видел,
Чтоб никто тебя не понял,
Чтоб никто тебя не мерил,
Не водил другой дорогой…
А то больше не получишь
Полбеды за полкопейки,
Прошлогодний снег не купишь
И не спрячешь в телогрейке,
Не сторгуешь за бесценок,
Не продашь,
Не перепрячешь.
И не купят сорный веник…
Не ищи — ты не обрящешь.

Уходящему снегом дорогу усыпьте лепестками опавших звёзд…

Уходящему снегом дорогу усыпьте лепестками опавших звёзд…
А мы кидали вслед ему камни,
Мы засыпали песком разрытые могилы,
Чтобы он не смог вернуться.
Узкие следы, оставленные им на снегу, —
Мы зажгли их,
Чтобы сгорел прах с ног его и развеялся по ветру.
И следы его горели тихим пламенем с нежно-голубоватым оттенком.
И мы стояли и смотрели ему вслед,
Не зная, что же делать дальше.
А он уходил по заснеженной тропке,
И походка его становилась всё легче и легче…

Осень собирает урожай…

Осень собирает урожай —
Золотые тыквы на погосте,
Их глаза укатятся за край,
И вороны расклюют их кости.

Их сердца стремительно гниют,
Наполняясь влажною листвою,
Здесь нашедшие последний свой приют,
Видят сны о том, как их зароют.

Покидая свой осенний сад,
Я пинаю душное гнильё.
Там, где золотые тыквы спят,
Сердце похоронено моё.

После романсов Вертинского

Как больную, сломанную куклу,
Бросили на кафельном полу
И ушли, оставив среди трупов
Плюшевых медведей и подруг.

Упадут цветы отравы сонной
На глаза из синего стекла,
Ваша кукла не увидит солнца
В каталепсии рифмованных зеркал.

На зашитых плюшевых медведях
Будет свет от голой лампочки играть,
Ваша кукла больше не приедет —
Ваша кукла научилась умирать.

Где же Красная Королева…

Где же Красная Королева,
Что спустилась к подножию трона,
Аромат чёрных роз расплескала?
В ореоле волос ярко-алых
Серебрилась во мраке  корона.
На ступенях безмолвного зала,
Мне казалось, следы пламенели
От шагов её, лёгких и томных.
Звук шагов в полумраке безумья,
Шорох слов, и раскрылись объятья.
Здесь, со мною моя Королева..
Здесь, под тёмными сводами замка,
Мы во власти любовных томлений.
Королева — раба — куртизанка —
Избрала себе путь нисхождений.
Как приятно отдаться паденью
И не думать про острые камни..
Чем закончилась ночь, я не помню —
Тень безумия всё покрывала.
Я очнулся — и солнце сияло
Нестерпимым пронзительным светом.
На руках у меня -Королева:
Бледность щёк и бескровные губы,
Что дарили мне стон поцелуя,
Взор угас, словно лёд её руки,
Что так жарко меня обнимали…
Бездыханное тело держу я,
Обездвиженный труп обнимаю.
Что с тобою, моя Королева?..
Но я чувствую всем своим сердцем,
Всем своим существом омертвевшим,
Что ты здесь, что ты рядом со мною,
Ты как будто во мне растворилась…
Я ушёл, укрываясь от взоров,
От вопросов, от встреч, от прохожих,
Потому что несу я с позором,
Как клеймо, ужасающий грех свой.
Да, я вспомнил, что было той ночью,
Помню взгляд твой — в нём ужас безмолвный,
Помню бархат пурпурного платья,
Перепачканный свежею кровью…
Там убил я свою Королеву.

Don`t fear the reaper…

Луна идёт и косит звёзды,
Гуляет месяц в дырявой шапке,
И тонкий серп молочно-острый
В спине уже по рукоятку.
В пустом ведре увидишь небо,
На дне его узнаешь сказку.
потом не вспомнишь, что ты делал,
Потом слиняют эти краски.
Мы молча встанем у дороги
И поиграем  в автостоп,
Нас втопчут в лужу чьи-то ноги,
А после вздёрнут между строк.
И цепенеющие руки
Протянут новые друзья,
Пройдя мимо беззвёздной муки
С фонариком небытия.

Сухою веткою, ржавою вилкою…

Сухою веткою, ржавою вилкою
Я процарапаю себе путь.
Спелые вены набиты опилками,
Руки подрагивают чуть-чуть.

Стоишь на ветру и плевки с моста
Попутному ветру беспечно вверяешь,
И тянет сорваться: река — пуста,
Но, чёрт возьми, много при этом теряешь.

Весёлый костёр из виски со льдом,
И содрогаются фонари,
А я картинно лежу — пронзён,
И ржавая вилка торчит в груди.

поздно…

поздно
в жаркой подушке искать
последние россыпи
тонущих звёзд
цепляться за руки
за кожу
покрытых укусами пальцев
молчать
молчать громче
чем стук крови
и звон
падающего на тебя окна
закрывать глаза
равнодушной рукою
зажимать равнодушные рты
давить тяжёлой подошвой
осколки трепещущих бабочек
ловить уходящие взгляды
и жесты
подхватывать
чужие сны в приоткрытую дверь
слушать чужое дыхание
наполнять себя чужими словами
поздно
все знают
что
ты
умер
в тишине
собственных голосов
которые доносятся
из тишины
твоего деревянного гроба
с нелепой красной обивкой

После Сологуба и Вертинского

Жёлтый яд будет течь во мне
И плескаться в твоём вине,
Жёлтым ядом, что брызнет из глаз,
Захлебнёшься в который раз.

Выжигает зрачков преграды
Заполняет меня тобой,
И горячечным, липким взглядом
Накрывает меня с головой…

Мы простимся средь улиц похожих,
А назавтра, при полной луне
Желтоглазый странный прохожий
Улыбнётся загадочно мне.

Ты так красива в этом платье…

Ты так красива в этом платье
В мерцанье траурного зала,
И пламя свеч ласкает бархат.
Ты улыбаешься… Так странно…

Ты молча смотришь мимо жизни,
Глаза закрытые прекрасны,
И на лице твоём улыбка…
Тебе не больно, мне не страшно.

Да, я боялся поначалу:
Казалось, ты тихонько дышишь,
Вот-вот ресницы затрепещут,
И губы вздрогнут.. Мне казалось…

Но ты лежишь, и я спокоен,
И нам никто не помешает,
Уста немые не исторгнут
Ни звука больше, нет, ни звука…

Мне было жалко резать тело,
Ты так мертва и так прекрасна,
Но  я хотел увидеть душу,
Что там томилась в заточенье…

Мне было жалко резать тело

Если бы я мог…

Если бы я мог
Убрать из своей головы
Всепоглощающий морг,
Где хранятся обломки мыслей,
Промерзающих всё глубже и глубже,
Таких же холодных и мёртвых,
Как и десять лет назад.
И я знаю, что ещё через десять лет
Моя голова всё так же будет
Моргом образцового содержания.

Твоя истерика живёт во мне…

Твоя истерика живёт во мне,
Она пульсирует и бьётся,
Она растёт…
Ты сошёл с ума раньше —
Тебе повезло,
Так кричи, кричи, бей,
Сломай меня —
Мне всё равно,
Так даже лучше.
Скоро рваные лёгкие
Выхаркнут воздух кровавый
В грязь у дороги,
И я покину себя,
Я оставлю себя,
Как оставляют старые книги и платья.
И когда перекошенный рот
Выплюнет последнее ругательство,
Когда сорванный голос,
Пропитавшийся ветром,
Раскатится эхом над колодцами дворов,
Когда твоя горячая и звонкая истерика…
Тогда я уйду от себя,
Чтобы никогда не вернуться,
И ты увидишь моё отражение
В стёклах проезжающего мимо автобуса,
Ты услышишь мой голос
В гудении проводов.
А потом ты пойдёшь на крышу,
Посмотришь на людей внизу,
Скажешь : «Ну здравствуй, я вернулся…»,
И шагнёшь мне навстречу.

Только ангелы не плачут…

Только ангелы не плачут
Горько-мутными слезами…
Капли крови — капли боли
Растекутся под глазами.
Только ангелы в забвенье
Тихо кружатся над бездной,
В их замедленном скольженье
Ночь становится беззвёздной.
Звёзды падают из Рая,
Обжигая нам ладони,
Звёзды гаснут, замирая,
Нам темно, а им не больно.
Мы гуляем под луною,
Перепрыгивая крыши,
Наше имя — наша гибель,
Не зовите, тише, тише…
Мы закрытыми глазами
Видим — ангелы танцуют,
Мы протягиваем руки
И шагаем в ночь пустую.
Мы не чувствовали боли,
Только кровью наполнялись
Наши сны и наши слёзы,
Что на землю проливались.
Только ангелы не плачут,
Не дано им это счастье,
Радость боли не познают
И терзаться ей не властны.
Только ангелы не знают,
Чем влечёт к себе мученье,
Обречённое на пропасть
Смертоносное паденье,
Грубо порванные нервы
Ничего для них не значат.
Со святыми упокой нас…
Только ангелы не плачут.

Страдающее Средневековье

Сладкий запах лежалых подвальных книг
И нечитанных истин сырых страниц,
Если бы можно петь, не срываясь в крик,
Если бы можно жить — и не падать ниц,
Если бы можно
Быть,
Как прекрасные звери,
Что тихо паслись —
Мертвый лев рядом с мертвым ягненком,
И пальцы ее слишком тонки —
Поберегись.
И ангелы пляшут на кончиках игл,
И что, что среди могил?