Lucifer — Старая Мара

Неспокойно было в ночном лесу, кое-где скрипели ветки, шебуршали в кустах — то ли ящерки, то ли мыши, а наверху в ветвях такие были шорохи, словно не птицы на них сидели, а невидимые чудища, наподобие стражей.

Накрапывал дождь. Я зашел в глухой густой ельник. По дороге наткнулся на собачий череп, торчащий из земли. Наступил ногою на него.

Так и вспомнились мне слова Вещего Олега: «Так вот, где таилась погибель моя, мне смертью кость угрожала. Из мертвой главы гробовая змея…»

Но змеи не было. Я нашел старый трухлявый пень. Вытащил из — за пазухи индийскую капалу, сделанную из женского черепа. У меня их несколько — для разных целей.

Налил туда из фляжки отвар из трав — чабреца и полыни. Размешал засушенной куриной лапкой.

Смотрю — между темных деревьев мелькнуло что-то один раз, второй. Голова кругом пошла. Смотрю — избушка передо мной стоит между деревьев и над ней несколько глаз горят. Потом смотрю — черная тень выходит из избушки. Вижу силуэт женский в черных одеждах льняных. Голова покрыта черной косынкой, не видно лица. В руке — костяная клюка, наподобие посоха, да четки костяные вокруг запястья обмотаны.

Я помотал головой, а она не исчезает. И голос такой — мягкий, приветливый.

-Ну вот и дозвался Денница до Марушки, — говорит.- С чем пожаловал?

-Рассорить одну пару хочу, Матушка. Привык я к делам темным, испокон веков ими лишь жил и тешился, царство мое на крови держится и на костях построено. Зверем черным брожу средь люда праведного, и как в рясу не кутаюсь, да все равно когти и клыки высовываются. Да вот нынче случай такой — рука у меня что-то не поднимается прямо —  в жизнь чужую-то вмешиваться, если только случай сам к тому расположит.

-Там пара — женщина с мужчиной?- Мара спрашивает.

-Да, — говорю.- Обычная, каких много на свете.

-Все пары сходятся,- Мара говорит. — Когда духи друг другу любы. Я испокон веку с Велесом встречалась, да и Кощеем порою. Но особенно любо мне было на спине у Змея Горыныча летать.

-Говорят же — шлюха вавилонская на драконе древнем,- улыбаюсь.

-И не шлюха вовсе, и не вавилонская, — улыбнулась Мара, — А на змее своем крылатом летала веками. И никто о том не знает и нигде о том не сказывают. Кто ж мне свечку-то держал?! Там, где жизнь моя мертвая — средь лесов и болот — где явь в нави утопает — там дело темное, простым смертным неведомое. Никому таких тайн не доверяла. Вот ты пришел и рассказываю.

Рассмеялась глухо.

-Суженные тогда счастливы и душа в душу уживаются, когда духи в их телах близкие, друг другу милые. Вот тогда лад и мир между ними. А когда духи в телах чуждые, враждебные, вот тогда наступают ссоры и войны. Ты ж, Денница, любого духа в любое тело загнать можешь, разве нет?

-А как же, — отвечаю.- Отец благословил, дал власть такую. Все тайны древние открыл мне, все печати вручил. Да и Брат Самаэль мудрыми наставлениями не обделил, что Отец не дал, то получил от Брата.

-Ну а что ж кручинишься, когда сила у тебя такая,- рассмеялась Мара.- Что ж ты Тору закрыл, да в темные леса отправился?

-Да понял я, что весь пантеон иудейский, как одно целое слитно. Самаэль всегда с Шехиной гуляет, пока Ха-Шем с Лилит развлекается. Не помирить … не поссорить, не распутать клубок вековой. Да и сама знаешь, я как оборотень черный все к вам ближе, от самоуправства отца, от перетягивания одеяла между братьями. Наущал я веками люд темный безобразия разные в церквях чинить, порчи наводить на свечи церковные, мороком непроглядным праведников заморачивать, злокозненные деяния против благочестия учинять, с пути праведного сбивать овец благочестивых, да в стадо козлищ сгонять. А пуще того, любо мне было грызть овец пастыря доброго,- рассмеялся так, что слезы выступили.- Ну вот и проговорился… А пиршества как же языческие? Разве не я на капищах гулял с людом безбожным? Разве не я идолов ставил против воли отца, что ревнив к поклонению богам чужим?

-А зачем тебе, Денница, все это надобно было?

-Да повелось так, что путь у меня свой. Что хотел свободным быть. Сам выбирать к кому идти, кому хлеб-соль, мед и вино ставить. Не по мне рамки и ограничения, молитвы и дела богоугодные. Как ни старался я… праведником стать, но таким быть не умею. Лучше буду зверем диким, жестоким, голодным и в этом спасение найду.

-Ну смотри,- погрозила мне Мара клюкой костяной.- Другого бы ягненка я давно на ужин зажарила. А в глазах твоих блеск хищный вижу, как сына встречаю, как родного волченка.

-Рим моим городом называют часто… Может потому, что имя мое латинское самое древнее и намоленное? А кто вскормил строителей Рима, не волчица ли?

-А Москву Третьим Римом почитают. Ни я ли веками черной тенью по Москве бродила, да жатву душ в Навь забирала?

-Ну к чему ты клонишь, Марушка?

-Ты не поссоришь никогда духов одного порядка. Что у минор собираются и мацу едят — те все нам чужды. И уж как я с Ладушкой не ругаюсь порою, уж как Макошу не высмеиваю… Но сестры они мне родные, и всегда ближе заморской Шехины.

Пожал я плечами.

-Ну смотри,- говорит Марушка.- Вот перед тобой 2 фигурки человеческих. Один мужчина — для меня, как обрубок ветки в руке, и женщина, как чур недотесанный.

-А для меня, как куски глины красной с Моря Красного или Мертвого — кого слеплю — тот и будет.

-Да хоть лепи, хоть строгай… хоть рисуй картины, хоть молитвы читай, хоть проклятия пой. Жить то будет в фигурках людских тот, кого Денница вселит.

Вот мужчина перед тобой. Возьми резец новый да заготовочку. Вырежи взгляд свирепый, брови нахмуренные, усы густые и руну смерти под ними. Увенчай короной, добавь руку и череп в ней. Потом морилкой все зачерни, а усы и руну посеребри. А внутрь поставь кость человечью, пола мужеского. И так мужчине и вручи. Это будет у тебя Кощей.

-Возьму глину, как с Моря Красного, как Самаэль учил и слеплю девочку обнаженную крылатую, с пышной грудью и волосами длинными, с двумя анкхами в руках. Внутрь поставлю женское ребрышко, да вручу женщине. Это будет у меня Лилит.

Рассмеялась Мара и потерла руки:

-Как ты думаешь, Денница, ужели Кощей с Лилит долго уживутся?

-А как скоро духи проявляться начнут?

-Да сразу, как вселишь, так и пойдет, с того же дня.

-Лилит …  она яркая, страстная, любит наряды покороче, помаду с блеском влажным, белье нарядное, да плеточки из секс-шопа. Она только развлечь умеет, выпить и покурить не дура, компанию составит как в экскорте, а для алтарной жрицы с чашей блудодейства — лучше не сыскать. Разве только Астарта ее на алтаре заменит.

Мара улыбнулась:

-А Кощей он строгий и суровый. Он порядок в доме любит. Пол чистый, чтоб все убрано было и вымыто, выметено начисто и прибрано. Чтоб обед был горячий, соленья он любит домашние, хлеб черный и водки выпить. Живет он с женщинами работящими, порядочными, скромными, глушается он блудодейством. Никогда мне с Кощеем не сойтись было близко. Привыкла я к послушанию мужчин. А он привык к подчинению женщин,- говорила Мара.- Редко я с Кощеем в браке состояла. Лишь по любви большой. Кощей, в каком бы теле ни был, находит себе Макошу.

-Мы говорим о типах душ, Марушка?

-Типов душ не так много, — отвечает она.- Архитипами их называют, психотипами или божествами. А все одно — есть тело, есть дух, есть духи в телах проявленные.

-А Самаэль — продолжаю.- Это такой бандит-авантюрист, покровитель игорных домов и пиратов. Первый советчик отравителей, верный друг алхимиков. Змей черный, то с косой, то с книгой в руках. Окружен он девушками нарядными, раздетыми, толпою их водит за собою, но не живет с ними никогда. Любит он скромную и добрую Шехину, домашнюю паучиху, что не вылазит от прялки, или из-за швейной машинки.

-Все духи многолики и многогранны,- тихо продолжила Мара.- И порою сходятся духи совсем различные, как небо и земля, как вода и огонь… и живут в слиянии контраста. Но если ты найдешь, где антагонизм и усилить его пожелаешь, то доведи его до предела. Лилит, как бабочка будет над Кощеем порхать, пока он ее не прихлопнет костылем костяным. Так и Макошу — белую лебедушку — черный змей Самаэль зажалит, так и Ладушку — березку стройную Яхве сожжет своим пламенем. Я же Мара Черная, Отца твоего с сыновьями нет-нет да и свожу в навь, что им в прави-то нашей делать? Только ты мне по сердцу из всех ваших, да Самаэль внушает страсть порою, так что забываю и Ярилу и Леля.

-Темные любят светлых, а светлые темных, когда устремляются вперед в порыве едином. Но если сам стержень различен или принцип внутренний, то не избежать вот этих терзаний.

-Вот и решай теперь, Денница, кого терзать кого миловать,- сказала Мара.- Коль получил власть судьбами распоряжаться, то делай это мудро и аккуратно, ведь чужие души потемки, а в тихих омутах водятся черти. Смотри, сам куда чертей вселить, куда ангелов, куда своих духов, куда наших. Калейдоскоп один, а из мозаика можно прекрасные фрески собрать, а можно не собрать ничего. Имей цель и иди к ней прямой дорогой. Вот тебе сказ, а уж как ты решишь…

-Как-нибудь решу, Мара. Спасибо тебе за поддержку, не ожидал я такого добра. Сколько в лесах взывал и все пустота отвечала, а теперь вот ты, как живая.

-Да я ж сама и стояла всегда за спиной, да тенью к тебе приходила. А вот увидеть меня не каждый может. А что увидел — спасибо Мороку скажи, это он Врата отворяет.

Вздрогнул я то ли от холода, то ли еще от чего.

И закрылись Врата. И в Явь я вернулся. Огляделся — нет избушки, ни тени женской перед нею, лишь ели темные предо мною стоят. Допил я отвар из капалы. И ушел из места проклятого, не оглядываясь.

Я сюда ни раз вернусь. Ученицу скоро поведу… посвящать в ведьмы.

Да вот как было — так и записал. К чему лукавить Деннице…

20.07.2015 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.