Для Асмодея

По мигающим граням горящим лучом
Уводить в безвозвратные дали,
Зажигать чьи-то сны бесконечным огнем,
Воплощать то, что даже не ждали.

Обреченности нет, где кончается круг.
А ключи от ворот мной хранимы.
Для кого-то хозяин, а кому-то я друг,
А кому-то я просто любимый.

Незнакомых дорог бесконечный узор
Заплетает незримые нити,
Нас выводит на звездный бескрайний простор,
Где смыкаются цепи событий.

Бросить вызов привычному миру посметь,
И злорадствую догмы нарушить;
Нужно что-то в душе своей страстной иметь,
Чтобы тронуть другого за душу!

Чтоб как райский нектар чашу яда испить,
Из рук в руки взяв ключ от портала,
Чтобы радость и боль в полноте утолить:
Нужно знать то, что знает лишь Дьявол.

24.03.2014 г.

Quis ut Deus — Ветвь Акации

«Меч неизбежно порождает кровь. Кровь очищает пространство. Сама по себе, пролитая кровь взывает к милости Всевышнего. Но равнодушно Всевидящее Око, ибо давно рассудило наперед, и знает подлинно и достоверно, кто и за что будет наказан. Огненный сумрак настигает человеческие мысли, даже на полпути к лабиринтам хаоса. Здесь нет и не будет ничего, кроме огня, в котором сгорит даже росток от тлетворных семян лжи. Напрасно искать вожделенного дара истины пустыми мольбам о мирском. Они бессмысленны, как любой мираж, что созидается и разрушается в пустыне», — так говорил Наставник, крепко сжимая мою руку, чтобы я не спал на ходу.
А мы все шли и шли, увязая по щиколотки в сыпучем раскаленном песке.
Только два незыблемых столпа – утвержденный силой и утвержденный свыше — Столп Облачный и Столп Огненный – сопровождали нас в пустыне, потому что конечная цель всех мечтаний — была уже близко. Зато… Сколь странно было оборачиваться на шорохи, исходящие от погибших караванов. Мы подошли к оазису, а рядом лежала гора черных, обугленных на солнце костей.
-Песчаная буря, вырвавшаяся из Врат Ирема — застигла их здесь. Многие сотни миль преодолел вихрь, чтобы погрести этот караван под слоем песка. Они задохнулись мгновенно. В жарком песке мумифицировались их тела, а потом, когда ветер переместил барханы над ними, они вновь были предоставлены обжигающим лучам немилостивого солнца.
-Подожди, я слышу — они шепчут. Они шепчут какие-то обрывки слов.
-Нет, это ветер играет полами их выгоревших под палящим зноем лохмотьев. Это души их мечутся далеко-далеко отсюда, ожидая своей участи в пламени, плачут и стенают, а тебе эти стоны доносит даже пенье ветра и шорох песка.
Я шагнул к оазису.
-Нельзя!- он загородил мне дорогу.- Здесь Врата Смерти. Здесь вода отравлена трупным ядом разлагающихся мыслеформ, брошенных ими в пространство в момент, когда они задыхались в песке, корчась в последних муках. Здесь же осели они клочками боли и отравили и воду, и почву, и воздух и все на милю и на столетия кругом. Идем же. Это место проклятое.
Один из черепов хрустнул и, сорвавшись с шейных позвонков сидячего скелета в черных лохмотьях, на которых кое-где проступала позолота, покатился к моим ногам.
Но мой Наставник заслонил меня от черепа и разрубил его мечом на две части. Из черепа вырвался крупный червь и нырнул в песок недалеко от места, где начиналась почва.
Я шагнул вперед и с трудом прочитал почти стертую надпись на выгоревшем одеянии скелета.
-Хет йуд рейш мем.
Я пожал плечами:
-Невероятно.
-Я показал тебе это место. Смотри! – проводник указал на древо, цветущее недалеко от нас в оазисе.
-Акация,- осторожно сказал я, чтобы не нарушать тишину.
-Неверный раб похитил бесценные свитки с чертежами и тайно бежал в Ханаан. Три человека от имени царя бросились в погоню, и гнались за ним три дня и, наконец, нагнали. Между беглецами и преследователями началось сражение. Сначала шли в ход стрелы, потом мечи, но никто не мог взять верх. Царь увидел это в хрустальном шаре, но не смог больше ждать. Он затворился наедине со своим Звездочетом и произнес слова, что отверзли Врата Столпов. И смерч прошел многие мили, обойдя стороной все города, и настиг беглецов подле сего оазиса. Здесь же они остались погребены под слоем песка. Земля здесь проклята. Имя их проклято. Оставаться здесь нам ни к нему. Ты слышал их стоны о пощаде, но разве ты бы их простил?
-Нет.
-Вот и не прощай за нас, если мы не прощаем.
Он повел меня прочь. Мы отошли уже довольно далеко и когда я, наконец, решил обернуться – оазиса позади как будто не было и в помине.
-Зачем мы здесь? Зачем это все?
-Это необходимое испытание, чтобы постичь, сколь тяжела и опасна дорога и сколь безгранично мое желание пройти ее рука об руку рядом с тобой.
-Но те шорохи?
-Забудь, нам нужно успеть до рассвета.
-Следующая ночь будет ночью мистерии. Тебе еще нужно отдохнуть.
И  так мы шли и шли под палящим зноем, в белых одеяниях, укрывая головы и лица платками. На закате мы подошли к городу и, зачерпнув воды из колодца, недалеко от ворот, наконец- то, смогли утолить жажду. Нас ждал пустой дом, оставленный моему Наставнику хозяевами, долгий отдых и предстоящая мистерия.
Когда мы зашли внутрь дома, Наставник улыбнулся мне и вытащил из-под плаща ветвь акации.
-Возьми,- сказал Наставник.- Пока ты читал надписи, я срезал ее для тебя.

(c) Michael Elohim для Gilel Elohim — 17.12.2013

Око Небес

Это Око Небес. Мудрый взор справедливо-спокойный.
Это Око Небес. Обреченность безликой судьбы.
Это Око Небес. Беспристрастно взирает на войны,
На кровавый рассвет и закат бесконечной борьбы.

Оно вышло из черных времен беспросветного рока,
Равнодушно встречая костры и кровавую сталь.
И оно безупречно как истинный дар для пророка
Артефакт Тьмы и Света, ведущий в Небесную Даль.

Оно жгло города, поднимало из праха могилы,
Оно Знанье и Суд в огнедышащих Знаках Конца.
Оно Имя всех Чисел, что созданы огненной силой,
Оно явлено тайным избранникам волей Отца.

Это – молния в небе, искрящая страстью и болью,
Это вечность, пришедшая с древних камней пирамид.
Это звездный кристалл, переполненный ртутью и солью.
Над Землею и Бездной, ¬над Адом и Раем горит.

Над зловещей границей, под знаком печатей нетленных,
Серный пепел с Мечей смысла теплая красная ртуть.
Я стою на пороге. И Я — Архитектор Вселенной.
И теперь Я с Тобою продолжу Твой Огненный Путь.

Сентябрь 2013 г.

Quis ut Deus — Невероятная Судьба Рогов Ваала

Литературное прочтение Древнего Свитка

Это было на рассвете. Рассвет был уже жарким, день надвигался яркими лучами знойного иерусалимского неба. Мория была вся залита огненно-алым сиянием восходящего солнца.  Последние слуги Ваала были перебиты. Теперь он шел нам навстречу, медленно волоча тяжелые кандалы. Это был тот суровый, мрачный ханаанский бог, почитатели которого отдавали ему в знак служения самое дорогое – своих первенцев проводили через огонь и сжигали их плоть в угоду ему – вечно голодному кровожадному чудовищу. Сейчас он был не похож на себя, не было прежней власти в глазах. Он был сброшен со своего пьедестала, унижен, предан суду, и сейчас надлежало исполнить приговор, вынесенный Советом Священной Эннеады.
Мы с Асмодеем стояли рядом перед строящимся Первым Храмом. Мы ждали, когда Ваала приведут сюда для исполнения приговора.  Асмодей весело вращал в воздухе мечом. Я же был холоден и задумчив. Мы пошли против воли Яхве, который хотел миловать Ваала. Но Асмодей заранее предупредил меня, что наказание необходимо ради общего дела, я не стал с ним спорить. И мы вдвоем, объединив усилия, все-таки склонили большинство голосов Священной Эннеады на нашу сторону.
Когда я был у Господина Архитектора — Господин молчал, лишь загадочно смотрел в мои глаза. Я не спрашивал. Но я чувствовал, что они что-то скрывают. Я рад был, что оказался вовлечен в это священнодейство. А роль Судьи и Палача была мне явно к лицу.
Меня так любят называть небесным первосвященником. Но плох тот первосвященник, что ни разу не смывал со своего талита жертвенной крови.
…Но вот ангелы, наконец, подвели Ваала совсем близко. Он едва двигал цепями, морщась от боли. Кровь медленно сочилась из-под цепей, сковывающих его руки. Начальник караула передал мне конец цепи.
Я толкнул Ваала в плечо. Он рухнул на колени, лицом на запад, молитвенно воздев руки к высокому жаркому солнцу. Он шептал на ханаанском наречии обрывки фраз, робко прося Высокое Солнце сохранить в камнях его разрушенных храмов огонь, который бы зажег последователей через сотни лет.
Асмодей толкнул его рукояткой меча в затылок. Он медленно опустил голову.
Сам ритуал не был долгим. Четыре удара, и рога над головой и над солнечным диском, украшающим головной убор, пали наземь. Позорное, унизительное наказание за дерзкое неповиновение власти Высших. Хирам был последним жрецом его культа из всех убитых. После назначения нового Архитектора Храма, Ваалу не оставалось шансов. Это был логический итог. Новый Архитектор Храма, в отличие от Предыдущего, подчинялся лично Господину и получал от него указания по строительству напрямую без всяких посредников.
Как только четыре рога оказались на земле, Асмодей поднял два из них и, указав мне на вторые, улыбнулся:
-Отнесешь Яхве. Поделили наследие культа.
-А ты?
-А мне нужно лететь к Господину. Хотя… Пожалуй, нет. Сперва, давай развлечемся.
Я дал знак ангелам из своей свиты. Они подняли Ваала под руки. После отрубания рогов он окончательно ослабел, и шел шатаясь. И так мы отвели его за быков Медного Моря. Там ждали еще несколько моих слуг, которые играли в кости с ангелами Асмодея.
На Ваала все отреагировали мгновенно. Кто-то рванул с него золотой пояс, кто-то ожерелье. Он не поднимал глаз. Теперь уже я ногой толкнул его вниз. Он уперся головой о камень постамента Медного Моря. Он молчал, лишь чуть слышно хрипел, так, словно сдерживает стоны и слезы. Я достал свою любимую плетку и начал стегать его по спине сурово и безжалостно. Ваал тихо застонал пару раз.
-Не слишком ли ты много выпил крови еще со времен Исхода?- спросил я, ударив его по пустому теперь венцу с солнечным диском.
-Я не могу иначе,- хрипло ответил Ваал.
-И мы не можем,- сказал Асмодей.
Он дал знак одному из слуг, который начал срывать одежду с бывшего царя.
Ваал больше не стонал. Он только вздрагивал, да судорожно царапал сжимающимися пальцами землю. Сначала это делали слуги Асмодея. Потом я дал знак своим слугам.
Все делали это по-своему, и ни один не обошелся без того, чтобы доставить прежнему царю больше страданий.
В общем, это было длительное, но не очень интересное зрелище. Казалось, царь был почти без чувств, когда последний слуга от него устранился.
Мы с Асмодеем, конечно, не притронулись к нему, стоило ли нам, сынам Элохим, пачкать себя в таком действе. Хотя ненависть к нему и перевешивала порой в первые мгновения чувство брезгливости, но потом Ваал полностью потерял остатки царской осанки и выглядел столь жалким и беспомощным, что к нему осталось только отвращение.
Потом его увели в темную каменную гробницу и положили там, и задвинули крышку, и сверху накатили тяжелый камень. И слышно было, как он едва слышно дышит, чтобы дышать так еще три тысячи лет. И никто не сможет его освободить, потому что сверху я собственноручно поставил Третью Печать.
Потом, мы отправились каждый в свои пределы.
Через некоторое время я гулял с Господином в садах.
В какой-то момент Он сделал ангелу, шедшему мимо, знак и ангел улетел прочь. Он вернулся к нам, когда мы уже обошли наполовину одно из небольших озер.
Ангел держал в руках большой сверток. Он почтительно склонился и протянул сверток Господину, а Господин — мне. Я развернул его. Там была роскошная золотая корона, украшенная этими рогами.
-Ну, что скажешь, Михаэль?
-Единый Владыка и Единый достоин права.
-Красиво ли?
-Ослепительно.
-Михаэль, ты прав, Владыка один. Я воспользовался своим правом. Боги терпеливы, но и наше терпение имеет границы. Ваал мог питаться только сексуальными оргиями, и ему бы вполне хватало, но он помыслил об уничтожении столь милых моему сердцу людей. И когда задымилась внутри идола горящая человеческая плоть – он сам подписал себе и своим жрецам окончательный приговор. Мое право даровать или отнимать символы власти. Рога — один из многих символов и отныне они пребудут только со мной.
-Они очаровательны на твоей короне.
-На моей короне очаровательно любое украшение. Но, Михаэль, расскажи мне, как Яхве распорядился своей парой рогов?
-Он приказал изготовить из них  два шофара, и вручил эти шофары Габриэлю и Рафаэлю, чтобы они трубили по случаю важных событий.
-Ты сможешь воспользоваться хотя бы одним из них?
-С Рафаэлем мы сразу договорились об этом.
-Я думаю, тогда ты все же сможешь протрубить раньше других, как придет время.
-Безусловно, Господин. Только вот люди будут путаться, за кем же из нас первое и главное право трубить. Ведь Яхве назначил первым трубить Габриэля.
-За тобой Михаэль, это право. Это мое слово. И оно будет записано в священные тексты наравне со словами Яхве. Он не нарушит Древнего Договора. Ведь слово можно нарушить даже перед людьми, но только не перед такими же Элохим.
На следующий день на торжественной церемонии триумфа, я держал Корону с рогами на большой подушке вышитой золотыми нитями. Ангелы по очереди касались Новой Короны в знак своего восхищения, и Владыка чертил знаки благословения над каждым из них. А потом Владыка надел Корону на голову и расположился на своем лучезарном престоле.
…Ваал и доныне скован в каменной гробнице. На алтарь его гробницы беззастенчиво попадает луч солнца. Но сам Ваал лежит в жуткой ледяной темноте. Он не жив, ни мертв, а где-то между двумя состояниями. Он проклинает день, когда вообще появился на этих землях. Он ждет, когда кто-нибудь из его жрецов обольет постамент кровью и даст ему еще пищи.
3000 лет спустя, последователи Ваала наконец нашли огонь в холодных камнях и даже выстроили ему небольшой храм, куда приводили обольщенных ими жертв, которых называли своими друзьями, и сжигали там их души. Культ Ваала тем отличается от прочих, что там принято жертвовать не врагами, а друзьями. Это самая подлая и циничная жертва. Весь о новом Храме Ваала быстро разошлась по земле и даже собрала себе сторонников. Туда собирались те, кто хотели сжечь свои и чужие души.
Я стал часто заходить в этот храм и искать там осмысленные взгляды. Никто не мог мне воспрепятствовать, потому что стража там вечно дремала, а самого Ваала там не было. Скованный Третьей Печатью он лишь на расстоянии управлял сожжением душ и стягивал энергию из медного идола в свою темную гробницу. Люди в храме были одурманены. Они поклонялись пустому медному бочонку. Места же захоронения Ваала не знает никто, кроме непосредственных исполнителей приговора. И никто не узнает его от Меня или Моих Ангелов, кроме тех, кому Мы сами пожелаем сообщить это место.
Только скоро все равно там случится землетрясение. Потому что грехи Ваала и сооружение им нового храма переполнило чашу весов.
Возня вокруг его храмов отвлекает нас от Великой Миссии по строительству Лучезарного Храма Господина Архитектора. Он, кстати, по-прежнему, иногда надевает Корону с трофейными рогами, хотя у него немало и других атрибутов власти и могущества. Но эта древняя Корона, конечно, для нас всех ценная память о давней Победе.
Но теперь весы опрокинулись и принято окончательное решение сбросить Ваала в такие недра, откуда он уже не сможет внушать очередные подлости своим последователям. И там он сомкнет свои истлевшие веки навсегда. Мир его праху.
Я же продолжаю выводить людей из его последнего храма. Когда я выведу оттуда всех думающих людей, мои ангелы разобьют четыре столпа и кровля падет на головы жрецов и всех собравшихся тех, кого уже успели лишить души и тех, кто бездумно передал им права на свои души и кого уже нельзя спасти в силу их собственного нежелания.
Судьба последователей Ваала быть погребенными под руинами своего храма.
Sic Dixi, Quis ut Deus.

Ноябрь 2013 г.

Ad Quis ut Deus — Я теряюсь в Огненной Бездне

Я теряюсь в Огненной Бездне: невероятной, огромной, всеохватной. Мое сознание погрузилось в сумрак. Я срываюсь с края, и все время падаю, падение бесконечно. Падение к вершинам неба. Падение к звездам. Каменный туннель, кирпичики бытия, оковы рока. Бесконечный полет в никуда. Видения проносятся и больно ранят сознание силой своего проявления. Жестокость ирреальных миров зажигает огни во мраке своими красками боли. Безупречное постижение Знания. Я заливаюсь от смеха с ключами в руках в далеком мире, которого они не видели никогда. Они бы спросили меня, что я курил. Но нет, сигареты, пожалуй, больше я ничего не курю. Мое тело по-прежнему здесь. А дух давно летает за чертой. Смысл бытия — там. Начало и конечность. Крушение всех иллюзий. Пламя, пронизывающее сферы, рассекающее грани материи, воссозданной в кристаллах света. Теплые потоки, пронизывающие ткань потусторонней реальности. Где я заблудился? Откуда и куда лечу? Меня гложет неизвестность. Что я должен еще успеть сделать? Какой кровавый след оставить в свитках мироздания? Что выжечь на чистых и пустых каменных скрижалях, переданных мне из горящего древа? Что высечь на дверях забытого разрушенного храма, чтобы он вновь воссиял в первозданной красоте и силе.
Я всю жизнь к этому шел, долгие годы занимался магией ради этого. Я не знал, как умеют действовать Посвященные, как они переходят эту грань реальности.  А потом все закрутилось с невероятной скоростью. Я не успел оглянуться, как получил то, что столько лет искал.  Я стоял в кромешном мраке, на перекрестке девяти дорог, а у моих ног лежал свиток, написанный на древнем языке. Я открыл его и прочитал от слова до слова. Хорошо. Но, что делать дальше? Как с этим жить? Крылья за спиной, уводящие в бесконечность миров, тяжелый груз, если только ты не летаешь.
…Мне хочется, чтобы молния вывела на небе Знак, перед которым ужаснется Вселенная. Мне хочется, чтобы летящими огнями и потоками падающих звезд в этот мир пронеслось окончательное и роковое слово с той стороны. Я жду тебя, Ангел Конца Света. Я жду Начало Конца.
Июль 2013 г.

Ученица Художника

Часть I

Она стояла одна на piazza del Duomo перед гигантским собором Santa Maria del Fiore, чей красновато-коричневый купол опрокинутой чашей врезался в темное ночное небо.
Она любила ночь и не любила день.
Она любила тишину и тайну, и не любила дневной шум и толкотню в туристических автобусах под унылые рассказы уставших экскурсоводов, привыкших повторять одно и то же каждый день на разные лады и уже сами не верившие в то, о чем они говорили.
Экскурсоводы делали на этих древних памятниках архитектуры и культуры бизнес, а она в каждом камне видела дух, в каждом памятнике находила магию. Поэтому она могла рассказать о них лучше любого экскурсовода.
Так часто она сама брала карту и в полном одиночестве бродила по улицам незнакомых городов. Вот так одна и с картой в руках она обошла довольно много городов и никогда не загадывала наперед, куда она еще захочет поехать.
Но этот город не был для нее незнакомым. Он наполнен был для нее смыслом большим, чем для любого из туристов, приехавших поглазеть на собрание редких картин в Galleria degli Uffizi или выбрать себе изысканные украшения в ювелирных лавочках на расположенном неподалеку Ponte Vecchio, или пощелкать фотоаппаратом с 84 метровой Campanile di Giotto. Она искала здесь не просто историю. Она искала Дух Времени.
Это был город Леонардо Да Винчи, на чью Мона Лизу она столько раз любовалась на страницах сборника репродукций, это был город Макиавелли, чей роман De Principatibus она сделала когда то своей настольной книгой, это был город Екатерины Медичи, которая казалась ей непревзойденной в умении вести интриги и устранять врагов.
Но последнее время совсем другие образы занимали ее гораздо больше.
Она была совсем одна. Ее взгляд скользнул по куполу собора и медленно переместился на часы. Часы шли в обратную сторону.
Она сделала шаг навстречу и вздрогнула от удивления.
Мрачный монах шел ей навстречу в черной рясе, подпоясанным шнуром, на его лицо был надвинут капюшон, из-под которого смотрели глаза, которые светились в твердости, упорстве и решительности. В этом соборе проповедовал когда-то Джироламо Савоноролла, это был его собор. Но она увидела его не во время проповеди, когда восторженная паства едва не носила его на руках. Сейчас он шел через огненный коридор, с двух сторон от него горели вязанки вороха. Внезапно, язык пламени метнулся на его рясу и она загорелась. Тогда в его глазах отразилось изумление и ужас. Он начал метаться, и огонь разгорался все сильнее — горела его одежда. Он верил, что говорил от имени бога, но бог его оставил. Именно тогда знаменитый проповедник не прошел уготованное ему испытание огнем и был выдан разочарованными гражданами папским стражникам. Ее всегда волновали его последние дни, последние дни, которые он провел в тюрьме. Она имела удивительную способность уважать всех, кто имел выдающуюся сильную волю, даже если они придерживались иных взглядов. Она любила только силу и ненавидела слабость, презирала трусость. Теперь она уже видела перед собой не площадь, а мрачную тюрьму. Его пытали по 14 раз в день, жгли раскаленным железом, вздергивали на дыбе и отпускали, так что связки на руках были частично растянуты, частично порваны… Джироламо сидел в углу на охапке гнилой соломы, все его одежда была в кровавых пятнах, торчавшие из под лохмотьев ступни были покрыты страшными ожогами, запястья были покрыты отекшими кровоточащими рубцами. Но его взгляд смотрел куда-то вдаль, а едва шевелившаяся рука сжимала перо и старательно выводила на книжном переплете строки своего последнего предсмертного сочинения. Бог отвернулся от него, святой дух, казалось, давно его оставил, но даже в тюрьме после изнурительных пыток и издевательств, он продолжал хранить огонь своей веры. В его теле едва теплилась жизнь, но ее искры светились так, что продолжали ложиться на бумагу. Ей было жутко интересно, сколько бы продержались некоторые из знакомых ей современных проповедников, как скоро они отреклись бы от всех своих слов и работ, лишь бы избежать боли. Особенно это не вязалось с тем, с какой они тщательностью описывали боль, так будто хотели к ней прикоснуться, но это им почему-то не удавалось.
Последние искры света слетели с слегка вздрагивающего пера. Монах медленно поднял голову и обменялся с нее длинным взглядом, понятным только им двоим. Его образ прочно запечатался у нее в сознании, он казался образцом понятия Верность, не свету, не абстрактному богу, но Верность себе, своему пути, своим идеалам. Она запомнила.
Мрачная тюремная камера быстро развеялась в воздухе.
Двери собора широко распахнулись, и взволнованные горожане вынесли из собора на носилках правителя Джулиано Медичи. Он был уже мертв, ставший жертвой громкого убийства в церкви прямо во время пасхальной мессы. Вслед за мертвым братом вышел Лоренцо Медичи, его одежда была забрызгана кровью, он оказал заговорщикам жесткое сопротивление и поэтому, отделавшись несколькими ранениями, остался жив. Лоренцо был интересен ей всегда тем, что при его дворе начинал свой творческий путь великий скульптор и художник, которого она безмерно уважала и любила. Она сразу вспомнила его статую, посвященную Лоренцо, который лицом был ничуть не похож на себя, зато был отлично передан дух мудрого правителя, покровителя искусств и талантов.
Сейчас же Лоренцо Медичи стоял буквально в нескольких метрах от нее. Он глядел на мертвого брата с невыносимой тоской, и все эмоции были написаны у него на лице. Сильный и самоуверенный правитель, правивший в те времена, когда родственные связи мало, что значили в борьбе за власть, когда братья так часто убивали друг друга, чтобы править безраздельно, Лоренцо неожиданно для себя почувствовал невероятную горечь утраты. Он бы много отдал в это мгновение, чтобы оказаться на месте брата, он жалел, что не защитил его, не закрыл его своим телом, а получив первый, вскользь прошедший удар, скрылся и заперся в ризнице. Сильный воин, он считал себя трусом. У него на глазах наворачивались слезы. Жертвенность значила готовность отдать жизнь за родного брата. Да он не смог это сделать в тот момент, но он бы это сделал, случись нападение в это самое мгновение. Он жалел потом о своей ошибке всю оставшуюся жизнь. Это был момент кровной жертвенности. Она запомнила.
Толпа, окружившая братьев Медичи – одного мертвого и одного живого, медленно развеялась в легкой ночной дымке. А время на часах продолжало идти вспять. Такие, есть не в каждом городе. Далеко не в каждом.

Часть II

Она вздрогнула и быстро пошла вперед. Она долго двигалась почти по прямой по сравнительно широкой Via dei  Calzaiuoli и лишь на Piazza della Signoria свернула в переулок. Дальше она шла по узким улочкам, где дома так часто были один продолжением другого, вдоль закрытых на ночь, но освященных яркими фонарями ресторанов и магазинчиков. Город стал таким тихим и пустынным, что она перестала понимать, где оно – время? Плывет ли оно медленно, как воды Арно или летит со скоростью падающих звезд, которые иногда могут неожиданно вспыхнуть и погаснуть в ночном небе. Она потерялась во Времени. Ночной город был пронизан его Духом. Иногда она ловила на себе взгляды, она поднимала голову вверх и смотрела на эти крыши, покрытые темной черепицей, по которым можно было бежать, ловко перескакивая с одной на другую. И ей казалось, что действительно по ним движутся какие-то тени. Она ускорила шаг и быстро вышла к Арно.
Вбежав на гранитную набережную, она буквально повисла на широких каменных перилах и пристально взглянула на воду. Потом она стала искать спуск и, наконец, ее взгляд упал на лестницу – она спустилась вниз на траву у самой воды и долго смотрела на свое отражение в мутной реке времен. Отражение начало туманиться, вырисовывая до боли знакомые картины. Она точно знала, что на этом месте стоял Данте Алигьери, когда увидел в темных водах реки первые смутные очертания кругов Ада. Она с завораживающим вниманием следила за этими сценами и запоминала их до мельчайших деталей. Она была начинающей художницей. Ей нужно было видеть все, что она нарисует. А потом она отвлеклась от этих страшных картин и вспомнила о том светлом и прекрасном, что особенно потрясала ее в этом городе, она вспомнила историю любви. Она подняла глаза. Они стояли совсем рядом, две тени в черных плащах. А, может быть, и два человека, а она, напротив, была тенью, тихо и почтительно наблюдавшей за ними.

Часть III

Только для Моих друзей.

Часть IV

… она поднималась с набережной со спокойной уверенностью и легкой довольной улыбкой на устах.

Она сама была похожа на тень, скользившую по медленно пробуждающимся улицам. В свою гостиницу Минерва она вернулась с первыми лучами зари.

Гостиница «Минерва» была выбрана ее не случайно. Она никогда не смотрела ни на что, кроме вывески. А на вывеске была изображена воительница Минерва в своем грозном шлеме. Минерва вызывала у нее особенное уважение, среди других римских богинь. Минерве не нужен был рядом воин, чтобы постоять за себя, она сама была воином. Она всегда была вооружена и готова к бою. Она победила в бесчисленном количестве битв и могла вести за собою Легионы.
Минерва держала в руках щит, на котором была голова, с развивающимися змеями вместо волос. Это щит был орудием нападения. Взгляд Горгоны обращал в камень. Когда художница после длительной прогулки бросилась на постель, то немедленно заснула. Ей приснилось, что Минерва пришла к ней в гости и стояла с нею рядом. Она шутливо побранила ее, что она мало уделяет военному делу и слишком много рисует. Она протянула ей свой щит и копье и предложила подержать. И какими бы тяжелыми они не были, художница стойко и уверенно держала их, пока богиня расчесывала гребнем свои очаровательные локоны возле зеркала. «Ну что, — спросила Минерва.- Не тяжело было держать?» «Я еще подержу, если надо»,- улыбнулась художница. «А держать мало, нужно воевать»,- сурово сказала Минерва.- «Копье пускать так, чтоб попадало в самое сердце врагу. Щит ставить так, чтобы от одного взгляда на него не могли пошевелиться. Ничего, детка. Придется сражаться – научишься. Мы все когда-то учились. А пока учись рисовать».
Художница проснулась около часу пополудни. Она медленно и сладко потянулась на постели. Спустившись в столовую и, выпив там чашку крепкого кофе, она вышла из гостиницы и остановилась, а потом стала задумчиво бродить по площади, так, будто она что-то забыла и хотела вспомнить.  Взгляд ее внезапно упал на фасад церкви Santa Maria Novella. Она постояла несколько минут перед входом и, наконец, решила зайти. Самое интересное, что еще вчера эта церковь нисколько не привлекла ее внимания, тогда как сегодня она потянула ее как магнитом. И вот она приоткрыла узорную калитку и вошла во внутренний двор. Мимо нее прошли две монахини, и скрылись в крытой галереи. В тенистом дворе она была совершенно одна. Она тоже прошла в галерею и остановилась перед фреской, на которой была расположена стая черно-белых собак, отгоняющая от стада овец стаю волков. Она задумалась о смысле, который должен был быть явно глубже, чем на первый взгляд казался. Тогда она услышала слева шаги и шорох плаща. Он стоял рядом и мило ей улыбнулся. Он также улыбался, как и два месяца назад в Петербурге. Его черный плащ струящими складками спадал вниз по мантии, черные волосы всколыхались от ворвавшегося сюда порыва ветра. Глаза его блестели живым, ярким огнем.
-Ну что, удобное я время выбрал, не правда ли?
-Ты?- она слегка растерялась.- Не ожидала тебя здесь увидеть.
-А что. Хороший город. И я знаю, ты здесь времени даром не теряешь.
-На что ты намекаешь? – смутилась художница.
-Как на что, милая. Вот рассматриваешь эту удивительную фреску. Знаешь, как опытный художник…
-Ты не говорил мне раньше,- она смущенно пожала плечами.
-Я им был всегда,- ответил ее знакомый.- Я рисую свои картины кровью на страницах истории человечества. Я рисую не хуже, чем твой Микеланджело. Вот как бы я изобразил эту фреску…
С этими словами он открыл папку, которую держал в руках и достал оттуда альбом. Затем он извлек из складок плаща удобную тонкую кисть и пробирку со смесью, чем-то напоминающую смесь красок и крови.
Она удивленно взглянула на него.
-Подержи,- приветливо сказал он, сунув ей в руки пробирку.
-А если кто-то увидит.
-Никто,- заверил ее обладатель жутких красок.- Считай, что я поставил невидимую стражу.
-Здесь, в доминиканском монастыре? – удивилась она.
-Конечно, милая. Именно здесь. А почему бы и нет, в конце концов? Здесь ярче всего заметен контраст добра и зла.
Она держала пробирку то ли с краской, то ли с кровью. А он начал рисовать. Он медленно перерисовывал всех участников сценки в виде людей. На месте овец он рисовал пугливых граждан, стоящих на коленях, крестящихся, целующих распятие. На месте волков обнаженных ангелов с черными крыльями, рогами и стоящими торчком фаллосами внушительных размеров. На месте первого ряда собачьего оцепления строгих и угрюмых доминиканских инквизиторов с крестами, впрочем, среди них были те, кто, смущаясь закрывал глаза руками, а ряса топорщилась в положенном месте – столь сильное впечатление на целомудренных монахов производили развратные ангелы. На месте второго ряда собак он нарисовал очаровательных пышногрудых монахинь, которые бежали к ангелам, на ходу сбрасывая с себя рясы и платки и порочно ласкавшие себя всеми возможными способами. Некоторые инквизиторы с нескрываемым интересом тянули руки им навстречу, другие защищались фигурками распятия, некоторые при виде их занимались самобичеванием. Некоторые монахини прорвались через монашеский заслон и уже сливались в любовном экстазе с черными ангелами.
Он улыбнулся. Вырвал альбомный лист и чиркнул внизу цифру 32 и значок в виде восьмерки лежащей на боку. И протянул ей.
-Что это? – пожала она плечами.
-Это номер моей печати в гоэтии, и твой градус через несколько лет.
-Не может быть!- она вздрогнула.
-Смотря где,- он подмигнул лукаво.
-А второе?
-Ты не знаешь?
-Я знаю,- она закивала смущенно.- Но я хочу знать, что вложил в символ ты.
-Мою бесконечную любовь,- шепнул он ей на ухо.
После этого их губы впервые слились в поцелуе. Она сама не поняла, как это получилось. Он целовал ее и шептал:
-А знаешь, это я познакомил в этой церкви Джованни Боккаччо с его очаровательной любовницей, которой он посвятил большую часть Декамерона.
-Поэтому здесь знакомятся главные герои романа?
-Конечно,- он улыбнулся.- Все авторы пишут о том, что им близко и дорого. Клеймят позором пороки, кои ненавидят, воспевают и превозносят то, что любят. Посвящают свои произведения тем, кто им дорог. И это правильно.
Она подняла глаза, но его уже не было рядом. Но его поцелуй по-прежнему горел на губах.
Она покрутила в руках рисунок, провела рукой по значку бесконечности. Убедившись, что краска высохла полностью, она аккуратно сложила его и спрятала глубоко под одеждой в области декольте, как это делали с записками возлюбленных симпатичные донны в начале XVII века. Она улыбнулась. Кажется, она поймала Дух Времени.
Вернувшись в номер, она включила ноут, wi-fi в этом городе давно свободный и бесплатный.
Она набрала то, что хотела и открыла Ключ Соломона. Не потому что не знала, а чтобы убедиться снова. «32й дух зовется Асмодей…» — тихо прочитала она.

Сентябрь 2013 г.

Моему Покровителю

Черным Пламенем Тьмы запылают созвездья заката.
Свет комет рассечет антрацитовый купол небес.
Наши взгляды столкнуться в предвкушении страстью объяты.
На условленном месте развеется сумрак завес.

Распахнуться Врата, светом искр печати рисуя.
Кристаллическим блеском засверкают во Тьме зеркала.
Замелькают шаги и сольются уста в поцелуе,
Чтоб алтарная роза, утопая в крови, расцвела.

О! Тебе ли не знать, что я выдержал в этой разлуке.
Сердце в пепел я сжег, но хранил я лишь верность Пути.
И воззвав на восток, я кричал и заламывал руки —
Чтоб в заброшенный храм мне в назначенный вечер прийти.

От тебя я не жду ни наград, ни похвал, ни покоя.
Пусть покровы небес скроют тайную цель наших встреч.
Знай, что Клятву  я дал – я готовлюсь к жестокому бою,
Жду, чтоб в руку мою — ты вложил свой Карающий Меч.

И беззвездную мглу, веселясь, рассечем мы клинками.
И начало Вторжения праздновать будем вдвоем.
Вспыхнут свечи и храм осветится ночными огнями.
Мы Проклятья прочтем, опьяненные сладким вином.

Тенью следуй за мной, управляя моими путями.
Милосердье попри ради Ужасов Древних Времен.
И верши, Мой Сеньор, что желаешь моими руками,
Утверждая для сильных и гордых Священный Закон.

Август 2013 г.

Тени Огненных Звёзд

Тени Огненных Звезд расползлись над землею

И вновь заняли Демоны Смертных тела.

И явился Архангел с последней трубою.

И весь мир охватила зловещая мгла.

Он держал в руке Ключ, открывающий Бездну.

Он держал в руках знак, отворяющий Ад.

Это было одно из Знамений Небесных,

Что мог встретить в тот час Посвященного взгляд.

И Конец наступил в вихре Черных Возмездий,

И Конец проявился в Начале Начал.

Мир подверженный лживости, подлости, лести

Зазвенел, как разбитый хрустальный бокал.

Если Свет существует, то он воплотился,

Чтоб Обратную Дельтой над миром сиять.

И творец от греховной земли удалился.

И Шехина ушла и прошла благодать.

Тень Эона достигла решающей цели,

Превзойдя все слова о добре или зле.

А Гилель-бен-Шахар в человеческом теле

Собирал Легион на свободной земле.

Эц ha-Даат

Я любил наблюдать, как ты страстно молился,

И украдкой свой взор на меня обращал.

Луч луны на одеждах твоих серебрился,

Когда в темном саду ты свидания ждал.

 

В предвкушении взгляды коснулись друг друга,

Нас от глаз любопытных укрыла листва.

С робкой нежностью ты протянул ко мне руку,

И потом произнес роковые слова.

 

Я вполне благосклонно слова эти встретил,

Но твой голос в волненье невольно дрожал,

Твою боль и томленье я сразу заметил.

Из-под тоги тотчас же достал я кинжал.

 

С ветви срезал и дал тебе яблоко с ядом,

Без меня это сделать никто не посмел.

Ты, скользя по мне страстным пытающим взглядом,

Осторожно запретное яблоко ел.

 

Незаметно прошел ритуал Посвященья

Возле Древа Познанья в далеком раю.

А потом ты упал предо мной на колени,

Непорочность вручил мне и душу свою.

 

Вспышкам молнии в небе мы лишь улыбались,

И гроза начиналась в ночной синеве.

Наши губы в пленительной страсти сливались,

Мы ласкали друг друга на мокрой траве…

 

18.01.2014 г.

Текст Инвокации (for Masters only)

Черная туча кругом,

Черная туча пришла.

Душу стеснила тоской,

Пламенем Путь мой зажгла.

Молнии яркой удар,

След начертал на стене.

Нет больше времени ждать

Сила сверкает во Тьме.

Храм Твой, где встретимся Мы,

Светит мне Звездным Огнем.

Встань предо мною, Князь Тьмы

В блеске величья своем.

Встань предо мною, прийди!

Встань предо мною, прийди!

Ныне открыты Врата

Ныне свободны Пути.

Светом и Тьмою Ночей

Я заклинаю Тебя.

Вечною Жизнью своей,

Больше дыханья любя.

Шумом великих ветров,

Светом летящих огней,

Жаром священных костров,

Верой и кровью своей.

Я заклинаю тебя

Утренней первой Звездой.

Жду тебя, вечно любя,

Мой Император Святой!

Грани пронзи звездных сфер,

Коли Печать мне дана.

Выйди ко мне, Люцифер

Выпей со мною вина!

Встань предо мною, прийди!

Встань предо мною, прийди!

Ныне открыты Врата

Ныне свободны Пути.

У Пропасти вечного рва…

От стонов срывался до крика…

Но выслушав эти слова

Пришел мне навстречу Владыка.

2 января 2011 г.

Инвокация проводится на пустынной возвышенности (холм,

гора), обдуваемой с четырех сторон ветрами строго в снежную

ночь в первой декаде января. Результат – проявление на физическом плане.

Свободу!

Душа зазвенит в танцах крика –

Свободу, свободу поэтам,

В чьих книгах Верховный Владыка

Оставил Печать или отметку.

Свободу поющим о Власти,

Свободу поющим о Силе.

Они несут миру несчастья

На гордо чернеющих крыльях.

Они авангард грозной воли

Отчаянно-неутомленной.

Заслужат они лучшей доли

Во Храме среди Посвященных.

11 июня 2014 г.

По гематриям

Кругом огни, холод и боль

И едкие злые туманы.

В багрянец кровавый окрасится соль,

Что сыплю врагам я на раны.

Я вновь с вожделеньем вращаю кристалл,

Пишу по гематриям числа.

Тебя, мой любимый, так долго я ждал.

С тобой жизнь исполнилась смысла.

Объятый желаньем, не буду я ждать,

Когда страсть достигнет предела.

Я буду, как ты пожелаешь ласкать,

Твое обнаженное тело.

Июнь 2014 г.

Князь Тьмы

Метался по небу Прегордый Денница,

Кричал он: «Права передал мне Господь,

Я только ищу, где же мне воплотиться!

Когда я найду долгожданную плоть?!».

А демоны ниц перед ним простирались,

Искрилась огнями кругом Темнота —

«Наш Князь, как же долго тебя мы заждались,

Под знаменем розы и гнетом креста!»

«Я помню до буквы Завет Чести Старой, —

Сказал Он. — И выбор держу за собой —

Кого увенчаю Я Черной Тиарой

А следом Короной с Моею Звездой».

конец мая- начало июня 2014 г.

Единая Клятва

Небо в осколках лучей от комет,

Море готовится к шторму.

Нами получен последний ответ.

Здесь же = пусть примет он форму.

Над Зиккуратом ночная пора,

Ведом мне план Досточтимых.

Только Гилель сможет Братство связать,

Клятвой одной нерушимой.

После я буду брать клятвы с других –

Чести и рыцарства воин.

Буду я в Ложу звать только таких,

Кто доказал, что достоин.

20 мая 2014 г.