О метаморфозах и людях

Посвящается всем тем, кто приходит и уходит, оставляя после себя целую историю, и тем, кто помогает человеку взрослеть и находить свою опору в жизни.

Запись первая. О прологе и эпитетах

В каждой истории есть своё вступление. Будь то краткая аннотация или первая глава, где нас знакомят с героями, с которыми нам ещё предстоит встретиться в дальнейшем. Как однажды мне приходилось читать критические заметки в отношении книг и их содержания, работа автора без какого-либо должного вступления похожа на неотёсанный булыжник, портящий всё качество произведения. Витиеватостью слов, лёгкой интригой и тайной, способной заинтересовать читателя, писатель должен обладать и уметь в совершенстве подать свой труд на суд немого зрителя. Мне бы тоже хотелось сделать небольшое отступление перед главным содержанием, чтобы прояснить: откуда же истоки всего, что приходило мне в голову и необъятным потоком выливалось на страницы, превращаясь в буквы, а буквы, отдельные единицы от полной фразы, — в слова?

*

Находясь в обществе, человек часто задумывается о том, что и кто его окружает. Подобные мысли появляются далеко не сразу: лишь преодолев порог беззаботности и безнаказанности, постепенно взрослея физически и духовно, люди начинают подмечать вещи, которые, быть может, принимали всегда за должное. Этот период называют «подростковым». Крушение идеалов, основ, первые проявления собственного «я», — это всё соотносят с «взрослением», с переходом от времени детства к миру «больших взрослых». Когда я задумываюсь об этом, мне всегда представляется картинка с «умными взрослыми», которые со всей серьёзностью кивают головой, мол, «всё-правильно-всё-так-и-должно-быть», но при этом не все «умные взрослые» считают полноценными личностями подростков. В обществе появился такой стереотип, что «полувзрослые» не могут иметь правильного мнения, правильных мыслей, что все поголовно страдают максимализмом и в целом похожи на глупых и неразумных существ. Это, конечно, немного преувеличенно, но в жизни я часто сталкивалась с живыми примерами подобного отношения. И я считаю такое отношение неправильным. Мне не раз приходилось видеть подростков лет 15-16, которые излагали свои мысли так, как может не каждый взрослый. Но и общество «повзрослевших людей» тоже далеко не безгрешно. Прежде всего, это проблема безграмотности и необразованности. Мне больно смотреть на банальные ошибки в простейших словах, которые с усердием и особым прилежанием допускают, не говоря уже о пунктуации и логике фраз.

Подростков часто не принимают всерьёз. Новости, СМИ и разного рода телепередачи с радостью ищут для своих программ истории с самоубийствами, с проявлением насилия, с жестокостью и так далее, но никогда не пытаются исправить то, что послужило причиной всему вышесказанному. «Ни для кого это не станет новостью. Все почему-то любят копаться в последствиях, но вот причины — причины почти никому не интересны», — сказал как-то один человек, и я с ним полностью соглашусь.

Итак, находясь в обществе, которое полно стереотипов и недостатка уважения к личности, волей-неволей начинаешь задумываться буквально обо всём. Лично меня всегда больше всего интересовал вопрос о людях и обществе. Что движет человеком, что является главным двигателем общества — я пытаюсь дать ответы на собственные вопросы, пытаюсь найти правду, горькую истину в своём первозданном состоянии. Я делаю выводы, смотрю, вижу, читаю. А всё вкупе постепенно образовывает собственные мысли, мысли выливаются в напечатанные слова, слова — в фразы, а фразы, в свою очередь, рождают произведения, одно из которых под моим авторством мне бы и хотелось представить — «О метаморфозах и людях» или о том, какие изменения происходят в человеке и обществе.

Запись вторая. О детстве и малом социуме

— Ты не плачешь, потому что ты взрослый? — удивлённо спросила девочка у мальчика.
— Конечно, — горделиво ответил тот. — Плачут только маленькие, а я теперь — взрослый. Как сама вырастешь — поймёшь.
«Вот бы побыстрее стать взрослой…» — восхищённо подумала девочка.

Детство. Столько разных эпитетов и крылатых выражений подбирают к этому слову, вкладывая заслуженно и незаслуженно в него некий светлый, добрый смысл. А как оно на самом деле?

Детство — это то время, когда родители отпускают своё маленькое чадо из уютного гнезда в мир самого первого общества — в детский сад, например. Таким образом, они приучают ребёнка взаимодействовать с другими ребятами, познавать самые-самые первые истины, находить детей своего круга, правильно дружить и общаться. Кто-то после будет вспоминать этот период счастливым и светлым, кто-то — страшным и несправедливым. Дети в школах будут мечтать о послеобеденном сне и, в большей степени, о вседозволенности в поведении без строгих правил и уставов. Притом диктованной не одной только специальной бумагой, но и окружением. Ты можешь плакать — тебя не осудят. Ты можешь шалить — тебя наругают, но простят. Ты также можешь проявить себя в роли маленького бизнесмена — обменять свою игрушку на другую у твоего друга. Да даже в роли будущего семьянина: жениться или выйти замуж за красивую одногруппницу или одногруппника — познать все тяготы сложной семейной жизни…

Детство для каждого неоднозначно. Нельзя с точностью сказать, какое оно: хорошее ли, плохое ли. Стоит хотя бы вспомнить детей в других странах: детский труд, нищета, бремя для маленьких девочек, вынужденных очень рано выходить замуж за зрелых мужчин. Или вспомнить о детских домах, которые наблюдаются в каждой развитой стране. Есть ли у таких детей детство как таковое? Судить сложно. Нельзя также забывать о неблагополучных семьях, об отношении родителей к своему ребёнку, — это тоже является немаловажным фактором формирования личности.

Социализируясь, маленький человек уже становится частью общества. Ребята во дворе, в детском саду — малые социальные группы, в каждой из которых свои порядки. С этими порядками приходится мириться, ведь в ином случае ребёнок может стать предметом насмешек, показателем плохого отношения к себе. Дети, несмотря на малый возраст, научились понимать сей факт, поскольку, в противовес распространённому мнению, «маленькие люди» далеко не глупые или слепые: они понимают, возможно, немного по-другому, нежели «взрослый человек», но всё-таки осознают. Родители иногда об этом забывают, делая прямо на глазах ребёнка то, что разумному родителю делать бы не стоило, и это приводит к достаточно пагубным последствиям для неокрепшего ума.

Существуют книги, очень ярко отражающие факторы и среду формирования той или иной личности. Знаете ли вы, что причины злобных деяний преступников часто кроются именно в детстве? Преступники, чьи имена в своё время заставляли дрожать от страха, ведь тоже когда-то были маленькими несмышлёнышами. Кому-то не повезло с матерью, кому-то — с отцом, одноклассниками, — таких примеров не один и не два: они исчисляются сотнями, тысячами… Просто представьте, как всего лишь за несколько тысяч километров от вас страдает ребёнок: впоследствии он превратится в убийцу, ненавидящего человечество, неуловимый «Мистер X», от упоминания которого будет стынуть кровь в жилах. Это страшно. Это зло, появляющееся на свет от руки человека, от желаний человека, от действий человека. Как можно восхвалять добро, если мы сами же его и губим? Почему наш цинизм и эгоизм стоит выше человеческих чувств? Это тот вопрос, на который многие не могут дать ответа, просто потому что не хотят на него отвечать.

Ребёнок — весьма хрупкое создание. Его легко направить на неверный путь. Он слаб, но приспосабливается всегда как может, как понимает. Если родители не смогли научить ребёнка любить, творить добро, помогать просящим, не проследили за его взрослением, — им не стоит удивляться в будущем, почему их дети стали такими бесчеловечными. Каждому родителю стоит уделять внимание своему чаду и помнить, что корни поведения индивидуума чаще всего растут именно из детства.

Запись третья. О первой школе и юности

— А у нас в квартире
газ!
А у вас?
— А у нас водопровод!
Вот!
— А из нашего окна
Площадь Красная
видна!
А из вашего окошка
Только улица немножко!
С. Михалков «А что у вас?»

Радостными возгласами, ещё не зная, что ждёт их впереди, дети врывались в школу. За ними в том же темпе с букетом цветов поспевали родители, и стоит отметить, что и те, и сами первоклассники были одеты необычайно красиво, как всегда это бывает на 1 сентября: строгая чёрная форма, белая рубашка со всевозможными рюшечками, бантиками, и так до бесконечности, либо же без них, но это скорее относилось к самим родителям, нежели к их детям. Дети же, в свою очередь, были взбудоражены и напоминали бы радостные попрыгунчики, если бы не их «мама-папа-дедушка-бабушка-тётя-дядя-и-чей-то-родственник», постоянно одёргивающие своё непослушное чадо. Вот где-то заплачет ребёнок — испугался толпы и общего шума, наверное. Рядом с ним уже стоят утешители, а минут через пять он снова вольётся в общий ритм радости и праздного любопытства. И вот они все стоят одним длинным рядом, смотрят друг на друга, на тех, с кем им предстоит несколько лет учиться. Родители фотографируют их издалека, думая: «А ведь ещё совсем недавно они пошли в детский сад… Как же быстро летит время». И эта лёгкая грусть не в силах перебороть гордость родителя, не может опечалить этот знаменательный день: сегодня их ребёнок стал школьником. Сами же школьники смотрят на «взрослых детей», то есть, старшеклассников напротив, искренне недоумевая, почему те так сильно не радуются этому солнечному, замечательному и прекрасному дню? Они замирают в ожидании, волнуются, когда мимо пройдёт длинный-длинный мальчик с маленькой-маленькой девочкой и дадут первый звонок в их жизни.

Старшеклассники же, стоя напротив них, на расстоянии нескольких метров, чуть посмеиваются: «Эх, ребятки, радуйтесь этой сказке, запоминайте этот день, пока он не стал ежегодной обязанностью, означающей конец отдыха и каникул…».

*

Детство не кончается, когда ребёнок заканчивает детский сад и идёт в школу. Детство продолжается. Юности время ещё не закончено, однако появляются новые правила, более строгие и подразумевающие дисциплину, прописанную в уставе школы. Но почему-то воспоминания о первом классе даже сейчас навевают лёгкую ностальгию, и, думаю, это оттого, что через каких-то два с небольшим года я достигну возраста, когда человек признаётся полноценным членом общества, который должен продолжить своё обучение в высшем учебном заведении, потом устроиться на работу… Детство окончательно канет в воспоминания, максимализм уступит место рационализму, порог совершеннолетия будет пройден. Признаюсь, это немного страшно. Как страшно всё неизведанное, далёкое, но и одновременно катастрофически близкое. Я не могу точно вспомнить все даты и события, но первый класс помнится мне отдельными яркими картинками, на которых изображены мои одноклассники, ныне либо ушедшие в другой класс, либо же в другую школу, переехавшие в другой город; мне вспоминается мой первый учитель, родители, которые ждали меня возле школы; мне вспоминается первая «лучшая» подруга, которая теперь просто «хорошая одноклассница». Мне вспоминается… я. Эта девочка, наивная, глуповатая и добрая, которой пока не интересны вопросы ни о людях, ни об обществе. Мне вспоминается время, когда всё начало меняться: первые предательства, ложь, обман. Не передать чувств, которые обуревают меня: все они напоминают нескончаемый горько-сладкий поток, состоящий из воспоминаний, событий и имён тех, кто так или иначе изменил меня. За это им не скажешь «спасибо», но и лелеять в своём сердце удушающую своей чернотой ненависть я никогда не стану. Ненависть не приносит ничего хорошего. Она просто постепенно сводит человека с ума.

Нужно уметь пользоваться своим детством, даже находясь в начальной школе. Это то время, где самое серьёзное правило — учись, умножай, вычитай, складывай, дели. Веселись, улыбайся, смейся, совершай глупости — пока ты ребёнок, — вздохнув, взрослые тебя простят.

Не думай о серьёзных философских вещах — они тебе пока не нужны. Делай то, что получается у тебя лучше всего — играй в детство.

Запись четвёртая. О школе и подростках

Homo homini lupus est.
Человек человеку волк.
Ли Виксен «Охотник на волков»

Переходя в пятый класс, заканчивая начальную школу, маленький человек уже начинает терять детские черты: они уступают место поведению, которое ближе к подростковому. Ребёнок, нет, скорее «полуподросток», стремится доказать свою значимость и то, что он уже «полноправный взрослый». Это перемежается с частицами всё ещё детских взглядов, и получается дикая, неуправляемая смесь. И тут стоит пожелать лишь искреннего терпения тем, кто пытается эту «смесь» обуздать.

Нельзя сказать, что «полуподростки», сохраняя доли ребячества, продолжают вести себя так же, как и в начальной школе. Признаться честно, период пятых-шестых классов никогда не был моим любимым. Да и сейчас, вспоминая себя в ту пору, становится стыдно за собственное поведение, когда понимаю, как сильно я и дети моего возраста перегибали палку по отношению друг к другу.

Наверное, есть то, что я особо не люблю в этот период, — двуличность. Она, конечно, присутствует на многих этапах развития человека, но всё же именно в это время двуличность у многих буквально достигает своего апогея. «Полуподростки», пользуясь тем, что их всё ещё считают неразумными детьми, творят за спиной взрослых порой просто омерзительные вещи. И более всего встречает моё негодование тот факт, когда взрослые им безоговорочно верят, стоит тем ткнуть пальцем в «виновного» и горестно заплакать крокодильими слезами.

С каждым годом «новое поколение» меняется. Всё чаще я сталкиваюсь с неуважением, оскорблениями, нецензурной лексикой и многим-многим другим, произносимым устами пятиклассников, шестиклассников, из раза в раз приобретающим всё более ужасающие формы. Однажды, стоя неподалёку от скопления «полуподростков», за которыми не следили взрослые, я увидела нечто, отчасти потрясшее меня: в этих маленьких людях было столько жестокости, столько какого-то весёлого садизма по отношению к своим же ровесникам, что это вызвало оторопь. Тогда я словно увидела каких-то нелюдей: в их движениях присутствовало что-то нечеловеческое, такое, что можно сравнить лишь со звериным, с животным. И особенно запомнился взгляд самой маленькой девочки: такой злой, свирепый, ненавидящий…

Мне становится грустно за этих детей. И ещё больше — за их родителей. И это даже не возмущённый возглас «Куда они только смотрят!», нет. Дети — это зеркало поведения своих мам и пап; это зеркало отношения к ним. Когда я иду по улице, мой взгляд часто зацепляется за молодых мам с колясками, чьи лица всё ещё хранят незрелость. Я вижу отцов их детей — таких же молодых, совсем недавно окончивших школу. И этого не понимаю. Что может такой родитель дать своему ребёнку? Что будет делать ребёнок, когда его родители вспомнят, как они молоды и не познали всех прелестей жизни? Почему в обществе крепко сложилась мысль, что главное в жизни девушки — родить? Или почему нас многие забывают научить планировать свою жизнь и не совершать глупых, необдуманных поступков? Мне кажется, прежде, чем заводить детей, нужно получить полное образование, найти постоянное место работы с хорошим заработком, купить квартиру, устроить личную жизнь, дать волю своим желаниям, устремлениям, — только после этого жениться, выходить замуж, рожать и так далее, когда ты уже сформирован как полноценная и успешная личность.

Отучившись в пятом и шестом классе, подросток переходит в седьмой, затем в восьмой и девятый. Мне бы хотелось совсем немного написать о девятом как завершающим порог средней школы.

На данном этапе, заканчивая учебный год, я собираюсь поступать в десятый класс. Оглядываясь назад, я вижу, как менялись люди вокруг меня, как менялась я, как все мы узнавали для себя что-то новое, разочаровывались и верили, смотрели и судили, были судимыми и оправданными. Всего не счесть. Отпускали и находили, теряли и создавали, — мы постепенно прощаемся с детством, как бы это не было печально. Когда я только перешла в среднюю школу, у меня вызвала недоумение традиция делать в конце года для одиннадцатиклассников «день детства». Этот сумасшедший день, где взрослые парни и девушки одеваются в детские костюмы и бегают с дикими воплями по школе с водяными пистолетами. Лишь став старше, понимаешь его суть: она в тёплой ностальгии и грустном «прощай». Не успею оглянуться, как сама стану так же резво бегать, совершая благое правосудие над «провинившимися»…

В девятом классе нельзя сказать, что подростки становятся тихими и примерными: они как неуправляемая стихия, которую учителя-родители-кудесники пытаются остановить. Но где уж там! Ведь стихия неподвластна роду человеческому с его скучными законами и порядками. Стихия сама диктует правила (хотя их в большинстве случаев никто не слушает).

Говорят, что людям свойственно меняться.

Но я не знаю, произойдёт ли это со мной в последующие два года.

Я не знаю, случиться ли за эти два года что-то важное, навсегда изменившее мою судьбу.

Но, знаете, я надеюсь, что всё свершившееся обязательно будет к лучшему.

Запись пятая, заключительная. О странном и неизведанном

Всё умирает на земле и в море,
Но человек суровей осуждён:
Он должен знать о смертном приговоре,
Подписанном, когда он был рождён.
Но, сознавая жизни быстротечность,
Он так живёт — наперекор всему, —
Как будто жить рассчитывает вечность,
И этот мир принадлежит ему
С. Маршак

Однажды настанет время, когда двери одного из высших учебных заведений раскроются, отпуская своих выпускников покорять новые вершины. Однажды рядом с этими выпускниками встану и я, и мои одноклассники, и все, с кем мне довелось общаться. Мы станем песчинкой в огромном, как океан, мире, станем полноценными гражданами своей страны. Что нас ждёт — прикрыто завесой тайны, ведь человек сам творит свою судьбу.

На протяжении всей моей работы я неоднократно упоминала понятие «общество». Но как я понимаю этот термин?

Общество — это то, что нас окружает. Как окружают нас растения и другие естественные элементы, в совокупности образующие природу, которая, соответственно, окружает людей на нашей планете. Только в нашем случае составляющей являются люди, среда, в которой мы живём. В дикой природе подобное называется «естественная среда обитания».

За весь мой пятнадцатилетний (почти шестнадцатилетний) опыт моё суждение об обществе неоднократно менялось. В лучшую, в худшую сторону. Сейчас же я пришла к выводу, что судить общество в одном из двух контекстов — хорошее или плохое — невозможно. Потому как общество — целое из составляющих, каждое из которых индивидуально — то есть, состоит из множества неповторимых личностей со своими недостатками и плюсами. Что плюс, что недостаток — есть дело отдельное. Один человек убивает, второй — созидает, третий — потребляет. И так до бесконечности.

Если объединить всё вышесказанное, то получится, что я отношусь к обществу как к чему-то, что может каждое мгновение меняться. И, в целом, в нём всё чаще собираются обширные «группы», которые порождают не самое верное мнение и распространяют его. Простым языком это называется «стадным инстинктом»: обесценивается уникальность личности с её собственным смелым мнением, теперь она становится кривой копией кого-то, а тот — кривой копией кого-то третьего. «Шаблонность», очень нелюбимая мною.

Также одной из самых распространённых черт нашего общества является осуждение. Например, неприязнь верующих к атеистам и наоборот. А сколько войн и распрей зарождалось на этой почве — не счесть. В этом проявляется наша истинная эгоистичная натура: «Всё, что делаю я — неоспоримо и правильно». Это даже не проблема, нет. Это, к большому сожалению, то, с чем рождается человек и с чем умирает: его истинная сущность. В одной из трактовок понятия «человек» присутствует такое краткое и точное определение: человек — это социальное животное. Самое прозаичное состоит в том, что люди, кто выбрал правдивую модель поведения, не скрывающую пороков, интенсивно осуждаются теми, кто более «социален» и лжив.

Вторая составляющая общества, угнетающая меня, — склонность к патриархальному строю. Где женщина должна блюсти покорность, скромность, кротость, в то время как некоторые «мужи Отечества» пользуются этим и живут, и ведут себя так, как может, наверное, не каждый истинно зверь. Отсюда и появляются ярлыки «жирная», «тощая», «тупая» и тому подобное. При всём видимом равноправии женщину часто ставят на ступень ниже, зарождают в ней комплексы, а при попытке смело заявить о себе появляется осуждение и пренебрежение.

Когда-то давно люди смотрели в небо и мечтали летать. Когда они полетели, им захотелось покорить Космос. Когда Космос был покорён — они стали развивать оружие, которое наводило бы страх на другие народы. Нам всегда мало того, что мы имеем. Гонимся за иллюзиями, за мечтами, за властью над себе подобными. Истина людей — это их жадность и алчность. Не могут сильные чувства сводить нас с ума так, как это делают деньги, много денег, появившихся за короткий срок. Мы расточительны — и вместе с тем хотим больше, больше и больше, в конечном итоге просто теряя всякую человечность.

Потерявший человечность и ослеплённый жаждой наживы человек становится преступником. Он теряет грань дозволенного, полагая, что в мире всё можно уладить за деньги. И это уже в самом прямом смысле не человек, а только его жалкая оболочка.

*

Как и в дикой природе, люди борются за выживание и своё «место под солнцем». Они меняются до неузнаваемости в течение всей своей жизни. Кто-то предпочитает жить спокойно и шаблонно, кто-то — вопреки всем стереотипам и в постоянном движении.

Мир не без хороших людей, как и не без плохих. Но без зла не было бы добра, а без добра — зла. Мы можем плакать, обижаться и кричать о несовершенстве мира, а можем стать сильными. Мы носим маски, сотни, тысячи масок каждый день. Наша жизнь — вечная борьба. Снимая «розовые очки», принимая реалии такими, какие они есть, мы сможем выжить.

Наша жизнь — непредсказуемая игра.

Но знаете, я всё-таки люблю этот праведный и порочный, добрый и злой, справедливый и жестокий, этот прекрасный, таинственный мир.

 

Поверь в меня, мама!

Я больше не утешаю себя самообманом.
Так получилось, что я стал наркоманом.

Хотел попробовать кайф, подсел на иглу,
Вокруг меня всё погрузилось во мглу.

Моя девушка думала, что я её принц.
Она ушла, обнаружив у меня шприц.

Я опустился, стал прогуливать школу,
Теперь постоянно я нуждаюсь в уколах.

Иду на грязную работу, надрываю спину,
Чтобы достать очередную дозу героина.

Мне жалко мою маму, опустился я на дно.
А она страдает, ей на меня не всё равно!

Хоть я ещё молодой, я прошёл круги ада.
И, если предложат, прошу вас, не надо!

Меня пытались родные отдать на лечение,
Но я сбежал. Мои продлились мучения.

Пытался сам соскочить, давал себе слово,
Но скоро сорвался, началось всё по новой.

Мне ничего уже не интересно, кроме дозы.
Я негодяй, всё время вижу мамины слёзы.

Знакомых упрёки: «Совсем ещё малолетка,
Кем стал? Тебе давно уже место в клетке!»

Я брошу! Смогу! Буду сражаться упрямо,
Хотя безумно тяжело. Поверь в меня, мама!

Стыдно признаться, от себя испытываю шок.
Где жизнь? Я променял её на белый порошок.

Противно оттого, что всем приходится врать.
Раньше был порядочным, теперь стал воровать

Большие строил планы, о грандиозном мечтал.
Разрушились мечты, как наркоманом я стал…

Главное

Когда любят — целуют в губы,
Не неловко и даже не грубо.
Когда любят — целуют пальцы,
Когда любят — целуют в виски.

Когда верят — зачем вопросы,
Никогда не посмотрят косо,
Когда верят — дают поблажки,
Когда верят — в душе ростки.

Если нежность, то в ней утопят,
А потом даже сами тонут.
Если нежность — целуют в губы.
Если нежность, то строят мосты.

Если счастье, то дрожью в пальцах,
Настоящей, такой дурацкой,
Если счастье — приносят краски,
Если счастье — здесь где-то ты.

Девочка-фрик, переломана — сложена…

Девочка-фрик, переломана — сложена,
А по утрам топит в сердце котят.
Девочка-крик, «дай кусочек пирожного»,
Сильные руки, потерянный взгляд.

В слёзы опять, но, увы, не умильно.
Что ж ты рыдаешь, откуда мне знать?
Стонет в прокуренной комнате дымной,
Силясь отчаянье глубже вогнать.

Голос-стекло, щёки в шрамах и саже.
Маленький призрак: невинность и боль,
Шрамы на теле о жизни расскажут,
И не поможет ничем алкоголь.

Мерит тоску свою целыми милями.
Было ли сердце? — Не знает уже.
Плачет навзрыд с комедийными фильмами,
Пишет рассказы: так легче душе.

Хрипло, чуть слышно поёт тонким голосом,
Стены сжимаются, давят мешком,
Грудь вся истерзана в рваные полосы:
Истина ближе шажок за шажком.

Ногти, ладони в крови и бессилии:
Горько рыдает, но держит карниз.
Хочется шутку последнюю выдавить,
Отхохотать и слететь мирно вниз.

Долгий полёт не поможет ни капельки.
В лёгких есть воздух теперь, ну и что?
Фрику нужны ароматные вафельки:
Есть их и таять, струиться на дно.

Нету нужды ни в каких приключениях —
Только страданий скорей подавай.
Фрик без труда подавляет сомнения,
Строя вокруг себя крошечный рай.

Фрик на асфальте, избитый, непознанный:
Тушь под глазами, помада вдоль рта,
Волосы мимо и рвано разбросаны,
Плакать так просто, раз снова одна.

Что же одна, раз хорошая девочка?
Фрик, он не нужный, голодный и злой.
Голову прячет под крылышко пеночкой.
Много ль причин возвращаться домой?

Фрик без эмоций живёт, как растение:
Мир так далёк, и стеною стекло.
Нет никого, чтобы девочка верила.
Да, и друзей рядом ни одного.

Словами на «ица»

Мы летели над городом, точно две птицы,
Грелись ветром из Ниццы, сбежав от друзей,
Пили кофе с корицей, и жизни страницы
Мимо нас пролетали листвой с тополей.

Плотный улиц клубок, будто мы над столицей,
Без Венеций, плантаций, лишь стены да дым.
А над крышами солнце. Цвет, вкус, как горчица.
Ты мне быть обещал навсегда молодым.

И казалось, так будет и в двадцать, и в тридцать,
Только время-убийца за дверью готов:
Он не ждёт и не любит, и важен лишь принцип.
Ты забудешь меня в измерении снов.

Оказалось, что те, кто вскрывают границы
Между сердцем и мозгом, придут без причин.
Ты не сказочный принц, от меня сложно скрыться,
И я в платье из ситца сильнее мужчин.

Ты мне можешь поверить, ты можешь открыться,
Мой доверчивый мальчик с суровым лицом.
Паучихе для сети не надобны спицы.
Я плету нашу жизнь, чтоб расцвёл ты потом.

Для тебя моё сердце — всего лишь станица,
Залетел вот погреться на пару деньков.
За окном ещё месяц сугробам искриться,
Из-за этого здесь ты, но с жаждой ветров.

Мне теперь до утра почему-то не спится.
Я на звезды смотрю, на луну в небесах,
Потому что они для меня, как провидцы.
В них дорога твоя и моей жизни крах.

Ещё много на свете глаголов на «ица»,
Но я знаю, что будет, что станет со мной.
Не везёт, жаль, настолько, чтоб сразу разбиться,
Остаётся лишь ждать, вдруг вернётся покой?

Я забуду тебя, как плута-проходимца,
Память птицы, увы, в миг длиной коротка.
Потому что мелькают секунды и лица,
И поэтому к ним ты слепее крота.

Потому что лишь небо, и негде прибиться,
Снег впивается в плечи: сухой, ледяной.
Я боюсь лишь волчиц и огня в их глазницах,
Их зубов и когтей, но я выйду на бой.

Сколько будет таких вот к себе экспедиций?
Я ищу тайный смысл глубинный в себе.
И дышать так легко, опускаю ресницы.
И потом ещё долго брожу в темноте.

С каждым разом сильней выступают ключицы:
Киль готов резать горькие волны морей.
В этом нет благородства манерной царицы,
Исцарапана кожа сплетеньем ветвей.

Ноты резко выводит худая певица:
«Грешник, грешник, куда, ну куда ты бежишь?»
Превращаются все в единицы в таблицах,
Для меня уже тоже есть парочка ниш.

Я росла, как мимоза в огромной теплице,
И хранилась от чувств, огорчений и бед,
Ощущала, как жизнь еле-еле теплится,
А теперь есть лишь небо и яростный свет.

Новый день. Я сама вас, цветочки в петлицах,
Всё меняю, меняю, ищу идеал,
Чтоб однажды звенящей походкой лисицы
Проскользнуть в тишине сквозь сияющий зал.

Дома громко, натужно скрипят половицы,
Это значит, скучают. Мне скоро назад.
Я под ручку с тоской, как с беспутной девицей,
Возвращаюсь степенно в свой маленький ад.

В пустых переулках, где нет даже света…

В пустых переулках, где нет даже света,
Мы ищем обрывки избитых ответов,
Мы пишем одно лишь и то же на стенах.
Зеленым и красным. Cuento Nuevo.

But old ugly walls hide my soul and my body.
Я слышу обрывки вселенских мелодий.
Mon Cher, do you feel that it’s our last aim?
Promise me forgive me my tiresome claim.

We live, but forget that it’s our last speech.
Last stage, our heart made of sorrowful bleach.
И можно не прятаться, если смешно,
Улыбку ведь скроет в тени капюшон.

I’m not perfect dream and you know my resource.
Забудь, ведь важнее взять правильный курс.

Венок сонетов. Время

1.

Что ж часы так медленно идут,
Час за часом тянет еле-еле.
День настал, и я встаю с постели,
Но не в силах разорвать полночных пут.

До рассвета маяться в кровати
И закрыть на миг не в силах глаз,
Даже если яростный приказ
Шепчешь дико: «Хватит, хватит, хватит!»

И нет разницы, что в октябре, что в мае,
Ночь за ночью вою на луну,
Точно волк безумный в черной чаще.

Мне бы только спать немного чаще.
Вечно с разумом веду войну.
Стрелка тащится, совсем больная.

2.

Стрелка тащится, совсем больная,
Точно бы хромой несчастный пес,
Вырвавшись из тяжести колес,
Больше уж не расточает лая.

Жду нетерпеливо новой встречи —
Вот причина маяты такой.
Исключен и отдых и покой.
И разлука давит и калечит.

Белым паром грусть над кружкой чая.
Обжигаю губы кипятком,
Жду звонка, письма, хотя б известий.

Поступает время так из мести,
Все за то, что иногда потом
Я с тобой минуты не считаю.

3.

Я с тобой минуты не считаю:
Вечно бы сидеть рука к руке,
Пальцы в кудрях, губы на виске,
От себя на миг не отпуская.

Но меж нами листья носит ветер,
Твоего не чувствую тепла.
Стынет в венах вязкая смола,
Руки-сучья хлещут, точно плети.

Вечно ждем с тобой одну весну,
За одними гонимся словами,
А другие, настоящие под грим.

Кажется: еще чуть-чуть — сгорим,
Несмотря на то, что скрыты льдами.
Без тебя секунду прокляну.

4.

Без тебя секунду прокляну:
Наше одиночество жестоко.
Встречи ждем заветной раньше срока.
И один вопрос лишь: «почему?»

Выкинуть из мыслей светлый образ
Почему нельзя, хотя б на миг?
Точно кто-то дерзкий мигом сник.
Тихо слышится тоскливый, серый возглас.

А в поступке каждом лишь упрек:
Расставайся, уходи свободно,
Если так не можешь мирно жить.

Но несется сердце во всю прыть.
Расставание ведь точно так же ровно
Всех влюбленных вечный горький рок.

5.

Всех влюбленных вечный горький рок
Одному не в силах быть счастливым,
Пальцами трепать густую гриву
И на сердце греть один цветок.

Как пергаменты засохшие листки,
Хрупкая, святая драгоценность.
Тонкость их осознавая, тленность,
Расправлять и гладить лепестки.

Кажется, не так уж тяжко бремя,
Что в разлуке страшного? Увы.
Без конца в неволе мы, поэты.

Что ж, судьбу благодарить за это?
Ведь, как в клетке запертые львы,
Бьемся, вечно подгоняя время.

6.

Бьемся, вечно подгоняя время:
Ну, быстрее же, давай вперед.
Мыслей четкий ровный взвод
Яростно беснуется, как племя.

Дикарями скачут в голове,
Кичатся, гугукают и пляшут,
Вертятся, снуют, руками машут,
Смерчем яростным проносятся во мгле.

Я не знаю, что же делать − всюду темень,
Клочьями растаявший туман,
Подо мной больная жизнью кляча.

Вот плетемся жалобные, плача.
Я цепляюсь в гривы грязный хлам,
Так желая, чтобы было стремя.

7.

Так желая, чтобы было стремя,
Только б натянуть его слегка.
Хлещешь яростно запавшие бока,
И за гриву тянешь без сомнений.

Только вот быстрей не может лошадь,
Спотыкается, копытами скользя.
Хочется кричать, что так нельзя,
Но приходится уж, хочешь и не хочешь.

Это только повести пролог,
Дальше будет только лишь труднее:
Нежность набежит, а с ней мечта.

А как выйдет путеводная звезда,
Будешь отдавать скупому зверю
По кусочку нервы все в оброк.

8.

По кусочку нервы все в оброк,
Чувству всё, противиться нет мочи,
Ведь оно стремлений всех источник,
Основной тебе задаст урок.

Без него не станешь целым, полным,
И себя не вызнать до конца,
Своего не увидать лица.
Ведь оно, как зеркало. Безмолвно.

Пусть важнее жить без оправданий
Чтоб принять могли всегда любым:
Правоту доказывать не надо.

Только встреча лучшая награда:
Трудно, если все же ты любим
Без намека даже на свиданье.

9.

Без намека даже на свиданье
Ждать, хотя уже совсем без сил,
Но почти ведь каждый так же жил,
Вплоть до встречи и от расставанья.

С горечью надеялся без толку,
Встречи все искал, искал везде,
Подчинясь безжалостной звезде,
Спрятанную в сена стог иголку.

Никакого вовсе дела мне,
Самомнение зашкаливает резко,
Я страдаю по-другому, я − поэт.

Меркнет в очах даже белый свет.
Остается в темных времени отрезках
Плавить чувства в яростном огне.

10.

Плавить чувства в яростном огне
В состоянье мягкого металла,
Ждать себе счастливого финала,
Помня о невидимой стене.

Чувства превращать невольно в путы,
Кандалы обиты серебром,
Но томясь в пространстве небольшом,
Красоту воспринимаешь мукой.

Не сказать ни слова раньше срока,
Потому что скажешь, но не то,
И обидишь, вовсе не желая.

А поэтому стою, как тень немая,
Я с безжалостно закрытым ртом,
Чтоб не позволять себе упрека.

11.

Чтоб не позволять себе упрека,
Нужно чувствовать, как тот в кого влюблен,
У сердец для всех один закон:
Встречи ждать, как люди ждут пророка.

Испытаний лучше просто нет:
Длительную выдержал разлуку,
Моешь брать избранника за руку,
Больше уж не будет страшных бед.

Чувства поискав в себе истоки,
Нужно посмотреть, что там внутри.
Нежность, ревность иль очарованье.

Столько много их, но вот что странно,
По какому ни пойди пути,
Повсеместно на тебя намеки.

12.

Повсеместно на тебя намеки,
Их корю, но все же страстно жду
И лелею смутную вражду,
Но под ней не вижу подоплеки.

Неустойчивы шаги и хлипка почва,
Будто по болотной ты тропе
Молча бродишь в полной темноте,
Грубо сгущены все краски ночью.

Все привычно, кактус на окне,
Пыль на полках, стеклышки на люстре,
Ворс ковра и книги, зеркала…

Те же и домашние дела,
Только отчего-то очень пусто
В каждом звуке, мысли, каждом сне.

13.

В каждом звуке, месте, каждом сне
Вижу образ милый, чистый, светлый,
И пускай меж нами километры,
Слепит точно бы на солнце снег.

Вот черты любимые до боли:
Нежные глаза: ты будто лань,
Родинка, где подбородка грань.
Застываю пред тобой невольно.

Мягкий контур губ — свободы грани,
Ярких, нежных локонов поток
Ниспадает водопадом лавы.

Сердце бьется, будто я в облаве,
Загнанный, уставший, старый волк.
Не придумать мне страшней страданья.

14.

Не придумать мне страшней страданья:
Знать, что ты с другими, не со мной,
Ревность с ног сбивает, как прибой:
То нахлынет, то опять отпрянет.

Дразнишь ты наивностью несносной,
Говоришь, что рядом старый друг.
Держит он тебя в кольце из рук?
Братская все нежность -это просто.

Предаю себя на самосуд:
Нужно с чувством мягче быть, терпимей,
Не разыгрывать пустой и глупый фарс.

О себе не думать каждый раз,
Только так и можно ждать любимых.
Что ж часы так медленно идут?

15.

Что ж часы так медленно идут?
Стрелка еле тащится, больная.
Я с тобой минуты не считаю,
Без тебя мгновенье прокляну.

Всех влюбленных самый горький рок.
Бьемся, вечно подгоняя время,
Так желая, чтобы было стремя,
По кусочку нервы все в оброк.

Без намека даже на свиданье,
Плавить чувства в яростном огне
И не позволять себе упрека.

Повсеместно на тебя намеки,
В каждом звуке, месте, каждом сне.
Не придумать мне страшней страданья.

Неоправданное

Без тебя Земля, не то что опустела,
Просто ход, как будто холостой.
Под забытую пластинку Анны Герман
Я кружусь по комнате пустой.

Вьется нежность, как смычок меж пальцев
У бродяги в переходе под землей.
Так иголка пляшет между пяльцев.
Пестрой лентой, ласточкой, змеей.

Мне не больно и почти не грустно,
На себя смотрю издалека.
Как во сне расплывчатые чувства,
Только песня льется, как река.

Как прожить мне без тебя не знаю,
Но мелодия чиста, бела, как снег.
Пол укрыт осенними листами,
А тебя ведь не было и нет.

Было б легче знать, ты где-то рядом,
И, тоскуя, жалобно любя,
Вдоль по улицам искать печальным взглядом.
Ну, а вдруг придумала тебя?

И к тебе, который не был может,
Нежность в сердце садом диким вширь.
Ничего уж больше не тревожит.
Сад ведь много лучше, чем пустырь.

Между нами дружба…

Между нами дружба
Кособокая,
Долгосрочная,
Кривая фразами.
И взяла б за шкирку —
Отутюжила,
Но не знаю, сколько нужно градусов.

Между нами ложь
Тупая,
Хмурая,
В синих пятнах
И зеленых пролежнях.
Ты ее, пожалуйста, не трожь,
Разобьешь же ведь, неосторожная.

Между нами дождь
Косыми прядями.
И туман.
Веретено?
Наматывай!
И уйти теперь, ведь не уйдешь.
Между нами
Столько чисел знаковых.

Завывает ветер,
Ярый,
Злой.
Леденящий.
Носит листья красные.
Правильно, люби, люби его.
Я же ведь такая безучастная.

Комната тонет в бессовестном дыме…

Комната тонет в бессовестном дыме,
Ты говоришь не курить —
Не курю —
Это пожар,
В нем горит все, что было.
«Ты обещала беречь», — говорю.
Синие, мятые,
С мелкими пятнами.
«Лед не горит!» — ты кричишь.
Тут молчу.
И не пойдешь ведь теперь на попятную.
Тише.
Не плачь.
Я тушить научу.
Помнишь, как слепо
С тобой,
Безоружные. Мыкались.
Ждали ключей от дверей.
Ты мой ошейник,
Мой кожаный,
С кружевом.
Прячешься в стенах холодных теней.
Волосы шею
Укрыли
Надежные.
Завтра меня ты возьмешь
Под прицел.
Детски-наивно считать, что все можно,
Если есть
Глок.
Я теперь не у дел.
Чувства ко мне
Не в толпе полу-ноликом −
Сосредоточены в сердце
Одном.
Только оно вот стучит
Параноиком:
Может, поищем мы музу в ином?
Я не пускаю:
Постой, моя милая,
Если уж хочешь быть верной, то будь,
Ведь у меня тоже сердце.
Обмылое.
Я его спрятала в самую грудь.

Не уходи.
Без тебя вьюга снежная.
Больно впивается снег ледяной.
Я для тебя стать могу даже
Нежной,
Мягкой, как пух тополей золотой.

То ли свернуться,
Мне хочется
Котиком,
То ли вспружиниться
Яростно
Ввысь.
И лишь потом
Не дрожать бы невротиком,
Если с небес кто-то крикнет мне:
«Брысь!»
И хорошо, только крикнут,
Ведь станется!
Трудно ли сверху плеснуть вниз водой.
Точно, как майских готов-голодранцев
Мы поливаем
За крики
Весной.

Слышишь: постой!
Подожди, моя дерзкая.
Только позволь
Мне
Быть рядом
С тобой
Есть у меня к тебе страшное.
Веское.
Тянет к тебе,
Точно рыбу
Прибой.

Точно медуза:
Осяду
Вся белая.
Слышу: кричат твои чайки,
Мы — муть.
Вяло спрошу:
«Может, нас с тобой не было?»
Так же ответишь:
«Попробуй, забудь».

Извинения

Сожжём все мосты, раздвижные поднимем,
В дорог перекрёстках рисуем сплошные,
Мы знаков поставим, что красные с белым,
Заборы построим и выстроим стены.

Да чтоб между нами ни жизни, ни света,
Ни чёрных дорог, ни весною, ни летом,
Ни днём фонари не горели, ни ночью,
Чтоб умер наш город — его обесточим.

И чтоб не добраться — разрушим дороги,
Порвём провода городских телефонов,
Все вышки и спутники, почты, сигналы,
Так, чтобы путей ни осталось, ни стало.

Сидеть по домам под кроватью, за шкафом,
Лишь только б не встретиться в чёрных пожарах,
Где город сгорает за площадью площадь,
Ведь прятаться вечно — конечно же, проще.

Ходить, озираясь, крадущейся тенью,
Врагов видеть даже в дрожащих растениях,
Но главное только не встретить ни разу
Друг друга в обрывках оставшейся трассы.

Сказать ведь «прости» — очень сложно и страшно.
Мы даже огни, что мелькают на башнях,
Гасим, потому что, быть может, на Морзе
Они всё мигают о чем-то серьёзном.

О нас, например, неразумных, как дети,
Что просто боятся друг другу ответить,
И оба давно не трепали бы нервы,
Но так неприятно быть в слабости первым.

Очи не черные, с зеленью серые…

Очи не черные, с зеленью серые,
Это все скука-тоска.
Кожа не белая, а загорелая,
Даже душа — батискаф.

Я и не милая, и не прекрасная,
Что же ступаешь мне в след?
Я безразличной и злобной той масти,
Что скалит зубы в ответ.

Разогнала всех друзей и подружек,
Легче намного одной.
Я и сама справлюсь с этою стужею,
Что в сердце стонет давно.

Очи не страстные, а безразличные,
Губы — прямая черта.
В сердце огонь, в голове лишь льды зычные.
Видишь, что мне не чета?

Тонкий и хрупкий, как ивова веточка,
Ты точно ангел красив.
Не обижайся, мы просто придирчивы,
К тем, кто касаются грив.

Кошки на выпасе, птицы на выгуле,
Вся эта жизнь не по мне.
Из своей шкуры я выросла, шутка ли?
Тут не бывает замен.

Вот же упрямый, тут сладить попробуй-ка…
Не улыбайся, дурак!
Ведь не приручишь, уйдешь искать новую.
И пропаду я за так.

Клетка

Думала, что надо извиниться,
Только вот зачем, раз все равно.
Из ладоней выпустил синицу,
А журавль — на юг уже давно.

Пожалел и отпустил в опушку
Из кармана. В нем полно птенцов.
Только вот не знал: она — кукушка,
Наломала там, в кармане, дров.

Каждый из птенцов ее — идея,
Высидела всех до одного.
Гладила по крылышкам, лелея,
Каждого любимца своего.

Ты же взял и отпустил, такая каша,
Расхлебаешь сам — бежать куда?
Прячь моих птенцов в карман подальше.
Скоро ведь наступят холода.

А, когда последнего опустишь,
И мое забудешь имя вдруг,
Я вернусь — любимая кукушка,
Зная, что сойдет опять все с рук.

«Ты зачем вернулась снова, птица,
Говорил же, не нужна ты мне!»
Но я знаю, столько не хранится,
Просто так пустая клетка на окне.

Crying

It’s a beautiful pain
And the most wrecking scar.
Снова серая лень,
Одиночества сталь.

Между ребер войдет
И примерзнет к рукам.
You can ruin my world.
I don’t feel you, my star.

Между ребер опять.
Застревает в груди.
И зачем было звать,
Что б потом уходить?

You’re my painful dream,
Завершенный полет.
There are lots of deep seams
On the surface of heart.

You’re warm and too kind,
Только вот не ко мне.
I wish you’ll be mine.
And it’s terribly bad.

Этюд в антраминовых тонах

Сегодня новый цвет твоих волос.
Сегодня новый цвет твоей одежды.
В глазах рябит от клетки и полос.
И я уже теряю нить надежды.

Лазурь и терракот, аквамарин.
Идешь, светясь, по улице бесцветной.
И бирюза и огненный кармин.
И между вами бесконечны километры.

От безобразия такого я с ума
Схожу поспешно, слишком точный факт.
И только отвлекусь — из-за угла
Твоя прическа, антрариновый гранат.

Пурмин и аквацит — твой воротник.
Ламин и бирюкот — твоя рубашка.
Глаза слезятся в этот страшный миг,
И я пытаюсь оценить твои замашки.

Я спутаю животных, города,
И имена, названья, травы, реки.
Бирмин я антракотовый отдам.
Но аквамин ульпурный мой навеки.

Выпь

У меня в глазах нет зеленых искр,
И живу я в своих непонятных мечтах.
Но ты тоже не старое зеркало — чист.
Я в глазах твоих вижу отчетливый страх.

Ты боишься меня и моих личин:
Я способна впиваться, кусками драть.
Но поверь, нет совсем никаких причин,
Чтобы прятаться в шкаф, на балкон, под кровать.

Не жалеешь меня, ну а мне тебя жаль.
На губах запеклась не чужая кровь.
У меня в глазах — грязно-серый асфальт,
Я ему посвящаю без счета слов.

Ты считаешь меня, не считая миль.
Я считаю, что ты… ну почти идиот.
Выводил из себя ты меня и бесил,
Как в двоичном незнак, разрушающий код.

Из карманов твоих сине-рваных джинс
Разлетаются бабочки, спички и воск.
Ты все думаешь, как бы растратить жизнь.
А моя мечта — встреча, разбить тебе нос.

Мне не нужно знать о твоих делах.
И девчонок своих забери с собой.
А упрямство и сердце мое во льдах
Не растает, потом не прольется водой.

Ты не куришь, с утра разжигаешь костры.
Книги жжешь и записки о старых делах.
У волос из-за этого запах, как дым.
Пальцев кончики в мелких печатях огня.

В нашем будущем странных и грубых людей
Ты меня обнимаешь и смотришь вперед.
У меня за спиной сотни прожитых лет,
А душа так свободна: ни бед, ни забот.

Ты не видишь причин отступать в никуда.
Звезды — неба болезнь, нездоровая сыпь.
Потому что внутри только тянущий страх.
И желанье кричать. Как кричит птица-выпь.

Декаданс

Декаданс, как название танца.
Мы с тобой протанцуем сквозь смог.
Здесь, в остатках зеленых плантаций,
Где в заборах пропущенный ток.

Задирая подолы и платья.
Проводами завязан корсет.
Новый век — это новая сказка.
Человечности новый портрет.

Декаданс, как название цвета.
Антрацитово-черный базальт.
Мы с тобой нарисуем им лето,
Нарисуем щенячьи глаза.

И Чешира кривую ухмылку
Нарисуем на белом листе.
Отстирать бы лишь руки обмылком.
Декаданс — несмываемый цвет.

Декаданс — это маленький город.
Не во Франции, там, где Париж,
А в окраинах, там, где свобода.
Там, где пыль осыпается с крыш.

Мы в нем встретимся только вот позже
И станцуем на площади раз
Под напев, наполняющий воздух.
Эта песня про все — декаданс.

Декаданс — это вид отношений.
Ты меня презираешь, ведь так?
Только держишь за руку все время,
Не давая скатиться во мрак.

Ненавижу тебя, мой хороший,
Только крепче держусь за ладонь.
Не друзья, не знакомые тоже,
Но ведь вместе разводим огонь.

Декаданс — инструмент музыкальный,
Как гитара, разбитая в хлам.
С ним бедняк восседает под пальмой.
С ним идем по большим городам.

Декаданса мы дергаем струны
И мелодия льется рекой.
И танцуем, безумно, бездумно…
Декаданс — это танец немой.

Декаданс — время светлое ночи,
Когда вечер почти что глухой.
И до солнца уже, между прочим,
Дотянуться возможно рукой.

Декаданс — это мы, наше имя…
Словно грешник, впадающий в транс,
Повторяет, пока не застынет:
Декаданс. Декаданс. Декаданс.

Посвящённое без посвящения

Я легко бы нашла для тебя применение:

Ты полезен в быту даже сам по себе.

По глазам бы читала погод изменения:

Синий — к чистому небу, железный — к грозе.

 

А высокими скулами, ровными самыми

Помидоры бы резала в мелкий салат.

Их не зря так давно называю ножами я.

Эти скулы острее всех лезвий в сто крат.

 

Ну, а длинному телу стоять в коридоре.

Худощав, но не вешалка. Ты — манекен.

Не безвольная кукла — ты просто спокоен.

Шарф — на шею, а куртке висеть на руке.

 

На закате поставить тебя у балкона.

Кудри темные мягко трепал бы сквозняк.

Пусть реальность уходит, такая холодная.

Ловец снов эти волосы. Больше никак.

 

Длинным пальцам судьба суждена музыканта.

Пусть рояль или скрипка, но не барабан.

Наполняй все мелодией и без антракта.

Звуки нежные выгонят злость и обман.

 

Я легко бы нашла для тебя применение.

Повторю сотню, две и еще раз опять.

Но не вслух. Моя тайна немая безвременна.

Я ждала тебя, знаешь. Всегда буду ждать.

Первый снег в моём сонном городе…

Первый снег в моём сонном городе,
Пряный запах заснеженных улочек,
Листья стайкою, листья ворохом,
Со снежинками в вальсе кружатся.

Первый снег в моём сонном городе,
Заметет все следы моей памяти.
Это значит, не скоро оттепель,
Надеваю на душу валенки.

Первый снег в моём сонном городе,
И хрустально-прозрачен ветер.
А снежинки пригрелись в вороте,
Позабыв о моем запрете.

Первый снег в моем сонном городе,
И апрель далеко позади,
Это значит не скоро оттепель,
Только что же там греет, в груди?

Для нас, подростков, всё это свойственно…

Для нас, подростков, всё это свойственно
Орать до чёртиков, злиться, кичится
И, выражая неудовольствие,
Сносить по камешкам все приличия.

Танцуя там, за окном, где холодно,
Почти целуясь с ветрами южными,
Пинать преграды, трезвонить в колокол,
Смиряться с болью или ненужностью.

Звучать, как музыка, терпко, трепетно.
Читать баллады в ночах с фонариком.
Сбегая и возвращаясь временно,
Писать стихи и прослыть прозаиком.

И хохотать, да по всем окрестностям.
Чтобы все улицы рядом слышали.
Что ты, счастливая, о бесчестности
По новостям никогда не слышала.

Что ты — горящая бесконечностью.
Что все тетрадки давно разорваны,
Что, наслаждаясь своей беспечностью,
Ты личность яркая, беспризорная.

Читая тайком не свои записочки,
По-быстрому пряча шпаргалки в карман,
Мы самостоятельно, по тонкой ниточке
Сами приводим себя в капкан

И взрослеем…

Назад Предыдущие записи