Крик петуха

Вот и новый день — а печаль моя остается прежней. Печаль и отчаяние — вот мои спутники, вот мои преследователи. От них не скрыться, как не убежать от самого себя. Вернее, убежать можно и от печали, и от себя — но для меня это не выход, ибо кроме нестерпимой боли есть еще долг, согревающий мое тщеславное сердце. Тантал не был прикован цепями, как Прометей, однако всегда оставался на своем месте, продолжая замирать каждое мгновение от страха быть раздавленным глыбой, нависавшей над его головой. Что держало царя Сипила, этого болтливого нечестивца, посвящавшего смертных в планы богов, принявшего участие в похищении Зевсовой святыни и поправшего свои отеческие обязательства перед сыном — что держало его на месте, предназначенном для его мучений? Да и что заставило любимого сына Громовержца сотворить столько злодеяний? Не сводятся ли все нити к тщеславию — неуёмному, великому и ужасному, вечно голодному, вечно жаждущему и страждущему в блеске своей нищеты? Разве не хотел Тантал доказать отцу свою ловкость, хитрость, изворотливость, свой ум и своё превосходство над «остальными» сынами Дия? И в результате, когда ужасающий смертных богохульник был ввержен в Аид, не сказал ли он в сердце своем: «Я ничего не боюсь, всё мне нипочем, тебе не сломить величия моего духа, отец»? И, каждый раз замирая от страха под гигантской глыбой, Тантал думает: «Пусть они смотрят, как я отважен и горд. Я не сойду с этого места — не попрошу и их помощи — и никто из олимпийцев не осмелится приравнять меня к смертным. Восхитившись моей смелостью, моим дерзанием духа, боги возвысят меня на подобающее мне место — тогда отец наконец-то по праву признает во мне равного себе. Так тщеславие приковывает к одному месту не хуже крепкой цепи. Если бы не его могучая сила, если бы не знал я, что на меня взирают боги, если бы не верил в свой особый путь, в свою «избранность» — разве стал бы я заниматься этим скорбным ремеслом, которое все больше губит меня? Ничто не унижает человека так, как это делает надежда.

Я родился в особый день — звезды предначертали появление на свет великого учителя, великого пророка, гласа божия — и на свет появился я. Я всегда чувствовал в себе особую силу, дар свыше — это ощущение собственной божественности влекло меня в монастыри, эзотерические общества — туда, где люди искали в себе божество. С детства меня непреодолимо тянуло к мистическому, к теургическим учениям, духовным практикам и прочему. Подтверждение своих чувств я получил, когда изучал астрологию и раскрыл секреты своего появления на свет. Обоснование столь давних предположений для кого-то послужило бы поводом к феерическому восторгу, к переосмыслению всей своей жизни — но я даже не удивился. Привыкнув воспринимать свою избранность как данность, я не мог реагировать иначе — мое тщеславие, моя гордыня не позволили бы этого. Я видел себя в роли нового Мессии, Спасителя Мира, Света Миру — этот жребий, эта чаша были желанными для меня, словно нектар и амброзия с олимпийского пиршества.

Речь шла лишь о том, кто достоин быть учителем такого великого человека. Я ждал дня своего посвящения — и он никогда не наступал. Именно потому меня тянуло к мистическим учениям, но никогда не затягивало. Привычное отношение ко всему на свете свысока не позволяло стать чьим-то учеником. Я ждал великого Иерофанта, избранного судьбой для моего восхождения.

«Ведь каждый Великий Учитель при этом и Великий Ученик» , — часто повторял себе я, когда сомнения подступали к горделивому сердцу моему — и от этой фразы они до времени рассеивались, уступая место надежде, хотя такие промежутки самоуверенности и спокойствия становились с каждым разом все короче и короче. У этого были свои причины, ведь несмотря на определенность своей божественной натуры, я понятия не имел, что мне надо делать и как реализовать свое предназначение. Иногда худощавый призрак слабости нашептывал: «Может быть, ты и не Мессия? Ведь Мессия должен знать, откуда и куда он идет. Ты же лишь сомневаешься и чего-то ждешь». За ним появлялся уродливый призрак страха и насмешливо кричал: «Пусть ты даже и бог во плоти — что с того, если ты не знаешь, что с этим делать? Так ты и просидишь в ожидании божьего знака всю жизнь, пока не умрешь, как последняя ничтожная тварь. Ты никогда не достигнешь ни Олимпа, ни признания, ни Мудрости, ни Бессмертия. Ты жалок и нищ волей и разумом».

Когда меня посещали эти чудовища, я несколько мгновений колебался, а затем обычно говорил себе и им, беспощадным: «Придет время — я встречу своего Иерофанта. Он объяснит, в чем моя задача. Подите прочь, бесы!». После этих слов призраки не могли не исчезнуть — для того, разумеется, чтобы со временем вернуться и снова попытаться отвратить меня от лестницы, возводящей в небо, как это обычно бывало и со святыми старцами, и с античными героями, и с йогами — со всеми, кто жаждет Небес, лукаво заигрывают духи трепещущей плоти.

Со временем, некий злой демон начал мне нашептывать: «Хорошо, ты бог, и тебя наставит на твой великий путь некий иерофант, избранный для этого так же, как и ты. Однако, кто может гарантировать твою встречу с этим человеком?». Моим ответом было: «Божественное проведение». «Но ведь бог-то и есть ты!», — смеялся демон, и его смех превращал твердую и высокую скалу, на которой я обычно горделиво красовался над миром с его слабостями, в вязкое болото, смердящая жижа которого не давала пошевелить ногами и утягивала вглубь — в прочие сомнения, в прочие искушения моего духа, в прочие столь болезненные колебания.

Что могло спасти меня от нападок темных сил, этих блуждающих огоньков, сманивающих людей с духовного пути в густые чащи невежества и слабости? В один из таких визитов третьего призрака я решился и ответил ему: «Да, я бог — и я сам найду своего Иерофанта, ибо всё мне подвластно!». «Как же ты это сделаешь?», — попытался пошатнуть мою самоуверенность злой демон. «Очевидно, что этого человека снедает то же чувство, что и меня — он жаждет найти своего Мессию для того, чтобы реализовать свое предназначение. В этом аспекте я нужен ему в той же мере, в какой нужен мне он. Все, что требуется сделать — привлечь к себе взоры всех, кто занимается духовным самосовершенствованием, воссиять, словно яркая звезда — рано или поздно, среди ведомых моим светом окажется и мой Иерофант. Он придет к мне — и мы узнаем друг друга, ибо сам дух вострепещет в нас, словно в мистических влюбленных. Так свершится предначертанное!». После этих слов демон пропал, не найдя подходящих возражений.

Однако, чем бы я мог привлечь людей, ищущих путей в Царство Божие? Не осознав до конца своей божественности, не приняв мудрость и могущество через посвящение — могу ли я учить толпу методам восхождения духа? Очевидно, нет. «Мне еще самому многому предстоит научиться», — думал я и мечтательно закрывал глаза, представляя встречу с Иерофантом, который расскажет все, что надо, направит, научит, возложит на меня свои длани, и скрытый бог проснется во мне. «Какая это, должно быть, честь — учить Мессию», — размышлял я, рисуя в своем воображении черты того, кому уготована такая честь. В конце концов, я пришел к выводу: лучшим способом привлечь Ищущих является показательный образ жизни аскета и мистического отшельника (к ним всегда, как сквозь сито, пробиваются самые яркие личности, стремящиеся к Богу). Я испугаю визитеров словами о скором суде Мессии, при этом я поощрю каждого, кто посетит меня — например, через отпущение грехов. От меня не убудет, а люди, может, заинтересуются, позарятся на бесплатное очищение души перед концом мира. Кому не хочется принять из рук святого отшельника новую совесть — чистую, как белый лист? Рано или поздно в их числе придет и Он — тогда настанет день моего триумфа.

Я начал проповедовать в небольших селениях, приняв суровую аскезу. Сперва люди относились с недоверием к моим словам о приближении Мессии и необходимости покаяния, но чем дольше я проповедовал, тем лучше у меня получалось очаровывать слушателей. Разумеется, большую роль играл и мой внешний вид: грязные лохмотья на худом изголодавшемся теле (я питался в основном лишь саранчой да диким медом — в наших краях обычная трапеза, подаренная природой), горящие глаза и голос, подобный грому. Это определенно оказывало впечатление на чуткие натуры, остальные же заражались от первых, ибо в толпе растворяются любые личности.

Когда моя популярность возросла и встреч стали искать жители крупных городов, специально приезжая в предполагаемое место моей очередной проповеди, я понял, что пришло время перемен. Я осел возле небольшой реки, которую стал использовать для своих ритуалов. Надоедливые посетители нуждались в традициях. Так, для очищения от грехов, человек заходил в реку, я возлагал на его голову руку и говорил: «Благословляю тебя, сын мой» или же «дочь моя». И ритуал, и фраза были выдуманы спонтанно и, хотя смысла в них было мало, люди сами придумывали причины, «почему учитель делает именно так, а не иначе» — они сами наполняли ритуал тем смыслом, который им хотелось видеть.

Прошло три года. Три года моё гадкое бесполезное ремесло разжигает во мне лишь скорбь. До сих пор люди приезжают за моим рукоположением, не понимая толком, что принимают на себя. Я слышал, как одна женщина говорила другой, что я раздаю гарантии вхождения в Царство Божие, потому нужно приобщить к моему ритуалу и детей. Однажды до меня донесся слух, что Бог «усыновляет» людей через погружение в воду. Ничего подобного я не говорил, но, не имея резона разубеждать толпу, я позволил ей пребывать в заблуждениях. Какие мелочи! Разве я сделал зло этим людям, если сменил невежество, в котором они жили до встречи со мной, новым невежеством с оттенком благочестия? Главное — мой вожделенный Иерофант все еще не явился. Оттого это ремесло и отвратительно. День за днем тоска все больше увеличивается, сомнения, словно мрачные ужасы, окружают. И призраки шепчут богохульные речи — и этой ночи не предвидится конца, ибо я боюсь, что не доживу до спасительного крика петуха — вестника утра — а паду жертвой самых страшных порождений тьмы, приходящих перед рассветом.

День уже подошел к концу и солнечный диск коснулся черты горизонта, когда из толпы вышел Он. Неспешной походкой направился Он ко мне, и все взгляды были прикованы к Идущему. Словно Тихий Свет окружал Его, чистого и невозмутимого.
Я узнал Иерофанта.

Все труды прошли не напрасно, вот и день ликования земли и небес! Меня охватили радость и трепет, я потерял ощущение опоры под ногами, а Он просто шел. Расстояние сокращалось, и я лихорадочно пытался сформулировать торжественную фразу, подходящую для этого триумфального часа — я так часто представлял себе момент встречи с Иерофантом, но сейчас словно все мысли и воспоминания разбежались в испуге от Его шагов. Наконец, Он подходит ко мне и становится в воду.

«Благослови меня», — говорит Он и склоняет голову.

Меня охватывает недоумение.

«Да ведь это я должен принимать от тебя посвящение!».

Он усмехается: «Делай, что предначертано».

Взгляды толпы прикованы к нам, а Иерофант стоит с опущенной головой. Все неподвижны. Все ждут. Я нерешительно кладу руку на голову Иерофанта и бормочу: «Благословляю тебя, сын мой».

В этот миг происходит нечто невообразимое. Небеса разверзаются и оттуда на моего Иерофанта сходит Дух Божий, а громовой голос, отчеканивая каждое слово, молвит: «Это сын мой возлюбленный, в нем мое благоволение». Яркий свет озаряет всю округу, а затем видение пропадает. Я ошалело одергиваю руку от головы Иерофанта и оглядываюсь по сторонам — толпа неподвижно смотрит на нас, как ни в чем не бывало. Неужели только я видел и слышал это? Что это за голос прозвучал, словно небесный гром? Я теряю свой разум в сомнениях.

Иерофант поднимает голову и смотрит мне в глаза. «Замечательно, ты выполнил свое предначертание, а я теперь выполню свое. Прощай».

Он выходит из воды, разворачивается и уходит. Ничего не понимая, я бегу за ним. «Погоди, ведь ты еще не посвятил меня в таинства моего пути — куда же ты направляешься?».

Иерофант останавливается и вновь смотрит на меня своим ясным взором. «Тебя и не нужно посвящать. Это ты посвящаешь. Ведь ты Иерофант. Это твоя миссия и ты сегодня выполнил ее. Радуйся».

«Как я могу быть Иерофантом? Иерофант — это ты. Все, что я делал, было направлено на то, чтобы ты нашел меня, и замысел Бога был осуществлен!».

«А между тем сам Бог сегодня говорил с тобой. Не печалься, замысел его действительно осуществился, а я действительно тебя нашел. Ты все сделал правильно».

«Но почему Иерофант я, а не ты? Чем мы друг от друга отличаемся?».

«Все просто. Пока ты верил только в себя, я следовал своей судьбе и верил в своего Бога. Бог и привел меня к тебе. Что значит посвятить божьего посланника в какие-то таинства? В каких таинствах может нуждаться вместилище всех тайн? Чему можно научить собеседника Всеведущего? Посвящение — всего лишь акт признания божественности Мессии одним из существующих религиозных движений. Ты создал такое движение, распространил свое влияние на тысячи, десятки, сотни тысяч людей. Сегодня и я принял благословение из твоих рук. Это значит, что ты признал во мне сына Божия. Ведь ты тщеславен и горделив, ты не мог уповать на Бога в вопросах собственной реализации. Потому ты трудился, влекомый своей целью. При этом, тебе не хватало уверенности в том, что ты настоящий Мессия — потому ты так долго ждал, не решаясь объявить себя Спасителем Мира. Вот в чем дело».

Мне стало тяжело дышать от волнения. Мой собеседник продолжал.

«Сегодня все люди видели, как ты признал во мне нечто большее, чем просто человека. Все заметили, как ты одернул руку, а затем догнал меня и — всегда столь возвышенный и самодостаточный — говорил со мной, охваченный дрожью. Наконец, кто-то слышал обрывки нашей беседы. Молва летает. Завтра меня уже будут знать все, и каждый уверует в мое имя, даже не после моих чудес и проповедей — лишь увидев меня воочию. Я уже становлюсь легендарным, благодаря твоему тщеславию».

«А что же мне делать?».

«Да уже ничего — можно и умереть. Ты выполнил всё, для чего был сотворен. Скоро придет и твой последний час. Ладно, пошел я. Прощай».

Он развернулся и пошел прочь от меня. Наши пути пересеклись для того, чтобы вновь разойтись в разные направления. Я был раздавлен его словами. Всё, к чему так долго стремился, всё, чего добивался, чего вожделел, о чем мечтал, чем тяготился, как тяжелым долгом — но в то же время и гордился, как долгом, достойным бога — всё исчезло, словно дым. Я услышал смех демонов: «Да ведь и сам ты тоже дым. Ты призрак — вон удаляется истинный бог, ты лишь подражал ему все это время — так долго ты жаждал достичь его высот, но Вселенную не обманешь. Ты все равно один из нас. Ты подобен нам. Ты тоже дитя ночи».

Я с ужасом осознал: они правы. Так долго ждал я крика петуха, и вот он раздался. Луч солнца, изгоняющий призраков, озарил меня. Но я не знал все это время, что и сам я призрак, а потому долгожданный миг принес мне лишь боль и смерть, а когда мое сумрачное тело рассеивалось, прославился Свет Истинный, и мир возликовал, ибо наступила золотая заря.

Ноябрь 2012

Назад Вперёд

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.